Текст книги "Когда ты станешь Богом"

Трудней всего терять несбывшееся

1987 год

Новый год новой жизни Марина встретила дома, в семейном кругу. Она сама испекла шоколадный торт. В прошлой жизни это был один из ее любимых и проверенных рецептов, поэтому и исполнила она его на пять с плюсом.

Отец не мог нарадоваться, какой стала его дочь – и училась на отлично, и похудела, и родителей слушает, и гулять не просится – все свободное время проводит или за книжками, или на тренировках.

Мать делала вид, что не замечает перевоплощения дочери. «Торт испекла? Ну хорошо, может, попробую вечером».

«Пять по истории? Тоже мне предмет. Выучила дату Куликовской битвы, и за это пять?!»

«Похудела? Давно пора следить за тем, что запихиваешь в рот!»

Вот и вся ее поддержка и добрые слова в адрес дочери.

Переживала ли Марина? Конечно! Когда обида подступала к горлу и застревала комом, она старалась сразу переключаться на то хорошее, что есть в ее жизни. А хорошего у нее было много – почти все. Не считая отношений с мамой.

Еще один приятный сюрприз преподнесла Даша: сестра стала тянуться к Марине и советоваться по любому поводу.

Как-то она пригласила в гости одноклассника, проводила его на кухню, налила чай, отрезала пирог с вишней, который испекла Марина, а сама быстро забежала к сестре в комнату и попросила:

– Посиди с нами и скажи, как он тебе?

Марина не без интереса пошла на кухню.

Парня звали Рома. Он был очень смазлив и внешне напоминал Юрия Шатунова, о котором все очень скоро узнают. Романтический герой, видимо, только запихнул в себя кусок пирога и не ожидал, что сестры так быстро вернутся. Он пытался поскорей проглотить то, что было во рту, запив пирог большим глотком обжигающего чая. Марина прекрасно помнила Рому из прошлой жизни. Ее сестра умела крутить парнями. Но этот парень отличался от других, потому что крутил сестрой. И делал это не спеша и с наслаждением, потому что видел, что Даша на крючке.

С опытом сорокалетней женщины Марина также смогла сделать вывод, что парень сам от себя без ума, никаких чувств к сестре никогда не испытывал, и в их отношениях, если это вообще можно было назвать отношениями, ему нравились любовь и внимание Даши. Сестра же вела себя как влюбленная дура, и от Марины ждала, что она тоже начнет пускать слюни и восхищаться Ромео.

Пока Марина сидела на стуле, рассматривая кавалера и вспоминая, чем именно он насолил сестре в прошлой жизни и чем закончилась вся эта сладкая канитель, Ромео прожевал пирог и открыл свой красивый, как у кинозвезды, рот. Правда, слова, которые произносил этот самый рот, не отличались не только умом, но и тактом.

Сначала он назвал девочку пипеткой и сказал, что все ее игрушки уже уснули и ей тоже давно пора спать. Потом вдруг с профессорским видом стал объяснять, что математика – самый важный предмет в школе и она не должна ее запускать.

Марина встала, взяла из вазы яблоко и четко и громко произнесла:

– Я считаю, что не каждое оценочное суждение должно служить модификатором поведения.

Пока он, не мигая, смотрел на юную нахалку, она поцеловала сестру в щеку, шепнула: «Прости, но он болван» – и направилась в свою комнату.

Очень скоро Даша проводила кавалера домой и зашла к ней.

– Не понравился? – с выражением глубокого удивления на лице спросила она.

– Нарцисс.

– Что же мне делать? Он мне так нравится, – надув губки, призналась она.

А Марина как раз вспомнила, что именно этот Роман обидел сестру тем, что стал встречаться с ее лучшей подругой Леной.

Девочка пожала плечами:

– Присмотрись к другим мальчишкам. Этот мне определенно не нравится.

Сестра взъерошила ей волосы и засмеялась:

– Какая деловая колбаса! Не тебе же с ним встречаться! Ладно, прорвемся! – и побежала к себе.

Конечно, в этой ситуации Марина не смогла помочь сестре. Но она и не стремилась. Потому что понимала, что с влюбленной дурочкой ничего поделать нельзя. Даша должна набить свои шишки и научиться отделять зерна от плевел.

