Текст книги "Коробка"

Натали Трелковски
Коробка

© Трелковски Н., текст, 2016

© Геликон Плюс, макет, 2016

* * *

посвящается седе

Childhood is like a knife stuck in the throat that cannot be easily removed.

/Wajdi Mouawad. Incendies/

жанна

* * *

с тех пор как не стало мамы – никто не распутывал мои иероглифы на постели. она подходила к моей кроватке на которой я – еще шестилетний лежал в немыслимых позах – нежно подкладывала руку под мою вспотевшую от кошмаров спину и осторожно выпрямляла. иногда я делал это специально – ложился скрюченным – ждал что она коснется меня потому что кроме этого касания у меня не было ничего. я любил свою мать животно. я до сих пор помню ее запах.

комиксы про китайского рыбака

желтые пластмассовые очки

маленький фонарик зеленый аквариумный сачок

книга о первобытных людях – ее подарки.

я берег их двадцать с лишним лет. но сейчас они парализуют меня.

будто эти вещи оставила мне чужая никогда не любившая меня женщина.

* * *

 
трудно трудно жить в сердце этого фильма
где лука не дожил до пасхи
где его маленький свитер?
мы его потеряли?
мы забыли его в машине?
мы его никогда не вязали.
 
 
две полоски оставшиеся позади.
она везет меня – свой плод любви – в санях.
она еще так молода.
я не хочу обременять ее собой.
я хочу отпустить ее.
сказать: «иди. люби мужчин.
спи до полудня. ешь виноград.
 
 
мама.
 
 
единственная женщина
согласившаяся на меня».
 

* * *

 
небольшая дамская квартирка. все в ней было розового цвета.
огромное зеркало над комодом облепленное множеством
открыток –
чем-то напоминало зеркало в гримерной кабаре.
не знаю кем работал ее любовник но он постоянно носил
с собой пистолет
и когда приходил – бросал его с грохотом на письменный стол.
он покупал одинаковые игрушки ее мальчику и своему
родному сыну.
одинаковые духи ей и своей жене. этот любовник ел только жареную курицу
и что-то говорил говорил размахивая жирными пальцами.
даже за столом и в присутствии ее семилетнего сына
он обсуждал какие позы они испробовали а какие нет.
и когда мальчику становилось гадко и стыдно –
он уходил в комнату слушать музыку.
особенно ему нравилась песня «самба белого мотылька».
иногда этот маленький мужчина бесконечно плакал
и лицо его становилось припухшим и ужасно симпатичным.
 
 
а мне было восемь. я даже не могла завязывать шнурки.
я ничего не могла.
 

* * *

 
странный и самый последний.
я не рассказывала о нем даже в милиции на допросе.
не знаю откуда появился. не знаю куда исчез.
у него не было указательного пальца на руке.
он был умен. начитан. пил много кофе
и непременно запивал его холодной водой.
он был добр ко мне. давал мне деньги.
хрустящие купюры. тысячные купюры.
и говорил: «послушай купи нам по баночке
сладкой маринованной кукурузы а сдачу можешь оставить себе…»
и я шла. и я шла. шла. шла. шла. вся наша кухня была заставлена
этими баночками от кукурузы. мы постоянно ели кукурузу:
на завтрак. на обед. на ужин. он спал на ходу. кричал во сне.
каждый вечер он запирался на кухне.
говорил что колет лекарство. что у него болит печень.
вмазанный он сидел возле меня на диване
мы смотрели дурацкие передачи. и разгадывали кроссворды.
мы могли думать над одним не отгаданным словом по часу.
и когда его голова совсем съезжала набок
я расталкивала его и говорила:
«вот здесь по горизонтали: слово “жизнь”».
 

* * *

 
не подходит тебе это слово – мама.
это слово для мягких полных нянюшек
мизинцем проверяющих температуру молока
плачущих оттого что у ребенка в руках
взорвалась веселая бомбочка
или оттого что нечем платить мяснику.
мама – это стыдливый бутерброд в школьной сумке.
жалость к тебе – наглому и безобразному выродку.
веник и совок. засаленный фартук.
мама – это как палец. нога. голова.
кровь. осадки. земля. вымя коровы.
это слово не подходит тебе.
 
 
я не знаю как назвать тебя.
чем приправить твое прекрасное имя
ударяющее в лоб – как ему и положено.
если бы ты мне позволила высмотреть его.
если бы ты мне позволила выслушать его.
оставила бы мне свой жесткий черный волос
заставила бы полюбить себя –
как заставляют это делать другие матери –
тогда бы мы ни за что не поговорили начистоту.
 
 
я продолжаю свой дремучий монолог
поднимая тебя все выше и выше и выше.
мне кажется кто-то из друзей догадывается об этом.
ты моя самая большая любовь.
финиш до которого мне никогда не добежать.
медведь с которого мне никогда не снять шкуру.
тригонометрическое уравнение которое никогда не осилить.
 
 
исчезнув – ты ведешь себя как дикий зверь.
исчезнув – ты ведешь себя как трусливый заяц.
исчезнув – ты ведешь себя как девчонка
которая заставляет ждать меня в подворотне.
 
 
я жду твоего нападения.
я жажду проглотить твое мясо.
я готова поцеловать тебя.
 

* * *

 
я просыпалась среди ночи и тихо радовалась круглой синей коробке.
на ней был нарисован улыбающийся моцарт.
когда молишься – нужно подумать о чем-то приятном.
теперь эти конфеты – единственное что приходит мне в голову.
утренний поход к врачу уже не был так страшен.
всего лишь кровь из пальца. а потом я смогу прийти домой
и наслаждаться выбором: съесть
или оставить нераспечатанными и любоваться ими вечно.
 
