Текст книги "Влюбленный убийца"

– И кто это сделал?

– Я не ясновидящий, поэтому ищем.

– Надеюсь, вы не подозреваете Олю? – встревожился Лесниковский.

– Мы всех должны подозревать по долгу службы…

– Но это же абсурд!

– Возможно. Скажите лучше, во сколько вы встретились в тот вечер с Ольгой и во сколько расстались?

– Встретились около семи. Я подъехал минут без десяти семь, а Ольга уже сидела на скамейке напротив кафе. И было двадцать минут десятого, когда я посадил ее в такси.

– Вы уверены в этом?

– Да, я посмотрел на часы. И потом, можно узнать у таксиста. Я записал номер машины.

– Зачем?

– Затем, что такси вызывал я и мне сказали номер.

– Это хорошо.

Лесниковский назвал номер машины.

– А вас таксист видел?

Лесниковский горько усмехнулся:

– Уж не думаете ли вы, что я убил Юру?

– Так видел или нет?

– Видел, видел. Пожилой дядечка с усами, и видно, что старой закалки.

– Почему вы так решили?

– Он проворчал, что в его время кавалеры сами своих девушек до дому провожали.

– Точно подмечено, – проговорил Шура.

Лесниковский пожал плечами:

– Времена изменились, дамы и кавалеры тоже. К тому же мы с Олей друзья, и самое главное, что она сама изъявила желание ехать на такси.

Наполеонов кивнул:

– Я ведь вас, Марк Витальевич, и не обвиняю.

– И на том спасибо.

– Скажите, а кем вы работаете?

– Это относится к делу?

– Нет, простое человеческое любопытство. Полицейские ведь тоже люди, – улыбнулся Наполеонов.

– Руковожу рекламным агентством. – Немного погодя он добавил: – Понимаете, работы почти всегда по самую макушку.

– Понимаю, – отозвался Наполеонов, – сам не могу пожаловаться на отсутствие занятости.

– Я могу увидеться с Олей? – спросил Лесниковский.

– Кто же может вам в этом помешать?

– Она даже не позвонила мне, – проговорил Марк тихо.

Наполеонов ничего не ответил, положил на столик деньги за кофе и пару пирожков и, кивнув на прощание хмурому Лесниковскому, вышел из кафе.

Глава 8

Старший лейтенант Любава Залесская обожала весну. Нет, конечно, не март и даже не апрель, а май, когда зацветали сады. В это время она невольно замедляла шаг возле цветущих вишен и вспоминала сад своих родителей.

Вчера мама по телефону сказала, что черешни в Полтаве уже отцвели, и они с отцом очень надеются, что она приедет в начале лета, когда будут варить варенье.

О! Варенье из черешни – это песня! Темно-рубиновое, сладкое, с легкой кислинкой. Съешь ложечку, и сразу вырисовываются яркие картинки родного края. Просто хоть плачь! Но плакать Любава не любила, не тот характер.

Последний раз она плакала два года назад, в Москве, около Курского вокзала. Она просидела там несколько часов, постоянно набирая номер телефона на сотовом и слушая механический ответ: «Абонент не отвечает, позвоните позже». Это было невыносимо, боль сжала сердце в кулак, и Любава заплакала.

– Девушка, почему вы плачете? – раздался рядом мужской голос. – У вас что-нибудь украли?

Она хотела ответить – облегчить душу, но машинально схватилась руками за чемодан и отрицательно покачала головой.

– Опоздали на поезд? – продолжал он расспрашивать ее.

Она снова качнула головой.

– Вас кто-то обидел?

– Да, – выдохнула девушка.

– Кто?

– Он…

– Понятно…

– Он не пришел! – неожиданно громко выкрикнула она.

И столько отчаяния было в этом крике, что незнакомец невольно дотронулся до ее руки успокаивающим движением.

– Ну и шайтан с ним! – сказал он.

– Шайтан?

