Текст книги "Счастье за три дня"

Глава третья
И потом…

Лето выдалось беспокойное. Во-первых, у Васнецовых гостили родственники. Гостили помногу и подолгу. Мама даже сказала Дине, что никогда у них не было такого количества родни, как в этом году. «Прям-таки очень урожайный год!» – добавила она с непроницаемым лицом.

– Как же так, – удивилась Дина, – они же не могли появиться так внезапно. Они же родились давно…

Мама посмотрела на нее со странным выражением лица и посоветовала прочитать Джерома Клапку Джерома.

– Я не буду его читать, – отмахнулась Дина.

– Почему это? – удивилась мама.

– Мне его имя не нравится.

– Хорошо, не читай, – мама устало вздохнула, – только запомни, что есть такая штука, как ирония, английский юмор и еврейские анекдоты.

– Я не люблю еврейские анекдоты, – сказала Дина.

Тут уже вмешался папа:

– А что с ними-то не так?

– Они об одном и том же, – сморщила нос Дина. – Или о жадности, или про язык.

– Кхм, – кашлянул папа.

Тема шуток была закрыта, а гости продолжали приезжать.

В середине лета у Дины вскочил прыщ. Вскочил на самом видном месте – на лбу. Мама помазала его салициловым спиртом, но прыщ и не думал проходить.

– Знаешь, давай-ка ты ее к дерматологу отвези, – сказал папа, присмотревшись к прыщу, – будет жаль, если запустим это.

К дерматологу они вошли вместе – мама и Дина. Мама поздоровалась и сказала игриво:

– Сделайте нас красивыми!

Дине стало неприятно. Получалось, что сейчас она уродина.

Врач попалась умная:

– Девочка у вас и так красивая, а эту штуку мы просто удалим.

«Штуку» удалили, и еще недели две Дина не показывалась на солнце и разглядывала в зеркало красный выпуклый след. «Хоть бы к школе прошло!» – думала она про себя.

Иногда Дине звонил Бахметьев. Обычно звонок раздавался часов в девять вечера. Дина тащила телефон в свою комнату, укладывалась на диван и накрывала голову подушкой. Ей не хотелось, чтобы ее разговоры с Олегом слышали родители. В этих разговорах не было ничего неприличного, но однажды после такого «сеанса связи» мама посмотрела на раскрасневшуюся Дину и заметила:

– Что вы там обсуждаете, что ты такая возбужденная выползаешь из своей комнаты?

Дина покраснела еще гуще. Мама сказала так, что она сразу почувствовала себя преступницей. А во-вторых, прозвучал намек на что-то неприличное. Дине стало стыдно, тем более и папа все слышал.

– Мама, тебе, как всегда, показалось, – ответила дерзко Дина.

Но мама уже потеряла интерес к проблеме.

Став старше, Дина Васнецова поняла, что порой мама произносила подобное просто так, на всякий случай, для острастки.

Наконец наступил август, они с родителями поехали отдыхать на озеро Селигер. Там было веселее, чем в Москве или на даче в селе Тучково. На Селигере было шумно и беспокойно – ловили рыбу, пели песни, жгли костры и прыгали через них, танцевали, ходили за грибами. Все это было бы ужасно весело, если бы только не одно «но»… Все это надо было делать гурьбой. А Дина не переносила «колхоз». Она могла немного побыть в компании, но большую часть времени предпочитала проводить либо одна, либо с подругой. Поэтому уже в конце первой недели она заскучала. Мама, желая приобщить дочку к коллективу, однажды сказала Дине:

– Смотри, вон тот мальчик в куртке желтой… Кажется, он твой ровесник. Симпатичный. И все норовит тебе помочь – то ведро, то удочки принесет. Ты заметила?

Ничего подобного Дина не замечала, но с этого момента стала за мальчиком приглядывать, чаще менять наряды и не пропускать ни единого общего мероприятия. Впрочем, мальчик как-то посмотрел на Динин советский спортивный костюм и громко фыркнул. Дина сразу потеряла к нему интерес, утешив себя мыслью: «Подумаешь! Очень скоро я увижу Бахметьева. Он – совсем другое дело!»

