Текст книги "Путешествия трикстера. Мусульманин XVI века между мирами"

Летом 1521 года Лев X, возможно, также обращался к Джованни Леоне за информацией об Эфиопии. От короля Португалии Мануэля пришло письмо с триумфальной вестью, что португальские военачальники нашли в Эфиопии христианское королевство таинственного пресвитера Иоанна, которое европейцы веками искали на Востоке. Мануэль заключил соглашение с правителем королевства, который был готов подчинить свой народ римской церкви и, как предрекали некоторые средневековые сказания, содействовать ей в сокрушении неверных мусульман. Папа Лев отслужил мессу по этому случаю и приказал обнародовать письмо Мануэля, но его кардиналы выражали сомнения по поводу всего этого предприятия. Йуханна ал-Асад тоже должен был питать подобные сомнения, если судить по тому, что он написал несколько лет спустя. Да, в регионе, который европейцы называют «Эфиопией», существует христианское королевство, хотя он там и не бывал. Да, им правит «патриарх», то есть человек, обладающий как религиозной, так и политической властью, но именно европейцы ранее дали ему имя «пресвитер Иоанн». И, продолжал он добросовестно, над значительной частью территории, известной европейцам как Эфиопия, властвует мусульманский правитель171171
  Manuel I. Epistola invictissimi Regis Portugalliae ad Leonem X. P. M. super foedore inito cum Presbytero Joanne Aethiopiae Rege. N. p. [Strasbourg], n. d. [1521]; Paride Grassi. Diarium. Vol. 1. 340r–341r; CGA. F. 3r; Ramusio. P. 21; Épaulard. P. 6; Silverberg R. The Realm of Prester John. Athens, 1972. P. 210–264.


[Закрыть].

Кроме подобных бесед, папа вполне мог привлекать крещеного мусульманина в роли декоративного дополнения к кругу поэтов, прелатов и шутов на многочисленных придворных празднествах. Там для папы римского играл мелодии на лютне другой новообращенный, еврей-ашкенази из Флоренции, крещенный под именем Джован Мария; он был любимым слугой Льва X и тоже получил фамилию «де Медичис»172172
  Bedini S. A. The Pope’s Elephant. P. 89–90; Slim H. C. Gian and Gian Maria, Some Fifteenth– and Sixteenth-Century Namesakes // Musical Quarterly. 1971. Vol. 57 (4). P. 562–574; Vogelstein H., Rieger P. Geschichte der Juden in Rom. 2 bde. Berlin, 1895. Bd. 2. S. 119–120; Rauchenberger D. Johannes Leo der Afrikaner. S. 102–107.


[Закрыть].

В декабре 1521 года Лев X скоропостижно скончался. Йуханна ал-Асад, возможно, ожидал, что его призовет к себе крестный отец, Бернардино де Карвахаль. По воле Карвахаля христианин-маронит Элиас бар Абрахам переписывал для него Евангелия на сирийском языке, а параллельно и латинскую Вульгату173173
  BNF. MS Syriaque 44. Liber quatuor Evangelistarum Caldaice Scriptus Anno incar. 1521 – сирийский и латинский текст в параллельных колонках. Колофон, датированный маем 1521 года, стихотворное посвящение и молитвы Элиаса бар Абрахама в честь Бернардино де Карвахаля, патриарха Палестинского, кардинала Санта Кроче, в параллельных колонках на сирийском, латинском и арабском языках (F. 178r–186v). В 1517 году Элиас переписал для Карвахаля Псалтырь на сирийском языке и на латыни (Levi Della Vida G. Ricerche sulla formazione. P. 134, n. 2).


[Закрыть]. Так не мог ли Карвахаль поручить своему крестнику Джованни Леоне проделать аналогичную благочестивую работу на арабском языке? Испанский кардинал, как всегда, был предан делу уничтожения ислама: летом 1521 года, в поздравительном письме недавно избранному императору Карлу V по случаю осуждения на Вормсском сейме еретика, монаха-августинца Мартина Лютера, он высказал просьбу заняться более важной задачей – положить конец турецкой угрозе. Карвахаль отчаянно пытался добиться своего избрания папой римским, чтобы осуществить обновление церкви и мира, но проиграл Адриану Утрехтскому. Он умер в 1523 году, и ни одно из его пророчеств не исполнилось174174
  Bernardino López de Carvajal. Epistola ad invictissimum Carolum in Imperio E. super declaratione M. Suae contra Lutherum facta. N. p., n. d. [June 1521]. F. 3r–4v; Minnich N. H. The Role of Prophecy. P. 117–120.


[Закрыть].

***

Мы можем с полной уверенностью установить, что кроме папы римского Йуханна ал-Асад состоял на службе у двух других важных особ, своим владением арабским языком способствуя достижению их религиозных и научных целей. Одним из них был Альберто Пио, князь Карпи, дипломат, как некогда сам ал-Ваззан, хотя и более крупного масштаба. Отслужив срок в качестве посла Мантуи и посла французского короля Людовика XII, Пио стал представителем императора Максимилиана при папском дворе. Со смертью Максимилиана в 1519 году и избранием его сына Карла императором Альберто Пио снова переменил позицию и перешел на должность посла Франциска I, нового короля Франции и соперника императора Карла, при папе римском. Если бы когда-нибудь Йуханне ал-Асаду захотелось убедиться, что христианская и европейская политика отмечены теми же перестановками сил и сменами лояльностей, которые он наблюдал в политике мусульманского мира, в Северной Африке и Леванте, он не мог бы найти лучшего примера, чем карьера и дипломатические посты князя Карпи175175
  О дипломатической карьере Альберто Пио, князя Карпи, см.: Marino Sanuto. I Diarii. Vols. 20–46 passim; Setton K. M. The Papacy. Vol. 3. P. 88, 134, 136, 172–173, 226; Bedini S. A. The Pope’s Elephant. P. 46, 57; Rombaldi O. Profilo biografico di Alberto Pio III, Conte di Carpi // Alberto Pio III, Signore di Carpi (1475–1975). Modena, 1977. P. 7–40; Sabattini A. Alberto III Pio: Politica, diplomazia e guerra del conte di Carpi. Carpi, 1994; Minnich N. The «Protestatio» of Alberto Pio (1513) // Società, politica e cultura a Carpi ai tempi di Alberto III Pio (Atti del Convegno Internazionale. Carpi, 19–21 Maggio 1978). 2 vols. Padova, 1981. Vol. 1. P. 261–289; Svalduz E. Da Castello a «città»: Carpi e Alberto Pio (1472–1530). Roma, 2001. P. 100–144. Дипломатическая корреспонденция Альберто Пио за годы службы послом Максимилиана I: University of Pennsylvania Library. Special Collections. MS Lea 414, no. 1–56.


[Закрыть].

