Текст книги "Предназначенная поездка (сборник)"

Надежда Воронова
Предназначенная поездка

Без телевизора

И вот я осталась одна. Без телевизора. И это – накануне Нового года!

На улице то снег, то дождь, мрачно, скользко. Обидно лишаться «окна в мир», которое досталось мне почти новым, всего лет пять тому назад… И хотя телевизор чаще показывал катастрофы, убийства, политические дрязги, но иногда было приятно с его помощью провести вечерок в какой-нибудь экзотической стране, посмотреть на «красивую» жизнь; в другой раз окунуться в «науку и жизнь» – послушать умные речи, – вроде и не одна…

Целую неделю я с переменным успехом пыталась реанимировать своего «приятеля», тратя время и деньги. А сегодня что-то перегорело не только в телевизоре, но и во мне. Я больше не желаю его видеть! Не нужен он мне! Совсем!

Может быть моему ангелу-хранителю видней. Может быть пришло время заглянуть в себя, поразмышлять, вспомнить свои поездки, и… написать о них.

Приехал брат и забрал «пожирателя времени». На запчасти. Оставил от него лишь деревянный корпус. Можно будет сделать полку для книг.

Орехово-2

«Почему, два?» – спрашивают меня. Это связано с очень занятной историей! И для нас с Тамарой раньше было только одно Орехово – справа от железной дороги, где озёра, одно другого красивее. Там и глаза порадовать можно, и искупаться, полакомиться черникой, и грибов для супчика набрать.

Орехово-2 – по другую сторону дороги. И совсем другая картина! Озёр здесь нет. Почти сразу начинаются холмы, тропа через смешанный лес ведёт в гору. Здесь много грибов. А однажды мы с подругой нашли укромный черничник. Далековато, правда, километров за восемь от станции, но ягода там была дивная: крупная, сладкая.

И вот на следующий год, в одно не очень солнечное утро, мы поехали в Орехово и решили: если погода разгуляется – пойдем купаться, если нет, – навестим свой «заповедный уголок».

Вышли из электрички. Было похоже, что день останется пасмурным и ветреным. Мы свернули налево…

Не без труда, со «стонами» и «охами» забрались на ближайшую горушку, присели отдохнуть. Но раз решили, – надо идти. Нам не впервой искать радость преодоленья. Идём, идём… Лес угрюмый. Комары звереют, стоит только остановиться, обманувшись ложным подберёзовиком, а других-то грибов и вовсе нет.

Через два часа пришли к трём камням, – от них рукой подать до заветного местечка. Почему-то мы ни на секунду не сомневались, что ягод будет много и будут они и крупными, и сладкими. В предвкушении неизбежного удовольствия посидели; перекусили, не спеша попили чаёк из термоса, антикомарином намазались и, – вперёд! С трудом карабкаемся по заросшей тропинке, но не ропщем, – цель рядом! Ну вот и «наш укромный черничник».

Одного взгляда на сочно-зелёный цвет «заповедного местечка» нам было достаточно, чтобы определить: черника не уродилась. И точно – ягоды мелкие, кислые, – вся сила ушла в листочки, хоть салат из них делай. Редко-редко, попадётся кустик с ягодами покрупнее и послаще, но это нас не радует. С едва сдерживаемым раздражением, стараясь всё-таки не «заводить» друг друга разочарованием, переговариваемся с Тамарой:

– Больше в этот лес не пойдём, делать тут нечего. А лес, видно, услышал и, – всё! Солнце совсем исчезло, тропинки словно провалились, вокруг бурелом. Куда идти? Ни грибов, ни ягод уже не надо, выбраться бы! Говорю Тамаре:

– Лес обиделся на нас, теперь поплутаем.

– Ничего! Я на тебя надеюсь, – выведешь! – отвечает подруга.

А я шла наугад. Стала у леса прощения просить. Уговаривала его отпустить нас.

