Текст книги "Веселые русские сказки"

Горшок

 
Мужик да баба жили-были.
Ленивы больно. Всё чудили.
Любое дело им не в радость:
Малейший труд – какая тяжесть!
Вот нагрузить чужие плечи
Своей-то ношей… Хоть далече
Пускай её несёт другой».
Так вот и жили муж с женой!
 
 
И дверь в избе не закрывали:
«Крюк заложить – нам труд задали.
И труд, опять-то, скинуть крюк:
Руке тянуться столько мук».
Вот так и жили, поживали.
Добра от лени? То едва ли!
 
 
Вот баба раз сварила кашу —
В горшке варила пишу нашу.
Румяна каша и вкусна.
 
 
На стол поставила она
И в кашку масла положила,
Про ложки тоже не забыла.
И с дедом кашу-то едят,
Поесть побольше норовят.
 
 
Глядь, а горшок уже пустой.
– Дед, ты теперь горшок помой!
 

 
Дед облизнул свою тут ложку,
Подумал было про гармошку.
– Не мужиково дело – горшки мыть!
Сама помой, и хватит ныть!
 
 
Тут баба встала сразу в позу
(Дед как бы ей загнал занозу):
– Я дело сделала своё.
Сварила кашу, то – моё.
А мыть горшок – твоя забота!
Поел! Поспать тебе охота?
Нет! Ты сперва горшок помой
И не ругайся ты со мной!
 
 
Помыть горшок для деда труд:
Ведь лени в деде целый пуд.
– Горшок твой мыть, жена, не стану!
Для мужика нет больше сраму!
Пускай горшок стоит немытый
Иль мой сама! Я сном разбитый.
 
 
Но баба тоже тут ленится:
«Уйти б от дела ухитриться!»
Горшок суёт тот на шесток,
Сама – на лавку и на бок.
 
 
Дед забирается на печь:
Давно хотел он уж прилечь.
Подумав, бабе говорит
(На лавке та лежит, молчит):
 

 
«Ну, вот, жена, наш уговор —
Дороже денег договор!
Кто первым утром завтра встанет,
Пройдёт по хате, в печь заглянет
И первым слово скажет вслух
(Хоть я и стар, но ведь не глух) —
Тому и мыть горшок тогда.
Спор разрешим наш навсегда!»
 
 
«Лежать на лавке целый день
Мне никогда не было в лень.
Труднее мне не говорить,
Но не хочу горшок я мыть», —
Так баба думала, крутилась,
Со всем в итоге согласилась.
 
 
Уснули, в общем, старики…
От лени просто чудаки.
Настало утро. Старики лежат.
Вставать, конечно, не хотят.
Ведь помнят про горшок немытый
И уговор их незабытый.
Пора коровушку поить,
Пора её кормить, доить.
Но уговор есть уговор.
То – лени просто приговор.
 
 
Соседки коровушку в поля прогнали:
«Вы что, Маланьи не видали?
Здорова ль? Может, захворала?
Иль просто утро всё проспала?»
 
 
Прошло полдня. Маланьи нет.
«Что приключилось? Где сосед?»
Соседка сунулась в избу:
Дверь в ней открыта. «Эй? Ау!
Маланья, матушка! Ты где?»
На лавке та лежит себе.
 
 
Не шелохнётся и молчит.
И лишь во все глаза глядит.
 
 
«Почто коровушку не доишь?
Горшок, вот вижу, ты не моешь!» —
Соседка тут Маланье говорит.
Та как немая – всё молчит.
«Да что с тобою приключилось?
Чего молчишь? Всё позабылось?»
 
 
Молчит Маланья и ни слова.
Соседка к ней с вопросом снова:
– Да где мужик-то у тебя?
Здоров ли? Хвор? Скажи хоть „я”!
Сосед Василий! Отзовись!
Женой своей скорей займись!
 
 
Но и сосед не отвечает.
Лежит на печке и моргает.
Как в рот воды мужик набрал
И не понять: мож, захворал?
 