– Конечно, чего же еще может заслуживать проходимец, обманувший такую замечательную девушку.

Звучание его голоса как-то странно убаюкивало Любаву.

– Вы откуда приехали? – тем временем спросил он.

– Из Полтавы.

– О! Помню, Гоголь, «Вечера на хуторе близ Диканьки»…

Она невольно улыбнулась. И тут же спохватилась:

– Мне некуда идти, и я боюсь одна ночью ночевать на вокзале.

– Ну, это не проблема. Сейчас мы поедем в гостиницу и там переночуем.

Любава замерла, денег у нее на гостиницу не было, поэтому она потупилась и тихо сказала:

– Спасибо, но я лучше здесь.

Он догадался и произнес спокойно:

– Я вам оставлю свой адрес, и вы потом мне деньги вышлете. Вы, кстати, кем работаете?

– В милиции служила…

– А сейчас?

– Как ехать в Москву, уволилась.

– Замечательно, все равно мы с вами коллеги. Я служу в полиции. Кстати, разрешите представиться, Ринат Ахметов, капитан полиции. А как вас зовут?

– Любава, – и немного подумав, добавила, – старший лейтенант.

– Ну, что ж, старшой, будем трогаться? – улыбнулся он.

И не дожидаясь ответа Любавы, подхватил ее чемодан, взял саму девушку за руку и уверенно двинулся в сторону метро. Когда они оказались в гостинице, Любава уже еле держалась на ногах и не вмешивалась в действия невольного спасителя.

Решив все вопросы, он проводил ее в номер, сказал, что он через две двери от нее, оставил номер своего сотового и, произнеся «Йокы», направился к двери.

– Что? – растерянно переспросила она, глядя ему в спину.

– Спокойной ночи по-татарски.

– Рэхмэт, – произнесла она единственное известное ей слово.

– Зурус.

Она не стала переспрашивать, что он сказал на этот раз, догадалась сама, что это было – пожалуйста.

В 8 утра раздался стук в дверь. Любава еле разлепила веки, набросила халат, доползла до двери и открыла ее. На пороге стоял Ринат.

– Так рано? – жалобно произнесла девушка.

– Через три часа у нас поезд. Нужно успеть собраться и доехать до Казанского вокзала.

– Какой поезд? – спросила она недоуменно.

– Поедешь со мной, я звонил Гузель. Мы посоветовались, и она сказала, что я должен привезти тебя к нам.

– А кто такая Гузель? – спросила она растерянно.

– Гузель – моя любимая жена.

– У тебя их несколько?

– Ну, что ты, – весело рассмеялся он, – Гузель – единственная и неповторимая. Но у нас есть еще дочка Айгуль, Гуля.

– Так ты женат…

– Это плохо?

– Нет, но я не понимаю…

– Чего?

– Ты остановился…

– Так ты же плакала.

– Но все равно…

– Знаешь, это естественно, когда люди помогают друг другу.

– Наверное…

– Тогда умывайся и собирайся. Потом пойдем перекусим.

– Но я не могу ехать с тобой! – воскликнула она.

– Это еще почему? – искренне удивился он.

– Что скажет твоя жена?

– Я же тебе только что сказал, что Гузель велела привезти тебя к нам.

Любава закусила губу и уставилась на пол.

– Послушай, – сказал он мягко, взял ее за руку, завел в номер, усадил на кровать и сел рядом. – Домой ты в таком состоянии вернуться не можешь.

– Не могу, – согласилась она.

– Куда тебе податься, ты не знаешь. А на мне лежит ответственность за тебя.

– Это еще почему?! – удивилась она.

– Я начал принимать участие в твоей жизни и должен довести дело до конца. Иначе моей душе не будет покоя.

– Ты странный, – сказала она.

– Я – полицейский…

– Ну, я тоже в некотором роде.

– Вот и прекрасно, мы должны помогать друг другу.