Ну, вот какие-то следы, наконец. Местность ещё незнакомая, но на душе уже полегче. Сели на огромное поваленное дерево, нервно доели всё, что было и, – в путь! Одна просека, другая, то низина, то болотце, то овраг… а я всё прощения прошу, виноваты, мол! Тут и Тамара присоединилась, – стала лес хвалить, приговаривая, что не так уж тут и плохо: комары кусают умеренно, и тропинки какие-никакие есть; может, ещё засветло выйдем.

Выйти-то выйдем, да вот вопрос: куда? Если на грунтовую дорогу, то до станции топать и топать. Повернули в очередной раз и оказались на проторенной тропе; сразу приободрились. Тут и грибы стали замечать. Тамара три белых нашла. А подберёзовиков, подосиновиков, лисичек без счёта.

Видно, простил нас лес! И надо же! Вышли мы к тем самым трём камням! И за пять минут до электрички подошли к платформе.

В Дыми

Готовясь вступить в новый год, я как всегда сверилась с гороскопом, чтобы «спланировать свою жизнь». Рекомендации гласили: ходить в церковь, внимательно относиться к религиозным праздникам, думать о вечном, а отпуск провести непременно на Валааме.

Пришло лето, хорошая погода и желание сбежать из города. Позвонила Анжеле, она часто бывает в походах выходного дня, нет ли в плане чего-нибудь подходящего; если не на Валаам, то в какое-нибудь другое святое место. И она отрапортовала: «6 июля – Храмовый праздник Свято-Троицкого Антония Дымского Скита. Станция Дыми – Дымское озеро – город Тихвин – монастырь. – Сбор на Московском вокзале в 22 ч. Возвращение 7 июля в 23 ч.»

– Заманчиво! Когда ещё представится такой случай?! Может, поедем? – предложила я, но тут же засомневалась, – тяжеловато ночь не спать, да и пересадки…

А подруга «загорелась»:

– Выдюжим! Откровенно говоря, меня больше озеро привлекает, я в этом году ещё не купалась.

Чтобы поскорее начать «думать о вечном», я выскочила из дома значительно раньше, чем это было необходимо, опасаясь, что кто-нибудь или что-нибудь помешает мне.

На вокзале оказалась задолго до отхода электрички. Огляделась. Повсюду понатыканы ларьки с напитками, с закусками, с дорожными аксессуарами, мусор, мусор. Суета: ходят, бегают; тащат рюкзаки, сумки, тележки; сидят на скамейках, на ступеньках, на тюках… Глаза невольно искали своих, внешний вид которых декларировал: «мы – не дачники, мы – туристы!» Я их легко узнавала. Они тоже обременены рюкзаками, но на их лицах нет выражения озабоченности хозяйством, у них взгляд радостный и предвкушающий удовольствие.

Мы с приятельницей давно не виделись, и облюбовав двухместную скамью вначале вагона, рассчитывали с удовольствием поболтать.

Электричка набирала ход, а магнитофон молодых людей, сидящих поблизости, набирал децибелы. Разговаривать было невозможно, и Анжела, попросив мою последнюю книжечку стихов, погрузилась в чтение. А я уставилась в окно, и как оказалось, не зря, – закат поразил меня. Впервые я видела, чтобы за привычно-розовой догорающей зарёй, последние блики которой предвещают тьму – конец «света», словно отменяя его, вдруг поднялась зелёная волна, как бы обещая продолжение жизни и наступление нового дня.

В Волховстрой электричка прибыла после полуночи. Руководитель оказался каким-то суетливым, мелькающим то тут, то там… к тому же косноязычным, что явно сулило приключения. И они не заставили себя ждать.

Было объявлено, что ночь мы проведём на вокзале, а утром поездом отправимся в Тихвин. Все разбежались по залу ожидания. И мы с Анжелой пошли искать себе местечко посидеть; как вдруг обнаружили, что наших-то никого не видно. Выскочили на улицу и увидели, что группа удаляется от вокзала и скрывается за каким-то поворотом. – Куда это они? Нужно догонять! – забеспокоилась я. Я бы и догнала, уж очень интересно, куда это они вдруг направились и зачем? А приятельница еле плетётся: возраст и комплекция бежать не позволяют.

