Текст книги "Две Елены"

6

В директорской приемной, по совместительству отделе кадров, было просторно и оживленно. Женщина средних лет сидела за столом с компьютером, за ее спиной поблескивали стеклянные шкафы картотеки. Вокруг крутилось человек пять учительниц. Витал какой-то особенный, должно быть, школьный запах бумаги и всякого канцелярского товара. На столе лежал раскрытый тюбик с клеем – секретарша подклеивала в личные дела какие-то дополнительные справки.

С другой стороны зеленели на подставке примулы и журчал не сразу заметный фонтанчик, вытекающий из стены и через полметра снова в нее втекающий. Но эти полметра он бежал по стене, словно по отвесной скале. Размеренный шумок падающей воды напоминал о том, что где-то на вольном воздухе сейчас струятся ручьи и катят свои волны реки. Не об этом ли упоительном чувстве природы говорил сегодня Вещий Олег?..

Учительницы, как поняла через минуту Ленка, общались с секретаршей не столько по делу, сколько ради так называемой дружбы. Иногда звучало слово «нагрузка», но наряду с этим болтали о чем придется: о прошедшем отпуске, о модах, о всяких происшествиях в своей семье. Кто-то, может быть, просто от души, а кто-то, вероятно, стремился установить панибратские отношения с секретаршей, будущей правой рукой начальства. Того самого директора, который вскоре сделает эту школу современной – жесткой и безликой.

Такое общение могло длиться сколько угодно. Это не то что с Кирой: прямой вопрос и толковый краткий ответ. Тем не менее Ленка не решалась лезть со своим делом, пока секретарша сама к ней не обратится.

Страшно раздражить эту женщину лишним шагом либо лишним словом, каким-нибудь неловким движением. Даже минимальный негатив со стороны секретарши может послужить катализатором взрыва, который их с Еленой уничтожит. Хотя и при доброжелательном отношении рассчитывать не на что: ведь в документах есть номер паспорта, дата рождения и фотография. А как без документов, если Ленку надо оформлять?

Она скромненько остановилась у входа, словно ученица, вызванная в административную часть для внушения. Стоять пришлось порядочно – может быть, на самом деле это было не так, но Ленке показалось, около часа. Она стояла и стояла, и в нее волей-неволей просачивалась здешняя атмосфера: чуть уловимый запах клея, щебет учительниц, однообразное журчание фонтанчика… Всё это не спрашиваясь входило в нее, пропитывало изнутри и – странное дело! – в какой-то момент вдруг перестало вызывать отторжение. То ли она слишком устала, чтобы отторгать, то ли смирилась со всеми реалиями сегодняшнего дня, но ей уже не было больше не по себе. Как ни странно, теперь атмосфера приемной даже успокаивала, как могла бы душевно баюкать какого-нибудь давно привыкшего к ней школьного учителя, проработавшего много лет. Вот хотя бы Киру или Елену. Но почему Ленка?..

Вообще, с ней стали твориться странные вещи: вдруг представилось, как она, уже в учительском статусе, входит в класс на урок. Статус, конечно, липовый, но ведь дети-то этого не знают. Для них она настоящий учитель, они ждут от нее важных сообщений, так что, хочешь не хочешь, надо соответствовать. Просто спрашивать, как кого зовут, не очень содержательно. Стихи про осень рассказывают на уроках чтения. А впустую проводить время – преступное расточительство. Ей надо как-нибудь зацепить внимание класса, чтобы ее стали слушать… что именно слушать, что она может сказать? Но ведь можно заранее подготовиться, Елена прошла бы с ней весь материал…

Конечно, такие мысли были в лучшем случае преждевременны: сейчас главная Ленкина задача заключалась в том, чтобы не попасть в обезьянник. Может быть, взять да улизнуть потихоньку, пока не поздно? Конечно, Елена огорчится, но ведь шансов на благополучный исход всё равно нет…

Но тут, как часто бывает в снах и иногда в реальности, секретарша взглянула на нее:

– Вы ко мне? Проходите ближе. Как ваша фамилия?

– Кузнецова Елена Ивановна.

– Вы новый учитель ОРКСЭ?

