Текст книги "Маскарад"
Автор книги: Натали Питерс
Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 2 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Она рассмеялась и посмотрела на стоявших ниже ее Антонио и Джакомо, которые нехотя присоединились к ее смеху.
– Мне действительно хотелось бы узнать имя вашего портного, – сказал Алессандро. – Полагаю, мне следовало бы сходить к нему.
– Он уже старик и живет вблизи Сан-Джеремии, – вступил в разговор Джакомо. – Еврей по имени… – Глаза Лоредана впились в Джакомо. Тот окончательно потерял дар речи и в отчаянии обратился за помощью к Антонио.
– Его зовут Леоне, – быстро подсказал Антонио. – Он живет на Калле Чендон, вблизи гетто.
– Спасибо, – снисходительно поблагодарил Лоредан. – Если вы позволите, я откланяюсь. – Фоска протянула ему руку для поцелуя, и он слегка прикоснулся губами к кончикам ее пальцев. – Всего хорошего, господа. – Он кивнул обоим чичизбео и стал спускаться по лестнице. Фоска удалилась в бальный зал, и Джакомо поспешил вслед за ней. Антонио вынужден был пропустить Лоредана и только потом стал подниматься по лестнице. Он вдруг услышал тихий голос:
– Синьор Валир.
Скрываясь в тени, на нижней ступени лестницы стоял Алессандро Лоредан. Его голос звучал глухо и недобро.
– Я был бы счастлив, если бы вы и синьор Сельво посетили меня в моей палате сегодня в одиннадцать часов утра.
– Конечно, синьор, – пробормотал Антонио. – С удовольствием.
Он слышал, как Лоредан пересек двор, прошел к пристани и резко отдал приказ гондольеру. Через мгновение Алессандро впрыгнул в лодку и отчалил.
Антонио перевел дыхание, глубоко вдохнул и почувствовал, что весь покрылся испариной.
Три утомленных трубадура уселись напротив камина в будуаре Фоски. Они пили крепкий кофе, со смехом вспоминали свою столь ужасно завершившуюся авантюру и обменивались сплетнями о друзьях. Однако они изрядно устали и беседе явно не хватало живости. Антонио вновь зачитывал вслух любопытную статью из «Газзеттино», но и словом не обмолвился о предстоящей беседе с Лореданом, которая наверняка ничего приятного не сулила. Антонио не хотел огорчать Джакомо, испытывающего ужас перед этим человеком. Он решил, что скажет ему о назначенной встрече после того, как они простятся с Фоской.
Фоска выглядела превосходно, по-прежнему излучая бодрость и заливаясь смехом. Она сняла мужской наряд и переоделась в белое утреннее домашнее платье, украшенное зелеными лентами, и в атласные туфельки. Она без умолку болтала, а ее горничная Эмилия расчесывала ей волосы, пока те не засверкали подобно языкам пламени.
– Мне открылся целый мир! – с восторгом воскликнула Фоска. – До сих пор я по-настоящему не понимала, зачем люди наряжаются на карнавал в маскарадные костюмы. Я полагала, что они делают это лишь для того, чтобы разыгрывать своих друзей. Но оказалось, дело совсем в другом. Надевая маскарадный наряд, вы перевоплощаетесь в совсем другого человека, оставляете свою прежнюю жизнь и совершаете такие поступки, о которых и не мечтали.
– Неужели, дражайшая Фоска, ваша жизнь так скучна и невыносима? – подтрунивал над ней Антонио.
– Вы же знаете, так и есть! – пылко ответила она. – Моя постоянная спутница, как говорят французы, тоска. Мне порой думается, что я никогда не смогу избавиться от нее, и я бросаюсь то туда, то сюда, а она всегда увязывается за мной. Но так было до сегодняшней, нет – до минувшей ночи! Я надела мужской костюм и маску, и, как только вышла из дома, тоска испарилась и исчезла. О, это было чудесно! Послушайте, сегодня я хочу пойти в своем новом наряде в театр, а потом…
– Не следует слишком часто повторять свои поступки, Фоска, – поспешно вставил Антонио. – Это тоже может наскучить.
