Текст книги "Кольцо царя"

«Такую, как ты, пожалуй, обидишь, – подумала Нина, не поворачивая головы к красавице. – Такая, как ты, любого проглотит и не подавится».

Хозяйка лупанария усмехнулась:

– Ты не думай, Нина, я заплачу щедро, не пожалеешь. Только вот без кольца нет мне теперь ни сна, ни отдыха. А ежели я не отдохну, того и гляди, проболтаюсь где про твою тайну.

Нина вздрогнула, повернулась к собеседнице:

– Ох, хитра ты, Ариста. Ты же все повернула так, чтобы я в твоем доме с ним будто ненароком встретилась. Я еще гадала, с чего бы вдруг. А ты, оказывается, такие тайны для темных дел своих собираешь?

– Вот видишь, пригодилась и твоя тайна. Люблю я тайны собирать да хранить. Хочу – молчу, хочу – рассказываю. Так что ежели кольца я не получу, так придется всем рассказать, как ты со своим купцом у меня в лупанарии любилась. Да не с простым купцом – с чужеземцем. На базаре, знаешь ли, любой сплетне рады. А там и до эпарха дойдет, как ты с генуэзским полюбовником по лупанариям прячешься. И какая из тебя после этого почтенная аптекарша? Всей гильдии позор.

Побледневшая Нина молчала, мяла пальцами складки влажной тоги.

Ариста усмехнулась, повела гладкими плечами, мягко колыхнув высокой грудью. Собралась было встать со скамьи, но Нина ухватила ее за руку.

– Нет у меня кольца, Ариста. Богом клянусь, нет.

– Ты же убитого обыскала, верно?

Нина взглянула на нее сердито.

Ариста покивала:

– Знаю, не ограбить же ты его хотела. А в кампагах кольца не было, случаем? Ты подошву не оторвала?

– Не было. Ни в кампагах, ни в тунике. А в штаны ему я не полезла. А больше на нем ничего и не было. А откуда ты знаешь, что на нем кампаги были?

– Ох, Нина, каждое слово мое ловишь. А я знать не знаю, просто спросила, да гляди-ка, отгадала, – усмехнулась Ариста.

Аптекарша молчала.

Ариста не унималась:

– А что за сикофант-то приходил? Муж Гликерии, как его там?

– Нет, Никон Хакионис приходил. Он с убийствами разбирается. А Иосиф – тот по кражам и мошенничествам.

– Никон Хакионис, – Ариста произнесла имя угрюмого сикофанта так, будто медовый орех по языку прокатила. – Это который со второго холма, недалеко от храма Ирины живет?

– Нет, этот на улице, что вправо от форума Вола отходит. А зачем он тебе? Да ежели б он нашел… – Нина прикусила язык.

Не хватало еще Аристе про великого паракимомена проболтаться. Вот уж попала Нина из печки в очаг, меж Аристой и Василием оказалась. И не пожалуешься на Аристу никому – стыдно и страшно. Что ж за кольцо такое, что и Нину погубить может, и империю спасти? И куда теперь бедной аптекарше податься?

Ариста вздохнула.

– Что ж, Нина, раз нет у тебя кольца… – в голосе ее прокатилась угроза.

– Погоди, Ариста. Как кольцо-то выглядит? Ты расскажи, я хоть спрошу у соседей. Вдруг кто нашел.

– Серебряное, говорят, колечко, простое. Поищи, коли тебе твоя аптека дорога. А завтра я к тебе пришлю кого-нибудь за ним.

Хозяйка лупанария сбросила покрывало и потянулась.

– Хороша сегодня вода в теплом бассейне. Пойдем, Нина, искупаемся.

Но аптекарша, лишь коротко качнув головой, подхватила свою бадейку и быстро вышла из зала.

Наскоро ополоснувшись, Нина торопливо оделась, завязала влажные волосы в платок и, расплатившись на выходе, бросилась домой.

Глава 5

Отвар из фенхеля для младенцев

Малую меру семян фенхеля высыпать в четверть секстария вскипяченной воды. Накрыть тряпицей, дать настояться. Для младенца взять одну восьмую часть от настоянного, развести кипяченой водой. Поить понемногу трижды: поутру, пополудни и на закате. А матери настой пить неразбавленным тоже до трапезы. От того и молока будет больше, и благодушия.