Впрочем, за неделю за отъезда она умудрилась влюбиться в местного священника. Тот был хорош собой и полностью погружен в дела вверенного ему прихода. Дина ходила вокруг да около церкви. Прихожан было тогда еще мало, и высокая рыжеволосая Дина очень бросалась в глаза. Впрочем, батюшка ее совершенно не замечал, и, чтобы исправить это недоразумение, Дина явилась как-то в церковь в очень вызывающем наряде. Там шло отпевание, и строгие блюстительницы нравов ее не успели выгнать. Зато Дину заметил батюшка, который, увидев ее длинные ноги и открытые плечи, от неожиданности стукнул покойника по носу кадилом. Благодарение Богу, скорбящие этого не заметили. Зато родителям донесли, что Дина Васнецова бегает в церковь в полуголом виде.

– Наконец-то лето закончилось. Я просто не знаю, что с нашей дочерью делать, – сказала мама отцу. Она даже не предполагала, что все еще впереди.

Первое сентября пришлось на понедельник. Накануне, в воскресенье, девочки теперь уже восьмого «А» собрались в парке.

– Я считаю, что так поступить лучше всего. Всем сразу ничего не сделают. Ну, поорут и отстанут. Зато как люди придем первого сентября, – решительно говорила Ирка.

Большая часть поддержала ее возгласами. Самые осторожные коротко выразили сомнение.

– Могут что-нибудь сделать, – сказала Ионкина.

– Ничего не сделают. И потом, первого сентября больше трех уроков не бывает. Подумаешь, три урока.

Речь шла о том, чтобы прийти в школу не в форме. Ходили слухи, причем подтвержденные, что в двух соседних школах форму отменили. Разрешили ходить в обычной одежде. Конечно, надо было соблюдать строгость – ничего вызывающего, но надевать эти осточертевшие коричневые платья с фартуками или синие пиджаки с унылыми юбками не надо было. Мальчикам разрешили ходить в темных брюках. Чему они очень обрадовались – джинсы тоже были темными. В школе, где училась Дина, по-прежнему все было строго. И, хотя времена уже были перестроечные, вольнодумство проникало во все сферы жизни, в классах пытались поддерживать порядок.

– Вы не думайте, что я такой косный, – сказал завуч на общем собрании учеников и родителей, – я просто думаю о том, что конкуренция в нарядах неизбежна и не у всех может оказаться модная и красивая одежда.

– Он прав, – сказала мама Дине, – он смотрит в корень.

Дина ничего не ответила. На первый учебный день у нее были свои планы. У нее хранился журнал, где была сфотографирована певица Сандра. Многие говорили, что Дина на нее похожа. Дине это льстило, хотя она и признавалась себе, что певица Сандра – это очень удачный вариант такого типа внешности. А сама Дина – сильно ухудшенный. И нос у нее крупнее, и овал лица не такой, и глаза маленькие. Но если Дину Васнецову причесать, накрасить и подобающе одеть, то сходство с Сандрой обнаруживалось! Все лето Дина выпрашивала позволения подстричься. Мама считала волосы дочери украшением, богатством и свидетельством добропорядочности. Поэтому отвечала отказом. Дина дулась, приводила доводы, притаскивала журналы и показывала, как все замечательно будет у нее на голове, но мама была непреклонна.

– Обычная коса, не туго заплетенная, – вот лучшее украшение девушки, – отвечала она.

Наверное, так бы все и закончилось ничем, если бы папа, присутствующий при очередном споре, не произнес:

– Господи, да пусть подстрижется. Ну, восьмой класс, взрослые люди уже. Она же все понимает уже. Да, Дина?

– Да, папа, – ошалела от счастья Васнецова.

Она побежала звонить Ирке и слышала, как папа сказал маме:

– Во-первых, она совсем взрослая, а за это лето так изменилась, просто не узнать. Во-вторых, ты не удержишь ее – смотри, что вокруг происходит. Жизнь меняется на глазах. Так лучше мы будем в курсе ее желаний. Хуже, если она взбунтуется.

Мама ничего не ответила, но Дина уже знала, что вопрос решен.

