Текст книги "Лавка красоты «Маргаритки»"

Глава 8

Несмотря на то, что днём я изрядно вымоталась, после «вдохновляющей» речи назойливого незнакомца, уснуть так и не получается. Сначала смотрю на склянки с отварами, решая, сразу их выкинуть или подумать ещё, потом всё же ухожу наверх и ворочаюсь, ворочаюсь, ворочаюсь…

Какую цель преследует сумасшедший незнакомец, являясь в это дом без приглашения? В его скуке я очень сомневаюсь, так в чём же дело?

– Ты знаешь, что ему надо? – обращаюсь в пустоту. Дом лишь грустно вздыхает, отчего стены довольно неприятно скрипят.

Не знает. Это плохо. Наверное…

Стараюсь думать о чём угодно, только не о том, что сколько бы ни кичилась, наивность моя и вера в чудеса никуда не испарились. И надежда на лучшее, вкупе с мечтами так же остались при мне.

Наконец, засыпаю, чтобы проснуться ни свет, ни заря. Мысль, просочившаяся сквозь кошмары и сомнения, звучит вполне жизнеспособно: сначала нужно попробовать, а потом уже падать духом. Упасть оно всё проще, чем предпринять хоть что-то.

С таким боевым настоем я и начала день. А потом вовсе не заметила, как он плавно перетёк в вечер…

Над входом под самым потолком разместилась цветочная гирлянда, щедро напоённая магической силой, да водой заговорённой охлаждённая. На камине – несколько горшков, в которых, вместо цветов улеглись разноцветные баночки крема да омолаживающие отвары в прозрачных бутылях, размером с ладонь.

На стеллаже не осталось ни одного свободного местечка – всему нашлось применение. И неказистой ветке с крохотными ягодами барбариса, что совершенно случайно попалась мне в лекарской лавке, и корешкам женьшеня, и россыпи сухих лепестков роз. По отдельности каждый из них не представлял ничего особенного, но вместе смотрелось совсем-таки неплохо.

Лёгкий, едва уловимый аромат цветов заполняет дом, отчего вредный характер его будто становится мягче – каждый вздох напрочь лишён недовольства и ворчания, а огонь в камине не дёргает всполохами, плавно перетекая с одного бревна на другое.

Подле стеллажа примостила вместительный чемоданчик с пробниками. Чемоданчик купила с первый же день своего пребывания в столице, а применение придумала ему только сегодня. Удобно иметь скляночки со всем арсеналом, который я могу без труда приготовить.

Глубоко за полночь удовлетворённо обвожу взглядом дело рук своих и киваю. Именно так и должна выглядеть лавка красоты – нежно, располагающе, многообещающе… Дай-то боги, чтобы мои усилия не прошли зря.

Спать я укладываюсь только после того, как, зажмурившись, выпиваю настой валерианы – что-то подсказывает мне, что без него уснуть не получится до самого утра. А что же по поводу ночного гостя – сегодня он решил дать мне передышку. И правильно, боюсь, покажись он сейчас мне на глаза, то в ход пошла бы балясина, любовно припрятанная мною в каморке под лестницей.

* * *

Очередное утро наступает с далёким пением петухов. Не скажу, что чувствую себя бодрой и готовой к любым неудачам, скорее я напоминаю комок нервов, который вот-вот и вовсе разорвётся на мельчайшие кусочки, не оставив о наивной Криске никаких воспоминаний.

Я долго стою у зеркала, придирчиво осматривая и лицо собственное, и выбранное платье. И если первое худо-бедно меня удовлетворяет, то второе ясно даёт понять – владелица лавки красоты не может выглядеть, как деревенская простушка. А в тёмно-синем сарафане, и белой блузе я именно так и выгляжу. Хотя, если присмотреться, меня можно принять и за гимназистку, двух жиденьких косичек по бокам только не хватает.

Положение немного спасают румяна и мудрёная коса, что заплетаю трясущимися руками.

Первый рабочий день… Первый, когда я тружусь ради звонкой монеты не на пыльном огороде дяди Росма, а в собственной лавке, где каждый уголок сделан и украшен своими руками. Где творение рук моих красуется в новых блестящих баночках, а не в наскоро вымытых бутылках из-под чего-то дурнопахнущего.

