Текст книги "Время ведьм"

Судилище

В бальной зале было душно от сотен пылающих свечей в тяжелых серебряных канделябрах, добрая половина уже оплавилась, и едкий дым наполнял комнату. Мы с Сарой не танцевали и отдыхали в углу залы, обмахиваясь веерами. Внезапно Сара пихнула меня локтем и усмехнулась.

– А вот и твой поклонник! Смотри, как он оглядывает танцующих, тебя ищет…

Я вся зарделась. Через толпу к нам шел Джонатан Уэсли, барон Риджвилл. Он был высокий и красивый. Хотя мои родители считали, что барон не самая подходящая партия для их дочери, он все равно мне нравился.

– Да не пялься ты на него такими телячьими глазами! Твои вид скоро вынудит беднягу сделать тебе предложение! – рассмеялась Сара. Я нахмурилась. Не далее как вчера на приеме у нас дома я слышала, как досужие сплетницы обсуждали нас с Джоном.

– Конечно, он не граф или герцог, но дочерям Адама Рэнделла выбирать не приходится, – сказала одна из дам, обмахиваясь веером. – Просто удивительно, что ему приглянулась эта мышка, Мари Рэнделл, она же и двух слов в обществе не скажет!

– Ты же знаешь, дорогая, они обе очень странные… моя кузина Лиззи Шеппард, она замужем за их троюродным дядей, рассказывала… – дальше я не слышала. Но всюду нас с сестрой преследовала волна неясных слухов, ничем не подтвержденных, но от того не менее обидных…

И все же он ухаживает за мной! Сара выпрямилась на диване и одернула пышную юбку.

От волнения я слегка задыхалась, корсет слишком туго обхватывал грудь. Шпильки безжалостно впились в голову. Сара что-то сказала, но я не слышала.

– Мари! Да не сиди ты истуканом! Проснись, наконец! – яростно прошептала сестра. – Тебе пора просыпаться!

Я открыла глаза и часто заморгала, но темнота не рассеивалась. Постепенно я привыкла к ней и начала припоминать события этой бесконечной страшной ночи. Когда толпа ворвалась в дом, Джон закрыл меня собой, но его ударили чем-то по голове, а потом, когда он упал, безжалостные грубые руки схватили меня!

Голова ужасно болела, видимо меня сильно ударили. На голых плечах были синяки и ссадины, потрескавшиеся губы распухли и кровоточили. Я, как могла, ощупала себя, и кроме этих ссадин не нашла никаких других повреждений. Я без сил прислонилась к гладкому камню и запрокинула голову. Сквозь ржавую железную решетку я видела затянутое тучами небо, ночь еще не кончилась. Где-то в отдалении капала вода. Мне страшно хотелось пить.

– Эй! Кто-нибудь, пожалуйста!.. – мой собственный голос показался мне чужим и хриплым.

Но никто не отозвался. Меня захлестнула паника. Они убили Джона, а меня бросили здесь умирать! Я попыталась подняться на ноги, но было так тесно, что голова больно ударилась об решетку. «Колодец!» Они бросили меня в старый засыпанный колодец. Я прижалась щекой к мокрой стене и разбитыми губами начала собирать капельки воды, стекающие по его стенкам. Мое пересохшее горло горело и саднило, но я, превозмогая боль, продолжала, пока не утолила жажду. Потом без сил привалилась к стене спиной и окунулась в темноту без сновидений.

Очнулась я от резкой боли в плече. Было утро, солнце уже пригревало. Щурясь от яркого света, я посмотрела вверх. Решетку уже сняли, над колодцем стояло двое крестьян, у одного из них в руках была палка, которой он и ударил меня.

– Вставай, дьявольское отродье! И не вздумай выкинуть какой-нибудь свой ведьминский фокус! – он истово перекрестился.

Я с трудом поднялась, едва не вскрикнув от боли в занемевшем теле, ведь я всю ночь провела, скрючившись на дне колодца. Шатаясь, я прошла несколько шагов и упала в мокрую пахучую траву. Ноги меня не держали.