 
Соседка так перепугалась
И до других домов подалась.
«Беда! Ой, бабоньки! – кричит
И так с испугу говорит, —
Неладно в доме у соседей:
Лежат, молчат, но и не бредят!
 

 
Маланья – та пластом на лавке,
Нема, как рыба на прилавке.
Василий – тот-то на печи.
Румян! Но нем, как куличи.
Неладно, бабы, в доме этом!
Лежат. Не кормятся обедом!
Без порчи тут не обошлось,
Как бы лечить их не пришлось.
Давайте, бабы, за попом», —
И порешили все на том.
 
 
В дом стариков тут поп пришёл:
Всё ту ж картину он нашёл.
Лежат, моргают и молчат.
«Что за напасть на божьих чад?
Василий, Божий раб, скажи,
Что тут случилось? Расскажи!»
Молчит старик и лишь вздыхает.
Усы шевелит и моргает.
 
 
«Маланья, Божия раба!
Что с мужем сталось ото сна?»
Молчит старуха: лишь кряхтит.
Нахмурив брови, всё глядит.
 
 
Соседки поохали, попричитали:
«Не дай нам Бог такой печали!»
Но ведь у всех-то есть дела:
Хозяйство, дети – жизнь звала!
 
 
Тогда им поп и говорит:
«Долг православный нам велит
Не оставлять больных одних.
Уж больно боязно за них».
 
 
Соседки тут переглянулись,
К своим домам все развернулись.
Мол, дома дел невпроворот…
Всегда в трудах-то наш народ.
 

 
«Да вот пусть бабка Степанида
И посидит. Дверь в дом открыта…
Без мужа ведь живёт, одна.
Забот немного. Пусть она!»
 
 
Тут Степанида встрепенулась,
К попу тотчас же развернулась
И низко в пояс поклонилась,
И речью этой разродилась:
– Работать даром не могу!
Одна теперь во всем роду.
Извольте жалованье дать,
Иль подаяние подать!
 
 
– Да как мне жалованье дать?
Ведь старики они – не знать! —
Поп Степаниде говорил,
В глазах покорности просил. —
 
 
Что?! Подаянье говоришь!?
Тогда тут точно посидишь?
 
 
Поп по избе повёл глазами:
«Как угодить вот этой даме?
Что б ей отдать на подаянье?
Коль нет в старухе состраданья!»
 
 
Тут поп увидел кацавейку,
Что в переводе: «нас согрей-ка».
Такой вот маленький тулуп:
Без рукавов, но греет пуп.
Весь рваный, старый, клоки ваты.
Висит на стенке старой хаты.
И всё ж Маланьи то наряд,
А поп находке только рад.
 
 
«Ну, вот нашёл и подаянье.
Вам кацавейку шлёт Маланья!
Немного старенький наряд,
Но ведь наряду каждый рад.
Одеть когда или укрыться.
Для вас, старух, как нарядиться!
Ты, Степанида, кацавейку
Бери себе и дом нагрей-ка.
А то замёрзнут старики
Пока лежат как тюфяки».
 
 
Что дальше тут произошло —
Сегодня сняли бы кино.
Маланья быстро с лавки скок —
Ошпарил кто иль стукнул ток.
Посредь избы уже стоит
И громогласно говорит:
 

 
«Моё добро на подаянья?!
Я в нём ходила на свиданья!
Сама ещё век поношу!
Да и уход я не прошу!»
 
 
Тут все, конечно, обомлели.
За что её так все жалели?
Здорова, ходит, говорит.
Порч вся прошла – в ней жизнь кипит!
 
 
Тот факт её выздоровленья —
Для всех как сцена представленья.
А в завершении разгадка:
С нарядом вышла-то накладка,
А для Василия – успех.
Ему пенять на лень-то грех.
Спустил он ноги тут с печи.
Кричи, мол, жёнушка, кричи.
«Ты слово первая сказала
И уговор-то наш ты знала!
Тебе горшок придется мыть,
А мне – без дела день прожить!»
 

