Текст книги "Опасное окружение"

Капитан «Мэри Роуз», торопливо захлопнув небольшую шкатулку, встал из-за стола. Мы молча смотрели друг на друга. Я пришла в себя первой.

– Простите, капитан, мы не нашли вас на палубе, и нам пришлось поискать здесь.

Именно так, по моим представлениям, должен был разговаривать в подобной ситуации Жан Лафит. Голос мой сорвался и зазвучал по-детски тонко и ломко.

Неожиданно в руках капитана блеснул клинок. Выхватив пистолет, я зажмурилась и выстрелила. А когда открыла глаза, с удивлением обнаружила, что выстрелом выбила шпагу из рук капитана.

– Клянусь, мальчишка, ты заслужил виселицу, – прорычал он, прижимая раненую руку к груди. – И я сделаю все, чтобы ты получил по заслугам.

Выхватив второй пистолет, я прицелилась противнику в голову.

– А я обещаю вам, капитан, что следующий выстрел оторвет вам голову, – заявила я дрожащим голосом.

Я знала, что говорю, и собиралась привести угрозу в исполнение. У меня не было выхода. Страх быть убитой заставлял меня убивать, быстро и не раздумывая. И сознание того, что я способна на это, потрясло меня больше всего. Я приказала капитану встать лицом к стене, а сама обыскала стол. Там я нашла заряженный пистолет, спрятанный под кипой бумаг. Я забрала его и, прижимаясь спиной к стене, отошла от стола. Из этого положения я могла не только держать на мушке капитана, но и следить за дверью.

– Ты дурак, мальчишка, – сказал капитан. – Живым тебе отсюда не уйти. Тебя все равно повесят.

Я постаралась как можно безразличнее ответить:

– Достойная смерть, ничуть не хуже любой другой. Попридержите язык, вы злитесь оттого, что рука болит? Хотите, чтобы я послал за доктором? Можете пососать ее, говорят, помогает. Не может же такой большой дядя, как вы, злиться от подобной безделицы.

Капитан разразился забористой руганью. Зажав между коленями пустой пистолет, я умудрилась перезарядить его одной рукой. Еще мгновение, и в руках у меня было уже два пистолета и один, позаимствованный, за поясом. Я молила Бога, чтобы что-нибудь случилось. С каждым словом я выдавала себя. Как только капитан поймет, что имеет дело с зеленым юнцом, он станет действовать, и я вынуждена буду стрелять. А этого мне больше всего не хотелось. Что-то в его усталом лице напомнило мне дядю Тео.

В каюту ворвался один из его матросов. Направив на него пистолет, а другим продолжая угрожать капитану, я рявкнула:

– Прикажите этому человеку бросить оружие на пол. Ну, быстро!

Капитан махнул рукой матросу, и тот неохотно бросил оружие. Я не знала, что буду делать, если появится третий. У меня было три ствола, но две руки.

Надо было что-то делать, и я приказала обоим лечь на пол лицом вниз. Ругаясь сквозь зубы, они подчинились. Судьба была ко мне благосклонна: в коридоре послышался звучный бас Доминика. Он с несколькими товарищами ворвался в каюту и, не веря своим глазам, остановился.

– Вот так номер, – сказал он, глядя на лежавших ничком пленников. – Капитан, вам предстоит небольшое путешествие в Луизиану. Надеюсь, вам и вашим спутникам прогулка понравится.

– Ты заплатишь за все, мальчишка, – огрызнулся капитан, когда его выводили из комнаты. – Вы все за это поплатитесь, бандиты.

– Обижаете, кэп, – сказал Дом, подмигнув мне. – Стоило бы поздравить нашего талантливого ученика.

– Ваш ученик будет болтаться на виселице еще до того, как станет мужчиной.

Пираты, ухмыляясь, вытолкали британцев в коридор. Мы с Домиником остались в каюте одни. Дом поднял крышку шкатулки, и брови его поползли вверх.

– Он держал ее в руках, когда я вошла, – сообщила я. – Что там такое?