– Ни за что и никогда! – заверила она. – Двадцать два года я была женщиной. Почему бы следующие двадцать два не прожить мальчиком?
– Не думаю, что это понравилось бы Лоредану, – сонно промолвил Джакомо. Он не заметил предупреждающий взгляд Антонио.
На лицо Фоски набежала тень. Правда, лишь на мгновение.
– Ха-ха! – Она тряхнула головой. – Неужели вы думаете, меня беспокоит, как к этому отнесется Алессандро? Он стар и скучен. К тому же давно забыл, что такое веселье – если вообще когда-либо имел об этом представление. Ведь это же карнавал. Кар-на-вал! Не хочу, чтобы он кончался! – Она простерла руки к потолку, словно требуя, чтобы небеса остановили для нее течение времени.
Вскоре чичизбео распрощались с ней, наговорив комплиментов и поцеловав руку. Фоска разрешила Эмилии уложить себя в постель. Перед тем как заснуть, она вновь и вновь смаковала ощущение испытанной свободы. Она стала кем-то другим, вырвалась из наскучившей и раздражавшей ее жизни. Испытала удивительное чувство – погрузилась в мечту. Ее не испугала рискованная игра со смертью. Она даже не допускала мысли, что ей грозила опасность. Скорее наоборот, приключение заинтриговало и взволновало ее, и она мечтала о его повторении.
Фоска проспала далеко за полдень, когда в спальню ворвалась Эмилия и распахнула шторы на окнах по обе стороны комнаты. Зимнее солнце залило помещение мягким светом, тепло мерцало на позолоте, подчеркивало болотно-зеленые обои и обивку мебели. Интерьер был выдержан в китайском стиле, или скорее в стиле, который французы называли «ориентальным» и который с готовностью подхватили итальянцы. Кровать Фоски стояла на невысоком подиуме, сооруженном в углу комнаты. Панели, расположенные на закругленных стенах, скрывали шкафы и дверь, ведущую в гардеробную – небольшое овальной формы помещение, в котором Фоска принимала своих самых близких друзей, духовника и парикмахера. Спускающийся на кровать полог был, как обычно, раздвинут. Фоска ненавидела небольшие закрытые пространства и даже в самую холодную погоду не опускала его.
Эмилия подала поднос с кофейным сервизом. Венецианцы всех классов и сословий были ярыми приверженцами кофе и горячего шоколада и в часы бодрствования непрерывно поглощали эти напитки.
Фоска лежала, пытаясь хотя бы на несколько минут сберечь воспоминания об увиденных снах. Потом присела на кровати и вздохнула.
– Ах, Эмилия, я устала больше, чем думала. Уже поздно?
– Три часа, синьора.
– Только три? Я считала, что больше. Кто-нибудь меня спрашивал? – Она взяла чашку кофе и с удовольствием огляделась вокруг.
– Донна Мария Фоскари и дон Пьетро. – Эмилия пошевелила кочергой в камине и смахнула с поленьев золу.
Фоска кивнула. Ее подруга по монастырской школе со своим чичизбео. Неправдоподобно глупые и неинтересные люди.
– А также донна Элизабета Трон и дон Марио – или как там его? – новый посол из Тосканы.
Фоска подалась вперед.
– До меня дошел слух, что он довольно красив! Так, значит, Элизабете удалось подцепить его? Возможно, я на днях нанесу ответный визит. Кто еще?
– Ваш брат.
– Томассо. – Фоска сморщила нос. – Он, конечно, собирался одолжить денег, но у меня нет ни гроша. Ему не везет. А кто еще, Эмилия?
– Ваш парикмахер…
– О нет! – Фоска выпрямила спину. – Вы его, надеюсь, не прогнали, Эмилия?
– Нет, нет, синьора. Он у вашей свекрови. Они играют в карты.
Фоска снова откинулась в постели, обрадовавшись, что не упустила своего самого главного посетителя.
– Ну и еще. – Эмилия заговорила иным тоном. – Ваш муж дома и интересуется, может ли он рассчитывать, что вы уделите ему немного времени.
– Ну и ну! – Фоска вдруг занервничала и даже задрожала. Почему она так его боится? – Принесите мне пеньюар и причешите меня. Нельзя заставлять ждать дона Алессандро.