 
я боюсь смотреть на твои письма не то что читать.
бабушка хранит их и знает наизусть.
ты пишешь о том что я привожу со двора друзей
и отдаю им всю еду которая есть у нас в холодильнике.
ты говоришь что я очень добрая.
мама я каждое лето сижу у аквариума отца.
он держит наши черно-белые фотографии отдельно от других.
у него ужасный почерк и он как и я грызет ногти.
он никогда не говорит о тебе.
только бесконечно курит и подолгу смотрит мне в глаза.
вдруг что-то внезапное возвращает его к жизни
и он улыбается как ребенок.
 
 
разболелись уши. в школе начало четверти
но я уже три дня провожу в постели листая новые учебники.
я люблю как пахнут книги. каждая книга как человек
имеет свой собственный запах. мама принесла мне пирожные.
мама садится на кровать и смотрит так жалостливо
как будто это у нее а не у меня оркестр жалящих пчел в ушах.
«я не хочу мама. убери. я ничего не хочу…»
сейчас спустя 14 лет я думаю о том что возможно обидела ее.
 
 
но когда меня спрашивают: «была ли ты когда-нибудь
по-настоящему счастлива?» –
я рассказываю об этих пирожных.
 

* * *

 
в последний раз я слышала твой голос
по телефонному автомату.
после я хранила карточку так долго
что на ней заржавела микросхема.
когда у меня украли кошелек
в котором лежала эта карточка
и твоя рукописная молитва –
у меня не осталось ни одного
доказательства пребывания
в том роковом дне.
но зато я помню твои жесткие волосы.
смех и гладкие руки.
мне до сих пор снится наша кровать
но теперь вместо тебя в ней спят мои любовники.
 

* * *

 
когда я был маленький
меня оставили одного у каких-то людей.
я был так голоден что зашел на кухню и взял йогурт.
просто слегка его приоткрыл и выпил.
потом залепил обратно.
хозяева подумали что купили пустую пачку.
эка я их надурил.
 
 
и еще я постоянно воровал игрушки.
 

* * *

 
до четырнадцати лет я побывала в стольких домах
что невозможно сосчитать.
я видела счастливые и несчастные семьи
богатые и бедные
и почти у всех были дети. очень разные дети:
кто-то отрезал кошке ухо при попытке ее подстричь.
кто-то воровал у матери деньги и заставлял ее
подтягиваться на турнике.
кто-то выбегал внезапно из комнаты и снимал
перед гостями трусы.
кто-то дрался со мной как с мальчишкой:
больно и без поблажек.
 
 
но тогда мы были в одной лодке.
 
 
маленькие и дикие.
заложники судьбы.
 

* * *

 
в детстве тебе вырезали миндалины
поэтому ты могла пить ледяную воду.
ты кормила меня зеленью с сыром
а сама была приправой для пресного мира.
я всего лишь робкий болезненный
никчемный кусок тебя.
я не заметила как превратилась в труса.
было по-другому: когда я чувствовала себя
маленьким молчаливым воином в запертой ванне.
но это молчание иного рода.
потом был выход и стопка грамот –
подтверждение того что я вылечилась.
доктор рояль провалился в пропасть.
будто его и не было.
моя страсть – ломаная линия.
она похожа на крестовый поход.
на морского ежа.
на воротник плотно облегающий шею.
картонная коробка – лучший костюм.
я не знаю что такое мягкость.
смотри что ты со мной сделала.
теперь я всю жизнь обречена
искать себе палача.
 

* * *

 
удивительно что что-то могло убить тебя.
это был не просто кашель курильщика.
мне казалось у тебя выскочит сердце.
и я злилась на каждый подъезд
в котором тлела твоя сигарета.
и я злилась на каждого мужчину
который обращался с тобой
не как с женщиной.
если бы ты еще раз пошла
и купила мне тех пирожных –
мы бы съели их вместе.
однажды на выходных
я так по тебе скучала
что мне хотелось выть.
однажды я так тебя ненавидела
и так выла что пекло в груди.
ты сделала из меня воина.
но я больше не буду звать тебя.
 
 
хватит.
 

дедушка

* * *

 
я видела как завершается круг.
мы поехали на дачу в последний раз.
ты был весь в белом
на шее висела золотая цепочка
а в руках была трость.
я пошутила что ты похож на гангстера.
 
 
это удивительный и прекрасный мир.
земля. солнце. плоды. так много боли и счастья.
и ты сидишь на холодной трубе.
твоей головы почти не видно.
 
 
готовая к крыльям спина.
готовый ангел.
 

* * *

 
все что может быть бесконечного в этом мире:
лопата в земле
тыквенные семечки
засушенные шкурки животных
командирские часы
электрическая бритва
раздвоенный подбородок
прокопченный чайник на ночном костре
утренние комары бьющиеся в лицо
казахстанские сигареты
красные раки
лимонад «буратино»
охотничий нож
живая новогодняя ель
сосед на зеленом мотоцикле с чернокожим сыном
холодная труба по которой мы ходили босиком
воровать клубнику на чужих дачах
маринованные арбузы в бочке
лохматые псы в море
маленькие юркие ящерицы
которых никогда не поймать
детский ухват руля
массивная сабля на белой стене землянки
желтая рубашка твоей молодости
самодельный чердак на высоком дереве
гнилая лестница
жало шмеля
 
 
все что может быть бесконечного в этом мире –
разговоры с мертвецами.
все что мне остается это разговоры с мертвецами.
холодные долгие ночные дневные
всепоглощающие разговоры с мертвецами.
с моими верными мертвецами.
 

