Текст книги "Сон без пробуждения"

– Уверена! Она только за этим и проникла в дом, чтобы окрутить Владимира!

– И ей это удалось, – констатировал Наполеонов.

– Удалось, – тяжело вздохнув, согласилась Замятина. – То, что Ленка собралась выйти замуж за Владимира, меня не волновало, бесило то, что она решила выжить меня!

– И вы решили ей отомстить? – спокойно спросил Наполеонов.

– Да! Решила! – сверкнула глазами Марина.

– И подсыпали в пиво убойную дозу снотворного.

– Нет! Вы с ума сошли! – испуганно закричала Замятина.

– Снотворное найдено в крови Маревой и в бокале с пивом, из которого она пила.

– Но я не убивала ее! Клянусь! – закричала Марина и вскочила, опрокидывая стул.

– Спокойно, Марина Ивановна, – Шура мгновенно поднялся с места, опередив Замятину. Поднял опрокинутый стул и усадил женщину на место.

– Ну вот, – сказал он, так лучше. Марина Ивановна! В этом кабинете клятвы и заверения не принимаются. У меня и у этих стен уже давно уши завяли от количества произнесенных здесь ложных заверений.

– Где же вы видите уши у стен? – тихо произнесла Марина.

– Не все существующее зримо, – обронил Наполеонов.

– Да?

– Да. Вы хотели отомстить предавшей вас подруге?

– Хотела, – кивнула Замятина.

– И что вы сделали?

– Ничего!

– То есть?

– Я не успела!

– Хотите сказать, что кто-то вас опередил?

– Да! Не знаю… Я не собиралась устранять ее физически, – беспомощно вздохнула молодая женщина, – я просто хотела в особо торжественный момент, когда в доме будет много гостей, все рассказать!

– Что все? – удивился Шура.

– Ну… про всех нас. И что режиссером была Ленка! Что она обманула всех!

– Но таким образом вы разоблачили бы в первую очередь себя.

– Да, я знаю. Но я решила развестись с мужем, потому что больше не могу!

– Вы надеялись, что вам поверят?

– Да. Сергей бы все подтвердил!

– Это могло бы выглядеть местью отвергнутого жениха.

– Но я-то? И потом, моя мама знала об этом. Некоторые мои друзья…

– Вы собрались всех позвать в свидетели? – усмехнулся Шура.

– Если бы потребовалось – позвала бы! – горячо заявила Замятина.

– А как вы, Марина Ивановна, относитесь к своему мужу? – поинтересовался Шура.

– Он хороший человек, – уверенно ответила Замятина.

– Вам не пришло в голову, что этим скандалом вы раз и навсегда погубили бы репутацию вашего супруга?!

– Я тогда не подумала об этом, – тихо отозвалась Марина.

– Не подумали, черт возьми! – горячился Наполеонов, но тут же взял себя в руки, – почему вы были так уверены, что ваш пасынок откажется от Елены Маревой? Возможно, он простил бы ее?

– После публичного скандала? – зло рассмеялась Марина.

– А почему – нет? – не сдавался Шура, – любовь зла… Сами знаете…

– Все равно жизни у них бы не было, – уверенно проговорила Замятина.

– Кто предложил выпить пиво?! – неожиданно резко спросил Наполеонов.

– Ленка, – дрогнув от неожиданности, обронила Замятина, – но вы все равно мне не поверите, – добавила она тихо.

– Не поверю, – подумал Шура, а вслух сказал, – рассказывайте с того момента, как Марева принесла пиво в вашу комнату.

– Хорошо, – кивнула Замятина, – вы меня арестуете?

– Рассказывайте, – приказал Наполеонов.

– После обеда я поднялась к себе. Уже укладывалась в постель, как в комнату без стука ворвалась Ленка. Она просто сияла от счастья. Красивая, веселая, румянец во всю щеку. У меня не было ни малейшего желания общаться с ней, – Замятина тяжело вздохнула. – Но от Ленки отвязаться не так-то просто…

Шура терпеливо ждал. Весь его опыт следователя подсказывал, что торопить людей в таких случаях не следует.

Марина Ивановна жалобно посмотрела на Наполеонова и продолжила.

– В руках у Ленки был поднос с пивом. Она предложила помириться и выпить за дружбу.

– Пиво? – не удержался Шура.

– Я и сама удивилась, – сказала Замятина, – но Ленка такая непредсказуемая… Была непредсказуемая, – поправилась она.

