Текст книги "Секрет старинного медальона"

Глава 7

– А ты не смейся, не смейся, – запальчиво говорила Юля. – Сейчас так много снимается российских блокбастеров…

– Юля, да как это много! Всего-то три пока и сняли, четвертый на подходе!

– Ну вот! А потом будет больше! Понимаешь, мне хочется стать ужасно знаменитой! Чтобы мое лицо узнавали! Разве я этого не достойна, скажи?

– Ты достойна всего на свете, – откровенно ответил Лавров, любуясь нахмуренными Юлиными бровями. Какая она все же забавная! И какая красавица! Ни капли грима на лице, никакого притворства. Из всего женского арсенала только легкий запах духов… Ребенок. Мечтает о славе… Это забавно, слов нет, но лучше б она мечтала выйти за него замуж и сына родить. Впрочем, до этого еще дойдет. Не все сразу.

Они сидели в небольшой кофейне почти возле Диминого дома. Сегодня он заехал за Юлей и сказал, что хочет показать ей Москву. Несколько часов они катались по улицам, стояли в пробках и разговаривали, разговаривали…

Лавров привез Юлю в эту кофейню и теперь намеревался пригласить к себе домой. Но вот только как это сделать? Он ломал голову, и его уже не занимал вопрос, почему он так робеет перед этой малышкой. Он уже знал, что Юля – девушка необыкновенная, непохожая на других и вести себя с ней нужно соответственно – бережно, чтобы не спугнуть. С другой стороны, Дмитрий очень боялся ее упустить – ведь не он один способен разглядеть в ней сокровище, подберется какой-нибудь папаша-толстосум и хвать волосатыми лапищами… Или сама испортится, соблазнится, станет одной из тех карьерных стерв, что бронированным бюстом пробивают себе дорогу, попискивают о женской самодостаточности…

Юлька же потешалась про себя. Она уже давно прочитала Димин адрес на какой-то квитанции, которую Лавров оставил на сиденье в машине, и прекрасно понимала, что сейчас находится в двух шагах от его дома. Озадаченное выражение Диминого лица заставляло подозревать, что он понятия не имеет, как бы поделикатней пригласить девушку к себе.

– Ну что, пойдем? – спросила она, провоцируя.

– Если ты больше ничего не хочешь… Может, еще мороженого?

– Мне фигуру беречь надо.

– Ага, для Голливуда! – понимающе кивнул Лавров и тут же получил чувствительный тычок под ребра. Он не успел обрадоваться этому интимному жесту – Юля ойкнула и остановилась.

– Ногу подвернула, – пояснила она Диме.

Пол в кофейне был гладкий, немудрено поскользнуться. Тем более на таких шпильках.

– Дима, не смей брать меня на руки! Я вполне в состоянии передвигаться сама!

– Эмансипе, да? Смотри, нога распухнет – провалишь завтра съемочный день.

– Знаешь, ты прав. Нам нужно доехать до аптеки, купить какой-нибудь гель от растяжений. У меня есть, только дома. То есть у Жанны.

– Нет, к Жанне мы не поедем. Купим в аптеке. Только вот что: давай мы сейчас зайдем ко мне ненадолго.

– Ну хорошо, – удивленно ответила Юля.

– Вот это да-а, – протянула Юлечка, едва переступив порог его квартиры. – И ты живешь тут один?

– Нет, это коммуналка, – попытался пошутить Лавров, но ему тут же стало стыдно. Девочка и в самом деле не представляет, чтобы один человек мог занимать шесть комнат…

– Давай я тебе все покажу, – предложил он.

– Сначала дай попить, – вздохнула Юля. – И я ногу потянула, ты забыл?

Вообще-то, она сама уже забыла.

На кухне Юля заозиралась совсем уж растерянно – никогда не видела, должно быть, чтобы один из уголков был оборудован под стойку бара. Затем девушка грациозно присела на высокий табурет и стала ждать, когда Лавров нальет сок в высокий бокал, переливающийся, как мыльный пузырь. Сок был холодный, стенки бокала запотели. Осторожно, чтобы не расплескать, Лавров пошел к Юле, не отводя глаз от желтой, колеблющейся жидкости, налитой всклянь.

