Текст книги "Дети в западне, или Насилие внути семьи"

Наибольшим вкладом в сравнительно-культурологическую перспективу является осознание того, при каких условиях плохое обращение с детьми становится более или менее вероятным. Хотя сравнительно-культурологический анализ причинно-следственных связей затруднителен, сравнительное описание различных образцов заботы родителей о своем потомстве позволяет наметить важную перспективу в человеческом поведении и, следовательно, будущие исследовательские программы. Следует также иметь в виду, что многообразие проявлений жестокости варьируется от культуры к культуре. Отсюда вытекает, что необходим как внутри-, так и межкультурный анализ. Например, агрессивность ребенка по отношению к своим ровесникам более отрицательно оценивается в больших семьях, нежели в малых, независимо от того, в какой культуре существуют семьи.

В сравнительно-культурологических исследованиях чаще говорится об избирательной заброшенности, чем об избирательных убийствах. Обычно заброшенность определяется как любая комбинация медицинской, пищевой, физической и эмоциональной заброшенности маленького ребенка или подростка по сравнению с другими детьми в семье или в семьях, находящихся в сходных с нею социально-культурно-экономических условиях. При этом очень важно, чтобы условия среды не смешивались с индивидуальным поведением родителей. Непреднамеренные, скрытые от посторонних глаз механизмы устранения нежеланных, низко оцениваемых детей иногда сво дятся на нет чувством вины у родителей. В самых различных обществах известны случаи, когда умирают дети, которыми гордятся и о которых хорошо заботятся, и выживают те, которых оценивают очень низко и о которых плохо заботятся. На Тибете, например, общепринято, чтобы некоторым детям, на пример, девочкам или детям, родившимся у пожилых родителей, уделялось меньше внимания и заботы. Однако если ребенок выживает, родители относятся к этому как к данности и сердечно его любят. В Японии отказ от нежеланного ребенка смягчает у родителей чувство вины за тот ущерб, который нанесен ребенку, и позволяет родителям надеяться, что какой-нибудь добрый человек полюбит их ребенка и будет заботиться о нем.

Эмоциональная сторона, психологические переживания, которые испытывают родители, умышленно причиняющие вред своему ребенку, обычно не принимаются во внимание исследователями. Такое поведение считается позорным и не обсуждается открыто. В обществах, где убийство младенца допускается, параметры подобного поведения регламентируются строгими правилами. В Японии, например, первый крик новорожденного гарантирует ему безопасность. Различаются ранние убийства, которые являются результатами прекращения родительского вклада, и более поздние – через несколько месяцев или даже лет. Как только ребенок переходит установленный в данной культуре критический период, родители, независимо от различного рода соображений, перестают ограничивать свой родительский вклад. В некоторых культурах сложилась нормативная воспитательная практика, функционально уменьшающая шансы ребенка на выживание. Так, в Сьерра-Леоне у некоторых племен существует обычай купать младенцев в холодных ручьях и потом держать голеньких на воздухе, пока они не обсохнут. Обычай сохраняется, несмотря на высокую детскую смертность от воспаления легких. Прежде чем определять такое поведение как жестокое, следует по думать о том, что в этих случаях родители верят, что они действуют во благо своим детям.

Плохое обращение с детьми менее вероятно в культурах, где детей высоко ценят из-за той экономической пользы, которую они могут принести, за ту роль, которую они могут сыграть в продолжение рода как источник эмоционального наслаждения и поддержки родителей в будущем. Тем не менее этих общих соображений недостаточно, чтобы предотвратить дурное обращение с детьми. Хотя почти во всех культурах мира дети считаются большой ценностью, а причинение им преднамеренного вреда не поощряется, некоторые высокие оценки оборачиваются своей противоположностью. Например, там, где детей высоко ценят за приносимую ими в будущем экономическую пользу, с теми, кому не удается реализовать ожидания, будут, по-видимому, обращаться плохо. Если детей высоко ценят в качестве продолжателей рода и носителей культурных традиций, то в таком обществе значительно больше ценят мальчиков. Для девочек риск плохого обращения резко возрастает. Если в детях видят источник психологической и эмоциональной поддержки, а они не оправдывают родительских ожиданий, такие дети с большой долей вероятности могут стать жертвами жестокого обращения родителей, их оценивают ниже, чем других. Этих детей можно разделить на несколько групп.

