Текст книги "Срезанные цветы"

– Почему бы и нет?

– Ну, знаете!

– Вы не соглашались на разрыв отношений?

– Нет, я считал, что нам неплохо вместе.

– Но она настаивала?

– Да!

– Что говорила вам Полетова?

– Сначала взывала к моему разуму, – он кисло усмехнулся, – потом просила, уговаривала, говорила, если жених узнает, что она встречается со мной, то убьет обоих.

– Вот как? И кто же жених?

Юрий пожал плечами.

– Какой-то нувориш.

Оперативник не стал разубеждать Калинкина и не сказал, что жених Аллы банкир…

– Где вы были вчера?

– В какое время?

– С пяти вечера и до ночи?

– С Зинкой был весь день.

– Наедине?

– Можно сказать и так.

– Шаткое у вас алиби, Юрий Сергеевич.

– Это еще почему?!

– Зина любит вас?

– Еще бы!

– А любящая женщина подтвердит что угодно. Так что идите и вспоминайте, может, вам кто-то звонил или вы на балкон выходили покурить, а на соседнем в это время соседка белье развешивала.

– Я не курю! – взвился Калинкин. – А в доме, где живет Зина, белье на балконах не развешивают.

– И что же это за дом такой? – небрежно поинтересовался Ринат.

– Элитный дом! Там живут уважаемые люди, не чета… – зло проговорил Калинкин, но вовремя остановился.

Ахметов сделал вид, что ничего не заметил и спросил:

– Чем же Зина заслужила возможность жить в таком доме?

– Ее отец Исаак Абрамович Браушвейр – крупный ученый. А дядя Вениамин Абрамович Браушвейр – владелец страховой компании «Синица в руках».

– Прозаичное название, – лениво вздохнул оперативник.

– Зато доходы у семейки не прозаичные. У дяди с тетей детей нет. Так что моя Зиночка – единственная наследница.

«Надо же, как парень губы раскатал», – насмешливо подумал Ринат, а вслух спросил:

– Возможно, вам кто-то звонил?

– Звонил? – Калинкин задумался, потом хлопнул себя по лбу. – Точно, мне Димыч, дружок мой, звонил около шести вечера, и мы трепались больше получаса.

– Почему вы так уверены?

– Так Зинка начала ныть, что телефон занимаю, ей тетя должна была позвонить.

– Вы говорили по городскому телефону?

– Ну. А что, нельзя, что ли?

– Почему, можно. Но учтите, что мы проверим распечатку звонков.

– Да на здоровье.

– Звонил ли еще кто-то?

– Мне никто больше не звонил. Зато к Зинке в седьмом часу приперлась ее подружка и просидела у нас до позднего вечера.

– Она видела вас?

– Конечно, видела! Она ж не слепая, а я не невидимка.

– Имя, фамилия, телефон подруги?

– Райка Машкова. Телефон не знаю.

– Позвоните своей Зине и узнайте.

– Да вы чего, оборзели совсем, что ли?! – возмутился Калинкин. – Если я буду интересоваться у Зинки телефоном подруги, она мне такой скандал устроит!

– Хорошо, где она живет?

– Кто?

– Раиса Машкова.

– А, на Туземцева, 88, квартира 15.

– Пока, Калинкин, вы можете быть свободны.

– Что значит пока? – набычился тот.

– Если вы нам понадобитесь, то мы с вами свяжемся.

– Вы что же думаете, это я убил Аллу?

Оперативник не ответил.

– Да зачем мне это надо?! – закричал Калинкин. – У меня есть Зина, и я намерен жениться на ней!

– А она намерена выйти за вас замуж?

– Что-то я не понимаю, куда вы клоните.

– Пока никуда, – отмахнулся от него как от надоедливой мухи Ахметов, – идите, Калинкин, отдыхайте.

Юрий вынесся из сквера и остановил первое попавшееся такси. Следом за ним, лавируя в автомобильном потоке и пропустив несколько машин вперед, повел свой автомобиль Аветик Григорян.

Калинкин вышел возле элитной высотки с охраной в подъезде. Аветик видел, как он протянул что-то охраннику, и его пропустили. Подождав, пока Калинкин войдет в лифт и начнет подниматься, Григорян зашел в подъезд и показал удостоверение сотрудника полиции преградившему ему путь охраннику.