Стрижку ей сделали точь-в-точь как у певицы Сандры на той фотографии – длина сохранилась, но все подстрижено лесенкой и взбито в этакое облако. Челка тоже была приподнята и тоже взбита. «Мама умрет от ужаса!» – подумала Дина, глядя на себя в зеркало.

Мама если и пришла в ужас, то виду не подала. Видимо, вняла папиным словам. И только осторожно спросила:

– Ты так первого сентября хочешь пойти?

– Да, – кивнула гривой Дина.

– Но в форме и с этой прической ты будешь выглядеть смешно, – осторожно сказала мама.

– А я не в форме пойду, – бойко сказала Васнецова, – мы договорились прийти в обычной, но нарядной одежде. Понимаешь, во-первых, форму вот-вот отменят. Во-вторых, мы потом решили пойти на бульвары погулять. В-третьих, мам, как же эта форма надоела!

Мама покачала головой и поинтересовалась:

– И что же ты наденешь?

Дина на минуту задумалась: «Вдруг мама поможет? Ведь с прической прокатило!»

– Я хочу так, как на той фотографии. Как Сандра.

– Да? Ну хорошо… – сказала мама задумчиво. – Ну, неси ее сюда. Подумаем.

Вечером накануне первого сентября в комнате Дины была приготовлена белая рубашка с кружевами и широкими подплечниками. Пуговицы у этой блузки были круглые, сделанные из старых бусин. Еще висел широкий черный пиджак и узкая черная юбка. Короткие летние сапожки одолжила мама.

– Да, сногсшибательно, только если тебя не выгонят из школы, – сказал папа, увидев Дину в таком наряде.

– Не выгонят.

Утро понедельника было в меру прохладное, пиджак очень пригодился. Глаза Дина красить не стала, но тени чуть заметные наложила. «Мало ли, это у меня от усталости!» – подмигнула она сама себе в зеркало. Цветы, которые она несла для классной руководительницы, несколько смягчали картину – с ними вид у Дины не был таким вызывающим. По дороге она встретила Ирку, которая была в блестящих бирюзовых лосинах, футболке, завязанной на боку, и длинном «жатом» плаще. Ее плечи, как и плечи Дины, казались огромными.

– Здорово, – оценила подруга наряд Дины.

– Тебе тоже хорошо, – великодушно ответила Васнецова, хотя Иркины ноги в бирюзовой блестящей лайкре смотрелись уж очень вызывающе.

– Волобуев умрет, он меня в таком еще не видел.

– А вы с ним встречались уже? После каникул? – спросила Дина.

– Да, он как приехал от тетки, позвонил сразу. Он же у тетки был в Анапе. А ты Бахметьева видела?

– Нет. Наверное, еще не приехал.

– Слушай, а он тебе летом звонил? – почему-то шепотом спросила Ирка.

– Да, конечно, – Дина улыбнулась. Их с Бахметьевым разговоры «под подушкой» были самыми лучшими летними воспоминаниями. Олег звонил ей часто, беседовали они долго и всегда очень интересно. Сейчас Дину волновало только то, что Бахметьев не позвонил ей вчера. «Наверное, уже приехал. Или задерживается. А вдруг он влюбился в кого-нибудь на этих своих раскопках?!» – беспокоилась она. Спасением от разных не очень приятных мыслей был только этот наряд и новая прическа. Обильно сбрызнутые лаком, ее волосы сверкали на утреннем солнце, как запутанный моток проволоки.

У входа в школу уже шеренгами выстроились классы. Нарядные учителя внушительной группой стояли на ступеньках крыльца, этакой импровизированной трибуне. Цветов было много, и привычная мелодия школьного вальса будила окрестности.

– Ой, Дина! – вдруг воскликнула Ирка. – А все пришли в форме!

– Да ладно! – Дину прошиб пот. Хороши они будут в своих дискотечных нарядах среди строгих школьных платьев.

– Правда! Вот же… – Ирка чуть выругалась. Она вообще-то была воспитанной, но в особых случаях позволяла себе «нехорошие» слова. Васнецова обычно одергивала ее, но сейчас, пожалуй, присоединилась бы к оценке происшедшего.