Сад перед домом тоже превратился, если и не в прекрасное творение, то хотя бы во что-то похожее на живые деревья, а не мёртвые коряги. Сил ушло на это немерено, но результат того стоил. Ещё пару раз поработать с ним и сад станет чудесным.

Вывеска получилась довольно оригинальной. Вместо нарисованных букв – буквы, сделанный из тонких стеблей плюща. К тому же, они легко мерцали, позволяя даже при свете дня прочитать написанное.

Моё прибежище получило нежное название – «Лавка красоты «МАРГАРИТКИ».

Почему именно так? Мне захотелось воскресить воспоминание о маме, которая всегда верила, что я найду своё место в жизни. Такое, от которого душа будет петь, а сердце наполняться ликованием. Маму звали Маргаритой, но папа чаще называл её ласково – Маргаритка. Хочется верить, что родители были бы довольны тем, что я, наконец-то, обрела то, о чём так мечтала.

Входную дверь распахнула настежь, впуская в дом свежий утренний воздух. После ночи он ещё не успел напитаться духотой, и суета города тоже обошла его стороной.

Дом спокойно вздохнул, смакуя свежесть утра и затаился в ожидании, как и я.

Постепенно улица стала оживать. Булочник, потирая сонные глаза и зевая во весь рот, нехотя отпёр лавку и спрятался за дубовой дверью. Лекарь явился едва ли не на три четверти часа позже. Сгорбленный старичок потирал затылок и вообще не понимал, для чего он поднялся в эдакую рань, ведь люд честной и не очень, особенно в Сером квартале, заболевает, обычно, после полудня, когда пригубит первую чарку медовухи или чего ещё более противного. Портниха же, дородная тётка с круглыми очками, линзы в которых больше напоминали огромные лупы, напротив, подходила к собственной лавке, едва не выводя замысловатые па. Медленно переставляя ноги, прикрытые слоями юбок, словно капуста, она обводила надменным взглядом и невзрачные дома, и просыпающиеся лавки, и сонных людей, что уже потянулись по делам вдоль по улице.

Никто даже не взглянул ни на оживший почти сад, ни на вывеску из плюща, призывно блестящую на солнце, ни на меня, напряжённо застывшую на пороге дома. А я ждала… С жадностью всматривалась в каждого, кто проходил мимо, или же заглядывал к булочнику, лекарю, или портнихе…

Напряжение всё нарастало и грозилось сожрать меня без остатка, но вдалеке часы пробили ровно двенадцать раз… Полдень… Почти семь часов пролетели так, будто их и не было, но что куда важнее, лавка красоты не приняла ни одного клиента. И судя по тому, что её появление даже не заметили на Малиновой улице, не примет никогда.

Ухожу. Сажусь в кресло и бездумно смотрю на едва поблёскивающие угли в камине. Дом молчит. Ему нечего сказать, он так же, как и я, расстроен.

Выходит, незнакомец был прав. А я ошиблась.

Сил нет даже на то, чтобы приготовить себе чаю. Желудок жалобно урчит, но и он затихает, устав от безразличия хозяйки.

Кажется, солнце за окном клонится к горизонту. Хотя… Какая разница? Пусть клонится, оно выполнило своё предназначение и имеет полное право на покой. До следующего утра.

Надо бы подняться. Снять вывеску и забыть этот день, а вкупе и глупые стремления, как страшный сон, но стоило мне только опереться руками на подлокотники кресла, как в дверь постучали. Тихо, почти неразличимо.

В первое мгновения думается, что это от расстройства. Почудилось. Но нет, звук повторяется, не слишком настойчиво, всё так же тихо, но спутать его с плодом собственной фантазии сложно.

Подскакиваю, наскоро оправляю подол сарафана и подбегаю к двери. Но останавливаюсь, пытаюсь улыбнуться так, чтобы не напугать первого клиента. А когда открываю, то вижу перед собой портниху. Вид у неё, должна сказать, весьма странный – будто она не в лавку красоты заглянула, а в логово какого-то чудовища. Впрочем, при первых же словах, становится понятно, отчего она такая испуганная и взъерошенная.