– И чего надо полиции? – не переставая жевать резинку, спросил охранник.

– К кому только что прошел молодой мужчина?

– Калинкин, что ли? – хмыкнул охранник.

– Он самый.

– К Зиночке Браушвейр.

Глумливая улыбка не покидала лицо парня.

– Я вижу, вы к господину Калинкину без уважения относитесь? – спросил оперативник.

– К господину? – гоготнул охранник.

– Как же еще можно назвать жениха дочери уважаемого человека?

– Браушвейр точно человек уважаемый, – кивнул парень, – да только Калинкин никакой не жених.

– А кто же?

– Дед Пыхто.

– А поточнее?

– Муж на час, – снова заржал охранник. – Вот приедет папаша Зинаиды Исааковны или еще раньше дядя прознает про ее шашни и турнет этого искателя зеленых шуршиков.

– Каких шуршиков? – удивился Аветик.

– Зеленых, а может, и розовых, – продолжал веселиться парень и, видя недоумение Григоряна, вздохнул: – Ну и дремучая у нас полиция, про валюту я толкую.

– Это у нас сторожа элиток дремучие, – широко улыбнулся Аветик, блеснув белоснежными зубами. – Наступает эра юаня и рубля, а вы все про шуршики толкуете.

Охранник не успел ответить, как Аветик уже оказался на улице, сел в автомобиль и, позвонив Ахметову, сообщил улицу и номер дома, в котором проживает девушка Юрия Калинкина.

– Ладно, квартиру узнать будет нетрудно. Говорят, ее дядя – сам Вениамин Абрамович Браушвейр, владелец страховой компании «Синица в руках»…

– Только охранник сказал, что не быть Калинкину зятем Браушвейра, и я уверен, что он не ошибается.

– Выходит, Юре опять не повезло.

– Думаешь?

– Угу, – хмыкнул в трубку Ахметов, – Браушвейры своих дочек и племянниц безработным искателям сокровищ в жены не отдают.

– Может, она так влюблена, что бросит богатство и пойдет за любимым на край света босиком, – предположил Аветик.

Ахметов рассмеялся и ответил:

– Даже если ты, Аветик, прав и Зиночка такая наивная девушка, то нашему Калинкину босиком на краю света она не нужна.

Когда Ринат передал все добытые сведения Наполеонову, тот тоже согласился, что Калинкин и на этот раз пролетел мимо, но вряд ли это он убил Аллу Полетову. Хотя, конечно, алиби стоит проверить, и для этой цели к подруге Зинаиды Браушвейр Раисе Машковой был отправлен оперативник Дмитрий Славин. Ореховые глаза этого блондина были способны свести девушку с ума за каких-нибудь пару минут. Были, конечно, исключения, но Машкова попала под правило…

Открыв дверь и увидев удостоверение сотрудника полиции, она поначалу удивилась: что у нее может быть общего с полицией? Но когда Славин сказал, что хотел бы поговорить о женихе ее подруги Зинаиды, девушка весело рассмеялась и пригласила его в дом.

Дмитрий догадался, что квартира была двухуровневой, но хозяйка провела его в гостиную, расположенную на первом уровне. В этой гостиной, выдержанной в гамме профессионально подобранных оттенков слоновой кости, они и расположились беседовать и пить кофе с тающими во рту печеньями и швейцарским шоколадом.

– Вы совсем не похожи на полицейского, – улыбнулась Рая.

Дмитрий поблагодарил ее за сомнительный комплимент и хотел перейти к делу, но девушка быстро перебила его:

– А кто ваши родители?

Славин вздохнул, поставил на столик чашечку с кофе и ответил, мило улыбаясь:

– Мама – детский психолог, а папа владеет небольшой художественной галереей.

– Боже, как интересно! – всплеснула девушка пухлыми руками. – А какой именно?

– «Вишневой рощей».

– Это что на улице Гоголя?

Дмитрий кивнул, положил в рот крохотное печенье и глотнул кофе из чашки.