– Золото, – благоговейно проговорил пират, пересыпая на ладони тускло блестевшие монеты. – Здесь хватит, чтобы выкупить Луизиану у Соединенных Штатов. Будь я проклят, если это не так.

Дом ссыпал золото в шкатулку и захлопнул крышку.

– Итак, мадемуазель пиратка, как тебе понравилось боевое крещение?

Слова его словно сняли заклятие, и на меня обрушился весь ужас происходящего. Уткнувшись головой в широкое плечо Доминика, я зарыдала.

– Ужасно, ужасно! Никогда в жизни мне не было так страшно! Доминик, я, кажется, убила человека. Я – убийца! Я… я до сих пор не могу в это поверить.

– А ты чего ждала? Шампанского и роз? Хватит, утри сопли. Пираты не плачут. Дело сделано едва ли наполовину. Нам еще надо доставить посудину на Гранд-Терру, а фрегаты, если я не ошибаюсь, уже наступают нам на пятки.

Позже я увидела, как жалкие остатки команды «Мэри Роуз» во главе с капитаном уплывают в лодках, тех самых, которые доставили нас на борт британского корабля всего несколько минут назад. Оказывается, вся операция заняла чуть меньше получаса, но каждая из этих минут представлялась мне вечностью, и я знала, что уже никогда не смогу забыть этот опыт.

Вскоре мы услышали орудийную пальбу.

– Давайте, ребята, налегайте на весла! – крикнул Доминик. – Нам надо пройти этот треклятый участок, а там их заставят повернуть обратно. Не подпускайте их близко, потом у вас будет достаточно времени, чтобы отпраздновать победу!

Ребята поднажали, а Дом направил подзорную трубу в сторону выстрелов, стараясь разглядеть опасность сквозь туманную мглу.

– Бог мой, эти фрегаты летят так, будто сам сатана раздувает им паруса. Будь я проклят, если я не вижу третье судно! Военный корабль!

В этом месте, как и предупреждал Жан, русло протоки сильно сужалось. Берег был всего футах в десяти от корпуса судна, так что при желании можно было спрыгнуть с корабля на берег. Показался внушительный завал из бревен и хлама. Оставалось уповать на то, что случайная искра не воспламенит порох, спрятанный среди сора, пока мы благополучно не минуем его.

Когда корабль вошел в самое узкое место, я почувствовала толчок, и «Мэри Роуз» встала. Я испугалась. Фрегаты были уже в поле зрения, хотя пушки их еще не могли нас достать. Мгновенно весь экипаж спрыгнул в воду. Мы не успели застрять основательно, и усилий матросов оказалось достаточно, чтобы высвободить корабль.

Фрегаты открыли огонь, когда мы уже отошли на приличное расстояние от опасного места. Дом сам стал у пушки, сам зарядил ее и выстрелил. Первое ядро упало недалеко от завала, Доминик выругался. Пираты перезарядили пушку, и Доминик приготовился стрелять, но как раз в этот момент ядро с фрегата угодило прямо в кучу бревен и тростника. Мгновение – и раздался оглушительный грохот, в воздух взлетел фонтан грязи и щепок; вспыхнул тростник, и один за другим прозвучали сразу три оглушительных взрыва.

Настал долгожданный миг победы. Пираты веселились как дети. Мы вышли на глубокую воду, ветерок расправил наши паруса и понес нас к благословенной Баратарии.

– Ну что же, – с довольной ухмылкой проговорил Доминик, – если нам не удалось изменить русло протоки, то уж по меньшей мере четыре часа форы мы себе обеспечили.

Я сладко зевнула и пошла искать местечко в тени: солнцу удалось наконец рассеять остатки сырого тумана, и оно жгло немилосердно. Свернувшись в укромном уголке, я уснула.

Крепкий ветер дул нам в спину, и мы достигли Гранд-Терры еще до наступления темноты. Судно разгрузили, потом отвели в залив и там подожгли. Старая древесина полыхала минут двадцать, прежде чем вода поглотила остатки того, что было когда-то кораблем.