Из аптекарских записей Нины Кориари

В аптеке Нина, бросив корзинку, опустилась на колени. Разумом понимая, что без толку искать, она все же в панике облазила весь пол, начиная от порога и до самой дальней скамьи, на которой несчастный дух испустил. Нет кольца. Отодвинула сундуки, залезла под стол. В такой вот непочтенной позе и застал ее вернувшийся Фока.

– Э-э-э… почтенная Нина? – в недоумении проронил он, глядя на зад аптекарши, туго обтянутый тканью.

Нина, крутясь под столом, наступила коленями на подол и пыталась теперь подняться, пятясь назад. Разогнулась, красная вся, злая – и на себя, что в таком виде недостойном оказалась, и на заявившегося не вовремя Фоку, и на подлую Аристу.

Она поспешно отряхнула колени, отвесила Фоке подзатыльник, чтоб не скалился. Велела пол в аптеке намыть до блеска, а потом заодно и двор вычистить, да огород полить.

Ухмылка Фоки поблекла – знал бы, что потом до ночи все намывать придется, сделал бы вид, что не пришел еще. Насупившись, пошел за водой и холстиной.

Нина, подумав, остановила его:

– Ты, когда мыть будешь, посмотри, не найдешь ли кольцо мое, – в ответ на поднятую бровь пояснила: – Кольцо я тут потеряла. Коли найдешь – получишь милиарисий[20]20
  Милиарисий – серебряная монета. Одна золотая номисма (или солид) равен 12 милиарисиев (примеч. авт.).


[Закрыть].

Фока вытаращил глаза, но вопросов задавать не стал.

Нина, продолжая злиться на Аристу, накинула мафорий, подхватила свою суму со снадобьями и направилась в сторону гавани.

По улице шла неспешно, опустив голову. Хоть следа от кровавых разводов уже и не осталось, Нина примерно понимала, что несчастный добирался до нее по одной стороне улицы, где и таверна, и аптека ее.

Вот блеснуло что-то между булыжниками на обочине. Нина кинулась было – да нет, просто кусок слюды меж камнями затесался.

Дойдя таким образом до таверны, аптекарша заколебалась. Нехорошо это, приличной женщине в таверну ходить. Однако день еще, под предлогом каким можно и заглянуть.

Нина незаметно перекрестилась под мафорием, попросила у Господа прощения за обман. Вошла в таверну, еле передвигая ноги, к дверной притолоке прислонилась.

Одна из служанок в подвязанной повыше тунике и с плотно завязанном на голове платке бросила на нее сердитый взгляд, двинулась уже, чтобы известить непутевую посетительницу, что таверна закрыта. Но, узнав Нину, подбежала:

– Почтенная Нина, что случилось?

– Нехорошо мне что-то, Марфа. Думала, до дома дойду, но ноги не держат. Подай воды, сделай одолжение.

Марфа кивнула, шустро убежала. Нина присела на крайнюю скамейку, голову наклонила пониже – так-то первое спасение при слабости и головокружении, это всем известно. А сама внимательно осматривала заляпанный вином и жиром пол. Ну вдруг повезет и кольцо просто затерялось где.

Прибежала Марфа с глиняной чашей, расплескивая горячую воду. Видать, только вскипятили. Хорошо, можно будет подольше посидеть под предлогом, что вода больно горяча.

Марфа, косясь на пустой стол в глубине, где обычно восседал хозяин, примостилась рядом с Ниной.

– Что случилось-то, прихватило тебя? – с участием спросила.

– Да что-то неможется. От переживаний – ночь не спала, есть не могла, пошла в баню, да, видать, пересидела в калидарии. Вот и накатила немощь. Но ничего, сейчас отпустит.

– Что это за человек-то к тебе в аптеку пришел? Митрон всякое сказывал, да ему веры нет. Ты хоть расскажи, – от любопытства у Марфы аж нос заострился и ушки вытянулись. Ну чистая лисица.

Нина мысленно усмехнулась – вот ведь сплетни собирать тоже мастерица. Но хоть не привирает, как Митрон.

– Да вот сама бы хотела узнать, отчего он ко мне в аптеку пришел, – ответила Нина, делая осторожный глоток горячей воды. – И как только вывеску углядел? А спасти его уже нельзя было. Ножом его поранили, вот сюда прямо.