– И вам ничто не показалось подозрительным?

– Нет, – покачала головой молодая женщина, – Ленка поставила пиво, вернее, поднос на круглый столик.

– Бутылка была открыта? – спросил Наполеонов.

– Бутылка была пустой. Пиво в двух бокалах.

– Вы сразу выпили?

– Нет. Ленка, когда садилась, наверное, зацепилась за стул, в общем, не знаю, но у нее сломался каблук. Туфли были немного тесные, и Ленка наклонилась, чтобы стащить их с ног.

Шурочка едва сдержался, чтобы не сказать:

– И в это время у вас появилась возможность подсыпать снотворное…

Замятина о мыслях следователя не догадывалась и продолжала свой рассказ.

– Ленка пожаловалась, что ноги в этих туфлях отекают, и мы собрались выпить.

Марина вздохнула.

– Пить не хотелось, чувствовала я себя неважно, даже столик поплыл перед глазами, так кружилась голова, но деваться было некуда… И тут, – Марина потерла виски, – раздался стук в дверь, в комнату ввалились Владимир, Сергей и Лев Наумович. У Владимира было особенно приподнятое настроение, они были с бутылкой шампанского и заставили нас выпить. Когда бутылка стала пустой, Ленка выпроводила гостей под тем предлогом, что нам надо посекретничать. Мужчины ушли. Я заметила, что муж бросил неодобрительный взгляд на бокалы с пивом, но замечания не сделал, – Марина вздохнула.

– Вы сожалеете об этом? – спросил Шура.

– Да! Очень! – искренне вырвалось у Замятиной.

– Итак, вы остались одни?

– Да… пить пиво после шампанского. Я сказала Ленке, но она только рассмеялась, и спросила, – разве ты не хочешь мира?

– Чтобы отвязаться от нее, я залпом выпила.

– А Марева?

– Она тоже. Взяла поднос и ушла. А я читала в постели несколько часов.

– Когда Елена Константиновна уходила, вам ничего не показалось подозрительным в ее поведении?

– Нет… Только она как-то непонятно посмотрела на меня…

– Как именно?

– То ли с жалостью… То ли как бы прощаясь со мной… Скорее всего, мне это показалось.

– А где в доме хранилось снотворное? – спросил Шура.

– У меня в комнате, – обреченно призналась Замятина.

– Зачем?

– Я пила его. У меня была депрессия, бессонница и врач выписал мне.

– Больше в доме никто не пользовался подобным препаратом?

– Насколько мне известно, нет.

– Кто знал о снотворном в вашей комнате?

– Все знали…

– То есть?

– Я плохо себя чувствовала и не делала из этого тайны.

– До чего доводит жалость к себе, – сердито подумал Шура, – афишировать свое дурное настроение… И прислуга знала? – уточнил Шура.

– Да, – кивнула Марина Ивановна.

– Мило, мило… – Наполеонов постучал пальцами по столу.

Марина вся сжалась и не сводила со следователя испуганных глаз.

– Интересно, как у нее с актерскими способностями? – подумал Шура, а вслух сказал: – Марина Ивановна! Факт: наибольший доступ к снотворному имели именно вы.

– Его мог взять любой! – жалобно воскликнула она.

Словно не слыша ее, Наполеонов продолжил. – И мотив у вас имеется.

– Я уже все объяснила вам! Ну зачем мне было убивать Ленку?!

– Все из-за тех же денег, Марина Ивановна, – ведь Лев Наумович непременно отдал бы часть капитала наследнику, обзаведись он семейством.

– Владимир сам крепко стоял на ногах. К тому же, отец уже давно отдал ему половину. Я бы ничего не потеряла от женитьбы пасынка. Тем более, что я собиралась уходить от мужа!

– Ваши слова никто не может подтвердить.

– Конечно. Но поймите!

– Что?

– Владимир все равно бы рано или поздно женился! Не могу же я убивать всех его невест!

– Резонно, – согласился капитан.

– Ну вот, видите!

– Однако с Еленой Маревой был особый случай.

– Я вам уже тысячу раз объясняла, как собиралась расстроить эту свадьбу!

– Да, я помню… – Наполеонов внимательно посмотрел на молодую женщину.

– Значит так, – сказал он, – пока можете идти.

– Вы отпускаете меня?!

– В надежде на ваше благоразумие.

– Да, – кивнула Марина Ивановна.

– И под ответственность вашего мужа, – добавил Шура.

– Да, – снова кивнула Марина Ивановна.

