Текст книги "Я бегемот, но это неважно"

Глава 7

После случайного знакомства с доброй девочкой в песочнице в душе у Бенедикта родилась какая-то необъяснимая решимость. Ему захотелось рассказать всё папе, и тогда, может быть, вся эта ситуация в школе перестанет казаться такой невыносимой. Папа обязательно посоветует ему, как поступить, папа должен знать.

Когда Бенедикт уже подходил к подъезду, в животе у него очень громко заурчало. Так громко, что Котоног, спавший в кармане толстовки, недовольно заворочался. Бенедикт вдруг понял, что не ел с самого утра, и машинально посмотрел на циферблат часов. Цифры показывали 16:45.

Тут Бенедикт забеспокоился не на шутку. «Если папа до сих пор мне не позвонил, значит, что-то случилось», – застучало у него в голове. В подъездную дверь он уже не вошёл, а вбежал. Он открыл внутреннюю дверь, не дождавшись, пока закроется внешняя, и та хлопнула так громко, что стены задрожали. В глазах консьержки это было самое страшное преступление, на которое только были способны жильцы их подъезда. Тех, кто хлопал дверью, она всегда крикливо отчитывала, выглядывая из окошка своей каморки, как Баба-яга из окна избушки на курьих ножках. Связываться с ней никто не хотел, поэтому правило тихого закрывания двери соблюдалось всеми жильцами их подъезда неукоснительно.

Но сегодня Бенедикт пролетел мимо каморки консьержки так быстро и с таким лицом, что старушка не осмелилась его остановить. Она вскочила было на ноги, открыла рот, на мгновение встретилась с Бенедиктом взглядом, закрыла рот, упала на свою кушетку и стала мелко-мелко креститься.

– Свят-свят-свят, свят-свят-свят, – повторяла она себе под нос.

Бенедикт с третьего раза справился с замком двери, ведущей в общий тамбур. Руки не слушались, ключ не хотел попадать в отверстие замка. Дверь в их квартиру была не заперта.

– Папа! Папа, почему ты мне не звонил? – закричал Бенедикт с порога.

Он услышал, как со скрипом отодвигается от стола папин стул, как тяжело папа идёт ему навстречу.

«Папа идёт. Он здесь, ничего не случилось, он просто забыл», – мысленно говорил себе Бенедикт, пока папа шёл из глубины комнаты к двери.

Вид у папы был растерянный и очень-очень усталый.

– Привет, дружок. Извини, пожалуйста, кажется, я правда о тебе забыл.

Папа подошёл ближе и обнял Бенедикта так, что тот уткнулся лицом ему в живот, большой и мягкий. Потом он опустился на колени перед Бенедиктом и посмотрел на него. Папины глаза были очень грустными.

– У меня плохие новости, сынок. Я потерял работу.

Когда папа сказал это, его глаза покрыла влажная плёнка. Он ещё раз обнял Бенедикта, так крепко, что Котоног в кармане завозился и запыхтел. Потом папа отпустил Бенедикта и сел на пол, привалившись спиной к стене. Никогда раньше папа так не сидел.

Бенедикт не знал, что сказать. Никогда раньше папа работу не терял. Иногда Бенедикту казалось, что рабочий ноутбук – это такая же обязательная часть папы, как рука или нога, как живот или даже голова. Поэтому понять смысл фразы «потерял работу» Бенедикт до конца не мог, как ни старался.

– То есть ты больше не будешь работать? – В душе у Бенедикта, вопреки папиному грустному настрою, заворочалась радость.

Может быть, папа теперь будет с ним больше играть. Может быть, они будут вместе гулять, и во время этих прогулок папа будет рассказывать ему, как стоит вести себя с жестокими девочками, которые пишут обидные записки с ошибками. Может быть, они купят и вместе прочитают вторую книгу о Муми-тролле, которую Бенедикт давно хотел прочитать.

– Это всё ужасно, малыш. – Папа почему-то отказывался смотреть на светлую сторону вещей. – Сегодня мне заплатят расчёт, и пока я не найду новую работу, других денег у нас не будет. Если я не найду работу за месяц, нам станет нечем платить за квартиру…

– И нас выгонят? – Бенедикту показалось, что он закончил папину фразу.