– Может, они вчера не успели позвонить? Поздно уже было. Или утром им не дали одеться, как мы планировали? – попыталась как-то оправдать одноклассниц Дина.

Но Ирка только что-то прошипела в ответ. Положение было катастрофическим. Васнецова понимала, что выглядят они сейчас не просто вызывающе, а пошло-вызывающе. И не спасет, например, ее ни юбка приличной длины, ни блузка, застегнутая под горлом. «Хоть брошь сниму!» Дина принялась отстегивать брошку в виде подсолнуха.

– Ладно, была не была, – сказала Ирка, и они ступили на школьный двор. Младшие классы они миновали без проблем – там все были заняты друг другом. Пятый и шестой их просто не узнали в этом обличье. А старшие взревели, увидев их.

– Что вы орете? – гаркнула Ирка. – Идиоты.

– Васнецова, ты звезда эстрады у нас? – захихикал один из братьев Мутовкиных.

– Да, ты очень догадлив, – ответила Дина.

Она чувствовала себя ужасно. «Сейчас при всем классе выволочку устроят. И надо будет молчать и улыбаться, а хочется сказать все, что думаешь. А что я думаю? Я думаю, что все это фигня. Какая разница, как кто одет. К тому же мне идет и эта прическа, и эта юбка. А мамины сапожки вообще класс! Таких нет ни у кого. Они же из Франции!» – думала Дина и незаметно оглядывала одноклассников. Среди них Бахметьева не было. «Ну, скорее всего, он еще не приехал. Он всегда позже всех после каникул возвращается. Это хорошо! Не будет свидетелем моего позора. Наши учителя любят непременно унизить при всех!» – подумала Дина. И вдруг поняла, что ей стало совершенно все равно, как отреагирует на их выходку руководство школы и классная руководительница.

– Дина и Ира отличились сегодня, но мы сделаем вид, что не заметили, – вполголоса проговорил завуч, неслышно подошедший к ним.

– Такое трудно не заметить, – хмыкнула классная руководительница, – просто бьет в глаза.

– Но мы сделаем скидку на праздничный день. И выразим надежду, что в дальнейшем девушки в школу будут ходить в форме, – опять миролюбиво заметил завуч.

– Но мы будем внимательно следить за этим, – упрямо гнула свою репрессивную линию классная руководительница.

– Мы больше не будем, – сказала Ирка.

Она в своих бирюзовых лосинах выглядела очень несчастной. К тому же на уроке сидеть в верхней одежде не разрешалось. Поэтому ей предстояло снять с себя длинный тонкий плащ и оказаться перед одноклассниками в обтягивающих ее пышные формы одеждах. Дина тут подумала, что ей повезло: и выглядит она модно и не очень вызывающе, и не очень-то влетело. Снова пришла ей мысль о том, как их школе повезло с завучем по воспитательной работе.

Линейка прошла быстро, первоклашки замерзли – и все быстро разбежались по классам. Дина чувствовала себя уверенно и теперь, устраиваясь за партой, насмешливо оглядывала остальных девиц.

– Что это вы форму надели? Договаривались же… – спросила она тихо у Чаманской, которая по обыкновению заняла место на передней парте.

– А что ты у меня спрашиваешь? Я вообще всегда в форме хожу, – зашептала та.

– Ах да, да, – язвительно прошипела Дина.

– Васнецова, не отвлекайся! И Чаманскую не отвлекай! Я сейчас вам расскажу, какие новшества нас ожидают в восьмом классе, – одернула ее классная руководительница, – а нас ожидают…

В этот момент дверь класса открылась и появился Олег Бахметьев. Класс радостно зашумел. Не то чтобы все рады были его видеть, просто очень не хотелось впрягаться в эту нудную учебную лямку.

– Олег, очень рада тебя видеть! Хоть и опоздавшего! – воскликнула классная руководительница.

– Извините, – улыбнулся Бахметьев, – я сяду?

– Да, конечно!

Олег прошел к незанятой парте и тихо отодвинул стул.

– Дина, я сейчас умру! Ты его видела?! Это же просто Ален Делон! Господи, какой он красивый стал! – зашептала Ирка, обращаясь к Дине.