– Замужняя женщина, а ведет себя, как ребенок, – пробурчал Шура, когда за Замятиной закрылась дверь.

Шура прошелся по кабинету. Посмотрел на часы. Вздохнул и набрал номер телефона особняка Замятиных.

– Дом Замятиных, – отозвался зрелый женский голос.

– Льва Наумовича, пожалуйста.

– Кто его спрашивает?

– Следователь Наполеонов.

– Минуточку, – отозвалась трубка.

– Я слушаю, – ровно через минуту прозвучал голос Замятина.

– Добрый вечер, Лев Наумович. Это Наполеонов.

– Добрый вечер, если можно таковыми теперь называть мои вечера.

Шура не стал комментировать его сетования, а сразу приступил к делу. – Лев Наумович, постарайтесь, чтобы ваша жена никуда не отлучалась пока из дома.

– Вы подозреваете Марину? – изумился Замятин.

– У меня работа такая, Лев Наумович, подозревать.

– Но Марина!.. – возмутился Замятин.

– Марева умерла от передозировки снотворного, которое было в пиве, выпитом ею наедине с вашей женой, – устало пояснил Наполеонов, – снотворное же долгое время принимала ваша жена.

– Но ни для кого в доме это не было секретом!

– Ваша жена уже сообщила мне об этом.

– Так чего же вы хотите?!

– Раскрыть убийство, Лев Наумович. Вы – здравомыслящий человек. Возможно, ваша жена ни в чем не виновата, но…

– Никаких но! – властно перебил его Замятин.

– Лев Наумович! Вы думаете, что в камере Марине Ивановне будет удобнее, чем в вашем доме? – спросил Наполеонов безразличным тоном.

– Нет! – рявкнул Замятин, – вы забываете…

– Не волнуйтесь, Лев Наумович, у меня прекрасная память! Я помню, кто вы и что у вас связи и прочее, прочее. Но никто и ничто не помешает мне делать мою работу.

– Черт с вами! – бросил Замятин.

– Значит, мы договорились: Марину Ивановну вы из виду не выпускаете, иначе мне придется…

– Договорились! – Замятин бросил трубку.

– Да, добрые люди, видно, тоже не со всеми добры, – усмехнулся Шурочка, – ничего не поделаешь: человеку в погонах все приходится терпеть.

Он снова поднял трубку и набрал номер, – Алло! Мама! Ты ужинай и бай-бай!

– Шура! – обрадовано закричала в трубку Софья Марковна, – у нас гости! Угадай кто?!

– Якубович с Поля чудес, – брякнул Наполеонов, – подарочки нам принес.

– Ну, что за полицейский юмор, – отозвалась мать.

– Прости, ма, но у меня и без твоих загадок…

– Ладно, ладно, – примирительно сказала Софья Марковна, – к нам тетя Рая приехала. Помнишь ее?

– Хотел бы забыть! – вырвалось у Шурочки. – Это та, которая рот не закрывает ни на минуту?!

– Шура! Где твое воспитание? – укоризненно вздохнула мать.

– Извини, ма. А когда она уедет? – невинно поинтересовался Наполеонов.

– Шура!!! Как ты можешь?!

– Просто поинтересовался. Нельзя, что ли? – притворно обиделся Шура.

– Можно, конечно. Через два дня.

– Здорово!

– Шура! Так мы ждем тебя! Тетя Рая так хочет с тобой поговорить! Представляешь, в каком она нетерпении?

– Представляю… А в каком я… отчаянии, – буркнул Шура, прикрыв трубку рукой.

– Шурочка! Тебя не слышно! – звенел голос Софьи Марковны.

– Я говорю: тоже в нетерпении! Но понимаешь, ма, работа!

– Мы подождем, – успокоила сына Софья Марковна.

– Ма, я ведь чего звоню… Видишь ли, у меня командировка нарисовалась.

– Боже мой, как же так, Шура?!

– Ничего не поделаешь, работа такая!

– Да, я понимаю, – вздохнула Софья Марковна, – куда едешь?

– Здесь, по области.

– Это опасно, Шура?! Не скрывай! – заволновалась Софья Марковна.

– Да что ты, ма, ерунда! Через пару дней буду дома цел и невредим.

– Шура!

– Что?

– Тетя Рая расстроится.

– Я тоже страшно растроюсь, – стараясь скрыть веселье, сообщил Шура, – передавай ей привет.

– Хорошо, – сказала Софья Марковна.