Когда Алессандро Лоредан вошел, жена раскинулась на кушетке у камина. Рядом с ней стояла чашка кофе. Волосы Фоски свободно лежали на плечах. Поверх цвета слоновой кости ночной рубашки она накинула зеленый пеньюар, отороченный белыми кружевами.
Он вежливо поприветствовал ее. Отказался от предложенного кофе и не захотел присесть – встал спиной к камину, заложив руки за спину.
– С вашей стороны весьма любезно посетить меня, синьор, – заметила она. – Я знаю, насколько вы заняты.
– В самом деле знаете? – мягко парировал он. Румянец залил ее щеки. «Итак, – подумала она, – он решил держаться со мной грубо?» Алессандро перевел дух. – Ваш отец был достопочтенным и высокоуважаемым человеком. Ради него, а также ради вас самой я решил поговорить с вами. Он одобрил бы мое решение. Прояви я сейчас колебания, то нарушил бы тем самым свои супружеские обязанности.
– Тогда прошу вас, синьор, отбросьте колебания. Алессандро приподнял подбородок и посмотрел на нее, прищурив глаза.
– Дворец Брольо с утра бурлит сплетнями о фантастической истории. Якобы граф Джулио Моросини обстрелял ночью из мушкета трех субъектов в масках. Они рано утром появились под балконом его жены и распевали в ее честь серенады.
– Потрясающе! – воскликнула Фоска. – Но как унизительно для бедной Грациэллы, что весь мир узнал, что этот ужасный старик…
– Вы были одним из трех трубадуров? – спросил он спокойно.
Она внезапно почувствовала жар и немного испугалась. Но голос ее не дрогнул.
– Синьор, вы знаете, что это так.
Он опустил глаза долу. Она увидела жилку, пульсирующую у него на виске. Около минуты он молчал, и их окутала тишина. Фоска почувствовала, что в груди у нее что-то сжалось и стало трудно дышать. Он и раньше действовал на нее так. Наконец он поднял глаза, и их взгляды встретились.
– Синьора, вы были пьяны? Или не в своем уме? Фоска выпрямилась, не ожидая столь прямой атаки.
– Надеюсь, ни то, ни другое, – невозмутимо ответила она. – Просто безобидный маскарад.
– Не такой уж безобидный, – возразил он. – Вас могли серьезно ранить. Или даже убить!
– о, это было бы ужасной трагедией. Ваше сердце, синьор, было бы разбито?
Он заговорил жестче.
– Вы что, рехнулись? Неужели я вам должен напоминать, что вы происходите из семьи Долфинов и являетесь женой одного из Лореданов? Вам не пристало наряжаться и совершать шутовские поступки…
– Я не нуждаюсь в нравоучениях, – резко ответила она. – Мне было очень весело.
– Неужели вам так скучно, что вы вынуждены вести себя столь отвратительным образом, уподобляясь простой девке и шлюхе? – распалился Алессандро. – Подвергать себя опасности! Нарываться на скандал! Я считаю ваше поведение достойным порицания. Мне известны и другие подобные инциденты, но до сих пор я воздерживался от того, чтобы высказывать свое мнение. Убеждал себя, что вы еще совсем юны и что со временем прекратите такие глупости. Люди уже стали говорить о ваших диких выходках. Ваше имя у всех на устах из-за ваших развлечений. Ваши отношения с этим гномом Флабонико! Появление на сцене вместе с кастрированным чудовищем Бенелли!..
Фоска оборвала Алессандро:
– Они мои друзья. И тот, и другой. К тому же граф Флабонико – дворянин! А кому не известно, что синьор Бенелли – прекрасный певец! Я считаю для себя большой честью выступать вместе с ним на одних подмостках. Что в этом предосудительного? К тому же на мне была маска и карнавальный костюм, и я даже не пела, не танцевала, не произнесла ни слова. Исполняла роль богини Луны. Было удивительно весело, и никому даже в голову не могло прийти, что то была я!