А вот с Катей они решили действовать четко по плану: на следующий год та не будет поступать в педагогический институт, а пойдет на программиста. Катя полностью захотела изменить свою судьбу – и профессию получить перспективную, и с умом, а также Мариниными особыми знаниями строить свою успешную жизнь.

* * *

На день Василия вся семья поехала к дедушке и бабушке в гости. Как Марина ни старалась уговорить дедушку еще «пожить», у нее ничего не вышло. Он умер именно в тот день и в тот час, как это было в прошлой жизни.

То же самое произошло с бабушкой через месяц.

Марина пыталась принимать это как должное, убеждая себя, что всегда есть что-то, что она не изменила – но просто потому, что исправить просто не могла.

* * *

Терять родных людей больно всегда. И переживать их смерть во второй раз, даже когда знаешь, в какой момент это произойдет, все равно тяжело. Наверное, даже еще сложнее, чем первый раз.

Тогда их смерть переживала маленькая девочка, а сейчас взрослая женщина с опытом потерь, прожитыми годами, добавляющими мудрости. Это разные переживания и разная боль утраты.

Марина думала, что легко справится с потерями, которые ей не дано было изменить, но нет, она стала винить себя, что была слишком вялой, безынициативной, что мало приложила усилий и поэтому проиграла.

И чем больше она себя терзала, тем с большим рвением мечтала и планировала спасти папу и Влада.

Время утекает сквозь пальцы опущенных рук

1988 год

Время неумолимо шло вперед, и Марине исполнилось уже четырнадцать.

Это был 1988 год. Год, когда семья Овечкиных захватила самолет и попыталась бежать из СССР, год, когда вышел первый рекламный ролик пепси-колы, и год, когда все пошло не так, как планировала Марина.

Был летний майский день, уроки в школе отменили, дети немного прибрали в классе, и их отпустили по домам пораньше. Марина попыталась открыть дверь своим ключом, но не смогла. Кто-то был дома и заперся изнутри. Она позвонила, но ей не открыли. Тогда она стала стучать ногами, и вскоре дверь отворила мама.

– Наконец-то, – пробубнила Марина. – Ты что, уснула, что ли?

Светлана поправила халат:

– Нет, что ты, какой сон? Просто дверь на кухню была закрыта, мы не слышали. Мы с дядей Колей чай пьем.

Марина зашла на кухню. За столом сидел их старый знакомый дядя Коля. Он улыбнулся ей и отхлебнул из чашки.

– Привет, кукла! Как поживаешь?

Девочка взяла со стола печенье:

– Все отлично, а вы как?

Светлана засуетилась:

– Хочешь кушать? Давай я разогрею тебе борщ?

– Нет, не хочу. Пойду в комнату делать уроки, – сказала она спокойно и вышла из кухни.

Как дошла до своей комнаты, Марина не помнила. Еле волоча ватные ноги, она доплелась до кровати, упала на нее и замерла. Перед глазами стояла картинка – дядя Коля сидит на кухне, закинув ногу на ногу, без носков. Если бы ей было четырнадцать лет, может, она и не догадалась бы, но сейчас Марина сразу поняла, что дядя Коля и мама – любовники.

Она не помнила, сколько прошло времени, она просто лежала и смотрела в одну точку – не могла пошевелиться. Мысли гудели в голове, их подгоняли паника и страх.

Вдруг она услышала, как мама в коридоре прощается с дядей Колей. Марина вскочила и быстро нацепила наушники. Когда Светлана зашла к ней, девочка стояла к ней спиной и подтанцовывала. Светлана постояла в дверях, но так и не посмела ее окликнуть.

Когда она вышла, Марина опять села на диван и долго сидела в тишине. Она и вообразить не могла, что мама может изменить папе – просто в голове не укладывалась.

Это надо было срочно обсудить с Катей. Марина переоделась и поехала к ней в университет. Сестра не на шутку испугалась, когда увидела ее в коридоре.

– Все не так! Как же я ошиблась! – Марина подошла ближе и закрыла глаза руками.

– Что случилось? Рассказывай быстрей!

– Это не папа изменяет маме, а мама ему. Мы, как дуры, следим за отцом, а на самом деле мама изменяет папе с дядей Колей.