– Ты же ведьма, да? – глазки за очками-лупами бегают по убранству дома у меня за спиной. – Продай зелье, – останавливается, и уточняет, – любовное, – шепчет, а видя, как улыбка медленно сползает с моих губ, поспешно добавляет: – Я хорошо заплачу!

Пожалуй, от этого дня я ждала несколько другого…

– Я не ведьма, – бросаю устало и, уже закрывая дверь прямо перед любопытным носом женщины, заканчиваю: – Я фея, и зелья отнюдь не мой удел.

Портниха что-то шепчет, то ли ругательства, то ли проклятья, я же сползаю на пол и утыкаюсь лицом в сложенные ладони. Вот тебе и лавка красоты, вот и надежды на лучшее.

Никому не нужен ни крем, ни настойка, ни лосьон, всем подавай зелий. Любовных, или не любовных, но главное зелий. Что за люди?

Первый всхлип тихий, осторожный. Я будто примеряюсь к истерике, которая и без моего на то согласия всё равно ворвётся лавиной в умиротворённый вечер.

Но замираю, услышав хлопок и почувствовав горьковатый запах.

Незваный гость, чьего имени я так и не узнала, входит в комнату осторожно, и молчит. Я же сижу неподвижно, опасаясь хоть чем-то выдать себя. Куда проще притвориться истуканом, чем выслушивать издёвки на тему: а я тебя предупреждал.

Мужчина удивляет меня – он опускается рядом и всё так же молчит. И лишь когда я собираюсь с силами, чтобы посмотреть на его наглую физиономию, говорит вполне миролюбиво:

– Ааа… красиво у тебя тут вышло…

М-да, красноречие сегодня явно его покинуло, но рвущиеся колкости оставляю при себе, и молча соглашаюсь.

Красиво. Ни больше ни меньше чем то, что я рисовала в своём воображении.

Молчим снова.

– Не получилось? – спрашивает, когда все рамки приличия канули в небытие.

Можно сделать вид, что совершенно не понимаю, о чём меня спрашивают, но… К чему?

– Нет, – пожимаю плечами якобы равнодушно, хотя внутри всё скручивается от невыплаканной боли и обиды.

– Пойдём, – поднимается так резко, что я на какое-то мгновение забываю и об обиде, и об несправедливости.

– Куда? – уточняю растерянно, тем не менее поднимаясь с пола.

– Увидишь, – подмигивает и берёт меня за руку. – Закрой глаза.

Нет, определённо, я не собиралась никуда с ним идти, и тем более закрывать глаза, но… Почему-то послушно выполняю и то и другое.

Тихий хлопок и ощущение, будто падаешь в пропасть, которой нет конца и края. Какофония запахов, где различить отдельно взятый аромат невообразимо сложно. Звуки, настойчивым звоном касающиеся слуха. И страх, что опрометчивое доверие может обернуться непоправимой трагедией. Но последние опасения теряют смысл вместе с дымкой, что тает в свете высокого фонаря.

Моргаю несколько раз, лишь бы избавиться от упавшей на глаза пелены и вижу перед собой высокую ограду, чьи острые зубья утыкаются прямо в ночное небо. Они будто подпирают чернеющую твердь, не давая той свалиться на землю.

– Где мы? – правильный вопрос немного с опозданием, но всё же рождается в моей голове.

– Мы? – невинно интересуется мужчина, чьё имя стоило бы узнать, а то как-то неприлично даже. – Посреди улицы, – пожимает плечами и довольно ухмыляется.

Смотрю в другую сторону и вижу, о, чудо, улицу. Можно было бы сказать, вполне обычную, если бы не вычурный вид домов, будто их не для жилья строили, а на выставку достижений сумасшедших архитекторов.

Вместо обычных дверей – либо врата, размером с великана, либо круглые чердачные крышки, сплошь усеянные позолотой и фигурками невиданных зверей. Башенки, не поддающиеся счёту, окна с витражами и колонны в виде женщин, чьё одеяние, да и позы выходили далеко за рамки приличия. Гораздо дальше, чем наше молчание, которое я не так давно посчитала неудобным. Ещё дорожки, извивающиеся, словно змеи, и цветы… Нет, последние были вполне себе прекрасны, но сочетание их вызывало рябь в глазах, а если вкупе с домами, так и вовсе головокружение.

