Текст книги "Как полюбить себя, или Мама для Внутреннего Ребенка"

Но оставался еще механизм бесконечной боли, запущенный Обвинителем. Требования старших жителей замка к Ребенку были чрезмерно высоки, а расплата за несоответствие ожиданиям – ужасно жестокой. Обвинитель и механизм бесконечной боли были нужны, чтобы показать жителям замка, что им не надо меня наказывать, потому что я постоянно делаю это сама.

Конечно, они хотели как лучше, стремились защитить Ребенка от пугающего мира, делали все «для его же блага». Но в глубинах сознания возникло желание показать им, как сильно Ребенок мучается из-за их ожиданий и требований. Убедить, что ему становится не лучше, а только намного хуже из-за их методов.

Поэтому я годами страдала. Сильно, глубоко, страстно, полно, самозабвенно. Людям мои страдания казались неадекватными. Наверное, так оно и было. Хотя моя боль была самой настоящей, ужасающе реальной. Дело в том, что в моей психике действовал механизм, во много раз усиливающий любой дискомфорт, недовольство, неудовлетворение.

Я была невероятно ранимой, уязвимой до крайней степени. Люди боялись ко мне приближаться, что-то говорить. Любой шаг, жест, слово могли причинить мне почти непереносимую боль.

Когда на психотерапии мы увидели этот мой механизм, я поняла, что он не достигает своей цели – показать моим мучителям, как сильно они ошибаются. Надежда на то, что они остановятся, не оправдывалась. Этот механизм причинял мне сильнейшую боль, иногда настолько сильную, что я не могла ее вытерпеть и собиралась покончить с собой. Но моим тиранам было все равно, что мне больно. Я приносила этим вред только себе, а донести до них, как жестоко они со мной поступили, не могла.

Стоило мне увидеть этот механизм бесконечной боли, ощутить его и ужаснуться, как вдруг он остановился. Маховик боли, раскручивающий ее до небес, посылавший ее прямо в мою сердцевину, замер и больше не двигался.

Боль оставила меня, как и Обвинитель. Моему Ребенку больше не нужно было страдать. Его больше никто не обвинял и не причинял невыносимой боли. Я могла выпустить его из темницы. Ему больше ничто не угрожало.

Наверное, раньше я и вправду думала, что там ему будет лучше. В тюрьме я пыталась уберечь его от боли и Обвинителя. Может быть, поэтому я не ощущаю сейчас перед ним вины, которая давила бы меня и уничтожала.

У нас началась новая жизнь. Мы с Ребенком ушли из замка – теперь он на свободе. Мы вместе, я учусь жить с ним. И не устаю поражаться, как сильно моя жизнь изменилась, когда мой Ребенок вернулся ко мне.

Стоило ему выйти на свободу и обрести свои права – звучать, говорить, делиться, – как он тут же взялся за дело. Первое, что он сделал – написал благодарственное письмо. Он исписал двенадцать страниц, он писал до четырех утра. После благодарственного письма он написал статью про еду. Это была нота протеста: в него пихают всякое невкусное и ему не нужное. И еще много разного интересного он написал. И хочет продолжать писать!

Он отдал бедным людям все ненужные вещи; раздал одежду и обувь, которые ему не нравились, надоели; выкинул те, что истрепались. Он завел себе множество друзей и стал часто и с удовольствием с ними общаться. Он начал рассказывать миру о себе, своих идеях, мыслях, желаниях.

Помню, годом ранее на каком-то тренинге я и слова не могла сказать о том, чего хочу. А теперь при выполнении похожего упражнения Ребенок все отведенное время взахлеб рассказывал, чего хочет. Его желания были конкретными и определенными.

Удивительно, насколько легче стало жить теперь, когда он со мной. Он хорошо знает, чего хочет. И очень помогает мне в том, что касается осознания моих желаний. А раньше у меня с этим были огромные проблемы.

С ним я постоянно расту: учусь разговаривать с ним; слышать его, видеть, ощущать. Замечать, прислушиваться, заботиться. Я люблю его всей душой, но как выразить ему свою любовь? Я учусь и этому.

А он отвечает мне благодарностью, дает мне массу сил и энергии. С ним я счастливая, веселая, легкая. И мир откликается на мой свет теплом.

Мне еще многому предстоит научиться. Я понимаю, это только начало нового витка пути. Но и позади уже немало. Я горжусь собой: как далеко я прошла, сколько препятствий преодолела, сколь многому научилась.