Шабарша

 
А не потешить вас сказочкой чудесной
И на Руси давно известной?
Есть в этой сказке дивы дивные
И чуда-чудеса чудные.
Про батрака Шабаршу– из плутов он плут,
Если рассказчики этой сказки не лгут.
Шабарша уж как взялся за гуж,
Так неча сказать – на всё дюж!
 
 
Батрачит Шабарша не год и не два,
Година лихая наступила тогда:
Ни хлеба, ни ягод не родит земля.
Хозяин в раздумьях: «А как же семья?
Чем жить-поживать? А деньги где взять?
Как злую кручину из мыслей прогнать?»
 
 
«Эх, не тужи, хозяин! – Шабарша говорит. —
От мыслей про деньги голова заболит.
Был бы день – хлеб да деньги будут,
И злую кручину все тогда позабудут!»
 
 
Пошёл Шабарша на плотину тогда,
Для мельницы воду преграждала она.
«Вот рыбки поймаю, как всегда, на авось! —
Решил Шабарша. – Ну а если лосось?
Продам подороже – вот и деньги тебе!
А злая кручина – иди к чёрту себе!
Удилище есть! А верёвочки-то нет?
Ну ладно, совью, – сам себе дал совет
Батрак и у мельника взял горсть пеньки. —
Ну что тут поделать – такие деньки!»
 
 
Сел Шабарша на краю бережка,
Из пеньки веревку вьёт, напевая слегка.
Тут прыг – из воды маленький чёрт,
Любопытством своим как бы к стенке припёрт.
– Дядюшка! Что здесь поделываешь? —
чертёнок спросил.
– Верёвку вот вью! – Шабарша говорил.
 
 
– Зачем вить верёвку? – любопытно черту.
И тут Шабарша отвечает ему:
– Да пруд от чертей вычищать собираюсь.
Свяжу всех верёвкой, иначе умаюсь!
 
 
– Эй, дядюшка, ты погоди, не спеши!
Такие дела не совсем хороши.
Пойду расскажу деду-чёрту про это,
А ты подожди вот хотя б до обеда. —
 

 
Чертёнок тогда Шабаршу попросил,
Вглубь пруда нырнул и как в ад угодил.
 
 
«Ну, черти, держитесь! Всё зло ведь от вас!
Годину лихую припасли вы для нас.
А сами сребро да и злато храните
И люду простому никогда не дадите!
Сыграю я шутку вот с вами чертями,
И всё своё злато принесёте мне сами», —
Так Шабарша думал думу тогда.
Чертей разорить он решил навсегда.
И начал Шабарша яму копать,
И выкопал так, что и дна не видать.
Яму потом своей шапкой накрыл,
А с шапкой такое ещё учудил!
Верхушку шапки срезал совсем
И сделал он дырку – вот ведь зачем:
Что в шапку Шабарши теперь попадёт —
Немедленно в яму тотчас упадёт.
 
 
Чертёнок из пруда опять выплывает
И деда-черта уговор оглашает:
– Мой дед предлагает с тобой сторговаться!
Что хочешь, батрак, чтоб в пруду нам остаться?
 
 
Шабарша на чертёнка строго взглянул,
Что будет торговля он сразу смекнул:
– Вот злата насыпьте в шапку мою.
Не жадничать только я вам говорю!
 
 
От слов Шабарши чертёнок тут сник.
Золото отдавать он совсем не привык.
И к деду-чёрту в пруд опять за советом:
– А ты, Шабарша, подожди чуть с ответом.
 
 
Вот снова из пруда маленький бес вылезает
И тут побороться Шабарше предлагает.
Про жадность чертей Шабарша наш-то знал,
Что будут юлить он тогда угадал.
 
 
– Бороться со мной ты, бесенок-то, мал.
Покрепче чертей я вот прежде встречал.
Ты с братом моим средним, Мишкой, сладь.
Иначе покоя вам, чертям, не видать.
 
 
Чертёнок расстроился и говорит:
– А где твой брат Мишка? – и опять вот юлит.
– Мой брат под кустом в яру отдыхает, —
Батрак Шабараша невзначай тут зевает.
 