Добрались до поворота – только дорога блестит, освещенная полной жёлтой луной и, – никого. Группа, как провалилась. Пришлось возвращаться ни с чем.

В зале ожидания, устраиваясь поудобней на сидении, ко всему привыкшая в походах Анжела, успокаивающе-авторитетно заявила.

– Это только начало! Неприятно, но беспокоиться не стоит, – всё равно к поезду вернутся.

Мне же очень захотелось домой, – на первой же электричке!

Я вышла подышать и успокоиться. Села на скамейку. Остыв, прикинула «Возвращаться – глупо, уже две трети пути позади. Да и гороскоп велел».

С рассветом на платформе появились знакомые силуэты.

– Куда это вы ходили?

– Смотрели ночной Волхов, огни гидростанции, – оживлённо принялась делиться впечатлениями одна женщина, – всё это очень красиво, величественно. А вы что, отстали?… – и заметив, что я расстроилась, вдруг стала оправдываться, – Как-то неожиданно всё собрались и пошли.

А мне действительно было жаль, – я люблю полакомиться красотами, и оказалась лишена этого.

Поезд на Бабаево уже стоял. Все вошли в вагон и стали устраиваться. Анжела расположилась на нижней полке, а я шмыгнула на верхнюю и с удовольствием распласталась, подложив под голову рюкзак. Мне мнилось и мечталось, что я еду в деревню, как когда-то, – начались школьные каникулы, и впереди ещё целая вечность, – деревенское лето.

Из этого сладостного мира я была вырвана появлением контролеров. Машинально протянула свои документы. Контролёры прошли, а я спустилась вниз. Вот и полустанок Дыми. Поезд ушёл, а группа осталась на перроне слушать сообщение руководителя. Боясь снова отстать, мы с Анжелой пробрались поближе к нему. Он говорил старательно, но всё равно невнятно. Кое-как ознакомившись с историей скита, все поспешили по грунтовой дороге, чтобы успеть к началу Богослужения.

В стороне от дороги мы увидели церковь, сильно разрушенную, но в строительных лесах. Нас подвели к часовне, тоже недостроенной. В ней шла служба. И возле часовни было много народу. Мы расположились на огромных обтесанных бревнах, с интересом оглядываясь по сторонам.

Не дав нам толком вникнуть в происходящее, руководитель поднял нас и спешно повёл группу мимо полуразрушенных строений монастыря к озеру.

На берегу, указывая на крест, высоко торчащий из воды, он, желая приобщить нас к святости этих мест, с чувством рассказал легенду: Настоятель монастыря преподобный Антоний всегда молился на большом камне, слегка возвышавшимся над поверхностью воды недалеко от берега. Прошло много лет. Давно уже умер преподобный Антоний. Уровень воды в озере поднялся и камень скрылся под водой. Долго искали его и не могли найти. Однажды над озером появился белый лебедь и опустился на воду. И как-то всем сразу стало ясно, что это – знамение, и что именно в том месте и находится священный валун. Так оно и оказалось. На камне установили большой крест. Ни до, ни после этого события, никто не видел лебедей в этих краях.

Услышав, что следует совершить омовение, трижды обогнув крест, желающие, раздевшись, поспешили в воду. Около креста было достаточно глубоко. Самые высокие, вставши на цыпочки, да ещё и погрузившись по горлышко, смогли обойти его, а остальным пришлось плыть. Вода оказалась необычно плотной, упругой и держала не хуже морской.

Приятно возбужденные все вышли на берег и руководитель объявил, что будем ждать крестный ход, /мы с Анжелой так и не поняли зачем: то ли посмотреть на него, то ли участвовать/, короче, на территории монастыря мы пробудем часов до двух, а потом поездом или автобусом отправимся в Тихвин осматривать тамошний монастырь. Анжела осталась у озера, а я пошла прогуляться по подворью.