– Я вот всегда думала, – проговорила девушка, не сводя с Дмитрия широко расставленных серых глаз, – почему «Вишневая роща»? Разве такие существуют?

– Конечно, существуют, – пожал плечами Славин, – у Алексея Константиновича Толстого такая роща даже в стихах упоминается.

И он процитировал наизусть:

 
Ты знаешь край, где все обильем дышит,
Где реки льются чище серебра,
Где ветерок степной ковыль колышет,
В вишневых рощах тонут хутора…
 

– Но все равно, хотя вы, наверное, правы…

– Не я, поэт, – лукаво улыбнулся девушке Славин и, тотчас став серьезным, сказал: – А теперь вернемся к вашей подруге и ее жениху.

– А я думала, что вы скажете: давайте вернемся к нашим баранам, – прыснула Рая.

«Смешливая девушка», – подумал оперативник, но не дал сбить себя с толку.

– Вы вчера навещали Зину?

– Навещала, – кивнула девушка.

– Калинкин был дома?

– Был.

– Он никуда не отлучался?

– Нет, – вздохнула Рая.

– А вы бы предпочли, чтобы он дал вам с подругой поговорить о своем, о девичьем, наедине? – подмигнул ей оперативник.

– Конечно, предпочла бы! – воскликнула девушка.

– Но, наверное, вам придется привыкать к его компании, – сочувственно проговорил Славин.

– Это еще зачем? – недоуменно спросила она.

– Ну, он же жених вашей близкой подруги.

– Жених, как же!

– Разве нет?

– Нет, конечно, кто же отдаст за него Зину!

– Сейчас не старорежимные времена, девушка сама решает, за кого выходить замуж.

– Ага, – усмехнулась Рая, – а деньги?

– Какие деньги?

– Папенькины, – рассмеялась девушка.

– Зачем им папенькины деньги? – равнодушно проговорил Славин. – Калинкин сам заработает.

– Ой, вы меня просто уморили! – Рая всплеснула руками. – Калинкин заработает? Не смешите.

– Что, нет?

– Ясно, что нет, он балабол и лодырь, не знаю, что Зинка в нем нашла. Но недолго ей осталось с ним тешиться, скоро родители приедут. А то еще раньше дядя прознает и вышибет его коленкой под зад.

– А он не знает?

– Дядя? Нет пока.

– И вы ему не говорили? – Славин прищурил глаза.

– Нет, – печально покачала головой Рая. – Разве я стану выдавать подругу? Раз уж он ей по вкусу, пусть поиграет до приезда дяди Исаака и тети Сары.

– Пусть, – согласился оперативник и стал прощаться.

– Вы уже уходите? – удивилась девушка.

– Служба, – улыбнулся Славин.

– Да, понимаю. Но, может быть, мы с вами еще увидимся. Я бываю в галерее вашего отца время от времени.

– Может быть, и увидимся, – согласился он и направился в сторону двери.

– Подождите, пожалуйста, – догнала она его.

– Да?

– А почему вы стали полицейским?

– Не знаю, – пожал он плечами, – скорее всего, захотелось сделать мир чище.

– Понимаю…

– До свидания, милая девушка Рая.

– До свидания, ореховые глазки. – Она снова стала смешливой и озорной, но в глубине ее серых глаз промелькнул лучик грусти.

Прошло четыре дня. Одна за другой, как наконечники стрел в бою, ломались версии, выдвигаемые следствием. Наполеонов решил снова поговорить с безутешным женихом.

Вадим Кустодеев охотно согласился встретиться и сразу же спросил:

– Что-нибудь нашли?

– Увы, – отозвался следователь.

– Что, ни одной зацепки?

– Пока нет. Поговорили с бывшим женихом Аллы и с парнем, с которым она встречалась перед вами.

– И что?

– Пусто. У обоих алиби и нет мотивов.

Плечи Вадима опустились, и он уставился в одну точку.

– Вы знали, что Алла продолжала общаться со своим бывшим парнем, когда уже встречалась с вами? – спросил Наполеонов.

– Нет, тогда не знал. Я верил Алле.

– Когда же узнали?

– Вчера…

– От кого?

– От Саши.

– От Плетнева?!