 
– Как же мне вызвать Мишку бороться?
И на отказ от боя не напороться?
 

 
Упрямый чертёнок всё боя желает,
А наш Шабарша ему предлагает:
– А ты подойди и ударь Мишку в бок.
Да крепче ударь, чтоб отказаться не смог.
 
 
Чертёнок доволен и в яр побежал
И Мишке-медведю дубиной так дал,
Что Мишка от боли на дыбки вскочил,
Чертёнка так крепко, так крепко скрутил,
Что все затрещали кости его.
Медведя обидел ведь он самого.
 
 
Медвежьи лапы чертёнок познал.
Насилу от Мишки тогда он удрал.
К деду-черту в пруд опять он нырнул
И чуть, чуть живой до него дотянул:
 
 
– Ну, дедушка! Страх! И досталось же мне!
Того не желаю я даже тебе!
Боролся я с братом средним Шабарши.
Намял мне бока Михаил от души.
Все кости трещали, так больно хвосту,
А если б к Шабарше я попал самому?
Тогда бы, наверно, рога мне сломали.
И шею свернули, и хвост оторвали.
 
 
Чертёнка-то жаль деду-чёрту тому,
Но жадность и хитрость – одно к одному:
Жадность не хочет деньги отдать,
А хитрость велит испытание дать.
 

 
– Попробуй взапуски, чертёнок, бежать.
Батрак не обгонит – тебе побеждать!
Чертёнок на радости духом воспрял
Бежать Шабарше на обгон предлагал.
 
 
– Тебе-то куда со мной взапуски бежать?
Попробуй-ка Заиньку сперва обогнать.
То брат мой меньшой – ты не ровня ему.
Поверь мне, чертёнок, как себе самому!
 
 
Не верит, однако, маленький бес:
«Уж всяк обгоню я его через лес».
– А где же твой брат, что Зайкой зовётся? —
Чертёнку побегать по лесу неймётся.
 
 
– Да вон – в травке лёг, отдохнуть захотел.
Его беспокоить пока не хотел.
Но коли решил ты с Зайкой тягаться,
Негоже нам с братом с тобой препираться.
Подойди, чертёнок, к Зайке поближе.
Да тронь за ушко или хвостик, что ниже.
 
 
Исполнил чертёнок Шабарши совет,
Тронул Зайку за ушко, и вот вам ответ:
От страха заяц так припустил,
Что скоро в лесу его след и простыл.
 
 
И снова бесёнок к деду-чёрту плывёт.
Покоя чертям Шабарша не даёт.
 
 
– Ну, дедушка! Я так резво бежал,
Но Зайка меня всё равно обогнал.
Меньшой-то – брат Шабарши-батрака —
И то был быстрее меня дурака.
А как же тогда с Шабаршой состязаться?
Как же нам, дед, от него отвязаться?
 
 
Старый дед-чёрт тогда заворчал.
Брови нахмурил, ногами стучал.
Нет покоя чертям вот в пруду.
Шабарша не пляшет под деда-чёрта дуду.
 
 
– Ступай, чертёнок, к Шабарше опять.
Вели испытание новое дать.
Кто крепче и громче свистнет из вас?
Коль ты – пусть тогда он отстанет от нас!
Чертёнок к Шабарше снова приплыл,
Слова деда-чёрта ему повторил.
 
 
– Ну, свистни ты для начала, чертёнок.
Как ни крути – ты пока лишь ребёнок!
А младшим надо всегда уступать.
Это и черти должны понимать.
 
 
Чертёнок с Шабаршой спорить не стал.
Быть первым всегда и во всём он мечтал.
Свистнул чертёнок и громко-то так:
Деревья согнулись и стал виден закат.
 
 
Листва вся опала, будто осень пришла.
Насилу на ногах устоял Шабарша.
 
 
– Хорошо свистишь, – Шабарша говорит. —
А всё не по-моему! – и чертёнку твердит. —
Как свистну – тебе на ногах не стоять!
И уши твои придётся менять.
Наземь ничком, чертёнок, ложись.
Уши заткни и лежи, не крутись!
 