Девушка приняла у него из рук бокал, отпила глоток ледяной жидкости и поставила на стойку. Лавров теперь зачарованно смотрел на свою гостью – на увлажненные, блестящие губы, на фиолетовые глаза, которые стали вдруг еще темнее, еще ближе… Придвинулись – захлестнула фиолетовая глубина, невыносимая сладость, и, ощущая слабость и дрожь в ногах, чувствуя себя так, словно весь мир рухнул в тартарары и остался только один маленький кусочек – тот, на котором и стоят они теперь, – Лавров с трепетом совершенного счастья прикоснулся губами к Юлиным губам.

Она взглянула сквозь полуопущенные по голливудским канонам ресницы, пришла к какому-то выводу и мягко отстранилась. Дмитрий отшатнулся сразу, словно ждал, когда его оттолкнут. Юлька усмехнулась про себя – довела-таки до кондиции! Смотрит чуть не испуганно, заискивающе… Надо что-то сказать, прояснить ситуацию…

– Вот, – виновато развела она руками. – Наверное, это должно было случиться…

И эта фраза восхитила Лаврова, как и все, что исходило от этой девушки. Это вам не глупые гламурные барышни, для которых закономерное продолжение поцелуя – немедленный секс на том же месте! Для Юлии это – событие!

– Да, – выдавил Дима, по-прежнему глядя в Юлины глаза, которые стали приобретать по-детски обиженное выражение. Сейчас, именно сейчас он может сказать ей все то, что жжет ему душу! Так, кажется, полагается по канонам романтических ситуаций?

– Юля! – решительно и торжественно произнес Лавров. – Я хотел… Я думаю, нам нужно серьезно поговорить…

Дмитрий поймал себя на мысли, что изъясняется какими-то ужасными старомодными оборотами и даже не старается их избегать, а, наоборот, стремится «выразить свои чувства» именно в такой изысканной форме. Но это уже не имело значения – он видел только Юлину улыбку, и ему теперь казалось – раньше она не улыбалась никогда. Это была нежная, влажная улыбка счастья.

– И предложить тебе руку и сердце. Вот, – закончил Лавров.

Стало тихо, как бывает в мире перед войной или бедой.

– Я должна подумать, – почти прошептала Юля. – Посоветоваться с мамой… Я не могу вот так – сразу, понимаешь? Я…

– Я люблю тебя, – сказал Дима. Он почему-то не помнил, упоминал ли он это во время своей прочувствованной речи. Вроде бы нет. Напыщенный идиот!

– Это очень хорошо, – заявила вдруг Юля, отбросив свои голливудские приемчики. – Это хорошо, потому что я тоже тебя люблю. Да.

И тут же ахнула:

– Какое чудо!

Это Лавров преподнес ей коробочку с турмалиновым сокровищем – по всем канонам голливудской мелодрамы.

Юля взяла кольцо, как редкостную бабочку, двумя пальцами.

– Но это же очень дорогая вещь, Дима! И я не могу его носить!

– Почему? – удивился Лавров. – Ты вообще не носишь драгоценностей?

– Почему ты спросил? – в свою очередь удивилась Юля. – Не ношу, потому что у меня их нет.

В этот вечер она не ночевала в коммуналке у Жанны, осталась у Димы. Они долго сидели в гостиной и под тихую музыку строили планы на свое общее будущее. Вернее, строил их Лавров – рассказывая о странах, куда бы он хотел с возлюбленной поехать, о фильмах, которые хотел бы вместе с нею посмотреть, о книгах, которые стоит обсудить, и о своих друзьях, которые ее, Юлю, обязательно полюбят… А она только улыбалась и кивала ему, но молчание ее было такое живое и отзывчивое, что ему казалось – она говорит без умолку.