Дина ничего не могла ответить. Она растерялась. В класс вошел совсем другой человек. Не тот высокий, приятной наружности аккуратный мальчик. В класс вошел красивый, статный и очень раскованный юноша. Походка, жесты, улыбка – все было иное. Совсем не школьное. «Он – потрясающий!» – подумала Дина и тут же вспомнила, что Бахметьев не позвонил ей, когда вернулся в Москву. «А я идиотка. Надо же так вырядиться! Тоже мне – Сандра!» Васнецова ругала себя страшными словами и впервые в жизни пожалела, что не послушалась маму, – сидела бы сейчас в форме, как все нормальные люди.

Тем временем классная руководительница тщетно старалась призвать всех к порядку.

– Так, если все нагляделись на Бахметьева, мы можем продолжить, – говорила она, хлопая в ладоши.

Но класс не успокаивался – ребята приветствовали Олега, девочки перешептывались. Только Дина сидела, не оборачиваясь. Она вдруг поняла, почему не звонил Бахметьев. Он не звонил, потому что дела нет ему до нее – какой-то одноклассницы, почти родственницы. «Ну, подумаешь, по телефону когда-то трепались да потанцевали пару раз!» – подумала она. И сказала Ирке:

– Знаешь, ничего особенного в нем нет. Вот сними с него эти джинсы, туфли, этот свитер – и ничего не останется. Он просто одет не так, как остальные мальчишки. Только и всего.

– Да ладно, – замотала головой Ирка, – он все равно какой-то не такой.

Дина, забывшись, всем корпусом повернулась к Ирке и всплеснула руками:

– Вот что? Скажи, что в нем не такого-то?

– Васнецова!!! Может, успокоимся?! – взревела тут учительница. Она никак не могла всех утихомирить, а Дина как раз попалась ей на глаза.

Дина рывком села ровно, изобразила на лице горячую заинтересованность, но классная руководительница все не унималась.

– Васнецова, – крикнула она, – ответь, что такое важное тебе сейчас надо обсудить с Ирой?! Такое важное, что тебе наплевать, что учитель стоит перед тобой, что твои товарищи ждут? Скажи, о чем вы так страстно толкуете?!

Дина покраснела:

– Извините…

– То есть ты не можешь сказать? А почему? Нам интересно! – упорствовала классная руководительница.

Васнецова поднялась из-за парты:

– Я же извинилась за то, что помешала. А говорить я вам не обязана. Это наше дело, что мы обсуждаем.

– Олег, – тут учительница обратилась к Бахметьеву, – не иначе, на девочек произвело неизгладимое впечатление то, как ты появился. Они даже забыли, где находятся.

Это было то, за что Дина ненавидела школу. За безнаказанность сильных, за власть над слабыми, за подчинение через унижение. Васнецова любила свой класс – в основном там учились нормальные ребята и девочки, с которыми она была в хороших отношениях. Дине нравились некоторые учителя – на их уроках было интересно и чувствовалось, что учебник для них не «библия», что люди способны отойти от обязаловки и разрешить творческий подход в изучении темы. Но все эти положительные моменты не исключали некоего общего принципа. Этот принцип, или правило, или допущение, был спрятан вглубь, сразу он в глаза не бросался, но обнаруживался как по волшебству, лишь только ситуация грозила выйти из-под контроля. Вот как сейчас.

Классная руководительница не могла всех успокоить, класс гудел, шумел, и, чтобы справиться, жертвой была выбрана Дина. На ее примере каждый должен был понять, что с ним обойдутся так же – накричат, унизят, поставят в дурацкое положение. И Дина в другой бы раз стушевалась, отмолчалась, сохраняя на лице не объяснимую в этой ситуации улыбку. Но сегодня, облаченная в этот свой почти концертный костюм, растерянная появлением повзрослевшего до неузнаваемости Бахметьева, задетая учительницей, она взбунтовалась.

– Почему вы кричите на меня? И какое дело вам до того, что я сказала Ире?! Я вам не мешала, я произнесла лишь несколько слов! И после замечания извинилась. Но вы решили, что вам можно унизить меня своими вопросами и догадками. Просто вы не смогли справиться с классом и нашли слабее себя. Чтобы запугать – и тогда остальным вроде как станет неповадно.