В это время к часовне подъехала машина, привезли настоятеля скита, и народ кинулся к нему. Когда я увидела священника: в праздничном облачении, величественного, то не выдержала и тоже подошла. Благословение произвело на меня более глубокое впечатление, чем я ожидала. На душе стало светло и покойно, и я отошла, боясь расплескать это ощущение, хотелось сохранить его подольше. Не спеша я пошла к озеру.

– Обедать-то будем? – бодро спросила меня накупавшаяся подруга.

Я согласилась. Едва пообедали – начался дождь, быстро перешедший в ливень. Прятаться мы побежали в часовню. Она приютила всех, но наших там не было. Ну, вот! Приключения продолжаются!

И опять мне захотелось домой. Решение вернуться было уже более определённым и аргументированным, – я всё исполнила, благословение получила…

– Может, в Питер поедем? В Тихвин мне уже не хочется.

Анжела не возражала, и мы поспешили на станцию. В такт шагам я привычно шёпотом причитала: «Господи, помилуй! Господи, прости! Господи, дай силы крест свой донести!» За несколько минут мы основательно промокли.

Машина, проскочившая было мимо нас, вдруг остановилась, её задняя дверца открылась.

– Вы хотите нас подвезти? – обрадованно спросила я водителя.

– Садитесь, садитесь, пожалуйста.

Мы с Анжелой поблагодарили и торопливо забрались в сухой и тёплый салон автомобиля. Дождь заливал лобовое стекло. Мужчина, ему было лет сорок, расспрашивал нас, удивляясь и похваливая:

– Какие вы молодцы! Я видел вашу группу и решил, что это – паломники, издалека идут.

Узнав, что мы возвращаемся в Петербург, Алексей, так звали водителя, предложил довезти нас до Тихвина. Спутница его доброжелательно молчала, а он, продолжая тему паломничества, заговорил о себе:

– Это ведь машина приятеля и возвращаемся мы из скита. Лежит на мне невольный грех. Друг попросил меня помочь отвезти его мать в больницу. Мы поехали. Но, как я потом узнал, отвезли старушку в дом престарелых. Там она и померла вскоре. Видно сильно переживала, – буквально высохла грузная женщина через пару месяцев.

– Мы хотели эту старушку сами навестить, да опоздали, – вступила в разговор его жена – Татьяна.

– С той поры, – продолжал откровенничать Алексей, как это бывает в дороге со случайными попутчиками, – навалились на нас несчастья, мою машину разбили, у жены – фурункулы по всему телу пошли. Чувствую – неспроста! Может, эта бабушка проклинала меня. Сына-то мать всегда оправдает… Вот и поехали в скит, вроде как покаяться.

Мне захотелось как-то отблагодарить этих милых людей, сделать для них что-нибудь приятное, утешить, насколько это в моих силах. Я подарила им свою новую книжечку. В ней есть стихи о преодолении отчаяния, о помощи свыше. Татьяна тут же принялась просматривать ее, может быть, сначала из вежливости, но вскоре стала читать всё подряд, и бывает же так, мои стихи оказались созвучными её настроению, её душевному состоянию; она читала их, удивляясь: «Как это верно, и кстати! Какие душевные стихи!»

Супруги, уже с радостным оживлением начали рассказывать о своём городе, о восстановлении храмов и предложили проехать в Тихвинский монастырь. Такого подарка мы не ожидали!

Дождь закончился. Воздух стал ласково-прохладным. Городок выглядел умытым. Наши новые знакомые провели для нас блиц-экскурсию по древнейшему монастырю. После чего, Татьяна пригласила:

– Давайте к нам заедем, чайку попьём. Представляю, как вы устали. А на поезд вы не опоздаете, не беспокойтесь!

Чаепитие прошло оживленно. Уже прощаясь, Алексей, вдруг вернулся к рассказанной истории и задумчиво добавил: – Вот одна мысль меня не покидает. У того моего приятеля вскоре случился инфаркт. Его жена, узнав о случившемся, в сердцах бросила: «от свекрови избавилась, так теперь за мужем ухаживай…» Что с ними дальше будет?