* * *

 
в наш последний день мы сидели в старой белой «волге».
ты жадно ел клубничное мороженое
зная что через полчаса тебя вырвет.
 
 
ты – король-рыбак.
я буду рассказывать о тебе своим детям.
 
 
еще одна смерть которой нет.
еще одна смерть которой не существует.
 
 
я знаю – ты бы сейчас сказал что-то вроде:
«по крайней мере там не нужно распутывать сети».
 
 
дернул бы меня за нос
и поставил погромче музыку.
 

* * *

 
ты не спишь всю ночь.
все удишь и удишь рыбу.
говоришь: «иди в палатку. поешь чего-нибудь».
я жую каменный пряник.
пью кровавый компот.
единственная рыба которую я не люблю – линь.
она слизкая и скользкая как зародыш.
когда мне было двенадцать я стояла на берегу
и пила водку с горла.
два мальчика в лодке смотрели и улыбались.
а потом мы бегали по песку в носках
 
 
еще не знакомые с желанием.
 

* * *

 
«все страдания от желания –
говорил ты мне – все страдания от желания».
 
 
да.
да.
да.
 

* * *

 
он попросил привезти компот и хачапури.
хотя уже неделю лежит под капельницей.
за месяц он похудел на пятнадцать килограммов.
операция будет сразу после праздников.
я никогда не покажу ему стих который написала про него.
возможно он так и умрет не узнав об этом.
и завтра я одна поеду к нему в больницу за город.
потому что у меня нет друга который бы
согласился так долго трястись со мной в автобусе.
 
 
он – мой единственный друг.
 

* * *

 
научивший меня кататься на велике.
путешествовать. плавать. водить машину.
ловить рыбу. варить уху. печь пирог.
ходить на лыжах. охотиться. свежевать животных.
не бояться боли. холода. комаров.
рассказавший мне о войне. стихах. музыке. теоремах.
подаривший мне котенка. цепочку. и коврик под ноги.
«ну будем!» – говоришь.
осушаешь бог знает откуда взятый грязный стакан.
на багажнике закуска и водка.
один.
ворота гаража открыты нараспашку.
глубоко несчастен в своей свободе.
хочется расцеловать твою щетину.
 
 
никогда не дать твоим костям оголиться.
 

* * *

 
теперь никогда не узнать
смотрел ли ты «счастливого рождества мистер лоуренс».
буду считать что сегодня мы посмотрели его вместе.
 

бабушки

* * *

 
не достаточно?
 
 
бездонная глотка.
гриб над хиросимой.
дьявольский эмбрион
носимый и мужчиной и женщиной.
 
 
не достаточно.
 
 
и вот меня снимают
на паспорт
в парке
на празднике
в университете
на виньетку
в фотоальбом
меня просят улыбнуться – и я улыбаюсь.
 
 
одну из этих фотографий
выберут на могильную плиту.
 
 
ты ешь жареную картошку
в доме моего чудовищного детства.
или уже совсем ничего не ешь.
 
 
когда ты приходила в гости
я закрывалась в своей комнате.
никаких разговоров.
 
 
а теперь ты собралась умирать
чтобы еще раз показать мне что я была не права.
пробудить мою совесть.
чтобы я сорвалась в самый неподходящий момент
у кого-нибудь на дне рождения
или в постели с чужестранцем
или когда буду покупать зерновой хлеб в «буше».
 
 
чтобы сделать меня лучше.
 

* * *

 
по выходным я натирал мочалкой спину прабабушки.
крепко. насколько позволяли мои детские руки.
с каждым годом она становилась меньше и худее.
после бани она расчесывала волосы деревянным гребнем.
заплетала их в тонкую косичку и медленно засыпала
 
 
похожая на величественного индейца.
 

* * *

 
бабушка удивляется мне.
у нее шершавые кончики пальцев
она постоянно хохочет и почти не ходит.
однажды мы всю ночь рассказывали друг другу
стихотворения по памяти.
каждый год я залезаю к ней в кровать
и читаю какую-нибудь книгу.
на этот раз «подожди до весны бандини»
на моменте где говорится о матери главного героя
о том что она умерла и
«настала очередь свево носить мягкие карие глаза»
бабушка остановила меня и сказала что мои глаза
достались мне именно по такому принципу.
«знаю» – ответила я.
 

* * *

 
мы вместе собирали шиповник
позади нашего дома. во дворике детского сада.
путались в кустах и боялись что нас поймают.
кусты царапались и пахли солнцем.
вечерами мы заваривали шиповник
в большом красном термосе и пили…
 
 
я вспомнила об этом на свалке
когда сжигала тряпки и шприцы
пропитанные твоей кровью после бальзамирования.
ветер будто нарочно тушил каждую
зажженную мной спичку.
 
 
я смотрела на твою кровь сквозь целлофан.
она напоминала черничное варенье.
 
 
я чувствовала как на затылке седеет первый волос.
что смерти действительно нет.
и что на похоронах не обязательно плакать.
 

кино

* * *

 
том уэйтс пел про грейпфрут луны.
про отель в рекламе которого не горит пара букв.
про риту хейворт и про шлюху из миннеаполиса.
а сейчас он поет «кентукки-авеню»
в то время как моя комната ночует без меня.
комнаты – это чрева принимающие нас бесплатно и за деньги.
гениальное изобретение человечества.
 

* * *

 
вы хотите зайти?
 
 
мы смотрим фильмы.
 
 
мсье трелковски находит в стене зуб.
уолт влюбляется в мексиканца джонни.
кевин расстреливает из лука одноклассников.
мать сяо кан думает что дух ее мужа переселился в золотую рыбку.
маленькая анна поверила во франкенштейна.
друг йоко записывает звуки поездов.
 
