Текст книги "ООО «Удельная Россия». Почти хроника"

Сцена третья
Затейник Неуемный

Ким Борисович Неуемный пребывал в дурном настроении. В этом не было ничего особенного. Дурное настроение посещало его с завидной регулярностью в начале и середине каждого часа бодрствования. Но сегодня дурное настроение было не просто результатом регулярной флуктуации. Для этого была внешняя причина. Его опять грубо обрубили на заседании олигархического профсоюза. Не дали вставить свои три копейки в коллективное покаяние Президенту. Предложили помолчать. Ему, председателю комитета по портативной этике! Волки поганые. Почувствовали опасность – зубы спрятали, хвосты поджали. Нахапали народного добра – вот и трясутся. Скромнее надо быть и податливее. Тоже мне, герои перестройки. Теперь всем в тину зарыться захотелось. Да больно размеры значительные – никакой тины для прикрытия не хватит. Вот лично он чист, ничего у государства не брал. И даже то, что удалось прихватить его папеньке по случаю приватизации в начале девяностых, растворялось потихоньку на покрытие расходов личной жизни и общественных притязаний. Но он еще докажет этим, этим, этим… Слов не хватало. Зато Неуемного переполняли идеи. Он задыхался от идей. Просто ему не выпало большого шанса проявить себя. Пока не выпало. Но все еще было впереди. Ким верил в знаки судьбы. Он их искал. Покупал счастливые номера на машины, исследовал трещины в асфальте, когда случалось попасть пешеходом на тротуар, и даже запрещал прислуге снимать паутину в загородном доме – пауки несли в дом процветание.

И сегодня утром ему тоже был добрый знак. У него сильно чесалось левое ухо – а это означало, что кто-то говорил о нем очень хорошо. Поэтому на дневное заседание он ехал в приподнятом настроении и без всяких сомнений вызвался отредактировать текст письма Президенту. И категорический отказ своих, с позволения сказать, однокорытников шокировал его – это противоречило знаку, ниспосланному свыше. «Надо срочно наведаться к лору, – подумал Ким. – Может, просто грибок подцепил». Машина Неуемного медленно ползла по Кремлевской набережной. Ким уже злился. Он вообще не терпел медлительности. Ни в чем. Все решения он принимал быстро, так же быстро и отменял, и принимал новые. На повороте с набережной движение вообще встало. В ухе нестерпимо свербило. Точно грибок. Зазвонил телефон: «Клара, пом» – высветилось на экране.

– Ну, что еще? – вместо «здравствуйте» проронил Неуемный. – Клара, сколько раз я должен повторять вам, чтобы вы меня не беспокоили во время заседания!

– Заседание закончилось полчаса назад, Ким Борисович, я справлялась в канцелярии. Но я бы все равно не стала вас беспокоить, однако согласно вашей инструкции, я вам незамедлительно сообщаю о звонке из Кремля.

– Клара, когда вы научитесь выражаться точно?! Кремль большой. Вы должны были сообщить мне, кто и по какому вопросу.

– Извините, Ким Борисович. Секретарь Сусликова сообщила, что вам надлежит завтра в двенадцать быть в ее приемной. Тема неизвестна.

– Вот теперь все ясно. Можете ведь, если постараетесь. А что у меня в расписании на двенадцать? А, да, выступление на конференции по деловой этике. Отменяйте.

– Выступление?

– Нет, конференцию. Напрягайте мозги, Клара. Что они могут обсуждать там без меня?!

– Извините, Ким Борисович. Конечно, отменим. Но она – всероссийская, вы помните? Многие участники уже приехали в Москву и зарегистрировались. И зал мы уже проплатили. С корпоративного счета.

– Ладно, не отменяйте. Просто перенесите мое выступление в самое начало, на десять.

– Но конференция начинается в одиннадцать.

– Клара, вам голова зачем дана? Прическу носить? Перенесите начало на десять!

– Но думцы в десять не могут, мы из-за них так поздно начинаем.

– Перед думцами я извинюсь. Они поймут. Все мы под Кремлем ходим. Об исполнении доложите.

– Конечно, Ким Борисович. До звонка.

– Угу.