Альберто Пио, кроме того, был гуманистом, изучал идеи Аристотеля и собирал религиозные, медицинские и астрономические сочинения на древнееврейском, арабском и сирийском языках. Для него Йуханна ал-Асад переписал арабский перевод Посланий святого апостола Павла, скопировав рукопись, позаимствованную Пио из библиотеки Ватикана. Как написал Йуханна ал-Асад в арабском колофоне в месяце сафаре 927 года хиджры/январе 1521 года, в выражениях, лишь приближающихся к пышным восхвалениям, принятым у мусульман, эта копия была сделана «для библиотеки высочайшего, всемогущего, благороднейшего и величайшего принца, графа Альберто ди Карпи». Князь, возможно, также попросил сделать перевод или составить резюме других арабских сочинений, находящихся в его распоряжении, таких как трактаты Аверроэса, Авиценны и ал-Газали176176
  Levi Della Vida G. Ricerche sulla formazione. P. 103–107; Biblioteca Estense Universitaria (Modena). MS Orientale 16-alfa.J.6.3. The Epistles of Saint Paul in Arabic. F. 68; Puliati P. Profilo storico del fondo dei Manoscritti Orientali della Biblioteca Estense // Bernheimer C. Catalogo dei Manoscritti Orientali della Biblioteca Estense. Modena, 1960. P. VII–X: у Альберто Пио был экземпляр того самого труда ал-Газали, который ал-Ваззан брал читать в Ватиканской библиотеке; Vasoli C. Alberto Pio e la cultura del suo tempo // Società, politica e cultura a Carpi. P. 3–42; Schmitt Ch. Alberto Pio and the Aristotelian Studies of His Time // Ibid. P. 43–64.


[Закрыть].

В римском доме Альберто Пио на Кампо ди Фиори у Йуханны ал-Асада также была возможность познакомиться с другими иностранцами и такими же чужаками в Риме, как он сам. Еврей Авраам бен Меир де Бальмес занимался переводами древнееврейских рукописей князя. Христианин-маронит Элиас бар Абрахам переписывал для Пио, как и ранее для Карвахаля, сирийские тексты, в том числе Евангелия, а теперь он нашел время, чтобы украсить декоративной рамкой титульный лист выполненной Йуханной ал-Асадом транскрипции Посланий апостола Павла. Наш новообращенный христианин и этот маронит могли бы сравнить, сколь разными путями они попали в Италию – Элиас в качестве члена делегации маронитов, приглашенной в Рим Львом X в 1515 году, а Йуханна ал-Асад на пиратском корабле Бовадильи. Может быть, они вспоминали Ливан и Сирию, откуда вышел Элиас, и которые всего несколькими годами ранее, еще мусульманином, объездил Йуханна ал-Асад. А может быть, они размышляли над представлениями о божественном: о вере в Святую Троицу, проповедуемой в Риме; о единой божественной природе Иисуса Христа, как учили Элиаса в Антиохии177177
  «Единая божественная природа Иисуса Христа» – догмат, присущий некоторым восточным церквям, не признавшим Халкидонский собор. Маронитская церковь не принимает этот догмат, так как с XII века состоит в официальной унии с католической церковью. Здесь, видимо, речь идет о том, что Элиас обучался у сиро-яковитов; одним из центров Сиро-яковитской церкви являлась Антиохия. Сиро-яковиты придерживаются догмата о единой божественной природе Иисуса Христа (Прим. науч. ред.).


[Закрыть]; о возвышенной пророческой и мессианской роли Иисуса в исламе178178
  Ibid. P. 60–61; Sestan E. Politica, società, economia nel principato di Carpi fra quattro e cinquecento // Società, politica e cultura a Carpi. P. 685; The Epistles of Saint Paul in Arabic. F. 1r. Молитва Элиаса бар Абрахама за Альберто Пио, «справедливого и христолюбивого человека, любящего чужестранцев, состраждущего бедным»: BNF. MS Syriaque 44. F. 184v; Levi Della Vida G. Ricerche sulla formazione. P. 106–107, 133–136, ил. 6, no. 3.


[Закрыть].

И если Йуханна ал-Асад в 1522 году все еще был связан с домом Альберто Пио, то он мог встречать там андалузца Хуана де Сепульведа, чьи свежие переводы Аристотеля как раз тогда привлекли к себе внимание и покровительство князя. Несколько лет спустя Сепульведе предстояло использовать свое знакомство с учением Аристотеля в призыве к войне против жестоких и нецивилизованных турок в защиту «свободы и спасения христианского мира»179179
  Schmitt Ch. Alberto Pio. P. 61–63; Losada À. Juan Ginés de Sepúlveda a través de su «Epistolario» y nuevos documentos. Madrid, 1973. P. 37–46; Pagden A. Lords of All the World: Ideologies of Empire in Spain, Britain and France c. 1500 – c. 1800. New Haven; London, 1995. P. 99–101; Juan Ginés de Sepúlveda. Ad Carolum V. Imperatorem ut bellum suscipiat in Turcas cohortatio. Bologna, 1529.


[Закрыть].

Йуханна ал-Асад трудился над переписыванием Посланий апостола Павла, живя на Кампо Марцио в Риме, при церкви Святого Августина и монастыре августинцев или рядом с ним. Здесь жил его крестный отец Эгидио да Витербо, оказавший на его жизнь более важное и продолжительное влияние, чем Альберто Пио. Кардинал Эгидио, реформатор ордена августинцев, «оратор» и папский легат, был, наряду с этим, поэтом и гуманистом, глубоко погруженным в мир Платона и неоплатоников – философский выбор, совершенно отличный от аристотелизма Альберто Пио. Кроме того, с годами он пришел к убеждению в скрытой мудрости еврейской каббалы, истинное понимание которой, как он верил, перешло от неподатливых израильтян к таким образованным христианам, как он сам. Эгидио обращался за советом и переводами к еврейским ученым. В 1515 году он пригласил талантливого еврейского грамматиста Элию бен Ашера Галеви, как его называли на иврите, или Элию Левиту, как сам он называл себя на латыни, – чтобы переписывать для него каббалистические тексты. Два года спустя он поселил Левиту и его жену-еврейку с детьми в своем собственном доме в Риме. Там Левита оставался до 1527 года, создавая труды о еврейской грамматике и лексикографии, об арамейском языке и о длительной традиции изучения текста Библии на иврите, а также объясняя кардиналу библейские слова и понятия180180
  Об Эгидио да Витербо в дополнение к ссылкам в прим. 2 на с. 100, см.: Secret F. Les Kabbalistes chrétiens de la Renaissance. Paris, 1964. P. 106–123; O’Malley J. W. Egidio da Viterbo and Renaissance Rome // Egidio da Viterbo, O. S. A. e il suo tempo. P. 67–84; Monfasani J. Sermons of Giles of Viterbo as Bishop // Ibid. P. 137–189; Martin F. X. Giles of Viterbo as Scripture Scholar // Ibid. P. 191–222; Rowland I. The Culture of the High Renaissance, гл. 6. Об Элии Левите см.: Weil G. E. Élie Lévita, humaniste et massorète (1469–1549). Leiden, 1963, особенно гл. 4, 9–10 и о его различных именах: P. 3–8. В числе других евреев, помогавших Эгидио да Витербо в его занятиях, был Барух де Беневент, который перевел для него несколько текстов из каббалистического «Зохара» (Secret F. Les Kabbalistes chrétiens. P. 109), но Элия Левита был его ближайшим и самым постоянным учителем.


[Закрыть].