Что ж, вопрос мой был понят превратно, точнее извратил его находчивый провожатый, но стоит предпринять ещё одну попытку:

– Зачем мы здесь?

На этот раз знакомый незнакомец хмыкнул, уже не скрывая издёвки, за что получил серьёзное обещание:

– Если скажешь, что просто так, то я найду способ вернуться домой и взять в руки балясину.

Балясину он помнил, и то, как умело я с ней обращаюсь – тоже. Это несомненно радует.

– Не надо, – улыбнулся теперь искренне, хотя как по мне, радоваться тут определённо было нечему. – Мы с тобой всего лишь прогуляемся, и я покажу тебе кое-что.

Кое-что заинтересовало куда сильнее просто прогулки. Да и что тут смотреть на этой диковинной улице? Подтверждение того, что толщина кошелька напрочь отбивает здравый смысл и тонкий вкус? Или дело тут не столько в звонкой монете, сколько в желании выделиться из толпы? Впрочем, что то, что другое для меня кажется слишком глупым.

– Кое-что, надеюсь, это не вот эти вот чудеса? – показываю пальцем на нагромождение этажей и разномастных окон всевозможных форм.

Мужчина смеётся мягко, словно довольный сытый кот урчит, но ничего не отвечает, лишь загадочно кивает в сторону забора.

– Эм? – мычу непонятливо, но тут моей рукой завладели и повели вдоль ограды, мимо сверкающих особняков.

– Я же говорю, что для начала мы прогуляемся, – непонятно чему радуется мой… похититель? Да, пожалуй, сейчас можно назвать его и так. Но иду послушно, не только из-за того, что мою ладонь держат крепко, не позволяя вернуть имущество законной владелице, а сколько потому, что любопытство, будь оно неладно, проснулось в самый неподходящий момент. И ведь клялась себе, что больше ни за что на свете не пойду у него на поводу!

Мы и вправду гуляем. Что удивительно, среди вопиющей безвкусицы попадаются вполне себе миленькие строения. И пусть размеры домов всё так же велики, мне удаётся порадоваться – и среди зажиточного люда есть вполне себе нормальные горожане. Ну, те, кто способен понять, что красная крыша и ядрёно зелёные стены не очень-то сочетаются по цвету.

Сама же улица имеет вид благородный, строгий, я бы сказала, как выписанная из заморских стран гувернантка, на плечах которой лежит непосильная ноша – воспитать из барчуковых деток людей достойных. Каменная брусчатка, где камень к камню уложен идеально, кованые фонари с шарами, чьи внутренности сияли мягким ровным светом, да даже забор, вдоль которого мы шли нарочно медленно, ничуть не портил вид.

Не сказать, что процесс гуляния захватил меня без остатка, но некий груз, давивший на плечи стал не таким и неподъёмным.

– Легче? – как бы невзначай интересуется, эм… Незнакомец.

Киваю, отворачиваюсь, пряча проступивший на щеках румянец и задаю-таки мучавший вопрос:

– Знаешь, было бы неплохо, если бы ты назвал своё имя. А то как-то неудобно…

В ответ на мой вопрос он ничего не ответил, только подозрительно затрясся. Оборачиваюсь, прищуриваюсь, и не веря своим глазам тихо спрашиваю:

– Ты что это? Смеёшься надо мной? – а потом громче уточняю: – Да?!

Мою руку отпустили и продолжили бессовестно смеяться, ничуть уже не стесняясь своего веселья. Что удивительно, спустя пару мгновений, глядя на искреннюю радость, я и сама подхватываю её. И так хорошо становиться на душе от этого смеха…

– Я уж думал, – смотря на меня открыто, с неприкрытым интересом, он всё же заговорил, – что ты никогда этого не спросишь.

Смеяться я перестала, но улыбка не сходила с губ. И вовсе не страшно, что он потешается надо мной, я и сама умею над собой шутить да иронизировать, живя с таким дядюшкой, как мой, и не такому можно было научиться.

– А я и не планировала спрашивать, – отзываюсь беспечно, улыбаясь шире. – Первая встреча у нас вышла занимательной и величать тебя в мыслях незнакомцем было довольно… Забавно.