Наступила ночь. Береговое братство готовилось к отражению возможной атаки. Доминик понимал: англичане захотят взять реванш. Операция была так остроумна, так мастерски исполнена, что заносчивые англичане не могли не почувствовать себя задетыми. Только слепой не увидел бы за всем происшедшим руки Жана Лафита, и Доминик опасался, что губернатор захочет поддержать обиженных британцев: империя Лафита давно мозолила ему глаза.

***

Нападение произошло двумя днями позже, на рассвете. Дозорный Доминика, едва заметив на горизонте судно, подал сигнал. Самую мощную и дальнобойную пушку установили на южной оконечности острова, и когда фрегаты открыли огонь, ответ последовал немедленно. Уже первый выстрел достиг цели, и один из боевых кораблей загорелся. На этот раз Доминик стрелял метко: ни одно ядро из наших пушек не пролетело мимо цели.

Пришло время для атаки на море. Бой длился около семи часов и закончился разгромом неприятеля. Чтобы захватить Гранд-Терру, сказал мне позже Доминик, требуется куда больше кораблей и людей, чем могут на сегодняшний день позволить себе британцы, а американские корабли, к счастью, на сей раз их не поддержали. Так что нам в очередной раз повезло.

Отношения между Англией и Америкой в последнее время были, мягко говоря, напряженными, и при потере британцами судна в американских водах янки не спешили вставать на защиту англичан. Антибританские настроения чувствовались во всех крупных американских портах, и тому было простое объяснение. Британские промышленники стремились сбыть свои товары по низким ценам. Недавно зародившаяся американская промышленность не могла составить им пока конкуренцию, и как следствие многие американские предприятия, а значит, и простые рабочие, разорялись.

Во время штурма женщин и детей перевезли в северную, наиболее безопасную часть острова. Однако, когда загорелся склад и потребовались руки, чтобы тушить пожар и спасать товары, на помощь пришли женщины: по цепочке передавали они ведра с водой, выносили уцелевшие вещи. Мой второй боевой опыт оказался не слаще первого. Грохот орудий, дым, пламя, вопли рабов, запертых в загонах. От всего этого мне делалось больно и плохо. Я помогала Лили: подносила вместе с ней воду и еду для стрелков, передавала сообщения от Доминика, оказывала помощь раненым.

К концу дня лицо мое почернело от копоти. Все тело болело, я валилась с ног от усталости. Около часа я отмокала в огромной ванне Жана. Точь-в-точь как предсказывал Доминик, я ругала себя на чем свет стоит за то, что влезла в пиратские игры с ружьями и шпагами. За последние несколько дней я пресытилась насилием и едва ли захочу повторить это «приключение».

Жан вернулся на остров спустя неделю после захвата «Мэри Роуз». Дозорный заметил его лодку, и, когда он подплыл к острову, четыре сотни пиратов высыпали на берег, чтобы приветствовать своего предводителя радостным ревом.

Я стояла в последнем ряду встречавших и смотрела на Жана. Что-то вдруг повернулось во мне. Нам стоило расстаться на время, чтобы я наконец по достоинству оценила его несомненную мужскую привлекательность. Любуясь Жаном, я неожиданно подумала: только человек, поставивший себя вне закона, может чувствовать себя по-настоящему свободным. Да, он может потерять не только свободу, но и жизнь в любую минуту, но риск стоит того. Жан Лафит – сам себе господин, делает что хочет и плюет на условности. И я любила его за это. Те страшные месяцы, что я провела на борту «Красавицы Чарлстона», по горькой иронии судьбы оказались дорогой к свободе.

– Друзья, – сказал Лафит, приветствуя своих собратьев, – я рад, что вы в прекрасном расположении духа. Может быть, в мое отсутствие произошло некое приятное событие, о котором я не знаю?

Толпа заревела.

– В Новом Орлеане до меня дошли слухи о загадочной истории, произошедшей в Баратарии. Там болтают, будто английское торговое судно умыкнули прямо из-под носа двух хорошо вооруженных фрегатов.

Дружный смех.