Что касается ислама, то Эгидио считал, что мусульманские книги, хотя и наполненные нечестием, могут в христианских руках вдохновить на благочестивое изучение и понимание божественных пророчеств. Такие тексты были особенно полезны для священных задач обращения и покорения враждебных турок. В 1518 году, находясь в Испании, он нашел некоего Иоаннеса Габриэля из Теруэля, который переписал для него Коран на арабском языке и сделал латинский перевод. Несколько месяцев спустя он попросил одного монаха нищенствующего ордена, Франческо из Тосканы, составить вводные заметки по арабскому языку и сам начал практиковаться в написании алфавита. Какая же удача, что по возвращении в Рим летом 1519 года он встретился с новообращенным в христианство ал-Хасаном ал-Ваззаном, и как хорошо, что он стал одним из трех крестных отцов марокканца, когда того крестили на Богоявление. Йуханна ал-Асад начал учить Эгидио арабскому языку, о чем вскоре стало известно небольшой группе европейских ученых, заинтересованных, как написал один из них, в распространении «достоинств арабской словесности среди христиан»181181
  O’Malley J. W. Giles of Viterbo. P. 72, n. 1. Martin F. X. Friar, Reformer. P. 173, 178, n. 45; Ibid. Giles of Viterbo. P. 218, n. 79. Коран на арабском языке с латинским переводом и резюме скопирован в 1621 году Дэвидом Колвиллом с рукописной книги в Эскориале, переписанной по заказу Эгидио да Витербо: Biblioteca Ambrosiana (Milan). MS D100 inf. F. 1a–2b; Löfgren O., Traini R. Catalogue of the Arabic Manuscripts in the Biblioteca Ambrosiana. Milan, 1975. 2 vols. Vol. 1. P. 41–43, no. 43; Biblioteca Angelica (Rome). MS SS. 11/4. Rudimenta Linguae Arabicae, excerpta per me Fratrem Franciscum Gambassiensem, anno 1519, sic volente ac iubente Reverendissimo D. Egidio Cardinali meo patrono; Johann Albrecht Widmanstadt. Liber Sacrosancti. F. a***4a–b.


[Закрыть].

Отношения между крестным отцом и крестником продолжались в течение следующих лет. В 1525 году, теперь уже в резиденции кардинала в Витербо, Йуханна ал-Асад пересмотрел и прокомментировал арабский текст и латинский перевод Корана, которые Эгидио привез из Испании, разъясняя непонятные фрагменты «[своему] достопочтенному господину» и исправляя ошибки в переводе182182
  Ссылка на «Иоаннеса Лео» из рукописного Корана 1518–1525 годов: Biblioteca Ambrosiana (Milan). MS D100 inf. F. 1a–2b; Löfgren O., Traini R. Catalogue of the Arabic Manuscripts. Vol. 1. P. 43. Работа ал-Ваззана над переводом Корана рассмотрена ниже в главе 8.


[Закрыть].

Эгидио да Витербо также был активным членом гуманистических кругов Рима эпохи Возрождения, и по крайней мере три человека в этих кругах сочли бы для себя полезным поговорить с североафриканским наставником кардинала в арабском языке183183
  Об этих кругах см.: Gaisser J. H. The Rise and Fall of Goritz’s Feasts // Renaissance Quarterly. 1995. Vol. 48. P. 41–57; Bedini S. A. The Pope’s Elephant. P. 80, 154, 161, 207; Gouwens K. Remembering the Renaissance: Humanist Narratives of the Sack of Rome. Leiden; Boston; Cologne, 1998. P. 7, 14–19.


[Закрыть]. Анджело Колоччи председательствовал в одном из таких кружков, собиравшемся у него на вилле. Эрудит и папский секретарь, Колоччи, вероятно, мог заинтересоваться знакомством с хорошо осведомленным человеком, способным рассказать о применении арабских цифр как для вычисления, так и в качестве символов, а также об арабской системе мер и весов. Надеясь однажды написать солидный том о древних и современных мерах и весах как о ключе к божественному мироустройству, Колоччи жадно слушал бы Джованни Леоне, объясняющего (как впоследствии он сделает в своем труде), каким образом определяют в Африке расстояние между разными пунктами и как используются цифры в арабских оккультных науках. Североафриканец должен был отметить, что унция имеет одинаковый вес в Италии и в странах Магриба, но если в итальянской либре шестнадцать унций, то марокканский ратл составляет восемнадцать унций. На связь между этими двоими любителями метрологии указывает рукопись в библиотеке Колоччи «Жизнеописания арабов» («Vite de arabi») – по всей вероятности, экземпляр биографического словаря Джованни Леоне, о котором мы услышим позже184184
  Ibid. P. 14, 105; CGA. F. 60v (rethl); Ramusio. P. 85–86; Épaulard. P. 90. Об интересе Анджело Колоччи к счету, нумерологии и метрологии см.: Rowland I. The Culture of the High Renaissance, гл. 5. Я признательна Ингрид Роуланд, показавшей мне раздел «Vite de arabi» в библиотечном собрании Колоччи, публикацию которого она готовит. Хотя единственная имеющаяся в настоящее время рукопись биографического словаря Йуханны ал-Асада озаглавлена «De Viris quibusdam Illustribus apud Arabes», сам он называл ее «Le Vite de li Philosophi arabi» (CGA. F. 418v, немного иначе в: Ramusio. P. 201); таким образом, Колоччи располагал другой копией. Колоччи также составил рукописное сочинение «Заметки об Оттоманской империи», которое могло включать в себя сведения, сообщенные нашим новообращенным христианином (Vat. 4820, цит. по: Lattès S. Recherches sur la bibliothèque d’Angelo Colocci // Mélanges d’archéologie et d’histoire de l’École française de Rome. Vol. 48. Rome, 1931. P. 343).


[Закрыть].

Пьерио Валериано, поэт и мифограф, с удовольствием обсудил бы с Джованни Леоне символику животных, поскольку составлял в то время свой латинский труд «Hieroglyphica» со множеством отсылок к древнеегипетским традиционным знаниям и верованиям. У этих людей было много общего: Валериано тоже являлся «слугой» семьи Медичи, так как состоял секретарем кардинала Джулио де Медичи, нотариусом у Льва X, а в дальнейшем наставником папских племянников Ипполито и Алессандро де Медичи. Он также получил открытую поддержку от Эгидио да Витербо за свои первые исследования. В благодарность за такое покровительство Валериано посвятил главу об аисте кардиналу Эгидио. Отвечая Валериано в письме от апреля 1525 года, Эгидио противопоставил осуществленную мифографом реконструкцию древней мудрости и священных таинств египтян недавнему «демоническому» разрушению памятников и древних зданий Египта Селимом, «принцем турок»185185
  Gouwens K. Remembering the Renaissance, гл. 5; Pierio Valeriano. Hieroglyphica seu De sacris Aegyptiorum aliarumque genium literis commentarii. Lyon, 1602. Lib. 17. P. 167–168; Idem. Les Hieroglyphiques / Trad. par J. de Montlyart. Lyon, 1615. Lib. 17. P. 209–211. Рукопись «Hieroglyphica» была впервые напечатана в Базеле в 1556 году: Idem. Amorum Libri V. Venice, 1549. F. 81r–82v: «Ad Aegidium Viterbien. Hermitarum Antistitem De Vero Amore». Издание: Hexametri, Odae et Epigrammata. Venice, 1550, содержит множество стихов, посвященных Льву X, а также стихотворение в честь Альберто Пио, князя Карпи (F. 21v–23r).


[Закрыть]. При этом Эгидио вполне мог представлять себе картины этих событий со слов их очевидца Джованни Леоне.