 
пока вы стучитесь
 
 
мы стоим перед зеркалом и улыбаемся.
мы берем в руки нож стоим перед зеркалом и улыбаемся.
мы улыбаемся берем в руки нож и стоим перед зеркалом.
улыбаясь в зеркале – мы берем в руки нож.
 
 
мы идем по улице и смотрим на красивых женщин.
наша любовь возвращается к нам и мы имеем ее в коридоре.
 
 
раз. четыре.
два. три.
три. два.
четыре. раз.
 
 
она уходит
 
 
а мы остаемся в кинозале.
 

* * *

 
есть фильмы с человеческой казнью
в которых сама казнь не так важна
а важно то что происходит перед ней.
 
 
в фильме «мсье верду» перед казнью герою чаплина
предлагают выпить ром. он отвечает: «нет спасибо.
хотя… минутку. я никогда не пробовал ром».
затем жадно выпивает его как может пить только смертник
или младенец в первый раз отведавший молоко матери.
 
 
в фильме «счастливого рождества мистер лоуренс»
майор джек сильверс перед казнью
бреется воображаемой бритвой
курит и гасит ботинком воображаемую сигарету.
ест воображаемую еду и пьет воображаемый чай.
как будто пытаясь запомнить и удержать эти простые моменты.
как будто в них и состоит главное счастье жизни.
вечная жажда не прерывать цикл
проходить через одно и то же снова и снова.
 

* * *

 
курдское дитя
ты лежишь на огромном мшистом валуне
и рядом медведь который тебя не тронул
и рысь которая тебя не тронула
и олень который тебя не испугался.
 
 
когда распяли спартака в фильме кубрика
вариния поднесла к нему новорожденного и сказала:
«это твой сын спартак. и он свободен. свободен».
 
 
освобождение – единственное что приходит всегда.
я тоже жду его с нетерпением.
 

* * *

 
коцебу была похожа на юношу.
она работала на шахте.
ездила на снегоходе и ловила рыбу.
когда-то ее нашли завернутую
в маленький кусочек картона где-то на аляске.
она ничего не боялась.
когда ты не знаешь свои корни и родителей –
ты сам становишься большим крепким корнем.
я видела таких как коцебу – они напоминают волчат.
но к ним обязательно приходит счастье
похожее на северное сияние подобное тому
которое пришло к коцебу
когда она заснула на чужой кровати
с открытой баночкой морошки.
 

* * *

 
и из моей головы сделают ластик.
не все ли равно ее занимать чем:
любовью или дэвидом линчем?
 
 
не желаю чтобы кто-то во мне плавал.
не желаю истекать кровью.
 

* * *

 
на улице революция.
но у тебя нет ни мао ни его красной книжицы.
ты не во вьетнаме а в центре парижа.
не в военной палатке а в огромной квартире.
никакой крови кроме самой естественной.
ты месяцами не выходишь из дома.
до умопомрачения смотришь фильмы.
засыпаешь в ванне с голым братом и общим другом.
философствуешь и отвергаешь политику.
куришь до тошноты. занимаешься любовью.
пьешь дорогие вина. тратишь деньги родителей.
ты знаешь что это хуже любой войны.
но ничего не можешь с собой поделать.
 
 
ты берешь шланг и проводишь его от газа
прямо в зал к своему самодельному шалашу
из шелковых одеял
 
 
и засыпаешь.
 

* * *

 
отцы надевают юбки и идут на панель.
все так непрочно.
лакированные диваны сотрутся.
дети умрут на наших глазах за автограф.
родственные связи потеряют важность.
 
 
чтобы не озвереть и не ослепнуть – нужно помнить:
только твое окно на кухне показывает березу.
 

фрагменты

* * *

 
после смерти жены он не выходил из дома месяц.
не вставал с постели не брился и почти не ел.
но однажды утром он проснулся с мыслью о новых туфлях.
он еще не решил какие именно: лакированные или кожаные
может быть с тиснением под рептилию.
со шнуровкой или молнией. с пряжкой или без.
еще не решил какой формы будут каблуки и носки.
как будто все его существование было сосредоточено в этом желании.
никогда не знаешь что вернет тебя к жизни.
 

* * *

 
когда нас было трое мы ничего не искали.
день был длинным и руки пахли железом от турника.
прабабушка уходила по утрам с бидоном
потом соскребала ногтем пенку с кастрюли
и я облизывала ее морщинистые пальцы.
у меня был комбинезон в черно-белую клетку
который добавлял мне превосходства над другими.
 
 
когда нас было трое мы завели щенка по кличке бакс
и однажды уронили его перед зеркалом
когда пытались показать его в отражении.
он долго скулил и потом стал хромать.
в соседнем доме жил дед василий
который имел пленочный фотоаппарат.
он фотографировал нас по праздникам.
когда я поднималась по трухлявой лестнице его дома
казалось я вот-вот провалюсь и меня больше не найдут.
 
 
когда нас было трое мы играли с пауками
подставляя им одну руку за другой.
но всегда боялись наткнуться на того что с крестом на спине.
 
 
подергивали руль в чужих машинах
представляя что едем по улице.
 
 
и быстро засыпали.
 

* * *

 
я мог бы полдня лежать на животе
с приставленным к щеке холодным ружьем
превращаясь в пульс дикой косули напротив.
а потом мы бы сидели на открытой веранде
и сладкий запах мяса дразнил наши пищеводы.
потом я бы вспомнил фильм вирасетакуна про дядюшку бунми
привидение родственника которое ужинало вместе с ними за столом.
но ты конечно его не смотрела.
слюна собаки стекала бы на мой сапог и дождавшись своего
она бы с наслаждением извлекала приятные костедробящие звуки.
 