Ленка кивнула, на ватных ногах двигаясь к столу. Во рту было сухо от волнения. На всякий случай она оглянулась вокруг, прикидывая, есть ли поблизости кресло или хоть какая танкетка. Может, опять придется падать в обморок…

– Молодая, – приветливо сказала секретарша. – Я, наверное, перепутала, что вам за сорок. Сейчас откроем ваши документы…

Ленка сжала ладонь в кулак. Вокруг стояла тишина: это учительницы, видя, что секретарша занята с новым человеком, перестали стрекотать и слегка отступили от стола.

– Сейчас… что-то мышь заело… Ну вот, всё в порядке, пара секунд, и откроется…

«Елена, Кира! – мысленно взмолилась Ленка. – Помогите же мне, Елена, Кира! Елена, ты в Бога веришь, устрой так, чтобы документы не открывались! Пусть Бог устроит!»

– Паспорт у вас с собой?

– Н-нет… – Паспорт лежал во внутреннем кармане, но показывать его было ни в коем случае нельзя: стоит сличить серию и номер с тем, что в компьютере, и всё станет ясно.

– В следующий раз принесете. Вы будете преподавать ОРКСЭ четвертому классу, один час в неделю, правильно?

– Правильно, – еле ворочая языком, подтвердила Ленка. – А еще Кира Кузьминична просила оформить меня на девять часов продленки. Тоже в четвертый класс…

– Ничего себе! – воскликнула одна из притихших рядом учительниц, молодая женщина из компании Фаины Львовны. Самой эпатажной дамы тут, к счастью, не было.

– Что это значит: «ничего себе»? – не отрываясь от зависшего компьютера, поинтересовалась секретарша.

– То, что я думала сама взять эти часы!

– Тебе же предлагали, Маринка, ты отказалась, – заметила стоявшая возле нее учительница.

– Ну и что же, что отказалась, а теперь вот надумала!

– А теперь уже поздно…

– Лучше поздно, чем никогда. Я в этой школе пять лет работаю, а тут пришла новенькая, и сразу пожалуйста! Инна, погодите-ка оформлять…

– С чего это мне не оформлять? – сухо заметила секретарша, вероятно, не очень жаловавшая Маринку.

– С того, что я сама хочу взять эту продленку!

– Одного вашего желания мало.

– Не надо было отказываться, – поддержала учительница, стоявшая рядом с Маринкой. – Вот когда я тебя просила заменить меня на ЕГЭ, ты тоже сначала не захотела. А потом узнала, что будут оплачивать, и сразу…

– Кому ж охота бесплатно!

– Вот-вот, и когда ты это узнала…

– Ну и что тогда? – нетерпеливо перебила Маринка, подталкивая этот ненужный ей разговор к завершению.

– В горло мне чуть не вцепилась, вот что, – неожиданно ответила собеседница резким тоном, выходящим за рамки дружеского упрека.

В кабинете повисла напряженная тишина. Учительницы молчали, Ленка, естественно, тоже не подавала голоса. Раньше она грешным делом думала, что только дикари устраивают подобного рода разборки, а у миссионеров это всё утонченно, интеллигентно… Но, видно, повсюду страсти роковые…

Секретарша продолжала водить мышью по коврику, ожидая, что файл откроется. А он, к счастью и спасению пораженной Ленки, не открывался.

– Кому, тебе, что ли, в горло? – как самый настоящий дикарь, огрызнулась Маринка.

– Да, мне, – сдержанно, но непреклонно подтвердила учительница-оппонент.

– И мне тоже, – неожиданно добавила секретарша, не отрываясь от монитора. – Такой крик вы тогда, Марина, подняли, что я не знала, куда деваться. У меня люди были…

– Ах люди?! А я вам не люди?! Посторонние для нее люди, – обернулась Маринка к замершей публике. – А мы не люди!

Кто ломит с утра до вечера, тот для нее прошлогодний снег! Я, между прочим, не юбку в канцелярии просиживаю – я уроки веду! Главный труд в школе!

– И я веду, – не промолчала учительница-оппонент. – Все мы тут уроки ведем, кроме Инны, но она занята не меньше нас.

– Подлизываешься! – кричала Маринка. – Закупаешь правую руку левой ноги нового директора! «Занята не меньше» – в том-то и дело, что меньше. Мы с детьми работаем, у нас нервная нагрузка! С хулиганами!

– А вы, Марина, стоите любого хулигана, – тихо, но отчетливо произнесла оскорбленная секретарша. Ей совсем не понравилась «правая рука левой ноги», но она сохраняла сдержанный тон.