Валериано прежде всего искал значения аллегорий, связанные с животными, и часто цитировал Плиния Старшего в поддержку своих толкований. Североафриканский факих в большинстве своих работ, скорее, описывал поведение животных, способы их ловли, вкус их мяса и находил, что у Плиния, известного в арабской традиции, много мелких ошибок, когда речь идет об Африке. Несмотря на все различия, отголоски бесед между этими двоими людьми обнаруживают себя. Так, размышляя о бесстыдстве, Валериано сравнил обезьян-самцов, демонстрирующих свои срамные части, с мужчинами, которые делают то же самое «сегодня, среди египтян, поблизости от Нила, и среди мавров и турок, где… их очень почитают, верят, что они наделены исключительной невинностью и простотой, и где считается благочестивым делом собирать для них деньги». Его источником здесь, несомненно, был Джованни Леоне, писавший в своих трудах, что он видел на улицах Феса, Туниса и Каира «мошенников», которые ходят обнаженными, «демонстрируя свой срам», и даже публично занимаются сексом с женщинами, но оболваненные зрители все равно считают их святыми186186
  Pierio Valeriano. Hieroglyphica. Lib. 6. P. 62; Idem. Les Hieroglyphiques. Lib. 6. P. 77; CGA. F. 183r–v, 441v–442r; Ramusio. P. 198–199, 439; Épaulard. P. 223–224, 554.
  В данном случае речь вновь идет о марабутах, магрибинских «святых», которых население считало носителями бараки (божественной благодати). По мнению большинства жителей Магриба, барака была физической субстанцией и могла передаваться от человека к человеку, в том числе и при сексуальном контакте. Как образованный факих ал-Хасан ал-Ваззан осуждает подобные практики «народного» магрибинского ислама (Прим. науч. ред.).


[Закрыть].

У историка Паоло Джовио тоже были разные животрепещущие вопросы к Джованни Леоне. В то время врач Джулио де Медичи, Джовио остался в числе его приближенных и после того, как в 1523 году кардинал стал папой Климентом VII и уже начал составлять «Истории его времени». Подобно написанным Джовио «Комментариям к делам турок», «Жизни Льва X» и «Панегирикам» – биографиям знаменитых людей, «Истории» появились в печати только много лет спустя. Но Джовио усердно собирал свидетельства, в том числе о недавней войне султана Селима I против персидского шаха Исмаила I Сефеви и о его завоевании мамлюкского Египта. Турки – враги христиан, и тем важнее, чтобы историк, пишущий о них, был хорошо осведомлен. Джовио расспрашивал купцов и путешественников, вытянул все, что мог, из Альвизи Мочениго – венецианского посла, ездившего с миссией «дружбы и мира» к Селиму, когда тот находился в Каире в 1517 году187187
  Zimmerman T. C. P. Paolo Giovio: The Historian and the Crisis of Sixteenth-Century Italy. Princeton, 1995. P. 14–59. О подходе Джовио к работе над историческими и биографическими сочинениями и о датировке создания и публикации его трудов см.: Ibid. P. 24–227, 221–222, 268–274, 287–290; Paolo Giovio. Commentario de le cose de’ Turchi. Roma, 1532. F. 25v–26r; Turcarum rerum commentarius Pauli Iouii / Trad. par Francesco Negri. Paris, 1539. P. 60–61; Marino Sanuto. I Diarii. Vol. 24. P. 290–291 (инструкции для Альвизи Мочениго и Бартоломео Контарини: «monstrando la vera amicitia e paxe è tra soa excelentia et nui»); Vol. 25. P. 142–158, 626–632 (на с. 142: письмо султана Селима венецианскому дожу об успехе посольства, 24 шаабана 923 года хиджры/10 сентября 1517 года).


[Закрыть].

Когда бывший дипломат из Феса появился на римской сцене как слуга Эгидио да Витербо, Джовио, должно быть, ухватился за возможность расспросить его. Можно представить себе, как он засыпал североафриканца вопросами о людях: о побежденном султане Кансухе ал-Гаури, о торжествующем Селиме, о корсаре Арудже Барбаросса, и это лишь некоторые из будущих героев исторического сочинения Джовио, с кем Йуханна ал-Асад имел прямой контакт188188
  Например, Джовио писал о войнах Селима против шаха Исмаила и мамлюка Кансуха ал-Гаури в: Turcarum rerum commentarius. P. 41–61, а также в: La Prima Parte delle Historie del suo tempo / Trad. di Lodovico Domenichi. Venezia, 1555) lib. 17–18. F. 477r–540r (страницы, написанные к 1524 году: Zimmerman T. C. P. Paolo Giovio. P. 287). В свои панегирики знаменитым военным и политическим деятелям Джовио включил портреты Кансуха ал-Гаури, Селима, Сулеймана, Аруджа Барбароссы и его брата Хайраддина, а также еще нескольких мамлюкских и османских султанов, одного недавно правившего султана Туниса и саадитского шерифа Марокко (Elogia virorum bellica virtute illustrium veris imaginibus supposita. Firenze, 1551; Gli elogi, vite brevemente scritti d’huomini illustri de guerra, antichi et moderni / Transl. Lodovico Domenichi. Firenze, 1554).


[Закрыть].

В таком разговоре с Джовио крещеному мусульманину, наверно, приходилось осторожнее выбирать слова, чем в беседе с мифографом Валериано. Султан Селим I умер от чумы в сентябре 1520 году, и ему наследовал его сын Сулейман I Великолепный. Христианские правители на мгновение обрадовались, полагая, как выразился Джовио, что «свирепый лев оставил преемником кроткого ягненка». Но взятие Белграда турецкой армией в 1521 году и захват Родоса турецким флотом и сухопутными войсками в 1522 году быстро вывели их из заблуждения. Йуханна ал-Асад, вероятно, встретил эту новость с несколько иными чувствами, чем Джовио. Помимо всего прочего, будучи пленником пиратов, он был доставлен на Родос во время плавания, приведшего его в Рим, и, должно быть, уклончиво отвечал на его вопросы. Написанные впоследствии Джовио портреты Селима подчеркивали его свирепость и жестокость: «за восемь лет правления он пролил больше крови, чем Сулейман за тридцать», – но он учитывал также сообщения о его величии, искусстве военачальника, стараниях править справедливо. Что касается мамлюкских султанов, то Джовио интересовался гаремными интригами, связанными с престолонаследием. Система избрания преемника, по его мнению, напоминала выборы папы римского коллегией кардиналов. Он хотел услышать не только о Кансухе ал-Гаури, но и о его предшественнике и бывшем хозяине, великом Каит-бее. Знал ли Джованни Леоне, что Каит-бей подарил жирафа Лоренцо де Медичи и свирепого тигра – Джангалеаццо Сфорца? Он мог видеть прекрасное изображение этого тигра в миланском замке189189
  Setton K. M. The Papacy. Vol. 3, гл. 6; Paolo Giovio. Commentario de le cose de’ Turchi. F. 18r–26r; Turcarum rerum commentarius. P. 41–61; Idem. Elogia virorum bellica virtute. P. 153–156, 218–219, 325–326; Idem. Gli elogi, vite brevemente scritti d’huomini. P. 197–201, 272–279, 419–421.


[Закрыть].

Если такие разговоры имели место – а я полагаю, что так и было, – мы тем не менее должны отметить, что ни Валериано, ни Джовио прямо не упоминали «Джованни Леоне» в своих стихах, письмах или произведениях. В статье о слоне Валериано рассказал о папском слоне Ганноне, однако в письме-посвящении кардиналу Эгидио он не упомянул его североафриканского крестника. Джовио же приписал часть своей информации о султане Селиме венецианскому послу к «Великому турку», но не бывшему послу из Феса190190
  Pierio Valeriano. Hieroglyphica. Lib. 2. P. 20, lib. 17, 167–168; Idem. Les Hieroglyphiques. Lib. 2. P. 24–25, lib. 17. P. 209–211; Paolo Giovio. Commentario de le cose de’ Turchi Giovio. F. 25v–26r; Turcarum rerum commentarius. P. 60–61.