Я была и Спасателем, и Жертвой, и Тираном. Я обвиняла, обес ценивала, ревновала, злилась и протестовала. Впадала в невменяемые состояния, нарушала границы, перегибала палку. Пыталась поглотить других людей, сделать их себе хорошими родителями, проецировала на них себя и свое окружение.

Но я никогда не сдавалась. Сколько бы жизнь ни ставила меня на колени, снова и снова я упрямо вставала и шла вперед. Мне было страшно, больно, трудно, но я мужественно продолжала во всем этом быть. Я развивалась и работала над собой, росла.

Мои модели и механизмы остаются при мне. Я продолжаю их использовать. Но с каждым днем я становлюсь все более осознанной. Все отчетливее вижу то, как я это делаю. И тогда что-то меняется. Прежние механизмы останавливаются, перестают запускаться мгновенно, по щелчку. Я осваиваю новые варианты поведения, а старые – когда-то позволившие выжить, но сейчас ненужные – отпадают сами собой.

Порой моя жизнь казалась мне тоскливым болотом в горелом лесу. Безжизненные деревья, серые скелеты стволов, серое небо над головой, топь под ногами.

Я ощущала себя одиноким белым рыцарем, бредущим неведомо куда, тратящим все силы на битвы с призрачными угрозами. Долгие месяцы я шла одна в темном каньоне. Ночь, холод, почти ничего не видно. Теперь же я выбралась на Перевал.

Светает. Еще нет солнечных лучей, нет тепла, но уже стало светлее, и в белом свете зари я вижу все вокруг. У меня захватывает дыхание от этой картины. Я замираю, силясь вобрать в себя, охватить все – глазами, носом, ушами. Этот мир потрясающий! В нем столько всего!

Мы с Ребенком стоим на Перевале, взявшись за руки. Ветер развевает наши волосы. Мы смотрим вперед – в Большой Мир, такой разный, такой удивительный, такой невероятный. Ребенку не терпится бежать туда, пособирать цветы, побегать по траве около ручья. Я медлю, пораженная величественным видом.

Я больше не боюсь жизни так сильно, до ужаса, как когда-то в замке. Я верю, что мы с Ребенком справимся. Но сердце сжимается: все-таки немножко боязно туда идти.

Ребенок тянет меня за руку, и я, вдохнув, делаю первый шаг.

– Здравствуй, новая жизнь!

Глава 2. Ребенок и Любящая Мама

Внутренний Ребенок – это наши чувства и желания. Если с ним есть контакт, он дарит удовольствие, радость, счастье. Он говорит, что ему интересно, а что – нет. Он заведует энергией и вдохновением. Если делать то, что ему нравится, что увлекает – он придаст сил, даже когда устал и когда сложно. Если прислушиваться к нему, он подарит множество творческих идей. Как и любому ребенку, ему свойственны открытость, дружелюбие, спонтанность и непосредственность.

Внутренний Ребенок – это интуиция. И я доверяю ему не меньше, чем своему уму, опыту. Ребенок знает, куда стоит идти работать, а откуда надо уходить. Знает, куда стоит поехать, чтобы получить максимум удовольствия от отпуска, ведь он – это мои желания. Он скажет, с кем стоит продолжать отношения, а с кем пора завершить. Порой я следую за Ребенком, хотя моя Любящая Мама недоумевает от его выборов, и по результатам вижу, что не ошиблась, доверившись ему. Ребенок может вывести меня на мой жизненный путь; он дает понять, чем мне стоит заниматься в жизни и вообще – как жить.

А еще Внутренний Ребенок – это я. Это я в детстве и сейчас; это все, что я переживаю и чувствую. Он одновременно и отдельная часть меня, и я сама.

Мне кажется, один из важнейших этапов в терапии – это встреча со своим Внутренним Ребенком и налаживание с ним хороших отношений; выращивание для него Любящей и защищающей Мамы, которая всегда будет на его стороне. Тогда появляется возможность создавать свою жизнь, быть собой, быть счастливой и самодостаточной. Идти своим путем, ощущая внутреннюю опору, поддержку от себя самой. Я считаю, что оно однозначно того стоит. После семи лет психотерапии я очень довольна результатами: тем, какой стала я сама и как сильно изменилась моя жизнь.