Вадим кивнул.

– А откуда это известно Плетневу?

– Ему Настя сказала, Светлова. Аллы больше нет, и беречь секреты подруги стало необязательно, – грустно улыбнулся Вадим.

– Почему она сказала об этом Плетневу?

– Не знаю, – пожал плечами Вадим, – но кажется, они сблизились.

– Вот как?

– Что удивительного в том, что люди понравились друг другу и стали встречаться?

– Ничего, – согласился Наполеонов.

– А этот парень, с которым Алла встречалась, он сожалеет?

– Не думаю, – вздохнул Наполеонов.

– Как это?

– Эгоист он махровый, не знаю, почему ваша Алла не разглядела этого сразу.

– А вы уверены, что он не мог…

– У него есть девушка пообеспеченнее Аллы, и потом, весь день он был на глазах двух свидетелей.

– Понятно, – уныло произнес Вадим.

– Я звонил в больницу, ваша несостоявшаяся теща все еще в тяжелом состоянии.

– Я знаю, – вздохнул Кустодеев, – я ходил к ней, но при виде меня она так зарыдала, что ей стало хуже, и врач попросил меня не приходить.

Наполеонов понимающе кивнул.

– Я уже всю голову сломал, думая о том, кто осмелился убить Аллу.

– И никаких идей?

– Никаких. У Аллы не было врагов. У меня, собственно, тоже.

– Скажите, Вадим, вы не знаете, почему рядом с вашей невестой лежала алая роза?

– Выронила, наверное, когда падала.

– А что, у Аллы была такая роза в руках?

– Вообще-то нет, – задумчиво произнес Кустодеев, – но может, кто-то подарил ей ее.

– Мне не хотелось бы устраивать переполох среди ваших родственников и знакомых, не можете ли вы сами попытаться узнать, кто ей подарил эту розу и зачем? Все-таки невесте полагается белая роза…

– Хорошо, – кивнул Вадим, – я постараюсь разузнать и позвоню вам.

Спустя два дня Кустодеев позвонил следователю и заявил, что опросил всех, кто был на свадьбе, и никто ни одной минуты не видел Аллу с алой розой в руках. Настя уверенно заявила, что, когда Алла пошла в дамскую комнату, в ее руках не было никаких цветов.

Вечером Наполеонов сокрушенно пожаловался Мирославе, что впал в маразм.

– И какие признаки? – спросила она.

– Мне не дает покоя алая роза, найденная рядом с телом.

– На свадьбе бывает много цветов.

– Да, но никто не видел Полетову с алой розой в руках.

– Бывает, что и более существенные детали ускользают из поля зрения свидетелей.

– Бывает, – согласился он.

– Шура, а может, это не маразм, а интуиция?

– То есть?

– Возможно, алая роза – это знак, который оставил убийца.

– Что она может означать?

– Вообще-то алая роза обозначает любовь…

– Страстную любовь и восхищение, – заметил Морис, – ее называют «персидским вестником любви».

– Почему персидским?

Морис пожал плечами:

– Так называют ее на языке цветов.

– А у Николая Гумилева есть стихотворение «Две розы», и там так:

 
Перед воротами Эдема
Две розы пышно расцвели,
Но роза – страстности эмблема,
А страстность – детище земли.
 

– И что?

– Обрати внимание на слово «земли».

– Ты хочешь сказать, что ее кто-то приговорил заранее?

– Откуда же мне знать?

– Час от часу не легче! Мы опять возвращаемся к тому, что убийство Полетовой совершил отвергнутый жених или любовник. Но у обоих алиби!

– Может, был еще кто-то?

– Вряд ли. Об этом точно знала бы ее близкая подруга.

– Всякое бывает. Вспомнила, в романсе двадцатых годов прошлого века есть слова: «Другая же алая, алая, Была как мечта небывалая».

– Ты решила свести меня с ума?! – воскликнул Наполеонов.

– Нет, просто, может быть, у Аллы был какой-то поклонник, который тайно мечтал о ней, надеялся со временем получить взаимность, а свадьба поставила точку на его надеждах. Поняв, что его «небывалой мечте» не сбыться, он решается на убийство.

– Выходит, мне искать психа?