Он произнёс слова вслух, но смысла их понять не мог. Что это значит? Они останутся бездомными? Семейство Муми-тролля много раз оставалось без дома, но они никогда не унывали и всегда находили что-то взамен. А папа унывал.

– Надеюсь, до этого не дойдёт. Прости, малыш, сейчас мне нужно сосредоточиться на поиске новой работы. Я не смогу уделять тебе столько же времени, сколько раньше. И от няни Тани нам тоже придётся отказаться.

Это был удар, которого Бенедикт не ожидал. Что значит «отказаться от няни Тани»? Отказаться можно от покупки новой игрушки, если денег нет, но няня Таня – не игрушка. Няня Таня – человек, с которым Бенедикт провёл детство. Это она рассказала Бенедикту о том, как утки на пруду знакомятся друг с другом и образуют пары, как устраивают гнёзда, выстилая их сухой травой, и как мама-утка, перед тем как улететь по своим делам, укрывает яйца пухом, вырванным из собственной груди. Когда няня Таня такое рассказывала, Бенедикт представлял себя маленьким утёнком в яйце и думал, как же это, наверное, приятно: лежать в тепле, под маминым пухом, зная, что она улетела совсем ненадолго и вот-вот вернётся.

– Я могу платить няне Тане из своей копилки, папа, – сказал Бенедикт.

Папа грустно улыбнулся:

– Ты добрый мальчик, Бенедикт. Но денег в твоей копилке не хватит даже на то, чтобы заплатить няне Тане за один вечер. Я понимаю, что тебе жаль расставаться с ней. Но мы не можем ей сейчас платить или просить её работать бесплатно. Присматривать за детьми – её работа, и она имеет право получать за это деньги.

Бенедикт вздохнул. Он понял, что зря рассчитывал на папину помощь. Папа не может сейчас на него отвлекаться. Это теперь он, Бенедикт, должен помогать папе, а не наоборот.

Он думал об этом, пока медленно развязывал шнурки на кроссовках, уткнувшись носом в колено. Слёзы сами капали из глаз и быстро впитывались в ткань джинсов. Бенедикту казалось, что на спину ему опустился тяжёлый-тяжёлый камень и придавливает его к земле. Сил встать, повернуться к папе, посмотреть ему в лицо совсем не было.

– Эй, ты чего! Забыл, что я у тебя в кармане сижу? Совсем меня раздавить хочешь? – заверещал вдруг Котоног и стал изо всех сил отталкивать коленку Бенедикта, прижатую к его животу.

Бенедикт быстро вытер слёзы рукавом и встал, оглядываясь на папу. Тот, казалось, не слышал возгласов Котонога и продолжал сидеть, привалившись спиной к стене и глядя в пустоту.

Бенедикт поставил кроссовки на обувную этажерку и подошёл к папе.

– Я всё понял, папа… – Он хотел добавить что-то ещё, но слова не шли на ум. Он хотел сказать, что ему страшно, что он маленький, что вокруг так много непонятного, что ему так нужна папина помощь, но не сказал. – Я понял, папа, – повторил Бенедикт ещё раз и ушёл в комнату, которую называл своей, хотя на самом деле это была их общая с папой спальня, где Бенедикту принадлежала только узкая кровать и притулившийся к стене ученический стол.

Глава 8

Ещё в четверг, сочиняя свою безрадостную автобиографию, Бенедикт подумал, что обязательно нужно будет провести ближайшие выходные с папой, сходить с ним вместе куда-нибудь. Он хотел посмотреть, как на него и на папу будут реагировать другие люди.

«Если Женя права и таким бегемотам, как мы, не место среди обычных людей, нам должны будут как-то об этом сказать. А папе придётся как-то на это реагировать», – рассуждал он. До нынешнего момента Бенедикт ничего такого за людьми не замечал. Но может быть, он просто невнимательно смотрел?