Внутренний Ребенок общается с нами через чувства. Когда мы испытываем какие-то эмоции – это он таким образом пытается что-то до нас донести. Если их долго не слышать, игнорируя, то чувства становятся очень тихими, незаметными, бледными. И тогда их довольно трудно распознать. Но если пытаться снова и снова, если прислушиваться к себе, то постепенно они звучат все отчетливее и ярче. Так же и с интересом, желаниями, мечтами, творчеством.

Когда у меня наладился контакт со своим Внутренним Ребенком, я стала гораздо лучше понимать и других людей. Я начала видеть в окружающих Детей, слышать их, понимать их чувства и потребности. Это очень помогает мне и в общении с людьми, и в моей работе терапевтом.

Поиск пути к своему Внутреннему Ребенку – долгий и сложный. У моей Внутренней Мамы (тогда она еще только училась быть Любящей) перед ним была колоссальная вина, и она так сильно ее боялась, что избегала встречи любыми способами. Ей казалось, что вынести это будет невозможно. Поэтому она продолжала не слышать и не замечать Ребенка.

Первые пару лет моя психотерапевт твердила, что я не вижу своего Ребенка, не слышу его, не замечаю, обижаю, затыкаю, подставляю. А я все не понимала, о чем она. Ведь это мне плохо – обидно, грустно и больно, – а она меня еще и ругает! Мне это казалось страшно несправедливым и очень обижало. Я долгое время не могла его ощутить – не хотела. У меня никак не получалось его услышать. И когда она ему сочувствовала, я злилась, что она говорит про него – страдаю-то я!

До сих пор не понимаю, почему у меня не получалось услышать его с ней. Может, потому, что меня слишком пугала ее злость на мою Внутреннюю Маму, обижавшую Ребенка. Мне было слишком страшно, что вина, которую я испытывала перед Ребенком, раздавит меня. Возможно, если бы мы продолжали с этим работать, я бы встретила Ребенка, но теперь этого не узнать.

Так случилось, что встреча моих Мамы и Ребенка произошла в процессе работы с другим психологом. Я должна была пройти в институте десять сессий с их терапевтом, чтобы получить диплом, и выбрала психодраматиста. Мы с ней сделали несколько расстановок на игрушках про моих Ребенка и Маму. Только тогда, с ее помощью, я смогла вступить с Ребенком в контакт. Мне было ужасно страшно – признать свою родительскую вину и «плохость» перед Ребенком. Ведь я столько лет его игнорировала, когда он так страдал! Но терапевт была очень мягкой, бережной, принимающей и совсем меня не осуждала. И я рискнула встретиться с Ребенком, ощущая, что она поддерживает Маму.

Это произошло через письмо. Терапевт спросила меня, сколько мне было лет, когда случилось самое страшное или болезненное событие, которое я помню. Я сказала: восемь.

И она дала мне такое задание: написать письмо от себя восьмилетней той себе, которой я являюсь сейчас. Я написала также и ответное письмо – от себя взрослой себе-ребенку. Получилось два письма.

Я несколько раз читала их вслух, а терапевт комментировала, о чем там, какие чувства звучат. Потом она посадила Ребенка в кресло, а Маму поставила у стены, рядом с высокой лампой. Я то садилась в кресло и говорила из роли Ребенка, то вставала на место лампы и отвечала ему из роли Мамы. Так состоялся их первый диалог.

Удивительно, но вина не уничтожила меня. Наоборот, я была так счастлива! Я встретилась со своим Ребенком, смогла увидеть и услышать его! Это счастье перекрывало все – и вину, и его сильные негативные чувства ко мне. Я все могла выдержать, ликование обретения переполняло меня. Я понимала, что у меня есть силы вынести все остальное. И он имел право на злость, обиду, ярость, недоверие, ведь столько лет меня с ним не было. Хотя на самом деле он злился только на той сессии. Но я из взрослой позиции смогла выдержать нашу конфронтацию, его претензии, упреки и недовольство.

Отношения у нас развивались постепенно. Сначала он долго молчал. Он испытывал разные чувства, но не разговаривал со мной, не отвечал на вопросы. Я уже осознавала, что он есть, замечала его, но не могла понять. И тогда я разговаривала с ним, хоть и не получала ответов. Я говорила, что вижу его, слышу, замечаю; что вот сейчас происходит то-то и то-то, и от этого он злится, обижается или грустит. Говорила, что чувствую – он грустит – но не знаю, почему.