[Закрыть].

Что же означает такое молчание? Оно означает, что Йуханна ал-Асад находился на обочине элитарных гуманистических кругов. Он располагал полезными сведениями и мог рассказывать интересные истории, но не был достаточно важной персоной ни для того, чтобы его приняли в сердцевину этих сообществ, ни для того, чтобы уже в то время, то есть гораздо раньше, чем он стал самостоятельным автором, его публично упоминали бы за что-либо другое, кроме захвата в плен и обращения в христианство. Его владение итальянской и латинской речью все еще оставалось несовершенным; каково же было слушать его этим людям с утонченным литературным вкусом! (Они выступили даже против одного фламандского гуманиста, пытавшегося пробиться в папскую курию, за то, что он оказался слишком большим «варваром».) Крещение североафриканца – это победа христианства, но насколько надежен любой новообращенный? Йуханна ал-Асад не вызывал полного доверия191191
  Rowland I. The Culture of the High Renaissance. P. 250–253 (Гуманистом, о котором идет речь, был Христофорус Лонголиус (Christophe de Longueil, ок. 1490 – 1522). – Прим. пер.). По предположению Дитриха Раухенбергера (Rauchenberger D. Johannes Leo der Afrikaner. S. 79–80), Иоаннес Лео изображен на написанном около 1519-1520 года портрете венецианского художника Себастьяно дель Пьомбо («Портрет гуманиста», Национальная галерея искусств, Вашингтон; Samuel H. Kress Collection, 1961.9.38). Это весьма маловероятно. Во-первых, Майкл Херст, специалист по живописи Себастиано, убедительно доказал, что изображенная фигура – это ученый-гуманист и поэт Маркантонио Фламинио. Фламинио многое связывало с Себастьяно. В это время он находился в Риме и, родившийся в 1498 году, был как раз в таком же молодом возрасте, как человек на картине. Лицо, волосы и борода человека на портрете в Национальной галерее сильно напоминают черты на медальоне с доказанным изображением Фламинио, см.: Hirst M. Sebastiano del Piombo. Oxford, 1981. P. 101–102. Во-вторых, ничего в облике этого человека, в его черной мантии ученого, в перчатках или в книге, глобусе и письменных принадлежностях на полке рядом с ним не напоминает о факихе из Северной Африки или о бывшем после фесского султана ко двору Великого Турка. Книга, лежащая возле руки ученого, не на арабском языке. Глобус, подобно карте, – частый атрибут на итальянском портрете ученого, и на нем, как кажется, Африка не видна. Здесь нет ни одного из традиционных указаний, обнаруживающихся на итальянских картинах начала XVI века и говорящих о том, что изображенный человек – не европейского, а мусульманского происхождения: ни характерного головного убора, ни мантии, ни усов. Нет даже турецкого ковра, покрывающего стол, на который опирается локтем ученый – этот мотив Себастьяно ранее ввел в итальянскую портретную живопись; нет и принадлежностей посла из мусульманского мира. О таких картинах см.: Jardine L., Brotton J. Global Interests: Renaissance Art between East and West. Ithaca, 2000. P. 40–44.


[Закрыть].

***

Как и в доме Альберто Пио, Йуханна ал-Асад чувствовал себя вполне уверенно среди других иностранцев и чужаков в составе свиты и слуг кардинала Эгидио. Маронит Элиас бар Абрахам тоже был здесь и переписывал сирийские тексты для Эгидио, а также для Альберто Пио и Карвахаля. Однако его последний подписанный текст датирован 1521 годом, и он, может быть, вернулся в свой монастырь в Антиохии192192
  Martin F. X. Giles of Viterbo. P. 216–217: «Жиль из Витербо был одним из покровителей [христианина-маронита Элиаса бар Абрахама], как показывает Инсбрукская рукопись [Сирийская Псалтырь], и, вероятно, был также одним из его учеников». О его неизвестном местопребывании после 1521 года: Levi Della Vida G. Ricerche sulla formazione. P. 134, n. 1.


[Закрыть]. Но главное, в окружении Эгидио находился и его учитель иврита Элия Левита. В разговорах на общем для них итальянском языке Элия мог делиться с Йуханной ал-Асадом воспоминаниями о своем детстве в Германии, о годах с 1496‐го по 1515‐й, прожитых с женой и детьми в Падуе и Венеции, где он преподавал, писал и издавал свои труды. А Йуханна ал-Асад, может быть, рассказывал о своем собственном детстве в Гранаде и Фесе и о многих евреях, которых он видел и с которыми разговаривал в Северной Африке. Они могли обсуждать, как идет у Элии копирование переведенного на древнееврейский язык трактата ал-Газали по аристотелевой логике, «Мийар ал-илм» («Стандартная мера знания»). Йуханна ал-Асад, несомненно, был знаком с этим произведением великого мусульманского богослова и философа; так разве не было ему любопытно узнать, что средневековый переводчик этого сочинения, Якоб бен Махир, происходил из семьи гранадских евреев? А что думает Йуханна ал-Асад об арабской рукописи суфия и мистика ал-Буни «Шарх ал-асма ал-хусна» – исследовании пророческих и магических свойств Девяноста девяти имен Аллаха? Позднее Йуханна ал-Асад написал, что эту рукопись показывал ему в Риме «еврей из Венеции», которым, надо полагать, и был сам Элия Левита193193
  Weil G. E. Élie Lévita. P. 37–38; Schwarz A. Z. Die hebräischen Handschriften der Nationalbibliothek in Wien. Vienna, 1925. № 152 (C8). P. 162–163; Jeruselem: Encyclopaedia Judaica, 1972. Vol. 15. P. 1323. Переводчиком был Якоб Бен Махир, врач из Монпелье и потомок ученого и переводчика Иуды ибн Тиббона из Гранады; Biblioteca Medicea Laurenziana (Florence). MS Plut. 36.35. Al-Hasan al-Wazzan. De Viris quibusdam Illustribus apud Arabes. F. 42v; De Viris quibusdam Illustribus apud Arabes, per Johannem Leonem Affricanum [sic] // Johann Heinrich Hottinger. Bibliothecarius Quadripartitus. Zurich, 1664. P. 263; CGA. F. 184v; Ramusio. P. 199; Épaulard. P. 225. Об ал-Буни (ум. 622/1225), его написании имен Аллаха и о других тайных науках см.: Fahd T. La divination arabe. Études religieuses, sociologiques et folkloriques sur le milieu natif de l’Islam. Paris, 1987. P. 230–238.


[Закрыть].

Говоря о литературе, Левита мог бы рассказывать про свою эпическую поэму на идише, адаптированную с итальянского и повествующую о рыцарских и романтических подвигах герцога Буово. (В ней среди прочих событий мусульманская принцесса спасает Буово от казни, которой хочет его предать ее отец, султан Вавилона.) Он мог объяснять свое исследование тонкостей еврейской грамматики, лексикографии и стихосложения. Все это были темы, дорогие сердцу Йуханны ал-Асада, который мог бы отвечать рассказами о своих собственных стихах, об арабской рифмованной прозе и о стихотворных размерах.

