Текст книги "Рассказы, повести, сценарии и другое"

– Три дня назад ваш посыльный приносил обед моему знакомому. Позовите его.

– Изложите свою жалобу.

– Я не жалуюсь, а хочу просто поговорить с посыльным, пригласите его.

– Хорошо, – заведующий набирает номер по телефону, – Костя ещё не ушёл? Пусть зайдёт ко мне.

Входит посыльный, но уже без формы, в джинсах и курточке:

– Звали?

– Вот этот господин хочет поговорить с тобой.

– А что случилось?

– Ничего, – Антон явно раздражён, – ты вчера в 15 дом по улице Клеверной заказ привозил?

– Да.

– Посмотри на меня повнимательней, узнаешь?

– Нет.

– Не видел меня, когда отъезжал от подъезда?

– Нет.

– А я тебя видел.

– И что?

– Ты должен со мной в милиции пойти и сказать, что я там был вечером.

– Алиби на выворот? – смеётся посыльный. – Это что-то новенькое.

– Сейчас поедем в отделение, ты там скажешь, во сколько я подъехал к подъезду…

– Стоп! Во-первых, мне некогда. Вернее, во-первых, я вас не видел. И вообще, опаздываю в университет на занятия, – посыльный поворачивается, чтобы выйти, но Антон хватает его за рукав.

– Не кобенься! Я тебя видел, значит, и ты меня тоже.

Посыльный легко, играючи перехватывает руку Антона, выворачивает её.

– Больно, отпусти. Велите ему отстать от меня, – обращается Антон к заведующему.

– И не подумаю. Пришёл тут, понимаешь, права качать! Приказывай у себя на кухне, а в моём заведении, – ни, ни! Выведи его вон, Костя, только аккуратненько, не покалечь, силушку свою не демонстрируй.

Натура. Возле ресторана.

Посыльный, ещё не отпустив Антона из своих цепких рук, подводит его к стоянке:

– Какая тачка твоя?

– Вон та, отстань от меня, наконец!

– Вали, глаза б мои на тебя не глядели, придурок.

Интерьер. Антон в машине, колотит кулаком по рулевому колесу, бормочет проклятья. Звонит мобильный телефон.

– Кто? Следишь за мной? Ах, позвонил? Откуда же он твой телефон знает? Ну, да, ну, да, в накладной на заказ записано. Все-то тебя любят, холят, лелеют, всем-то ты нравишься, даже ресторанному посыльному. Ты как та дама приятная во всех отношениях. Не-на-вижу! – прокричав, Антон отсоединяется.

29. Натура. Раннее утро. Дорога вдоль поля.

Ольга идёт вдоль дороги. Останавливается на том же месте, где когда-то впервые встретилась с Доктором. Поднимает голову, смотрит в небо. Но осенью уже не слышно жаворонка. Вместо облаков и темнеющей синевы неба она видит только что взошедшую, круглую, прозрачную луну, которая, чудится Ольге, превращается в кошачий глаз с чёрной поперечиной зрачка. И вновь откуда-то издалека слышится чуть хрипловатый голос – то ли речитатив, то ли песня: «Мне не жить, мне не петь в этом мире тумана и сырости, \Где певцам серокрылым подрезаны связки, \Где поэтам кидают отбросы из милости, \Где озёра подёрнуты мутной, зелёною ряской…». Ольга закрывает уши ладошками. Сразу наступает тишина, на бледном небе прозрачная, тающая луна. И никаких видений.

Ольга почти бегом спешит дальше. Остановка, три парня ждут автобуса. Вид их довольно странен, речь густо сдобрена жаргонными словечками – от чего понять о чём они говорят практически невозможно, жесты угловаты, смех возбуждённый, прерывистый, – то ли пьяны, то ли «обкурены».

– Ребята, этот автобус в Ласково идёт?

– А тебе зачем на конезавод? – спрашивает один их них, – ты ж не лошадь.

– Так идёт?

– Не-а, – глупая ухмылка на лице – на той стороне остановка в Ласково.

– Чё ты с ней лясы точишь? Эй, гирла, потрахаемся? – второй парень делает шаг в сторону Ольги.

– Да на… такая сдалась-то, глянь, ни спереди, ни сзади, плоскодонка, скелетина, – это третий вступает в «беседу», – а ну-ка, гони капусту!

Ольга спокойно выворачивает карманы куртки, снимает рюкзак с плеч, открывает пустые карманы.