– Кто такой этот дядя Коля? Я его видела?

– Я даже и не помню, откуда он взялся. По-моему, он нам родственник. На праздники всегда приходил со своей женой…

– Ты помнишь его в прошлой жизни?

Марина задумалась:

– Да, помню. Он частенько околачивался у нас. Только у меня тогда мозгов не хватило понять, что он не просто друг семьи, а друг в маминой постели…

Марина была разбита и физически, и эмоционально. Ей казалось, что у нее полностью забрали все силы, что ее выпотрошили, набив соломой, и теперь она чучело бесхребетное, из которого лезет сено. Очень хотелось плакать, биться в истерике, кричать, но она понимала, что даже на такую простую реакцию у нее нет сил. Она забралась на подоконник и уставилась в пол.

– Может, тебе с мамой поговорить? – посоветовала сестра.

– О чем?

– Понятно же теперь, что разойдутся они по причине того, что твой отец все узнает. Поставь ей ультиматум, чтобы она прекратила все это безобразие. Тогда папа ничего не узнает и не уйдет от вас. Марина встала, сделала несколько шагов по коридору туда-обратно:

– Да. Я скажу ей, что если она не перестанет шляться с чужим мужиком, то я уйду вместе с папой.

– Нет, – возразила Катя, – такими словами кидаться не стоит. Тебе же четырнадцать лет, а не сорок. Постарайся не выдать себя.

Марина кивнула, подошла к сестре и прижалась к ней.

– Все, иду, – ответила она чуть слышно и поспешила домой.

* * *

Когда Марина вернулась, Светлана находилась на кухне. На столе была чашка с чаем, она громко мешала его ложкой и смотрела в одну точку, не замечая дочь. Марина села рядом с ней на диванчик.

– Если папа уйдет, я уйду вместе с ним!

Светлана удивленно посмотрела на дочь:

– Куда папа должен уйти? Что за бред?

– Я тебя предупредила! – Марина встала, но мама дернула ее за платье, и девочка плюхнулась на диванчик.

– Давай рассказывай, кто меня оклеветал?

– Никто! Я не слепая! – Марина заговорила громко, она почти кричала.

– И что же ты видела?

– Я уже не маленькая. И прекрасно понимаю, кем тебе приходится дядя Коля! – Эти слова она проговорила тихо, как будто боялась, что их кто-то услышит, хотя дома, кроме них, никого не было.

Светлана пыталась держать лицо и делала вид, что дочка несет полную ерунду.

– Мне? Дядя Коля? Это тебе он приходится двоюродным дядей по папиной линии.

– А тебе – любовником! – не выдержала и выкрикнула Марина.

Светлана с размаху залепила ей пощечину. Девочка вскочила и убежала в свою комнату. Мать к ней больше не приставала и даже в комнату не входила. К обеду пришла Даша, Марина слышала, как они ворковали на кухне, а папы все не было…

Вечером Марина договорилась с Катей встретиться в кафе неподалеку от дома.

Катя купила по чашке чая и по пирожному. Марине хотелось выть от безысходности, и она не выдержала и наконец-то разрыдалась:

– Было бы куда уйти – я бы сейчас же ушла. Но я ребенок. Мне всего четырнадцать. Что мне делать?

Катя погладила ее по голове и обняла:

– Мы что-нибудь придумаем, не реви.

– Всю прошлую жизнь я мечтала о любви. Я делала все, чтобы она меня заметила. Именно меня. Не свою любимую дочку Дашеньку, а меня. Да, я никогда не была матерью, но я не понимаю, как можно обожать одну дочку и совсем не замечать другую? Знаешь, что я думала раньше?

– Что ты не ее родная дочь?

Марина удивленно посмотрела на Катю и вытерла слезы:

– Нет. Я никогда так не думала. Я считала, что она меня не любит, потому что я плохо учусь, потому что я некрасивая. Я смотрела на Дашу и думала: ну как такую можно не любить? А меня за что? За то, что я училась на одни трояки? За то, что я не похожа на нее?