– Не знаю, Шура. Ты хотел версии.

– А получил совещание в палате номер 6.

Расстроенный Наполеонов заявил, что он немедленно отправляется домой, чтобы под присмотром мамы обрести душевное равновесие и восстановить силы для дальнейшей работы над делом.

Волгина не стала его удерживать, сказала только, что на воскресенье они приглашены в гости к тете Виктории. Шура пообещал не забыть.

До воскресенья не произошло ничего необычного – ни хорошего, ни плохого. Наполеонов благополучно проводил вечера дома.

Его мама Софья Марковна Наполеонова была рада, что сын хоть ненадолго оказался под ее крылышком. Чаще всего он пропадал либо на работе, либо у подруги детства Мирославы Волгиной.

Она привыкла к ранней самостоятельности сына и вела свою собственную довольно насыщенную жизнь. Когда-то Софья Марковна Наполеонова была известной пианисткой. Она объездила почти весь мир с концертами. Потом перешла на преподавательскую работу. Теперь время от времени она давала уроки музыки талантливым девочкам и мальчикам и консультировала на дому студентов и молодых исполнителей.

Шурочка был у нее поздним ребенком. Сначала Софья думала только о музыке и не обращала внимания на кавалеров. Замуж она не торопилась. Ей было за тридцать, когда ее сердце забилось слишком часто при виде молодого и очень серьезного мужчины. Он был одержим наукой так же, как она музыкой. Но то ли рыжие волосы Софьи разожгли пожар в его сердце, то ли обольстили по-лисьи удлиненные желто-коричневые глаза.

Это осталось тайной, однако Роман Наполеонов ходил за Софьей по пятам, посещал все ее концерты и очень скоро сделал предложение. Софья Марковна недолго раздумывала. Через год после свадьбы, к великой радости обоих, родился сын.

Увы, семейное счастье длилось недолго… Молодой ученый погиб в авиакатастрофе.

Замуж Софья Марковна больше не пошла. Всю нерастраченную любовь она перенесла на сына. Конечно, она надеялась, что Шурочка станет великим музыкантом… или в крайнем случае займется наукой. Но увы! Шурочка выбрал юридический и стал следователем. Первое время Софья Марковна безумно страдала от его выбора, но виду не показывала. А потом ничего, привыкла и смирилась с нелегкой профессией единственного сына.

Старинные подруги Софьи Марковны порой сочувственно вздыхали:

– Софи, зачем ты позволила мальчику выбрать такую опасную профессию?..

Но Софья Марковна всегда отвечала:

– Во-первых, Шурочка уже давно не мальчик, а взрослый мужчина, а во-вторых, – горько напоминала она, – наука не представляется опасной профессией, однако мой супруг…

– Да, да, Софочка, ты права, – торопились согласиться подруги.

Больше ее волновало другое… Софье Марковне очень хотелось, чтобы Шура не тянул с женитьбой и как можно скорее подарил ей внуков. Но увы…

Она пробовала знакомить его со своими ученицами. Сын был галантным кавалером. Особенно охотно он соглашался проводить девушку домой, но едва за ней закрывалась дверь, он облегченно переводил дыхание и тут же забывал о ее существовании.

Приехавший утром в воскресенье Шура заявил, что, оказывается, у Полетовой был тайный поклонник и у него нет алиби.

– Кто же это? – спросила Мирослава.

– Ее сосед.

– Сосед?

– Да. Он жил в квартире напротив той, которую снимала Алла.

– С чего ты решил, что этот парень ее тайный поклонник?

– Когда мы опрашивали соседей, об этом поведала одна из соседок. Она утверждала, что Алик не сводил с Аллы глаз, постоянно старался оказать ей услугу.

– Какую именно?

– Ну, сумку поднять на этаж, хотя, например, сообщившей нам об этом пожилой соседке он не стремился особо помочь.

– Так может, ваша свидетельница просто обиделась на него и теперь клевещет?

– Нет, он сам признался, что Полетова ему нравилась.

– Вот как? Ты спросил и он ответил?

– Представь себе.

– И что же у Алика с алиби?

– Он сказал, что плохо чувствовал себя в этот день и пролежал в постели один.