Скандальная Маринка ринулась к столу, словно хотела броситься на нее с кулаками.

– Охрану позвать? – дрогнувшим голосом осведомилась Инна.

Ленка не знала, как ей себя вести: следует ли отказаться от часов, из-за которых возник такой переполох, или молчать, дабы ненароком не подлить масла в огонь? Может быть, уйти потихоньку, пока этот неожиданный бардак отвлек общее внимание?

А секретарше, лицо которой покрылось от волнения розовыми точками, стало не до работы. Общественное мнение было в основ ном на ее стороне, но нашлась поддержка и у Маринки – из ряда зрительниц прозвучал недовольный голос:

– А ваше дело – не решать вопрос, а предоставить на рассмотрение директору!

– Вот как, – с трудом сохраняя самообладание, отозвалась Инна. – А где я его возьму, по-вашему, нового директора? (Правой рукой левой ноги которого ее обозвали, подумали все).

– Ну Кире Кузьминичне…

– А вы не слышали, что Кира Кузьминична велела эти часы новенькой отдать? Вот – Кузнецовой Елене Ивановне…

– Ну так снимите трубку и позвоните по внутреннему телефону Кире Кузьминичне, – раздраженно советовала защитница Маринки. – Пусть она подтвердит, и дело с концом. А то развели базар…

– А за что я, по-вашему, должна человека обижать? – кивнула на Ленку Инна. – Что же она, по-вашему, врет?

– Знаете что, – наконец заговорила Ленка. – Я могу и не брать эти часы. Мне правда сказали, но раз уж так получается…

– Вы договаривались с Кирой Кузьминичной? – официальным тоном осведомилась секретарша.

– Да, она меня к вам послала.

– Значит, всё. Приходите в среду на урок и оставайтесь на продленку. А если тут будут устраивать скандалы, я найду возможность их прекратить!

Маринка, похоже, поняла, что козырей у нее сейчас нет. Злобно ворча что-то под нос, она дала словно очнувшимся учительницам вытеснить себя из кабинета. Вместе с ней ушли и сами учительницы. Ленка, оставшаяся с секретаршей вдвоем, судорожно сглотнула: вот теперь дойдет дело до документов. Но Инна вдруг выключила компьютер, на котором уже подоспел требуемый файл:

– Не работа, а сумасшедший дом. И ладно бы мальчишка или девчонка!

– Д-да, – протянула Ленка, боясь поверить в свое спасение.

– Вы извините, Елена Ивановна, за это безобразие. Распустились тут, пока директора нет. А я сейчас прямо работать не могу…

– Конечно, – поспешила согласиться Ленка.

– Не беспокойтесь, я вас к сроку оформлю. Пятого сентября получите аванс.

– Спасибо большое…

– Все документы у вас в порядке, я уже смотрела. Вот только с отчеством что-то напутали. Там у вас какое-то допотопное: Акундьевна вроде или Агафоновна…

– Иоанновна, – сглотнув комок в горле, поправила Ленка. – Но я хочу, чтобы в школе меня звали Ивановной. Сами понимаете…

– Еще бы, конечно. Наши ученики язык свернут, если будут вас так называть. Значит, Иоанновна? – Инна улыбнулась. – Вот и хорошо. Будьте с ними построже, будто вы дочь Ивана Грозного. То есть Иоанна. А то вон даже учителя себе позволяют…

– Конечно, надо построже…

– А теперь извините, не стану вас задерживать. Хочу к медсестре сходить за успокоительным. Значит, в среду на первой учебной неделе у вас урок и продленка, а сейчас вы свободны.

Свободна! Это было то, чего Ленка ждала всеми силами души. Поспешно кивнув секретарше, она со всех ног устремилась к выходу. Турникет внизу подмигивал зеленым глазком – путь на волю открыт. Елена говорила, что потом придется сделать специальную карту для входа и выхода…

Но это потом, это всё потом! Сейчас она толкнет массивную дверь, и тут тебе свежий воздух, солнышко, конец сегодняшним затянувшимся кошмарам!