Катя попыталась возразить сестре, но та не дала ей высказаться и продолжила:

– Но самое главное в другом. Сейчас я лучшая ученица в классе. Нет, даже в школе! В моей комнате всегда порядок. Я похудела и выгляжу сейчас, не как Винни-Пух, а как обыкновенная девочка, я слежу за собой, моя одежда всегда чистая, я сама себе стираю и глажу. Сейчас-то я понимаю, что аккуратность должна прививать дочке мама. С ранних лет! Именно мама должна заплетать дочке косички. А мне заплетает косы папа. Или Даша, когда у нее хорошее настроение. А мама никогда этого не делала. Понимаешь? Я вот такая сейчас худенькая, чистенькая, хорошенькая, умненькая, а она меня все равно не любит!

Катя не знала, что сказать. В ответ на горькую правду трудно найти подходящие слова.

– Но знаешь, что самое страшное? – спросила Марина.

Сестра замотала головой, и у нее в глазах тоже появились слезы.

– Мне уже не нужна ее любовь. В прошлой жизни я подбирала малые крохи ее внимания и радовалась, как дитя, когда она уделяла мне пару минут своего драгоценного времени. А сейчас мне не нужны ни она, ни ее любовь.

Девочка уже немного успокоилась и даже улыбнулась.

– Правда. Вот сейчас говорю тебе это и чувствую облегчение. Как будто огромный груз упал с моих плеч. Сейчас самое главное – спасти папу. И если он уйдет – я уйду вместе с ним и полюблю его Зою Михайловну.

– Она красивая, эта Зоя? Хорошая? – поинтересовалась Катя.

– В прошлой жизни у меня не было возможности узнать, кто она и что значит для моего отца. Он сообщил мне, что уходит, и я решила, что у меня больше нет отца. Я считала его предателем. Кстати, мама ежедневно подливала масла в огонь и не забывала мне напомнить, какой он ужасный и как поступил с нами, девочками, оставив без отцовского внимания и любви. Представляешь, Кать, какая она сука?

Сестра ахнула и даже попробовала Марине прикрыть рот.

– Тише! С ума сошла? Разве можно так говорить?

– Это, между прочим, литературное слово.

– Если не сможешь жить с папой и его Зоей Михайловной, я попробую арендовать квартиру и будем жить вместе. Правда, представляю, что устроит мне мама.

– Не надо. Я уверена, что Зоя Михайловна – хорошая женщина и мы с ней поладим. Она несколько раз поджидала меня у ателье, где я работала после школы. Рассказывала, что папе плохо, что он заболел, что он очень любит меня и хочет видеть. А я, как запрограммированная дура, отвечала: «Я ненавижу вас и папу, горите в аду!»

– Где ты такие слова взяла?

– Как где? У мамы. У нее все должны гореть в аду. Кроме нее и Даши.

– Может, моей маме все расскажем? – предложила Катя.

– Нет. Тетя Уля, конечно, мировая баба, проверенная временем, но от нее ничего не зависит.

– Кстати, а твоя мама выйдет замуж за дядю Колю?

– Конечно нет. У дяди Коли есть тетя Клава. Они как жили, так и будут жить. Дядя Коля через лет десять попадет в аварию и останется инвалидом. А мама так и будет жить одна до конца своих дней. Господи, как же я ее ненавижу!

* * *

Конечно, Марина врала. Не только сестре, но и самой себе. Возможно, ей просто очень хотелось ненавидеть свою мать за то, что всю прошлую жизнь, да и эту тоже, та ее не любила, и за то, что в прошлой жизни по ее вине она не смогла сама стать матерью. Но очень скоро у Марины родилось к ней совсем другое чувство – жалость. А оно похлеще ненависти будет!

* * *

Домой девочка вернулась поздно. Родители были в спальне. Только она тихонько зашла в свою комнату, как к ней ворвалась Даша.

– Родители разводятся, – взволновано сообщила она.

– Как?

Через секунду все услышали «как». Громко. И с истериками. Отец вынес в коридор свой чемодан, мать кидала в него вещи, которые не поместились, и кричала:

– И этот свитер забирай, чтобы он мне не попадался на глаза, и эти брюки тоже!

Отец подбирал вещи и складывал сверху на чемодан. Марина схватила свой портфель и стала набивать его учебниками. Еще несколько секунд, и она стояла в коридоре, в одной руке держа портфель, в другой – вешалку со школьной формой. Мама заметила ее:

– Ах ты, маленькая дрянь! За отца горой стоишь? Я так и знала, что это ты ему все рассказала!

