Текст книги "Немного солнца для Скарлетт"

– Вы из-за меня опять не выспались. – Летти села в машину рядом с Майлзом.

– Ничего, вот провожу вас и сутки буду спать. Заслужил.

– Да, вы заслужили, – серьезно ответила Летти. – Вы, Анна, Ричард Чемниз. Это вы сделали такое кино, – она вздохнула, – а я даже не представляю, когда можно будет так сказать обо мне: «Она сделала это лучше всех!»

– Летти, господи, да вы еще ребенок, я это вам говорю второй раз за последние сутки. Вы еще столько успеете!

– Для этого надо торопиться, а я все время на что-то отвлекаюсь. Например, на кино.

– Но вы же получили приз! Вы отвлеклись, но сделали это высокопрофессионально!

– Моя профессия – совсем другое.

– Летти, вы привередничаете. Не гневите судьбу. – Майлз вдруг рассердился. Эта девица была еще более капризной, чем Анна Гроув.

– Думаете? – Летти совершенно серьезно посмотрела на Стива. В тесноте машины Майлз вдруг почувствовал себя неуютно – ему захотелось обнять девушку, но он не решился. А потому стушевался и не знал, куда деть руки.

– Вы очень смешной бываете. – Летти вдруг дотронулась ладонью до его щеки. – Такой смешной, что мне хочется вас пожалеть. И погладить.

Майлз закашлялся.

– Как кота? – выдавил он из себя.

– Как черепаху, – отозвалась Летти. – Вы где-то так глубоко себя прячете, что, кажется, выглядывают только толстые неуклюжие ноги.

– Ну вы даете?! – изумился Стив. – Я ведь и обидеться могу!

– На меня? – Летти округлила свои синие глаза. – На меня-то за что? На себя и обижайтесь. Но лучше приезжайте в Нью-Йорк, я, как устроюсь, так сразу напишу свой адрес. Вы же там все знаете, а я не была ни разу. Вот вы мне город и покажете. Не буду же я целыми сутками в мастерской сидеть?!

Майлз глупо улыбнулся и сжал руку Летти.

– Это вы зря, я ведь и ответить могу, – рассмеялась она и в свою очередь сжала пальцы.

– Ого! – уважительно произнес Майлз, скривившись от боли.

– А вы как думали? Я будущий скульптор!

В аэропорт они прибыли вовремя. Летти оставалось только пройти билетный контроль, сдать багаж и пройти в зону ожидания посадки.

– Ну, буду ждать от вас известий. – Стив взял Летти за локоть. – Как прилетите – отправьте мне телеграмму. Или позвоните. Телефон у вас мой есть. Он на визитке.

– Хорошо, не волнуйтесь. Я всегда звоню – тете, родителям, и вам позвоню.

– Осторожно с такси. В Нью-Йорке это бессовестные обиралы.

– Не переживайте, доеду, доберусь. Конечно, в Париже таксисты – потомки русских аристократов, но и они обдерут как липку.

– Летти, я прошу вас, будьте осторожны. И позвоните мне. И напишите адрес. Я готов вылететь прямо сейчас…

– Кто это еще готов улететь из этих благословенных мест прямо сейчас?!

Голос раздался за их спинами. Они оглянулись и обнаружили улыбающегося Дика.

– Я улетаю, а Стив хотел бы присоединиться, – рассмеялась Летти.

– Я волнуюсь за нее. Она в Нью-Йорк летит, города не знает. На месте решила устроиться. Вот я и думаю, не проводить ли девушку, – разъяснил Стив Дику.

– Не переживайте – если в Нью-Йорк, значит, мы попутчики. Я ведь туда же. Я вас провожу, довезу, все покажу и не отойду от вас, пока не увижу, что вы в безопасности. Стив, не волнуйтесь, под мою ответственность!

– Вот и отлично! – Стив Майлз как-то странно посмотрел на Летти.

– Стив, не переживайте. Видите, как все решилось. Но я бы и сама не пропала!

– Никто не сомневается, но лучше подстраховать. – Дик протянул руку Майлзу: – До свидания. И не переживайте.

– Спасибо, Дик. – Стив пожал руку.

– Я пошел, мне еще надо пару звонков сделать. – Дик деликатно оставил Летти и Стива вдвоем.

