Текст книги "Отказать Пигмалиону"

– Полина у меня молодец, по утрам трусцой бегает, – горделиво говорил Борис Иванович, – не в пример мне. Впрочем, что я? Я старик. Мне скоро на завалинке сидеть.

Тон, с которой была произнесена эта фраза, Юру покоробил. Будучи с малолетства близок к миру взрослых, проводящий много времени с матерью и ее знакомыми, он быстро научился распознавать тонкие эмоциональные сигналы. В определенном смысле он повзрослел рано, узнав массу нюансов в отношениях между людьми. К тому же интерес к рыжей девушке, стремительно перерастающий во влюбленность, сделал его пристрастным слушателем и наблюдателем всего, что имело отношение к объекту внимания. И теперь Юра ясно прочитал в словах Бориса Ивановича и горделивое мужское бахвальство, и снисходительность, и затаенную радость от того, что есть «что-то», о чем знает только он, Борис Иванович, и это «что-то» делает его щедрым, добрым, великодушным. «Нет, он же старый, совсем старый! – Юра перевел взгляд на Бориса Ивановича. – У него и шея дряблая над воротником рубашки, и руки жилистые. Он молодым кажется только издали. Не может быть, чтобы они…»

– Извините, я забыл, мне надо еще кое-что сделать. – Юра неожиданно встал из-за стола. Варвара Сергеевна удивленно подняла голову, но потом, вспомнив уговор, ласково кивнула:

– Конечно, приходи чай пить. Мы с Полиной Аркадьевной такие торты испекли!

Целый час он просидел в своей комнате, пытаясь заниматься, – листал тетради и учебник, что-то выписывал, но делал это механически, ничего не запоминая. В голову лезли только мысли о рыжеволосой девушке: «Как они познакомились? Интересно, где она сейчас? Чем занимается или тоже с кем-то в гостях? Он сейчас изображает заботливого мужа, а она?» Злость от невозможности обладать женщиной, невозможности так просто совершить то, что многие его сверстники уже совершили, то, чем этот старый художник тайно гордится, переполняла его.

Пытаясь отвлечься, он начал вспоминать Сандру, ту самую девочку, которая ему нравилась еще год назад и с которой он уже целовался темными вечерами на Патриках, но и Сандра, и сами свидания с поцелуями казались теперь ненужной тратой времени, чем-то дурацким, от чего с легкостью можно отказаться. Ему сейчас нужна была эта рыжая – с ее тайнами (а они обязательно должны были быть), с ее историей, с ее жизнью.

Юра посмотрел на темное окно, за которым ничего не было видно, и чуть не заплакал от бессилия. Казалось, он сейчас стремительно взрослел, вырастая из отношений с матерью, из школьных забав и дружбы, из юношеской доверчивости. Все, чем наполнялись прежние дни, все это теперь тянуло назад, в детство, в прошлое, и все это хотелось бросить – таким теперь это все казалось пресным. Хотелось освободиться и зажить полной новых ощущений жизнью.

Он почувствовал, как стали влажными ладони, как зашумело в ушах. Чувство, которое он испытал, которое полностью его поглотило, было новым и называлось «желанием обладать женщиной». Преградой были возраст и статус. Он – старшеклассник, но все же – школьник. Школяр, ребенок. Юра со злостью захлопнул учебник. Помыкавшись с геометрией, из которой ровным счетом ничего не понял, он решительно встал, умылся и опять появился в гостиной.

– Вот наконец-то хоть один молодой человек появился! – воскликнула Полина Аркадьевна. – А то мы тут уже утомились от воспоминаний, любимого занятия стариков.

– Какая же вы старуха! – неожиданно с чувством произнес Юра. – Я теперь занимаюсь рисунком, нам Борис Иванович рассказывал о пропорциях, так вот я скажу: у вас молодое, удивительно гармоничное лицо.

Варвара Сергеевна с изумлением посмотрела на сына – он был учтивым юношей, но сейчас в его восклицании было чувство, искреннее, живое. Это был не просто светский комплимент.

– Кстати, как твои успехи? Борис Иванович, говорит, что у тебя есть способности, – улыбнулась Полина Аркадьевна.