Все примолкли и призадумались. В голову прежде всего приходили библейские истины: чти отца своего и матерь свою… и воздастся каждому по делам его… но, с другой стороны, вспомнилось: а кто без греха?…

Минут за двадцать до отхода поезда нас доставили на вокзал. Всю дорогу до Петербурга мы с Анжелой вспоминали подробности нашего путешествия и тешили себя мыслью, что мы заслужили, чтобы все так удачно сложилось для нас. Слава тебе, Господи!

Предназначенная поездка

Последние десять лет жизнь закрутила Ирину так, что ей было не до поездок в Костромскую область, а тянуло… Когда-то она каждое лето проводила у родственников матери в Нигулино. Но после окончания метеорологического института, летом Ирина работала в экспедициях. Бывала и в тундре, и в пустыне. Но никакая экзотика не смогла затмить её воспоминаний о деревне, стоящей на возвышенном месте, о «трёх горах»: белой, жёлтой и красной, – так суглинок окрасил спуски к реке.

В этот год отпуск, наконец, выпал на август, и Ирина решила навестить те края. Из родни там остались только братья, двоюродные. В том же Нигулино жил Николай, а Фёдор – в Роденово – в другом районе, верстах в тридцати.

Поезд Петербург – Омск отправлялся в воскресенье. Ирина купила билет, и привычно-быстро собралась в дорогу. В вагоне она сразу улеглась и быстро уснула. Утром, выйдя на станции Антропово, Ирина узнала, что в Нигулино автобус ходит только в базарный день, в пятницу. «Значит, суждено мне ехать сначала к Фёдору, а потом к Николаю», – рассудила она.

В автобусе, как здесь принято, Ирина поздоровалась с пассажирами. Одна из женщин сразу же стала расспрашивать её: кто, да куда? И другие с интересом прислушивались к ответам «городской». Ритуал был соблюдён, и после никто уже не обращал на неё внимания, она могла спокойно, с удовольствием наблюдать знакомый пейзаж. Сорок километров промелькнули быстро. В селе Словинка всех высадили. До Роденово нужно было идти ещё километров семь.

– Подождите меня, нам с вами по пути, – окликнула Ирину женщина, та самая, которая расспрашивала её. – Я только свой велосипед заберу. Это рядом!

– Хорошо! – ответила Ирина, отметив про себя зачем-то, что женщина говором и внешне – она была полновата, круглолица – похожа на уроженку Украины.

Попутчицы пристроили свои сумки на велосипед, и Ирина предложила:

– Давайте, я поведу, – рюкзак-то мой тяжёлый. А вы тоже в Роденово? У меня там брат, двоюродный – Фёдор Смирнов.

– А! Знаю… Я тут всех знаю. Посторонних почти не бывает. Я – жена местного батюшки, – Мария, – не без тщеславия представилась общительная попутчица.

– Значит, в Боговском живёте, – заключила приезжая.

Ирина взялась за руль, и женщины неторопливо пошли по тропке, что тянется вдоль небольшой речушки Кусь. За разговорами о необычайной засухе нынешним летом они подошли к мосту.

– Как нынче мостик высоко над рекой. У вас тут почти как в Закарпатье! – вырвалось у Ирины.

– А вы там бывали? – оживилась Мария.

– Довелось много путешествовать. Бывала и в Карпатах.

Переправа оказалась не из лёгких: брёвна моста – корявые, большие щели между ними кое-где прикрыты досками, перила из жердей – шаткие. Ирина даже запыхалась. Мария это заметила.

– Давайте мне велосипед.

Горожанка охотно согласилась. Теперь она шла налегке и рассказывала попутчице о своей давнишней поездке в Ужгород, в Мукачево… А та с явным удовольствием слушала Ирину и живо интересовалась: а это вы видели? А там бывали?

– Мы с мужем родом из Закарпатья, – сообщила матушка. – У мужа здесь приход уже почти тридцать лет. Может, зайдёте к нам? Отдохнёте.

Усадьба расположилась возле огромной старинной церкви. Женщины прошли мимо старого дома, баньки, сараев и подошли к дому новому, и какому-то необычному, – окна широкие, и крылечко открытое, – не северное.