– Ну, что вы опять расстроились, Стив? – Летти непонимающее заглянула в глаза Майлзу.

– Все хорошо, – ответил он. – Все просто замечательно. Я жду звонка от вас, Летти. Я жду ваш адрес.

Он постоял еще немного, посмотрел, как Летти исчезает в длинных коридорах аэропорта, потом вышел на стоянку такси, но в машину не сел. Он решил, что до города дойдет пешком. Стиву Майлзу было о чем подумать и о чем поволноваться. Во всяком случае, ему так сейчас казалось.

Но не только Майлз покидал аэропорт в смешанных чувствах. Был кое-кто еще, кто, сидя на веранде открытого кафе, наблюдал за взлетающими лайнерами и ждал объявления о посадке на нью-йоркский рейс. Это была Анна. Она попрощалась с Диком у больших стеклянных дверей, ведущих в здание аэропорта, но внутрь не зашла. Ей не хотелось сейчас оказаться среди толпы людей, где ее, конечно бы, узнали. Она поцеловала Дика и пошла сюда – в обычное кафе для встречающих и провожающих. Она надела темные очки, повязала на голову косынку и, заказав крепкий кофе, стала ждать, когда улетит Дик. Как только его самолет превратился в галочку на голубом фоне, она мыслями вернулась в дом, где ее ждал Гроув. Возвращаться туда не хотелось. Она не боялась гнева мужа – она вообще никогда не боялась чьего-либо гнева. Она сама умела сердиться, обвинять, нападать. Но сейчас было что-то особенно неприятное в ее ситуации. Анна пыталась себя успокоить – ведь об изменах друга друга они с мужем узнавали не раз, но, будучи людьми деловыми, умели сделать так, чтобы на их отношениях и на их образе жизни подобные происшествия не сказывались. Однако история с Диком и тот самый разговор с мужем после награждения – все это придавало ее роману неприятный, какой-то пошлый оттенок. Анна попыталась оправдаться перед собой:

«Я его люблю! Я действительно его люблю! Иначе как бы я могла так обойтись с Гроувом». Но это заклинание не помогло – ей не двадцать лет, она известный человек, и, что тоже важно, ее муж, которого сейчас она поставила в смешное положение, тоже попадет под прицел любопытных и злорадствующих. И тут Анна попыталась облегчить себе положение: «Боже! Сколько же романов было у актрис и сколько раз изменяли им их мужья?! И никто не застрелился, никто не повесился! Но почему же мне так тошно сейчас?» Последний вопрос никуда не исчез, и ответа на него не было. Анна вдруг представила, что Дик никуда не улетел, что они вдвоем, что они поддерживают другу друга – этот вариант ей понравился. Но самолет Дика сейчас разворачивался над Средиземным морем и брал курс на американский континент, а она сидела здесь, в этом кафе, и с ужасом представляла свое возвращение в Дом прелата. Особенно мучительно было думать о муже – если до вчерашнего дня он имел такую роскошь, как сомнения, то вчера все стало настолько очевидным, насколько и безнадежным. Анна с ужасом понимала, что ей придется пройти через самое старшное – ожидание. Ожидание Дика, который с головой погружен в работу, и ожидание решений мужа. Сама она ни на что повлиять уже не могла. И для деятельной и всегда находчивой Анны это сочетание безусловной вины и вынужденной зависимости было самым страшным наказанием.

«Я буду ждать Дика. Он обязательно мне позвонит. И я полечу к нему», – кое-как утешила себя Анна и махнула рукой официанту.

Глава 3
Отсечь все ненужное

Летти действительно привыкла путешествовать одна. Так получалось, что, как только ей надо было собираться в дорогу, у родителей вспыхивала очередная ссора, и Летти поручали теткам, старшим двоюродным братьям или просто подругам матери. Летти уже привыкла к этим дорожным, ничего не значащим разговорам – с ней всегда обращались осторожно, стараясь не задеть брошенного, по сути, ребенка. Летти взрослела быстро и быстро училась одиночеству. Оно ей нравилось, оно позволяло уделять внимание тому, что так увлекало ее с малых лет. А с малых лет она обожала рисовать и лепить. В конце концов последнее занятие – лепка – победило. Летти всюду с собой носила кусочек специальной глины, и, как только выдавалась минута, из-под ее длинных и сильных пальцев появлялись фигурки животных или забавные человечки.