Любава сама не знала почему, но перестала перечить Ринату и, чуть меньше, чем через сутки, переступила порог его квартиры. Их встретила удивительно красивая молодая женщина. Казалось, все в ее внешности светится и переливается – красивая золотистая кожа, блестящие карие глаза, струящиеся черным сверкающим водопадом волосы и белоснежная улыбка, озарявшая все ее лицо.

– Гузель, – она протянула маленькую энергичную руку.

– Любава, – произнесла Залесская, отвечая на крепкое пожатие.

А дальше все сложилось само собой, удивительно и просто одновременно. С Гузель они буквально с первого дня стали близкими подругами. В этот же вечер, когда они остались одни, Любава рассказала ей о своей печальной любви. О том, как она потеряла голову, влюбившись в приезжего, оказавшегося москвичом.

Они встречались месяц, он обещал ей золотые горы, клялся в вечной любви. За день до его отъезда Любава спросила, что же будет теперь с их любовью. Он сказал – увольняйся и приезжай ко мне. Она сообщила ему о времени прибытия поезда. Но он так и не появился, а телефон просто отключил.

– Ну, и шайтан с ним, – точно так же, как муж, сказала Гузель.

Было решено, что Любава поживет у них, придет в себя и заодно решит, что ей делать дальше.

Залесская искренне полюбила дочку приютившей ее пары Гулю и проводила с ней большую часть своего времени. А также всячески старалась помочь Гузель в ведении домашнего хозяйства, хотя та и отказывалась от ее услуг. Но Любава была непреклонна.

Она стала задумываться и о том, где бы подыскать временную работу. И вот однажды за поздним ужином, когда она поделилась своими мыслями с Ринатом, он сказал: а чего тебе искать, нам оперативники нужны, вот и устраивайся.

– Но как же… – начала она.

– Ты согласна или нет? – спросил он прямо.

– Да…

Так Любава осталась в этом городе, получила вид на жительство, разрешение на работу и стала служить в полиции. Жить она стала на съемной квартире, хоть гостеприимная пара и не желала ее отпускать от себя.

А в прошлом году Любаве удалось уговорить Гузель съездить с Гулей к ее родителям и там отдохнуть летом с ребенком. Отдых удался, обе путешественницы вернулись домой, переполненные чудесными впечатлениями и нагруженные, как лошадки, тарами с маминым вареньем и подарками.

Гузель заранее предупредила мужа по телефону, что их в поезд загружали несколько человек под руководством мамы Любавы, и выгрузить их один Ринат не сумеет, помощи Любавы будет тоже недостаточно. Поэтому встречали их и доставляли домой практически всем отделом. Варенье досталось всем, так как его было столько, что Карлсон просто обзавидовался бы.

* * *

Любава благодарно улыбнулась своим воспоминаниям и наступившему майскому дню. Узорчатые тени, отбрасываемые молодой листвой, тихо трепетали, отражая прикосновение невидимого ветра.

А вот и подъезд, где живут свидетели, которых ей нужно опросить. Она позвонила в дверь квартиры № 18.

На вопрос, кто там, представилась и сказала, что ей нужно поговорить с Алевтиной Марковной Завьяловой.

Дверь распахнулась. На пороге стояла симпатичная пожилая женщина с фигурой двадцатилетней девушки, в ярком халате, расписанном безмолвно горланящими петухами с оранжевыми и зелеными хвостами.

– Алевтина Марковна – это я.

Любава протянула ей свое удостоверение, и женщина внимательно прочитала его, прежде чем пригласить Залесскую в квартиру.

– Вы из-за Оленькиного жениха? – спросила она, проведя гостью на небольшую уютную кухню.

Вероятно, хозяйка питала к петухам трепетную привязанность, так как эти птицы были и на шторах, и на клеенке, а парочка даже висела на стене в рамочке.

– Вам нравится? – спросила хозяйка, перехватив взгляд Любавы.