Ирина впервые была в доме священника. Мария отвлеклась по хозяйству, а попутчица огляделась. Справа в проёме открытой двери она увидела залу – большую, светлую, уютную комнату: иконы, лампадка горит… А на столе уже появились баклажаны, картошка, помидоры, сметана, хлеб.

– Да вы садитесь, садитесь, угощайтесь. Всё своё, не считано.

Невозможно было огорчить радушную хозяйку отказом, и приезжая удобно устроилась на добротной табуретке. А когда всё закончилось чаем с мёдом в сотах, то Ирине на мгновенье показалось, что она в Закарпатье.

Мария торопливо, пока нет мужа, пожаловалась на недуги, добродушно посетовала на бесхозяйственность местных жителей и с затаённой гордостью принялась рассказывать о детях. Но тут вошёл мужчина немолодой, невысокий, достаточно плотный, располагающий к себе с первого взгляда.

– Я привела тебе привет из наших краёв, – радостно, и как бы оправдываясь, сообщила ему Мария.

Батюшка сдержанно поздоровался с гостьей. Узнав, что та – сестра Фёдора, тихо сказал, делая ударение на первом слоге:

– В больнице Фёдор-то.

Ирина никогда не слышала, чтобы это слово произносили так, высвечивая БОЛЬ, и подумала как это неожиданно верно.

Батюшка замолчал. И разговор как-то сам собой иссяк. Ещё немного посидев для приличия, Ирина поблагодарила за гостеприимство, забросила рюкзак за спину, и поспешила в Роденово, немного сожалея о расставании.

Она шла по наезженной дороге и внимательно вглядывалась в лесок, чтобы не пропустить тропинку, ведущую к реке. Деревня на другом берегу, и дом Фёдора стоит у самых лав. Лавы – мостик из трёх брёвен – оказались крепкими, прочными. На середине Ирина остановилась, здороваясь с рекой. А когда вошла в дом родственников, крикнула с порога:

– Хозяйка дома ли?

– Дома, дома.

Жена Фёдора Манефа маленькая, пухленькая, в замызганном халате «величественно восседала» за столом и пила чай с блюдца, держа его корявыми от работы пальцами. На гостью не подивилась, как будто та не из Питера приехала, а выходила погулять, – она вообще не имела привычки удивляться чему-либо.

– Да ты садись, наливай чай, бери конфеты, – предложила она. – А я Фёдора жду. Он в больнице, в Палкино. Обещали на днях выписать.

Чай пили недолго. Получив подарки и приветы, хозяйка неторопливо пошла задавать корм скотине. Старики теперь занимались только своим хозяйством, работать было негде, да и домов в Роденово осталось всего четыре.

Ирине захотелось немного прогуляться и посмотреть, есть ли грибы. В ближайшем ельничке оказалось пропасть маслят, правда, слегка подсушенных жарой. Горожанка не удержалась, набрала полную корзинку и заспешила обратно.

Чистить грибы пристроилась на скамейке около дома. И почти тотчас неизвестно откуда появился местный «жених». Ирина даже вздрогнула от неожиданности. Мужик был навеселе явно уже не первый день. Он поздоровался, затоптал окурок, и восприняв грибы как очень удачный предлог сесть поближе к женщине, быстро вынул из кармана перочинный ножик, якобы помочь приезжей. Тут же сообщил ей, что всё о ней знает, и что завтра он прекращает пить, и что они пойдут за ягодами и за грибами, и на речку, и что с нею, оказывается, можно поговорить. Ирина молчала: кавалер очень живо напомнил ей бывшего мужа… И вдруг она запела… по-французски. Что не неё нашло? Видно, нервы сдали. Неожиданно пение оказалось действенным: мужик опешил. Какое-то время он ещё пытался задавать вопросы, говорить об одиночестве и о чём-то, чего очень хочется. А песня всё длилась… Крепко озадаченный ухажёр извинился и покатил на велосипеде в сторону деревни Низкусь.