– Скарлетт, – обращалась к ней мать. Она предпочитала называть дочь полным именем. – Скарлетт, почему ты пренебрегаешь спортом, играми и вообще коллективными занятиями?

– Мне не нравится, когда кто-то толкается, мешается, орет у меня над ухом.

– Но спорт необходим. Это фигура, это здоровье! – восклицала мать.

Летти задумалась над этим и стала ходить «таскать железо». Нет, конечно, там был и бег, и прыжки, и различные разминки. Но все, кто туда ходил, хотели главного – иметь накачанные бицепсы, трицепсы и остальную мускулатуру.

Мать Скарлетт пришла в ужас:

– Ты понимаешь, что превратишься в парня! В мужика. Ты и так высокого роста, у тебя крупные руки и ноги. Через полгода из своего спортклуба ты выйдешь громилой!

Летти все это выслушала и продолжила занятия. Но, как только она в зеркале увидела свое рельефное поджарое тело, как только ее руки стали тонкими, но сильными, она с этими занятиями распрощалась. Отныне она только утром выполняла несколько силовых упражнений, которые всего лишь поддерживали форму.

Следующим ударом для семьи было поступление на отделение, где готовили скульпторов.

– Меня это пугает, она выбирает абсолютно мужские занятия, – как-то пожаловалась мать отцу.

Отец, ловелас и ценитель женской красоты – именно это его увлечение приводило к многочисленным домашним ссорам, – внимательно присмотрелся к дочери. И ничего, кроме очаровательной, женственной, современной девушки, не обнаружил. Более того, по его мнению, фигура Скарлетт только выиграла от силовых упражнений. Не осталось следа от юношеской рыхлости, невнятной талии и покатых плеч. Теперь фигура дочери была выточена мастерским резцом художника. Кстати, о резце. Выбор дочери отец тоже одобрил.

– Ты не понимаешь, она будет одна из немногих женщин среди множества мужчин. К ней будет приковано внимание, а в сочетании с ее неплохой внешностью это обеспечит ей успех.

Мать Скарлетт предпочла бы акварель и моделирование одежды. Как-то привычнее, знаете ли. На съемки к Майлзу Летти попала благодаря связям матери. Впрочем, то, что предложила двадцатидвухлетняя студентка, было действительно хорошо. Ассистент режиссера (знакомая знакомой матери Скарлетт) это сразу отметила. Так Летти попала на съемочную площадку и познакомилась с Майлзом.

Сейчас, устроившись поудобней в салоне второго класса – Летти была экономной, и победа на фестивале абсолютно не повлияла на эту привычку, – она достала альбом, карандаши и принялась рисовать. Это она делала везде. Еще она возила с собой кусочек специальной глины, из которой лепила фигурки. Впрочем, второе занятие вызывало интерес у окружающих, а это страшно смущало и раздражало Летти. Рисование же почти никого не удивляло.

Сейчас, сидя в самолете, Летти думала о том, что совершенно неожиданно в ее жизни произошло большое событие. Что нежданно-негаданно она добилась победы в деле, которое считала развлечением, хобби и даже отдыхом. «Что ж, это хорошо. Майлз правильно сказал, что любой успех – это часть нашей жизни. Это кусочек нашего прошлого. Странный этот Стив. Большой, грозный и страшно сентиментальный», – думала Летти, и тут же из-под карандаша на листе появилось лицо Стива. Потом Летти нарисовала Анну – она была величественно красивой. Именно такой она казалась Летти.

– Так-так, вот вы чем занимаетесь! – над ней склонился Дик.

Летти засмущалась, словно совершила что-то неприличное.

– Это так, воспоминания о вчерашних днях, – улыбнулась Летти.

– У вас здорово получаются портреты. Гораздо лучше, чем пиджаки и рубашки. Ваша та самая синяя рубашка красива, но чертовски неудобна. Узкая.

– Так это чтобы вы модным на экране были! – рассмеялась Летти.

– Понятно. А мой портрет вы не нарисовали? – Дик нахмурился. – А почему? Чем я вам плох?