 
Лёг чертёнок и уши пальцами заткнул.
Шабарша взял дубину и от души замахнул.
Как хватит дубиной чертёнка с размаха,
Что рожки согнулись, не жив уж от страха!
Батрак Шабараша себе: «Фю-фю-фю!..» – свистит!
А у чертёнка искры из глаз и голова гудит.
 
 
Чёртенок до деда-чёрта еле доплыл
С больной головой и как пёс заскулил:
– Ох, дедушка, дедушка! Шабарша так свистел,
Что мозг в голове у меня закипел.
Не знаю теперь, как его охладить.
С больной головой мне не хочется жить!
А вот Шабарше мой свист нипочём!
Силён Шабарша, как ни странно, во всём.
 
 
Дед-чёрт недоволен чертёнком опять:
– Как мог ты, бесёнок, ему проиграть?
 
 
Покоя мне нет и на старости лет,
Уж очень мне жалко из злата монет.
Померяйся силой, чертёнок, ты так:
Дубинушку кинь, ты известный мастак!
Возьми в тростнике ты дубину мою
И силу теперь прояви ты свою.
Кто выше вскинет дубину из вас,
Тому и условие ставить для нас.
 
 
Чертёнок дубину на плечо взвалил,
Пошёл к Шабарше и опять заюлил:
– Дедушка велел последний раз тебя испытать.
Кто из нас сильнее вот эту дубину кидать?
Что скажешь, батрак? Готов состязаться?
А если не хочешь, то можешь убраться!
Откуда пришёл, Шабараша, туда и иди.
И воду в пруду нам, чертям, не мути!
 
 
– Ну что ж! – Шабараша произносит в ответ. —
Нет в жизни батрацкой слова-то „нет”!
Куда мне деваться? Кидай ты прежде дубину свою!
А я вот в сторонке на всё посмотрю!
 
 
Вскинул чертёнок дубину высоко-высоко,
Её уж не видно – знать она далеко.
Насилу дождались, когда упадёт.
Дубину чертёнок Шабарше подаёт.
 
 
Взял Шабарша дубину – тяжела!
Задача с бросаньем, увы, не проста.
Но нет! Не привык Шабарша отступать!
Не силой, так умом он привык побеждать!
Опёрся на дубину и в небо глядит.
– Что ж ты не бросаешь? – бесёнок сердит.
 

 
– Да жду вон ту тучку, что по небу идёт.
На этой-то тучке брат кузнец мой живёт.
Закину на тучку дубину твою
И брату её от души подарю!
Дубина твоя из железа, как-никак!
В деле кузнецком сгодится – вот так!
 
 
– Э, нет, Шабарша! Ты дубину отдай!
На тучку её никогда не бросай!
Потеря дубины для деда – беда!
Ведь чёрт без дубины не грозен тогда.
 
 
Хватает дубину, бежит к чёрту-деду:
– Опять Шабарша одержал, дед, победу!
На тучку хотел закинуть дубину твою!
Откуда он силы берёт – не пойму!
 
 
Дед-чёрт не на шутку испугался тогда:
– Похоже, бесёнок, пришла к нам беда!
Придётся Шабаршу нам теперь ублажить.
Иначе чертям, нам, в пруду и не жить!
Сребро и злато, чертёнок, Шабарше давай
И шапку батрацкую им всю наполняй!
 
 
Чертёнок таскает богатство чертей.
Наполнить батрацкую шапку скорей!
Но шапку наполнить доверху – никак…
Дыру в ней проделал не зря же батрак!
 

 
– Ну, дедушка, шапка Шабарши на диво.
С виду проста и совсем не красива.
Почти уж всё злато в неё я насыпал!
А шапка пуста! Будто я и не сыпал!
Остался последний твой сундучок…
Что делать, дедуля? – чертёнок примолк.
 