Настроение Неуемного резко взлетело вверх. В ухе больше не свербило. Вот оно что, оказывается! Это Сусликов о нем хорошо говорил.

А кому он мог о нем хорошо говорить? Наверное Президенту. Даже наверняка Президенту. Душа Неуемного запела. Он всех простил: глупую Клару, грубых олигархов, высших иерархов, для проезда которых перекрыли движение на подъезде к Кремлю, – всех. Жизнь налаживалась. Да и пробка у Боровицких ворот уже рассасывалась. Он увидел, как по набережной ритмично шагала колонна молодых людей в бело-голубых майках, энергично двигающих хорошо развитыми челюстями. На майках красовался гордый фас Президента. В голове всплыла строчка из песни Тимура Шаова: «Делай дело, двигай телом, ты лови-ка момент! Пушкин – это наше все, Куцын – наш президент. Журавли пролетают, не жалея ни о ком…» В голове возникло новое окончание фразы: «Выдвигай меня, Казбекыч, прямо в…»

А прямо куда, собственно, он хотел бы быть назначенным? А вот бы верховным судьей. Он бы показал этим олигархам! Все бы в памперсы наложили, как тогда, когда Рудокопского загребли. Опять бы по дальним островам разбежались, куда рейсовые самолеты не летают. Пожалели бы, что грубили, хамы базарные, фарцовщики вчерашние, быдло невоспитанное. Ну, не все, не все. Есть среди них из приличных семей, такие как он, из потомственной номенклатуры. Ну, этих бы пощадил, вчерашних однокашников. А остальных – в Читу или вообще на спорные с японцами острова. А вот Ходора бы освободил, парень-то интеллигентный, хоть и нарывной. Упс, кто же ему позволит Ходора освободить? Это же не судебная компетенция. Нет, неловкая эта позиция – верховного судьи.

Лучше возглавить сам профсоюз олигархический. Тогда за ним всегда будет последнее слово. Место, правда, пока занято, но старик ведь не вечный. К тому же у бедолаги весь желудок в язвах. Да и, честно сказать, как тут остаться здоровым, когда серпентарием руководишь. Только отвернешься, а уже кто-то кого-то и ужалил, и пошла свистопляска. Пока всех успокоишь, яд отсосешь, кольцами обратно уложишь – умаешься. Да еще и не послушаются, пошлют куда подальше. Нет, возглавлять профсоюз не стоит. И так состояние преддиабетическое, сахар в моче обнаружили.

Ну, тогда кем же? А что если антикоррупционный комитет возглавить? Вот тут бы он всех поразил! Всю коррупцию бы вымел, метлой, как опричник. Надо только понять, до какого уровня искоренять ее будет безопасно. Сильно наверх, понятно, лезть не стоит. Могут и убить. Сколько правдолюбцев за последнее время перестреляли. Жизнь ему еще дорога. Не все еще он в этой жизни совершил. Конечно, если убьют, про него вся страна узнает, да что страна, весь мир. Ну, узнают, поговорят и забудут. Нет, овчинка выделки не стоит. Пусть коррупцию другие искореняют, у которых синдром камикадзе.

Непростые раздумья о том, какую роль ему хотелось бы сыграть в российской истории, были прерваны звонком лондонского дантиста. Неуемный инстинктивно скривился. Зубы были самым больным местом. В детстве маме никогда не удавалось усадить его в зубоврачебное кресло иначе, как под наркозом. Маленький Кимик кричал, брыкался и кусал врачей за пальцы, оставляя им на долгую память отпечаток неровного частокола кривоватых зубов.