А разве не было пересечений между их языками? В позднейшей работе о необычных словах в иврите и арамейском языке Левита привел несколько примеров, похожих на арабские: по поводу происхождения ивритского слова для обозначения скорописи, транскрибированного им как машкет, он заметил: «Много лет назад мне указали, что это арабское слово, и означает оно тонкий, вытянутый». По всей вероятности, именно Йуханна ал-Асад назвал ему арабские прилагательные мамшук, машик с подобными значениями194194
  Weil G. E. Élie Lévita. P. 39–43, 95–104, 175–183, 254–285; Elijah Levita. Sefer ha-Bahur и его же «Sefer ha-Harkabah» были напечатаны в Риме в 1518 году Джовании Джакомо Фаччотти и Исааком, Йом-товом и Якобом, сыновьями Абигдора Леви; Levita. Sefer Ha-Buohur… Liber Electus complectens in Grammatica quatuor orationes. Basel, 1525; Levita. Opusculum Recens Hebraicum… cui titulum fecit… Thisbites, in quo 712 vocum quae sunt partim Hebraicae, Chaldaicae, Arabicae, Grecae et Latinae, quaeque in Dictionariis non facilè inveniuntur / Trad. di Paul Fagius. Isny, 1541. P. 2–4, 63–64, 131–132, 105–108 [sic для 205–208]; Wehr H. A Dictionary of Modern Written Arabic. P. 1068. Употребляемое Левитой слово на иврите XVI века, обозначающее курсивное письмо טיקשמ, слегка отличается от современного טישמ (Alcaly R. The Complete English Hebrew Dictionary. 3 vols. Massada, 1990. Vol. 1. P. 1527).


[Закрыть].

В феврале 1524 года к дверям кардинала Эгидио явился еще один иностранец, одетый в шелковые одежды как араб, верхом на белом коне, в сопровождении толпы евреев: «маленький смуглый человек», называющий себя Давидом, сыном Соломона, братом царя Иосифа, который правит двумя с половиной потерянными коленами Израилевыми в библейской пустыне Хабор в Аравии195195
  Eliav-Feldon M. Invented Identities: Credulity in the Age of Prophecy and Exploration // Journal of Early Modern History. Vol. 3. 1999. P. 203–232; Secret F. Les Kabbalistes chrétiens. P. 115–118.


[Закрыть]. (Позднее в еврейских хрониках к его имени добавят «Рувени» – Рувимлянин.) В качестве посланца своего брата Давид обещал, что большая армия еврейских воинов будет содействовать христианским войскам в последней битве против турок. Эсхатологические отзвуки этого проекта покорили кардинала Эгидио, который представил еврейского принца папе Клименту VII. Принц Давид предложил свои услуги в качестве примирителя императора Карла V с французским королем и попросил корабли и оружие. Папа благоразумно ответил, что этим делом лучше всего заняться королю Жуану III, новому правителю Португалии.

Несколько месяцев дожидаясь письма папы римского к португальскому монарху, Давид часто виделся с кардиналом Эгидио, и поскольку он утверждал, что говорит только на иврите и немного по-арабски, Элия Левита и Йуханна ал-Асад, должно быть, нередко служили переводчиками во время этих его бесед с их хозяином. Если Давид повторял Эгидио что-нибудь из того, что он написал в своем дневнике, то у Йуханны ал-Асада наверняка возникало множество вопросов о нем. Например, Давид писал, что переправился через Красное море из Аравии в «землю Куш» где-то на востоке Африки. Даже если бы он не бывал в «земле Куш», то Йуханна ал-Асад все равно удивился бы описанию этим евреем супруги и наложниц мусульманского короля «Амары» (Умара?) – ходивших обнаженными, за исключением золотых браслетов на запястьях, предплечьях и лодыжках и золотой цепи вокруг чресел. Или его рассказам о двух львятах, подаренных ему юношами из потерянных колен Израилевых, живущих в земле Куш. Он отвез львят вниз по Нилу в Каир в 1523 году и передал их в качестве «даров» таможенным чиновникам, которые затем отправили их султану Сулейману Великолепному в Стамбул196196
  Hillelson S. David Reubeni, an Early Visitor to Sennar // Sudan Notes and Records. 1933. Vol. 16 (1). P. 56–65; Eliav-Feldon M. Invented Identities. P. 213, 216. Ж. Вейль также считает, что Элия Левита, познакомившись с Давидом Рувени, мог заподозрить в нем самозванца (Weil G. E. Élie Lévita. P. 210).


[Закрыть].

Между тем в ряду прочих своих махинаций Давид в 1525–1526 годах вступил в переписку с султаном Феса и молодым эмиром династии Саадитов, шерифом Ахмадом ал-Араджем, чьего покойного отца, шерифа Мухаммада ал-Каима, ал-Ваззан хорошо знал в бытность свою дипломатом. Беседы с бывшим послом из Феса, возможно, питали грандиозные надежды Давида на установление контактов с евреями из Мекнеса, Феса и Страны черных197197
  David Reuveni. The Story of David Hareuveni (in Hebrew) / Ed. by A. Z. Aescoly. Jerusalem, 1993. P. 74–79: Давид рассказывает о письме, которое он получил, находясь при португальском дворе (то есть в период октября 1525 – июня 1526 года), от «короля Магриба, дальше чем Фес… мусульманина, потомка их пророка, а титул его Шериф» и о своем ответе на это письмо, см.: Eliav-Feldon M. Invented Identities. P. 210, 216; Abun-Nasr J. M. A History of the Maghrib. P. 211.


[Закрыть].

Принц Хаборский был, наконец, разоблачен в 1530 году, когда его поймали в Мантуе на подделке писем от «его брата, царя Иосифа»198198
  Eliav-Feldon M. Invented Identities. P. 227.


[Закрыть]. Но Йуханне ал-Асаду в 1524 году он, наверно, показался одним из целой череды североафриканских святых и политических авантюристов, чьи сомнительные заслуги он постоянно критически оценивал во время своих путешествий.

Таковы круги в Риме, присутствие в которых Йуханны ал-Асада мы можем документально подтвердить. Можно также порассуждать о некоторых других возможностях. Может быть, Франсиско де Кабрера-и-Бовадилья, епископ Саламанки, задавался вопросом, что стало с человеком, которого захватил его брат, пиратствовавший в Средиземном море. Сначала пленник содержался во дворце епископа в Риме, а затем был заключен в замок Святого Ангела; теперь же, как Джованни Леоне, его могли снова призвать в епископский дворец. Если так, то Йуханна ал-Асад, возможно, слышал про энергичного молодого ювелира Бенвенуто Челлини или даже встречался с ним. Бовадилья любил работы Челлини, хоть и ссорился с ним по поводу оплаты, и заказал ему в 1523–1525 годах подсвечники и серебряную чашу, которыми так восхищались папа, кардиналы и приезжие испанцы199199
  Rauchenberger D. Johannes Leo der Afrikaner. S. 60; Cellini B. La vita, кн. 1, гл. 19, 22–25; Idem. Autobiography. P. 32–33, 35–38. Епископ постепенно создавал также большое книжное собрание, которое намеревался подарить университету Саламанки по возвращении в свою епархию в Испании в 1529 году. Но Климент VII велел конфисковать эти книги в порту Неаполя и поместил их в библиотеку Ватикана (Estatutos de la Universidad de Salamanca. P. 48–49). Йуханне ал-Асаду, наверно, было бы интересно посетить это собрание.