– Да, есть, немного рисунок хромает, но все остальное выше всяких похвал. Я очень доволен, – включился в разговор Борис Иванович.

– Боря, спасибо тебе. – Варвара Сергеевна встала, приобняла за плечи художника. – Очень важно, чтобы в таком возрасте ребенок понял, к чему душа лежит.

– Какой он ребенок? Это уже жених. Твои сыновья стали совсем большими, а ты, Варя, и не заметила, – рассмеялся Борис Иванович.

– Ну, до женихов они еще не доросли. Учеба вся еще впереди.

– Борис Иванович, а какие у нас еще занятия будут? Кроме рисунка. Мы будем ездить на этюды? – Юра повернулся к художнику.

– Конечно, только позже. Нам еще многое надо освоить..

– И портреты мы будем рисовать? – Юра положил себе кусок торта и теперь ел его, стараясь не смотреть на родителей и гостей. Он решил зайти издалека, чтобы хоть намеком, хоть какой-то маленькой зацепочкой проложить себе путь к дальнейшим действиям.

– Конечно, но, боюсь, тогда ты уже будешь готовиться в институт, и времени на живопись будет мало. Ну а потом, студенческая жизнь, девушки…

– А я, может, в художественный поступать буду.

– Юра, это надо обдумать. – Варвара Сергеевна все, что касалось младшего сына, воспринимала очень серьезно. Даже простой разговор.

– Конечно, – Юра кивнул. – А было бы здорово! У вас бы смог продолжать учебу. Или дополнительно. У нас ведь в группе есть ваши студенты?

– Нет, – рассеянно ответил Борис Иванович.

– А эта, которая приходит уже к самому концу занятий?

Юра специально не закончил фразу, потянулся к чашке и вдруг услышал странную тишину, которая разлилась по гостиной.

– Ах, эта?! Да, но она… Нет, она… Она уже на втором курсе…

Борис Иванович пустился в долгие объяснения, Варвара Сергеевна, порозовев, стала сметать крошки со стола, чего никогда при гостях не делала, Полина Аркадьевна еще улыбалась, но это была улыбка испорченного настроения. Алексей Владимирович пытался перебить художника, а у Юры выпрыгивало сердце. Он уже знал, куда завтра пойдет вместо первого урока.

Нельзя сказать, что поздняя осень подходящее время для подобных мероприятий. Выходя из дома в семь тридцать, в восемь Юра уже был на «Кропоткинской» в переулке Сивцев Вражек, где в старом особняке располагалось художественное училище. Походив вдоль ограды, он потом перебирался ближе к входной двери и, делая вид, что вот-вот пройдет в здание, рассматривал плотный поток студентов. Юра обратил внимание, что среди учеников с мольбертами и папками было много симпатичных девушек, но рыжей не было. Он обычно ждал до десяти часов – многие приезжали ко второй паре, и только потом ехал в школу. В школе теперь держался особняком, после уроков быстро шел домой и мысленно торопил время – быстрей бы наступило утро, и можно было бы опять поехать на Сивцев Вражек. Всем своим поведением он сейчас очень напоминал старшего брата. Кстати, Вадима он однажды встретил на углу Смоленской площади. Тот посмотрел на брата, но не улыбнулся. Юра же от неожиданности быстро и возбужденно заговорил:

– А ты куда? По делам? Когда зайдешь? – Он частил словами, не слушая ответов. Впрочем, ответа бы все равно не последовало. Разойдясь же в разные стороны, каждый осудил другого. «Шалопай!» – почти равнодушно подумал Вадим. «Зануда и медведь. Мама права, не умеет ни говорить, ни вести себя». Юру задело равнодушие брата. Было бы приятно, если бы он заговорщицки спросил, что тот тут делает. Можно было намекнуть на тайну или даже поделиться ею по-мужски, совсем по-взрослому. Впрочем, в равнодушии было одно преимущество – Вадим ничего никогда не скажет родителям. «А я бы проболтался. Это точно!» – вдруг самокритично подумал Юра.

На занятия к Борису Ивановичу он тоже перестал ходить: «Ничего страшного, мама меня не убьет, что-нибудь придумаю. Не надо, чтобы эта рыжая меня заметила там, в студии. Лучше всего познакомиться где-нибудь в нейтральном месте. А там я словно под колпаком, маменькин сынок».