– Не прикидывайся! Я-то знаю, что ты вдесятеро сильнее любого мужчины! – новый удар, пришедшийся по ногам, заставил меня сжаться в тугой комок. Мне хотелось так и лежать, вдыхая ароматы земли и душистой травы у меня под щекой, но я заставила себя подняться.

– Куда мы идем?

Крестьянин хотел ответить, но другой одернул его.

– С ведьмами нельзя разговаривать! Она наведет на тебя порчу и заставит служить себе, а то и в животное какое обратит…

Я с удивлением посмотрела на него и почувствовала, как холодок страха расползается по спине. Он верил в то, что говорил!

Украдкой, не поднимая головы, я огляделась. Мы шли по деревенской улице, но нам не встретилось ни одного человека. Меня втолкнули в двери какого-то сарая. Сухая солома впилась в мои босые ноги. Я наконец подняла голову.

Мы действительно были в сарае. Должно быть, еще утром сюда стащили широкие доски и сделали скамьи и помост. Теперь у стен сидели крестьяне. Я увидела суровые лица стариков, молодых любопытных крестьянок, жадные глаза мужчин. Вокруг сновали дети, матери изредка награждали их шлепками. Это напомнило мне ярмарку, но сегодня они собрались из-за меня! Страх овладевал мною все больше. Меня подтащили к столбу, и, хотя я отчаянно извивалась, пытаясь высвободиться, грубые сильные руки застегнули на моей шее ошейник, тяжелая ржавая цепь волочилась за мной в пыли. Я с трудом поднялась.

На помост поднялся староста. Он крепко сжимал в руке потрепанную библию.

– В тяжелый час мы собрались здесь! – он обвел всех взглядом. – Многие успели оплакать своих родных: братьев, детей, отцов и матерей… Нас всех постигла беда. Мор, унесший многих хороших людей! Мор, который наворожила эта проклятая ведьма! – он с ненавистью посмотрел на меня.

– Посмотрите на нее! Сатана дал ей красоту, чтобы она искушала ей мужчин! Но внутри она подобна сгнившему плоду! Не польстимся на ее облик и избавим мир от этой скверны!

Я в панике смотрела на собравшихся. Суровые лица, горящие безумием глаза! Они все сошли с ума! Внезапно я увидела Джона. Он был бледен, как смерть, в золотистых волосах запеклась кровь, его крепко держали под руки двое мужчин. Мы обменялись отчаянными взглядами. Несмотря на весь творящийся ужас, я почувствовала облегчение от того, что он жив и здесь, рядом. Хотя я понимала, что он ничем не сможет мне помочь.

– Вы не имеете права творить самосуд! Вызовите шерифа из Кранберри! – бедный Джон! Он все еще верил в силу разума! Я же видела, что они все одурманены и ослеплены злом!

– Ты околдован, Джон Риджвилл, этой ведьмой, и не понимаешь, что говоришь! Она помутила твой дух… – он повернулся ко мне.

– Признайся, что ты, ведьма, по наущению хозяина своего, Сатаны, наслала мор на нашу землю своей ворожбой!

– Вы сошли с ума! Я такая же ведьма, как любая другая женщина здесь!

– На тебе клеймо Сатаны! Он оставил эти шрамы как метку, дабы мы могли отличить истинного христианина от слуг Дьявола! Посмотрите на нее, она упорствует в надежде, что ее хозяин поможет ей. Но тут, на освященной земле, он бессилен! Признайся, что околдовала своего мужа, что разговариваешь с мертвецами, и заманиваешь неприкаянные души в ад!

– Я молчала, парализованная ужасом, не зная, что ответить. Они хотят убить меня! Я знала это совершенно точно!

– Какая она ведьма! Посмотри на нее, старик! Она младше твоих дочерей! – Джон заговорил громче и толпа стихла. – Она недавно потеряла свою сестру и долго была больна. Мы приехали сюда, чтобы пожить спокойно и прийти в себя! Что она вам сделала? Разве она не была добра к вам? Не дала работу вашим женщинам? – он перевел взгляд на старосту. ‒Ты сам позвал меня к сыну, когда тот был уже при смерти! Вы виноваты, что не обратились ко мне раньше, медицина не всесильна! У моей жены хрупкое здоровье, и она многоперенесла за короткий срок! А теперь ты стоишь здесь и обвиняешь ее в колдовстве! А может, это ты служишь Сатане? Уж слишком хорошо ты знаешь все приметы его помощников! Вы все! Подумайте, на что он вас толкает! Что вы скажете в свое оправдание, когда здесь будет шериф и приставы из Лондона? Что мучали невинную больную девушку, вообразив себя Великой Инквизицией?