[Закрыть].

Более захватывающим и опасным предприятием для Йуханны ал-Асада было установление связи с другими мусульманами или крещеными мусульманами, которые жили в Риме или оказались там проездом. О некоторых из них он мог услышать довольно рано, например о чернокожем рабе-мусульманине, которому приказали задушить кардинала Петруччи в камере замка Святого Ангела в 1517 году. Большие домохозяйства в Риме были полны рабов и слуг, причем все рабы и часть прислуги происходили из нехристианских стран: «Это настоящий сераль, – писал Паоло Джовио о доме недавно назначенного кардинала Ипполито де Медичи, – нумидийцы, татары, эфиопы, индийцы, турки, которые в общей сложности говорят более чем на двадцати языках». Владельцы распоряжались рабами, как хотели, и детей, рожденных от рабынь, иногда признавали высокородными отпрысками. Йуханна ал-Асад наверняка слышал сплетни о родственнике кардинала Ипполито, Алессандро де Медичи, чья мать была schiava mora – черная рабыня в доме Медичи и чье лицо и волосы говорили об африканском происхождении. Отцом же Алессандро, как все говорили, на самом деле был не Лоренцо II де Медичи, а сам папа Климент VII200200
  Bono S. Schiavi musulmani. P. 305–306, 334–339; Cellini B. La vita, кн. 1, гл. 88; Idem. Autobiography. P. 158.


[Закрыть].

В отличие от галерных рабов, принадлежащих государству, домашних рабов в Италии владельцы часто понуждали перейти в христианство. Однако крещение не приносило автоматического освобождения. Вопрос о том, законно ли держать новообращенного христианина в рабстве, только начинали поднимать в 1520‐х годах – и то лишь в отношении побежденных коренных американцев в Новом Свете, а не захваченных мусульман в Италии. Хозяева, приводившие рабов к купели для крещения в Риме, не были обязаны отказываться от свой собственности201201
  Bono S. Schiavi musulmani. P. 252–295.


[Закрыть]. (Размышляя над этим вопросом, Йуханна ал-Асад мог бы вспомнить, что обращение в ислам ни в коем случае не приносило освобождения рабу мусульманина. Вера имела решающее значение исключительно в момент порабощения: только человек, который был немусульманином, когда его или ее взяли в плен или захватили, мог законно стать собственностью мусульманина. Йуханна ал-Асад, наверно, вспоминал, как североафриканский фанатик ал-Магили расширил это право для сонгайского императора, включив в него захват и порабощение «неистинных» мусульман.)202202
  Hunwick J. Islamic Law and Polemics over Race and Slavery in North and West Africa (16^th–19^th Century) // Slavery in the Islamic Middle East / Ed. by S. Marmon. Princeton, 1999. P. 46–50; Hunwick J. O. Shari‘a in Songhay. P. 77–79: ал-Магили – Аскиа Мухаммаду: «Что касается людей, которых вы описали, [мужчин и женщин, произнесших мусульманское исповедание веры, но продолжающих иметь идолов, приносить жертвы деревьям и так далее], то они, без сомнения, многобожники… так что ведите джихад против них, убивая их мужчин и порабощая женщин и детей… Каждого из них, кого вы отпустите, так как он уверяет, что он свободный мусульманин, а потом выяснится, что он неверный, обращайте снова в рабство и захватывайте его имущество, пока он не раскается и не станет хорошим мусульманином».


[Закрыть]

Церемонии крещения рабов в Италии обычно были гораздо скромнее, чем из ряда вон выходящее крещение Джованни Леоне в соборе Святого Петра. (Точно так же рядовые рабы-христиане, принявшие ислам в Северной Африке, обычно просто произносили шахаду, исповедание веры, и поднимали указательный палец перед свидетелями в доме хозяина. Затем, разумеется, следовало обрезание мужчин.) Жившие в Риме в 1520‐х годах домашние рабы, а также крещеные вольноотпущенники, редко обладали ученостью Йуханны ал-Асада или его прежним статусом. Вряд ли они читали эзотерические тексты ал-Газали. В районе Кампо Марцио, где некоторое время жил Йуханна ал-Асад, пять из 939 домашних хозяйств возглавляли цветные христианки, которые, вероятно, когда-то были рабынями. Интригующим исключением в другой части города была «Fillia del Gran Turcho», дочь Великого турка203203
  Bennassar B., Bennassar L. Les Chrétiens d’Allah. P. 309–314; Descriptio urbis o censimento della popolazione di Roma avanti il Sacco Borbonica / A cura di D. Gnoli // Archivio della R. Società Romana di Storia Patria. 1894. Vol. 17. P. 395, 420–422, 425.


[Закрыть]. Возможно, Йуханна ал-Асад и не приближался к таким женщинам вскоре после своего освобождения из тюрьмы, но, по крайней мере, знал, что они существуют.

Во время короткого правления сурового голландца папы Адриана VI Йуханна ал-Асад, как и другие клиенты Медичи, предположительно, имел мало общего с папским двором. Но как только в конце 1523 года состоялось (весьма спорное) избрание кардинала Джулио де Медичи папой римским, услугами Йуханны ал-Асада, возможно, снова воспользовались. Папа Климент VII немедленно учредил две кардинальские комиссии, одна из которых должна была найти способы обуздать последователей Лютера, а другая – объединить христианских властителей против турок. Последнее оказалось еще труднее, чем во времена правления двоюродного брата Климента, папы Льва X. Конфликт между Францией и Священной Римской империей снова превращал Италию в поле битвы (Франциск I даже тайно уведомил султана Сулеймана о том, когда ему лучше напасть на их нынешнего общего врага, Карла V). Великий турок одерживал впечатляющие победы в Венгрии, а тунисские и другие мусульманские корсары захватывали папские галеоны прямо в устье Тибра. Знакомство Йуханны ал-Асада с политической ареной Магриба могло быть использовано, скажем, в связи с ожидаемыми нападениями принца-пирата204204
  Османский корсар Хайраддин Барборосса в 1523 году носил титул султана Алжира и признавал себя вассалом османского султана. С точки зрения европейцев, было бы более правильно назвать его «вице-король», а не принц (Прим. науч. ред.).


[Закрыть] Хайраддина Барбароссы на Сицилию205205
  Setton K. M. The Papacy. Vol. 3. P. 221–255.


[Закрыть]. Может быть, он опять переводил арабские письма для папской канцелярии. По крайней мере, один из новых хранителей библиотеки Ватикана интересовался мусульманской доктриной и, возможно, обращался за советом к Йуханне ал-Асаду, правда, новая инвентаризация рукописей была начата только несколько лет спустя206206
  Новыми хранителями были Фаусто Сабео и Николо Маджорани. Сабео прочел рукопись сочинения «Doctrina Machumet» («Богословие Мухаммада») – переработанный христианский средневековый перевод некоего арабского текста (Bobzin H. Der Koran im Zeitalter der Reformation. Beirut; Stuttgart, 1995. S. 50, 217, 326, 332). Сабео и Маджорани начали составлять каталог ватиканских рукописей через некоторое время после разграбления Рима в 1527 году, а значит, после отъезда ал-Ваззана из Италии. Завершенный в 1533 году, этот каталог включал в себя арабские рукописи, но без того дополнительного вклада компетентного специалиста, который мог бы внести Йуханна ал-Асад. См.: Levi Della Vida G. Ricerche sulla formazione. P. 113–119.