Лондонского дантиста Александера Григореску ему рекомендовал его приятель – мини-олигарх Чмелев. Александер был родом из Трансильвании и помимо того, что мастерски ремонтировал зубы, обладал наследственным даром их заговаривать. Под визг бормашины он доверительно сообщал каждому новому пациенту, что его бабушка была вампиршей, и рассказывал леденящие душу истории ее похождений. Пациенты настолько отвлекались от происходящего в тот момент в их рту, что Александер даже умудрялся рвать коренные зубы без анестезии. Все состоятельные истерики Британии и окрестностей открывали рот только у него. Попасть к румыну на прием можно было исключительно по рекомендации и записываться заблаговременно – когда еще и зубы-то не заболели. А Александер не только избавлял пациентов от проблем в ротовой полости, он работал сводником, или, прилично выражаясь, посредником. И зарабатывал на этом. Обладая уникальными лингвистическими способностями, дантист говорил на семи европейских языках и общался с каждым пациентом на его родном. Пациент проникался безоговорочным доверием к доктору, и после того, как рот освобождался от бормашины и слюноотсоса, рассказывал стоматологу о своих нуждах и потребностях. У Александера всегда находились подходящие варианты, а если не находились сразу, то находились со временем. Неуемный вспомнил, что пару месяцев назад после сложной реставрации верхней пятерки просил Александера свести его с окружением французского президента. Правда, теперь он не помнил, зачем ему это было в тот момент нужно.

– Аллэ, – проникновенным голосом выдохнул в трубку Ким.

– Т'ит'? Это Алэкс. У меня от'личный ньюз. Вчера я пломбировал каналы французскому каунт'у, графу Д'арси. У него ест' шикарный канал связи с президент'ским дворцом. Он поставляет' т'уда превосходный фуагра из своего шат'о. Он гот'ов познакомит' вас с главным президент'ским закупщиком провиант'а в обмен на контакт' с пост'авщиками Кремля.

– Но мне не нужен закупщик провианта, мне нужны политические фигуры. – Ким напрягался, пытаясь вспомнить, зачем именно они ему были нужны.

– Дорогой мой, пут' к любому французскому полит'ику ведет через провиант'. – Александер немного помолчал и добавил: – Или через любовниц. Но вт'орой вариант' менее надежен и малопред'сказуем. Сегодня женщина нравит'ся, завт'ра не нравит'ся. А кушат' нравит'ся всегда.

– Хорошо, что я должен делать?

– Ждат'. Граф на днях пришлет' вам письмо.

– Спасибо за заботу, Алекс. Как я могу отблагодарить вас?

– Сущие пуст'яки. Двадцат' т'ысяч фунт'ов будет дост'ат'очно. Перечислит'е мне на счет'. До звонка.

– До звонка…

Настроение Кима резко упало. Двадцать тысяч фунтов за контракт с поставщиком фуагра! И зачем ему фуагра? И так желчный пузырь ни к черту! И не заплатить нельзя. Зубы в следующий раз разболятся – куда идти? Ведь Алекс может и не принять, сославшись на полную годовую запись… И отказаться теперь нельзя. Сам просил. А зачем просил? Зачем просил, зачем просил… Вспомнил! Хотел вместе с олигархами попасть на тусовку в Париж, а ему сказали, что список составляет французская сторона, вот он и искал выходы. Но тусовка уже прошла! Блин, двадцать штук платить за вчерашний снег… А впрочем… Можно сочинить комбинацию. Если завтра у Сусликова удастся прокашлять тему поставки фуагра за стену, двадцатку отобьет. Или лучше договориться с этим Д'Арси, перенять технологию, и на своей птицефабрике завести уточек, выкопать прудик, нет, и прудика не надо, их же в клетках выращивают. И самому поставлять печеночку в Кремль, а этикетки лепить французские. На приемах на халяву все укушают. Скорее бы звонил этот Д'Арси. Но ведь не позвонит, пока Алекс деньги не получит. Надо срочно отправить. И он эсэмэснул своему финансовому менеджеру.

– Приехали, Ким Борисович! – послышался голос от баранки.

– Куда приехали?

– А куда вы скомандовали, туда мы и приехали.

Ким опустил стекло, высунул голову и покрутил ею туда-сюда, распознавая окрестности.

– Это что?

– Улица Студенческая, дом 5.

– А мне надо было Школьную!

– Но вы сказали: Студенческая. Я записал, – многоопытный Шурик протянул шефу свой блокнот.

– Мало ли, что я сказал, важно – что я подумал! Десять лет у меня работаешь – и до сих пор не научился мои мысли читать! Уволю к чертовой матери!

– Опять?

– Что опять?! Не опять, а снова! Я тебя уже полгода не увольнял – могу себе позволить!

– С выходным пособием?

– С кукишем в кармане!

– Ладно, с кукишем, так с кукишем. Меня Адмиралов к себе зовет.