– Очень, – кивнула Любава.

– Вы какой любите чай?

– Выпью любой, какой нальете.

– Тогда черный индийский. А это вишневое варенье, – хозяйка придвинула поближе к Любаве вазочку на ребристой ножке.

– Сами варили? – спросила Любава, зачерпнув варенье ложечкой.

Хозяйка с гордостью кивнула.

– Очень вкусно. Вы добавляли лимонную кислоту?

– Самую малость. Как вы узнали?

– Моя мама варит варенье из черешен и добавляет немного.

После первой чашки чая, Залесская перешла к тому, зачем пришла:

– Алевтина Марковна, расскажите мне, пожалуйста, все, что вы помните о визите к Ольге Данилиной бывшей невесты Ставрова Юлии Лопыревой.

– Да, понимаю. Вы ее подозреваете?

– Это решает следователь.

– Понимаю, – снова проговорила Завьялова. Она помолчала и начала рассказывать:

– Я услышала сильный шум, крики и решила посмотреть, что же происходит. Глянула в глазок и увидела злющую девицу, наскакивающую на нашу соседку Оленьку. Я, естественно, открыла дверь и стала просить ее прекратить хулиганить.

– А она?

– Сначала не обращала внимания, а потом обернулась и обматерила меня. Я была настолько потрясена, что даже растерялась. Но когда она бросилась на Ольгу, я стала ее оттаскивать и пригрозила вызвать полицию. Однако это не произвело на хулиганку никакого впечатления. Хорошо, что дверь открыл наш сосед Лаврентий Петрович из двадцатой квартиры. Он просто скрутил ее, стащил с лестницы и выпихнул из подъезда. Но она еще и на улице продолжала орать благим матом довольно долго.

– А еще когда-нибудь вы видели эту девушку? – спросила Любава.

– Нет, бог миловал.

Завьялова внимательно прочитала протокол и поставила свою подпись. Залесская поблагодарила женщину и направилась к двадцатой квартире.

На ее счастье Лаврентий Петрович оказался дома. Он сразу распахнул дверь и, прищурившись, посмотрел на Любаву.

– Вам кого, милая девушка? – спросил он.

Любава протянула ему удостоверение:

– Я хотела бы поговорить с Лаврентием Петровичем Чекмаревым.

– Так вы уже с ним и разговариваете. Но думаю, что будет лучше, если вы пройдете в квартиру.

– Спасибо, – сказала Любава.

Хозяин провел ее в гостиную, уставленную старой, но добротной мебелью, и предложил выбрать между креслом и диваном. Любава опустилась в кресло. Чекмарев сел в точно такое же напротив нее.

– Итак, чем могу быть полезен?

– Лаврентий Петрович, расскажите мне, пожалуйста, о своей соседке Ольге Петровне Данилиной.

– Об Оленьке?

Любава невольно кивнула, встретив его встревоженный и одновременно растерянный взгляд.

– Вы из полиции, – тихо проговорил мужчина, – значит, знаете, что Оленька потеряла жениха.

– Да, это нам известно, и теперь мы ищем того, кто совершил преступление. Поэтому нам нужно как можно больше знать о самой Данилиной.

– Надеюсь, вы саму Ольгу не подозреваете? – горько усмехнулся Лаврентий Петрович.

– Этот вопрос не в моей компетенции, – уклончиво ответила Любава.

– Понятно. Спрашивайте, что вас интересует.

– Как вы можете охарактеризовать Данилину?

– Оленька поселилась в нашем доме несколько лет назад. Люди узнали, что она работает медсестрой, и стали к ней обращаться – кто попросит давление измерить, кто укол сделать. Оля никому не отказывала. Зимой соседке снизу плохо стало, а «Скорая» все не ехала. Дочка соседки к Оле прибежала, а был уже третий час ночи. Так Оля не только спустилась к ним и давление измерила, первую помощь оказала, но и сидела у постели больной до приезда «Скорой».