Она подбежала и ударила ее по лицу. Отец грубо оттолкнул маму, и она упала на пол. К ней подбежала Даша и стала ее успокаивать.

– Что ты творишь?! Ты в своем уме? – кричал отец.

Мама разбила Марине губу. Папа достал носовой платок и приложил к ранке, чтобы остановить кровь.

– Я пойду с тобой. Куда бы ты ни пошел! – громко, чтобы все слышали, произнесла Марина.

Отец не ожидал этого. Никто этого не ожидал. Он замешкался, растерялся, посмотрел на Марину, потом на маму с испуганной Дашей, потом сел на пол, схватился за голову и зарыдал.

Марина попыталась его успокоить, но у нее не получилось – она просто обняла его и заплакала вместе с ним.

Мама с Дашей молча смотрели на них. Вскоре папа успокоился, поцеловал дочку и сказал, что никуда не уйдет.

Затем он взял свой чемодан и понес его в спальню. Мама пошла за ним и закрыла дверь.

Марина тихонько поплелась в свою комнату. Даша выглядела испуганной.

– Думаешь, помирятся?

– Вряд ли, – спокойно ответила девочка.

В тот вечер отец и мать так и не вышли из спальни. Конечно, у Марины была надежда, что папа сможет простить маму, поэтому она приняла решение рассказать отцу о себе, о своей судьбе и о том, что было с ним в прошлой жизни.

После школы она поехала к нему на работу. Он работал в областной больнице хирургом. Она села в приемной и попросила позвать его. Виктор очень испугался, когда увидел дочь:

– Что ты тут делаешь, котенок?

– Жду тебя. Нам надо поговорить. Разговор очень важный, я не могу его больше откладывать, но мы сможем поговорить, только если никто нам не будет мешать.

– Ты меня пугаешь. Хорошо, давай поднимемся ко мне в ординаторскую.

Они поднялись на один этаж, зашли в комнату, и отец закрыл дверь на ключ.

– Ну вот. Сейчас нам никто не помешает, – сказал он и присел на диванчик.

Кабинет был типичный, Марина даже улыбнулась, сравнив его со своим: слева у входа небольшая софа, справа стол с двумя стульями, напротив входа – кушетка, на стенах два плаката о строении человеческого тела.

Марина сначала хотела сесть рядом с отцом, но, увидев на столе рентгеновские снимки, подошла, взяла один и посмотрела их на свету.

– Здесь перелом Беннета. Отломок треугольной формы и подвывих тела пястной кости в тыльно-лучевую сторону.

Она положила его на стол и взяла другой:

– Здесь простой перелом основной фаланги третьего пальца. Никакого лечения назначать не надо, просто дать перелому консолидироваться и прекратить все нагрузки на больной палец.

Виктор ничего не понимал и только удивленно смотрел на дочь.

Она взяла еще один снимок:

– А вот здесь сложный перелом, оскольчатый. Два, три, четыре отломка.

– Мариша, откуда ты знаешь такие слова? – спросил Виктор еле слышно.

Она взяла последний снимок и улыбнулась отцу:

– Тут перелом Смита нижней трети лучевой кости над его эпифизом, и как итог – смещение вперед запястья и кости ниже места перелома.

Виктор молчал, только выжидающе ждал, что же она ему ответит.

– Да, пап, я все еще твоя дочка. В меня никто не вселился. Я все та же Марина. Только мне не четырнадцать лет. Вернее, сейчас мне четырнадцать, по крайней мере, моему телу. А вот опыта у меня намного больше. Я уже прожила свою жизнь и опять вернулась назад, чтобы все исправить.

– Когда ты вернулась? – еле слышно спросил отец. – Ты родилась заново, и все помнишь?

– Нет. Я вернулась два года назад. В день своего рождения. Только сказать тебе сразу не смогла. Боялась испугать. Да и, кроме того, я все же хотела, чтобы ты насладился ребенком, а не взрослой теткой.

– Фантастика какая-то, – нахмурился отец.

Девочка села на диван и взяла его за руки.