– Идиотские трюки! Дикое поведение! – возмущался Алессандро. – Вам чуждо чувство стыда, синьора? Вы хотите произвести сенсацию? Скандал? Черт подери! Что, в нашем городе и без того мало непристойности и аморальности? Почему дочери из благородных семей подают тошнотворный пример, подтверждающий наше вырождение? Если не хотите покончить с вашими дикими выходками ради меня, то подумайте о вашем отце и о том, как вы огорчили бы его. Задумайтесь о добром имени вашей семьи. Умоляю вас, одумайтесь!
Она сверкнула глазами.
– Для меня внове, синьор, слышать ваши рассуждения об общественной морали. Очень жаль, что вы не заботились о чести моего отца при его жизни!.. – Ее грудь вздымалась. Она была готова вот-вот дать выход своему гневу, но ей все же удалось сдержаться. Она вернулась к своему прежнему легкомысленному тону. – Полагаю, синьор, вы преувеличиваете серьезность инцидента. Во время карнавала все надевают маски. Даже дожи. Даже нищие! Это время для развлечений, время совершать глупости. Уверена, моему отцу понравилась бы эта шутка! Он всегда недолюбливал старика Моросини и посчитал бы весьма забавным то, что его юная жена вскружила ему голову.
– Я с вами не согласен. Он ни за что не одобрил бы ваше появление в столь отвратительном виде!
– Так, значит, вас раздражает мой наряд! Неужели вы считаете его таким уж непривлекательным? В маске и плаще, я могу заверить вас, меня никто не признал.
– Возможно, и так. Но все наверняка догадались, что одним из участников проделки был Джакомо Сельво. Только у него настолько дурной вкус, чтобы сочетать розовый шелк с зеленой парчой. – Алессандро передернуло от отвращения. – Он выглядел попугаем!
Фоска рассмеялась.
– Но это никак не бросает тень на меня!
– Вы так думаете? Он и Валир – ваши постоянные компаньоны. Какой из этого вывод? Кто же поверит, что они осуществили свою затею, даже не поставив вас в известность? Держу пари, что все это была ваша идея, и ни у одного из них не хватило мужества отказать вам. – Алессандро довольно хмыкнул. – Во всяком случае, этот еврей-портной больше не заговорит. Фоска уставилась на мужа:
– Что вы имеете в виду? Вы не… убили его?
– Конечно, нет. Но он немедленно уедет из Венеции к своим родственникам в Триесте. У нас станет на одного смутьяна меньше…
– Не верю, – сказала медленно, покачав головой, Фоска. – Не могу поверить, что из-за такой глупости вы изгоните из Венеции этого бедного человека.
– Я уже сделал это, ибо не хочу, чтобы кто-нибудь раскрыл личности этих негодяев. Разве не ясно? Кроме того, я уведомил синьоров Сельво и Валира, что считаю непростительным их участие в этом деле и что если ваша роль в нем станет известна или если до меня дойдут сведения о каких-нибудь других аналогичных поступках, то я запрещу им посещать наш дом.
Фоска быстро поднялась.
– Вы осмелитесь?.. – Ее глаза метали искры. – Осмелитесь закрыть перед ними дверь?.. Но они мои, а не ваши друзья. Вы не имеете права запрещать мне встречаться с ними! – Самообладание покинуло ее. Оскорбленная, возмущенная, она была готова расплакаться.
Алессандро Лоредан приблизился к ней и заговорил твердо, но отнюдь не грубо:
– Оба они знатного происхождения, и им следовало бы понимать, что подобного рода эскападами непозволительно компрометировать женщину и ее имя. Они несут ответственность перед вами и передо мной и отдают себе отчет в этом. Я не мог ожидать приличного поведения со стороны этого идиота Сельво, но юному Валиру не пристало вести себя подобным образом, и он в разговоре со мной согласился с такой точкой зрения. Я взял с них слово, что они сохранят этот эпизод в тайне и в будущем дважды подумают, прежде чем позволить вам пойти на поводу ваших безумных желаний.
Фоска впилась ногтями в ладони. Она смотрела на мужа. Ее глаза сверкали, голос дрожал.