Люди молчали, стараясь не смотреть друг на друга и на нас с Джоном. Я перевела дыхание. Неужели этот кошмар закончился и Джон победил!

– Сними с моей жены ошейник! Мы сегодня уедем, и никто ничего не узнает о том, что вы натворили.

– Уедете? И натравите на нас шерифа! Нет, Джон Риджвилл! Разве вы не видите, как сильна эта ведьма! Она вселилась в нашего хозяина и едва всех не погубила! Мы не должны слушать ее лживых речей! Ибо сказано, что «ведьмы – суть злое дьявольское отродье, они крадут молоко, навлекают непогоду, насылают на людей порчу, силу в ногах отнимают, истязают детей в колыбели… понуждают людей к любви и соитию…» Мы как истинные христиане должны искоренить это поганое племя! Признайся! Тебе уже никто не поможет!

– Я не ведьма!

– Ты, проклятая колдунья, осквернила могилу моего сына! – выкрикнула жена старосты. – На освященную землю принесла проклятые цветы! Чертоцвет! Теперь душа его не упокоится!

– Я не знала… это просто цветы из нашего сада! Здесь нет никакого колдовства!

– Билл Тиддел говорит, что ты завлекала его по ночам, разгуливая голой по саду и разговаривая с мертвецами!

Я увидела того мужчину, который преследовал меня ночью. Он смотрел на меня тяжелым бессмысленным взглядом.

– Она не ведьма! Она просто больна! – Джон, бедный мой Джон искренне верил, что я сумасшедшая!

Потом заговорила Сэлли Хэмиш, которую я рассчитала два дня назад. Неужели прошло только два дня! Она заметно смущалась и отводила от меня взгляд.

– Хозяйка ни разу не ходила в церковь! Вот какое дело! Она и мне запрещала святой крест носить! Однажды увидела меня с распятием, так и выгнала, вот какое дело! А сама близко не подошла, крест ее не пустил!

Я не выдержала и воскликнула:

– Она лжет!

– Так ты не признаешься? У каждой ведьмы есть знак, отличающий ее от людей, может, если мы найдем его, ты перестанешь упорствовать…

Я отчаянно заметалась, натягивая цепь, ошейник впился в шею. Скрюченные заскорузлые пальцы содрали с меня сорочку, шаря по моему телу, царапая, сжимая его до синяков! Я закричала и провалилась в небытие.

На мой восьмой день рождения родители привезли мне из Франции куклу. Она была в пышном платье с настоящими льняными волосами. Я спрятала свой подарок в укромном уголке в саду и упоенно играла с ней, когда меня нашла Сара. Она тут же потянула куклу к себе.

– Это мне подарили! – я еще не успела до конца насладиться новой игрушкой и не хотела ее отдавать. К тому же Сара была старше и в кукол уже не играла.

– Не будь жадиной! Ты же любишь меня? – вкрадчиво спросила Сара. Я вскинула на нее глаза. Она улыбалась гадкой улыбкой, и я послушно выпустила куклу из рук и только смотрела, как ее тонкие пальцы вертят ее во все стороны. Наконец она отдала ее назад и убежала в дом. Я посадила растрепанную куклу в траву, играть мне уже не хотелось…

Ледяная вода стекала по моему лицу, мокрые пряди волос прилипли к шее и обнаженным плечам. Я жадно вдыхала воздух. Я не умерла, я все еще была в сарае, как животное, привязанная на цепи. Возле меня стоял дюжий крестьянин с пустым ведром.

– Нельзя позволять ей оставаться в бессознательном состоянии. Это Дьявол дает ей отдых и новые силы! – старик чуть заметно кивнул нескольким женщинам и они двинулись ко мне. Сперва я не понимала, что они хотят сделать. Потом я увидела у них в руках портняжные иглы. Я закричала только тогда, когда они впились в мое тело.