– В прошлой жизни я пошла по твоим стопам. И тоже стала первоклассным хирургом. Сначала не хотела, конечно. Долго не могла простить тебе, что ты бросил нас. Да и мать была категорически против – тоже из-за тебя! Но медицина всегда меня увлекала. Помнишь, как ты удивлялся, когда я в пять лет старалась вылечить лапку ушибленного воробья, пытаясь наложить палочку-шину. Откуда я тогда это знала?

– Интуиция, наверное. А может, просто страстное желание помочь бедняге… А я вас… все же бросил? – Кажется, Виктор понемногу начинал верить в фантастическую историю дочери.

– Да. Ты ушел к Зое Михайловне.

– Все-таки ушел… – еле слышно прошептал он.

– Только я думала, что ты ее полюбил и поэтому бросил нас, а оказалось, что мама тебе изменила, и ты ушел от безысходности.

– Не могу поверить. В голове просто не укладывается, как так с тобой могло произойти… почему? Ты хотела вернуться? И прожить еще раз жизнь? Почему именно ты?

– Не знаю, пап. Да, я разочаровалась в жизни. И очень хотела прожить ее заново и попала опять сюда.

– Ты пыталась покончить с собой? – спросил отец с глазами полными слез.

– Нет. Но я потеряла там тебя, потом свою большую любовь, потом себя. В той жизни осталась только мама, но я о ней тогда уже не думала. Если бы ты только знал, как все эти годы, когда тебя не было со мной рядом, я мечтала тебя обнять, просто посидеть рядом, рассказать, как прошел мой день.

Виктор обнял дочь:

– Как прошел твой день, котенок? И почему ты не могла этого сделать в прошлой жизни? Не могла простить мне, что я ушел к Зое?

– Сначала – да. Думала, что ты ушел потому, что полюбил ее и променял всех нас на нее одну. А потом…

Марина замолчала, в глазах появились слезы.

– Я умер? – тихо спросил отец.

– Да.

Виктор испуганно смотрел на нее:

– Погиб? Это была случайная смерть?

Марина не успела ответить, он перебил ее:

– Нет, не рассказывай. Я этого не хочу знать. По крайней мере, сегодня.

Она кивнула и крепче прижалась к отцу.

– Ты думаешь, что сейчас ты сможешь все исправить? Ты правда в это веришь?

– Конечно. А ты нет?

– Я фаталист, – ответил он, тихонько хмыкнув.

– Да ну брось! На самом деле – жизнь очень простая. Просто ее не надо усложнять.

– И что же ты уже исправила?

Она посмотрела на него с хитрецой и кивнула на свой портфель, который валялся у входной двери.

– Помнишь мои тройки? Сейчас там одни пятерки.

– Для старенькой бабушки ты неплохо учишься, – засмеялся отец. – Маразм тебя не коснулся.

– Почему бабушки? Я до этого возраста не дожила. Всего до сорока. Получается, что мы с тобой сейчас примерно одного возраста.

Виктор посмотрел на дочь с такой теплотой, что она не выдержала и опять прижалась к нему:

– Я похудела, стала чуть выше благодаря волейболу, а также стройной благодаря балету, надеюсь, и здоровья прибавилось, и потом… ты должен был уйти от нас, но не ушел. И это здорово, разве нет?

– Ты поменяла только обстоятельства. Я все равно несчастлив рядом с твоей мамой. Она меня предала. Я не знаю, был ли я счастлив с Зоей, – отец запнулся, – Михайловной, но мне кажется, что переживания все равно нельзя изменить. Это уроки, которые мы обязаны пройти. Боль все равно была и есть. И ее надо пережить.

– Может, у тебя поболит чуть-чуть и пройдет? – предположила Марина.

– Ты же говоришь, что прожила жизнь. Думаешь, измену и предательство можно простить? И завтра я смогу о ней забыть?

– Можно забыть. И простить можно. И одно я знаю точно: боль нельзя держать в себе, она разрушает и разум, и тело. Поэтому, если вдруг ты решишь уйти – я пойду с тобой. Главное, чтобы тебе не было больно.

– Нет, котенок. Так кардинально менять ход событий не стоит. Иначе ты натворишь таких ошибок, что твои прошлые покажутся тебе раем.