– Подлец, вот подлец! Так и норовит все сливки забрать, оголить меня совершенно. Не получится! Не дамся!

– Да я уже согласился. Он денег побольше предлагает.

– На сколько?

– На десять тыщ.

– Иуда ты, Шурик, Иуда. Нет, хуже. Иуда за тридцать сребреников продался, а ты – за десятку.

– Но вы же все равно меня увольнять собрались.

– Я?! Ну, Шурик, ты еще и клеветник!

– Десятка на земле не валяется.

– Нет, там совесть твоя валяется. Бросить меня в такой критический момент!

– Мне деньги нужны!

– Зачем тебе, Шурик, деньги? На что тебе лишняя десятка? У тебя и свободного времени нет ее потратить. Поспал – и снова на работу.

– Дочке на репетиторов.

– Паразиты эти преподаватели! Трясут и трясут с родителей. Мне вообще пришлось детей в Англию отправлять учиться для сокращения расходов. Срочно, срочно нужна реформа образования!

– Согласен. А пока реформу не провели, нужны деньги.

– Ладно, со следующего месяца будешь получать на десятку больше.

– На двадцатку.

– На десятку.

– На двадцатку или ухожу.

– Шантажист! Ладно, на двадцатку. А теперь поехали на Школьную.

– А вам туда ко скольки нужно быть, Ким Борисович?

– К трем.

– Не успеем. Если только на метро.

– На метро?! Да я там десять лет не был, я там заблужусь. Меня там затопчут!

– Не волнуйтесь – я сопровожу, прикрою. Распишитесь только здесь, это про повышение зарплаты.

– Ты что, думаешь – у меня память короткая?

– Вовсе нет! Это я исключительно для соблюдения формальностей.

– Вот, на! Доволен, упырь?

Через пять минут Ким с опаской пробирался через клетчатые сумки гастарбайтеров на станции Киевская. Шурик твердо держал шефа под руку, оттесняя своими локтями и спиной бурливое людское море от сжатого в нервный комок тела Неуемного.

Сцена четвертая
Вася Люберецкий

Вася сидел в ресторане «Парий», жевал жгучую пиццу и сосредоточенно листал записную книжку в мобильном телефоне. Перед ним стояла непростая задача – срочно найти среди своих людей пару пацанов без отсидок и фикс, с растительностью на голове и мозгами под прической. Хорошо, что Данила Мастер подвернулся, вовремя он его из Омска дернул. А еще кого? Можно было бы кого-нибудь из уцелевших при массовой посадке из Челнов вызвонить, завтра первым же самолетом и присвистели бы… Нет, ну его к ляду, про Челны надо теперь забыть навсегда. Будто бы никогда там и не бывал.

Вася снова углубился в бегущие строки на экране мобилы. Если бы Сусликов предупредил хоть за пару дней. Но внезапность – фирменный стиль Мирослава. И Васю он ценит именно за быстроту реакции. Похоже, придется Пашу Жука из Чечни звать. Рисковый человек – Паша. Настоящий карьерист-камикадзе. Ради скоростного социального лифта высшим московским образованием пожертвовал. Да что там образованием. Жизнью рискует каждую минуту. Снайперских пуль в Чечне на всех карьеристов с лихвой хватит. Равно как и погребов для заложников.

А Сусликов Пашу рад будет видеть. Он же его туда послал. И Васин выбор одобрит. Вася набрал номер.

– Жучок? Привет! Живой?

– Живой. У меня же иммунитет.

– Дипломатический?

– Кремлевский. Я – неприкасаемый.

– С крестным папой хочешь повидаться?

– А что, есть маза?

– Есть. Мне завтра в два назначено, а аккомпанемент на мое усмотрение. Я тебя, Паша, и усмотрел.

– Ну, Вася, ты шутник, меня и в аккомпанемент. Я же не птица-подпевала. Да и крыльев мне не подписали. Завишу от расписания самолетов. А расписание мне говорит – не долететь мне к обеду.

– Паша, по расписанию летают гражданские. А для экстренных случаев у нас есть МЧС. А случай именно экстренный. Звони эмчеэсникам, скажи – Кремль на раздачу требует.

– А раздавать что будут?