Тот, что предлагал Ольге «потрахаться», хватает её за грудь, потом за шею и тащит к подлеску. Ольга сопротивляется, но парень сильнее. Двое других с весёлым гиканьем принимаются стягивать с Ольги джинсы. Вокруг ни одной живой души. Ольга выворачивается, царапается, шипит сквозь стиснутые зубы. Взвихривается пыль в подлеске, разодран свитерок на худенькой ольгиной груди. И вдруг чьи-то сильные руки выхватывают девушку из этого клубка тел, а парни разбросаны в разные стороны.

Ким Кимыч прижимает Ольгу к себе, гладит по голове:

– Ну-ну, хватит шипеть, всё позади.

Рядом конь прядёт ушами, копытом вздымает землю. Ким сажает в седло Ольгу, да и сам садится позади:

– Ты как здесь очутилась?

– К Доктору ехала, – потом через лёгкую паузу – к вам.

– Экая ты странная девушка! То исчезла никому ни словечка, то появилась. Здесь места-то пустынные, опасно одной шлёндрать.

– Не нуждаюсь!

– То-то я вижу – самостоятельная!

– А вы-то как здесь очутились?

– На станции был, нам из Москвы с проводником лекарства кое-какие прислали. Дала бы телеграмму, встретил бы.

– Адреса-то я вашего не знаю.

– Врушка! Прекрасно ты его знаешь, гордыня заедает. Грех это.

– Не учите меня!

– Не буду, – вдруг миролюбиво соглашается Ким, – на платок, слёзы утри, смотреть тошно.

30. Интерьер. Ипподром.

На трибунах полно народа. В ложе Нездольев и Сидоров. Гонг. Мчатся лошади по беговому кругу. Сидоров и Игорь негромко переговариваются, не отрывая взгляда от дорожек.

– Какого дьявола меня сюда вытащил? – ворчит Сидоров, – на фабрике дел полно.

– В другой раз назначу тебе встречу в казино прямо у игрового стола. Не ворчи, сейчас последний финиш, потом двинем в ресторан.

– Пустая трата времени.

– Учись получать удовольствие от жизни.

– Поздновато уж.

Гонг финиша. Люди вскакивают со своих мест. Загорается табло, на котором значатся клички победителей.

– Пролетели мы, Сидорыч.

– На чужом горбу в рай не въедешь.

– На холке.

– Что ты имеешь в виду?

– У коня-то не горб, холка.

Интерьер. Зал ресторана «Бега».

Игорь и Сидоров за столиком у окна, видны через стекло беговые дорожки, скачут юные наездники – тренируются.

– Всё ж спасибо тебе, я ведь впервые на ипподроме. Забыл сказать – я тут такого художника, специалиста по мебели открыл! Талант громадный. Звать Егор Круглов. Я ему уже эскизы заказал. Покажем тебе, одобришь, новую линию начнём работать, согласен? Только вот с покупателями не просто. Не хочу, чтобы нувориши, выскочки, бандюки, которые страну разорили, разорвали по живому, а теперь жируют.

– Опять завёл свою песню? Учись жить в новых условиях, не ной, не отравляй себе жизнь.

– Всё, всё, молчу. Может, начать переговоры с гостиницами?

– Хорошо, хорошо, – Игорь, уже отключившись, не отрываясь, смотрит через окно, мчатся по беговому кругу лошади, – да оглянись ты, посмотри, какая красотища, идут ноздря в ноздрю. Давай ещё по стопке, а?

– Мне ж сегодня возвращаться на фабрику.

– Зачем? Переночуешь у меня?

– Ладно. Гулять, так гулять! Только сознайся, господин ты мой, за какие такие достоинства мне столь роскошный день устроен? Говори прямо и без экивоков с наядами.

– Нужно, чтобы ты прикупил кое-какие акции.

– И сколько, и почём, и какие?

– Это узнаешь позже, пока мне необходимо твоё принципиальное согласие.

– Ну, во-первых, у меня денег нет, я же не олигарх, а бывший учёный, а ныне – наёмная рабсила. Во-вторых, как я буду платить налоги?

– Всё беру на себя.

– Ага, ясно, значит, мне уготована роль болвана в преферансе. А в тюрьму, если что, сяду я?

– Помнишь, за что меня из института вышибли с последнего курса?

– Ещё бы, весь курс за тебя просить ходил. Острослов ты наш! На чёрта зав кафедрой военной брякнул: «Вас, полковников, как собак не резанных!», кто тебя за язык тянул?

– Отомстил мне полковник Дуболомов, по полной, расстарался – лоб забрили и – в Чечню.