Нина ткнула легонько пальцем в правый бок Марфы, та подскочила, взвизгнув коротко. Но тут же опустилась обратно.

– А что ж, если сюда ножом попасть, то и не спасти уже?

– А это смотря как и чем. Его нехорошо порезали, глубоко, да вверх нож направили. Видать, убивец знал, что делает. Может, он в этой же таверне сидел да поджидал его. Народу-то у вас, поди, много было, его и не приметил, небось, никто. Это ж если только кто с глазом острым да памятью крепкой вспомнить сможет. А так… – Нина слабо махнула рукой. – Никто, небось, несчастного того не заприметил.

Марфа задумалась. Насчет глаза да памяти ей понравилось. Она ж тут самая молодая, глазастая да толковая.

– А зря ты, Нина, говоришь, что никто не заприметил. Я всех помню и вижу. Вот расскажи мне, каков он был – я и вспомню сразу.

Нина описала ей подробно умершего, и сложение, и тунику с воротом, и сапоги. При описании сапог Марфа вскинула голову.

– Вот, говорю ж, помню я его! На нем еще плащ был. Крепкий такой, шерстяной. Но поношенный. И кошель. Кошель у него был с вышивкой с арабской. Нитки синие и серые, узор – все кружки да петельки. И сапоги помню его. Шитье и нос поднятый.

– Ох и глазастая же ты, Марфа! Удивительно, как у тебя это получается? Небось, еще и вспомнишь, с кем он вошел, может, беседу с кем вел или за столом один сидел?

Служанка опять задумалась. Нина молчала, затаив дыхание. А ну, как еще что вспомнит. И точно, у Марфы опять носик вытянулся, как у лисицы, и она затараторила:

– Вошел он не один, еще с ним люди ввалились. Да только он сразу от них отошел и к столу в самом темном углу подсел. Там уже сидел кто-то в плащ закутанный по самую макушку. Даже и не видела, как он там появился. Я было к ним сунулась, спросила, может, подать чего. А этот, закутанный, на меня шикнул злобно, отмахнулся. Как ушел он – я не видела. А тот, который твой… ну то есть, которого убили потом, как один остался, то вина потребовал да еды. А после подошел к хозяину и расплатился.

– Вот ведь бывают такие толковые служанки – все помнят, все видят. А тот, что в плащ закутан был, часто к вам приходит?

Марфа головой помотала:

– Первый раз его видела.

– И долго они разговаривали?

– Я вот не скажу, долго ли. Таверна полна была, только успевай подавай.

– А за этим, которого убили потом, кто еще вышел из таверны?

Марфа, подумав немного, вздохнула разочарованно, головой помотала:

– Не видела. Когда он к выходу двинулся, хозяин меня в подпол за вином послал.

– А сейчас хозяин-то твой где? Я бы у него вина заодно купила, раз уж зашла. А то в лавки идти сил нет.

– А нет его, ушел к мяснику недавно. Я передам, так он тебе пошлет вина, как вернется.

Нина, поняв, что больше девице рассказать нечего, поблагодарила, монетку ей оставила за помощь. Да попросила, чтобы если опять тот, в плаще черном, к ним придет, чтоб послала к ней весточку.

Марфа, предчувствуя выгоду и возможные новые сплетни, кивнула, сдерживая ухмылку. Нина оставила таверну и направилась к порту.

Гавань привычно встретила ее шумом волн, скрипом деревянных помостов, криками чаек, громкой руганью грузчиков, тянущих раздутые тюки. Разноязыкая речь неслась отовсюду. Нина на многих языках и понимала, и объясниться могла худо-бедно. Скифская речь как рубленая, жесткая, но у северян более певучая, чем у южных народов. Язык северных славян Нина знала неплохо – спасибо Доре-Добронраве, что обучила воспитанницу. Латинский тут и там звучит, этот тоже язык знакомый, простой. Гортанный говор восточных стран Нина понимала плохо – и народов там много разных со своими языками, и беседу ведут они иначе, чем принято в империи.

Запахи здесь были тоже смешанные. Сегодня ветер был сильный, быстро разбивал и уносил сомнительные ароматы гниющих водорослей и свежепойманной рыбы.

Нина, придерживая у горла мафорий, остановилась на деревянном помосте, не очень понимая еще, зачем она сюда пришла и как в такой толпе можно что-то выяснить. От стены она старалась держаться поодаль – помнила, как когда-то ей на голову камень со стены сбросили, пытаясь убить.