Ложь, конечно, но ему знать об этом вовсе не обязательно. Не объяснять же ему, что я просто стеснялась спросить.

Мужчина смотрит на меня как-то… особенно, а потом кланяется и с самым серьёзным видом, на который был только способен, представляется:

– Джек Рэйлор, для тебя просто Джек.

В ответ я тоже поклонилась, и так же серьёзно ответила:

– Весьма рада познакомиться с вами!

В отличие от него я не смогла удержаться от смешка, хотя и Джек (слава всем богам, теперь я могу и в мыслях величать его по имени) дёрнул уголком рта, предотвращая улыбку.

– Что ж, – первым начал он, – раз мы наконец-то с вами познакомились, позвольте вам кое-что показать?

Скептически усмехаюсь и киваю на вьющуюся улочку:

– Так вроде ты и так показываешь.

Джек предпочёл не заметить брошенную в свой адрес шпильку, и указал на высоченный забор, галантно предложив:

– Раз вы не против, прошу!

Я растерялась, на самом деле, хотя и не планировала этого делать.

– Куда? – уточняю непонимающе.

– Сюда, – ухмыляется Джек, довольный произведённым на меня эффектом.

После его слов железные прутья на глазах отгибаются, образуя не очень удобный, но всё же проход.

– Сюда? – спустя долгие пару минут всё же нахожу в себе силы, чтобы спросить.

Джек, ничего не сказав, первым пролезает в образовавшуюся дыру и подаёт руку мне. Нет, случалось мне делать вещи безрассудные, но не до такой степени, чтобы по чужим владениям шастать. По ТАКИМ чужим владениям, не зря же сад обнесли высоченной оградой!

– Может не стоит? – блею тихо, отступая на шаг назад.

– Не знал, что ты такая трусиха, – подначивает Джек, а я… Возьми и попадись на крючок.

– И ничего я не трусиха, – ворчу недовольно, и позволяю затянуть себя в дыру в заборе.

– И это прекрасно, – шепчет мужчина, всего на мгновение прижимая мою ладонь к своей груди. Выглядело сие действо странно, но ещё более странной была моя реакция – даже после того, как Джек отпустил мою ладонь, кончики пальцев покалывало от странного чувства… От желания вновь прикоснуться к нему? Пф! Что за глупости! Взбредёт же тебе в голову чего, Криска!

Глава 9

За оградой действительно был сад, и не такой себе обычный, коих повидала я великое множество, а шикарный. Нет! Восхитительный! Невообразимо прекрасны!

За высокими цветущими деревьями, чьи шапки горели фиолетовым светом, из-за мелких цветочков, усыпавших каждую веточку, находились клумбы. А на клумбах такое разнотравье, что в первое мгновение перехватывает дыхание, а во второе, когда способность двигаться возвращается ко мне, я со всех ног бегу к пылающей алой Айгелии, чьи цветы считались не просто редкими, а давно исчезнувшими. Айгелия чем-то была похожа на маки, только лепестки бутона ярко мерцали среди чернеющей темноты ночи, а днём, под солнечными лучами она становилась бледно-серой и совсем неприметной. Но тонкий, головокружительный аромат… Он не пропадал ни днём, ни ночью.

– Это… это… это… – падаю на колени, отнюдь не беспокоясь о чистоте подола платья, – это же Айгелия, – шепчу с придыханием, боясь поверить своим глазам. Хотелось притронуться к ней руками, только кому, как не мне знать, что цветы не очень-то жалуют объятья.

– Она самая, – довольно бросает Джек над моей головой. Не смотрю на него, не до того сейчас.

Поворачиваю голову и издаю звук, который мало похож на что-то человеческое.

– Ом-ш-с…

Среди извивающихся дорожек, в отдельной клумбе, касаясь хрустальными ветвями земли, стоит… Плачущий дорус! Вместо цветов и листьев на нём наливались перламутровые капельки смолы, что выделяло дерево. Эти капли обладали чудодейственной силой, чьи свойства так и не были до конца изучены, потому что глупые человечки уничтожили дорус ещё до того, как учёным удалось заполучить хотя бы малюсенький образец.