По состоянию здоровья. Те дети, чье здоровье хуже, чем у сверстников, скорее всего, будут получать гораздо меньше заботы. В обществах, где высокая детская смертность, сильный ребенок получит большее предпочтение, чем слабый. Это прямо противоположно обращению с детьми в развитых странах: там родите ли очень заботятся о больных детях. У некоторых племен бразильских индейцев матери считают, что определенные категории детей скорее всего не оправдают вложенный в них родительский вклад. О таких детях родители заботятся плохо, и эти дети часто умирают.

Дети-инвалиды. Обращение с такими детьми в разных культурах различно. Их могут считать необыкновенным даром судьбы и предложить им соответствующие статус и заботу. Однако чаще всего их считают тяжким бременем. В развитых странах дети с небольшими функциональными расстройствами психики подвергаются риску дурного обращения в гораздо большей степени, чем калеки и инвалиды, потому что эти расстройства часто остаются незамеченными, неузнанными, что увеличивает раздражение родителей и, как следствие, риск жестокого обращения возрастает.

С гендерной точки зрения. В некоторых обществах, где сыновей пред почитают дочерям, например в Индии и Китае, выживание и благосостояние женского потомства затруднено. В противоположность известному стихотворению, которое утверждает, что девочки сделаны из сахара, духов и всего самого приятного, а мальчики – из змей, щенячьих хвостов и т. п., в Индии маленьких мальчиков уподобляют цветам, которые требуют тщательного ухода, а девочек – камням, которые перенесут любое обращение. Однако в раннем детстве дочери здесь обычно любимы матерями больше, чем сыновья.

По этапам развития. На разных этапах детства с детьми обращаются по-разному. В развитых странах риск жестокого обращения возрастает в подростковом возрасте.

В зависимости от необычных или трудных родов. В некоторых областях Западной Африки считается, что девочки, родившиеся с улыбкой на лице или имеющие зубы, станут проститутками. От таких девочек стремятся избавиться.

С позиции «лишних» детей. Дети, которые приводят семейные ресурсы в стрессовое состояние, особенно девочки, подвергаются высокому риску.

По особенностям поведения личности. В разных культурах ценятся разные черты характера и стили поведения. В этом смысле родители находятся под сильным давлением общества.

С точки зрения уменьшения социальной поддержки. Очень велико значение законодательства о семье и браке (пример – современный Китай). Жертвами жестокого обращения во многих странах становятся сироты. Современные источники свидетельствуют о росте жестокого обращения о детьми, обусловленного грандиозными социальными изменениями: иммиграцией, распадом малых групп и отходом от сложившихся культурных традиций и т. д.

Если дети принадлежат к одной из «категорий риска», то этот риск может быть уменьшен за счет мер социальной защиты. Функции социальной защиты выполняются широкой сетью социальных служб. Такие службы помогают родителям в воспитании детей, в их перераспределении – временном или постоянном, содействуют созданию новых социальных стандартов, в том числе и в сфере воспитания.

В целом значение метода сравнительно-культурологического анализа состоит в следующем:

1) он позволяет установить, что жестокое обращение с детьми не ограничивается каким-то одним обществом или типом культуры, а представляет собой универсальное явление;

2) описывая различные проявления жестокого поведения по отношению к детям, он помогает выявить масштабы этого явления, условия, вызывающие его, его предпосылки и последствия, создать этиологические модели, характеризующие весь спектр культурной адаптации человечества;

3) благодаря созданию этой общей панорамы появляется возможность бороться с теми обстоятельствами, которые делают детей жертвами жестокого обращения.

В связи с применением сравнительно-культурологического метода у историков, психологов, культурологов и других ученых возник вопрос, имеющий основополагающее значение для понимания проблемы в целом: «Является ли история детства кошмаром, от которого мы начали избавляться лишь в XX веке… или же мы снова сталкиваемся здесь с проявлением правила, согласно которому некоторые аспекты человеческого поведения не поддаются социально-экономическим переменам?» [194. С. 57]. Коренится ли человеческое репродуктивное поведение в нашем эволюционном прошлом или же оно определяется индивидуальными предпочтениями, социальными нормами и экономическими ограничениями, т. е. факторами изменчивыми и неустойчивыми?