Никуда сходить не получилось. И субботу, и воскресенье папа просидел у компьютера. Он садился за свой рабочий стол, когда Бенедикт ещё спал, и не вставал из-за него, даже чтобы уложить Бенедикта в кровать и почитать ему на ночь. Лишь изредка папа ходил на кухню за водой или в туалет. Он не ел и еду не готовил.

Но самым страшным было то, что он почти перестал разговаривать с Бенедиктом.

– В морозилке есть азу с гречкой. Разогревай и ешь, когда захочешь, – вот всё, что он сказал утром в субботу, когда Бенедикт, босой и сонный, пришлёпал к нему.

«Значит, печенья с молоком и разговоров за столом не будет», – машинально подумал Бенедикт. Он даже сам удивился, насколько равнодушно и обречённо прозвучал в голове его собственный голос. Бенедикту очень захотелось, чтобы папа обнял его. Но, заглянув в усталые папины глаза, он передумал его об этом просить.

– Хорошо, папа, – сказал он и вернулся в спальню.

Котоног уже нетерпеливо перебирал щупальцами по подушке.

– Я есть хочу! – вот первое, что он сказал, завидев Бенедикта.

– Я тоже думал, что хочу, – вздохнул Бенедикт. – А потом передумал. Ладно, пошли.

Он посадил Котонога на плечо (тот в страхе обхватил щупальцами его шею) и пошёл на кухню. Вынул из шкафа два пакетика кошачьего корма и выложил содержимое одного из них в миску Йода. Кот, не кормленный со вчерашнего дня, прибежал и стал благодарно тереться у ног Бенедикта. Вместо того чтобы привычно понюхать содержимое миски и начать его закапывать, кот набросился на еду и зачавкал, как поросёнок.

«Надо же, и такое бывает», – подумал Бенедикт. Пока он кормил кота, Котоног елозил у него на плече и ныл:

– Почему он – первый? Он вообще тебя не любит! Он – безмозглое и самовлюблённое животное, а я – твой друг! Ты не заслуживаешь иметь друзей, если так с ними обращаешься!

На последних словах Бенедикт замер. Ему показалось, что его ударили. Он снял Котонога с плеча и посадил его на кухонный стол. Молча достал из шкафа чистое блюдце, молча выдавил в него корм из пакетика.

– Вот твой корм. Ешь, а потом уходи. Мне, наверное, правда не нужны такие друзья, – сказал он и вышел из кухни.

Остаток дня Бенедикт провёл в кровати. Он надел наушники, включил на планшете аудиокнигу про муми-троллей и слушал-слушал-слушал её без конца, одну историю за другой. Папа иногда заглядывал к нему. Просто смотрел и ничего не говорил. Будто бы убеждался, что Бенедикт всё ещё здесь, не исчез так же внезапно, как его прежняя работа. Бенедикт тоже молчал. Первые несколько папиных появлений он встречал с тихой надеждой во взгляде. Вдруг папа что-то скажет? Но тот ничего не говорил, так что вскоре Бенедикт и вовсе перестал поднимать на него глаза.

Он дремал под тихий, чуть дребезжащий голос актрисы из наушников. Иногда ему казалось, что рядом сидит какая-то женщина, то ли няня Таня, то ли мама, и это она ему читает и гладит по голове. Он вдруг открывал глаза и видел, что никого рядом нет, и снова закрывал их, и слезинки текли из-под опущенных ресниц, стекали по носу на подбородок.

Теперь ему казалось, что он сидит один в лодке посреди большого серого пруда и никого нет вокруг. Он раскачивается в этой лодке, и вода хлюпает под её бортами, совсем как слёзы у него в носу.

Вдруг в лодке, на скамье прямо напротив него, появилась Муми-мама. Кажется, она перепутала его с Муми-троллем.

– Подожди, – сказала мама. – Ему надо немного побыть одному. Он скоро вернётся. – И она потянулась погладить Бенедикта по голове.

Бенедикт как будто бы вправду почувствовал её лёгкую руку на своих волосах. Ему захотелось рассмотреть Муми-маму поближе, и он широко открыл глаза и привстал на своей скамеечке. И… проснулся. Он понял, что эти слова произнесла не настоящая Муми-мама, а актриса, читавшая книгу. И речь шла вовсе не про папу.