 
ты скажешь что у нас кончился мешок с рисом.
и продолжишь молчать до конца ужина.
 

* * *

 
когда в окне напротив свистит чайник –
это значит пришли гости и намечается прекрасная беседа.
или быть может у кого-то от одиночества
пересыхает горло но это одиночество не опасно
потому что еще есть силы зажечь плиту.
в любом случае там напротив тепло и уютно.
 
 
кажется так.
 
 
я раздаю одежду и почти не ем.
думаю над тем кому оставить все книги.
фильмы которые хранятся на жестком диске.
сдать бы еще кровь.
раздобыть ребенка.
 
 
маленького крохотного юнгу в деревянной кроватке.
маленького неряху в шоколадной пасте с липким ртом.
 
 
будет у нас небо время и ужин.
будет река и красное каноэ.
перья в длинных его волосах.
ссадины пластмассовое ружье
 
 
и чайник со свистком.
 

* * *

 
почему иисус похож на иисуса?
однажды меня спросили
не потеряла ли мать при родах моего близнеца.
сколько времени я могу не дышать под водой
умею ли пользоваться компасом
и сколько лет длилась русско-японская война.
 
 
никто не спросил про иисуса.
 

* * *

 
я могу любить чудесных детей.
здоровых румяных чужих детей.
 
 
но я люблю твоего ребенка.
я смотрю на него сквозь твой плоский живот
я держу его в руках каждую ночь когда выхожу из тебя
я мог бы выходить с ним из стен родильного отделения.
я мог бы выходить с ним из стен абортария.
 
 
его крошечные пальцы – антенки господа.
его крошечная головка – сердце девы марии.
его крошечное тельце – энергия космоса.
он пахнет тобой и мной.
 
 
мы пахнем им.
 

* * *

 
вы – которые еще в утробе сжимают кулачки
и не разжимают до самой смерти
избранные стать прекрасными чудовищами –
можете плюнуть мне в лицо – и я не поморщусь.
какие страны висят над вашими сбившимися матрацами?
о кто как не вы знает что есть только здесь и сейчас.
ваша песочница детства полна грязи. лопатки – ваши ручонки.
ведерки – майонезные банки – подобранные на свалке.
прячете лица в фартуки измученных матерей и стыдитесь жалких отцов.
вы – режиссерский хлеб. вдохновение бесплодных поэтов.
зачем вам верить в каких-то богов? вы и есть боги.
и я прохожу мимо как трехголовый урод.
 
 
смейтесь.
 

* * *

 
я боюсь детей. они так странно на меня смотрят
как будто хотят сказать: «мы все про тебя знаем…»
я боюсь что мое сердце остановится раньше
чем я начну получать удовольствие от сигарет.
я боюсь остаться без работы. я боюсь что масло и молоко
будут лежать на подоконнике у открытого окна
потому что не хватит денег починить холодильник.
я боюсь забыть лица умерших людей которые были мне дороги.
я боюсь теории возвращения ницше и вспоминать прошлое.
я боюсь что на фотографии в паспорте окажусь не я.
я боюсь что у меня отнимут угол где я могу спокойно сочинять.
я боюсь что брат и сестра постареют.
я боюсь перестать желать чего-то.
я боюсь дороги домой после длительного путешествия.
я боюсь впасть в беспамятство и никого не впускать в свою комнату.
я боюсь влюбиться в придурковатого тромбониста
в галстуке с зелеными утятами.
я боюсь следовать установленным правилам.
я боюсь не следовать установленным правилам.
я боюсь что скоро меня начнут узнавать на улице.
 
 
я боюсь невозможного.
 

* * *

 
я торгую детской одеждой. не вижу в этом особого смысла.
капризные дети забегают в бутик и без спроса садятся на мой стул
затем внимательными глазами начинают меня рассматривать.
я снимаю с манекенов платьица шортики футболки пижамки
а сама думаю о том сумасшедшем из рассказа сэлинджера
«хорошо ловится рыбка-бананка» – вот он любил детей.
а эта его фраза в лифте: «ноги у меня совершенно нормальные,
не вижу никакой причины, чтобы так на них глазеть…» –
заставляет меня брать в руки калькулятор
и бестолково давить на резиновые кнопочки.
при выходе из этого душного заточения
дети становятся нарочито заметными
и когда я возвращаюсь с работы –
кажется что целая улица маленьких клиентов
 
 
преследует меня.
 

* * *

 
он умер на остановке.
когда теряешь крылья –
начинаешь ждать автобуса.
меня тянуло к нему –
проткнутому ручкой
или железным прутиком.
замерзшему и красивому.
с ленточкой крови.
я мысленно обещала прийти за ним
когда найду себе друга
который поможет устроить ему похороны
в пышном воздушном сугробе.
 
 
/ведь такие обряды содержат в себе таинство
когда совершаешь их с настоящими друзьями/
 
 
но сугроб опередил меня.
он пришел к нему сам.
 

* * *

ксюша выходит к доске и говорит:

«я никогда не рисую людей такими какие они есть.

и рисую только их лица. я уверена – если буду рисовать людей во весь рост – ночью они оживут и уйдут от меня. даже фотографии я кладу картинкой вниз. чтобы люди изображенные на них не могли за мной наблюдать.

еще я собираю камни. как-то в греции папа нашел белый камень в черную крапинку и принес его мне. в серединке как будто был вырезан цветок.

но сегодня мне не удалось принести свою коллекцию».