– Значит, Данилина – девушка добрая, отзывчивая?

Чекмарев согласно кивнул.

– А что вы знаете о ее личной жизни?

– Да что я об этом могу знать?! Оля – девушка молодая, не будет же она старику-соседу свои сердечные секреты доверять. Так что ее наперсником я не был.

– Я не о секретах, Лаврентий Петрович, а о явном. Вы вот, например, знали, что Ольга замуж собралась?

– Знал, об этом соседка из восемнадцатой квартиры, Алевтина Марковна, недавно обмолвилась. Но я подробностей выспрашивать не стал, – с достоинством ответил Чекмарев.

– А жениха Данилиной вы видели?

– Да, я встречал его в подъезде и возле него. Он был воспитанным молодым человеком, всегда первым здоровался.

– А до этого за Данилиной кто-нибудь еще ухаживал?

– Наверное, ухаживали, девушка она симпатичная, но кто именно, мне неизвестно.

– А вы не помните тот случай, когда к Данилиной пришла бывшая девушка ее жениха Юрия Ставрова?

– Фамилию жениха Оленьки я не знал, как и того, что эта особа – его бывшая. Просто услышал страшный шум в подъезде, открыл дверь. Смотрю, какая-то разъяренная девица, вся перемазанная краской.

– Какой краской? – удивилась Любава.

– Ну, это теперь макияжем называется.

– Понятно, продолжайте.

– Так вот, эта девица наскакивает на Олю, Алевтина Марковна пытается ее вразумить, а эта бессовестная кроет пожилую женщину отборным матом. Ну, я не выдержал, взял ее за шкирку да и выволок из подъезда.

– Это все?

– Все.

– А вы не слышали, чтобы она угрожала Данилиной?

– Как же не слышал?! – искренне возмутился Чекмарев, – я же не глухой! Обещала она Оленьку убить и всякие проклятья на ее голову призывала. Вроде бы Оленька у нее жениха отбила и счастья ее лишила.

– Понятно. Девица больше к Ольге не приходила?

– Думаю, нет. По крайней мере, я ее больше не видел.

– А что Данилина?

– Как – что?! Расстроилась, естественно. Алевтина Марковна потом мне рассказала, что Оля не только не отбивала жениха у этой наштукатуренной, но даже и не подозревала о ее существовании.

Протокол Чекмарев подписал не читая.

– Большое вам, Лаврентий Петрович, спасибо. Вы нам очень помогли.

– Да какая уж от меня вам в этом деле помощь. Но, если что понадобится, приходите. Жениха Оленьке не вернешь, но возмездие должно свершиться.

Любава тоже так считала. Но разыскать убийцу и доказать его вину не так легко, как кажется со стороны.

Глава 9

Частный детектив и близкий друг следователя Наполеонова Мирослава Волгина сидела на скамье возле грядки с только что распустившимися ландышами и думала о глобальном… А именно – о странном, с ее точки зрения, свойстве времени: почему весна пролетает мгновенно, лето идет быстрым шагом, осень по скорости прохождения ненамного отстает от лета, а вот зима тянется почти до бесконечности…

И может быть, на голову ей свалилось бы… ах да, яблок еще нет. Ну, хотя бы лепесток от яблоневого цветка упал, и она бы сделала открытие, изменившее взгляд всего человечества на время, однако голос Мориса Миндаугаса не дал свершиться чуду, возвестив, что на их голову вот-вот свалится Шура Наполеонов.

Мирослава еще раз с наслаждением вдохнула аромат ландышей и пошла в дом. Ее верный секретарь и помощник Морис Миндаугас хлопотал на кухне.

– Минут через двадцать будет готова курица, – проговорил он, не оборачиваясь.

– Над чем это ты там колдуешь? – просила Мирослава, заглядывая ему через плечо.