«Я не могу так больше. Это всё ужасно. Лучше бы меня совсем не было», – подумал Бенедикт.

Он уткнулся лицом в подушку и заплакал.

Глава 9

В понедельник снова пришлось идти в школу. Папа разбудил Бенедикта как обычно, в семь двадцать. Как обычно погрел в микроволновке стакан молока и выложил из упаковки на маленькую тарелочку четыре печенья.

Только всё, что происходило, казалось Бенедикту каким-то ненастоящим. Как будто они не люди, то есть не разумные бегемоты, а тени. Как будто вокруг не их квартира и их жизнь, а просто серая стена, по которой в тусклом свете движутся размытые тени.

Папа, который ещё в четверг в это же время был бодрым и пахнущим гелем для душа, сегодня выглядел сонным и понурым. Он даже казался меньше ростом, чем обычно.

«Скорее всего, не умывался», – почему-то подумал Бенедикт.

Папа не расспрашивал Бенедикта о планах на день, не рассказывал, чем будет заниматься сам. Пока Бенедикт ел, папа просто стоял у кухонного окна и смотрел на улицу. Погода испортилась. Шёл серый дождь. С клёна как-то разом облетели все яркие листья, упали на землю, превратились в бесформенные коричневые кучи.

Из дома выходить не хотелось, но и дома оставаться было невыносимо.

– До школы недалеко. И ты уже много раз возвращался домой один. Сегодня и в школу один пойдёшь, ладно? – Папа сказал это, даже не повернувшись к Бенедикту. Так и стоял, уставившись в окно.

– Ладно, – ответил Бенедикт. Возражать было бесполезно.

Он встал из-за стола и пошёл одеваться. Натянул поверх школьной жилетки толстовку, накинул капюшон на голову, зашнуровал кроссовки и надел на плечи рюкзак. Всё это он проделывал в одиночестве, папа не вышел в прихожую его проводить.

Только Бенедикт открыл подъездную дверь, как в лицо ему дунул ледяной, пронизывающий ветер и брызнули капли дождя. Он не стал возвращаться, чтобы одеться потеплее или взять папин зонт. Он вжал голову в плечи и мельком взглянул на окна своей квартиры. За полупрозрачной занавеской угадывался папин силуэт. Папа всё ещё смотрел на улицу, но Бенедикт не знал, видит он что-нибудь за окном или нет. Бенедикт зашагал в школу.

Дождь усиливался, и толстовка стремительно намокала. Ветер продувал её, как тоненькую футболку, и по телу бежали злые мурашки. Даже дыхание замирало. Он хватал короткими вдохами воздух, а выдохнуть не мог. Бенедикту сделалось по-настоящему страшно.

И тогда он побежал. При каждом шаге ранец бил его по спине. Лицо от холодного дождя и ветра будто покрылось ледяной коркой. Он бежал так быстро, как не бегал ещё никогда до этого. Ему казалось, что, если он сейчас остановится, случится что-то совсем ужасное. То, чего не поправить уже никогда.

Перед самыми воротами школы тротуар сужался. Ученики младших классов с родителями теснились и шли друг другу в затылок. Им навстречу, также в затылок, шли мамы и папы, которые уже отвели детей в школу. Пробежать между двумя рядами было невозможно. Но и остановиться Бенедикт был уже не в состоянии.

Он свернул с дорожки и побежал по плешивому газону, на котором тут и там стояли мелкие лужицы. Перед самыми школьными воротами он попытался притормозить, чтобы влиться в толпу, но поскользнулся на раскисшей от дождя траве и, на мгновение будто бы повиснув в воздухе, шлёпнулся задом в свежую лужу.

Он сидел в холодной воде, ошарашенно глядя по сторонам и не понимая, что произошло. Мимо шли люди, большие и маленькие. Дети оглядывались на него, дёргали мам и пап за руки, чтобы и те посмотрели, но родители отмахивались от них, продолжая идти, глядя себе под ноги или в телефоны. Никто не остановился ему помочь.