глеб выходит к доске и говорит:

«я занимаюсь баскетболом уже несколько лет. раньше баскетбол считался грязной игрой. сейчас баскетболисты – самые высокооплачиваемые спортсмены. баскетбольная команда стоит около трехсот – четырехсот тысяч евро. мне не нравится футбол. для меня мяч – одушевленный предмет. как можно пинать его ногами? в месяц баскетболисты получают тридцать пять – сорок тысяч евро. как правило эти деньги они отдают нуждающимся и в

детские дома».

а я сижу позади вероники и считаю снежинки на ее кофте.

она поворачивается и спрашивает меня: больно ли было прокалывать хрящ в ухе.

я отвечаю: «нет. совсем не больно».

мне 22.

и я учитель.

* * *

 
оно пришло так внезапно.
маленькая худая женщина протянула его и исчезла.
внутри открытка с морем.
правильный почерк.
ирреальность каждого мгновения.
я – человек-вата.
я хожу по квартире и говорю себе:
дддзззыыыыннньььь
дддззыыынннннньььь
 
 
но сон продолжается.
нужен кто-то второй.
 

* * *

 
накануне мне снился лис из фильма триера
тот самый лис который говорил: «миром правит хаос».
он улыбался по-человечески и прижимался к земле.
мы боялись друг друга.
я знала что ты появишься именно так.
на следующий день я следила за мохнатым пауком
на берегу моря. он убегал под камни и появлялся снова.
сон на заднем сиденье. пустая палатка.
утром открыв дверь машины
и натянув резиновые сапоги
 
 
я слушаю море.
 

* * *

 
я назвала ее йоко. она бордового цвета.
я ничего не знаю о молекулах ее дерева.
правда ли что в них резонирует каждая нота
даже когда на ней не играют?
правда ли что у нее есть память?
месяц назад ко мне вернулась музыка.
глубокие низкие звуки.
как будто находишься на самом дне.
путаясь в густых водорослях.
и мелкие рыбки смело подплывают
не дожидаясь когда твое тело
перестанет биться в конвульсиях.
красочные. будто игрушечные.
 
 
рыбки.
 

* * *

 
они напичканы мальчиками.
да. напичканы мальчиками.
я люблю мальчиков.
за их прямоту.
они все отважны. все до одного.
маленькие пловцы.
рыбаки в соломенных шляпах.
они берут в руки крабов и размыкают
им клешни.
они цепляют руки за рыболовный крючок
и не корчатся от боли.
они не боятся стрекоз ос и пауков.
в них нет никакой загадки.
они понятны и чисты.
я сижу на большом гладком камне
и мну в руках карту америки.
молчи.
 
 
мы все делаем правильно.
 

* * *

 
ты еще поёшь? или только за мытьем посуды?
на твоем заднем дворе есть клюшки для гольфа?
я бы с удовольствием направилась к твоему дому
держа в руках пластинку chinawoman.
мне говорят что ты плохой человек а я выдумщица.
но я не могу идти против себя. мадонна оказалась права
в своей песне про американскую мечту?
я культивирую страдание и цинизм.
я рассказываю о тебе разным людям
и это приводит меня в восторг.
как будто мне одной было суждено прикоснуться
к чему-то божественному. все чего я хочу –
смотреть как ты готовишь курицу с лимоном.
поцеловать родинку на твоем лбу.
докурить твою сигарету.
позволь сделать это.
 
 
пока кого-то из нас не взорвали.
 

* * *

 
он принес домой китайский фонарик
и повесил его во дворе над беседкой.
через минуту красные бока фонарика облепила мошкара.
они сидели за деревянным столиком и молча пили пуэр.
в каждой чашке плавал ломтик луны.
 

* * *

 
они сохранили способность дурачиться.
когда он смеялся – его азиатские глаза
становились похожи на рысьи.
это бывало редко. но сейчас
он улыбался почти всегда
прикасаясь к упругому животу жены.
ему казалось что в ее лоне
протекает река подобная хуанхэ.
а его маленький сын – беспомощная рыбка.
он назовет его вейюан
что значит «сохраняющий глубины».
 

* * *

 
грести становилось все трудней.
барабанная дробь не совпадала с ударами сердца.
пятого числа пятого месяца в праздник дуаньу
она пришла посмотреть на него.
на ней был белый из переливающегося шелка чеонгсам
с мелкими голубыми цветами и шляпка.
его руки налились силой.
он уставился в бритый затылок
впереди сидящего товарища
и стал грести еще сильнее.
 

* * *

 
вейюан не знал что такое снег.
отец посадил его в удобные сани
и покатил по гладкой белой дороге.
было слишком светло и он щурил глаза.
желтый слепящий диск то выплывал
то снова исчезал и на миг казалось
что у отца вместо головы – солнце.
он навсегда запомнил его широкую спину.
и квадратные пальцы впившиеся в бечевку.
 

* * *

 
он сидел на полу и смотрел не отрываясь
на тростниковый коврик с пейзажем.
через полчаса он поднялся и вышел во двор. шел мелкий дождь.
его взгляд остановился на раскачивающемся уже выцветшем фонарике.
он вспомнил слова покойного отца:
«есть три радости в дни юности:
встреча и разлука с любимой
и отъезд в дождь.
есть три горести в дни старости:
встреча и разлука с любимой
и отъезд в дождь».
уже начинала цвести сакура.
а небо было таким белым
что если бы на секунду земля потеряла притяжение –
он бы погрузился в него как в чашу с молоком.
 