 
– Что делать? Что делать? – дед-чёрт проворчал. —
Нести сундучок! Шабарша, знать, удал!
Верёвку – то вьёт наш батрак-разоритель?
Беда всех чертей и пруда покоритель!
 
 
– Вьёт, дедушка, вьёт! И большую уж свил!
Как бы теперь он нас всех не скрутил!
 
 
– То-то, бесенок! Неси сундучок поскорей!
Будет тогда-то батрак подобрей!
 
 
Нечего делать – сундучок чёрт берёт,
Покорно и быстро на берег несёт.
Насилу заполнил златом шапку батрака
И сгинул в пруду гол-сокол навсегда!
 
 
А что Шабарша? Да живёт он на славу,
С тех пор как нашел на чертей он управу!
Сребром да златом простой люд одарил!
Конечно же, плут про себя не забыл!
Батрачить давно он уже перестал!
А сказки конец вот уже и настал!
 

Как мужик домовничал

 
Жили-были муж с женой.
Долго жили. Меж собой
Всё решали по уму.
Только в старости жену
Начал наш старик ругать,
Оттого что уставать
От работы стал быстрей.
Раньше было веселей
В поле сеять или жать:
Мог он всё перепахать,
А потом нарвать букет
Полевых цветов – и нет
Ведь усталости такой.
Полюбуется женой,
Ей букет подарит тот,
Поцелует, назовёт
Словом ласковым, простым…
«Быть бы вечно молодым!»
 
 
Но тут старость подошла,
Молодость уже прошла,
И мужик наш стал бурчать,
И жену свою ругать:
 
 
«Я пашу всю жизнь, пашу,
Тяжести всю жизнь ношу,
А ты дома всё сидишь,
В окна только и глядишь.
Отдыхаешь, чай, весь день,
Ублажаешь свою лень…»
 

 
Тут жена не удержалась:
То ли гордость в ней осталась,
То ли план созрел такой.
«Что ж! Меняемся с тобой!» —
Говорит она ему.
Предлагает самому
Хлеб испечь и масло сбить,
Да внимательнее быть,
Когда курам во дворе
И цыплятам-детворе
Очень хочется гулять.
Клушке-курице не знать,
Что тут коршун всё летает,
Её детям угрожает.
 
 
«Так что птиц ты карауль!
Вот три дела для бабуль.
Не тяжёлая работа —
Просто женская забота
О домашнем очаге.
Делай, муж, всё налегке.
Дела справишь – отдыхай!
Вот тебе и будет рай!
Еду в поле я пахать,
Чтоб тебе не докучать».
 
 
Так и сделали супруги:
По уму, скажу вам, други!
 
 
В день тот дома муж остался,
В поле нынче не подался.
Хочет все дела исполнить.
Дел не много. Надо помнить:
Караулить кур сейчас.
 
 
Чтоб не бегать к ним сто раз
И чтоб коршун не стащил,
Дед вот так тогда решил:
К клушке ниткой привязал
Всех цыплят. И был удал
Наш старик в других делах,
От души всё делал! Ах!
 
 
Раз! Хлеба вот замесил!
Два! И печку истопил!
В печь хлеба сажает тут:
«Не пройдёт и пять минут,
Как хлеба мои взойдут!
А пока их испекут,
Буду масло я сбивать,
За хлебами наблюдать!
Вот и сразу дела два
Выполню твоих, жена!»
 
 
Так старик вслух говорил,
Масло в пахталке бил, бил
И гордился тут собой,
Что такой он деловой:
Все дела исполнит разом,
Не моргнув при этом глазом,
Ну а дальше – отдыхать,
То не в поле вам пахать!
 
 
«Как жене и говорил!
Не зазря её журил!
Вот теперь меня поймёт,
Что как барыня живёт!» —
Только это дед сказал —
Крик он клушки услыхал.
Выбежал во двор и видит.
Как себя он ненавидит,
Что всех птиц тогда связал:
Коршун всех их и украл,
Тащит клушку и цыплят,
Те – на ниточке висят,
Бьются бедные и плачут,
Меж собой о том судачат,
Что старик их всех сгубил:
«Лучше б он свой плуг тащил,
А не брался кур смотреть.
Страшно всем нам умереть!»
Опечалился старик:
Понял он тот птичий крик.
 