Бенедикт попытался было встать сам. Он уже приподнялся на локтях и согнул в колене правую ногу, чтобы выставить её назад для опоры, но тут над самым его ухом раздался голос, который в тот момент он хотел бы услышать меньше всего на свете.

– Смотрите, настоящий дикий бегемот! Уже и болото себе нашёл!

Конечно, это была Женя. Она остановилась на дорожке, в двух шагах от Бенедикта, и встала так, что человеческому потоку приходилось обтекать её. Двум колоннам людей, шедших навстречу друг другу, пришлось слиться в одну. И с одного, и с другого конца тропинки стала собираться толпа, но Женю это как будто совсем не интересовало.

– А ты траву ешь? – не унималась Женя. – В грязь с головой нырять умеешь, чтобы только ноздри видно было?

Бенедикт молчал и пытался встать, но, как назло, вновь и вновь поскальзывался и терял опору.

Время малышей идти в школу прошло, и по тропинке потянулись старшеклассники. Кто-то из них слегка толкнул Женю в спину, просто чтобы на дороге не стояла. Она на мгновение потеряла равновесие и нечаянно шагнула в лужицу по соседству с Бенедиктом. Тогда он, всё ещё сидевший на земле, на мгновение задумался, а потом схватил Женю обеими руками за лодыжку и дёрнул вниз. Девочка шлёпнулась в лужу рядом с ним.

Она тут же вскочила, как мячик-попрыгунчик, но всё равно было уже поздно. Её белые колготки со всех сторон стали бурыми.

– Ты дура-а-ак! Меня мама убьё-о-от! – разом закричала и заплакала Женя.

Бенедикт тоже поднялся. Его била дрожь. И тут он тоже не сдержался. Вся злость и обида, что жили в нём последние четыре дня, вдруг прорвались наружу. Он стал кричать. Сердце в груди колотилось, как бешеное, дыхание то и дело сбивалось, но замолчать он уже не мог.

– Это всё из-за тебя, из-за тебя! Ты сама дура! Царевна-лягушка! Жаба! Это из-за тебя я школу пропустил, на папу разозлился, а папа работу потерял и перестал со мной разговаривать! Зря тебя мама не побила, ты заслуживаешь! – Бенедикт говорил и говорил и чувствовал, что его собственные слова уже как будто бы закончились, а всё остальное кричит в нём Котоног, тоже брошенный, одинокий и испуганный.

Женя вдруг успокоилась и собралась. Подняла голову, дёрнула подбородком.

– С чего ты взял, что не побила? – Она посмотрела на Бенедикта очень зло и по-взрослому и зашагала к школе.

Глава 10

В тот понедельник Бенедикт впервые в жизни пропустил урок. Пройдя сквозь школьные турникеты, он не поднялся, как обычно, в класс, а побежал в туалет для мальчиков. Тот находился на первом этаже, рядом со столовой, и Бенедикт рассчитывал, что в такой час там никого не будет: школьники появятся только на перемене, когда настанет время идти на завтрак.

Он оказался прав. В туалете было пусто и гулко, настолько, что звук падающей из крана воды эхом разносился по стенам. Сначала Бенедикт попытался отчистить школьные брюки, не снимая их, но ничего не выходило, как он ни крутился, как ни выворачивал голову назад и ни наклонялся. Грязь от влажных ладоней только размазывалась ещё больше, а мокрые брючины ещё сильнее липли к окоченевшим вконец ногам.

Тогда Бенедикт, снова на всякий случай оглядевшись по сторонам, быстро расстегнул ремень, скинул туфли и стянул с себя ледяные брюки. Оставшись ниже пояса в одних трусах и носках, он поднёс брюки к раковине и подставил их под струю падающей воды. Он рассчитывал, что удастся выстирать только особенно грязные места, но в результате сухим у брюк остался только пояс.