* * *

 
софи мильман поет что-то
про покахонтас и капитана смита
чертовски похожа на тебя.
чертовски похожа на тебя.
я сделала маленькое открытие.
мне хочется рассказать об этом соседке
которая придет за деньгами на водку.
или парню который привозит нам мешки лука.
или самой софи мильман.
иногда кажется я живу на аляске.
вокруг одни рыбы и медведи.
я зайду в первый магазин
куплю себе большой мужской свитер.
дома буду лежать на диване
положив руки за голову.
слушать lonely in new york.
 
 
мне важно продолжать любить тебя.
софи мильман доказывает это.
 

* * *

 
мой любимый фильм по-прежнему hiroshima mon amour
моя любимая книга по-прежнему «яства земные»
но у меня новая родинка на животе
и я носил подносы так что прогибался хребет и изнашивалась обувь.
меня кормили чужие люди. я кормил чужих людей.
я ни с кем не мог спать. мне есть что тебе рассказать.
 
 
вот чайки
вот тьма
вот вода
 
 
завтра начнется новая сладкая жизнь.
пойду устраиваться упаковщиком конфет.
 

* * *

 
если целый день приходится шляться по городу
то лучше не смотреть на лица людей.
можно смотреть на носки ботинок. на землю.
на машины. на огни вывесок. на деревья.
на собак. кошек. детей.
на ноги женщин.
на кулаки мужчин.
куда угодно.
но только не на лица.
это гарантия того что ты не устанешь
сколько бы ни прошел.
 

* * *

 
слава иисусу. теперь я хотя бы знаю
что на ее рождественской елке
висели синие гирлянды
и что ее мужчина похож на персонажа
идиотских боевиков.
на персонажа которого всегда убивают первым.
причем каждый раз это выходит по глупости
и выглядит довольно забавно.
должно быть у него неуемный аппетит
и громкая отрыжка.
но он конечно духовная личность.
нет. в этом я не сомневаюсь.
действительно.
а как же иначе.
 

* * *

 
эти японские фильмы такие скучные
но я продолжаю сажать зрение.
когда лифт не поднимает более десяти человек –
может выйти любой но выхожу я.
иногда мне хочется стать настоящей женщиной
со всеми ужимками и бессмысленной болтовней
но я остаюсь собой.
я хочу аквариум с серебристыми пираньями
но боюсь что они съедят мою руку когда я буду их кормить.
я мечтаю о мотороллере но живу в городе
где нет места даже пешеходу.
я хочу научиться играть в шахматы
но никто из моего окружения не умеет играть в них.
я планирую устроить литературный вечер
но боюсь что никто не придет.
мне никогда не хотелось свадьбы
но разве что только с тобой.
последний раз я целовалась с парнем
но это была девушка.
мне нравится ездить в метро
но теперь я боюсь даже этого слова.
мне надо посетить церковь
но я не решаюсь пойти туда одна.
кто-то считает что я категорична
 
 
но это не так.
 

* * *

 
помню как брат собирал кроватку
для своей новорожденной дочери.
медленно. как будто строил воздушное облако.
растерянный и счастливый.
 
 
как же мне хотелось быть на его месте.
 

* * *

 
небритые и голодные
они останавливались на каждой заправке
пили кофе и обнимали друг друга
молча благодаря бога что не уснули за рулем.
грязные и уставшие иммигранты на заработках.
 
 
и в этом – бесконечно стильные.
 

* * *

 
когда я сижу в теплом кафе
или просто гуляю по улице
меня распирает желание отправиться на войну.
если бы мне только дали коня.
никакого огнестрельного оружия.
только лук стрелы и меч.
и чтобы я сражалась с такой же натали.
 
 
и чтобы даже родинки на подбородках
у нас были одинаковые.
 

* * *

 
не помню в каком это было фильме:
маленький мальчик ел кашу
и вдруг спросил взрослого:
я тоже когда-нибудь умру?
ему ответили: «да. но это будет еще не скоро.
к тому времени ты так устанешь
что сам начнешь желать смерти».
 

* * *

 
я везу свою детскую библию племяннице.
на первой гравюре изображен он.
каким я представляю его теперь всю жизнь.
мне хочется сделать что-то для этого мира.
когда-то я знала что надо делать
но не умела завязывать даже шнурки.
теперь я научилась завязывать шнурки.
но не знаю что делать.
 

* * *

 
я болею. лежу на полу у окна.
на фасаде дома напротив воины убивают друг друга.
римские или греческие. они обречены делать это каждый день.
егор сказал что я еще не посмотрела все фильмы бергмана и фассбиндера
и поэтому пока могу не звонить тебе.
за этот месяц мой организм исторг из себя все.
кровь. гной. воду. лимфу.
я стала похожа на человека созданного доктором калигари.
моя свобода достигла предела. я совершенна в ней.
я готова приказать луне и звездам.
он знает о чем я.
 

* * *

 
это была кружка моего друга.
когда из нее пили она начинала играть мелодию.
после трехлетнего молчания она заиграла в твоих руках.
 

* * *

 
они подняли мне настроение –
апельсиновые светлячки в вагонном окне.
сидящий рядом пассажир объяснил
что это всего лишь горящий уголь
разлетающийся по ветру.
не то чтобы он разрушил мою иллюзию
но я бы предпочла и дальше
думать об апельсиновых светлячках.
 

* * *

 
ее ждут успех и слава
 
 
пока она моет голову под краном
в общественных туалетах.
 

* * *

 
наконец-то! не ты.
не твоя сломанная переносица.
не поцелуи на чердаке –
 
 
женщина похожая на мадонну
дарит мне трех йоркширских щенков.
 

* * *

 
не знаю о тебе.
сплю на полу открыв окна.
выбриваю брови и больше молчу.
 