– Только не забудь, – скорбно попросил Шура.

– Не забуду. Езжай спокойно. Ты не виноват, что так вышло. Выполняй свой долг.

– Есть, мать!

– Не паясничай.

– Целую, – Шура быстро положил трубку.

– Так, – он радостно потер руки, – одной напасти удалось избежать. Где бы мне перекантоваться двое суток, – Наполеонов задумался. – Вестимо где!

Он набрал номер агентства. На этот раз Мирослава сама взяла трубку.

– Агентство «Мирослава» слушает.

– Привет!

– Шура! – обрадовалась Волгина.

– Проблемы?

– Угадал.

– Я вообще сообразительный, – похвалил себя Наполеонов.

– Шура, приезжай к нам, если, конечно, можешь.

– Могу. Сейчас буду! – он уже собрался положить трубку, как вдруг опомнился. – Мирослава!

– Да, Шурочка, – Волгина еще слушала его.

– Я, между прочим, есть хочу! – заявил Наполеонов.

– Накормим.

– А торт? – живо поинтересовался капитан.

– И торт будет, сластена, – мягко укорила Волгина.

– Я работник умственного труда, – возмутился Наполеонов, – имею право на сладкое!

– Имеешь, имеешь, – успокоила его Мирослава, – приезжай.

– Уже мчусь! – Шура бросил трубку и пулей вылетел из отделения.

На улице было тихо. Огромные глазастые звезды с любопытством смотрели вниз. Снег скрипел под ногами. Деревья замерли, видно, бродяга ветер, забежав в подворотню, неожиданно заснул, и метель, обещанная сегодня синоптиками, откладывалась на неопределенное время.

Старая «Волга» Наполеонова пару раз кашлянула, закряхтела и тронулась с места. Ехать было нелегко – дороги еще не расчистили после вчерашнего снегопада.

Шурочка был аккуратным водителем. Машину свою берег. Он не частный детектив, «БМВ» на его кровные не скоро купишь.

… Впрочем, и сама Мирослава, имея, новенький «БМВ», ездила по большей части на «Волге».

– Кто их поймет, этих женщин, – пробурчал Шура, поворачивая в сторону коттеджного поселка, в котором и жила Волгина в собственном особняке.

– Неплохо устроилась, – вздохнул Шурочка, напрочь лишенный умения завидовать.

Он знал, что дед Мирославы служил в милиции. Дослужился до генерала.

Желание внучки пойти по его стопам не то чтобы одобрял, но и не пытался ее отговорить.

Но жизнь так повернулась, что Мирослава стала тем, кем стала.

Шурочке она не раз говорила, что характер у нее слишком независимый.

– Не любит она, видите ли, подчиняться, – притворно сердито проворчал Шурочка, – а кто любит-то? Можно подумать, что он, Шура, любит. Но куда деваться?! Так уж устроен мир.

На это Мирослава возражала: мужской мир. А она – женщина, поэтому будет делать то, что сочтет нужным.

Наполеонов же хотел дослужиться до генерала. Как минимум. Свои амбиции Наполеонов не скрывал, но и не выпячивал. Делал свое дело и совестью не торговал.

…Вот и поселок. Шурочка снизил скорость. Снежное царство спящих садов и особняков впустило его на свою территорию.

В окнах горели огни. За высокими заборами порой раздавался рык породистых собак. Снежный покров казался нетронутым, словно никто из обитателей этих теремов и не выходит из дома…

Дорогу к дому Мирославы он знал наизусть.

Ворота были открыты. На белом снегу, отражающем звезды, сидел огромный черный кот. Его пушистый хвост метался туда-сюда, распыляя серебряные искры снежинок.

Наполеонов вышел из машины и, проигнорировав кота, весело крикнул:

– Эй, дома кто-нибудь есть?!

– Загоняй машину в гараж, – услышал он голос Мориса.

Было видно, что Миндаугас только что расчистил дороги от ворот до дома и до гаража.

– Что, викинг, хлеб отрабатываешь? – пошутил Шура.

– Отрабатываю, – бесстрастно согласился Миндаугас.

– Зря, – заметил Наполеонов, – метель обещали. Опять занесет.

– Снова почистим, – так же спокойно ответил Морис.

– Завидую я твоему хладнокровию.

Миндаугас пожал плечами и громко позвал:

– Дональд! Дон!

Огромный кот забежал во двор и со всего разбега взлетел на плечо Миндаугаса.

– Ну и зверь! – проворчал Шура.