– Этого не знаю. Может – пряники, а может – зуботычины. Как карта ляжет.

– А если не долечу?

– Не долетишь – от меня зуботычину получишь, я начальник твой, не забывай. Либо ты – «жующий вместе», либо кто-то пойдет на твое место и будет жующим вместо. Так что место свое не забывай и блюди дисциплину.

– Люберецкий, ты меня не пугай. Пуганый. Пока ты пацаном в войнушку со своими качками играл в ближайшем Подмосковье, я в Приднестровье настоящий порох нюхал. И на мое место мало охотников сыщется. Разве что ты сам, личным примером, а? Представляешь заголовки в прессе: «Люберецкий призыв к чеченской молодежи»… «Люберецкий и Чечня идут вместе в Кремль»…

– Не ерничай, Жучило. Мне пацаном в войнушку играть было некогда. У меня на попечении было шестнадцать размножающихся сук.

– Не понял…

– Предки заводчиками были.

– В смысле – заводчанами?

– В смысле собачьими заводчиками. Потому что породистые щенки давали больше дохода, чем дохлая инженерная зарплата. Спали по очереди – кровать была односпальной, больше в нашу однушку-малометражку не помещалась. Как меня умудрились зачать, ума не приложу. Но зачали, родили, добыли диванчик «Малютка», на нем до армии и промаялся. Остальную площадь занимали собаки. Так что я сначала был Маугли, а потом стал вожаком стаи.

– А теперь в вожди метишь?

– Быть вождем, Паша, лучше, чем сводником. Помню, приведут кобеля к суке, а ты сиди, жди – покроет, не покроет. И от других сук отгоняй, чтобы помесь бульдога с носорогом не вышла. Легче самому всех покрыть, и вон из этой вони.

– Дружбаны-то от тебя не разбегались? Смердил, поди, изрядно.

– Ты, Паша, на больные места не дави, не советую.

– Ладно, Вася. Извини, не знал про детство твое нелегкое. Постараюсь завтра быть. Позвоню сейчас летакам, может, подхватят.

– А ты им пароль скажи – они под козырек возьмут.

– Какой пароль?

– «Засланец».

– Это то есть Папа?

– Это пароль, студент. Жду. Не пожалеешь. Будь.

– Пи-пи-пи…

Жук отключился. Люберецкий оторопело посмотрел на телефон. Совсем от рук отбивается, молокосос, гонор обнажает, спесью трясет. Раньше Вася бы ему потряс, всю спесь отбил бы. А теперь вынужден дружбу взасос изображать. Засосать бы и выплюнуть. Но не выйдет, неприкасаемый ведь. Папа охранную печать на нем поставил, жаль, что не Каинову.

Надо бы кем-нибудь подстраховаться. Ага, высветился, голубчик. Фамилия, конечно, того, закавказская, ну да делать нечего. Самый лучший из армян – это Тема Моргулян.

– Темный?

– Вася, ты?

– Я с предложением. В Кремль хочешь?

– На экскурсию?

– Нет, на обед.

– В самом деле?

– Без базара.

– Вась, чё, прямо в самый Кремль?

– Ну.

– В смысле к Папе?

– Ну.

– Bay, Вася, какой почет. Век не забуду.

– Да уж, не забудь. А то есть у нас отмороженные с короткой памятью, сначала на твоем загривке проедут, а потом ноги об тебя же норовят вытереть.

– Вась, я не такой.

– Это еще доказать надо. И я предоставлю тебе такую возможность. В ближайшее время.

– В каком прикиде быть?

– Неформальном. То есть без галстука. Но пиджачок накинь. И обувь без подков и шипов. Чтобы при прохождении рамки не фонила. А то разуваться придется, будешь на обеде в носках сидеть, пока безопасники твои ботинки раскурочат, а потом назад соберут, если удастся.

– Понял, есть. Говорить надо?

– Нет, молча посидишь, говорить буду я, а ты согласно кивать.

– А тема какая?

– Перекрестит нас Папа.

– В какую веру?

– В «Наших».

– А наши какой веры будут?

– Российской.

– Христианско-иудейской типа?

– Типа.

– А «Жующие вместе»?

– «Наши» будут вместо «Жующих вместе».

– То есть вместе жевать больше не надо?