На этот раз так всё и случилось. В школьном дворе покачивали густыми кронами липы и клены. В летние запахи едва заметно просачивалась горечь будущего увядания – некоторые листья уже начинали желтеть. Было так хорошо, что, наверное, стоит иногда наведываться в школу, чтобы ощутить потом такое блаженство…

Сейчас ей больше всего хотелось сесть на лавочку под деревьями и просто немного посидеть. Но она не села: как-никак здесь еще не улица. Когда-то они, девчонки, вырвавшись после уроков на волю, сразу бежали со школьного двора: вдруг кто-нибудь из учителей выйдет на крыльцо, окликнет тебя и вернет обратно? И не возвращали ведь никогда, кроме, может быть, редчайших случаев, но – вдруг?! И каждый день, спустившись со школьного крыльца, ребятня опрометью мчалась куда подальше. Наверное, это инстинкт коренного народа – прыснуть в чащу, пока тебя не стали ловить.

Однако Ленка была уже не дикарь, ей теперь следует привыкать к миссионерскому статусу. Надо же – урок да девять часов продленки!.. Как говорится, невероятно, но факт. Выходит, она действительно будет входить в класс учительницей? И довольно скоро?..

Сверху к ней прямо в руки спланировал кленовый лист, еще зеленый, но с желто-оранжевой каймой. Словно телеграмма, что сентябрь и вправду не за горами.

В это время школьная дверь раскрылась и на крыльцо высыпало несколько человек в центре с Вещим Олегом. Естественно, он всегда, в любой человеческой конфигурации, должен был находиться в центре. Солнце отблескивало на его рыжеватой макушке, забиралось в желтую бородку, переглядывалось с проскальзывающими в глазах искрами. Он что-то втолковывал клубящейся вокруг него свите, трем уже знакомым Ленке учительницам. Маринка лезла вперед, к самому носу Вещего Олега, но он смотрел мимо нее на тоненькую Сашу Шаховскую, неуверенно державшуюся в этой новой для нее компании. Шествие за мыкала усталая и разочарованная, словно подернутая серой пылью Лариса Артуровна с подрагивающими на груди очками.

Вся эта группа направлялась к находившейся неподалеку автомобильной парковке. Вещий Олег распахнул дверцу дорогого джипа, Маринка полезла было на переднее сиденье, но он приобнял ее за плечи и развернул назад. Рядом с ним, по его настойчивому приглашению, смущенно села Саша Шаховская. А Лариса Артуровна после этой сцены сделала вид, что и не собиралась залезать в машину, просто случайно оказалась рядом. Вещий Олег не настаивал. Дверцы захлопнулись, взревел мотор, и из-под колес взметнулась уже не символическая, а самая обычная серая земляная пыль. Лариса Артуровна в задумчивости смотрела на этот унылый фейерверк, пока он не рассеялся. Потом, словно очнувшись, передернула плечами и пошла прочь.

7

Ленка достала мобильный, чтобы набрать Елену. Конечно, она сейчас сама по едет в больницу, но нужно скорее уведомить Иоанновну, что педсовет прошел благополучно, да еще есть сюрприз – дополнительные часы. Пусть подруга всё это обдумывает, пока Ленка дождется автобуса и будет трястись в нем пять остановок. Долгие гудки навязчиво лезли в ухо: седьмой, восьмой. Вдруг ответил голос нянечки – той самой, которая придумала звать их с Еленой по номерам.

– Алё! Это кто звонит?

– Это я, теть Рай, – заторопилась Ленка. – Елена номер два. А где Елена номер один, почему не подходит?

– Спит твоя номер один. Укол ей сделали, расслабляющий. Ты давай ее сего дня не беспокой.

– А почему укол? – встревожилась Ленка.

– Дмитриевна велела, вот почему. Я, что ль, уколы назначаю…

– Теть Рай! – взмолилась Ленка. – Скажи, что с Еленой! Ей стало хуже? Скажи, я ведь места себе не найду…

Нянечка наконец смилостивилась:

– Сил у твоей Елены мало ребенка носить. Организму сон нужен, как его? – медикаментозный. Я б и сама так полечилась…

– Но утром она проснется?

– А чего ж, не насмерть ее усыпили… Утром приходи. Она теперь в отдельной палате, знаешь, в тупичке, где рядом заведующего кабинет? Месяц будут колоть, так что ты ходи теперь по утрам, после обеда она спящая красавица…

Месяц, ахнула про себя Ленка. А как же уроки ОРКСЭ?

– Ну давай, номер два, мне еще пол мыть…

После этого разговора Ленка постояла немного на месте. Если Елене нужны силы, пусть ее лечат медикаментозным сном. Общаться они будут по утрам – завтра же Ленка поедет к ней после девяти, когда закончится врачебный обход. А сейчас надо перекусить и подумать, на что потратить остаток дня.