– Над клубничным десертом. Сегодня в теплице целую миску собрал.

– Лучше бы мы ее так съели, – с сожалением вздохнула Мирослава.

– К завтрашнему утру еще поспеет, – улыбнулся Морис, – а эту я приготовлю со взбитыми сливками так, как любит Шура.

– Можно подумать, что он не мой, а твой друг детства, – усмехнулась Мирослава, – ты так трогательно заботишься о его желудке.

– Работа головы и расположение духа нередко зависят именно от правильного заполнения желудка.

– Лучше признайся, что тебе захотелось опробовать на Шуре какой-то новый рецепт, – хмыкнула Мирослава.

– Не признаюсь, – улыбнулся Морис, – рецепт старый как мир.

– Так я тебе и поверила.

Неизвестно, сколько времени они бы еще обменивались шпильками, если бы не звонок у ворот.

– Ну, вот и Шура. Кто откроет?

– На этот раз вы. Я занят приготовлением блюда.

Мирослава фыркнула, и вскоре ворота разъехались, впуская белую машину Александра Наполеонова.

– Ну, вот и наш победитель на белом железном коне пожаловал, – проговорила Мирослава, встречая друга детства.

Он вышел из авто, приподнялся на цыпочки, чмокнул Мирославу в щеку и проговорил печально:

– Увы, до победы пока далеко.

– Ладно, мой руки и проходи в столовую. Морис там ужин уже накрывает.

– Это я всегда готов, – живо откликнулся Шура.

Жареная курица, разрезанная на кусочки и окруженная овощным салатом, так аппетитно благоухала на блюде, что Шура невольно зажмурил глаза.

– Смотри, не замурлыкай, – пошутила Мирослава.

– У вас и без меня есть, кому мурлыкать, – парировал Шура и покосился на Дона, растянувшегося на подоконнике.

Пушистый черный кот приоткрыл один глаз, коротко проскрипел, как несмазанное колесо старой телеги, и снова задремал.

– И что сие значит?

– Он с тобой поздоровался, – усмехнулась Мирослава.

– А я подозреваю, что Морис уже накормил его курицей, и нам дадут то, что не доел кот, – притворно сварливо проворчал Наполеонов.

Все засмеялись, естественно, кроме кота, и уселись за стол. Пока гость не расправился с курицей и салатом, хозяева не задавали ему вопросов.

Но как только он принялся за клубничный десерт, Волгина спросила, есть что-нибудь новенькое по делу.

– Тебя случайно никто из родственников Ставрова не нанял?

– Нет, я бы тебе сказала. Скорее всего, они верят, что полиция сама раскроет это дело.

– Я тоже так думаю…

Шура старательно облизал ложку и подумал, что у котов перед людьми есть важное преимущество. Они могут облизать свою миску, и никто не сделает им замечание, а что скажут даже близкие друзья, если следователь начнет облизывать блюдце? Наполеонов вздохнул и придвинул к себе чашку с чаем.

– Могу сказать, что, хотя мы никогда всерьез и не подозревали невесту потерпевшего в убийстве жениха, теперь с нее сняты все подозрения. Во-первых, ее бывший одноклассник подтвердил, что она была с ним, во-вторых, нашли таксиста, который вез Ольгу. И в это время убийство уже было совершено.

– А что с отпечатками пальцев в квартире убитого?

– Отпечатки имеются, и много. Но что толку, если сравнить их не с чем…

– Ты говорил, что на столе были бутылка коньяка и закуска. Чьи на них пальчики? Тоже нет претендентов для сравнения?

– А вот на всем на этом пальчиков как раз и нет.

– То есть?!

– Все тщательно протерто.

– Интересно…

– Еще интереснее то, что на ноже, которым был нанесен роковой удар, сохранились четкие отпечатки пальцев.

– Они не Ольгины?

– Нет.

– Но это не снимает подозрений с того, кто ужинал с убитым. Хотя зачем им стирать отпечатки с посуды и оставлять на ноже…

– Загадка.