 
мне необходимо стать воином.
 

* * *

 
я купила ее за полторы тысячи тенге.
она меньше моей ладони и все время спит.
я купила ее чтобы было кому шуршать в тишине.
 
 
чтобы было с кем молчать.
 

* * *

 
только и делаешь
что слоняешься с пустыней внутри.
подари ребенку железную дорогу
поужинай наконец с женой.
 
 
ничего ты не обессмертишь.
 

* * *

 
когда сбежала ло
гума выворачивало наизнанку
каждый километр.
он очень долго отходил от приступов.
но его рвало снова и снова.
а я читала и удивлялась: как такое возможно?
и при чем здесь желудок?
теперь я испытываю то же самое.
 
 
вероятно: что не в силах сделать душа – делает тело.
 

* * *

 
ничего о ней не знаю.
только то что ее имя связано с богом.
только то что она пишет стихи
и живет в уютном городе.
фотографирует. бреется наголо.
много курит и почти не ест.
 
 
ради таких как она моделируют машины
перемещения в пространстве.
 

* * *

 
внезапно повернувшись ко мне говорит:
«слушай мы ведь правда когда-нибудь умрем. все умрем.»
«да. конечно» – отвечаю я так сухо как будто
он сказал мне о погоде или о том что сегодня 27 сентября 2010 года.
 

* * *

 
эта заведенная собака не дает спать.
но мне бы не хотелось чтобы ее застрелили
или увезли в питомник.
потому что она – единственное
что связывает нас с тобой. мы все-таки слышим одно
несмотря на то что живем в двух разных мирах.
 

* * *

 
твоя футболка в пятнах от клубники.
я сдыхаю на даче от жажды.
мыши скребутся на чердаке.
 

* * *

 
в детском саду у меня был попугай.
он молчал и не двигался.
обычный рисунок на шкафчике.
 

* * *

 
то был особенный день:
шел сильный дождь.
женщина разговаривала с собакой.
 

* * *

 
спокойный и умиротворенный
переходишь на красный свет.
идешь со свидания.
 

* * *

 
еще один мальчик сказал мне правду
в школьном автобусе.
я пожала ему руку.
 

* * *

 
у нее церебральный паралич. она живет со злобной бабушкой.
работает в ателье. по утрам она ездит со мной в автобусе.
однажды она сказала мне: «смотри как красиво:
распускается сирень и цветет яблоня» и мне стало стыдно
потому что я не замечала этого. потому что я думала о том
как бы напиться этим вечером.
 

* * *

 
самое прекрасное и вкусное на свете:
гребешок петуха плавающий в тарелке с супом.
 
 
это все равно как если бы ты мог съесть сказку.
 

* * *

 
я боюсь своих стихов больше
чем кого бы то ни было.
так клиент побаивается киллера
который избавляет его от неприятностей.
ведь киллер знает о нем все
 
 
самое страшное.
 

* * *

 
если бы у меня был близнец
я бы притянул его за уши
и долго всматриваясь в его глаза
наконец бы понял
 
 
зачем я здесь.
 

ПИРОЖНЫЕ

 
– смотри-ка пятнадцать минут назад на сцене
они пели о том что весь мир дерьмо
а теперь стоят у прилавка и выбирают
пирожные.
БЕССМЕРТИЕ
это произойдет в один из дней тихой радости.
когда вкладываешь особый смысл даже в чистку обуви.
я уволюсь с работы куплю два блока сигарет
несколько пачек супа три бутылки вина
и сделаю эту шлюху бессмертной.
ВСЕ ВОЗМОЖНО
я еду в такси и смотрю на луну.
интересно видит ли луна что я еду в такси?
я думаю все возможно.
 
 
ЧТО БЫЛО В САРАЕ
станки для починки обуви.
несколько кроличьих лапок на стене.
мешки с сайгачьими рогами.
два порванных аккордеона
с отпечатками пальцев прадеда.
ЧЕРНЫЙ ВОЕННЫЙ БИНОКЛЬ
все что я видел когда-то
убито этим биноклем.
ЗЕЛЕНОЕ КРЕСЛО
так как была ночь – мне предложили
постелить где-нибудь но я заупрямилась
и сказала что подожду тебя здесь – в этом кресле.
услышав эти слова кресло позеленело от злости.
и спустя четыре часа превратило мое тело в дерево.
 
 
НА ПАРКОВКЕ
на парковке в машине
ты показываешь мне новую юбку
с изображенными на ней птицами.
 
 
я слышу шум крыльев.
БОТИНКИ
ничто не могло меня разбудить.
теперь вселенная пляшет в моих зрачках.
я с удовольствием выхожу из дома
и прислушиваюсь к своим ботинкам.
 
 
знают ли они что идут к твоим?
ПОДАРОК
ты поймешь что я тебе подарю.
это будет что-то невидимое.
ты обязательно узнаешь об этом.
 
 
всматривайся.
 
 
ХИКИКОМОРИ
посуда чиста. все убрано.
сегодня в пять под дверь подсунут конверт.
квадратный. как моя комната.
у меня есть дело.
 
 
я жду.
ВОСКРЕСЕНЬЕ
мы заходили в каждый магазин.
покупали пиво
гуляли и смеялись
смеялись и гуляли
около двадцати человек подумают
что этот стих
 
 
про них
РЕБЕНОК
теперь я знаю как пахнет бог.
 
 
ВСТРЕЧА
пока дождалась – выкурила всю пачку.
рассматривала твое небо.
«такое же как у нас» – подумала я.
в метро меня назвали «молодым человеком».
апельсиновый сок и кофе.
апельсиновый сок и кофе.
 
 
разошлись.