Летти рассмеялась в ответ на этот притворно-обиженный тон:

– Не успела. Но сейчас нарисую. – На чистом листе она в три штриха изобразила Дика.

– Здорово. Просто здорово. Вы ухватываете главное в лице. Ну, теперь моя душа похищена вами.

– Это как? – улыбнулась Летти.

– Как? В некоторых африканских племенах существует поверье, что, если человек тебя рисует или фотографирует, он крадет твою душу.

– Понятно, а если я вам отдам рисунок?

– Спасибо, возьму. Не откажусь. Но все равно – душу вы мою похитили.

Летти покраснела – разговор вдруг приобрел оттенок флирта. Двадцатидвухлетняя Скарлетт имела небольшой личный опыт – на первом курсе она влюбилась в стажера, прибывшего из Лондона. Связь между ними была короткой и для Летти очень болезненной. Стажер через три месяца бросил ее, заведя интрижку с красавицей пейзажисткой.

– Ну, когда-нибудь это бы случилось. Будь осторожна впредь, – сказала ей мать, когда Летти в порыве отчаяния пожаловалась на ветреного английского любовника.

Услышав этот спокойный тон и не услышав гнева или возмущения по поводу легкомыслия дочери, Летти нашла в себе силы посмотреть на произошедшее как на приобретение полезного опыта. «Так, ну, теперь я буду выбирать», – пообещала она сама себе и стала сторониться каждого, кто пытался с ней разговаривать вот этим самым тоном, с которым заговорил с ней Дик.

– Это не ко мне. Я не собирательница подобных трофеев, – вежливо парировала Летти.

Было видно, что Дик от неожиданности опешил.

– Я не хотел вас обидеть. Только подчеркнул, что сходство полное, словно вы знаете меня много лет.

Он улыбнулся, бережно свернул рисунок и отправился в свой первый класс.

«Какого черта я его обидела?» – Летти стало стыдно.

Длинная дорога хороша тем, что успеваешь обо всем подумать. Летти порадовалась тому, что находилась во втором классе. Все, кто возвращался с фестиваля, а в самолете таких было немало, сидели в основном в салоне первого класса. Оттуда доносились смех, громкие голоса. Стюардессы разносили шампанское и другие спиртные напитки. «Интересно, что же он там делает? Тоже пьет, шумит, громко обсуждает картины? На него это так не похоже». – Летти даже вытянула шею, чтобы разглядеть, чем занят Дик. Но она ничего не увидела – в проходе первого салона стояли люди и, активно жестикулируя, над чем-то смеялись. Летти отложила рисунок, посмотрела в иллюминатор и стала представлять свою жизнь в Нью-Йорке. Там она должна была пробыть полтора месяца – за это время она надеялась узнать все секреты старого скульптора. Летти прекрасно понимала, что без дара, без таланта любое копирование чужих приемов превратит искусство в ремесло. И ей было бы страшно убедиться в том, что она способна лишь на повторение чужих опытов. Летти часто задавала себе вопрос, не ошиблась ли она с выбором занятия. Но не отсутствие уверенности в собственных силах заставляло еще и еще раз возвращаться к тем дням, когда она определялась с выбором факультета. Летти пыталась удостовериться, что путь, который она себе наметила, ей по силам. Что амбиции не растрачены, что планы такие же грандиозные, что сил и упрямства достаточно. Летти никогда ни с кем не говорила об этом – она не боялась, что ее разубедят, она предпочитала сохранить в неприкосновенности свою цель.

День в самолете длился долго. Вот внизу показались воды Атлантики, сумерки окрасили небосвод, но это был не вечер, а занимающийся день. Летти казалось, что она перемещается в машине времени – и вот уже утро повторилось, и день, который она прожила, сейчас проживет еще раз.

Стюардесса разбудила Летти, когда самолет пошел на снижение.

– Пристегнитесь, сейчас будет посадка. Я вас не стала будить к завтраку. Если хотите, принесу крекеры и воду.

– Нет, спасибо, я поем в городе!