– Вы запрещаете моим друзьям посещать меня. Изгоняете из Венеции невинного человека только за то, что он выполнил мою просьбу. Если я для вас такая обуза, не проще ли запереть меня? Или поместить в монастырь?
Лоредан устало улыбнулся.
– Сомневаюсь, Фоска, что существует такой монастырь, который сумел бы удержать вас. – Она повернулась к нему спиной, но он спокойно продолжил: – Я хочу получить от вас обещание, что впредь вы не станете заниматься маскарадами, не будете распевать серенады и перестанете публично демонстрировать свое дурное воспитание.
– Если вам, синьор, не нравится мое поведение или мои друзья, почему бы вам со мной не развестись?
Лоредан сжал губы.
– Нет.
– Почему? – решительно спросила она. – Я не та жена, которая нужна вам. Для вас я сплошное разочарование!
– Что-то новое, – кратко заметил он. – Я не хочу даже обсуждать это.
– Теперь моего отца нет в живых, – возражала Фоска. – Он больше ничем не может помочь вам. Я же для вас только обуза. Вы полагаете, я не знаю этого? Я больше не нуждаюсь в вашей благотворительности, синьор. Да мне она никогда и не была нужна.
– Фоска, я вас предупреждаю…
– А почему бы и нет? – Она повысила на сей раз голос. – Вы же отказались бы от пальто, которое не подходит по размеру, или от вышедшей из моды шляпы. Прогнали бы переставшего подчиняться слугу. Выбросили прочь что угодно, ставшее вам бесполезным. Но только не жену. Вы меня удивляете. Я думала, вы захотите обменять меня на дочь другого дворянина, способного помочь вам обрести власть. Или вы слишком горды для того, чтобы признать, что, женившись на мне, заключили невыгодную сделку?
– Я запрещаю вам продолжать в таком тоне! – резко сказал Лоредан.
– Вы не вправе запрещать мне. Я вам не служанка. Вы не разрешаете мне уйти, ибо ненавидите меня. Не так ли? Ненавидите меня, потому что я не разрешаю вам приходить ко мне по ночам и потому что не подарила вам сына! Вы хотите довести меня до смерти, как довели моего отца!
– Замолчите же наконец! – заорал Лоредан.
Она молча уставилась на него. Потом уткнулась лицом в ладони.
Лоредан вылетел из комнаты. Фоска в изнеможении опустилась на кушетку. Ее руки бессильно упали на колени. У нее болела душа. Ее бросало то в жар, то в холод. Фоска ненавидела свою жизнь, ненавидела мужа, ненавидела себя за то, что ей недоставало смелости избавиться от него.
Во внезапно охватившем ее приступе гнева она ударила кулаком по столу, на котором стоял поднос с кофейным прибором. Фарфор и серебро разлетелись в стороны. Но это не успокоило ее.
Она уронила голову на стол и горько заплакала.
Лоредан отправился в школу фехтовального искусства, куда он заходил всякий раз, когда чувствовал необходимость разрядиться. Надев защитную маску и соответствующую экипировку, он скрестил шпагу с инструктором, единственным дуэлянтом в Италии – да и во всей Европе, который мог успешно противостоять ему. Алессандро яростно и дерзко атаковал своего противника, проявив нехарактерное для себя безразличие к форме и стилю боя.
– Сказать по правде, синьор, – ухмыльнулся тренер, – мне жаль мужчину, которого вы хотели бы видеть на моем месте. – Их клинки скрестились, и эфесы ударились друг о друга. Они развели оружие, разошлись, а затем возобновили схватку.
– Это не мужчина, – хмуро заметил Алессандро, срывая с себя маску. Противник последовал его примеру.
– Значит, это женщина! – Сталь звякнула о сталь. – Сочувствую вам, синьор. Очень дурной знак, когда мужчина хочет насадить на шпагу женщину.
– Да? – Они обменялись серией ударов. – Почему?
– Почему? – засмеялся тренер и перешел в яростную атаку. – Простите, синьор, но вы не прикрываете правый бок. Не забывайте, что я левша. На чем мы остановились?.. Ах, да, на даме. Вы хотите ее убить, потому что любите ее. Это совершенно очевидно.