Ее он увидел рано утром, на пятый день. Приехав раньше обыкновенного, Юра решил было пройтись до угла переулка. В домах еще горели электрическим светом окна – осеннее утро было пасмурным. Юра поднял воротник куртки, сунул руки в карманы и пошел по переулку. Наверное, только он один в этот утренний час никуда не торопился. Он дошел до угла, прочитал текст на мемориальной доске, которая выступала с фасада крайнего дома, развернулся и пошел назад. И в это время его обогнала она. В своем плаще, черных мягких сапожках, с закрученными волосами, которые казались мокрыми. Она шла быстрым шагом, а он, растерявшийся, не знал, что делать. Вот сейчас она скроется в дверях училища, и придется ему целый день караулить ее. Он перебросил с плеча на плечо рюкзак с книгами, ускорил шаг, а у самых ворот закричал:

– Девушка, скажите, вы не здесь учитесь?

Она обернулась, и Юра увидел, какие у нее глаза. Они были карими с рыжим отливом. Лицо круглое, немного широкое в скулах, немного смуглое. Вблизи, в утреннем свете, девушка не была красавицей, но Юра этого даже не понял. Он только почувствовал глухие удары где-то в области селезенки.

– Да, учусь, – ответила она и продолжала спокойно смотреть на него.

– А вы не подскажете, где деканат? В этом же здании? Я специально пораньше приехал, но все закрыто…

Они тем временем дошли до двери, девушка потянула за отполированную руками ручку и произнесла:

– Уже открылись. Пойдемте покажу, мне тоже туда надо. А ловить их надо только с утра. Это вы правильно сделали, что приехали рано.

Они вошли в вестибюль. Вахтер, глядя сквозь них, спросил, куда они, и, не дожидаясь ответа, отвернулся к свежей газете.

– Нам на второй этаж. Сейчас, секундочку, волосы поправлю, а то высушить не успела, – произнесла девушка и остановилась у большого зеркала. Юра последовал за ней и тоже остановился. Стараясь не смотреть, как она расчесывает волосы, он перевел взгляд на свое отражение, и сердце его упало: рядом с девушкой стоял совсем мальчишка, в форменном пиджаке с эмблемой школы, рюкзак с учебниками за плечами. Выражение лица у него было совсем детским – растерянность, утренний недосып и смущение.

– Ну все, пойдем? – девушка, даже не поглядев на него, двинулась дальше.

– Вы знаете, я завтра зайду! Я совсем забыл, что паспорт нужен. Я завтра…

Он развернулся и помчался к выходу.

На улице он прошел быстрым шагом несколько кварталов и остановился. «Дурак, полный идиот! Идти искать ее и надеть школьную форму. Еще бы мешок со сменной обувью взял! Словно первоклашка».

На следующий день его вызвали к завучу, где мягко отругали за прогулы и посоветовали сходить на дополнительные занятия по физике. Юра терпеливо выслушал и произнес:

– Меня завтра тоже не будет. Я еду в институт – надо взять документы. – Юра помолчал и соврал с вызовом: – Мама договорилась еще на прошлой неделе.

Завуч кивнула:

– Конечно, конечно. Только послезавтра не опаздывай.

На следующий день встал он еще раньше – надо было решить вопрос с одеждой. Просто одеться в джинсы и свитер было рискованно. Мать могла в любой момент заглянуть в шкаф, увидеть школьный костюм и заволноваться, а вопросы и придирки ему были ни к чему.

– Юра, что так рано! – Варвара Сергеевна все равно услышала его возню.

– Мам, как ты думаешь, если сегодня не буду надевать форму, а пойду в джинсах в школу? Ты ведь не будешь сердиться, если классная на меня «накатит»? – Юра решил идти ва-банк.

– Не буду. Один день можно. – Варвара Сергеевна на кухне уже варила какао.

– Или два дня. Или три. Ты бы знала, как я устал от этой школы, формы, класса…

– Потерпи, осталось чуть-чуть. Осень скоро пройдет, потом зима и весна. Мгновение, можно сказать. Потом жалеть будешь.

– Не буду. – Юра проглотил бутерброд и выскочил из дома.