Когда наступила ночь и Юля стала сладко позевывать, Дмитрий предложил ей остаться и быстро-быстро, избегая взгляда ее глаз, сказал, что выпил и не хочет садиться за руль, что постелит ей здесь на диванчике, а сам уйдет в спальню, и ни-ни!

– Я верю тебе, – сказала Юля, прикоснувшись рукой к его плечу.

И не напрасно! Всю ночь он горел и сбивал простыни, как подросток в период гиперсексуальности, на губах пульсировал последний осторожный поцелуй, и один раз Дима все же встал и босиком дошел до гостиной. Лавров забыл опустить жалюзи, луна заглядывала в комнату. В ее холодном свете Юлино лицо казалось совсем неземным, и Дмитрий вдруг вздрогнул от пронзившего его недоброго предчувствия. Эти смеженные ресницы, холодный блеск мадагаскарского турмалина, чрезмерно тонкая кисть руки, бледные щеки, горестная складка губ… Юля хрупкая, такая хрупкая! Но, прислушавшись к тихому, ровному дыханию своей невесты, Лавров успокоился и вернулся в спальню.

Он заснул только на рассвете – беспокойным, маятным сном. А проснулся, когда в окно били лучи солнца – первый раз за много лет проснулся с улыбкой на лице.

Накинув щегольской шелковый халат, он прошел в гостиную и замер. Проспал! Птичка улетела! Постель была аккуратно свернута – две идеально сложенные простыни покоились на подушке, и это тоже его умилило. Но почему она убежала, даже не сказав «доброе утро»? Неужели обиделась на что-то?

От этой мысли сразу стало холодно. Но он взял себя в руки и огляделся. Вот! Записка на столе! Розовый листочек, вырванный из ее кокетливой, девчачьей записной книжки! Мир обрел равновесие, а потом и засветился всеми цветами радуги, когда Лавров прочел:

«Милый! Доброе утро! Ты так сладко спал, и мне не хотелось тебя будить. Надеюсь, найду выход из твоих апартаментов самостоятельно. Как бы мне хотелось с тобой позавтракать! Но, увы, – с утра назначена съемка. Увидимся вечером! Твоя Ю.».

– Моя! – торжествующе заверил Лавров неизвестно кого.

* * *

– Жанна, ну проснись! Ну, хватит спать!

Жанна с трудом продрала глаза и увидела Юльку, которая сидела на краю постели.

– Ой, ну что ты меня тормошишь, – пробурчала Крымская, вновь зарываясь лицом в подушку. – Горит? Взрыв? Террористы напали?

– Жанна, ну проснись! Посмотри, что у меня есть!

– Ты лучше расскажи, где всю ночь моталась, – сонно пробормотала Жанна. – И позвонить не могла, да?

– Где-где… У своего жениха ночевала. Да ты посмотри, что он мне подарил!

На слово «подарил» подруга отреагировала адекватно – подняла всклокоченную голову и уставилась на кисть руки, которую Юлька настойчиво совала ей под самый нос. На среднем пальце небывалой синевой лучился драгоценный камень, бриллиантики вокруг разбрызгивали снопы искр.

– Ни фига себе, – выговорила Жанна. – Твой жених – миллионер? А не боишься с таким колечком по улице ходить?

– Какая же ты циничная, – покачала головой Юлька. – Представь себе, нет! Все подумают, что это бижутерия!

– Тогда в честь чего такой презент? Я тебя знаю, ты просто так не приняла бы. Ну, колись уж, если начала…

– Он сделал мне предложение! – торжественно сообщила Юля. И замолчала, наслаждаясь произведенным эффектом.

– Ну! Надеюсь, ты не сделала глупости и не отказала? А то я тебя знаю! Все жар-птицу ловишь…

– Представь себе, нет! Но я взяла время на размышление!

– Дорогая моя, в другое время или другой девушке я бы сказала, что она зря это сделала. Но я уже убедилась – ты продуманка, ты не пропадешь. У тебя все всегда будет в шоколаде!

– Ну все, я похвасталась, теперь бегу на работу, – пропела Юля и вскочила.

– Хоть чайник поставь, раз уж меня разбудила! Эй! Ну, бессовестная!