– Глупости! Если ты беспокоишься о маме, то зря это делаешь. Она стоически перенесла твой уход из дома. Не забывала тебя поливать грязью и во всем обвинять. И потом… У нее есть Даша. Они справятся вдвоем, можешь даже не сомневаться. А я дала себе слово – в этой жизни быть счастливой каждый день. Каждую минуту! Так что давай, поехали знакомиться с твоей Зоей. Михайловной.

Виктор покачал головой:

– В прошлой жизни она пережила. А в этой может не пережить. Кроме меня, она потеряет тебя. А это большой удар. Ты же хочешь прожить эту жизнь счастливо? И до сих пор не знаешь, как это сделать?

Марина виновато посмотрела на отца:

– И как?

– Надо сделать счастливыми своих родных людей.

Марина вздохнула и кивнула. Отец поправил ей косичку, поцеловал в висок и предложил:

– Тут в кафешке напротив больницы есть такие замечательные пирожные! Может, съедим парочку?

– «Картошка» или «Наполеон» есть?

– «Наполеон» и «Медовик» очень вкусные, пробовал. «Картошку» не видел, может, просто не замечал. Пошли, проверим?

И они направились сначала в кафешку. А потом домой. В тот вечер Марина заснула счастливой.

* * *

На следующий день было воскресенье. Марина встала, но никого на кухне не нашла. Приготовив себе чай, она отрезала кусок шарлотки и пошла завтракать в свою комнату с книгой Солженицына в руках. Тете Уле эту рукопись дал почитать какой-то политизированный приятель, она прочитала и подсунула Кате. А через Катю книга уже оказалась у Марины.

Виктор зашел к дочери в комнату тоже с чашкой чая и куском пирога:

– Привет, малыш, ты уже завтракаешь? Ну тогда и я с тобой! – Он уселся на кровать с ногами и стал расспрашивать про будущее.

Ему было интересно все: и спорт, и литература, и технологии.

Марина рассказывала с удовольствием, но с какой-то усталостью. Ее никак не трогали и не радовали эти потрясающие изменения, которые она прожила единожды и которые предстоит прожить еще раз.

– Но от денег надо избавляться, – строго предложила дочь в конце своего рассказа.

– Сжечь? – Отец ее не понял.

– Нет, нужно купить доллары или сделать крупную покупку – квартиру или машину, например. Очень скоро произойдет девальвация рубля.

Виктор улыбнулся:

– Ты такая смешная, когда умная.

– Пап, я не шучу. Девальвация – это обесценивание рубля. Я, к сожалению, не помню точно, сколько сейчас он стоит… Вроде около пятидесяти копеек за доллар, но это официально, и обменять можно только командированным. А вот на черном рынке рубля три или четыре. У тебя есть рубли?

– Есть. Десять тысяч на книжке.

– Ух ты! Хорошая сумма. Мама о них знает? – поинтересовалась Марина.

– Конечно.

– Давай тогда думать, как поступить.

– Я не знаю, что делать, – признался отец, – жить с твоей мамой я все равно не смогу. Это ненормально – жить и не разговаривать. Мы как будто соседи, которые ненавидят друг друга и просто терпят, потому что идти некуда…

– Простить ты ее не сможешь, да?

Виктор потер виски и тяжело вздохнул.

– Понимаешь, котенок, тут дело не в прощении. Да ей оно и не нужно. И я ей не нужен. Возможно, ей просто нужна видимость семьи, но я эту роль больше играть не хочу. И вообще если честно, то я очень устал. Я любил ее всю жизнь, а сейчас мне самому тяжело от этой любви. Понимаешь? Я устал от себя. И от своей любви устал.

– Разве так бывает? – удивилась дочь.

– Бывает. Когда не видишь отдачи. Когда пытаешься, каждый день пытаешься, каждый час, а глаза напротив – пустые. И что бы ты ни сделал – они даже не зажгутся, потому что их обладателю на тебя наплевать. Он просто терпит тебя рядом…

– Ты мне что-то недоговариваешь, да?

– Да. – Отец опустил глаза. – Я не думаю, что имею право рассказывать это. Потому что тогда я стану предателем.