В настоящее время исследование отношений детей и родителей развивается очень бурно. Важнейшим теоретическим результатом этих исследований, имеющим решающее значение для всей социобиологической перспективы, является концепция родительского вклада. Вклад родителей имеет решающее значение для выживания подрастающего поколения у любого вида, но особенно – у человека. В случае полного материнского отказа младенец погибает в течение нескольких часов или дней. Но имеется много форм сниженной биологической, социальной и эмоциональной поддержки; они быстро не убивают младенца, но переводят его в категорию риска, находясь в которой ребенок может погибнуть. Общее правило здесь таково: чем более скудной является окружающая среда, тем большее значение для выживания детей приобретает родительский вклад.

С точки зрения этой концепции жестокое обращение с детьми есть форма гипертрофированного родительского вклада. На первый взгляд это утверждение абсурдно: разве забота о детях может быть жестокой или чрезмерной? Однако, несмотря на то, что эта забота является важной формой родительского вклада, чрезмерный ее характер нарушает нормальный процесс созревания и взросления. То же самое относится и к дисциплине. Когда родители обучают детей общепринятому в данном обществе поведению, они должны прибегать к некоторым дисциплинарным мерам. Обеспечить нормальную дисциплину – значит сделать очень важный вклад в воспитание ребенка. Но дисциплина может выражаться в формах, представляющих собой угрозу для жизни ребенка. В этом случае она становится выражением гипертрофированного вклада, особенно если родители силой добиваются послушания ребенка, чтобы достичь какой-нибудь желаемой социальной цели. Насилие, применяемое от случая к случаю или в качестве реакций на стресс, можно рассматривать, как провал всех попыток защитить ребенка, что может привести к его заброшенности. Даже сексуальное насилие можно рассматривать как перверсную сторону обычного родительского вклада (например, физической близости). Любые формы жестокого обращения и заброшенности или вызывают у ребенка снижение иммунитета, или провоцируют психосоматические заболевания; могут включить деструктивные или самодеструктивные механизмы, так называемые патологические триггеры.

Ряд исследователей считает, что большое влияние на поведение родителей оказывает доминирующая общественная установка. С этой точки зрения родители, живущие в одно и то же время и в одном и том же месте, будут по-разному представлять свой вклад в благополучие потомства зависимости, например, от религиозных убеждений. Следовательно, они выберут различные формы воспитания. Подобное объяснение предполагает, что форма и интенсивность родительского вклада определяются в первую очередь действием факторов культуры. Мозг ребенка рассматривается в этом случае как компьютер, который запрограммирован теми, кто растит и воспитывает детей, а в конечном счете теми, кто контролирует информацию, поступающую к детям (информацию о том, что есть добро, зло, справедливость, благо). Влияние родителей, в том числе и культурное, достаточно велико, чтобы преодолеть любую инстинктивную предпрограмму, если она вообще существует, и создать такие образцы социального поведения, которые позволяют следовать культуре или субкультуре родителей.

Другая точка зрения, диаметрально противоположная первой, представляет собой группу теорий, включающих в себя принцип биологического детерминизма и утверждающих, что у человека, как и у высших млекопитающих, поведение родителей есть функция генетически закрепленная, введенная в мозг самой природой в ходе эволюции. Функция этих заложенных в инстинктах программ состоит в том, чтобы продуцировать такие формы поведения, которые обеспечивают успешное продолжение рода. Однако социобиологи по-разному интерпретируют это общее положение. Некоторые из них утверждают, что стремление к продолжению рода инстинктивно побуждает родителей заботиться обо всем потомстве. Другие считают, что родители дифференцированно относятся к своим детям и, следовательно, больше вкладывают в тех из них, кто предположительно преуспеет сам в качестве родителей. Обе позиции подразумевают, что поведение родителей относительно инвариантно в том, что относится к здоровью и процветанию всех (или большинства) детей.