Летти лихорадочно приводила себя в порядок. Вот-вот они приземлятся, а она заспанная. Лайнер уже покачивался в низких облаках, сквозь них были видны силуэты зданий. Летти внимательно посмотрела вниз – все было залито солнцем. То ли оттого, что она выспалась, то ли от осознания своей победы, своей предприимчивости и решительности, но ее вдруг захлестнуло ликование. «Я буду жить в этом городе! Я буду учиться у известного скульптура. Я буду свободна и самостоятельна!» – Летти мысленно перечислила все прелести предстоящей жизни.

– Господин Чемниз просил вам передать, что будет вас ждать на месте получения багажа. Он хотел сам к вам подойти, но мы уже не разрешаем ходить по салону, – обратилась стюардесса к Летти.

– Да, спасибо, я поняла. – Она вдруг пожалела, что Дик будет ее опекать. Ей так хотелось все сделать самостоятельно – и найти гостиницу, и отыскать мастерскую скульптора, и сделать необходимые покупки, и, наконец, просто побродить по городу, осваивая его. Но Дик обещал Майлзу, и теперь никуда от него не денешься.

Самолет тем временем разворачивался над городом, прямо из облаков вынырнули шпили небоскребов, побежали машинки по автострадам, были видны фигурки людей и даже собак на зеленых лужайках возле одинаковых белых домиков. От нетерпения у Летти даже вспотели руки. И вот посадочная полоса, вот раздался глухой стук – это лайнер коснулся земли. Еще несколько минут – и пассажиры бодро пошли по проходам. Летти подхватила сумку, планшет, в котором были рисовальные принадлежности, и почти последняя покинула самолет.

Аэропорт окружил ее шумом и суетой. Она старательно читала указатели, а потом сообразила, что лучше следовать за пассажирами, которые летели с ней вместе. И вот уже она увидела длинную извивающуюся ленту, куда скидывали чемоданы, сумки, коробки. Свои вещи Летти узнала сразу – они аккуратно стояли на полу, а охранял их Дик Чемниз.

– Как вы узнали, что это мои чемоданы? – улыбнулась Летти.

– На них же бирка с вашим именем, – рассмеялся Дик.

– Ах да. – Летти смутилась. – Куда мы теперь?

– Я обещал Стиву устроить вас в приличное место. Конечно, отель Pierre я вам не предложу. Но и кроме него есть кое-что в этом городе. Вот мы сейчас и поедем туда.

– А что это за отель такой – Pierre?

– О, это почти легенда города. Отель-люкс, который предпочитают «тихие» деньги. Там селятся достойные богатые люди.

– Понятно, мы – достойные, но еще не настолько богатые, – рассмеялась Летти. – Так куда же поедем мы? В гостиницу?

– В пансион. В Нью-Йорке таких немало. Жить в них очень удобно, главное – правильно сделать выбор. Попадаются совсем дешевые, но там беспокойно – обычно селятся студенты или просто сбежавшие из-под опеки родителей юнцы. Но есть очень достойные, куда не грех поселить строгую девицу-хористку.

– Это вы про меня? – рассмеялась Летти.

– Ну, почти про вас, – серьезно ответил Дик. – Во всяком случае, перед Стивом мне не будет неудобно.

– Ну, если только перед Стивом, – ехидно заметила Летти.

– И без Стива. Кстати, и без Стива я бы вам помог. Я же понимаю, что, хоть вы и самостоятельная дама, мужская помощь вам не помешает. И вообще, свой человек в городе, да еще в таком городе, – это много значит.

– Вы меня пугаете! Что значит – в таком городе?

– Это значит, что он большой и разный. Есть места весьма неприятные. И вечером там ходить не стоит.

– Понятно, вы мне на карте их отметите? Стив меня уже пугал. – Летти рассмеялась.

– Стив правильно делал. И не шутите. Я отмечу на карте опасные районы, а вы пообещаете там не появляться. – Дик был серьезен.

Тем временем они дошли до стоянки такси.

– Может, мы на метро или на автобусе поедем? – Летти оглянулась на Дика. – Понимаете, так интересней. Мы посмотрим пригороды, да и сам город.

– Я его очень хорошо знаю, учтите, я коренной житель этих мест. А вам необходимо отдохнуть. Это только кажется, что вы не устали. Разница во времени скажется очень быстро.

– Я проспала почти весь полет.