Кот сверкнул в его сторону огромными ярко-желтыми глазами и заурчал.

– Урчи, урчи, тигр! – поддразнил его Шура.

Кот фыркнул и демонстративно отвернулся, уткнув нос в щеку Мориса.

– Ох, – вздохнул Шура и отправился заводить машину в гараж.

В прихожей их встретила Мирослава.

– Наконец-то, Шурочка!

– К вам ходить опасно, – рассмеялся Наполеонов, косясь на кота, – того и гляди зверюга задерет.

– Он не зверюга, – улыбнулась Мирослава, – Дон добрый, просто ты не нашел с ним общего языка.

– Ага, – хмыкнул Шурочка, – только мне и осталось, как с котами язык находить, мало мне прочих граждан…

– Ладно уж, не ворчи, – сказала Мирослава, – заходи. Ужинать будем.

– Вот, с этого бы и начинали, – искренне обрадовался Наполеонов.

… Ужин был шикарный. И Шурочка ни в чем себе не отказывал.

Глава 8

После ужина все, в том числе и кот, перебрались в библиотеку.

Шура едва не мурлыкал от удовольствия, развалившись в удобном кресле перед камином.

Яркие языки огня плясали на поленьях, отбрасывая причудливые тени.

Сама комната казалась оранжевым шатром, затерявшимся в просторах вселенной.

– Выглянешь в окно, – думал Наполеонов, – а там звезды, звезды… звезды…

Шурочке хотелось закрыть глаза и поспать хотя бы пару часов. Он чертовски устал! А еще этот замечательный ужин. И тепло камина…

… За окном, действительно, плыли звезды, но только снежные. Их медленный танец постепенно перерос в обещанную синоптиками метель. Но через опущенные портьеры ничего не было видно, и поэтому Шура ощущал полное умиротворение.

Сквозь полудрему он думал о том, что ему предстоит долгий разговор с Мирославой, ведь неспроста же она пригласила его на ужин… Хотя чаще всего он приходил без всякого приглашения. Если быть честным, то Шура не чувствовал Мирославу просто другом, она для него, скорее, была сестрой, так же, как Виктор – братом.

И тут он вспомнил про свалившуюся ему на голову подругу матери…

– О, эта тетя Рая! И за что?! Что он плохого сделал, чтобы мать так обожала свою не умеющую молчать подругу?!

Шурочка отчетливо слышал мурлыканье кота:

– Мур-мур-мур…

Постепенно эти звуки стали восприниматься им как:

– Баю-баюшки-баю…

Шурочка уснул. Проснулся он, когда напольные часы били двенадцать раз. Полночь. Вокруг тишина. Только по-прежнему горит огонь в камине и мурлычет дремлющий в полглаза кот.

Наполеонов заметил, что кто-то заботливо укрыл его теплым пледом.

– Кто-нибудь есть в доме? – позвал он, поднимаясь с кресла и потягиваясь.

– Есть, – ответили ему. И тут Наполеонов заметил, что Мирослава и Морис, по-видимому, и не покидали библиотеки, просто устроились поудобнее с книгами и дали капитану выспаться.

– Чаю хочешь? – спросил Морис.

– Хочу, – откликнулся Шурочка, – а торт остался?

– Остался, – кивнул Миндаугас, – сейчас принесу.

– Один кусочек, – крикнула ему вдогонку Мирослава.

– Это еще почему?! – возмутился Шурочка.

– А то ты опять уснешь, – сказала Мирослава.

– Имею право. Работа у меня собачья…

– Имеешь, имеешь, – перебила Волгина, – но только после разговора.

– Ладно уж, не беспокойтесь, ваше величество, – съязвил Шура, – я выспался.

– Прекрасно, – парировала Мирослава, – а чтобы тебе не напрягаться, можешь именовать меня просто богиней.

Шура метнул на хозяйку дома красноречивый взгляд, но не сказал ни слова.

Морис прикатил столик с чаем, наполеоном для Шуры и фруктами для Мирославы и себя.

Дон в такой поздний час никогда не ел, поэтому он неодобрительно посмотрел на еду, лизнул пару раз свою лапу и снова закрыл глаза…

Мирослава подошла к камину и села рядом с котом.

Отблески пламени озарили ее лицо. В изгибе губ затаилась и растаяла улыбка неуловимая, непостижимая. Была она или нет на губах молодой женщины, могло знать только пламя, рассыпавшееся красными отблесками искр на черной шерсти кота.