Сестры

Я стояла в прохладном холле нашего лондонского дома и смотрела на Сару. Она была все такой же красивой и гордой, но что-то в ней неуловимо изменилось. Иногда она смотрела на меня так, как будто одна знала какой-то секрет.

– Экипаж трясло до самого Рагби-стрит, – сказала Сара, проходя в дом.

– Ты надолго? – она все время была в разъездах, и после моей свадьбы мы почти не виделись. Она загадочно улыбнулась.

– Думаю, я останусь на весь сезон. – Сара пристально посмотрела на меня. – Ты повзрослела за эти месяцы. Ты счастлива?

Я порывисто прижала руки к груди.

– Счастлива! Я даже не представляла, что возможно так любить друг друга, как мы с Джоном!

Она снисходительно улыбнулась мне, глубокие темные глаза странно блеснули.

Безумие было разлито вокруг меня, я чувствовала его. Люди, ослепленные собственной жестокостью и злобой, уже не ведали, что творили. Мои руки, крепко скрученные веревкой, кровоточили, болела каждая частичка израненного тела. Боль настолько ослепила меня, что временами я жаждала смерти, которая должна была избавить меня от страданий, но она не приходила. Я стояла на коленях, судорожно вдыхая воздух горящими легкими в те минуты, когда меня за волосы не опускали лицом в чан с водой. Староста уже не требовал никаких признаний, они все равно решили, что я виновна, и теперь медленно убивали меня! Наконец мои мучители оставили меня в покое и бросили на солому. Остинки впивались мне в щеку, но этой мимолетной боли я уже не чувствовала. Мысленно я обращалась к Саре, ибо совсем скоро мы снова будем вместе!

– Как нам следует поступить с этой ведьмой? Оставить ее в живых и ждать, что она изведет нас своим колдовством, или очистить от нее нашу деревню и снова жить в мире?

Убьем ведьму! Сжечь ее! – крики становились все громче, но я их не слушала. Я стояла молча, выпрямившись и неотрывно глядя поверх голов моих мучителей. Поодаль маячила печальная тонкая фигурка в белом. Сара скорбно смотрела на меня, а потом прошептала:

– Спаси себя! Пока еще не поздно, сделай это!..

Мои растрескавшиеся губы беззвучно шевелились, но я не молилась, я разговаривала с сестрой! Если бы я могла, я бы давно прекратила этот кошмар, но теперь уже никто мне не может помочь…

– Ты можешь! Спаси себя! – настойчиво повторяла она. Наверное, от пыток я все же сошла с ума!

Часы в столовой пробили семь раз, и я вздрогнула. Мы сидели втроем за большим обеденным столом, и впервые я чувствовала себя так неуютно в своем собственном доме. Сара через весь стол улыбнулась моему мужу, и он отвел взгляд. Я понимала, что происходит, и все же не вполне верила этому. Она восхищалась его добротой и той трогательной нежностью, с которой он заботился обо мне. И вот моя сестра сидит, кокетливо приспустив кружевной корсаж, и посылает Джону двусмысленные взгляды! Меня душили слезы, и ужин остался нетронутым. Через час Джон пожелал нам спокойной ночи и поднялся наверх. Несколько минут мы с Сарой смотрели друг на друга, как всегда, понимая все без слов.

– Ты не можешь так со мной поступить! Ты и он – единственные, кто дорог мне на земле! Не предавай меня!

Сара досадливо фыркнула.

– Ты уже его жена, чего тебе еще надо? Он все равно достанется тебе!

– Я люблю его, – тихо сказала я, хотя едва ли для Сары эти слова что-то значат…

– Не мешай мне, Мари! Просто отойди в сторону, как ты это делала всегда. – Сара чуть ли не с жалостью посмотрела на меня. – Поверь мне, мужчины этого не стоят!