Но и на этом моё удивление не заканчивается, здесь, в этой обители прекрасного нашлись и трудноразводимые Дымчатые розы, и Шепчущие лейконы, лепестки которых чаще всего используют для любовных зелий, и россыпь ягод Залетника, и Теневые лилии, и Мерцающие незабудки… Нет, это невозможно! Откуда здесь почти всё, что давно и безнадёжно занесено в книгу «Забытое и неизведанное в мире растений»?

– Волшебно! – выдыхаю и жмурюсь, совсем не веря, что всё это происходит со мной на самом деле. Могла ли я подумать, что когда-нибудь увижу что-то подобное? Да ни за что!

– Не поспорю, – отозвался в ответ Джек, а когда я обернулась, то вновь поймала на себе его внимательный взгляд. Меня бы непременно смутило такое пристальное разглядывание, но я была слишком взбудоражена увиденным.

– Слушай, что это за место? Мне бы хотелось встретиться с хозяином, и расспросить, как он добился, чтобы всё это изобилие процветало!

Нет, в самом деле – как? Пару лет назад у одного странствующего торговца я выкупила Дымчатую розу, ох и взбучку тогда устроил мне дядя Росм за потраченный золотой. У меня даже вырос кустик, но вскоре завял. Как оказалось, для этой величественной красавицы нужны особые условия – удушающая духота ночью и морозная прохлада днём. Почти несовместимое сочетания для большей части земель в нашем королевстве. А тут мало того, что куст был огромным что в высоту, что в обхвате, так ещё и бутонам не было счёту – и тем, что уже распустились, и тем, что только готовились осчастливить мир своей красотой.

– Думается мне, – Джек присел рядом и приподнял нижнюю листву куста, – всё дело в амулетах.

И вправду, у самых корне был закопан округлый камень бирюзового цвета. Он не мерцал и не светился, лишь пульсировал, да и то, я это не видела, а чувствовала подсознательно.

– Надо же, – восхищаюсь, и тянусь было к нему, но Джек перехватывает мою ладонь.

– Не стоит, неосторожное вмешательство может нарушить работу артефакта.

Я смутилась, в самом деле, почему не додумалась до этого сама?

– Да, – протягиваю с сожалением, с трудом отводя взгляд от камня. – Это же насколько искусное плетение у этого артефакта, раз его действие распространяется только на розу…

Удивительно!

Джек поднялся сам, потом помог подняться мне.

– Может, всё же, получится встретиться с хозяином? – пытаю счастье ещё раз, на что шедший рядом мужчина лишь усмехается.

– Очень сомневаюсь, что он захочет делиться с тобой своими секретами.

Вздыхаю, горестно так, но на уступки мне идти не желают.

Мы ещё долго ходим по дорожкам, что извиваются между клумб и любуемся прекрасным садом. Мне вдруг кажется, что все постигшие меня неудачи так ничтожны… Ведь тем, кто занимался разведением этого прелестного оплота красоты, пришлось претерпеть куда больше испытаний. Это же невероятно тонкая работа, требующая усердия и сил, много усердия и очень много сил.

А я опустила руки после первой же неудачи. Подумаешь, не хотят идти местные в дом, где прежде жила ведьма, тогда я выйду к ним… А что? Можно же поставить стол с товаром возле ограды, и им не придётся в дом заходить вот так сразу, непривыкши к тому, что хозяйка его теперь вовсе не ведьма, а самая, что ни на есть дружелюбнейшая фея.

– Ты улыбаешься? – пока я пребываю в собственных мечтах, Джек, оказывается, пристально следит за мной.

– Я тут подумала, что так просто не сдамся, – признаюсь честно, хотя не очень-то уверена, что ему эта честность нужна.

Но нет, он улыбается в ответ, и кивает:

– Ты права, ещё одна попытка не будет лишней.

В голосе его нет уверенности, да и не нужна она – вот я попробую, а потом уже буду говорить, стоило оно того или нет.

Где-то вдалеке послышался топот ног, и Джек неожиданно засуетился:

– Пожалуй, пора и честь знать, – и пока я пыталась сообразить, о чём он говорит, хватает меня за руку и тащит к густым деревьям, а оттуда к ограде, где ограда гостеприимно пропускает нас.