– Я знаю. Я к вам подходил и даже один раз укрыл получше. В салоне было холодно.

– Да что вы! – Летти смутилась.

– А почему вы так покраснели? – рассмеялся Дик.

– Да потому что я во сне иногда по-дурацки выгляжу.

– Не заметил, – пожал плечами Дик. – По-моему, все было очень мило. А вот и такси, садитесь, пожалуйста.

Дик галантно усадил Летти, сел сам и назвал таксисту адрес. Такси тронулось с места, а Летти не отрываясь смотрела в окно – город, в который она прилетела, имел тысячу ликов, она уже это поняла. Пока они ехали, он менялся от улицы к улице, от шоссе к шоссе. Он превращался в зеленый пригород, в кирпичные трущобы, в берег океана, и, наконец, он стал таким, каким все его видят на снимках, – завораживающе огромным, высоким и вздымающим к небу фасады серых домов.

– Летти, имейте в виду, можно садиться только в желтое такси. Никаких частных машин или машин другого цвета, поучал ее Дик.

– Увезут на край света? – пошутила Летти.

– В лучшем случае.

– Понятно. Что это вы меня так пугаете?

– Я не пугаю. Я несу за вас ответственность. Перед серьезным и суровым человеком по имени Стив Майлз. Вы вот, например, хотели бы нарушить слово, данное такому человеку, как Майлз?

– Вы уже меня об этом спрашивали.

– Но вы не ответили. – Дик улыбнулся. – Если говорить серьезно – Нью-Йорк хороший город. Интересный. И жизнь в нем такая резвая, такая быстрая, что невольно стараешься приспособиться к его ритму.

– Париж совсем другой, – улыбнулась Летти.

– Вам на контрасте здесь очень понравится. Вы же отдохнуть сюда приехали? Посмотреть город, походить по музеям?

– Я приехала сюда учиться.

– Вот как? И чему же?

– Я будущий скульптор и приехала сюда на мастер-класс одного очень известного человека.

– Что вы говорите! – Дик с удивлением оглядел Летти.

– Силенок хватит, – понимающе кивнула она. – Все сразу спрашивают, как это я буду мраморные глыбы обтесывать.

– Ну, вообще, конечно, вопрос возникает, – улыбнулся Дик.

– Нормально. Я сильная. У меня такая мускулатура, что иной мужчина позавидует.

– Тогда я спокоен. – Дик склонил голову. – Кстати, вы есть хотите?

Летти вдруг вспомнила, что в самолете не ела.

– Хочу, очень хочу!

– Выбирайте, как поступим – сначала вас поселим, а потом пообедаем? Или прямо сейчас в ресторан.

– Неудобно, Дик, у вас свои дела. Вы меня до гостиницы довезите, а я там уж сама…

– Тогда так – сейчас мы вас устроим в пансион. Вы бросите там свои вещи, и я вас отвезу пообедать.

– Договорились, – согласилась Летти.

Пансион, который оказался приятной маленькой гостиницей, занимал два этажа пятиэтажного узкого дома. Высокое крыльцо, большие горшки с белыми цветами на его верхней площадке, звонок – и вот они уже в холле. Дик разговаривает быстро, улыбаясь, бросая на даму за стойкой ласковые взгляды. «Даже если она не знает его как актера, что весьма сомнительно, все равно она им очарована. Ему невозможно отказать!» – думает Летти, даже не пытаясь поучаствовать в беседе. Она так была потрясена городом, что эмоции ее переполняли, и она сочла теперь удобной и даже приятной помощь Дика.

Еще через двадцать минут Летти оказалась в своей комнате, которая была прелестна, словно картинка в дамском журнале. Занавесочки, покрывало, скатерть и даже обивка на диване – все одного тона и расцветки – розовато-кремовые с цветочками. Цветок в горшке, картинки на стенах, удобное кресло в углу у маленького столика с настольной лампой. Летти рассмеялась:

– Отсюда не хочется выходить. Уютно, чисто, красиво.

– Нью-Йорк не тот город. Он вас вытащит из дома. Да что там из дома – из постели. – Дик поставил ее вещи.

– Похоже, да! – улыбнулась Летти, а сама подумала: «Сам Дик Чемниз провожает меня! Ой!»