– Между прочим, – недовольно пробубнил Шура, – уже первый час пошел.

– Ну и что? – невинно осведомилась Мирослава.

– Ничего! Все порядочные люди в это время спят.

– Увы, Шурочка, ты сыщик…

– Знаю, знаю, – ворчливо отозвался Наполеонов, и принялся за чай с тортом.

Морис взял со стола чашку чаю и подал ее Мирославе.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

– Ну, вы даете! – восхитился Шура.

– Не понимаю… – пожала плечами Мирослава, – как Софье Марковне – известнейшей пианистке, талантливейшему педагогу – удалось воспитать свое чадо подобным образом?!

– Меня уже в третий раз за короткое время упрекают в невоспитанности.

Мирослава фыркнула.

– У матушки просто не хватало на меня времени, – ответил Наполеонов и продолжил уплетать торт.

– О, кстати! – вспомнил он, – сегодня я у вас переночую.

– Мы догадались, – сказала Мирослава, – только не забудь позвонить матери.

– Не надо!

– То есть? Она же будет волноваться! При твоей-то работе!

– Сказал же, не надо! Она думает, что я в командировке.

– Некрасиво обманывать родителей, – заметил без тени улыбки Морис.

Шура метнул в него красноречивый взгляд, но от острот по поводу просвещенной Европы и маленькой, но гордой Литвы, удержался.

Вместо этого он повернулся к Мирославе:

– К матери приехала подруга. Близкая.

– Ну и?

– Она тетка, конечно, ничего, но болтушка страшная. Рта вообще не закрывает. У меня такое впечатление, что она даже во сне разговаривает.

Шурочка дурашливо всхлипнул:

– Пожалейте меня, ребята! Не могу я с этой бабой, извините, дамой, долго рядом находиться. У меня на нее аллергия. Заболею, в больницу слягу, кто будет тогда преступников ловить?

– Наполеонов, будет тебе лицедействовать, – сказала же тебе: живи, сколько хочешь. Дом большой, места много.

– А вот «сколько хочешь» – не говорили! – Шурочка весело потер одну ладонь о другую.

– Так, теперь сказали. Шура, давай перейдем к делу.

– Торт кончился? – огорчился Наполеонов и тут же спросил с надеждой, – а еще остался хоть маленький кусочек?

– На сегодня – все!

– Жестокая вы женщина, Мирослава Игоревна! Нет в вашей душе ни отклика, ни сочувствия бедному полицейскому.

– Морис! Стащи с него плед!

– Не подходи, викинг!

– Русы от пруссов – поморских литовских племен. В этом случае варягов связывают с поморскими славянами и литовцами, а не со скандинавами, – проговорил Морис.

– Чего? Чего?! – воскликнул Шура изумленно.

– Морис, наполеоновский мозг не создан для исторических экскурсов. Не нагружай его, – притворно вздохнула Мирослава.

Морис кивнул и направился к Шуре.

– Ишь, дылда двухметровая! Ему легко маленького полицейского обидеть! В гости позвали, а сами третируют. Дождетесь, позову Незовибатько, у него один кулак – как моя голова, да и ростом его Бог не обидел.

Морис быстрым движением сдернул с Шуры плед. Наполеонов вскочил с кресла и, подойдя к камину, сел на ковер.

– Я готов к разговору, – сказал он серьезно, – просто мне нужна была подготовка…

– Ты ведешь дело об убийстве Маревой Елены Константиновны?

– Предположим…

– Мне это известно доподлинно.

– Откуда? – вяло поинтересовался Шура.

– Свои источники.

– Могу попробовать их раскрыть. К вам обратился Замятин Владимир Львович?

Лицо Мирославы осталось непроницаемым.

– Сергей Иванович Фролов?

– Шура, не будем гадать. Лучше скажи, самоубийство исключено?

– Я уверен, что она была убита. К чему ей сводить счеты с жизнью накануне свадьбы? И этот экстравагантный способ! Она могла выпить таблетки у себя в комнате.

– Ты, конечно, установил, у кого в доме было снотворное?

– Хороший у вас источник информации, Мирослава Игоревна. Снотворным пользовалась только Замятина Марина Ивановна, жена хозяина дома. И хранилось лекарство в ее комнате, в ящике шкафа. Отпечатки только Марины Ивановны.

– Кто-то мог надеть перчатки и взять лекарство.

– Мог… – обронил Шура.

– Ящик закрывался на ключ?