После съемки, когда Юля вышла из студии, ее уже ждал Лавров с букетом.

– Это вам, мадемуазель, – заявил он. – Не надо благодарностей, я просто подлизываюсь. Я распланировал наш вечер без твоего ведома и стремлюсь загладить свою вину.

– И что же мы будем делать? – поинтересовалась Юля, принимая букет и поцелуй.

– Мы едем за город, ко мне на дачу. Для будущей голливудской звезды я решил устроить настоящую помолвку.

– Дима, Дима, – покачала головой Юлька, которую почти не видно было за букетом. – Ты разве не помнишь, что я не сказала «да»?

– А разве суток на размышление недостаточно? – невинно поинтересовался Лавров. – А кроме того, я пытаюсь тебя скомпрометировать. Если мы сейчас отпразднуем помолвку, расскажем народу о своих намерениях – тебе потом трудно будет откреститься! Что, не так? Так что лучше скажи свое драгоценное «да» прямо сейчас!

– Да, – сказала Юля.

– Что – да?

– Ты просил сказать «да» прямо сейчас. Я и говорю.

Сотрудники студии, будь у них охота выглянуть в окно, имели бы возможность насладиться редкостной картиной – импозантный молодой человек приплясывал на крыльце и пытался кружить в своих объятиях красавицу-брюнетку, которая смеялась и отбивалась от него роскошным букетом…

Глава 8

– Помнишь «Трех мушкетеров»? – поинтересовался Олег у Кирилла, когда они вышли на балкон проветриться.

– Ну, более или менее, – кивнул Кирилл.

– Так вот: Атос подарил миледи перстень с сапфиром в окружении бриллиантов. Помнишь такой момент?

– Ты знаешь, я читал Дюма на заре туманной юности и как-то не заострил внимания на этом трогательном моменте. А впрочем, припоминаю. Она его потом д’Артаньяну подарила, после ночи пылкой любви. Так?

– Приблизительно так, – удрученно покивал головой Олег.

– Брось, Мелкий, – неожиданно серьезно сказал Кирилл. – Не бери в голову. Конечно, все это немного неожиданно. Не обижайся, друг мой, но мне кажется, ты просто ревнуешь…

– Я не обижаюсь, Малевич, – спокойно ответил Олег и, облокотясь о перила, закурил. – И прекрасно понимаю: что бы я тебе сейчас ни сказал – все будет воспринято как симптомы той же самой дружеской ревности. Но эта девушка меня тревожит, мне неуютно в ее обществе. Слушай, а тебе не кажется, что она чем-то похожа на первую жену Лаврова?

– Нет, не замечал… Да объясни толком, что ты паришься?

– Сам не знаю… Я ее раскусил сразу же. Она из тех девиц, которые с детства знают, как себя вести. Дело даже не в том, что она быстро и ловко окрутила Димку. Ладно, сам дурак. Но знаешь, у него это может так же быстро кончиться. И он снова будет несчастен. О ней я уж не говорю.

– Политика наложила отпечаток на твой образ мыслей. Если б наши государственные мужи так все просчитывали – жили бы мы, как в раю. В любом случае мы ничего не можем изменить, – пожал плечами Кирилл. – Даже если бы Юля не понравилась всем нам так активно, что мы все принялись бы прочищать Муру мозги на этот счет, – ты думаешь, это помогло бы? Я вот лично сомневаюсь. А потом, я просто за него рад. Она глупенькая, но не дура, продуманная, но не стерва. Она красивая и, может, успеет родить двух-трех детей до того, как Димке надоест. Но меня тоже кое-что беспокоит. Почему Лавров не позвал Жанну? Ты не знаешь?

– Я спросил. А он сказал что-то вроде: не хочу никого ставить в неудобное положение. Очень глупо, – заметил Олег.

– Без нее как-то не так. И вот я беспокоюсь, как девица. Лавров у нас весел, словно чижик, а Ольга сразу припомнила, что я никак не выберу минутки сделать ей предложение, да ты и сам по неизвестной причине с начала вечера мрачнее тучи… Я… Да не обо мне речь.