Васнецова говорила и сама приходила в ужас от своих слов. Класс молчал, словно разом все онемели. Классная руководительница стала бледной:

– Васнецова, что ты себе позволяешь?! Я же к тебе хорошо относилась! Почему ты так себя ведешь?! Неужели ты не понимаешь…

– Не понимаю, – перебила ее Дина, – не понимаю, почему для того, чтобы навести порядок, надо так унижать человека.

– Дина, твой учебный год начнется с вызова родителей в школу, с педсовета и разговора с завучем. А сейчас ты можешь быть свободна. Я тебя отпускаю.

– Вы, может, меня и отпускаете. Но кроме вашего урока сегодня есть еще и другие, – заявила Дина. – И на них я останусь.

С этими словами она собрала свои вещи и вышла из класса.

В коридорах было тихо. За дверями классов гудели, смеялись, что-то объясняли. Дина была совершенно спокойна. Она посмотрела на часы и посчитала мелочь в кошельке. «До табачного киоска пять минут ходьбы, успею!» – сказала она себе. Звонок, возвестивший конец первого урока, застал ее за спортивными трибунами на школьном дворе. Это было место, куда шастали курить старшеклассники и где околачивались без дела несознательные элементы средних классов. Дина сидела на перевернутом ящике и курила.

Так начался ее восьмой учебный год. Год мятежный, скандальный, полный происшествий, разбирательств, двоек, прогулов, странных компаний, безумной влюбленности, отчаяния, маминых слез и угроз отца. В этот год Дина «пробовала на зуб» новые формы жизни, как однажды она сама сказала маме в ответ на ее упреки. Мама раскричалась пуще прежнего – дочь не только дерзила, она еще и глупости говорила, словно не понимая, к чему может привести ее поведение.

– Тебя выгонят из школы! Ты допрыгаешься! – чуть не плача воскликнула мама однажды.

– Ну и выгонят, – пожала плечами Дина, хотя этого она желала меньше всего. Как бы она ни дерзила учителям, как ни прогуливала уроки и ни сбегала с контрольных, она всегда чувствовала некую меру. И наступал момент, когда Васнецова изумляла всех отличным ответом, блестящей контрольной или талантливым сочинением.

– Васнецова, можешь же, когда захочешь! – в один голос произносили бессмертную фразу педагоги.

А завуч Григорий Семенович вздыхал:

– Ну что же так тебя несет?

Дина отмалчивалась, но не вызывающе, а виновато.

Завуч вздыхал и добавлял:

– Ничего, ребенок Васнецова, мы справим– ся, да?

– Да, – кивала Дина.

Кстати, в полном угаре этого учебного года именно Григорий Семенович, энергичный и никогда не теряющий чувства юмора человек, сохранил с ней контакт. Как и почему это случилось, никто так и не понял. Но факт остается фактом, именно к нему в кабинет пришла Дина, когда мама ее выставила из дома.

– Этого не может быть! – сказал Григорий Семенович.

– Может, – кивнула Дина. – Им надоело, что я себя так веду.

– Их можно понять. С тобой тяжело, – ответил завуч. А потом вывел Дину из кабинета, посадил на диван в приемной, налил воды и, удалившись, очень долго разговаривал с ее мамой.

– Иди спокойно домой. И постарайся что-то поменять в поведении, – наконец, вернувшись, сказал Григорий Семенович.

Дома Васнецову встретили молчанием, а когда Дина попыталась что-то сказать, мама дала ей пощечину.

– Это тебе за то, что позоришь нас всеми доступными тебе способами.

Дина молча ушла в комнату – и с этого момента между ней и мамой появилось что-то, что навсегда исключило между ними душевные и откровенные отношения. Став взрослой, Дина извинилась перед родителями, но это был больше акт покаяния, нежели желание что-то поменять в отношениях. Так часто бывает – осознание собственной вины мешает поверить, что тебя простили. Они так и жили – не касаясь тех событий, но испытывая неудобство от того, что хранилось в памяти.

В тот год своего бунтарства Дина призналась в любви Олегу Бахметьеву. Она подкараулила его по дороге в школу.