[Закрыть].

Однако библиотекарь Ватикана Джироламо Алеандро, вернувшийся в Рим в 1525–1526 годах, был связан с Йуханной ал-Асадом в пересказе одного разговора, ходившего среди ученых-ориенталистов. По одной из версий, беседа шла между Эгидио да Витербо и неким еврейским каббалистом из Африки207207
  Эту историю впервые рассказал в печати в 1543 году Иоганн Альбрехт Видманштадт в своих латинских аннотациях к «Doctrina Machumet», или «Theologia Mahometis», как он назвал этот труд (см. выше прим. 3 на с. 125). В комментарии по поводу гигантской рыбы (голова на востоке, хвост на западе), которую подадут по прибытии в мусульманский рай, Видманштадт заметил, что талмудисты и каббалисты могут многое сказать о такой рыбе, а далее привел беседу между Эгидио да Витербо и «его учителем М. Земато». Последнего в других источниках называют «ученым евреем родом из Африки». Mahometis Abdallae Filii Theologia Dialogo explicata, Hermanno Nellingaunense interprete. Alcorani Epitome Roberto Ketense Anglo interprete… Iohannis Alberti Vuidmestadij… N. p. [Nuremberg], 1543. P. n4v–o1r; Secret F. Les Kabbalistes chrétiens. P. 109; Perles J. Beiträge zur Geschichte der hebräischen und aramäischen Studien. Munich, 1884. S. 186, n. 1; Bobzin H. Der Koran im Zeitalter. S. 298, n. 139, 331–332, 360, n. 444.


[Закрыть]. Согласно другой версии, беседовали Джироламо Алеандро и обращенный в христианство арабский факих, похожий на Йуханну ал-Асада. Последняя версия происходит из солидного источника: от двоюродного брата Джироламо по имени Пьетро Алеандро, молодого церковника, который жил тогда в Риме и выступал там как представитель Джироламо. Речь зашла о рыбе, обещанной праведникам на пиршестве в раю, и ученый араб спросил Алеандро, почему Христос отдавал такое предпочтение этой пище. Алеандро отвечал пространно, очевидно, имея в виду ту рыбу, которую Христос дал своим апостолам после воскресения (Ин. 21: 9–13). На это араб сказал «в шутку»: «Я вижу, что Мессия не хотел разочаровать своих учеников, ожидавших этого пира». Даже если Йуханна ал-Асад никогда не произносил таких слов, эта история показывает, какого рода разговоры современники находили для него уместными208208
  Такая версия этой истории появилась в печатном виде в 1547 году в итальянском переводе «Theologia Mahometis», который, наряду с другими сочинениями об исламе, был присоединен к изданию первого перевода Корана на итальянский язык, опубликованного Андреа Арривабене в Венеции. Переводчик включил сделанные Видманштадтом пояснения на полях к «La Dottrina di Macometto», но изменил те, что относились к рассказу о рыбе, написав, что беседа происходила между кардиналом Алеандро (Джироламо стал кардиналом в 1538 году) и «М. Zematto Rabi Arabo preso in Africa», «М. Зематто, ученым арабом, захваченным в Африке». Далее он сообщил подробности о Зематто, рассказанные «моим собственным дядей Пьетро Алеандро»: этот араб был подарен папе Клименту VII, крещен, прожил три года в Риме, а затем при разграблении Рима бежал и «снова сделался турком». Как предполагает также Франсуа Секрэ, это несомненная версия истории ал-Хасана ал-Ваззана, в которую вплелось имя еврея Зематуса и произошла путаница по поводу причастного к ней папы римского. Никаких сообщений об ученом арабе, захваченном в Африке и крещенном Климентом VII, не существует. См.: L’Alcorano di Macometto, nel qual si contiene la dottrina, la vita, i costumi, et le leggi sue. Tradotto nuovamente dall’arabo in lingua italiana. N. p. [Venezia], 1547. F. 22v–23r; Bobzin H. Der Koran im Zeitalter. S. 263–264; Secret F. Les Kabbalistes chrétiens. P. 126, n. 89; Frede C. de. La prima traduzione italiana del Corano. Napoli, 1967. P. 31–48, 63–73. Пьетро Алеандро, каноник церкви в Аквилее и сын кузена Джироламо, Луиджи, выполнял различные поручения Джироламо в Риме (Pasquier J. Jérôme Aléandre. P. 10, n. 2, 225, n. 7, 352, n. 5; Mazzuchelli G. Gli Scrittori d’Italia. 3 vols. Brescia, 1753. P. 425, 431). Таким образом, возможно, что один из племянников Пьетро Алеандро и есть неизвестный редактор/переводчик этого издания.


[Закрыть].

***

В середине 1520‐х годов Йуханна ал-Асад мог совмещать преподавание арабского языка, работу над переписыванием рукописей, переводами и сочинительством с путешествиями за пределы Рима и его окрестностей. Выезжая из Рима, он видел акведуки, которые наводили его на мысли о тех, что были построены за триста лет до этого великим альмохадским халифом ал-Мансуром для доставки пресной воды в Рабат. На севере он добрался до Венеции, водные пути которой напомнили ему Каир во время разлива Нила («в такие дни Каир становится Венецией»). Черные камни мостовой во Флоренции походили на те, что он видел в Гафсе, в Тунисском королевстве. В Неаполе Йуханна, хоть и чужеземец, разговорился с людьми, которые в 1520 году были свидетелями отвоевания мусульманами у испанцев острова Пеньон-де-Велес у берегов Рифа: христианского командира убил один из его собственных солдат, жену которого тот соблазнил, а затем армия, посланная султаном Феса, сделала остальное. Все это время Йуханна ал-Асад чутко улавливал своим ухом иностранца множество местных слов – те, что обозначали разные ткани, инструменты, сорта рыбы, виды продуктов сельского хозяйства209209
  CGA. F. 123r, 146v, 152r–v, 231r, 353v, 369v, 414r; Ramusio. P. 146, 168, 173, 241, 352, 366, 411; Épaulard. P. 165, 190, 196, 275–276, 424, 444, 513; Brignon J., Amine A., Boutaleb B. et al. Histoire du Maroc. P. 174. Он также отмечает сходство между черепицей, которую видел в Ассизи и Фабриано, и тонкими черными плитками, какие можно видеть в горных деревнях Атласа (CGA. F. 115r; Ramusio. P. 137; Épaulard. P. 153). Он сравнивает изразцы на медресе в Марракеше с теми, что в ходу в Испании (CGA. F. 71r–v; Ramusio. P. 97; Épaulard. P. 105). Вероятно, это детское воспоминание о Гранаде, подкрепленное пояснениями его родителей, так как нет никаких свидетельств того, что ал-Хасан ал-Ваззан когда-либо возвращался в Испанию.


[Закрыть].

Самые значительные поездки за пределы Рима он совершил в Витербо и Болонью. Витербо, расположенный недалеко от Рима, был родным городом кардинала Эгидио, где тот вступил в орден августинцев и начал учиться. Эгидио часто возвращался туда на протяжении многих лет, но особенно важные обязанности приводили его туда, начиная с декабря 1523 года, когда папа Климент VII назначил его епископом210210
  Martin F. X. Friar, Reformer. P. 13–28, 183.


[Закрыть]. Во время одного такого визита крестник сопровождал его – именно в Витербо в 1525 году Йуханна ал-Асад закончил править перевод Корана на латынь, выполненный Иоаннесом Габриэлем.