– Но любовь, извини за банальность, эгоистична и слепа.

Они вернулись в комнату. Даже посторонний человек мог бы заметить, что вечеринка на этот раз не удалась. Не было веселого обмена шутками, дружеской пикировки, всего, что украшало их встречи и добавляло перчику в дружеские отношения. Но Лавров, казалось, этого не видел. Его физиономия по степени сияния могла поспорить со старинной люстрой, сверкающей под потолком десятками подвесок. Он вертелся вокруг Юли, таская ей со стола то одно угощение, то другое, не упускал возможности запечатлеть поцелуй на ее декольтированном плече и вообще, как говорят японцы, потерял лицо. Впрочем, время от времени Дима оглядывался на друзей. Его выразительная физиономия говорила что-то вроде следующего: «Вот, как я глупо счастлив. Я сознаю, что выгляжу нелепо, а может, и неприлично, но ничего не могу с собой поделать. Простите меня за это и поймите – если вы мои друзья».

Юля же держалась очень ровно. Она не прижималась к Лаврову, не хватала то и дело его за руку и не лезла с поцелуями. Она даже будто не смотрела на жениха, и казалось, что она думает какую-то глубокую, тайную думу, поглощена этим и больше не видит ничего вокруг.

– Эта девушка знает, как себя вести, – сказал Кирилл, когда они с Ольгой решили все же «зажечь» и начали танцевать.

– Да, этого у нее не отнять. И они с Димкой очень даже неплохо смотрятся, – согласилась Оля, и в этой простой реплике Кириллу почудились первые признаки приближающейся бури – бури, которая проносилась над его головой время от времени вот уже три года.

– Хорошо, наверное, быть невестой, – задумчиво предположила Ольга. Но задумчивость эта была наигранной, и Кирилл это прекрасно знал.

– Да ну, что уж тут хорошего, – шутливо заметил он, обнимая подружку за плечи. – Сидишь, как засватанная… Да ты и есть засватанная… А все на тебя пялятся, да еще и критикуют: пожалуй, низко летает, тихо свистит…

– Среди нас рекорд по женитьбам явно принадлежит Муру, – заметила Ольга, словно не слыша приятеля. – Такое впечатление, что он, бедолага, за всех отдувается. Не хочешь ему помочь?

Фраза была сказана шутливо, но Кирилл хорошо знал, что стоит за этими словами, и напрягся, готовясь к буре.

– Мы уже не раз говорили на эту тему, – осторожно начал он.

– И ни до чего не договорились, – покивала Ольга. – Я просто недопонимаю… Почему бы нам не пожениться? Зачем эта ложная свобода?

Все это Кирилл слышал уже сотни раз и привычно стиснул зубы. Он вовсе не хотел грубить Ольге и обижать ее, он старался этого не делать. Но как, господи, как объяснить ей, что при мысли о ЗАГСе, о церемонии официального бракосочетания, о лиловом штампике в паспорте его охватывает смертная тоска. И почему она не может обойтись без этого – или хотя бы подождать? Ведь он любит Лельку, он не изменял ей никогда, он делает все, что она захочет, – в разумных пределах, разумеется. И ей вздумалось сменять вот эти отношения, которым должны завидовать все здравомыслящие люди, на штамп и ведение совместного хозяйства? Хотя у них с Ольгой и сейчас почти все общее – с того момента, как Кирилл снял студию в Ольгином доме. Но, по крайней мере, быт их не заедает, каждый чувствует себя свободным человеком… Так зачем же что-то менять?

Эти мысли Кирилла перекрывал Ольгин монолог, который тек своим чередом. Он был знаком Кириллу почти дословно, но на этот раз в окончание его вплелась какая-то принципиально новая тема, какой-то не являвшийся доселе образ, и это заставило Кирилла включить слух.

– …Ребенок…

– Что? – переспросил Кирилл.

– А если у нас будет ребенок? – повторила Ольга.