– Но я не люблю бывать в популярных городских местах, – развел руками Дик.

– Почему?

– Слишком много людей, – улыбнулся Дик.

– Вы знаете, я допускаю, что порой многолюдность может означать уединение. Так бывает. Противоположности иногда замещают друг друга. И весьма удачно.

– Странно, вы, едва приехав в этот город, уже ухватили его суть. Да, это есть. Но я все равно не люблю толпу.

– У меня бывает по-разному. Иногда хочется в компанию, иногда побыть одной. Но большей частью я занята. Как и вы. Только у вас театр. А у меня – мастерская.

– Как вы попали в кино? Майлз?

– В каком смысле? – не поняла Летти.

Дик вдруг покраснел.

– Я хотел спросить. – Дик даже запнулся. – Это Стив Майлз уговорил вас работать с ним?

– Отчего вы так решили? – Летти серьезно посмотрела на Дика.

– Ну, может, он знал ваши способности…

– А, поняла! – воскликнула Летти и в свою очередь покраснела. – Это родственники, им не нравится, что я занимаюсь скульптурой. Не видят перспектив, а работа тяжелая. Вот они и решили, что я должна попробовать в кино. А я не собиралась и не собираюсь бросать скульптуру. Мне просто было интересно, справлюсь я или нет. Так, спортивный азарт. Стиву понравились мои эскизы. Он же требовательный, дотошный, он даже интересуется, какими нитками я буду отстрачивать ваши джинсы. Понимаете, в то время как некоторые компании чуть-чуть поменяли цвет ниток, Майлз требовал, чтобы все было по-настоящему. Чтобы зритель смотрел фильм и думал: «Ах какая любовь!», а не морщился, что костюм героини явно из другой эпохи.

– Он требовательный, я тоже это почувствовал. – Дик покачал головой. – Но, наверное, только на съемочной площадке. В жизни он добрый?

– Не знаю, – пожала плечами Летти. – Но мне кажется, что да. А почему вы так расспрашиваете о нем?

– Интересно.

– Дик, я Стива Майлза знаю намного меньше, чем вы. Я незнакома близко с ним.

– Что вы, Скарлетт, – смутился Дик.

– Нет, нет, я поняла вас. Уж не знаю, что сплетничали там, в Париже, во время съемок, но вам я скажу, что Стив Майлз мой знакомый. Но, к сожалению, даже не друг.

– Ах, вот как! – Дик как-то странно посмотрел на Летти.

– Именно, и давайте лучше про Нью-Йорк. Мне здесь понравится. Я это уже знаю. Только времени у меня будет мало – занятия с господином Лероем, я же приехала из-за них. Поэтому я буду смотреть здесь только самое важное, самое главное.

– Правильно. А сейчас вам надо отдохнуть.

– Надо, но побродить по городу тянет. Здорово здесь. Дик, скажите, а вы смогли бы мне показать Нью-Йорк? Я понимаю, вы заняты, но вдруг будет минутка?

Дик внимательно посмотрел на Летти.

– Я хотел вам сам это предложить. Но боялся…

– Боялись? – Летти с недоумением посмотрела на него, а потом рассмеялась. – Ах да! Стив Майлз?! Отношения с ним?! Боже, кто же так сплетничал за моей спиной.

– Не знаю, – улыбнулся Дик.

Звонок раздался рано утром. Летти даже толком не проснулась, она схватила трубку, боясь, что это звонит мистер Лерой. «Он, наверное, плохо себя чувствует и переносит занятие!» – подумала она и по привычке прокричала:

– Да, слушаю!

– Скарлетт, что вы так кричите?! – на том конце провода раздался веселый смех Дика.

– Ох, простите, я думала, это мой мистер Лерой. Он глуховат, поэтому я стараюсь говорить громче.

– Тогда понятно. Летти, простите, если я вас разбудил, но мне не терпелось вам сообщить, что завтра у нас в театре премьера. Завтра мы показываем «Чайку» Чехова. Я играю Треплева. Мне очень хочется, чтобы вы пришли.

– О, это же здорово! Я так рада! Что же вы молчали, что репетируете в таком спектакле?! Это же классика. Дик, я с удовольствием приду.