Нина остановила молодого взъерошенного коммеркиария Иоанна. Тот спешил от пристани, прижимая к груди табличку и деревянный ларец. После обмена приветствиями и обсуждения здоровья его жены, недавно родившей первенца, аптекарша расспросила его про пришедшие за день до того корабли. Выяснила, что вон та торговая галера пришла с Сицилии, парусники торговые из Антиохии приходили, да вчера уже отчалили, две ладьи варяжских заходили, прошли к подворью Маманта. А несколько кораблей из Рима и из Венеции пришли на прошлой седмице еще. Посетовав на крикливого младенца, что ночами спать не дает ни ему, ни жене, ни соседям, он распрощался и споро зашагал к воротам. Разбитые его просоленные кампаги оставляли глубокие следы на влажном песке. Нина потерянно глядела ему вслед. Надо бы зайти к его жене, отвар из фенхеля занести для крикуна.

Подняв взгляд, Нина увидела, как из городских ворот выходит сикофант Никон, направляясь к пристани. Вот уж с кем встречаться не хочется – увидит сейчас, опять прицепится, что в его дела лезет да под ногами путается.

Нина отвернулась поспешно, мафорий натянула, скрывая лицо. И кругом, стараясь не спешить, направилась к выходу из гавани. Увязая ногами в мягком разогретом песке, она поспешно направилась к рядам сложенных стеной мешков, стараясь укрыться от Никона. Стена высока, скрыла ее с головой. Вон и ворота близко. Сейчас за тюками прошмыгнет – и домой. Ничего здесь не найдет она, зря пришла в гавань.

Неожиданный удар в спину сбил Нину с ног. Успела руки выставить, упереться. Но кто-то упал на нее сверху, дернул сильно за суму. Руки не выдержали, она уткнулась в песок лицом, едва успев закрыть глаза. В панике забилась, задергалась. А напавший сильно оттолкнулся от ее спины, вдавив ее в песок глубже, и исчез за рядами тюков.

Нина, задыхаясь и отплевываясь, подняла голову, села с трудом. Выплевывая песок и стирая его с лица, она попыталась открыть глаза, слезы душили. За рядами сложенных мешков ее никто и не видел, поди. Повезло, что не убил, не снасильничал. В гавани всегда лихих людей полно. Освободив кое-как лицо от прилипших песчинок, она поднялась на дрожащих ногах. Спина болела безбожно. Нина охнула, держась за поясницу. Опираясь на мешки, двинулась осторожно к воротам, стараясь как можно быстрее убраться отсюда. Войдя в город, отряхнула, всхлипывая, столу. Только тут заметила, что сумы со снадобьями нет.

Нина добрела до аптеки, едва соображая от страха и обиды. Ввалилась в дом, упала на скамью, тихо подвывая. Фока вбежал на шум – видать, во дворе еще прибирался. Увидев Нину, растрепанную, в слезах, он замер с вытаращенными глазами, веник в руках сжимая.

Нина, готовая уже завыть в полный голос, взглянула на него и, собрав все силы, спросила с нарочитой строгостью:

– Все прибрал? – и сама поразилась, как дрожит ее голос.

– Что случилось с тобой, почтенная Нина?

– Ограбили меня. Ничего страшного, в большом городе хулиганья много. Я сейчас аптеку запру и отлежусь немного. А ты домой ступай – завтра приходи пораньше.

– Хочешь, я Гликерию позову? Она тебе поможет. Или матушку приведу.

– Вот еще. Ничего страшного не произошло. И не вздумай даже матушку свою звать, мне еще ее успокаивать придется. А Гликерии волноваться нельзя – ребенок беспокойный родится. Ступай уже.

Фока шагнул было к двери.

– Веник-то оставь.

Он бросил взгляд на веник, выбежал во двор, вернулся с пустыми руками.

– Почтенная Нина, хочешь, я тебе воды подам? Или вина?

– Вина мне налей. Спасибо тебе. И мазь подай, что от ушибов.

Мальчишка шустро налил через медное ситечко вина, подал Нине неразбавленным. С сочувствием глянул на хозяйку. Бледная, к лицу песок прилип, мафорий перекошен, волосы растрепались.