В карманах жакета нашлась кой-какая мелочь – хватит на йогурт с булочкой. Ленка купила свой обычный провиант и пошла в скверик рядом со своим домом. Здесь на скамейке придется просидеть до вечера. Если прийти домой раньше, тетка устроит скандал – почему не ищешь работу? Ну что ж, пока придется воздухом подышать…

Собственно говоря, действительно надо искать настоящую работу. Дело это трудное, поскольку у Ленки нет ни специального образования, ни востребованной профессии – вообще нет профессии. И потом, в сентябре она будет занята. Урок да девять часов продленки – приличная нагрузка, которую с основ ной работой не совместишь. Но и Елену подвести нельзя: расстроится, а ведь все болезни от переживаний. Значит, надо искать вакансию ближе к октябрю, а тогда уже, наверное, будет виден живот и никакой работодатель не захочет связываться с преддекретницей. Это одна Кира такая, что летит на помощь, словно мотылек на свечу.

Ленка вздохнула: вот и думай теперь, в сентябре или в октябре. Ни так ни так не выходит. И вдруг стукнуло в голову: а зачем искать, если она уже практически принята? Пятого сентября на карточку Елены придет для нее аванс. Сколько платят в школе за десять часов в неделю? Наверное, хватит на булочку и йогурт два раза в день. А к Новому году она не просто уйдет рожать, но еще и декретные получит.

Это были совсем уже пустые мечты – ведь все выплаты оформляются по документам, в которых сразу будет заметен подлог.

Значит, и пробовать не стоит. Но что еще остается будущей маме, не избалованной действительностью, как не мечтать в свободную минуту, точнее, в свободные часы вынужденного пребывания на скамейке…

8

Тетка выпихнула племянницу на заработки сразу после школы. Для Ленки началась жизнь разнорабочей: то курьером, то в Макдональдсе на разноске, то совать прохожим на улице рекламные листки. Одно время она сидела компьютерным оператором в засыхающей на корню фирме. Всё это, естественно, за гроши. Тетка забирала зарплату целиком и еще попрекала – мало приносишь. Последняя работа, учетчицей на пищевом складе, в смысле денег оказалась погуще. Но именно там Ленка чуть не захлебнулась вторично в жизненных волнах.

Ее стол находился посреди большого подвала с мешками на полу, с полками, уставленными товаром. Время от времени приходили грузчики, выносили согласно накладным коробки с пиццей, сырные головы, ящики ветчины. Старшим в команде был красивый малый, его глаза эмалево блестели, переливались от светло-голубого к темно-синему… И сам говорливый, складный, пробивной: не только красавец, но и умом Бог не обидел. Грузчику с эмалевыми глазами суждено было стать биологическим отцом Ленкиного пацанчика.

Она не была такой наивной, чтобы рассчитывать на серьезные отношения. У них случайная связь: красавец приходит на склад вечером, когда все уже разошлись, дарит ей на какое-то время себя и уходит без всяких обязательств. А как иначе? Ясно, что такой супермен не пара ничем не выдающейся учетчице. Правда, бывают случаи алых парусов, но это не с ее счастьем…

Когда выяснилась беременность, Ленке и в голову не пришло рожать – куда без мужа, необеспеченной, да еще при тетке, которая и без того сживает со свету? Претензий к супермену она не предъявляла: имеет право не жениться, никогда и не обещал. Возмутило другое.

В какое-то время накладные и отпускаемый товар перестали строго соответствовать друг другу. Стороной Ленка узнала, что ее красавец, у которого рыльце в пушку, подводит свои махинации под нее, которую обнимает вечерами на этом самом складе, так сказать, на месте преступления. Может быть, и сошелся с нею специально, чтобы потом удобнее было на нее свалить. На ту, которая носит под сердцем его ребенка, хоть и обреченного никогда не увидеть света…

Однако эмоции эмоциями, а со склада следовало увольняться. Мало ли случаев, когда невиновным людям приходилось отвечать за чужие грехи? Пришибленная предательством Ленка не чувствовала в себе сил для необходимой в таких случаях борьбы. К тому же она не могла больше видеть перед собой эмалевые глаза, невозмутимо переливающиеся от голубого к синему. Глаза предателя.