– Говорят, команда корабля получила возможность познакомиться с луизианской болотной фауной. Никто не осмелится упрекнуть баратарианцев в отсутствии гостеприимства. – И, окруженный возбужденно-радостной толпой, Жан отправился к столам, накрытым для праздника.

Посреди всеобщего веселья Жан попросил слова:

– Минутку, друзья мои. Самое интересное, что в городе говорят, будто капитан был взят в плен неким свирепым юношей с блестящими черными глазами, даже не юношей, а мальчишкой, у которого еще даже не ломался голос.

Пираты загоготали. Я спряталась за чьи-то спины. Я, конечно, знала, что Жан рассердится, но не ожидала, что он выставит меня на всеобщее осмеяние.

Между тем Жан продолжал:

– Капитан оказался не единственной жертвой юного геркулеса. Говорят, он наделал лапши из по меньшей мере восемнадцати британских матросов, и капитан собственноручно назначил цену за голову мальчишки. Двадцать фунтов – ни много ни мало – тому, кто доставит его живым.

Раздался одобрительный свист.

Я отошла в сторонку. Затеянное Лафитом представление показалось мне унизительным. Если он хотел отчитать меня, он мог бы сделать это наедине. Бог свидетель, опыт оказался достаточно горьким, хвала Всевышнему, что мне удалось выйти из переделки живой. Так зачем поднимать меня на смех? Неужели он не мог пощадить мою гордость?

Лафит заговорил уже другим, более серьезным тоном:

– Должен заметить, что вознаграждение в двадцать фунтов не из тех, что можно пропустить мимо ушей. Те несколько суток, которые я провел в новоорлеанской тюрьме в связи с возникшим непониманием со стороны губернатора, я посвятил размышлениям над тем, кем бы мог быть этот кровожадный подросток. Я вынужден был согласиться с капитаном, что такому разбойнику не место среди цивилизованных людей, но ей-богу, не знаю, кто он такой. Я могу сделать лишь один вывод: его нам прислали ангелы в помощь, после чего он вернулся к своим собратьям, и на этом поставим точку.

С пылающими от стыда щеками я ушла в дом. Конечно, у Жана были все основания отчитать меня. Я вела себя непозволительно. Какое имела я право вмешиваться в его дела, даже не сказав ему об этом? Я могла навлечь беду на всех. Меня, например, могли захватить в плен и заставить сознаться во всем, что знаю. А знала я немало и о занятиях, и о связях Жана. Он, должно быть, возненавидел меня и теперь выгонит с Гранд-Терры. Наверное, мне самой нужно исчезнуть, не дожидаясь, пока меня прогонят, но мысль об этом разрывала мое сердце.

Я прошла в библиотеку и свернулась калачиком в кресле. Кажется, я уснула. Разбудили меня голоса в коридоре: Жан разговаривал с Домиником и Пьером. У меня отлегло от сердца. Он не посмеет выгнать меня в присутствии братьев, они защитят меня. Но надежды оказались тщетны: я услышала удаляющиеся шаги Дома и Пьера, и Жан вошел в библиотеку один. Я собрала все свое мужество.

– Привет, Элиза, – сказал Жан, усаживаясь в кресло. – Я потерял тебя на берегу. Ты, наверное, ужасно скучала без меня? Кстати, ты напрасно не поехала со мной: бал был великолепный. Должен тебе сказать, что ни одна из местных красавиц, даже прекрасные креолки, не может сравниться с тобой. У нас с губернатором особые отношения, своего рода соперничество, и он был весьма удивлен…

– Перестань, Жан, – резко сказала я.

Он пожал плечами и как ни в чем не бывало продолжил:

– Нет, в самом деле ты обещала поехать со мной в Орлеан, и я решил рассказать тебе о местных «достопримечательностях». Чем ты занималась, пока я был в тюрьме?

– Как в тюрьме?! – воскликнула я – Почему?

– Почему? Потому что губернатор решил, что я кое-что знаю о команде, захватившей «Мэри Роуз». Не волнуйся, мне было не так уж плохо. Я ничем не мог ему помочь, и через два дня он вынужден был меня отпустить. Еда была сносной, но постель! Я рад, что наконец дома. Вы с Пьером уже оприходовали груз?