– И?

– Когда меня снайпер подстрелил, отправили в госпиталь, а там я с одним лейтенантом познакомился, весёлый такой, ушлый, сдружились, он пообещал кое с кем покалякать, кое-кого подмазать, короче, отмажет меня от войны. Думал, сбрехнул.

– Нет?

– Подлечили, да сразу пришло предписание: направить Нездольева в конный полк на «Мосфильм».

Игорь вдруг замолкает, пристально смотрит в зал ресторана, где, в окружении «клевретов» и охранников неспешно движется Вьюченко.

– Ты что? – спрашивает Игоря Сидоров.

– Прости, я на минутку, – Нездольев вскакивает и направляется навстречу Вьюченко:

– Игнат Львович! Я вам уже несколько раз звонил.

– Знаю, докладывали, но я срочно улетел по делам.

– Когда мы можем встретиться?

– У нас сегодня четверг? К сожалению, только в понедельник, – поворачивается к одному из «клевретов», – во сколько у меня окно будет?

– С 15.30 до 16 часов, – клеврет полон подобострастия.

– Устроит? – обращается Вьюченко к Игорю.

– Вполне.

– Договорились. Перезваниваться не надо. Жду вас, – и вся процессия следует к своему столику.

Игорь возвращается к Сидорову.

– Шагу зря не ступишь, – довольно раздражённо произносит Сидоров, – теперь я понял, почему ты меня именно в это ресторан затащил.

– Дело одно хочу сварганить с этим Вьюченко хочу, твёрдый орешек.

– Грязные игры?

– Да нет, как раз наоборот.

– Ну, ясное дело. Да ладно, продолжай.

– А на чём я остановился?

– На «Мосфильме».

– Да, да. Вот я там и заразился.

– На тебя чихнула больная сапом лошадь? – смеётся Сидоров (в первый раз исчезла его вечная озабоченность и ворчливость).

– Любовь к лошадям – это, я тебе скажу, пострашнее сапа. Давай выпьем? – Игорь доливает остатки водки, – Тогда же я и Алёну повстречал. И обещал ей, и костьми лягу, выполню всё, о чём мечталось…

– Счастливый ты, такая женщина!

– Недолгое это было счастье…

– Я знаю, Игорь, я помню, – и они замолкают надолго.

– А где теперь тот лейтенант?

– Пропал без вести.

– В плену?

– Может быть. Посылал запросы в министерство. Нет его ни среди живых, ни среди мёртвых.

А за окном, возле которого они сидят, уже темнеет.

31. Натура. Ласково. Конюшни. Поздний вечер.

Доктор и Ольга обходят стойла – вечерний осмотр. Негромко переговариваются.

– Посвети мне, девонька, чуть левее, фонарь подними повыше, – Доктор осторожно снимает повязку с левой ноги лошади, – гляди-ка, шовчик какой чистенький. Молодец, Ласточка, да стой ты смирно, вот егоза.

– Где она так?

– Барьер плохо взяла, ничего страшного. Пойдём, взглянем на твоего первенца, пока ты где-то пропадала, он такой рослый стал.

Они заходят в стойло, где спит стоя жеребёнок с белой звёздочкой на лбу.

– Какой колченогий, – с разочарованием произносит Ольга.

– Дай срок, он ещё на дерби трёхлеток все призы возьмёт, помяни моё слово. Кстати, знаешь, как его теперь называть: Чёрный Принц!

– Прямо-таки!

– Криво, – раздаётся голос Бенó, – глупая женщина!

– А ну, живо отправляйся домой, для тебя рабочий день давно окончился, Ким тебе устроит головомойку! – Док сердится.

– Я не маленький! И свободный, что хочу, то и делаю.

– Кто бы спорил! – Ольга вступает в «перепалку».

– Молчи, когда мужчины говорят!

– А ты давай, лети отсюда, орёл молодой! – Ольгу явно забавляет эта стычка.

– Всё, базар окончен, – Док, кажется, сердится, – Бенó, не зли меня!

– Всё, всё, исчезаю.

Ольга и Доктор продолжают вечерний обход, тихо переговариваясь.

– Бенó сын Кима Кимовича?

– Нет. Ким наткнулся на него, лежал без сознания, на мине мальчик подорвался, до полевого госпиталя бегом нёс на руках. Еле спасли, крови много потерял.

– Где?

– Под Урус-Мартаном.

– Это, вроде, в Чечне.

– Потом в бою Кима ранило, контузия тяжёлая. Полгода в госпитале провалялся, комиссовали.