«Кому он морочит голову? Своей маме. Влюбился, и захотелось пофорсить». Варвара Сергеевна смотрела из окна, как сын идет вдоль прудов. Она вдруг увидела, что Юрочка стал взрослым. Вот так незаметно из симпатичного мальчика превратился в красивого парня. «Да он лет на двадцать выглядит! Интересно, кто она!» Варвара Сергеевна дождалась, пока Юра исчез за поворотом, и пошла будить мужа.

– Ну что, попал в деканат? – Голос раздался откуда-то сбоку. Юра обернулся и увидел рыжую, которая курила в стороне, у мрачного сиреневого куста, не успевшего по осени сменить листву.

– Нет еще. Сейчас вот пойду.

– Это ты зря. Сегодня там никого нет. У них сегодня выходной, даже секретаря нет.

– Как, опять?! – Юра комично развел руками. – Ну уж это никуда не годится. Придется пожаловаться в министерство!

Сегодня он чувствовал себя совсем по-другому – уверенно, даже немного нахально. Вот что значит другая одежда!

Девушка рассмеялась. Ее волосы были заплетены в косы, и лицо от этого стало еще круглее.

– Жалуйся, может, порядок наведешь, а то с ними сладить никто не может.

– Ты… – Юра на мгновение запнулся. – Ты тоже не можешь?

– А я и не пытаюсь. Для меня главное, чтобы не приставали. А они, когда надо, не шевелятся, когда не надо, все мозги вынут. – Рыжая неловко бросила окурок в кусты.

– Так пожары случаются, – хмыкнул Юра.

– Может, оно и к лучшему. Так, пора идти, пара сейчас начнется, – она направилась к двери, Юра решительно двинулся следом. – А ты куда? Говорю же, деканат закрыт.

– А я за тобой.

– В смысле?

– Посмотреть надо, из какой ты группы. Как же я буду тебя встречать – имени не знаю, где учишься – тоже. Вот только известно, что на втором курсе.

– А это откуда известно?

– Догадался.

– А может, и имя угадаешь?

– Нет, это не смогу. Ресурс слабоват у меня.

– Понятно. Встречать меня зачем?

Юра вытащил козырного туза – улыбнулся. Девушка замерла, потому что улыбка делала этого молодого человека неотразимым.

– Глафира я.

– Как солидно звучит!

– Пожалуйста – Глаша, Фира.

– Мне нравится твое имя, звать я тебя буду…

– Понятное дело, Иваном Ивановичем.

Юра рассмеялся. Он уже ее рассмотрел, она была не красавицей, но очень яркой и женственной.

– Нет, я хотел сказать, что звать буду тебя Глашей. Хорошее имя.

– Не утешай.

Они вошли в здание, прошли мимо зеркала – Юра увидел свое отражение – высокий, красивый блондин, одет модно, а рядом с ним девушка – худенькая, рыженькая, похожая на статуэтку. На душе было ликование – он увидел ее, познакомился, и она даже не против, чтобы он ее встречал.

– Ты за мной в аудиторию не ходи. Если хочешь увидеться – подходи сюда вечером, часов в шесть.

«А что, ты разве к Борису Ивановичу не идешь сегодня?!» – чуть не вырвалось у него. Но он промолчал, сейчас нужно было благодарить бога за саму встречу. Пройдет время, и он все про нее узнает, а пока не надо пугать удачу и счастье.

– Ты почему за мной ходишь? Не теряй времени, мне некогда глупостями заниматься.

– Я за тобой не хожу. Я встречаю тебя, провожаю тебя, мне хорошо с тобой.

– Ты странный. И мне кажется, я тебя где-то видела.

– Видела. Я же в деканат приходил. Тогда, первый раз, без паспорта. А на следующий день ты сама меня окликнула.

– Не обольщайся, скучно одной было курить под кустом.

– А я думал, ты влюбилась.

– В кого?

– В меня, ты же меня окликнула.

– Мальчик, ты явно нездоров.

– Здоров, только нахальный. Глаша, ты завтра вечером что делаешь?

– Завтра вечером я занята. Позвоню сама тебе. Послезавтра.