– Олег, я поговорить с тобой хочу, – окликнула его Дина.

– Хорошо, только не опоздать бы, – вежливо ответил Олег.

Уже стоял ноябрь, вторая его половина. Снега еще не было, но морозный воздух вовсю напоминал о том, что приближается зима. Васнецова продолжала удивлять школу нарядами – форму она так и не надела, а ходила в школу в узкой черной юбке до щиколоток и толстом черном свитере с тонкой полосой мексиканского орнамента. Юбку она сшила сама, кое-как заделав пояс, а свитер купила у девочки из десятого класса. Та водила дружбу с какими-то польскими ребятами, которые занимались продажей одежды. Деньги на свитер Дина заработала своим трудом – написала несколько сочинений по программе девятого и десятого класса. Потом она вспоминала, что, если бы завуч узнал об этом, ее бы точно выгнали. Но как-то все обошлось, а наряд получился стильным. Маме она сказала, что свитер дала поносить Ира.

Сейчас Дина шла рядом с Бахметьевым и почему-то завидовала его теплой джинсовой куртке с белыми меховыми отворотами. И на ногах у него были зимние кроссовки – идеально белые, словно на свете не существовало грязных тротуаров. В облике Олега чувствовался достаток и уверенность в том, что жизнь всегда будет такой же стабильной и благополучной. У Дины подобной уверенности не было – она слышала разговоры родителей о нехватке продуктов, о том, что зарплату стали давать новенькими купюрами большого достоинства, что говорило об инфляции. Еще Дина бывала в коммерческих магазинах – там было много красивых вещей, но цены казались нереальными. Дина, даже увлеченная своей фрондой и с интересом впитывающая новые реалии в виде свободы в музыке, литературе и в других сферах жизни, не могла не чувствовать перемены иного толка. С одной стороны, жить было интересней, с другой – труднее. Как всякий влюбленный человек, наблюдая пристально за Олегом, она ужасно хотела поговорить с ним обо всем этом. Но возможности у нее такой не было – они больше не ходили вместе в школу или из школы. На переменах Бахметьев теперь в основном общался с ребятами. Даже звонить ему домой Дина больше не пыталась. Ей хотелось переговорить с ним с глазу на глаз, вспомнить лето, их разговоры. А главное, ей хотелось сказать ему, что она его любит.

Именно поэтому Дина подкараулила его во дворе соседнего дома.

– Привет, – Бахметьев улыбнулся, – о чем ты хотела поговорить?

– Олег, я хотела сказать тебе… – начала Дина, удивляясь, что ее смелость куда-то улетучилась. – Понимаешь, ты мне очень нравишься. Еще с прошлого года. И мне казалось, что я тебе вроде тоже… – Дина замялась.

– Да, ты мне нравилась, – так спокойно и вежливо ответил Бахметьев.

– А что же сейчас? В этом году? – Дина старалась подстроиться под широкий неторопливый шаг спутника. – Мы так здорово с тобой летом по телефону трепались!

– Здорово, да, – согласился Олег. – Знаешь, сейчас столько всего свалилось… Мне нужно подготовиться к конкурсу. Это очень важно.

– Ты… Ты встречался… С кем-то… – Дина не слушала его. Она не знала, как сформулировать свой деликатный вопрос.

– Я работал, занимался, был занят. Очень.

– Значит, дело в этом! Просто ты был занят! Знаешь, а я тоже все лето чем-то занималась – у нас гостей полный дом был, и с родителями ехать пришлось. Как будто не каникулы! – с облегчением заверещала Дина. – Так что я тебя понимаю…

Олег кивнул. И продолжал молча идти вперед.

– А сейчас? – спросила Дина. – Сейчас же мы можем так же ходить вместе в школу?

Васнецову лихорадило – она призналась парню в любви, но теперь ужасно стеснялась этого поступка. Поэтому говорила все, что придет в голову.

– Дина, мы с тобой и идем вместе в школу, – улыбнулся Бахметьев, и Дина, забыв все, просто растаяла от счастья.

– Значит, мы с тобой…

– Дина, мы опоздаем, давай пойдем быстрей, и смотри, Мутовкины к нам идут…

Разговор продолжать было нельзя. Дина достала из портфеля сигареты:

– Кто курить? Еще время есть!