– А Бенó?

– Сюда отослал, с оказией. Ким же здесь вырос, отец всю жизнь тренером работал.

– Отец его где?

– Умер, сына не дождался.

– А мать?

– Один его растил.

– Как это?

– И такое в жизни, девонька, бывает.

32. Интерьер. Офис Вюченко. Кабинет.

Игнат Львович и Игорь за овальным столом. Входит референт.

– Валерий, ты подготовил материалы по акционерам?

– Вот они, Игнат Львович, – референт открывает папку с документами, кладёт перед шефом.

– Спасибо, можешь идти, надо будет, позову.

Референт, мягко ступая, выходит, аккуратно прикрыв дверь.

– Я открыт для переговоров, но сначала, господин Нездольев, кем вам Антон приходится? Близкий человек?

– Просто знакомый.

– Это хорошо. Просил у меня кредит, получил отказ.

– Почему? Боялись, не вернёт?

– Посмел бы только, – смеётся Вьюченок, – голос-то у него трубный, а душонка-то махонькая. Да, кстати, зачем ваш приятель собирал досье на акционеров одного из моих предприятий? Шантажом пробавляетесь?

– Ни в коем случае. Это я его за подлость наказывал.

– Оригинально, – Вьюченко недобро усмехается, – что же он такое натворил?

– Пытался уничтожить моё дело.

– Не удалось?

– Нет.

– Моя служба безопасности собрала кое-какие материалы по вашей персоне. Бизнес чистый, характеристики самые положительные. Я-то, зачем вам? Лесом иль мебелью не занимаюсь. Кредит хотите получить у моего банка?

– Нет.

– Тогда что же? Только правду. Сколько акций вы скупить успели?

– Не так много, чтобы действовать с вами на равных, да мне это и не нужно.

– Давайте покороче и чётко, я привык беречь время.

Игорь достаёт из кейса фотографию – уменьшенная копия того портрета, который висит у него дома.

– Значит, вам всё-таки деньги нужны? – в голосе Игната Львовича явно слышится разочарование, – шоу-бизнес?

– Нет же!

– Кто это?

– Моя жена.

– Больна? Нужны деньги на операцию?

– Она умерла три года назад.

– Ничего не понимаю!

– Сейчас объясню.

33. Ласково. Интерьер. Дом доктора.

На кухне Ольга и Док.

– Док, можно я сама ужин приготовлю?

– Конечно, девонька. Уж лет сорок мне никто не готовил.

– Идите, отдохните, потом позову.

– Нет уж, я тут посижу.

Ольга быстро, споро готовит еду.

– Док, всё же почему у вас такое странное имя?

– Да просто из святок взято. Так положено было, тем более у священников.

– Вы священнического сословия?

– И отец, и дед, и прадед.

– Понятно.

– Что же тебе понятно?

– За веру пострадали?

– Был у меня приход, маленький, под Костромой.

– А жену-то и дочку за что? Тоже за веру?

– Давай тему сменим?

– И тех, кто с людьми такое творил, бесчинствовал, пытал, гноил в лагерях, ваш Бог не наказал? Поэтому вы работаете лошадиным доктором? Вам проще с животными? Потеряли веру?

– Нет. Просто во мне столько муки, теперь пастве я не могу ничего отдать, кроме своей боли, – Доктор молчит несколько мгновений, потом продолжает, – людям нужно успокоение, а у меня вместо сердца пепел остывший.

– Значит, вера была не крепкая.

– Может и так.

Ольга выключат плиту, поворачивается к доктору, ставит тарелки, потом вдруг наклоняется, целует Дока в щёку. В этот момент резко открывается дверь, без стука, громыхая сапогами, врывается Ким:

– Вот тебе зрасьте! Седина в бороду, бес в ребро?

– Пошляк, – сердится Ольга.

– Как пахнет вкусно! – бормочет смущённо Ким.

– Садитесь, покормлю уж и вас, – произносит Ольга.

– А выпить дашь, пичужка?

– Не давай ему.

– Почему? – удивляется Ольга.

– Нельзя. После контузии – ни капли, – объясняет Док.

– Но чаю-то можно?

– Чаю можно.

– Я сам заварю, – несколько воинственно произносит Ким.

– Тоже мне премудрость великая! – бормочет Ольга.

– Как Ким делает, не сумеешь. Священнодействует.

– Звонил хозяин. Через три дня сюда прибудет.

– Собственной персоной? Диво дивное! – спрашивает Док.