– Нет. Марина Ивановна даже комнаты своей не закрывала.

– У тебя есть подозреваемые? – спросила задумчиво Мирослава.

– Все! – отрубил Шура.

– Интересно… Давай рассмотрим по порядку.

Шура кивнул.

– Например, чем тебе не угодил хозяин дома? Какие мотивы могут быть у Замятина Льва Наумовича?

– Невеста сына могла ему просто не понравиться.

– Это не повод для убийства.

– Допустим, он предполагал, что Марева охотится за богатством дома Замятиных?

– У сына были свои деньги, и он мог ими распоряжаться, как ему захочется. Не думаю, что Льва Наумовича это могло волновать до такой степени.

– Пожалуй, да…

– Был ли мотив у Марины Ивановны?

– Замятина представила Фролова как своего брата, а Мареву – как невесту брата.

– Ну и что?..

– Фролов на первом же допросе признался, что все это игра. Фролов и Замятина были любовниками.

– И что с того?

– Ревность, моя дорогая! Ревность!

– Ты же сам сказал, что это была игра. Марева и Фролов только притворялись пылкими влюбленными.

– Может быть, слишком хорошо притворялись? – не сдавался Наполеонов. – Кто знает, возможно, они порой, мягко говоря, переигрывали и оказывались в более близких отношениях, чем представлялось Замятиной до поры до времени…

– Что ты хочешь этим сказать?

– Кто может дать гарантию, что однажды Марина Ивановна не застукала своего любовника в постели подруги?

Морис Миндаугас хранил молчание, внимательно слушая разговор двух детективов.

– Ты прав, – была вынуждена согласиться Волгина, – такой гарантии никто дать не может. Но моя интуиция…

– Вот только этого не надо! – взмахнул Шура руками.

– Хорошо. Допустим, ты прав, но пока Фролов и Марева были в глазах других женихом и невестой, ничего не происходило. А ведь именно в то время ревность могла мучить Марину. После же помолвки с Владимиром мотив отпадает.

– Замятина могла затаиться до поры, а потом отомстить!

– Глупо!

– Спасибо! Вы всегда найдете повод, чтобы обозвать человека дураком!

– Прости, Шура! Я не это имела в виду. Пойми, нелогично убивать после того, как любовник порывает даже игровые отношения с Маревой.

– А женщины – существа вообще нелогичные! – парировал Шура.

Не обратив на его реплику ни малейшего внимания, Мирослава продолжила.

– Замятина Владимира Львовича ты тоже подозреваешь?

– Да! Он мог узнать, что невеста проникла в их дом обманным путем.

– Ну и что?

– Как что? Ни о какой любви не было речи!

– Чушь!

– Я имею в виду со стороны Елены!

– Следовательно, ты считаешь, что со стороны Владимира любовь была?

– Несомненно, была.

– Тогда зачем же ему убивать ее? Он мог попробовать завоевать ее сердце в дальнейшем. Она же бросила ради него Фролова.

– А что, если Замятин знал, что Фролов и Марева притворялись?

– Откуда?

– Она могла сама сказать ему.

– Шурочка, ты плохо знаешь женщин.

– Он тоже мог застать свою невесту с Фроловым…

– Марева не могла быть настолько наивной, чтобы перед свадьбой позволять себе подобные вольности в доме будущего мужа.

– Может быть, это был порыв?!

– Чушь, Шурочка! Теперь рассмотрим, были ли причины у Фролова?

– Были!

– Какие?

– Он мог увлечься Маревой и в дальнейшем надеяться на брак с ней, и вдруг она бросает его ради Замятина.

– Нет, не похоже…

– Значит, все-таки вас нанял Фролов?

Мирослава покачала головой.

– Моя основная версия, – сказал Шура, – состоит в том, что Мареву убила Замятина.

– Из ревности?

– Не только. Марева могла шантажировать Замятину. А это уже серьезно.

– Возможно…

– Представляете, если Елена Константиновна сообщает мужу Марины Ивановны о том, что так называемый брат на самом деле – ее любовник?

– Тогда Маревой пришлось бы рассказать о своей неприглядной роли в этой истории.

– Да, но она могла бы это объяснить своей привязанностью к подруге…

– Которую решила теперь предать. Нет, Шурочка, если б Елена все рассказала Льву Наумовичу, ей бы уже не удалось жить припеваючи в доме Замятиных. Даже если бы она стала женой Владимира, в бочке меда осталась бы здоровенная ложка дегтя. Не пошла бы Марева на такой риск.