Бежали мы совсем недолго, но я всё равно с трудом перевожу дыхание.

– Это что сейчас было? – уточняю, следя за тем, как железные прутья под одним лишь взглядом возвращаются на своё законное место.

– Это было незаконное проникновение на территорию королевского сада, – счастливо, не без гордости, выдаёт мне этот… нарушитель, а я едва собственный язык не проглотила.

– Ты! Ты!

Нет, я, конечно, знала, что в сад мы проникли отнюдь не по приглашению, но как-то не подумала, что принадлежать он будет аж самому королю! Ладно бы там какому зажиточному толстосуму, что тоже законностью не пахнет, но всё ж не вызывает такого трепета, как перед владениями монаршей особы.

– Я, – весело сознаётся Джек и не спрашивая моего дозволения, вновь берёт за руку, и открывает портал, который возвращает меня на Малиновую улицу. Одну…

Мне бы рассердиться на вольности, что этот невыносимый ночной гость вытворяет, но, вместо этого, я кружусь по дому, довольно улыбаясь.

Вопреки всему это был просто чудесный вечер…

– Знаешь, а он не такой уж и плохой, – шепчу в ночной тишине и падаю в кресло, – И не такой опасный, каким хочет казаться.

Возможно, я и ошибаюсь, но сегодня мне не хочется думать иначе.

* * *

Утром, не менее тщательно, чем предыдущим, я выбираю наряд. Бежевое платье с длинным рукавом и высоким воротом не делает меня похожей на гимназистку, или того хуже – гувернантку, но пару годков накидывает сверху, а может даже и пяток.

Впрочем, фальшивое взросление мне только на руку – скажут, что это крема, собственноручно приготовленные, чудо творят, или же, что всему виной кровь ведьмовская. Второе не очень-то приятно будет услышать, но и не так болезненно, как раньше. После ночной прогулки во мне будто-то что-то изменилось, ещё не могу точно сказать, что именно, но… Здорово ощущать себя увереннее, пусть даже ничего особенного для этого не происходит.

Решение временно переместить лавку за ограду никуда не делось. Напротив, при свете дня оно показалось ещё более привлекательным.

Но только я подхожу к стеллажу, чтобы выбрать какие флаконы вынести первыми, как в дверь стучат. Не скребутся едва слышно, а вполне себе уверенно барабанят костяшками пальцев по доскам.

В первое мгновение страх и неуверенность вгрызаются в сердце, но я отгоняю их и уверенно иду открывать.

На пороге, вопреки ожиданиям, стоит не портниха из лавки напротив, а молодая женщина. Да не одна – позади неё ещё две девушки, которые в отличие от первой поглядывают и на дом, и на меня с нескрываемый опаской.

Все три посетительницы выглядят так, как… Собственно, не могли они оказаться в Сером квартале совершенно случайно! Изысканные платья, фасоны которых раньше мне и видеть не доводилось, а про ткани я и вовсе молчу. Золотые кольца и браслеты, расшитые дорогими камнями сумочки, накидки из тончайшего кружева.

Срочно беру себя в руки и приветствую нежданных посетительниц.

– Здравствуйте, чем могу вам помочь? – главное улыбаться естественно, и ничем не выдавать безграничного удивления.

Та, что стояла впереди мягко улыбнулась в ответ:

– Здравствуйте! Мне сказали, что здесь открылась самая лучшая лавка красоты в городе, – женщина кивает на улицу, позади неё, легко дёргает покатым плечиком и всё же недоверчиво уточняет: – Или мы ошиблись адресом?

Лучшая лавка? В городе? Здесь?

Ам… Ээээ… Собственно, кто же мог такое сказать?

Единственный кандидат на столь неприкрытую лесть, забыл предупредить меня о своём красноречии… И о желании помочь – тоже.

– Нет-нет, вы не ошиблись, – раз Джек взялся льстить мне, то отчего я сама себя похвалить не могу? – Проходите, пожалуйста!

Открываю настежь дверь, пропускаю гостей вперёд и пытаюсь остановить дрожь, что настойчиво взялась путешествовать по моему телу.