* * *

Марина не поняла, что с ней произошло в тот момент. Иногда случается так, что люди говорят и сами не знают, почему и зачем они это сказали.

Интуиция? Или, может, в них с самого рождения сидит своего рода программа, и иногда она делает так, что информация всплывает в виде нужных вопросов или догадок?

Все складывается из каких-то маленьких блоков.

Первый блок – Марине года три-четыре, папа сажает ее к себе на колени и целует в лоб, рядом стоит Даша, ей тоже хочется ласки, это видно по ее глазам, она прижимается к отцу, он ее обнимает, но с опаской и с осторожностью.

Второй блок – Марине лет пять-шесть, они с Дашей сидят на лавочке и ждут родителей, которые выходят из здания и идут к дочкам. Девочки бегут им навстречу. Папа хватает Марину и кружит, мама обнимает Дашу.

Третий блок – Марине шестнадцать. У них среди одноклассников опрос или, как говорят сейчас, в двадцать первом веке, квест: была ли беременна ваша мама на собственной свадьбе.

Проверялось это легко – сверялась дата свадьбы с датой рождения первого ребенка.

Марина прибежала тогда из школы и принялась искать свидетельство о браке родителей. Все паспорта, все свидетельства о рождении были на месте, а вот о браке – не было. Она обратилась к маме с вопросом и услышала ответ:

– Мы его где-то затеряли…

– А дата? Дату ты хоть помнишь? – спросила дочь.

– Конечно! Тридцатого декабря!

Марина попыталась вспомнить хоть какие-то фотографии… Да, точно, в памяти всплыло несколько: мама в белом длинном платье, папа в черном строгом костюме. И это их свадьба?

– А какой год? – допытывала дочка.

Мама задумалась, сделала вид, что напрягает память, и наконец выдала:

– Тридцатое декабря, шестьдесят девятый год.

* * *

Марина тогда сопоставила даты и пришла к выводу, что мама выходила замуж не беременной, ведь Даша родилась в декабре семидесятого года.

А вот сейчас у Марины все эти блоки сложились, как мозаика, в одну большую картину. Все это случилось в ее подсознании, ведь если бы она не задала этот вопрос, то ее отец никогда бы и не рассказал ей историю своей любви.

Когда она задала отцу этот вопрос, то и сама испугалась:

– Даша тебе не родная дочь, да?

Виктор побледнел и опустил глаза.

Марина решила его больше не мучить. Если захочет – расскажет. Если нет – значит, ей этого действительно знать не надо.

Но отец доел пирог, допил чай и начал свой рассказ.

* * *

Он любил Светлану с детства. Почти как в фильме «В моей смерти прошу винить Клаву К.». Он любил ее с детского садика. Потом была школа, и там они тоже дружили и везде ходили вместе. Все считали их парой.

А когда они окончили школу и поступили в разные институты, Виктор перестал быть каждую свободную минуту со Светланой, и она влюбилась в своего преподавателя, который был женат и имел двух дочек. Виктор, конечно, очень переживал, но решил подождать.

Ждать пришлось долго.

Светлана вскоре забеременела и решилась рожать, хотя ее любовник сказал, что ребенка не признает и ни за что не уйдет из семьи.

Светлана родила Дашу. Любовник тут же связи со Светланой оборвал, никогда свою дочь не видел, хотя знал о ней. Светлана два года воспитывала Дашу одна, Виктор в это время был рядом и поддерживал ее, помогал чем мог.

Светлана относилась к нему хорошо, с теплотой. Иногда угощала кофе и покупным тортом с жуткими масляными розочками. И наверное, он бы и до сих пор довольствовался тортом с кофе, если бы не Зоя, которая положила на него глаз и решила прибрать к рукам толкового будущего хирурга.

Они познакомились с Виктором на практике в больнице. Зоя Михайловна была онкологом. Она сделала несколько попыток затащить Виктора к себе на ужин и несколько попыток оставить его у себя в комнате и угостить завтраком. Все попытки увенчались успехом.

Когда Светлана поняла, что Виктор почти готов жениться на Зое Михайловне, она вдруг прозрела. И решила, что очень хочет быть с ним. Виктор был на седьмом небе от счастья и даже не подумал тогда, что это не любовь, а расчет, продиктованный чувством собственницы.