Он подал ей чашу, двумя руками достал горшочек с мазью с нижней полки, поставил на скамью. И присел на корточки рядом, заглядывая Нине в лицо.

Она сделала большой глоток, закашлялась. На зубах все еще скрипел песок. Подняла глаза на Фоку, вздохнула.

– Кольца не нашел?

Он помотал головой.

– Ступай уже, Фока. Завтра к полудню приходи.

Выпив залпом неразбавленное вино, она заперла за подмастерьем дверь. Плюхнулась на скамейку обратно, вытянулась на ней, думала повыть, себя пожалеть. Знала она, конечно, что в большом городе разбойников много, что осмотрительно себя вести надо. Ограбить могли умельцы так, что и не заметишь. Однако так вот, чтобы повалить, да посреди дня, да в пяти шагах от охраны и самого сикофанта – обидно. И спина болела теперь. Но уже, видать, вино подействовало – выть не хотелось.

Нина стянула с плеч мафорий, развязала платок. На пол выпала деревянная бусина с продетой дважды синей ниткой. Откуда она там взялась?

Нина подняла, рассмотрела. Может, с напавшего на нее разбойника оторвалась. Только с каких пор нищие да воры, что сумки крадут, украшенную бусинами одежду носят. Бусина, конечно, дешевая, но все равно странно.

Она положила бусину в ларец для мелочей. Ежели пойдет к Иосифу жаловаться, покажет. Хотя, куда она пойдет? Придется объяснять, что, да где, да почему. До Никона дойдет, он опять на нее взъярится.

Нина вышла во дворик, где наконец-то вымыла лицо и руки. Из последних сил собрала травы, что сушились днем под навесом, завернула в холстину, внесла в дом.

Тем временем солнце уже почти село. Пришлось зажигать глиняный плоский светильник.

Заперев все двери, Нина стянула одежду, увязала потуже волосы. Как сумела намазала спину средством от ушибов. Переодевшись, съела кусок хлеба, наскоро помолилась и рухнула на кровать в комнатке, прилегающей к аптеке.

От пережитого волнения и выпитого вина уснула Нина быстро.

Глава 6

Мазь от ушибов и синяков

В среднюю меру растопленного гусиного жира добавить немного растопленного воска. Вмешать туда же малую меру крепкого отвара из корней купены. Добавить две малых меры растертых орехов с корней таволги и одну меру ее же высушенных цветов. Добавить также одну малую меру порошка из корней арники.

Разлить по горшочкам, дать остыть, завязать промасленной тряпицей.

Из аптекарских записей Нины Кориари

Утренний луч уже проник через щель в загороженном окне, коснулся глиняного горшочка на верхней полке и скользнул к полированному боку украшенной вязью чаши. Солнечные зайчики рассыпались по аптеке.

Нина, проснувшись, намазала спину снова, умылась, пожевала семена кардамона для свежести дыхания.

Войдя в аптеку, вздохнула. Спина все еще побаливала. Нина повернулась к иконе, встала на колени. Пока молилась, просила Господа вразумить да подсказать, как быть с хозяйкой лупанария да с великим паракимоменом. Как искать это проклятое кольцо?

Решив дождаться сегодня от Аристы посланника и положиться на волю божью, Нина взялась за работу.

Принялась разворачивать холсты с травами, что сушились во дворе. Надо сперва проверить, что гнили нет. А там что-то сразу растолочь и в горшки распределить, что-то подвесить досушиваться.

Ядовитые растения заготавливались у Нины отдельно от прочих. Для таких трав и ступка была особая, и дощечка мраморная, чтобы корни и плоды резать.

Пока занималась с травами, проголодалась. Самое время и позавтракать. Для себя Нина не разготавливалась – что под рукой нашлось, то и ела. Коли не пост, то яйца запеченные – самая еда. Да ежели с солеными оливками да с пышным хлебом с похрустывающей корочкой – что может быть лучше? Иногда она крупу варила, а в дымящуюся горячим миску добавляла мед да вяленые смоквы. Но это уж если только холодно на улице или в дни женских регул. И в том, и в другом случае хочется изнутри погреться.

Мерзла Нина легко. Сегодня нежный солоноватый сыр, подсушенный хлеб да сладкий сочный перец – хороший завтрак. И кориандра пару веточек для пряности.

Едва Нина надкусила хлеб, как в дверь постучали.