Из дома вышла Манефа, ухмыляясь спросила:

– Ушёл, не солоно хлебавши? – и ревниво добавила, – Да он всем бабам предлагает и себя, и свою избу!

Ирина решила приготовить грибы в сметане, и не в доме, а на дворе, на теплине – железной плите на кирпичах. Она развела огонь, поставила большую чугунную сковороду с грибами, и сидя на берёзовом полене, любовалась тишиной вечера. Наконец-то она осталась одна. Из низины медленно поднимался туман, и на душе у Ирины было безмятежно-спокойно. Пока грибы тушились, туман подошел почти к самым домам.

Поужинали. Гостье постелили в маленькой комнате. Ирина очень устала, но выспаться ей не удалось: ночью Манефа то и дело вставала, кряхтела, охала. А днём хозяйку вдруг прорвало – она ни минуты не молчала: ругала скотину, поминала недобрым словом детей. Младший сын и дочь жили в Петербурге и каждое лето городских внуков привозили к бабушке с дедушкой. Досталось и старшему сыну. Он жил с семьёй на Низкуси. «Непутёвые они оба – и Боря, и жена его Галя! Как они без нас-то жить будут?» Не обошла и мужа: «Да и Фёдор хорош, ничего по хозяйству не поможет, знай у реки посиживает, а рыбы не видать.» – бубнила она.

Ирина помнила Фёдора другим: он многое умел, любил работать по дереву, грабли делал, игрушки мастерил… Но спорить не стала. Конечно, с годами его здоровье было сильно подорвано работой, да и пьянкой, что уж там говорить. Может, у реки-то просиживал целыми днями, что там ему легче дышалось.

На следующий день был церковный праздник – Успение. Работать не собирались, – грех! Но приехала «непутёвая» Галя помочь выкопать картошку. Манефа очень обрадовалась неожиданной подмоге и засуетилась. Ирине ничего не оставалось, как присоединиться к ним. Галя копала часа два, пообедала и, сев на велосипед, поспешила домой. А хозяйка с гостьей до вечера убирали картошку в погреб. Устали и о Фёдоре не вспоминали.

Среди ночи Ирина проснулась от боли в правой руке, а глянула в окно и увидела звёзды, яркие и близкие. Она вышла во двор. Тепло. Тихо. Над домом от горизонта простирается туманный млечный путь. Даже голова закружилась, и она забыла о боли.

И опять целый день гостья помогала хозяйке. Вечером она пошла в огородец набрать к ужину зелени и загляделась на закат. Облака, окрашенные уже ушедшим за горизонт солнцем, зловеще-угрожающе двигались в сторону деревни. «Не к добру» – мелькнула мысль.

И эта ночь прошла беспокойно. В полночь Ирина неожиданно проснулась от необъяснимой тревоги, и у Манефы «сердце останавливалось», она пила капли… А утром приехала Галя со смертельной вестью: в полночь скончался Фёдор. Манефа запричитала, а Галя, собрав всё, чтобы обрядить покойного, уехала в райцентр оформлять документы. Ирина с удивлением отметила про себя, что всё происшедшее для неё как бы и не было неожиданным: и те облака, и пробуждение именно в полночь, и вчерашний случай: после обеда сидели на кухне и спокойно пили чай, и вдруг вздрогнули от короткого резкого стука в окно, – в стекло билась маленькая птичка.

– Плохая примета, – заметила тогда Ирина.

А Манефа сказала, как будто отмахнулась:

– Да у них гнездо тут.

Но Ирина как-то не смогла принять такого простого объяснения и подумала: «По чью это душу?»

Понимая, что ЧТО-ТО надо делать, но не зная, что именно, Ирина пошла по соседям с печальной новостью, но ожидаемого сопереживания не нашла. Каждый, едва выслушав, тут же заговаривал о своём.