Алессандро не успел защитить правый бок. Соперник проколол его стеганый костюм, обезоружил Алессандро круговым движением шпаги и прижал к стене.
– Что случилось? – спросил инструктор фехтования. – Вы же блестяще начали обороняться, а потом вдруг все пошло наперекосяк.
Лоредан, тяжело дыша, уставился на сверкающий клинок, снабженный шариком, наконечник которого уперся ему в область печени. В глазах горела ненависть. Инструктор что-то говорил, но Алессандро, по-видимому, не слышал его. Подчинившись голосу разума, тренер отвел шпагу и удалился.
Глава 2
АРИСТОКРАТ
В 1774 году, сразу же по окончании обязательной традиционной стажировки на кораблях венецианского военно-морского флота, прослужив в штате двух важных венецианских зарубежных посольств, Алессандро Лоредан занял принадлежащее ему по родовому праву место в Большом Совете Синьории – иначе говоря, в венецианском конгрессе.
Согласно венецианским законам, всем мужчинам, имена которых заносились при рождении в «Золотую книгу» (так именовался официальный реестр почетных горожан), полагалось участвовать в управлении Венецианской республикой. В период, о котором шла речь, в Большом Совете официально числилась тысяча шестьсот членов. Правда, обычно на ежедневных заседаниях Совета присутствовало не более четырехсот человек, несмотря на то что неявка в Совет наказывалась штрафом.
Венеция – некогда королева Адриатики и властительница простиравшейся на суше и морях обширной империи – вступила в полосу упадка. Ее оттеснила на мировой арене нарастающая морская мощь других держав – Англии, Франции и Испании, а также контроль последних над сулящими богатства путями, ведущими через океан в Южную и Северную Америку. Венецианские аристократы, в прошлом гордые принцы торговли и свирепые воины, смирившись с потерей былого престижа, бросились в омут наслаждений, пренебрегая своим долгом перед государством.
Чуть ли не полгода венецианцы тратили на карнавалы. Ими отмечались не только недели накануне Великого поста, но и более сотни иных праздников, когда народу разрешалось устраивать маскарады, предаваться веселью и озорству. Венеция слыла в Европе центром развлечений, обязательным объектом туризма, соблазняюще прекрасным го родом, знаменитым женщинами свободного поведения и безграничными возможностями для увеселений.
Два года Лоредан приглядывался к происходившему вокруг него, впитывал новые впечатления и в 1776 году сделал выбор. Он обрушился на венецианских евреев, обвинив их в разбазаривании ресурсов государства. Лоредан утверждал, что их доля в торговле несправедливо велика по отношению к конкурентам-христианам, и доказывал, что именно они повинны в экономических бедствиях, обрушившихся на Венецию. Лоредан потребовал немедленно изгнать из Венеции и с ее территорий всех евреев и ввести строгие ограничения на их деловую активность.
Предложения Лоредана встретили доброжелательный отклик со стороны тех членов правительства, которые для преодоления запутанных проблем предпочитали прибегать к быстрым и легким, как им казалось, решениям. К тому же Лоредан играл на давних страхах и предубеждениях значительной части невежественного населения.
На евреев – вечных козлов отпущения – были обрушены древние репрессивные меры. Им запретили заниматься производственной деятельностью и сельским хозяйством, владеть недвижимостью, торговать кукурузой или зерном, а также предметами первой необходимости. Евреи не имели права нанимать на работу христиан, выступать в качестве маклеров, участвовать в финансовых делах Республики. Передвижения евреев строго ограничивались. Им не дозволялось проживать вне границ гетто, даже появляться после захода солнца за его пределами. На некоторых маленьких территориях Республики евреев изгнали из их жилищ.
Алессандро Лоредану исполнилось всего двадцать восемь лет, когда он стал в Совете признанным деятелем консервативного толка. Он весьма успешно начал свою политическую карьеру и достиг бы больших успехов, если бы не постоянные помехи, создаваемые на его пути Орио Долфином.