Часы пробили девять, десять… Я стояла, прижавшись пылающим лбом к оконному стеклу, прислушиваясь к лихорадочному биению сердца. Потом, наконец решившись, начала подниматься по широкой лестнице наверх. В приоткрытую дверь ее спальни просачивался мерцающий свет. Я неслышно толкнула ее и вошла, бесшумно ступая по мягкому ковру. Но все предосторожности были излишни, они все равно не услышали бы меня! Посреди комнаты, на полу, я увидела ровные четкие линии пятиконечной звезды, в канделябрах медленно оплывали две черные свечи… А на широкой кровати с пологом извивались в тесном объятии два обнаженных тела. Хриплое дыхание любовников оглушило меня. Внезапно Сара привстала на постели и обернулась. Ее длинные черные волосы разметались, лицо пылало. Она вызывающе улыбнулась мне. Темная ярость поднялась со дна моей опустошенной души, наполняя меня до кончиков пальцев, тело начало покалывать. Сара вдруг изменилась в лице, эта гаденькая улыбка исчезла. В ее глазах промелькнул страх. Наконец, мое неистовое горе нашло выход наружу! Я увидела, как она вскинула руки, словно защищаясь, и закричала. Вспыхнувшее пламя обняло ее, а после уже ничего не было.

Меня снова приковали к столбу. Прямо на мои босые ноги накидали сухих веток и соломы. Джона крепко держали несколько человек, но он продолжал яростно вырываться. Староста запалил огонь. Оранжевые языки пламени метнулись было вверх по сухим веткам, но тут же опали и исчезли. Я подняла голову, и мне на губы упали тяжелые капли дождя. Над нами оглушительно прогрохотал гром, потом небо разверзлось потоками воды. Я засмеялась. Все происходящее было таким нелепым, как затянувшийся кошмарный сон! Я смеялась и никак не могла остановиться, соленые слезы бежали по моим щекам вперемешку с дождем и кровью.

– Это все она! – с ненавистью воскликнул староста и поднял тяжелый булыжник. Он упал к моим ногам. Два других камня больно ударили меня в плечо, и я вскрикнула.

– Остановитесь! – Джону удалось высвободиться, и он подбежал ко мне, закрывая от града камней своим телом. Старик поднял еще один камень. Я услышала глухой удар, и Джон покачнулся. Лицо его заливала яркая алая кровь, он упал на колени, а потом прямо в мокрую черную землю и больше не шевелился. Я яростно закричала. Они, эти крестьяне, которых он защищал, убили его! Кончики пальцев онемели, я почувствовала, как меня подхватывает странная волна и несет. Они смели убить моего обожаемого, заботливого, слабого, лживого мужа! Он все-таки предал меня, а потом трусливо увез подальше от воспоминаний! От памяти о Саре! Я хрипло то ли смеялась, то ли плакала. Сара! Моя нежно любимая сестра, она всегда получала что хотела, отнимала мои игрушки, мои мечты, самую мою жизнь… И теперь они мертвы! Теперь все кончено!

– Что, старик, ты еще хочешь, чтобы я призналась? – мой голос неожиданно обрел такую мощь, что все замолчали. – Так слушай! Я и есть ведьма, и сила моя огромна! А ты, жалкий самовлюбленный болван, вздумал тягаться со мной! Все вы, глупые и слабые человечишки! Разве вы не знали, что нельзя безнаказанно тронуть меня?

Цепь спала с моей шеи и запястий и поползла по размокшей земле, как змея. Староста расширенными от ужаса глазами смотрел, как она обвивается вокруг него все туже и туже… Кто-то пронзительно закричал, но крик этот тут же оборвался. Люди в панике метались вокруг, захлебываясь криками, падали, их топтали другие… Босыми ногами я шла по теплым летним лужам. Я опустилась на колени перед Джоном и перевернула его. Дождь лил, смывая кровь с его прекрасного лица. Я нежно закрыла ему глаза. Потом поднялась с колен и, расправив плечи, пошла прочь.

Анна четвертая

I

Часы в гостиной пробили полдень. Я безрадостно смотрела в окно, где голые мокрые ветви деревьев плясали от порывов пронизывающего осеннего ветра. Вообще-то мне полагается лежать в постели. Заслышав тяжелые шаги на лестнице, я быстро прошмыгнула в кровать и натянула одеяло до подбородка. Мне каждый раз приходится напоминать самой себе, что я больна и должна быть убита горем после недавней потери ребенка. Но я ощущаю только растерянность и недоумение. Я молода, здорова, недавно замужем… Как же такое могло случиться?