Пока девушки, вместе с хозяйкой, почему-то кажется мне, что говорившая со мной именно их хозяйка, осматриваются, прохожу за прилавок, и думаю, что сказать. Предложить что-то? Или дождаться, когда они сами спросят? Рррр! Почему я разом забываю, как положено вести себя приличной хозяйке лучшей лавки красоты в городе? А может статься это от того, что я никогда и не знала, как ведут себя владельцы таких заведений?

К счастью, положение спасла гостья:

– Позвольте спросить, как вас зовут?

– Кристиана, – представляюсь быстро, и подаюсь вперёд, в надежде, что беседа не увянет, как высохший цветок.

– Кристиана, – с не понятной мне улыбкой повторяет девушка и кивает каким-то своим мыслям. Потом обводит взглядом стеллаж с выставленным товаром и спрашивает: – Что бы вы порекомендовали мне?

Боги! Лучше бы она молчала! Вот как тут можно ответить на этот вопрос? Если порекомендую хоть один крем, даже самого безобидного тонизирующего действа, это же сочтут за оскорбление, или не сочтут? А! Как же всё сложно!

Соберись! Соберись, говорю, и выкручивайся! Ты фея, к тому же предприимчивая, не зря ведь находила общий язык с госпожой Ворчикои, коя считалась ещё той скандалисткой и женщиной с преотвратнейшим характером.

Сжимаю руки, отрезвляя разбежавшиеся мысли, и осматриваю скляночки, баночки и мешочки с сухими травами.

– Знаете, я считаю, что вам нет нужды менять свою внешность, вы и без всяких снадобий выглядите прекрасно, – придумала-таки, что ответить.

Женщина мою попытку оценила, рассмеялась, и смех её звонким колокольчиком разнёсся по дому. И дом оценил, вздохнул блаженно, будто нашёл себе новый предмет обожания. Я бы непременно приревновала, но почему-то, напротив, обрадовалась. Обожание – это, конечно, хорошо, но и у него имеются некоторые недостатки.

– И всё же? – не отступает гостья, и смотрит на меня, довольная тем, что удалось-таки подловить глупую девчонку.

– И всё же, – повторила задумчиво, и посмотрела на неё внимательнее. А… Была не была! Она же сама попросила… – Я бы порекомендовала вам вот это, – достала со средней полки пузатую баночку, листья, которыми я украшала её, призывно засверкали, почувствовав моё прикосновение, – маски из голубой глины и цветов липы. Морщин у вас нет, а если будете пользоваться маской, то они у вас и не появятся. Ещё можете обратить внимание на отвар из ягод серебрянки, он хорошо очищает, а вот этот набор трав успокоит любое раздражение на коже, чем бы оно не было вызвано. Ещё…

Я вхожу во вкус и готовлюсь рассказать обо всём, что вижу перед собой, но меня перебивают:

– А крем? Какой вы посоветуете крем для Ханны? – женщина подзывает к себе одну из сопровождающих её девушек, ту, что была ниже другой и имела премиленькую внешность. Таким девицам очень к лицу томно вздыхать и по любому поводу терять сознание в присутствии благородных мужчин. Непременно холостых, да-да!

Ханна выглядит идеально, разве что слой пудры слишком велик, что наводит на определённые мысли…

– Я бы посоветовала вот этот крем, – достаю баночку с самой нижней полки, – достаточно использовать его раз в день, перед сном, и сыпь пропадёт, и выровняется тон кожи.

Даже сквозь слой пудры было видно, что девушка покраснела.

– Как вы… – начала она, но госпожа перебила её негромким хлопком в ладоши.

– Замечательно! – прищурила взгляд и вновь странно как-то улыбнулась. – Значит тот, кто порекомендовал мне вас, ничуть не преувеличил ваши умения.

Они ушли из лавки только спустя два часа. Госпожа, которая чуть позже назвалась Олеаной, расспрашивала меня обо всех творениях, что я выставила на продажу. Мою попытку выкрутиться она, конечно же, оценила, но призналась, что лет ей куда больше, чем кажется на первый взгляд, а потому помимо маски из глины и цветов липы нужно что-то более… кардинальное. Вместе мы подобрали то, что ей действительно будет полезным. А девушки – Ханна и Мари, – перестали краснеть и бояться, и под конец тоже смело задавали вопросы и спрашивали моего совета.