После этих визитов Ирине совсем уж стало не по себе и она поспешила в Боговское пообщаться с участливой Марией и договориться о панихиде. Когда она вошла в церковь, службы не было, а перед алтарём стояли два милиционера. Они делали опись украденных ночью икон. Оказывается церковь обокрали в пятый раз за всё её существование и третий – за последний год. Пропадало то три, то пять икон, а сегодня, как выяснилось, унесли – семнадцать! Удручённые происшедшим священник, его жена и несколько старух обходили церковь изнутри, разглядывая зияющие проёмы иконостаса, сокрушаясь, что скоро вообще нельзя будет проводить службы. Чуть виновато Ирина объяснила свой приход: что Фёдор умер, и что она пришла договориться о панихиде. Батюшка мимоходом ответил:

– Значит, на воскресенье отпевать и хоронить.

Ирина плохо знала похоронный обряд, и Мария подробно и многословно объяснила, что делают в этом случае: занавесить зеркала, зажечь лампадку, закрыть окна: на поминки готовить кутью, кисель, блины; а когда покойника увезут из дома, обязательно вымыть полы.

Когда Ирина вернулась, Манефа огорошила её вопросом:

– А Витька-то ещё спит на дороге?

Оказывается, соседа-пьяницу доставили на тракторе и оставили у обочины. Там он и лежал, а рядом – миска, стакан и пустая бутылка. «Вот так и губят себя мужики, – приговаривала Манефа, – Фёдор тоже такой был – мимо рта не проносил, и вот»… «Действительно, – думала Ирина – почти все мужики пьют, а в деревне особенно страшно: мало того, что в каждой избе свой винокуренный завод, так ещё и в хозяйстве мужских рук не хватает. Любая помощь традиционно оплачивается спиртным.»

Покойника привезли вечером на автобусе. Гроб внесли в большую комнату и поставили на табуретки. Стали выпивать на кухне, степенно повели разговоры о тяжелой жизни, о Фёдоре, о похоронах. Тут-то Ирина и вспомнила, что как-то спрашивала у брата, боится ли он смерти. Ей тогда казалось, что смерти обязательно боится каждый. А Фёдор отвечал: «Что её бояться, никто ещё ОТТУДА не возвращался и не говорил, что ТАМ – плохо.»

Целый вечер в доме были люди. Потом чужие ушли, свои остались. Ирина долго не могла уснуть и, не зная молитв, своими словами, бессчётно просила Бога упокоить грешную душу.

Весь следующий день прошёл в суете. Ирину очень тяготили разговоры о похоронах, о водке, о бабах, о картошке… Вечером на машине приехали городские. Мужчины выпали и уснули. Женщины, пользуясь случаем, что собрались все вместе, ещё долго обсуждали всех родственников и знакомых. Об Ирине они были единодушны: «Тебя Бог ведёт, не зря ты так спешила в деревню!»

А утром пришли погребальные хлопоты. Гроб с покойником поместили на прицеп трактора. Вдову усадили в кабину. И супруги, прожившие неразлучно почти полвека, отправились в последнюю совместную поездку.

В церкви горели свечи. Было сумрачно и торжественно. Служба длилась долго и помогала примириться с потерей близкого человека, но время от времени кто-нибудь всхлипывал. Ирина посмотрела на младшего сына Фёдора, – вроде и не умер брат… Вова – копия отца, каким она помнила своего двоюродного брата.

На кладбище батюшка продолжил службу: «до второго пришествия Христа запечатывается могила…» Мужчины поставили крест, повесили на него венок. Внучке дали положить на могилу букетик астр, а всем предложили помянуть покойного кутьёй и разлили водку. И на могиле оставили стопку водки, хотя батюшка предупреждал, что этого делать не положено. Помянули, и на том же тракторе поехали обратно. Все говорили о своём, насущном – о Фёдоре вроде и забыли. Дома поминки затянулись до позднего вечера.

С мыслями о том, что душа покойного ещё несколько дней витает вблизи дома, Ирина подошла к окну. И увидела: над самым лесом горела яркая звезда. Ей показалось, что кто-то с фонарём в руке пытается отыскать дорогу. Потом всё исчезло в сплошном тумане. «Без Божьей помощи найдёт ли кто дорогу?» – подумалось Ирине.