Я много про него писала, нащупывая дорожку к нему, и с каждым разом все больше чувствовала, все лучше понимала, все чаще была с ним в контакте. Через несколько месяцев такого одностороннего общения он начал произносить по одному слову – иногда, в самых важных случаях. И время от времени брал меня за руку – когда мне удавалось особенно хорошо его понять, точно озвучить его чувства. Это трогало меня почти до слез. Счастье и любовь переполняли мое сердце.

С Ребенком я поняла, что такое безусловная материнская любовь. Потому что в тот момент, когда произошла наша с ним встреча, родилась и его Внутренняя Любящая Мама. Она – молодая девушка лет двадцати, и как мама очень неопытна, учится вместе с ним. Она любит его безмерно, всей душой, и очень за него переживает.

Она вся – для него, для того чтобы давать что-то ему, без благодарности, без признания. Она не ждет ничего взамен. Конечно, Мама очень счастлива, когда Ребенок ее обнимает или берет за руку, но она так же счастлива и когда просто может что-то для него сделать. И ей не нужно, чтобы он ее любил или благодарил. Ее важнейшая жизненная задача – даже необходимость – чтобы ему было хорошо. Чтобы его не обижали, не забывали.

Она озвучивает его чувства и объясняет их ему. Когда он кого-то ругает, она говорит: «Ты злишься». Когда он плачет или расстроен, объясняет: «Тебе грустно и больно. И это горько и обидно, когда так случается».

Еще она защищает его от Обвинителя. Раньше он очень часто нападал на Ребенка, а сейчас совсем перестал. Потому что Мама, это хрупкое маленькое создание, превращается в разъяренную фурию, стоит кому-то хоть тронуть Ребенка. И даже Обвинитель – а в моем представлении он здоровенный мужик лет сорока, под два метра ростом, с могучими плечами – пасует перед ней. Так что уже давно Ребенок прекрасно живет, потому что его никто не обижает.

Еще она все Ребенку разрешает. Ему раньше столько всего запрещали! Так что теперь она считает, что ему можно все. Подарки, игрушки, сладости, – она ни в чем его не ограничивает. Но он и сам вполне сознательный, так что не пускается во все тяжкие, вовсе нет. На самом деле, когда Ребенок понимает, что ему можно все, что он захочет, и в любой момент, он перестает так сильно чего-то жаждать или требовать.

Она любит Ребенка. Ласково его называет. Плачет или горюет вместе с ним. Когда ему плохо – утешает.

Некоторое время спустя Ребенок стал более разговорчивым. И хотя он по-прежнему говорил редко, ему уже достаточно ясно удавалось донести с помощью коротких фраз, чего он хочет или не хочет. Кроме слов у него в распоряжении целый арсенал чувств, которые гораздо лучше передают палитру его настроений и пожеланий, если научиться их понимать.

Я верю, что золотая середина – ключ к гармонии. Если у клиентов перекос в самообвинения и самокритику, я учу их больше защищать себя. Если они о себе низкого мнения – видеть и ценить в себе хорошее. Если Ребенок совсем забыт, подавлен и несчастен, я даю ему много места, уделяю внимание, стараюсь расслышать его голосок. Показываю клиентам, как любить его, баловать, слышать и давать право на жизнь. Впрочем, и здесь важен баланс: когда у Ребенка уже есть Любящая Мама, то есть клиент уверенно чувствует себя, замечает Ребенка и взаимодействует с ним, – приходит очередь границ и рамок.

Внутренний Ребенок не сильно отличается от настоящего малыша. Он тоже любит сладости, развлечения и шалости и не любит делать то, что надо, но не хочется. В жизни много того, что приходится делать, с чем необходимо смириться – независимо от нашего к этому отношения. Терпение, ожидание и упорство – очень ценные навыки. Поэтому Внутреннему Ребенку нужны также и границы. Которые, кстати, дают ощущение безопасности.

Попустительский стиль воспитания, вседозволенность и потакание во всем не являются целью в контакте с Внутренним Ребенком. Да, я разделяю его чувства и даю ему право их испытывать, но одно дело – то, как я обхожусь со своими чувствами внутри себя, и совсем другое – то, что из этого я выражаю во внешнем мире. Не стоит все свои переживания вываливать на окружающих, тем более что зачастую эти чувства вызваны не ими, да и обращены не к ним, а к детскому опыту.