– А нож принадлежит жертве?

– Нет. Невеста в этом уверена. Мы осмотрели все ножи в доме, они действительно резко отличаются от того, которым он был убит.

– Чем?

– Ножи в доме жертвы современные и куплены не так давно в дорогом магазине. А тот, которым его убили, допотопный, советских времен.

– Что же получается, что тот, кто его убил, шел убивать намеренно?

– Похоже на то.

– А замок проверили?

– Да. Его открывали только родным ключом.

– Выходит, что Ставров сам открыл дверь убийце…

– Выходит.

– Если так, то искать преступника следует в недалеком круге общения убитого. Мне только непонятно, зачем убийца стер следы с посуды…

Шура пожал плечами и отправил в рот неизвестно какое по счету печенье.

– Абсолютно посторонний человек был бы уверен, что его невозможно связать с убитым и его пальчики полиции ничего не скажут, – продолжила Мирослава, – но если это был знакомый, то у него имелась причина опасаться быть обнаруженным при снятии отпечатков. И в то же время он оставил отпечатки на ноже…

– Как это по-русски, – проговорил Морис, – «и на старуху бывает проруха».

– Да, это может быть объяснением… – с сомнением в голосе согласилась Мирослава.

– Соседи подтвердили, что Юлия Лопырева, бывшая невеста, угрожала Ольге, – сказал Наполеонов.

– А сестра?

– Дорогая, я не метеор. Хотя после информации о том, что Лопареву задерживали, оперативники поговорили с работниками кафе, побывали в местном отделении полиции и сравнили ее отпечатки с найденными в квартире Ставрова. Нет там ее отпечатков.

* * *

Позднее Наполеонов позвонил матери и предупредил, что ночевать останется у Волгиной. Та не удивилась и не возражала, потому что это было обычным явлением.

Медленно лиловели сумерки, когда они расположились на крыльце как кому было удобно. Шура просто сел и поставил ноги на ступени, Мирослава прислонилась спиной к перилам, на которых расположился Дон. А Морис вытянулся во весь свой немаленький рост и стал разглядывать медленно проступающие в небе звезды.

Шура покосился на него и проворчал:

– Ну почему одним – все, а другим – самую малость?

Природа действительно не поскупилась при сотворении Мориса Миндаугаса – рост около двух метров и фигура, как у викингов, какими их изображали на старых гравюрах. Только светлые волосы довольно коротко пострижены, и голубые глаза меняют оттенок от светло-голубого, почти прозрачного, до бирюзового или серого с холодком – в зависимости от настроения Миндаугаса.

На ворчливые причитания Шуры Морис только лениво улыбнулся.

Наполеонов вздохнул и положил руку на гитару, которую Мирослава предусмотрительно принесла из комнаты, считавшейся в этом доме Шуриной, и положила рядом со следователем. Пальцы Шуры легко пробежали по струнам любимого инструмента.

А когда он заметил, что Морис и Мирослава приготовились слушать, взял гитару в руки и спустя полминуты запел красивым, сочным баритоном:

 
Время летит на ковре самолете
И не задерживается в полете.
Вроде бы только явился на свет
И вот уже празднуешь сколько-то лет…
А сколько бы дел переделать хотелось
И сколько всего совершить, воплотить.
И чтобы подольше любилось и пелось.
Но время, как птица, летит и летит.
А впрочем, пускай, спорить с ним я не стану
И сколько отпущено, буду я жить.
Да так, что и в старости я не устану
Учиться, работать, любить и дружить.
 

– Хорошо, – тихо обронил Морис.

А Мирослава приобняла Шуру и точно так же, как Дон, прижалась к нему головой и ласково потерлась:

– Шурочка, ты восхитителен.

Наполеонову этого было вполне достаточно для счастья. Посидев еще полчасика, они разошлись по своим комнатам.