Шестидесятилетнего вдовца вконец разорили пристрастие к карточным играм и слабость к балеринам. Тем не менее он был беспредельно предан своей стране и сохранил значительное влияние на пожилых членов правительства. Будучи ученым, а по политическим взглядам – либералом, Долфин публично осуждал несправедливости, творимые в отношении евреев. Резко критиковал антисемитское движение, обвиняя Алессандро Лоредана в том, что тот, стремясь удовлетворить собственные амбиции, распространял всяческого рода измышления и возрождал старые страхи. Долфин энергично противодействовал избранию юноши в сенат и убеждал консервативно настроенных членов Совета в том, что в силу присущей им наглости и эгоистичности юдофобы не способны эффективно участвовать в работе важных комитетов.
Добившись на первых порах успехов, Алессандро обнаружил, что благодаря Орио Долфину его путь к власти становится все тернистей.
В один из погожих, сверкающих дней середины лета 1782 года Алессандро Лоредан решил нанести визит своему недоброжелателю. Синьория была распущена на летние каникулы, и ее члены вместе с семьями отправились в свои загородные виллы, расположенные на материке. Они утверждали, что им надо подкрепить силы после трудов, связанных с выполнением правительственных обязанностей.
После восьми лет работы в правительстве карьера Алессандро зашла в тупик. Но он знал, кто именно мешает его продвижению, и был полон решимости устранить это препятствие со своего пути.
Лоредан проехал вдоль берега Бренты примерно десять километров и свернул на запущенную прогулочную дорогу. Он обратил внимание на заросшие сорняками сады, потрескавшиеся скульптуры, сухие деревья. Вилла Долфина безнадежно разрушалась. Повсюду валялись куски опавшей со стен штукатурки, виднелась обожженная солнцем кирпичная кладка. На крыше местами отсутствовала черепица. Часть окон была заколочена досками.
Внутри дома окраска стен поблекла и покрылась пятнами. Расшатанную мебель покрывала плесень, а обивку изъела моль. Беззубый слуга провел Лоредана по винтовой лестнице на второй этаж, где располагался кабинет Орио Долфина.
Без парика и в домашнем платье Долфин выглядел таким же заброшенным и потертым, как и все вокруг. Молодыми и оживленными оставались только глаза, и они понимающе сверкнули, как только он увидел Алессандро.
– Ну и ну, синьор. А я все время думал, можем ли мы рассчитывать на ваш визит. Вы, конечно, узнали, что я болен, и приехали убедиться, насколько серьезно?
Долфин попал в точку. Но Алессандро не выдал себя.
– Простите меня, синьор. Я не понимаю…
– Тогда вы будете счастливы, узнав, что, по прогнозу врачей, я доживу до девяноста лет, – с кислой миной заметил Долфин.
– Мне весьма приятно слышать это.
– Правда? Вы очень любезны. Ну а теперь, синьор, поскольку вы удовлетворили свое любопытство, я попрошу вас оставить меня. Я немного устал.
– Я не стану, синьор, надоедать вам, – сказал Алессандро. – Но полагаю, настало время поговорить.
– Поговорить? Нам не о чем разговаривать. Вы мне не нравитесь, синьор Алессандро, и я не доверяю вам. Люди, подобные вам, опасны для Венеции.
– Но Венеция – моя любовь, моя любовница! – решительно возразил Алессандро. – Если в прошлом я и выглядел несколько импульсивным, то такое поведение объяснялось лишь опасением, что она нуждается в защите, и я, как и полагается любовнику, бросился ей на помощь.
– Весьма любопытная аналогия, – с одобрением сказал Долфин. – Но теперь Венеция больше не нуждается в цветистых метафорах, не нужны ей и люди, пытающиеся нажить капитал на ее славе. Ей нужны честные мужи. Она перемолола многих служивших ей, в том числе и меня. Но я никогда не сожалел и не сожалею о годах, отданных ей. А сейчас вы пришли, чтобы подлизаться к ее верному чичизбео? Вы полагаете, он замолвит за вас доброе слово и использует свое влияние вам на пользу?
– А почему бы и нет? – вполне резонно спросил Алессандро. – Есть люди, синьор, которые вас весьма уважают и даже почитают. Есть и такие, которые добиваются вашего одобрения, испытав на себе вашу враждебность. Я полагал, что сумею пробить себе дорогу, не прибегая к чьей-либо помощи. Я ошибся. Мы можем по-прежнему не соглашаться друг с другом, но это нанесет ущерб Венеции.