– Вот и отлично. – В голосе Дика она услышала благодарность. – Я вам оставлю контрамарку на входе. Запишите адрес театра.

– Пишу. – Летти потянулась за карандашом и нацарапала на листке несколько строчек. – Мне кажется, что это недалеко от меня?

– Совершенно верно, Летти, вы можете дойти пешком.

– Договорились, я обязательно буду.

Летти положила трубку и, поразмыслив, опять забралась под одеяло. «Что-то я не помню ни одного здания, похожего на театр!» – подумала она, припоминая ту часть Бродвея, о которой говорил Дик. «Впрочем, я недостаточно хорошо все еще знаю». – Летти свернулась калачиком и стала думать, что она наденет на премьеру. Ей вдруг захотелось выглядеть роскошно – театр, премьера, почетные гости, успех. Все это превратилось в одну целую картинку, и у Летти забилось сердце. Она любила театр, и в детстве отец часто ее водил на спектакли. Потом она с матерью и теткой обязательно зимой бывали в опере. Летти вдруг подумала, что театр – это что-то очень семейное и очень праздничное. «Надо обязательно купить что-нибудь подходящее. У меня, конечно, есть приличное платье, но хочется новое. Все-таки премьера!» – Летти поняла, что больше не уснет, и стала собираться. Ей предстояло найти что-то красивое, достойное и не очень дорогое.

Выходя из дома, она уже представляла себя в чем-то воздушном, в чем-то похожем на облако. Но, увидев свое отражение в ближайшей витрине, рассмеялась: романтический стиль и она – вещи, плохо сочетающиеся.

Магазины Пятой авеню она обошла стороной – уж больно резали глаза цены, а Летти была девушкой рассудительной. «Здесь, похоже, можно найти вещи интересные и не такие дорогие!» – думала она и заходила в небольшие магазинчики, встречавшиеся на окрестных улицах. Так она добралась до Лексингтон-авеню, и перед ее глазами вырос универмаг «Блумингдейл». Летти, порядком озадаченная, что до сих пор ничего подходящего не встретила, зашла сюда.

На всякую женщину благотворно влияют ровный свет, ряды платьев, примерочные с льстивыми зеркалами. Умные магазины соблазняют нас по-умному – они не намекают, что одежда нас изменит, они убеждают, что мы достойны красивой одежды. Летти мало беспокоилась о своем внешнем виде: ей с детства внушили, что красота для женщины – это чистота и простота. Что себе можно запросто навредить украшательством. Сейчас, обходя с замиранием сердца универмаг «Блумингдейл», она все же поддалась соблазнам и, уже забыв, что дала себе слово найти платье, соответствующее своему возрасту и положению, бросилась рассматривать все, что блестело, переливалось и сверкало. Впрочем, посещение примерочной отрезвило. «Там будут знакомые Дика, его коллеги. Я не хочу выглядеть гранд-дамой. И не хочу быть девушкой с дискотеки. Я не хочу быть как эти местные девушки – платья в мелкий цветочек, оборки и кружева. И костюм, в котором ходят на работу, я тоже не хочу. Настоящее же вечернее платья, во-первых, будет неуместно, во-вторых, скорее всего, будет не по карману!» Она обходила отдел за отделом и ничего не могла себе подобрать. В конце концов после полутора часов она остановилась на двух вариантах. Первое – это было зеленое платье, прямое с узким пояском и аппликацией из золотых листьев на плече. Платье ей понравилось тем, что оно было оригинальным, с одной стороны, и не было громоздким – с другой. В нем было немного вечернего блеска, были лаконичная элегантность и необычный зеленый цвет. «Мне этот цвет идет», – подумала одобрительно Летти. Второй вариант был более вечерним – платье было длинным, из блестящего трикотажа бледно-бежевого цвета. Никаких украшений, никаких деталей, которые делали ли бы его вычурным. Но Летти больше всего понравилась ткань – она была настолько шелковистая, настолько тонкая и льнула к телу как вторая кожа. В примерочную Летти взяла оба платья.

– Вам идет этот оттенок зеленого. – Продавщица окинула ее взглядом.

– Спасибо, – улыбнулась ей Летти и примерила второе платье.

– Вы – просто королева в нем! – воскликнула та же продавщица.