– Он вызывал врача?

– В том-то и дело, что нет.

– А еще соседка сказала, что он очень убивался, когда Алла переехала.

– А что, Полетова сняла другую квартиру?

– Нет, купила, и там идет ремонт.

– Она жила в квартире, где идет ремонт?

– Нет, жила она у жениха, но все вещи перевезла в одну из комнат своей новой квартиры.

– Алик помогал ей перевозить вещи?

– Нет, вещи перевезли грузчики, которых нанял Вадим.

– Молодые собирались жить в квартире, которую купила Алла?

– Нет, они собирались жить у жениха.

– Зачем же она купила квартиру? – спросил Морис.

– Ну, чтобы иметь свое гнездышко на всякий случай…

Мирослава ни на минуту не поверила, что злодеем, убившим Аллу, был сосед – ее тайный воздыхатель Алик, но решила не омрачать Шуриного приподнятого настроения перед поездкой в гости к тете.

Морис с удовольствием пил чай, заваренный тетушкой Викторией. Он взял одну ватрушку с курагой и попробовал ее. Было вкусно. За столом сидели приятные люди: сама тетя, ее молодой муж Игорь, Шура Наполеонов, Мирослава Волгина и он сам.

Виктория тем временем рассказывала о местной эскулапше, которую ненавидели все пациенты. Виктория вступилась за свою старенькую соседку и в результате сцепилась с докторицей. Естественно, она одержала победу, но, по-видимому, ей этого было мало, потому что она на полном серьезе сказала:

– Я ее убью. Это уже решено.

Морис поперхнулся чаем, и Шура заботливо постучал его по спине. Миндаугас же ошарашенно обвел взглядом присутствующих: никто не возмутился заявлением Виктории, все восприняли его как должное.

Мирослава поинтересовалась у тетки:

– Ты уже придумала план убийства?

– Да, – ответила Виктория, – я решила ее утопить.

Морис замер.

– Хотя, – проговорила Виктория задумчиво, – вполне возможно, я придумаю для нее что-то более изуверское.

Морис вскочил из-за стола и, забыв о приличиях, вынесся из комнаты. Ему вслед раздался тихий смех и шушуканье.

«О мой бог! – подумал Миндаугас. – Я попал в общество маньяков?! Но как же Мирослава? Она же детектив! А Шура следователь полиции! И оба они относятся к планированию убийства как к предложению отправиться на пикник или обсуждению фасона новой шляпки».

Мирослава Волгина догнала его у машины.

– Ты куда? – спросила она.

– Я, я не знаю!

– На тебе лица нет. Что случилось, радость моя?

– И вы еще спрашиваете?!

– Конечно, спрашиваю, должна же я знать, что заставило тебя так невежливо удалиться.

– Что заставило?! – воскликнул он.

– Тетя огорчилась…

– Огорчилась?!

– Морис! Да что произошло?

– В присутствии двух детективов и следователя ваша тетя обсуждает план убийства врача местной поликлиники, и никто ей не возражает. Это нормально?!

– Это нормально, – рассмеялась Мирослава.

– Ну, знаете ли…

– Морис, солнышко, моя тетя писатель. И убьет она экскулапшу в своем новом детективе, естественно, изменив ее имя и фамилию.

– В детективе? – недоверчиво переспросил Морис.

Мирослава кивнула и улыбнулась.

– Вы не шутите?

– Дорогой, ну кто же этим шутит?

Миндаугас вытер пот со лба, позволил Мирославе взять себя за руку, отвести в гостиную и снова усадить за стол.

– Тетя, извини, – сказала Мирослава, – Морис тебя не так понял.

– Да, извините, – проговорил почувствовавший себя неловко Миндаугас.

– Ой, я балда! – весело воскликнула Виктория и хлопнула себя по лбу. – Это вы простите меня за то, что напугала вас. Я не сообразила, что вы не в курсе того, как я придумываю свои детективы.

К облегчению Мориса, дальнейший разговор потек в мирном русле, и он остался доволен вечером, проведенным в доме писательницы.