Думала, от Аристы пришли, поднялась со скамейки, сжав зубы. Но из-за двери раздался голос Галактиона:

– Почтенная Нина, ты дома? Откроешь? Или мне через заднюю калитку зайти?

Нина, выдохнув, отворила дверь. Парень поклонился ей коротко, вошел. Дверь за собой по-хозяйски запер, повернувшись к Нине, оглядел ее внимательно.

– Фока твой непутевый сказал, напал на тебя кто. Обидели? – он старался говорить строго, как взрослый.

Она на его взгляд лишь отмахнулась – тоже мне, защитник пришел, без тебя не разберусь.

Будучи минимум на десять лет младше Нины, Галактион вел себя с ней порой как брат, которому о неразумной сестре заботиться приходится. Аптекарша вместе с лучшей подругой своей Гликерией спрятали его, когда он рабом сбежал из дворца. Сикофантам мальчишку не выдали. А после Нине удалось у великого паракимомена для него прощение вымолить. А Василий его за сметливость да в благодарность за помощь в спасении наследника пристроил работать при ипподроме. Конюхам помогать, лошадей выводить, колесницы обслуживать. Так и сбылась мечта бывшего раба императорской кухни.

И не забывал он двух женщин, которые, рискуя собственной жизнью, его спасли от клейма и плетей. Особенно за Ниной присматривал, заходил часто проведать. Она уже недавно пыталась объяснить ему, что и без малолетних помощничков справится. Но Галактион тогда руки на груди сложил и объяснил ей, что Гликерия-то уже замужем, есть у нее защита. А Нина, вон, одна мыкается.

Когда купец к ней ходил, так Галактион не мешался, а как тот уехал, так она с седмицу потом смурная ходила. Вот Галактион и решил, что будет Нине снова помогать да приглядывать. Так и осталось, не то как сын он ей, не то как брат младший. Нине смешно это, конечно, было. Но помня, как он ей из лупанария помог спастись, а потом и во дворец пробраться, ненавязчивую помощь его принимала. Вот и сейчас он прибежал.

В ответ на его вопрос она лишь головой помотала:

– Ограбили. С ног сбили, суму украли – срезали, видать. Мне только спину помял вор.

Сказав про суму, Нина задумалась. Кому могла понадобиться она? Там денег-то немного. Травы да мази, опиума малая толика. Ножики да щипчики там хороши – их жалко, да опять же, кому они нужны, кроме самой аптекарши?

– Ты где Фоку встретил?

– Да как раз к тебе шел. А он к Гликерии в пекарню бежал, мать за выпечкой послала. Он и поведал. Я велел Гликерии не говорить ничего – ни к чему ей волноваться, сказал, сам разберусь. Что случилось-то?

Нина рассказала, не упоминая ни про кольцо, ни про Никона в гавани. Посетовала, что ножики жаль – привыкла к ним, да и стоит немало новые заказывать.

Галактион уперся кулаками в пояс и принялся отчитывать Нину, что почтенная женщина, а одна пошла в гавань. Да еще и за тюками идти надумала. Едва не поругались.

Галактион сел, отвернувшись к окну. А Нина вернулась к завтраку. Отрезала еще ломоть хлеба, разделила все на двоих, позвала парня. Он, все еще сердитый, все же вымыл руки и подсел к столу.

Нина рассматривала его, отметила пару новых ссадин на загорелых руках. Он возмужал, стал шире в плечах, выше Нины уже вырос.

Галактион под ее взглядом пригладил вечно растрепанные белокурые вихры.

«Хорошо, хоть чистые», – мельком подумала Нина.

Парень стал рассказывать про коня, что ему чистить и кормить доверили. Рассказывал, руками размахивая, глаза таращил:

– Ты, Нина, и не видала таких еще! Ну прямо огонь с пламенем. Грива пышная, шелковая, не путается совсем. Грудь широкая, да выпуклая, а ноги – это же красота какая! Тонкие, да крепкие. И хвост…

– Вот ты, пока до хвоста не дошел, я уж едва не подумала, что девицу описываешь какую. Тебе жениться скоро надо, а ты только в конях красоту и видишь.

Он осекся, посмотрел на нее со смятением в глазах. Нина вспомнила, что зазноба его в лупанарии осталась, а ему отворот дала. Немудрено, что отрок только на лошадей любоваться стал, а девиц, небось, и знать не хочет. Говорил он ей когда-то, что лошади, может, и глупые животные, однако не предадут тех, кого полюбили.