– Надо, но в другом стаде.

– А, дошло. Имидж меняем?

– Похоже. Из фаса в профиль яйца повернем.

– А зачем?

– Чтобы финансирование не иссякло.

– А может?

– У «Жующих» – может. Они же до выборов дошли вместе с Куцыным? Дошли. Президента избрали? Избрали. Но сжевали немало денег из бюджета. А теперь надо задачу менять, чтобы бюджет не отрезали. А то желающие уже сидят в кустах с садовыми ножницами. Набросятся – и запоем фальцетом от бескормицы.

– Место в президиуме обеспечишь?

– Сам себе обеспечишь. Организацию зарегистрируешь, оргструктуру нарисуешь, чтобы все было чики-пики.

– За мной не застрянет.

– Посмотрим. Завтра в двенадцать чтоб в полной боевой готовности.

– Да, мой вождь.

– То-то. Бывай!

Этот разговор произвел реабилитирующее воздействие на возмущенно-взволнованную Жуком психику Васи. С Темой можно работать, нос держит по ветру, в волну не зарывается. Юрист, опять же. Фотогеничный. Коммуникабельный. Лояльный. Хороший оратор. С харизмой. Короче, истинный нашист. Папе понравится.

Папе… Они с Папой почти одного возраста, ладно, не возраста – поколения, а вот надо же… Сусликов – крестный папа, а Люберецкий – вроде как пасынок. Папа всю страну на шахматной доске выстроил, все ходят по заданной траектории, а Васе недоносков до состояния пешек доводить приходится. Что он, глупее Папы? Нет, конечно. Но вот темперамент, блин, взвивает порой под самый потолок. Так, что потом назад не отыграть. Ну, и язык как помело. Зачем, спрашивается, рассказал Жуку про свое щенячье детство? Вот Казбекович про свое никому не рассказывает. И всегда отскакивает в тень при виде горящих глазниц телекамер. «Всегда при деле, молчалив и скромен, я строю терем из горящих бревен». Охренеть, какой точный и объективный автопортрет. Сколько раз Сусликов ему повторял: «Следи за базаром, Вася, следи за базаром». Не получается, хоть ты тресни. Несет его, несет его язык, вечный его враг. Зачем про «Наших» озвучивал? Это же только проект, еще полгода на возгонку. Но, с другой стороны, дрожжи же должны перебродить, чтобы бражка была к сроку сварена. А с кем ее варить? Тут кашу заварить не с кем, не то что бражку. Полный мобильник имен, а опереться не на кого. И откуда этот отмороженный материал берется? Это, конечно, риторический вопрос. Понятно откуда: от безмозглых мамок и папок-алкоголиков. Шестьсот лет граненому стакану в России уже отметили, вот ум весь и пропили. Была бы его воля: стерилизовал бы таких вот производителей, чтобы брак не штамповали бездумно.

А с другой стороны – если бы не они, исконных россиян вообще бы не осталось. На гнилую интеллигенцию рассчитывать не приходится. Она, в отличие от рыбы и властей предержащих, гнить начинает с хвоста. И этот хвост у нее то не стоит, то икру не мечет. А потом невымеченная икра в голову бьет. И начинается сублимация.

То семя по картинам размазывают, то поедание фекалий описывают. Куда же такое художество девать, кроме унитаза? Так не успели его «Жующие» в унитаз эту пакость покидать, не разжевывая, – все обосранные в унисон вой подняли: «Кремляди, ничего в искусстве не понимаете!» Ну, где уж нам, ликующей гопоте, подняться до вершин унитаза! Мы так у его подножия и останемся, тут меньше пахнет. А вы, пидоры натянутые, ползите наверх, нюхайте, возбуждайтесь. Только не свалитесь во всепоглощающее жерло нужника. Захлебнетесь дерьмом, а потом на вашей панихиде собратья по цеху скажут, что общество не протянуло вам руку помощи. Так не лазьте, куда не след. Вонять не будете, и общество от вас шарахаться не станет.