Он терпеть не мог эти вечера. В груди поселялась такая тоска, что хотелось выть. Он знал, что она сейчас в студии, что сидит на диване, что ждет, пока окончатся занятия. Юра больше не ходил к Борису Ивановичу, на вопросы отвечал, что много занятий и надо готовиться к поступлению. На самом деле он не мог переносить этой картины – старик художник и Глаша, терпеливо дожидающаяся его на диване. «Что она нашла в нем? Известность, деньги. Все-таки у нее дурацкое имя, крепостное какое-то!» – злился он в эти вечера. На следующий день он, позабыв о школе, мчался к училищу и подсматривал за ней. «Бледная, плохо выглядит, не выспалась», – терзался он и мучился от придуманных им же самим непристойных картин. А однажды, стащив у отца большой бинокль, он помчался к студии Бориса Ивановича. Расположившись с биноклем на лестничной клетке дома напротив, Юра попытался разглядеть, что же происходит после того, как ученики покидают студию. Но ему не повезло – в бинокль он увидел, как Борис Иванович собственноручно задернул тяжелую штору, а потом там погас верхний свет, и осталась гореть небольшая лампа. «Неужели она его любовница?! Как она может?!» Ночи его теперь походили на кромешный ад.

– Юра, ты совсем заучился. Тебе надо поменьше бегать по всяким там занятиям и больше заниматься дома. – Варвара Сергеевна с тревогой наблюдала за сыном. Он как будто вытянулся, похудел, на подбородке появилась светлая щетина, которая делала его старше. «Слава богу, усов чернявых нет! Все-таки они разные с Вадимом. Очень разные! – Варвара Сергеевна одобрительно смотрела на младшего сына. – Хорош! Хоть и выглядит усталым. Но видимо, учеба, подготовка, все-таки последний год в школе. Слава богу, с влюбленностью не сильно зацепило, вроде никаких телефонных звонков нет!» – Она заметила, что сын переменился – не стало задушевных разговоров, не обедали они вдвоем, как бывало, не ездили в гости. Юра отдалился, замкнулся, но при этом в нем чувствовалось какое-то напряжение, натянутый нерв.

А Юра «прилепился» к девушке, которая была на четыре года старше, училась расписывать ткани и жила в однокомнатной квартире на Юго-Западе.

– Ты в гости меня когда пригласишь? – каждый раз спрашивал Юра, когда они подходили к дверям ее дома.

– Зачем? – смеялась Глафира.

– Чаем напоить, накормить ужином.

– Дома чай надо пить. И ужинать тоже. Кстати, готовить я не умею.

– Я умею. Видел, как мать кое-что делает.

– Маменькин сынок?

– Да, – ответил Юра просто, – я люблю с мамой. Мы как-то очень быстро научились друг друга понимать. Она у нас генерал домашний. А отец – главнокомандующий.

– А, понятно. Главнокомандующие часто не знают, что в войсках творится. Ладно, пойдем, я тебя чаем угощу. А ты мне ужин приготовишь.

Так он впервые попал к ней в дом. Скромность убранства компенсировалась идеальной чистотой и художественной выдумкой – собственные работы на стенах, большая шляпа на углу мольберта, вместо занавесок на окнах были полотняные экраны с яркими цветами. Но больше всего Юре понравилась кухня – на пяти метрах был воссоздан изящный интерьер – крашенная в фисташковый цвет мебель, сиреневые занавески, цветочные горшки, скатерть. Множество забавных мелочей, расставленных повсюду, добавляли уюта.

– Здорово!

– Прованский стиль, если знаешь, что это такое. Сама все сделала. Из подручных, почти «помоечных» средств. Что-то соседи отдали, что-то нашла на свалке – тут дома старые рушили. Отмыла, почистила, покрасила. Тряпочки все сама сшила, – ответила она горделиво.

Глядя на Глафиру, нельзя было догадаться, что она обитает в такой «миленькой» обстановке. Внешний вид девушки, ее манеры скорее наталкивали на мысль о жестком, «необитаемом» минимализме.

– Уютно у тебя. – Юра уже внимательно успел оглядеть дом, и его дотошному взгляду влюбленного человека не бросилось ничего, что могло бы напоминать о присутствии мужчины.

– Ты одна живешь? – все же не удержался он.