Нина прокляла свой язык неразумный, поднялась, обняла его за плечи, присев рядом.

– Прости меня, Галактионушка. Не подумала я, что словами своими бабьими тебя обижу. Не принимай к сердцу. Что конь-то?

Галактион, насупившись, высвободился.

– Что ты со мной как с мальцом каким? Подумаешь – девки. Они, вон, под каждого ложатся, у кого кошель тяжел. А хороший конь не каждому себя взнуздать позволит, не то что объездить. А девки мне свои закрома уже открывали, много их там отирается, при ипподроме-то. Да только дурные они все…

– Это тебе с девками просто не свезло. Вот попадется хорошая… – Нина опять запнулась. – Ты, главное, слушай свое сердце, а не конюхов ваших глупых. Так что конь-то?

– Да конь ничего. Я вот просить тебя хотел на ипподром зайти.

Нина пересела на свою скамью обратно:

– Ты уж не обессудь, но коней я лечить не умею.

– Да не коней. У нас старший конюший Стефан мучается. Я его уж сколько раз просил к тебе прийти.

– Может, он ко мне идти не хочет. Не каждый, знаешь ли, женщине себя доверит. Потому ко мне чаще женщины за отварами приходят. А мужчины – они к Гидисмани идут. Или к аптекарям подальше да подешевле. А с чем он мучается?

– У него ноги болят. Распухают. И ноги, и пальцы на руках. – Галактион посмотрел на свои руки, поднял глаза на Нину.

Она покачала головой:

– Есть у меня снадобья от боли в суставах. Да только в разных случаях разные средства и помогают. Хоть поговорить с ним надобно. Отчего же он с лекарем не посоветуется? И при дворце лекари есть, и при монастырях.

– Он лечиться идти не хочет, говорит, что, прознает кто, и его прогонят. А куда он тогда денется? Стар он уже. Ему, поди, уж за сорок перевалило.

Нина кивнула.

– Стар, ничего не скажешь. Так от меня ты что хочешь?

– А ты бы завтра зашла на ипподром со мной, да с ним поговорила бы. Да, может, мазь какую ему дала… – Он умолк, плечами пожал.

– Женщинам порядочным на ипподром ходить не след. С чего это я туда пойду?

– Со мной можно, я скажу, что ты аптекарша, за лошадиной мочой пришла. Ты ж говорила, что тебе для каких-то снадобий моча нужна.

Вот уж и правда, за чем еще почтенная аптекарша на ипподром прийти может.

В конце концов Нина согласилась прийти, но после полудня. Сказала, что вот только с травами разберется и заказы приготовит. А там Галактион пускай зайдет и проводит на ипподром.

На том и распрощались.

Едва успела Нина прибежавшего Фоку с заказами отправить, как постучали в дверь опять. Выглянула, а на пороге стройная невысокая фигурка, с головой закутанная в темный плащ из плотного шелка. Увидев чуть позади пришедшей Марка, немого коренастого охранника лупанария, Нина открыла дверь пошире, пропуская девушку. Марк остался на крыльце, сел под портиком, к стене прислонившись.

Девица скинула с головы плащ, и Нина узнала Дарию. Опустилась на скамью, разглядывая гостью. Дария изменилась – раздалась немного в бедрах, налилась в груди. Уверенностью веет – уже не забитая худенькая девчонка. Глаза все такие же огромные, яркие, да брови вразлет.

– Значит, Ариста тебя ко мне послала, – тихо сказала Нина.

– Я сама упросила ее, почтенная Нина. Хотела тебя увидеть… – Она замолчала, залилась краской.

– Сперва расскажи, с чем послали тебя, – сказала аптекарша, жестом приглашая гостью присесть.

– Велела Ариста про кольцо спросить. – Дария закрыла глаза, чтобы в точности вспомнить. – Сказала: кольцо то неширокое, серебряное, без камней и эмалей. А по всему кольцу надпись пущена тайными письменами. А внутри кольца – другая надпись.

– И что написано?

– А что написано – не сказала, – пожала плечами Дария. – Сказала лишь, что ежели ты знать надпись будешь, то кольцо такое заказать сможешь. А надо то самое найти. Что за кольцо, Нина? Ариста велела в тайне все держать, говорит, что тех, кто про кольцо болтать будет, в подземелья отправят. Дорогое, видать?