– Да. Все документы на столе.

Жан взял в руки список.

– Очень, очень неплохо. Особенно эта шкатулка с золотыми соверенами. Думаю, предназначалась для подкупа должностного лица. Неужели в наши дни ничего не может делаться честно? Вижу, в мое отсутствие ты вполне справляешься самостоятельно. Чудно, Элиза. Но как мне кажется, тебе здесь скучно. Даже не знаю, чем тебя развлечь. Прости.

Даже тени улыбки не было на его лице. Во мне закипал гнев. Вот, значит, как он решил со мной поквитаться! Хочет, чтобы я сама во всем призналась! Конечно, так ему легче будет выставить меня вон. Он ждет, что я буду растерянно и смущенно переминаться с ноги на ногу, словно школьница, подложившая подружке в кровать лягушку и застигнутая в момент преступления. Если сейчас я повинуюсь, то отныне не смогу вести себя так, как сочту нужным. В конце концов, мне нечего стыдиться! Я делала то, что хотела, и ни о чем не сожалею.

– Мне некогда было скучать, – холодно заявила я. – Я прекрасно провела время, воюя с английскими матросами и пленяя капитана «Мэри Роуз», и все для того, чтобы удовлетворить свою жажду крови и добыть для тебя золото.

Жан Лафит улыбнулся.

– Спасибо тебе, Элиза.

– Я ждала другого выражения благодарности, – ответила я. – И еще, знаешь что? Я ни о чем не жалею. Нет, ни о чем. – Слезы уже подступили к глазам. – Там было великолепно, изумительно! Мне нравится быть пираткой, и я буду ей, покуда у меня есть желание. А если ты вздумаешь остановить меня, я… Я уведу у тебя несколько человек и организую собственную шайку. Мы будем грабить корабли, а тебе не оставим ни одного. И… Господи, как я устала от всего! Зачем я только оказалась здесь?

Я бросилась к двери, но Жан поймал меня и усадил к себе на колени.

– Да уж, пиратка. Ну что ты за глупышка, Элиза? Ну почему ты плачешь? Ты что, решила, что я побью тебя? Да ты еще совсем ребенок. Ты… что это с тобой?

Я уткнулась в его плечо и заплакала.

– Так ты на меня не злишься? – спросила я тоненьким голоском.

– Конечно, злюсь. – И он вытер мне лицо платком.

– Ты меня накажешь?

– Накажешь?

Голос его был на удивление мягок. Я посмотрела ему в глаза, и сквозь радужную пелену слез мне показалось, что он окружен ореолом, словно святой.

– Накажешь? – недоуменно повторил он. – Если я не ошибаюсь, ты и так была крепко наказана. Не думаю, что тебе и вправду понравилось воевать. С недавних пор я потерял вкус к крови и не могу поверить, что ты не испытываешь отвращения к убийству. Неужели убийство двух людей не было для тебя достаточным наказанием?

– О, Жан, – прошептала я. – Так ты знаешь, как это было на самом деле. Совсем не так, как мне представлялось. Ужасно, ужасно!

– Я знаю, что такое схватка, Элиза, и, может быть, на этот раз ты поверишь мне, что это не самое подходящее занятие для женщины.

Я вздохнула и опустила голову ему на плечо.

– Лишь одно обстоятельство заставляет меня грустить, Элиза, – сказал Жан. – То, что ты боялась моего возвращения. Ты боялась меня, Жана Лафита, человека, который был тебе и отцом, и братом, и другом одновременно. Мне стыдно и больно, Элиза.

Я повесила голову. Жан был прав. Я не видела от него ничего, кроме добра. Другие мужчины, много других мужчин заставляли меня трепетать от страха. Но Лафит был им не чета. Его оружием была любовь, он старался понять другого, а не подчинить себе. Для Жана Лафита женщина была личностью, другом, а не просто средством для удовлетворения физиологических потребностей.