После взрыва теткиных попреков, вызванных тем, что она опять без работы, оставалось еще одно неприятное дело – сходить в больницу. Уже было направление из консультации, сданы все анализы. Выходя с утра из дома, Ленка рассчитывала к вечеру вернуться назад, под теткино теплое, лучше сказать, раскаленное крылышко. Но вышло совсем иначе. Как это говорит Елена номер один: «Человек предполагает, а Бог располагает».

Кабинет, с которого начинался больничный путь, был один для всех: сюда стекались и с женскими неполадками, и с тем, чтобы лечь на сохранение, и для того, чтобы, как в Ленкином случае, прервать беременность. Потом, уже внутри кабинета, пациенток рассортировывали по отделениям. А возле дверей томилась общая очередь, в которой в тот день оказалась также и Елена.

У медсестры, ведущей первичный прием, случился какой-то напряг. Она постоянно выбегала из кабинета, о чем-то советовалась с подружкой из отдела выписки, потом возвращалась, оформляла двух-трех пациенток и опять останавливала очередь, чтобы поговорить за закрытой дверью по телефону. Женщины роптали, кто-то уже вытащил ноутбук – писать жалобу на сайт здравоохранения. Лишь одна из присутствующих, немолодая, с пучком над открытым лбом, в наброшенной на плечи клетчатой серо-голубой шали, не только не проявляла нетерпения, но и выглядела вполне себе всем довольной. Она расположилась на стоящем в стороне диванчике и не интересовалась очередью, словно собиралась пропустить вперед всех желающих.

Ленка от нечего делать стала за ней наблюдать. К тому же все места на ближних диванчиках были заняты, и она села на дальний, рядом с предметом своего наблюдения. Женщина с пучком повернула к ней голову:

– Тоже нервничаете? – дружелюбно спросила она.

Ленка пожала плечами: нервничай – не нервничай, всё равно скорее не будет. А так, конечно, лучше бы уж отделаться…

– Вы в положении?

Ленка нерадостно кивнула.

– Вот и я. Знаете что, давайте расслабимся, – с воодушевлением предложила незнакомка. – А то нашим маленьким вредно. Вы только подумайте: здесь мы, может быть, лишний час просидим, а впереди у нас вечность…

Ленка взглянула на нее с недоумением.

– Ну да, вечность. Ребеночек. Столько эмоций, никогда не закончатся.

– У меня скоро закончатся. Сегодня, – хмуро уточнила Ленка.

Прошла секунда-другая.

– Значит, вы прерываете?.. – увядшим голосом спросила эта довольно странная женщина.

– Естественно.

– Совсем не естественно. Несправедливо.

– Это еще почему? – удивилась Ленка. Она высоко ценила справедливость и старалась по возможности ее не нарушать.

– Вас-то саму мама родила, а вы лишаете своего младенчика белого света…

– Не такой уж это прекрасный свет, – возразила Ленка.

– А знаете, как перед смертью человек цепляется за жизнь – хоть бы еще секунду, секундочку… Вот это истинное отношение к белому свету. Помните у Достоевского, перед виселицей? Отсрочка казни на пять минут – роскошный подарок…

Достоевского Ленка не читала, и в сложившихся обстоятельствах ей было трудно представить себе, что жить на свете так уж замечательно. Конечно, у кого-то складывается…

– Я без мужа, без денег, без жилья, – хмуро сообщила она своей собеседнице. – Что я могу дать ребенку?

– Саму себя, – без запинки последовал ответ.

– То есть?..

– Свою любовь, поцелуи, колыбельные песенки, солнышко на прогулке, сказку на ночь…

– Это всё в первые годы… А потом? Что я буду с ним делать без средств к существованию?

Собеседница усмехнулась:

– А вы знаете, что будет потом? Может, разбогатеете и подарите ему нефтяной концерн!

– Вот видите, сами смеетесь.

– Нет, что вы. Где уж смеяться в таких обстоятельствах… Я просто хотела сказать, что будущего никто не знает.

– Если я не могу обеспечить своему ребенку достойную жизнь, лучше вообще никакой… Для него лучше, понимаете!

– Но что-то с ним всё же будет – либо жизнь, либо смерть. Одно из двух.

Ленка устало пожала плечами:

– Есть люди, которые считают, что зародыш уже человек. Я так не считаю. Пока что он просто сгусток крови.