Бенедикт, как мог, отжал воду, а потом ещё долго стоял, пытаясь высушить брюки под слабенькой сушилкой для рук, что висела над раковиной. Получалось плоховато: штанины по-прежнему были полны влаги, разве что согрелись чуть-чуть под тёплыми потоками воздуха. Бенедикт подумал, что пора заканчивать, иначе прозвенит звонок и в туалет влетит толпа мальчишек, и тогда от издевательств и насмешек ему точно будет не спрятаться.

И действительно, стоило ему застегнуть ремень, как в туалет вбежали двое. Бенедикт подумал, что они, наверное, третьеклассники, такими взрослыми и уверенными в себе они выглядели. Мальчишки пробежали вдоль ряда раковин, у одной из которых стоял Бенедикт, и вспрыгнули на подоконник. Один что-то увлечённо показывал другому на экране телефона. Бенедикта они будто и вовсе не заметили.

«Ну и хорошо», – подумал он. Постоял, не зная, что делать дальше, пытаясь понять, лучше ли он чувствует себя в выстиранных штанах или хуже, и не смог себе ответить на этот вопрос. Прозвенел звонок, и Бенедикту ничего не оставалось, кроме как взять рюкзак и двинуться в класс. Не весь же день в туалете сидеть.

Школа выглядела как обычно. По коридору бегали девчонки с тугими ещё косичками (к концу дня они обычно становились рыхлыми и пушились), мальчишки в рубашках, ещё плотно заправленных в штаны (к пятому уроку из штанов будут торчать недозаправленные углы рубашек, а сзади будет развеваться «парус»).

– Эй, Беня, привет!

– Чего тебя в пятницу не было?

– Ты что, проспал?

Мальчишки приветствовали Бенедикта как ни в чём не бывало. Никто не кричал ему, что он – бегемот и его надо выгнать из школы, никто не тыкал пальцем в его мокрые брюки. Жени в коридоре не наблюдалось, и это было хорошо. Зато навстречу Бенедикту шла их учительница, Елена Евгеньевна, и это было плохо.

Она была похожа на Белоснежку из старого мультфильма, только красного банта в волосах не хватало. Но что-то внутри Бенедикта говорило, что в том мультфильме ей больше подошла бы роль злой королевы.

– Здравствуй, Беня, – сказала она, наклонившись к Бенедикту и улыбнувшись своей очень сладкой улыбкой.

– Здравствуйте, – ответил Бенедикт.

– Почему тебя не было в пятницу? И почему сегодня ты не пришёл на первый урок?

– Я болел. А сегодня мы с папой проспали. – Бенедикту не нравилось врать, но странно было бы объяснять Елене Евгеньевне, что случилось на самом деле, если даже его собственный папа правды не знал.

– Смотри не прогуливай. А то закончишь школу со справкой, – сказала учительница и ещё раз сладко улыбнулась.

Пугать учеников «справкой» Елена Евгеньевна начала едва ли не с первого учебного дня. Что это значит, Бенедикт до конца не понимал, но чувствовал, что это что-то очень плохое.

– Я не буду больше, извините, – проговорил Бенедикт, стараясь не расплакаться.

Зря старался: учительница уже повернулась к нему спиной и зашагала прочь. Правда, сделав всего несколько шагов, она вдруг остановилась и обернулась.

– Мы ушли на завтрак. Клади рюкзак и приходи в столовую, – сказала она.

– Хорошо, – ответил Бенедикт, уже почему-то зная, что не пойдёт. Есть и находиться в толпе одноклассников не хотелось совсем, а вот собраться с мыслями в тишине не помешало бы.

Бенедикт вошёл в класс. Внутри почти никого не было. Только в дальнем углу, у подоконника, стояли Ярик и Дима, которым родители разрешали не завтракать в школе. Они увлечённо играли в сетевую игру на телефонах и ничего не замечали вокруг.

– Ко мне не подходи, я – пред! – говорил Ярик.

– А я – мирный. Повезло тебе! Если бы я мог, я всегда был бы предом. Круто же – бегаешь и всех убиваешь! – отвечал Дима.