Сравнительно-исторические исследования отношений родителей и детей в Европе XVII–XVIII вв. подтвердили, что в различных социальных классах дети оценивались неодинаково: крестьяне надеялись, что детский труд поможет им возместить затраты на выращивание и воспитание детей. И мы знаем, что зачастую, дети начинали работать с 4–6 лет и работали по 12–16 часов. Кроме того, они видели в детях свою опору в старости. Но в привилегированных группах населения детей ценили как потенциальную возможность поддержать, укрепить, повысить социальный статус семьи. Большинство городского населения также время от времени переживало тяжелые периоды, когда люди голодали или недоедали, это не могло не отразиться на детях. То обстоятельство, что беднота составляла в тот период 30–50 % населения, позволяет предположить, что детская заброшенность получала широкое распространение. В крестьянской семье слишком большое количество выживших детей означало наличие большого количества претендентов на ограниченную собственность и патриархальную власть. Оптимальным считалось выживание троих, в крайнем случае, пятерых детей. В аристократических семьях по-разному ценились сыновья и дочери, а образ жизни не позволял оценить в полной мере эмоциональную сторону родительского долга. Напротив, в семьях среднего класса отношения детей и родителей по большей части носили эмоциональный, личностный характер. Если аристократия и средний класс доминировали в социально-политическом и культурном отношении, то в демографическом отношении доминировали крестьяне и рабочие, составлявшие 89–90 % народонаселения.

Из этих факторов, определяющих отношения родителей и детей в тот период, исследователи отмечают сокращение сроков вскармливания детей грудным молоком, поскольку оно уменьшало сексуальную активность (или было вызвано экономическими обстоятельствами). В этот период матери иногда прекращали вскармливать младенцев уже в 5 месяцев, прибегая к помощи кормилиц или к искусственному кормлению. Многие дети попадали, таким образом, в зону высокого риска.

Следует отметить роль христианства, влиявшего на процессы продолжения рода в Европе. Христианская культура ограничивала сексуальную активность рамками моногамного брака, который могла разрушить только смерть. Рождение детей можно было предотвратить только при помощи взаимно согласованного сексуального воздержания. Если же муж и жена предпочитали сексуальную активность, они должны были быть готовы иметь столько детей, сколько пошлет им Бог. Противозачаточные средства, аборты, детоубийство были строжайше запрещены. Церковь выступила против ранее широко распространенного обычая, при котором родители, особенно мать, спали вместе с грудными детьми. Церковные авторитеты считали, что слишком часто дети оказывались «случайно» задушенными во сне. Именно благодаря церкви на Западе возник обычай спать отдельно от детей. По иронии судьбы представители других культур считают обычай, обрекающий ребенка спать одного, проявлением жестокого обращения с детьми. Церкви не удалось полностью вытеснить старые, языческие формы сексуального самовыражения или регулирования деторождения; те же, кто им следовал, испытывали чувства вины, ощущение греха, страх наказания. Детоубийство каралось пытками и смертью.

На практике все это привело к появлению большого количества нежеланных детей и соответствующего к ним отношения. При этом родители далеко не всегда испытывали угрызения совести, поскольку, согласно христианским верованиям, у каждого человека есть свой ангел-хранитель.

Возникновение протестантизма (XVI в.) вызвало большие преобразования в семейных отношениях. По-прежнему считалось, что детей родителям посылает Бог, но отсюда следовало, что родители должны сделать все, чтобы обеспечить выживание каждого из них. Вскармливание грудных младенцев собственным молоком стало материнским долгом. Матери не разрешалось оставлять без внимания ни одного ребенка. Чтобы выполнение материнского долга не мешало другим обязанностям, к воспитанию детей стали привлекать отцов. В семьях культивировались строжайшее религиозное воспитание и дисциплина.

В эпоху Просвещения (конец XVII в.) резко возросла роль светского образования, которое с тех пор стало важной составной частью современной культуры. «Школа стала церковью просвещения». Репродуктивный фатализм, во всем полагавшийся на Божью волю, стал уступать место новым идеалам, в основе которых лежал практический подход. С точки зрения идеалов Просвещения родители должны были уделять детям много времени и любить их, хорошо знать особенности своих детей и способствовать максимальной реализации их личностного потенциала. Хорошее образование было существенной частью этой программы. Родителей беспокоило не столько небесное, сколько земное будущее их потомства. Хорошее образование стало тем необходимым условием, которое позволило бы будущим поколениям улучшить свои перспективы. В этом смысле родители эпохи Просвещения были альтруистами, однако именно в этот период от детей стали ожидать, что они обязательно оправдают большие родительские вложения, преуспев в жизни. Давление родительских ожиданий было таким же жестким, как суровая дисциплина, практиковавшаяся родителями-протестантами. Большим достижением этой эпохи стало широкое распространение в обществе попыток рационализировать, проконтролировать рождаемость. Казалось бы, если общество стало контролировать рождаемость, должны были исчезнуть различные формы плохой заботы родителей о детях, ранее институционализированные в европейской культуре. Однако этого не произошло.