– Иногда таракан забегает от соседей сверху. А так одна. – Глафира скривила лицо. – А тебя это так волнует?

– Волнует даже больше, чем ты можешь представить. – Юра с самого первого дня непроизвольно выбрал тон, который позволял ему говорить о своей любви как о чем-то само собой разумеющемся и давно известном. И все, что он говорил, звучало так, с такой интонацией, будто бы объяснение уже состоялось.

– Других проблем нет? – отозвалась Глафира иронично, но по лицу было заметно, что эта игра ей начинает нравиться. Она, уже почти признавшая в нем своего поклонника, в душе была насторожена. Да, парень был красив, неглуп и умел себя вести. Конечно, в поступках была заметна избалованность, но, в конце концов, это проблема его матери и будущей жены, а она, Глафира, замуж за него не собиралась. Да и углублять отношения не очень-то хотелось, все-таки еще школьник, ребенок, хоть и совершеннолетний. Она понимала, что никаких серьезных отношений еще у Юры не было и эта влюбленность вполне может превратиться в обременительную роковую страсть.

– Проблемы есть, но нас с тобой они не касаются. – Юра сделал ударение на словосочетании «нас с тобой».

– Послушай, ты не спеши. Мы – это еще не про нас с тобой.

– Не буду спешить, но и тормозить не буду. Не хочу.

– Какой ты…

– Какой?

– Господин «Вынь, да положь!».

– Нет, я просто знаю, почему я с тобой. Ты мне нравишься, очень. Только не спрашивай почему, а не то я наплету всяких глупостей про глаза, фигуру, волосы, а это будет враньем.

– А я и не буду спрашивать, я и так знаю ответ на этот вопрос.

Расставшись в тот день, каждый из них думал над словами другого.

Варвара Сергеевна в школу зашла случайно – шла мимо и вспомнила, что обещала зайти по поводу предстоящего выпускного вчера. Да, сейчас был только апрель, и все важные организационные вопросы вроде бы решены, но были детали, которые требовали внимания.

– Варвара Сергеевна, хорошо, что вы зашли! – Классная руководительница была крайне возбуждена.

– Да, я же обещала.

– Ну как? Как ваши дела?

– Хорошо, насколько возможно в эти времена.

– Да, конечно, сейчас все непросто! Но результаты уже известны? Мы Юру не трогаем, у него сейчас тяжелый период, пусть все закончит, а об оценках не волнуйтесь.

Варвара Сергеевна внимательно посмотрела на учительницу:

– Вы это о чем?

– Как же, о поступлении Юры в университет. О его досрочном поступлении. Мы поэтому ему и разрешили пока не посещать занятия.

Варвара Сергеевна не моргнула глазом:

– Все нормально, спасибо за понимание. Очень тяжело сейчас поступить в высшее учебное заведение.

Задав для проформы несколько пустяковых вопросов, Варвара Сергеевна вышла на улицу. Она не помнила, как дошла до ближайшего сквера, как присела на первую же скамейку, как засунула под язык валидол. Из всего, что она услышала в школе, было ясно одно: Юра, ее любимый сын, врет. И врет дважды – родителям и преподавателям. И в школу он не ходит почти месяц. А до этого у него были, как сказала классная руководительница, «эпизодические пропуски». А еще до этого он, как выясняется, собирал документы для досрочного поступления, поэтому не приходил на первые два урока и отпрашивался с двух последних. «Юра не учится почти полгода, ну, не полгода, а месяца четыре, и никто из школы даже не позвонил мне, даже не поинтересовался, где пропадает ребенок!» Варвара Сергеевна тихо закипала. Она совсем забыла, что всегда была самым лучшим адвокатом своих детей и все выпады педагогов возвращались к ним бумерангом. Она забыла, что всегда намекала на положение мужа и делала все, чтобы к ее сыновьям было особое отношение. Она забыла, что преподаватели просто-напросто ее боялись. «Так, и что же теперь делать? Алексею об этом говорить нельзя ни в коем случае. Во-первых, будет нервничать, а во-вторых…» Варвара Сергеевна подумала, что запросто может превратиться в обвиняемую. Муж всегда укорял ее за то, что она слишком снисходительна к Юре. Теперь, после всего, что она узнала в школе, надо было выработать линию поведения. Во-первых, совершенно не хотелось ругать Юру. Надо было разобраться, в чем тут дело, тем более – а это Варвара Сергеевна припомнила только сейчас – в последние две недели он все больше дома, нигде не задерживается, большей частью занимается. Даже их задушевные разговоры возобновились. Когда от большой таблетки валидола на языке остался лишь привкус ментола, Варвара Сергеевна поднялась со скамейки и пошла домой. Она решила, что с Юрой будет разговаривать наедине, когда дома никого не будет. «Психику надломить легко можно, а вот доверие не вернешь потом!» – говорила она себе. И в это время вспомнила, как старший, Вадим, недавно ей сказал:

– Юрке кажется, что за него в этой жизни кто-нибудь что-нибудь да сделает. Как же он будет огорчен, когда поймет, что это не так. Хоть бы ты ему это объяснила.

Тогда она, помнится, пожалела, что братья не дружны.

– Мам, брось, ты же сама видишь, что двоек почти нет. Ну, тройки, но у меня их всегда было полно. Мам, я ничего не говорил, поскольку и говорить, как выяснилось, нечего!

– Что ты такое говоришь. Ты забросил уроки живописи. Ты почти полгода в школу не ходишь! Как еще отец об этом не узнал!

– Мам, ну не узнал же. И потом на моей успеваемости это почти не сказалось.

– Юра, нельзя же в троечниках ходить! У тебя же выпускной класс!

– В том-то и дело, мам! Уже ничего не изменишь, как ни старайся. Отличником я не буду все равно!

– Так ты мне объяснишь, в чем дело?

Варвара Сергеевна задала главный вопрос. Юра его ждал давно и даже приготовил ответ.

– Мам, объясню, только немного позже, когда пройдет время.

– Юра, это – девушка?! Да? Она из твоего класса?

– Мам!!!

Варвара Сергеевна поняла, что угадала.

– Юрочка, как жаль, что ты мне сразу не сказал. Ты же знаешь…

– Да, мама, я знаю… Ты у меня лучше всех. Но уже все прошло. Я позже обязательно все расскажу.

Причин не делиться с мамой переживаниями было две. С момента знакомства с Глафирой прошел почти год. За это время Юра успел влюбиться в девушку, завоевать, влюбить ее в себя и бросить. Стремительность событий вряд ли порадовала бы Варвару Сергеевну. Вторая причина заключалась в том, что Глафира была старше. «Соблазнила моего мальчика!» – Юра так и слышал в материнском голосе ужас от происшедшего. А ужаса никакого не должно было быть. История была скучная в своей сути.

Первая близость между ними случилась перед Новым годом.

– В пятницу не поеду на занятия. Хочу дома побыть. Этюды сдавать надо, а у меня еще конь не валялся. Поработаю, поваляюсь, словом, передохну от езды и людей.

– От меня тоже?

– Нет, ты приезжай, поможешь ткань натянуть.

– Во сколько?

– Да лучше пораньше.

Юра с радостью согласился. В их паре он был ведомым, несмотря на внешнюю решительность. Глафира никогда ничего ему не объясняла, ни о чем не предупреждала, не спрашивала его мнения. Она ставила перед фактом и поступала так, как ей было удобно. На этот раз ей было удобно, чтобы он ей помог.

– Привет, что надо делать? – Юра положил на кухне коробку конфет и пакет с фруктами. Он никогда не приходил к ней с пустыми руками. Мать приучила его к тому, что в дом надо обязательно что-то принести.

– Ты уже завтракал?

– Нет, сразу к тебе.

– Вот и отлично, я тоже. Тогда выпьем кофе. Я сама только проснулась.

Говорить это было излишне – Юра сразу обратил внимание, что она одета в короткий халатик, под которым явно ничего не было. Помедлив немного, Юра забрал у нее турку, поставил ее на стол, повернул к себе и спросил:

– Я так понимаю, что на сегодня намечено совращение школьника?

Глафира неожиданно покраснела и рассмеялась:

– Откуда ты это взял?

– Глядя на этот халатик и полное отсутствие чего-либо под ним.

– Может, я просто не успела одеться?