Меня зовут Анна Вирджиния Рэдферн, и весной я вышла замуж за графа Олборна. Это был чрезвычайно выгодный брак. Мой дядя не переставал твердить мне об этом. И поскольку после смерти отца мы с матушкой жили на его иждивении, я не осмелилась перечить ему. Матушка возразила было, что я слишком молода для брака, мне едва исполнилось 16 в марте.

– Я не намерен содержать Анну, пока она не станет старой девой! – безапелляционно заявил он. И уже на следующий день Теренс Хьюго, граф Олборн ужинал у нас. Это оказался хмурый, суровый мужчина втрое старше меня. Он разглядывал меня своими холодными глазами, не удостоив за весь ужин и парой фраз. Но если бы он заговорил со мной, едва ли я смогла бы связать хотя бы два слова. Граф разговаривал с дядей о политике, о морской торговле и новых пошлинах, мы с матушкой молча сидели перед своими тарелками. Он показался мне очень умным, и тем более странным было то, что он ищет моего общества. Я умею немного играть на фортепьяно и рисовать, очень посредственно читаю по-французски и вышиваю и совсем не умею поддерживать разговор.

В тусклых лучах октябрьского солнца я смотрю на свои бледные, почти прозрачные руки. Я всегда была слишком тихой и незаметной, бледной молью среди ярких бабочек. Моя белая кожа будто светится изнутри, светлые непонятного оттенка волосы, которые упорно не желают укладываться в модную прическу, невыразительные серые глаза, слишком худая фигура… Не знаю, почему Теренс решил жениться именно на мне, ведь с его положением в обществе он мог выбрать любую.

Дверь открылась так громко, что я вздрогнула от неожиданности. На пороге стоял мой муж, как всегда безупречно одетый, как всегда суровый и хмурый. Он внимательно оглядел комнату. Я украдкой бросила взгляд на окно, возле которого стояла минуту назад. Он помрачнел.

– Доктор велел тебе оставаться в постели еще неделю.

Я покаянно опустила голову, чувствуя жгучий стыд и за то, что меня разоблачили, и за то, что он отчитывает меня, будто я неразумное дитя. Ничего не меняется! Я так же полулежала в постели неделю назад, а он смотрел на меня осуждающим взглядом, пока молодой доктор из города делал мне укол. Он, старательно отводя взгляд, говорил, что такое бывает… Что очень часто первенца трудно выносить, особенно с таким хрупким сложением, как у меня… Что мне нужно беречь себя, побольше отдыхать и не думать о неродившемся ребенке…

Я сидела, низко склонив голову, стараясь не глядеть, как тонкая игла пронзает вену. Слезы капали на мои крепко стиснутые руки, и я чувствовала все тот же стыд… Мой муж отчаянно хотел обзавестись наследником, а я не оправдала ожиданий. От меня требовалось только родить Олборну сына, а я потеряла ребенка на седьмом месяце…

– Когда она достаточно окрепнет для новой беременности? – перебил доктора Теренс. Бедный доктор! Он не знает, какой нетерпимый характер у моего мужа! Он впервые за этот час взглянул ему в глаза, откашлялся.

– На это может потребоваться не один месяц. У Вашей жены очень хрупкое здоровье… Честно говоря, ей вообще не следует рожать хотя бы до восемнадцати лет! Следующая беременность может убить ее.

С того дня муж стал ко мне еще холоднее, и даже редкие проблески веселости, которые находили на него после известия о моей беременности, сошли на нет. Но я не возражала, что он не ищет моего общества. Я робела перед ним все больше, не зная, что говорить и делать. Вот и сейчас я молчала, надеясь, что он уйдет. Но Теренс присел на край постели, взял мою исхудалую руку в свои ладони, поцеловал. Я инстинктивно сжалась от его прикосновения, и он отпустил мои пальцы.

Он встал и, уже притворив дверь, оглянулся, посмотрел на меня то ли с жалостью, то ли с сожалением.

– Отдыхай, Анна.

Тяжелая резная дверь закрылась. Я села на постели, прижав руки к горлу, стараясь унять непонятную ядовитую тревогу. Сердце у меня билось, как у перепуганного кролика.