Когда они вернулись домой, вечерние сумерки стелили мягкий свет, как соломку, чтобы никто не ушибся, если вдруг упадет… Веяло прохладой и приятно пахло уже начинающими отцветать нарциссами.

Шура и Морис сразу же отправились на кухню пить чай с пирогами, которые, несмотря на протесты, вручила им с собой тетя Виктория, а Мирослава присела на крыльце.

Рядом сразу же примостился Дон. Волгина запустила пальцы в густую мягкую шерсть кота, и он тотчас замурлыкал.

– Ласкуша моя, – нежно проговорила Мирослава.

Кот жмурил умные глаза янтарного цвета, которые сейчас казались темными из-за расширенных зрачков, и млел от удовольствия.

Морис застыл в дверях с двумя чашками мятного чая на подносе. Он невольно залюбовался прижавшимися друг к другу девушкой и котом. Их взаимная любовь пробуждала в его душе сентиментальность.

Первое время Морис просто приходил в изумление, наблюдая, как Мирослава и Дон беседуют между собой. Он не понимал, как можно разговаривать с котом и притом вполне осмысленно. Нет, если бы она что-то там говорила ему ласковое, и все. Но они же понимали друг друга! Кот постоянно менял интонацию, тембр звука и длительность звуков. Он то мяукал, то урчал, то скрипел, как несмазанное колесо…

Когда однажды Дон подошел к нему и мяукнул, Морис погладил его, но кот продолжал чего-то настойчиво домогаться от него. Чего именно, Морис не понимал, а голос кота становился все более раздраженным.

– Чего он хочет? – растерянно спросил Морис у Мирославы.

– Хочет, чтобы ты открыл балкон, – отозвалась она скучным голосом.

– Балкон?!

– Он что, не может спуститься в сад?

– Видишь ли, Дон долгое время прожил в квартире. Меня дома не было целыми днями, а он сидел на балконе и, как восточный принц, глядел на мир сквозь витые прутья. Вот теперь его ностальгия мучает. Дон у нас консерватор.

Морис открыл балкон, и кот важно прошествовал мимо него, улегся на перила и зажмурил глаза.

– Это правда? – недоверчиво спросил Морис.

Кот коротко мяукнул в ответ.

Мирославе захотелось подышать воздухом, но не на балконе, а на крыльце. Морис проследовал за ней и задержался на пороге.

– Чего это меня все бросили? – раздался возмущенный голос Шуры.

Наполеонов выпихнул Мориса из дверей.

– Что ты застыл, как пробка? – проворчал он.

Миндаугас, умудрившийся не расплескать чай, поставил поднос на крыльцо рядом с Мирославой.

– Я принес мятный чай.

Мирослава взяла чашку и сделала пару глотков. Морис взял вторую.

– А мне никто ни чая не принесет, ни пирога, – ворчал Наполеонов, – приходится самому о себе заботиться. – В руках он держал тарелку с большим куском пирога.

– Шура, как в тебя столько лезет, – проговорила Мирослава, – у тети ел, ел и опять жуешь.

– Ну, не пропадать же добру, – оправдывался Наполеонов. – А ты чего тут пригорюнилась? – спросил он Мирославу.

– Ночь хорошая, – ответила она.

– Ночь как ночь…

– Не скажи, в весенних ночах есть особое колдовство.

– Какое еще колдовство?

– Тихой весенней ночью, когда все цветет, благоухает, шепчутся листья деревьев, птицы поют, задумчивая луна льет на землю поток прозрачного света, невольно верится, что душа бессмертна.

– Эк тебя на философию потянуло, – проговорил Шура с полным ртом.

– И еще мне твоего Алика жалко, – неожиданно сказала Волгина.

– Ничего он не мой. – Следователь доел пирог и запил его чаем из чашки подруги.

– В переносном смысле.

– И чего это ты жалеть его вздумала?

– Так замордуешь же парня.

– Ишь ты!

– Не там ищешь, Шура.

– Я ищу везде, где только можно. А если ты знаешь, где именно искать, подскажи.

– Не знаю я… пока…

– Ну вот, – сказал следователь.

Однако слово «пока», которое обронила подруга детства, согрело его душу. Оно может значить, что Волгину заинтересовало дело и она будет думать о нем.