Бенедикт незаметно вздохнул. Он не понимал игры, в которую играли его одноклассники, и ему казалось странным, что в ней кого-то нужно убивать. Но если уж совсем честно, он завидовал ребятам. Хорошо, наверное, было вот так просто играть, не думая постоянно, как прожить этот школьный день до конца и что потом ждёт тебя дома.

Бенедикт поскорее прошёл к своей парте. Он полез в рюкзак, чтобы достать учебник и тетради. Не успел раскрыть молнию до конца, как почувствовал возню внутри и услышал тихое, недовольное ворчание.

– Мало того что не кормит, даже свежим воздухом подышать не даёт… И зачем я только появился… – бубнил Котоног, пытаясь расправить щупальца на тонких и неудобных учебниках.

Бенедикт молча уставился на него. Он и забыл про своего странного товарища. Быстро оглядевшись по сторонам – не видит ли кто, – Бенедикт шёпотом спросил:

– Что ты тут делаешь? Я же сказал тебе уходить!

– И куда я, по-твоему, должен деться? Обратно в раскраску? Так это не работает!

– А как – работает?

– Я появился, когда тебе было плохо. Я – это твои чувства: тревога, злость и страх. Меня нельзя прогонять и прятать, надо научиться иметь со мной дело. Иначе будет как у твоего папы. Или ещё хуже.

Кажется, Котоног никогда раньше не говорил так долго и выдохся. Он лёг и замолчал.

Бенедикт хотел было что-то ответить, но вдруг услышал за спиной быстрые злые шаги. Едва он успел прикрыть рюкзак и отодвинуть его с прохода, как мимо пронеслась Женя. Она плюхнулась на свой стул и мотнула тугими косичками с белыми резинками на концах.

Сердце у Бенедикта громко застучало. Он вспомнил всё, что было в её записке в прошлый четверг. Вспомнил ехидный блеск в её глазах сегодня утром. Волны страха и злости поднимались в нём. Дышать стало трудно.

Но вдруг в голове у Бенедикта возник образ другой Жени, той, которую мама больно дёргает за руку и ругает. Потом перед глазами встало её заплаканное лицо и губы, произносящие слова «мама меня убьёт». Злость Бенедикта ослабла, уступила место сочувствию.

Только холодные и мокрые брюки мешали ему сделать вид, что ничего не было, и попытаться продолжить жить так, как он жил до прошлого четверга: тихо сидя за собственной партой, ни с кем не заговаривая, ни во что не вмешиваясь.

Он поелозил на стуле, собираясь с мыслями, привстал, потянулся вперёд и легонько постучал Женю по плечу. Она как будто бы только этого и ждала: обернулась быстро, уставилась на него.

– Чего тебе?

– Я не виноват, что я бегемот. Так просто получилось. Вообще-то я ничем не хуже тебя. – Сердце бешено колотилось, дыхание перехватывало, и больше Бенедикт в свою защиту сказать ничего не мог.

– Никто и не говорит, что ты хуже! Все вечно только тебя и хвалят! Как Бенедикт хорошо считает! Какой у него хороший и умный папа! Как будто людей на Земле не осталось и надо бегемотов хвалить и целовать!

– Да какая разница, бегемот я или человек! Я умею ходить и разговаривать, я учусь в школе, я никого не обижаю!

– Зато моя мама вечно орёт на меня, потому что я не такая умная, как ты!

После последней Жениной фразы Бенедикт вдруг замолчал. Тишина повисла в классе. Ярик с Димой оторвались от телефонов и внимательно смотрели, что же будет дальше.

– Мне жаль, – тихо сказал Бенедикт. – Правда.

Женя открыла было рот, чтобы что-то сказать, но не сказала. Помолчала, глядя Бенедикту прямо в лицо. Выдохнула – словно бы выпустила ноздрями пар.

– Ну конечно.

И отвернулась, потому что больше сказать ей было нечего.

Бенедикт ещё посидел, стараясь отдышаться. Постепенно, вдох за вдохом, его дыхание выравнивалось, и страх в душе уступал место хрупкому покою.

Он не стал скрывать свои чувства, он сказал о них. И ему очень-очень захотелось достать из рюкзака Котонога и почесать ему присоски на щупальцах.