– Вы, синьор, слишком высоко оцениваете себя, – проворчал Долфин.
– Не себя, а вас. Боюсь, что усилия, предпринимаемые вами, дабы сдержать меня, отвлекают ваше внимание от воистину жизненно важных проблем. Я уважаю ваши суждения, присущий вам здравый смысл, ваш опыт. Но даже вы не можете не признать, что ваша энергия небезгранична. Позвольте мне помочь вам. Привлекайте меня к себе на службу, вместе мы сумеем умножить величие Венеции.
– Вы горазды на хитрости, особенно если они могут пойти вам на пользу, – заметил Долфин. – Но пока я жив, этого не случится. Вы попусту теряете время. Не рассчитывайте, что я поверю, будто вы осознали ошибочность своих политических шагов. Вы просто убедились, сколь неэффективны ваши методы, и устали ждать, когда я умру и уберусь с вашей дороги. Но я не собираюсь умирать. Впереди у меня еще долгие годы, и я намерен использовать их для того, чтобы помешать вам и вам подобным погубить Венецию. Развернутая вами, синьор, кампания против евреев – ваша первая и громаднейшая ошибка.
– Должен признать, что ее результаты действительно оказались не такими, на которые мы надеялись.
– Вы с самого начала знали, что проповедуете полный вздор! Я и сам не очень-то люблю евреев, но мне не нравится, когда невинных людей приносят в жертву на алтарь собственных амбиций. Я видел, что за игру вы ведете. Знал, что вас заботит не Венеция, а собственная судьба и имя Лореданов.
– Мне очень жаль, что вы все воспринимаете таким образом, – сухо сказал Алессандро. – Я надеялся…
– Вы надеялись, что вам удастся обвести меня вокруг пальца. Нет, синьор. Я невосприимчив к лести. Ваша ложь не достигает моего слуха. До свидания.
Кипя от бушевавшего внутри гнева, Алессандро распрощался с престарелым государственным мужем. И только оказавшись наедине с самим собой в зале, примыкавшем к кабинету Долфина, он дал волю потоку приглушенных ругательств.
– Сочувствую. Порой он вызывает у меня такую же реакцию.
Алессандро быстро обернулся. То был Томассо Долфин, единственный сын Орио. Он был на несколько лет моложе Алессандро, но выглядел на десяток лет старше. Распутный образ жизни Томассо давал о себе знать в обрюзгших чертах лица и в мутных глазах. Он был в грязном поношенном костюме, с нечесаными сальными волосами.
Он робко приблизился к Лоредану.
– Вы нанесли визит старикану и убедились, что он не склонен отвечать на ваши миролюбивые обещания, – сказал Томассо. – Вполне вероятно, болезнь усилила его упрямство. Правда, я в этом сомневаюсь. С ним ничего серьезного, всего лишь небольшое расстройство желудка вкупе с финансовыми неприятностями. С первым он хорошо справился. Что же касается финансовых трудностей, то, боюсь, они будут вечно одолевать нас.
Алессандро пожал плечами.
– Я предполагал, что потерплю неудачу. И тем не менее…
– Конечно, было бы приятнее добиться своего, – усмехнулся Томассо.
Их внимание привлекли звуки девичьего смеха, раздававшегося за высоким окном, на верху лестницы. Алессандро взглянул через него на плохо подстриженные лужайки. Две женщины играли в некое подобие тенниса: когда одной из них удавалось ударить по мячу, то тот, как правило, летел прочь от противника.
Одна из женщин – полная, в простом наряде – была служанкой. Против нее играла девушка, стройная и худенькая, с копной рыже-золотистых волос, свободно вьющихся по плечам. Когда служанка послала мяч в сторону дома, девушка подняла лицо. У Алессандро перехватило дыхание, и он подумал, окажется ли она столь лучезарно красивой вблизи.
– Она очаровательна. Не так ли? – пробормотал стоявший рядом Томассо. Алессандро подавил возникшее у него стремление уйти прочь. Ему не нравился младший Долфин.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?