Стране, конечно, нужна новая здоровая элита. Такая, что женщин и сигары любила бы нюхать, а не анусы и кокаин. Так что у него, Василия, как сказал Мирослав, задача теперь стратегическая – просеять горы пустой руды и найти в ней крупинки будущей элиты. Понимают, понимают там за стеной, что без умных людей дальше не продвинуться. Как сказал покойный ныне генерал Лебедь: «Необходимо, чтобы кто-то постоянно дышал в затылок, а не на полметра ниже».

Понимать-то понимают, но боятся. А вдруг умнее их окажутся и их с насиженных мест подвинут? И чем больше понимают опасность, тем больше боятся. К тому же быстро привыкли, что в жопу дышат и целуют на сорок сантиметров выше колен. А дурную привычку легко обрести, да трудно от нее избавиться.

Общественные богатства перераспределили, самое время новой власти пожить всласть. Борю Сосновского из страны вон, Ходора Рудокопского на принудительную трудотерапию, Рому Исаковича за карман притянули. Добровольно теперь не отпустят ни карман, ни поводья. Папа, что тот ведьмак с Лысой горы, быстро перекинулся из волков в медведи и приспособился под нового Хозяина. Бывшие соратники не сразу прочухали. Ну, это их проблемы. «Бог простит и себя, и меня, и сто тысяч Иуд», – здравомысляще решил Папа. «Куцынизация всей страны» – вот наша новая истинная цель. А поэтому, хоть Папа это вслух и не проговаривает, понятно, что он, Люберецкий, призван создать фейк-структуру и достоверно имитировать бурную деятельность среди молодежи. Чтобы дыма было много, но без огня. Упаси Бог! Но где же их взять, умных, но податливых? Вот хотя бы Жук. Был податливый, а чуть Чечни хлебнул и загоношился. Возомнил себя матерым вожаком: «Приеду – не приеду…» А он должен это слушать, но руки не распускать.

Ладно, года четыре он еще может поиграться с молодежью. Потусовать туда-сюда. Молодежь что любит? Передвижения. Периферийных в столицу надо свозить на акции, столичных – куда Макар телят не гонял. А куда он их не гонял? Надо подумать. И сгонять. Пионерские слеты можно устраивать по поиску интеллектуальных зерен. Институт по изучению демократии российского типа открыть. И так четыре года. Жидковато. Еще бы какого-нибудь содержания. Может, Папа идей подбросит, чтобы на президентский срок хватило. Но потом надо с молодежью завязывать, партию какую-нибудь возглавить. А какую? Сальный с Газюкиным свои места никому не уступят, забронзовели уже и в бетон вросли, корни такие в политической системе пустили – замучаешься выкорчевывать. В Едре ситуация непонятная. А какие еще варианты? Только под себя партию создавать, из этой самой подросшей молодежи. Создать конкуренцию самому Едру. Едро к тому времени выдохнется, как пить дать, выдохнется. Оно и так дохловатое, потому что мертворожденное. Никаких оригинальных мыслей, хоть бы глупость сказали, но там и этого не делают. Его «Жующие вместе» просто живчики в сравнении. Надо завтра обсудить партийный вопрос с Папой, посмотреть, как он отнесется к такой идее.

Мысль о партийном лидерстве Васе понравилась. Надо партию как-нибудь ярко обозвать. Например, Партия власти. Какой власти? Просто власти. Не уточнять. Нашей власти. У каждого есть свое понятие про «Наше». Главное убедить, что ваша «наша» и наша «наша» – это одна и та же «Наша Раша». Умей подать и продать себя, не устает повторять Папа. Слишком принципиальные партии долго не живут. А у его «Партии власти» будет широкая политическая платформа. А если платформа будет широкой, то он гарантированно оттянет голоса и у Газюкина, и у Сального, и у «Груши» или как она там будет к тому времени называться. У дерьмократов вечно все неустойчиво, лидеры меняются как перчатки. Впрочем, это все стараниями Папы, надо отдать ему должное. Гениальный политический хакер. Да, чуть не слетел из кресла в феврале. Но ведь не слетел. Удержался. Долгие лета ему, и себе, любимому, тоже.

На этой оптимистической ноте Люберецкий отправил в рот последний кусок остывшей пиццы, залил горящее нутро остатками красного вина, счет просить не стал, поскольку ел в «Парии» всегда одно и то же и знал сумму наизусть, бросил на стол деньги и вышел в наступающее лето.