В этот же период в Европе стало возрастать многообразие различных субкультур, отличающихся друг от друга, как в экономическом, так и в культурном отношениях. Экономическое многообразие было порождено коммерциализацией земледелия и индустриализацией, культурное – протестантской Реформацией, католической Контрреформацией и просветительством. Шли процессы образования пролетариата, расщепления крестьянства, возрастало многообразие коллективных менталитетов привилегированных групп населения. Все это оказало большое влияние на демографические процессы. Так, в германских деревнях, где преобладал менталитет «безразличия к жизни», резко возросла детская смертность. На севере Германии, где господствовали идеи протестантизма, детская смертность была низкой.

На основе сравнительно-исторического анализа детской смертности сложилась так называемая «пессимистическая перспектива». С этой точки зрения высокая детская смертность в прединдустриальной Европе была функцией плохого выполнения родительских обязанностей, ибо существует правило: «Чем ниже детская смертность, тем ниже уровень нарушений родительского долга, и наоборот» [194]. Однако, переходя к современности, пессимисты становятся оптимистами: по их мнению, ограничение многодетности и повышение качества исполнения родительских обязанностей в современном обществе почти свели на нет жестокое обращение с детьми и детскую заброшенность.

Справедлива ли эта «пессимистическая перспектива» для современных развитых стран? Факты показывают, что нет. Жестокое обращение с детьми и детская заброшенность вновь стали серьезной социальной проблемой. Но почему в богатых странах, где противозачаточные средства дешевы и общедоступны, где рождается очень мало нежеланных детей, все шире распространяется жестокое обращение с детьми? Этот сложный вопрос заслуживает самостоятельного изучения. При этом не нужно думать, что дети, с которыми плохо обращались, став родителями, будут плохо обращаться со своим потомством, независимо от тех социально-экономических условий, в которых они окажутся. Влияние родительского вклада в современном обществе не является единственным фактором детской смертности, даже если ребенок попадает в зону риска, отсутствие полноценной родительской заботы может быть компенсировано высоким уровнем общественного здравоохранения и медицины, различными мерами социальной защиты детей. Правда, оставшиеся в живых в физическом смысле этого слова жертвы жестокого обращения могут превратиться в «мертвые души».

Интересным представляется точка зрения Н. И. Дряхлова и В. А. Давыденко [68], описывающая так называемого «экономического человека» как тот тип личности, который доминирует в социуме в настоящий момент и имеет ряд личностных особенностей:

1) «экономический человек» (Homo Economicus) является прежде всего атомизированным абстрактным человеком, максимизирующим функцию полезности, и, следовательно, рациональным эгоистом;

2) это тип личности ориентирован исключительно на обладание; он абсолютно отчужден от всего того, что предлагает ему внешний мир, в том числе от семьи и детей в этой семье.

Следует иметь в виду, что на поведение родителей прежде всего влияют культурные факторы; в свою очередь, поведение родителей во многом зависит от приобретенных знаний.

Общество не должно жалеть времени и сил, обучая родителей и детей. Будущие родители должны заранее иметь какие-то общие представления об идеальном и желаемом исполнении родительских обязанностей.

Таковы вкратце итоги сравнительно-культурологического анализа родительского вклада. Однако теория родительского вклада имеет еще одно – социобиологическое – измерение. С этой точки зрения «детоубийство представляет собой широко распространенное, в высшей степени переменчивое явление природы, для уяснения которого требуются сложные объяснительные конструкции». В животном мире родители обычно не нападают на свое потомство: детенышей убивают либо посторонние самцы, либо самки, находящиеся в той или иной степени родства с матерью. Люди же резко отличаются в этом отношении от других млекопитающих.