Олег покачал головой:

– Пойду алгебру посмотрю, дома не успел.

Мутовкины с радостью согласились покурить. Дина с тоской наблюдала за их братской перепалкой. Она так и не поняла, что думает Бахметьев, почему он не звонит ей. «Зато он теперь знает, что я его люблю! И я знаю точно, он никому об этом не скажет. Но будет знать. Он будет смотреть на меня и вспоминать, как я ему об этом сказала!» – подумала она, согретая этим маленьким секретом.

Перед Новым годом в школе опять устраивали вечер.

– Олег не пойдет, у него уезжают родители, а он вслед за ними. Но не сразу, а на следующий день вроде. Или через два дня. Ты же знаешь, у него всегда не как у людей. – Ирка по заданию Дины все узнала у вездесущей Зины Потоцкой.

– Да, это точно! – согласилась Васнецова, а сама подумала, что школьный вечер – это даже ерунда, а вот подарить на Новый год подарок Бахметьеву – это отличная идея! «И ничего в этом такого нет. Праздник ведь! Все подарки делают друг другу. Я имею полное право ему что-то на память подарить!» Васнецова стала счастливой от этой внезапной идеи. Она представила, как будет выбирать, покупать, дарить подарок. «Я представляю, какое у него будет лицо!» – подумала Дина. Ее не смутило, что этот поступок может показать ее в невыгодном свете – мол, бегает за мальчиком, задабривает его, как бы выпрашивает благосклонность. Дина об этом даже не подумала. Она радовалась тому, что этот ее поступок протянет ниточку между ними, родит что-то общее, что-то объединяющее.

Теперь Васнецовой было некогда – после или вместо уроков она обходила и объезжала магазины в поисках подарка. Впрочем, главной проблемой были опять деньги. Васнецова просто негодовала – как они, почти старшеклассники, такие взрослые люди, не могут сами себе заработать. Тем более в такие времена! Когда вон, везде и кооперативы открываются, и о частном предпринимательстве по телевизору говорят. Просить денег у родителей Дина не могла, сочинения за деньги писать боялась – и так проблем в школе хватало. Не найдя никаких решений, Дина обратилась за советом к Ирке:

– Слушай, мне нужна сумма. Не то чтобы большая, но и не на завтрак в школьном буфете. Где бы достать?

– У меня нет, – развела руками Ирка.

– Мне не занять! Мне бы заработать! – пояснила Дина.

– Я подумаю! – деловито заявила Ирка.

И через два дня поздно вечером позвонила:

– Ты же свой этот свитер с мексиканским узором у Аллочки Морозовой купила? Из десято– го «А»?

– Да, – ответила сонная Дина.

– Подойди к ней завтра на большой перемене.

– Зачем? – удивилась Дина.

– Тебе деньги были нужны?

– А, хорошо.

Аллочка Морозова была первой красавицей школы. В американских фильмах про ковбоев у главного героя всегда есть подруга с голубыми глазами, высокими скулами и выгоревшими под техасским солнцем волосами. Еще у нее точеная фигура, в которой есть соблазнительные изгибы и округлости. Алла была вот точно такой. Даже, может, лучше, поскольку имела нрав живой и непосредственный. Ее манера общаться иногда приводила в замешательство – было непонятно: Алла так экзальтированна или просто хамит. Морозова была из тех самых красавиц, к которым сверстники боятся подойти даже на пушечный выстрел, настолько эти красавицы великолепны. За Аллочкой норовили ухаживать студенты старших курсов и молодые мужчины с «возможностями» в виде личного автомобиля и знакомств в сфере торговли. Другие кандидаты Аллочкой даже не рассматривались, о чем можно было сразу догадаться. То, что Морозова дружит с какими-то польскими студентами, знали все. Также все знали, что ребята эти спекулянты, а Алла им помогает, за что имеет и красивые шмотки, и наверняка деньги.

Васнецова отыскала Аллу на перемене:

– Слушай, там работа – фигня вопрос. Но деньги заплатят. Не так чтобы…

– Что надо делать? – Дина постаралась выглядеть по-деловому.