– Шура, а кому пришла в голову идея с пивом?

– В том-то и дело, что Маревой, но это – по словам Марины Ивановны.

Сама Волгина знала об этом тоже от Замятиной.

– Ваш источник, конечно, рассказал вам, что семейство хорошо погуляло? – спросил Шура.

Мирослава молча кивнула.

– И то, что потом все видели поднос с пивом на столике в спальне Марины Ивановны тоже?

– Да. И по всему выходит, что подсыпать лекарство мог любой. Теоретически.

– А практически?

– Практически это почти невозможно! Подумай сам – высыпать горсть таблеток на глазах стольких свидетелей! И чтобы никто ничего не заметил! Даже если уж предположить совсем невероятное – сговор всего семейства, то сама-то жертва должна была увидеть!

– И к чему мы пришли?

Морис подбросил в камин несколько яблоневых поленьев.

– Лекарство было в пиве до того, как его принесли в комнату к Марине, – уверенно проговорила Мирослава.

– А это значит, что Замятина лжет, – сказал Шура.

– Почему ты так уверен?

– Потому что мы уже исключили самоубийство. В таком случае пиво приготовила Замятина, а не Марева. Иное просто невозможно!

– Никто из свидетелей не видел, как Марева входила к Замятиной в комнату с подносом?

– Никто!

– А прислуга?

– Прислуга уже была отпущена.

– Шура! А что с отпечатками на бокалах?

– С отпечатками ерунда, – неохотно отозвался Наполеонов.

– Шура, не томи!

– И на том, и на другом бокале отпечатки пальцев обеих женщин.

– Странно.

– Вот, именно. С чего бы им меняться бокалами?

– Или перевернули поднос…

– Незаметно перевернуть поднос – возможно ли? – недоверчиво спросил Шура.

– Только во время всеобщей суматохи, когда мужчины пришли с шампанским.

– Все равно рискованно! И главное, зачем?

– Да, главное – зачем… Слушай, Шура, а в шкафчике отпечатки Марины Ивановны и внутри и снаружи?

– Нет, – неохотно призвался Наполеонов, – только снаружи.

– А внутри?

– Внутри вообще чисто! Тщательно вытерто.

– Шура! Зачем Замятиной стирать свои отпечатки, если они там вполне естественны?

– Может, следы заметала…

– Нет, здесь что-то не так! Нужно все еще раз тщательно изучить внутри! Бери-ка ты с утра завтра своего Незовибатько…

– Бесполезно! – уперся Наполеонов.

– Шура! Я тебя прошу!

– Ну, ладно, если просишь…

– Спасибо.

– Не за что, не знаю, захочет ли эксперт, – отозвался Наполеонов.

– Уговори!

– Ладно.

– И еще, Шура, я должна увидеть отпечатки на бокалах.

– Могу описать.

– Я должна увидеть собственными глазами! – упорствовала Мирослава.

– Хорошо. Завтра часов…

– Нет, Шура, – перебила Мирослава, – я прямо из дома поеду с тобой.

– Из дома, так из дома, – пробурчал Наполеонов, веревки ты из меня вьешь, подруга.

– Так ведь ради дела!

– Ладно, а теперь я хочу спать! – заявил Шура.

– Морис, проводи, пожалуйста, дорогого гостя в его комнату.

– Сам не заплутаю.

Миндаугас улыбнулся, но все-таки пошел с Шурой.

Мирослава осталась сидеть у камина, наблюдая за медленным танцем огня.

Что-то не давало ей покоя. Что-то неуловимое плыло перед ее внутренним взором, складывалось в мозаику, проступало и!.. снова распадалось на части.

Не хватало какого-то кусочка, чего-то совсем малого и оттого не замечаемого или не осознаваемого. Но чего?

Морис вернулся в комнату и присел рядом с Мирославой.

– Есть какие-нибудь идеи? – тихо спросил он.

Она качнула головой.

– А у тебя?

– Мне кажется, ничего не решить без отпечатков. Капитан говорил о них что-то непонятное…

– Да, завтра я непременно должна их увидеть.

– Я так же, как и вы, считаю, что Замятина не убивала Мареву.

Мирослава заглянула в его глаза, ставшие темнее и ярче от падающих на них отсветов огня.

– В то же время, – сказал Морис, – если быть объективным, то убить Мареву имела возможность только Замятина.

– Что-то здесь не так, – Мирослава задумчиво провела кончиками пальцев по лицу.