Сердце мое переполнилось благодарностью и любовью, и я теснее прижалась к нему. Он был моим другом, моим единственным другом.

– Прости, Жан, – прошептала я.

– За что?

– За то, за то.. Ты знаешь, за что.

Он заглянул мне в глаза.

– Да, – сказал он, слегка улыбнувшись, – я знаю, за что.

Что-то в его взгляде заставило беспокойно забиться мое сердце. По телу побежало тепло, вспыхнул пока еще маленький костер желания, который, как я думала, потух во мне навеки. Ничего подобного не было со мной с тех пор, как я… С тех пор, как Гарта Мак-Клелланда забрали с «Красавицы Чарлстона». Как давно это было? В прошлой жизни, нет, в позапрошлой, позапозапрошлой.

Я смотрела на Жана Лафита и впервые видела в нем не учителя, не покровителя, а только мужчину. Во рту у меня пересохло, и сердце стучало гулко и часто. Затаив дыхание, я ждала.

Жан нежно убрал прядь с моей щеки. Я вздрогнула и накрыла его руку своей. Я ждала. Глаза мои закрылись в сладостном предвкушении…

Неожиданно послышались топот ног и хлопанье дверей. Я слышала голос Доминика, выкрикивающего мое имя. «Элиза, Элиза», – повторяли остальные.

Жан удрученно рассмеялся и отпустил меня.

– Надеюсь, они не забыли вытереть ноги, – сказал он. – Пойдем, они хотят, чтобы ты разделила с ними радость победы. Сейчас ты увидишь настоящий пир пиратов. Ты боишься?

– Конечно, нет, – засмеялась я. – Они мои друзья, как и ты. – И я быстро поцеловала его в щеку.

– Могу поспорить, год назад ты вряд ли с такой готовностью назвала бы изрядно поддавших разбойников своими друзьями.

Мы услышали пистолетные выстрелы и звон стекла.

– Они бьют канделябры, – угрюмо заметил Лафит. – Проклятие, так каждый раз.

Увидев меня, Доминик, Пьер и матросы, что пришли вместе с ними, потребовали, чтобы я присоединилась к празднеству. Я со смехом отказывалась, но, похоже, они все решили за меня. Не слушая моих протестов, они подняли меня на руки и понесли на берег. Там горели громадные костры, играла музыка, мелькали танцующие пары. Мое появление было встречено радостным ревом, со всех сторон ко мне потянулись кружки с вином. Так возникла легенда о пиратке Элизе. Подлинная история испуганной девчонки забылась за волшебной сказкой о карибской красотке, способной загнать две пули подряд в десятку. Только позже я узнала, как мне повезло, когда я выбила клинок из руки капитана метким выстрелом. Наши пистолеты были оружием грубым и не отличались точностью стрельбы даже на небольшом расстоянии. Едва ли мне бы удалось когда-нибудь в жизни повторить тот легендарный выстрел.

Пираты щедро льстили мне, уверяя, что без меня им никогда бы не справиться, говорили, что я принесла им удачу.

Вдруг вспыхнул спор: в чьей команде я буду в следующем бою? Ребята передрались бы в кровь, если бы не вмешался Жан, заявив, что мое устное благословение будет столь же эффективно, как и личное участие. Поскольку все пираты свято верили в магическое действие слова (кстати, колдуны у берегового братства пользовались особым почетом), предложение Жана было принято со всеобщим одобрением.

Маленький оркестр состоял из скрипки и флейты. Разгоряченные хмелем пираты не слишком-то вслушивались в музыку. Отблески пламени костра плясали на лицах танцоров, и буйство огня было сродни веселому буйству вольных разбойников.

Я перетанцевала со всеми, кроме Жана. Пьер был неплохим танцором, но он недвусмысленно дал мне понять, что танцы – занятие скучное, а вот если провести время по-другому… Я щелкнула его по носу и напомнила, что любой из присутствующих здесь мужчин не дал бы и цента за его жизнь, если бы узнал, что он себе позволяет. В ответ Пьер подхватил меня на руки и закружил, торжественно заявив, что на здешнюю землю еще не ступала нога такой чудной девчонки и что он с ума сходит от любви ко мне.