– Ты всегда говорила, что не хочешь детей, – осторожно напомнил Кирилл.

– Я говорила – пока не хочу! – возмутилась Ольга.

– А-а, ну вот до сего дня это «пока» не наступило, насколько я понимаю? А вот когда наступит – тогда и поговорим, идет? В принципе… – Он запнулся. Решил, что лучше не договаривать. Что, если этой сумасбродке придет в голову забеременеть, только чтобы женить его на себе?

Подумав так, Кирилл искоса взглянул на Ольгу и горько усмехнулся своим мыслям. В конце концов, она уже далеко не девочка, дурой никогда не была и не решится на такую смехотворную глупость. Она и сама понимает, что при ее богемном образе жизни ребенок стал бы только обузой. Сначала Ольге нужно очень много изменить в своей жизни, а она что-то пока не выказывает намерения это делать…

Жених с невестой вели в уголке свой собственный неспешный разговор.

– Мне очень нравится этот домик… Мы тут будем жить? – спрашивала Юля.

– Летом…

– Только его, наверное, тяжело убирать.

– Глупенькая моя, но не заставлю же я тебя со шваброй бегать! У меня есть женщина, она приходит, убирается.

– Здесь?

– Что – здесь?

– Здесь убирается?

– И дома тоже. Ее зовут Алла Сергеевна, она славная очень.

– Молодая?

– Юлька! Это что, ревность? Ей за пятьдесят!

– Ну что ж, моя матушка в таких случаях говорит: «Еще не перестарок»…

У Лаврова вдруг кольнуло в сердце. Пятьдесят… Столько же лет было его жене. А Юля еще не знает о том, что он был женат, не подозревает, что он – вдовец… Это обман, а он не должен ее обманывать. Но он скажет, сегодня же скажет.

Музыка вдруг оборвалась, и в наступившей тишине стало слышно, как бьют за стеной часы. Старинные часы размером с хороший платяной шкаф отбивали удары гулко, с хрипом, с оттяжкой.

– Лишь пробьет двенадцать раз… – зловещим шепотом провозгласил Мелкий.

– Тихо! Кто-то подъехал, – заметил Лавров.

Часы не успели еще до конца догреметь свою скучную старинную песню, как на пороге показалась улыбающаяся Жанна.

– Привет! Что ж вы, паразиты, меня не позвали… – и осеклась, глядя на Юлю. – Ребята… А что происходит-то?

– Видишь ли, Жанночка, – пришел в себя Лавров. – У нас тут маленький праздник, типа помолвки. Юля согласилась выйти за меня замуж. Мы и тебя собирались позвать, конечно, ты не думай, – увещевал он ее, чувствуя, как начинают мучительно гореть щеки. – Но у тебя мобильник не отвечал, а я…

– Очаровательно, – мягким, но неприятным голосом ответила Жанна. – Я поздравляю тебя, Лавров, и тебя, Юля, тоже. Странно, почему ты, уходя утром, не смогла упомянуть о намечающемся торжестве. Хотя надушиться моими духами и одолжить без спроса мои серьги ты, конечно, не позабыла. Допустим. Странно, что Кирилл, с которым я говорила сегодня – по тому самому мобильнику, что весь день не отвечал, – не проговорился о вечеринке. И Олег, с которым мы болтали в аське, тоже воздержался от приглашения. Все это странно, ребята. И из этого я делаю один-единственный вывод. По-сволочному вы со мной поступили, вот что. Благодарность моя не будет знать границ. Продолжайте веселиться.

И Жанна вышла, споткнувшись о порог. Очень бледная Юля трясущимися руками вынимала из ушей сережки.

– Ну, это прямо я не знаю, – пробормотал Кирилл. – Лелька, что ты там возишься?

– Туфли ищу, – отозвалась Ольга.

– Не надо, она уже уехала. Слышишь? Черт, Лавров! Неловко-то как получилось!

– Правда, – вздохнул Дмитрий. – Но я думаю, все утрясется как-нибудь.

Ему уже хотелось, чтобы все уехали. Он мог думать только о будущей ночи.