– Ни к чему тебе это знать, Дария. Дела у Аристы такие, что, ежели знать, можно и голову потерять. Она и с неразрешенными товарами путается, и с бандами разбойничьими, и с пиратами якшается. Ни тебе, ни мне с ее головорезами и бандитами встречаться не надобно. Так что и правда про кольцо молчи. – Нина задумалась и настороженно продолжила: – Расскажи-ка мне, какие у вас в лупанарии новости и сплетни.

– Со мной девицы сплетни не очень-то обсуждают, – вздохнула девушка. – Но я узнала, что Ариста наша патрикией[21]21
  Патрикий – высокий византийский титул, который жаловался императором и не передавался по наследству. Патрикия – его жена или дочь (примеч. авт.).


[Закрыть] сделаться решила.

– Хозяйка лупанария – патрикией?!

– Во дворец хочет быть вхожа. Уж зачем ей это – не знаю.

– Да кто же во дворце хозяйку лупанария привечать станет? – усмехнулась Нина. – И как это она замуж за патрикия выйдет? Да если и выйдет – сошлют ее в далекую фему[22]22
  Фема – военно-административный округ Византийской империи.


[Закрыть], и не видать ей ни дворца, ни города родного.

Нина помолчала, вздохнула:

– Хотя, может, это и к лучшему.

– Аристу сошлешь, пожалуй, – фыркнула Дария. – Зачем ей во дворец, не пойму. Она в последнее время каких-то латинян все привечает, видать, опять какие товары без пошлины-коммеркия перевозить будут ее головорезы. Тогда ей бы, наоборот, от дворца подальше держаться надо.

– Тебе-то Ариста сама ничего не рассказывает?

Девушка покачала головой:

– Я у нее навроде бестолковой канарейки. Наряжает, работой не обременяет, к посетителям не выпускает. Учит, как ходить да беседы вести, учителей наняла. Они меня счету и грамоте учат, да еще философии. Скука смертная! Я ей пожаловалась, так она сказала, что, если я подобру учиться не буду, так она меня плетьми поучит. Говорит, что сделает из меня золотую птичку, которую и наследнику предложить не стыдно будет. Хочет, видать, меня продать подороже.

У Дарии задрожали губы. Она отвернулась, шмыгнула носом. Подвинула к себе плошку с травами, стоящую на столе, вдохнула горький аромат. Чихнула.

Нина после недолгого раздумья сказала:

– Дария, учить тебя – это Ариста хорошо придумала. Грамотному человеку в большом городе лучше живется. А не знаешь, зачем ей вдруг кольцо это понадобилось?

– Не знаю, Нина. Она в последние дни задумчивая стала, сидит себе, вино из своего серебряного кубка потягивает да улыбается гадко так. Змея рыжая. – Дария поежилась.

Но тут же усмехнулась горделиво:

– Зато я узнала про тайный ход, что вокруг всего лупанария идет. Там в каждой комнате можно подсмотреть да подслушать, что творится. Ход этот в ее комнате начинается за полотном с фавном и нимфой. Так что я все ее секреты смогу теперь вызнать.

– Вот как узнала, так же теперь и забудь! Ариста дважды не задумается – за такое тут же велит своим душегубам тебя извести. И следов никто не найдет. Тайком за ней подглядывать да в дела ее лезть опасно!

Нина задумчиво посмотрела на девушку:

– Может, она и сама тебе все расскажет, ежели спросишь. Она, видать, тебя в свои преемницы готовит. Только для такого дела надо крепость иметь. А если упорства и силы не хватит, то бежать тебе от Аристы надобно. Но мне ты однажды уже отказала, верно, и сейчас слушать не станешь?

Девушка опустила голову.

Нина, не дождавшись ответа, вздохнула и продолжила:

– Ты скажи этой змее, что кольцо я еще не разыскала. Что искать буду, к сикофанту схожу. Пускай через день-другой опять тебя пришлет – расскажу, коли будет что. А если раньше отыщу, то пошлю весточку.

Подумалось Нине, что, если она время потянет, глядишь, Ариста и сама про кольцо забудет. Или Никон его найдет и во дворец отдаст. Может, и душегуба найдет да накажет. И все само забудется и разрешится. У нее и без кольца этого проклятого забот хватает.