Следующим был Доминик. Он танцевал ужасно, даже хуже, чем Винсент Гэмби, плясавший, как взбесившийся буйвол. А мне хотелось оказаться в объятиях Жана, хотелось, чтобы мы поплыли вдвоем, словно птицы над морем, подхваченные воздушным течением. Но он ни разу не подошел ко мне, хотя с другими женщинами танцевал.

Самый торжественный момент праздника наступил после полуночи. Доминик встал и потребовал тишины.

– Леди и джентльмены! И прочие пьяные скоты, слушайте и молчите. Этим праздником мы обязаны Жану, потому что он самый умный из тех, чья нога ступала на палубу корабля.

Крики и смех.

– А эта девчонка, мадемуазель Элиза, самая храбрая леди на болотах. Сегодня мы присваиваем ей имя королевы Гранд-Терры, нет, королевы всех островов! Мадамы и мон-сеньоры, я нарекаю Элизу королевой Баратарии!

Засим мне преподнесли шпагу с эфесом, инкрустированным золотом и украшенным рубинами, и два легких пистолета. Ко всеобщему восторгу, я сделала несколько рубящих движений шпагой, затем зарядила пистолеты и выстрелила в луну. Я промахнулась, но мужчины заревели от восторга, и я вновь оказалась на чьих-то бравых плечах. Смеясь, я храбро размахивала пистолетами.

Жан улыбался и аплодировал вместе со всеми. Он был здесь королем, никто не сомневался в этом, а сейчас меня провозгласили королевой. Я чувствовала, что сегодняшний вечер был своего рода помолвкой, пираты отдавали нас друг другу, потому что я доказала им, что стою их командира. Благодарность переполняла меня, как и любовь к Жану Лафиту. Да, я любила его, я любила их всех.

Я вскинула руку в знак того, что хочу говорить. Наступила тишина.

– Я хочу сказать вам… Я думаю, что мне никогда не было лучше, чем здесь, с вами, где меня так любят. Я… Мне довелось испытать жестокость со стороны так называемых законопослушных членов общества, но от вас, кого они называют разбойниками и ворами, я видела только хорошее. Я горда тем, что вы назвали меня своей королевой, и с этого момента сердце мое принадлежит вам.

Всю ночь мы пили и танцевали. А на рассвете Лили подошла ко мне со словами:

– Мистер Жан говорит, что вы так устали, что и умереть недолго. Пойдемте спать.

– Лили, – запротестовала я, – мне вовсе не хочется спать. Я хочу…

Я поискала глазами Жана. Мне хотелось танцевать с ним. Он стоял в стороне, разговаривая с Домиником и Чигизолой – Отрезанным Носом. Меня он не видел. Я грустно вдохнула.

– Хорошо, Лили, пойдем. Всем спокойной ночи.

Друзья пожелали мне приятных сновидений, и Лили увела меня в дом. Я долго не могла заснуть: сон не шел ко мне. С берега доносились звуки веселья. Что за день! Я настоящая королева! Я не только себе доказала, что многое могу, но и снискала уважение и даже восхищение бывалых моряков. Так почему мне так грустно?

И словно в ответ на этот вопрос я почувствовала прилив желания. Я вертелась в постели, стараясь прогнать образ, назойливо встающий перед глазами. Гарт Мак-Клелланд, прищурившись, улыбался знакомой скептической улыбкой. Я любила его, он научил меня любви, но теперь все в прошлом. Гарт Мак-Клелланд умер.

Что же происходит со мной? Я знала, что непрошеное чувство уйдет, если немного переждать. Но я ошиблась. Образ Гарта стал расплываться, и вместо него возник злобный оскал Жозе Фоулера. Меня передернуло. Неужели всех издевательств капитана Фоулера не хватило, чтобы вычеркнуть мужчин из моей жизни? Оказалось, что нет. Я слишком хорошо понимала, чего мне не хватает для счастья. Я была королевой, и мне был нужен король. Я была женщиной, и мне был нужен мужчина.