– Может, я просто пойду в душ?

– Вот так – по-деловому? Никаких тебе взглядов, стесненного дыхания, смущения…

– Все впереди, когда ляжем в постель. Я ведь ничего не умею, будешь учить, а я буду смущаться.

Они друг друга стоили. Глафире ничего не оставалось делать, как забраться под одеяло и ждать, пока юный любовник выйдет из душа. Он ей нравился, пожалуй, она даже влюбилась в него, но небольшой опыт за плечами подсказывал, что будущего, да и, впрочем, настоящего у них почти нет.

Если бы она знала, как близка к истине. Прошло полтора месяца. Это время было наполнено свиданиями не то чтобы страстными, но весьма бурными и полными сексуальных изысканий. Юра хотел научиться всему и сразу. Глафиру иногда коробила такая «образовательная» меркантильность.

– Ты готовишься к чемпионату среди выпускников?

– В смысле?

– Я себя чувствую гетерой, которая просвещает отпрыска знатной семьи.

Юра про себя усмехнулся – сейчас, когда они уже стали любовниками, его страсть, пыл, желание обладать этой рыжей девушкой были уже не такими сильными. Но правила игры требовали соответствующего поведения, поэтому он произнес:

– Знаешь, меня тоже кое-что напрягает.

– Что именно? Неужели у тебя ко мне могут быть претензии?

– Могут. Мне не нравится, что ты поддерживаешь отношения с Борисом Ивановичем. Да, я заметил, что теперь это скорее эпизоды, но они все равно есть. Мне это не может нравиться. Я давно тебе хотел сказать, но боялся признаться, что я о них знаю.

– А ты о них знаешь? – Глафира приподнялась на локте, и рыжие волосы рассыпались по плечам, скрыв большую грудь. Хоть ревность Юры уже и не имела такого накала, глядя на нее, он подумал, что правильно сделал, заговорив о художнике. «Рано или поздно она его бросит. Встречаемся мы все чаще. Я уведу ее. Все-таки, что ни говори, возраст – это весомый аргумент, – подумал он, подавляя желание обнять ее. – Нет, надо закончить этот разговор!»

– Знаю, давно знаю, не буду говорить откуда. Не следил за тобой, не бойся! – Это была полуправда, полуложь.

– Понятно. – Глафира откинулась на подушку, совершенно не смущаясь опять обнажившейся груди. – То есть ты против того, чтобы я ездила к Борису Ивановичу.

– Против.

– Ты ставишь меня в дурацкое положение. Мне нужны деньги. У меня нет семьи, которая мне бы помогла, нет мужа, который, если что, в кошелечек подбросит пять золотых монет. Мне даже занять деньги сложно – мои друзья очень небогаты.

– Ну да, Борис Иванович – источник денег, поэтому ты наплюешь на мою просьбу.

– Я бы так вопрос не ставила…

– А как бы ты ставила вопрос?! – Юра вдруг разозлился. Глафира все это время была неформальным лидером – он никогда с ней не спорил. Он ведь юнец и ничего не может ей предложить, даже классного секса, до которого, судя по всему, она большая охотница. Юра это понял сразу. Она была темпераментна и ненасытна. И если она его не отвергла, значит, он ее устраивает, он ей подходит. Значит, он ее удовлетворяет. Она готова с ним встречаться. Более того, она стала сама звонить по вечерам, как будто проверяла, дома ли он. Она стала готовиться к его приходам – что-нибудь вкусное на столе, сама в чем-то красивом, соблазнительном. Она почти с ним не спорила и не поучала его, не насмешничала. Она приняла его. Почему же он должен мириться с присутствием другого мужчины?!

– Как бы ставила вопрос? Как?

– Я бы его вообще не ставила. У людей должна быть какая-то личная часть жизни. Только их, чтобы никто туда не лез. И не важно, работа это, учеба, отношения.

– Наверное, но в данном случае я против. – Юра совершенно искренне злился и во что бы то ни стало хотел настоять на своем. Он мужчина и имеет право на самоуважение! А другой мужчина у любовницы – это что?

– Ты очень категоричен.

– Да, можешь считать, что так. Я же не знаю, может, это печенье куплено на его деньги. – Юра кивнул на маленький столик.