 
«Надо за коршуном бежать
И цыплят скорей спасать!
Должен коршун где-то сесть,
Он устанет и захочет есть.
Тут его я догоню,
Палкой тотчас прогоню».
 
 
Так решил старик тогда.
Мыслил быстро, как всегда.
И, чтоб делу не стоять
(Масло ж надобно сбивать),
Он с собой берёт пахталку,
Крепит на спину: «А палку
По дороге я найду,
А сейчас бегу, бегу!
И пахталка пусть трясётся —
Масло в ней само собьётся!
Вот и сразу дела два
Выполню я, как всегда:
И коршуна враз догоню,
И масло, думаю, собью!»
 
 
Бегал, бегал наш старик,
Подустал, немного сник,
Поскользнулся и упал.
Коршун дальше улетал…
Пахталка вдребезги разбилась,
Сметана на землю пролилась!
Старик совсем загоревал,
Курей своих он потерял.
Пахталки нет, и нет сметаны,
Болят колени, штаны драны.
 

 
«Вот так два дела загубил!» —
Старик в сердцах заголосил.
Но делать нечего. Домой
Идёте поникшей головой.
 
 
Ну вот и дом! Дверь открывает
И запах гари он вдыхает.
Старик тут понял: «Хлеб сгорел!
И это я недосмотрел!
Хоть все три дела для бабуль,
А результат мой – полный нуль.
Жена приедет. Что сказать?
Как мне себя-то оправдать?
Как мне исправить-то дела?
Все три, как сажа та бела!»
 

 
Так наш старик всё причитал
И думал, думал. Всё искал
Он выход или оправданья
За полный крах его деянья.
 
 
И вот надумал, наконец,
Такое, что любой юнец
Его на смех бы и поднял.
Но наш старик тогда воспрял:
«Хоть высижу цыплят я сам!
Не то совсем уж полный срам
С хозяйством в доме у меня.
А хлеб и масло? Так ведь я
Скажу жене, что отдыхал.
От тягот прошлых лет устал.
Пускай попробует ругаться!
А после поля, может статься,
Сама усталая придёт,
Так что меня она поймёт!»
 
 
Старик берёт яиц кошёлку.
Залез в подпечку. Без умолку
Как клушка клохчет и сидит
Поверх кошёлки, и глядит,
Когда появятся цыплята.
Смешно, конечно же, ребята,
Смотреть тогда на старика,
В делах домашних простака.
 

 
Так просидел старик весь день.
Кудахтал так, что на плетень
Петух соседский прилетал
И клушку во дворе искал.
 
 
Однако стало уж смеркаться,
Не будем, в общем, мы смеяться,
Но дед не высидел птенцов.
И здесь не надо больше слов.
А надо только рассказать,
Что не пошёл старик встречать
Жену, что с поля возвратилась.
Она, конечно, удивилась.
Пришлось ей лошадь выпрягать,
В конюшню после отогнать.
 
 
Заходит в дом. «Старик-то где?
Чай, отдыхает? Иль во сне?
Вот только нет его нигде!»
 
 
И только клушка знай себе
Под печкой всё кудахчет бойко.
«Дай посмотрю… Да нет! Постой-ка!
Так то не клушка! Муж сидит!
Мож, отдохнул? Теперь чудит?!»
 
 
Жена с кошёлки старика согнала:
«Я отродясь-то не видала,
Чтоб так высиживать птенцов!
С ума сошёл? Нет просто слов!
Ты мне вот лучше расскажи,
Свои дела все покажи!»
 
 
Старик, от стыда краснея,
Решил всё как есть рассказать.
И, став с этих пор чуть мудрее,
Жену перестал он ругать.
 
 
И жизнь потекла как и прежде:
В домашних заботах жена,
Старик пашет землю в надежде,
Что прав в разделенье труда.