И как бы Ребенок ни устал от сессии, работы или заботы о собственных детях и муже, нельзя позволить ему все бросить. В частности, потому, что ему все равно нужны отношения с близкими людьми и деньги на жизнь. Именно поэтому важно научиться договариваться с Ребенком, чтобы было место и тому, что важно ему, и тому, чем дорожит Любящая Мама.

Например, я могу купить себе за месяц пять красивых платьиц, а потом, когда Ребенок захочет еще, показать ему, сколько денег мы потратили и сколько платьев у него уже есть, и остановить. И это тоже важно. Границы не менее важны, чем удовлетворение потребностей.

– Я слышу, что тебе очень понравилось это платьице. Оно действительно очень нарядное. Но мы купили тебе в Париже пять других чудесных нарядов и пока на этом остановимся.

То же касается любых других чувств. Если, ощутив злость, тут же высказывать ее близким, так можно и отношения потерять. Поэтому, разозлившись, я говорю Ребенку:

– Да, ты ужасно зол, что она так поступила. Так сильно, что готов на куски разорвать. Очень тебя понимаю, сама бы ей врезала. Мы можем пофантазировать, как бы мы это сделали. Но у нее свой взгляд, своя история, ее тоже можно понять. А я дорожу отношениями с ней, поэтому ругаться и драться мы не станем.

– Я знаю, сейчас тебе так больно, что ты не чувствуешь ничего хорошего к нему. Но он сделал для тебя много добра. Мы можем с ним какое-то время не общаться, но рвать отношения не будем.

Чем чаще я обращаю внимание клиентов на проявления их Внутренних Детей, и мы задаемся вопросами, как могла бы позаботиться о них Любящая Мама, тем лучше становится контакт между ними. Со временем клиенты учатся узнавать эти фигуры, рассказывать о них, чувствовать свои желания и проживать эмоции.

Часть II. Негативный опыт, или Когда нелегко жить

Глава 1. Травма

Травма – так психологи для краткости называют больное место в душе. Такие места образуются, если ребенок не смог пережить и выразить сильные чувства, вызванные каким-то событием; если его чувства не были приняты и разделены кем-то из взрослых. Тогда эти чувства подавляются, вытесняются и прячутся где-то в душе. Они не уходят, а томят человека изнутри, проявляясь в виде тоски, депрессии, скуки от жизни, подавленности, психосоматических болезней.

Травма – как открытая рана, которую прикрыли сверху одеялом. Если случайно заденешь здоровую руку – не больно, а если с той же силой задеть спрятанную рану – боль такая, что воешь.

Травма вызывает неадекватные реакции. Она добавляет невинному событию свое толкование и вызывает сильнейшие чувства. Обычно это те самые непрожитые и невыраженные чувства из детства – по отношению к родителям или другим травмирующим фигурам. Нормальную реакцию можно представить моросящим дождиком, который если и промочит, то незначительно. Травму же – бочкой воды, окатившей тебя – такие сильные захлестывают чувства.

Когда есть понимание, что это травма, ответственность травмированного заключается в том, чтобы не срывать свои чувства на невинном человеке. Это ни к чему. Можно просто сказать партнеру: «Прости, мне надо побыть одной, пока чувства не стихнут».

Или: «Мне сейчас очень больно, и я очень злюсь, но ты в этом не виноват, это мои детские чувства поднялись. Не принимай на свой счет».

Или: «Мне больно и горько, мог бы ты меня сейчас просто обнять?».

Если травм, причем глубоких, было много, то может образоваться общая защита – отключение всех чувств. Словно израненный солдат заползает в танк и запирается там. Он ничего не чувствует. И вроде живется ему спокойно, но минус в том, что все как-то скучно и серо, одиноко и холодно. Трудно, находясь в танке, вступать с людьми в близкие, теплые отношения.

Исцеляет от травм понимание того, какие они, как возникли. Впрочем, лишь понимания недостаточно. Нужно прожить и выразить подавленные чувства. Обычно это требует времени. И лучше всего, быстрее и эффективнее это происходит в близких и теплых отношениях.

Человек получает новый опыт: можно злиться, показывать свою боль, плакать и быть неадекватным в своих реакциях, но при этом кто-то не покидает его, а остается рядом. Любит, заботится и поддерживает. Это то, чего не было в детстве. То, что исцеляет.

И со временем травма заживает и рубцуется, остается только шрам. А неадекватные реакции постепенно стихают и становятся вполне соответствующими ситуации.