– А знаете, чем живое отличается от неживого?

– Чем? – машинально спросила Ленка.

– У живого есть эмоции: радость, страх, печаль. Так вот у внутриутробных младенцев они есть.

– Откуда вы знаете?

– Смотрела фильм, как делается аборт. Маленький человечек внутри матери дрожит еще до того, как его тронут кюреткой. Это такая железная лопатка, которой вырывают зародыш… И он заранее чувствует опасность, смерть, ужас… мечется, ищет, куда бы спрятаться…

– Зачем вы мне всё это говорите? – вздрогнула Ленка.

– А вы сами подумайте зачем.

– Что же, по-вашему, и больных детей надо рожать?

– Во-первых, вы, как я поняла, не по медицинским показаниям. – Ленка кивнула, хотя незадолго до этого у нее был обморок. – А во-вторых, знаете про Матронушку? Святую Матрону Московскую?

– Что-то слышала…

Очень уж далеко зашла их беседа, про себя подумала Ленка. Но, с другой стороны, что еще делать, если очередь в кабинет ползет, как кисель сквозь сито. Вчера Ленка сварила кисель, а тетка накричала на нее: зачем сладкий, у нее повышенный сахар. И пришлось промывать уже сваренный кисель, чтобы уменьшить в нем долю сладости. Психоз какой-то, а куда денешься, у тетки не забалуешь…

Между тем новая знакомая рассказывала:

– Матронушка родилась слепой, с недоразвитыми ручками. Если бы ее маме сделали УЗИ, наверняка постановили бы прервать беременность. А она вот родилась, и сейчас каждый день к ее мощам огромная очередь, не видели? Если бы она людям не помогала, не стояли бы к ней по нескольку часов…

У новой знакомой был необычный голос, эмоциональный и успокаивающий одновременно. Он словно возвращал Ленку в детство, когда всё хорошо и спокойно, когда с ней жила мама и не нужно было брать на себя никакой тяжкой ответственности…

Сколько они просидели вдвоем на диванчике, неизвестно. Вроде бы только разговорились – ан глядь, народ уже рассеялся, и, кроме них двоих, в коридоре никого. Медсестра выглянула из кабинета, обвела глазами диванчики. Обратилась она в первую очередь к Ленке:

– Вы на аборт или на сохранение?

Ленка хотела ответить, но тут неожиданно вмешалась ее новая знакомая:

– Кончено, на сохранение! – Теперь голос этой женщины звучал с неожиданной твердостью. – Только у нас проблема: девушка направление потеряла. Пока мы тут ждали… Нельзя ли ее без направления принять?

Медсестра уже открыла рот, чтобы сказать: «Конечно, нельзя». Но Елена, хоть и сочла нужным улыбаться, неотступно гнула свою линию: они долго ждали очереди (медсестра поняла, что за намек содержится в этих словах). Девушка выронила листок с направлением, и он куда-то подевался. Может быть, ветром унесло. А прийти снова она не может – плохо себя чувствует в данный момент. Примите ее как со «скорой помощи».

– А что с ней такое? – недоверчиво спросила медсестра.

И Ленка, сама того не ожидая, ответила:

– У меня обморок был.

Действительно, когда она узнала, что супермен хочет сделать ее козлом отпущения, всё закрутилось перед глазами: тюки, коробки, полки с продуктами… Один из грузчиков, проходивший мимо, поймал ее и уложил на мешок с мукой.

– Обморок? – переспросила медсестра. – Давно?

Правдивая Ленка замялась, а новая знакомая легонько тронула ее локтем и сама ответила:

– Недавно, совсем недавно.

В принципе можно было и так сказать, потому что беременна Ленка была третий месяц, а что значит этот ничтожный срок в сравнении с вечностью?..

Так и случилось, что их оформили в одну и ту же палату для будущих мам, сохраняющих своих младенцев. У Елены, как звали новую знакомую, были медицинские показания по возрасту, у Ленки кроме обморока оказались гормональные сбои плюс истощение – пока она не работала, тетка ее почти не кормила. Так что вместе лежали почти месяц. И чем дольше общались, чем ближе узнавали друг друга, тем страшней было вспомнить, для чего Ленка изначально пришла в больницу…

Поэтому и невозможно было огорчить Елену отказом, когда она обратилась за помощью, поэтому Ленка и оказалась сего дня на педсовете…