– Нет, пришлёт своего представителя.

– Тоже мне, Путин местного разлива, – ворчит Док, – президент всея бизнес сообщества.

– А кто хозяин-то? – встревает Ольга.

– Тебе-то, пичужка, не всё равно?

– Теперь нет.

– Отчего так?

– А я живу тут, понятно?

– Надолго ли?

– Навсегда.

З4. Интерьер. Кабинет Вьюченко.

Нездольев складывает в кейс бумаги и фотографию. Игнат Львович встаёт из-за стола, провожает Игоря до двери:

– Надеюсь, я в вас не ошибся, – и когда Игорь уже на пороге, спрашивает, – а как же ваша фабрика? Продадите?

– Ни в коем случае, там директор, он же партнёр остаётся, умён, как бес, самый давний мой друг.

– В бизнесе друзей не бывает, либо конкуренты, либо партнёры, от первых ждать нечего, а последние чаще всего и предают.

– Думаю, вы ошибаетесь.

– Ну-ну, молодой человек, почитайте-ка Роберта Грина «48 законов власти», в вашем случае подумайте над 20—м законом, где сказано: «Только глупец торопится примкнуть к одной из сторон…»

– А следующую фразу вы не забыли? «Не вверяйте себя никому, кроме себя самого, не связывайте себя обязательствами…», – Игорь смеётся, – вы сами сегодня нарушили двадцатый закон Грина.

– Образованная нынче молодёжь пошла!

– Не забудьте добавить: склонная к сарказму и цинизму! – на том они и расстаются, Игорь переступает порог кабинета и аккуратно закрывает за собой дверь.

35. Ласково. Натура. Утро. Беговой круг.

Ольга под наблюдением Кима и Бенó садится в седло. Конь спокоен, только косит влажным глазом.

– Не нервничай, – поучает Бенó, – сбросит.

– Отстань, – Ольга, конечно, нервничает, но по тому, как она втягивает сквозь зубы воздух со свистом видно, что даётся ей это не просто.

– Пошла! – резкий окрик Кима.

Конь срывается с места, Ольга, качнувшись назад, выпрямляется.

– Давай шенкелями! Только помягче, не беси коня! – кричит Бенó. – Левый повод, левый говорю!

Брусья ограды, конь мчится прямо на брусья, Ольга пришпоривает, конь взмывает вверх, легко перепрыгивает, мчится по полю.

– Понесёт, ой, понесёт, – кричит Бенó.

– Успокойся, – Ким усмехается, – ты как наседка над ней. Посмотри, как она держится в седле! Молодец девка. Она же над тобой смеётся!

– Я ей покажу, я её проучу!

Бенó вскакивает на лошадь, что привязана за брусьями, мчится вслед Ольге, перехватывает повод коня:

– Стой, стой! Рано тебе скачки устраивать! – не отпуская поводья Ольгиного коня, возвращает всадницу к воротам бегового круга.

– Надоел ты мне, мальчик. Я так никогда ничему не научусь.

– Замолкни, женщина.

Ким смеётся:

– Ладно, урок окончен.

На краю поля, вдалеке стоят двое мужчин, пристально наблюдают за Ольгой, Бенó и Кимом. Поворачиваются, медленно уходят.

– Это кто такие, не знаешь, Бенó? – спрашивает Ким.

– Первый раз вижу. Туристы, наверно.

– Туристы без рюкзаков, налегке? Странно.

– Здесь же не закрытая зона, не правда ли? – спрашивает Ольга.

– Нет, – Ким пристально смотрит вслед мужчинам, пока те не скрываются за небольшой рощицей на краю поля.

– Очень вы подозрительны, Ким Кимыч!

– Жизнь приучила.

– Лучше бы она вас научила быть мягче.

– Дамские штучки-дрючки, – вступает Бенó.

Ольга протягивает к Бенó руку, пытается погладить его по голове, тот резко «уходит» из-под руки:

– Не смей!

– Да ну тебя! Волчонок!

– Надоели ваши свары, – резко говорит Ким, – Пошли, Бенó, Док ждёт.

Бенó прихрамывает, на лице болезненная гримаса, видно, что у него болит нога. Ольга идёт следом, смотрит с жалостью на мальчика, но молчит.

36. День. Натура. Двор мебельной фабрики. Открываются ворота, въезжает машина Нездольева.

Интерьер. Кабинет Сидорова. За столом директор, рядом с ним художник-дизайнер Егор. Открывается дверь, входит Игорь.

– О! Привет! – удивляется Сидоров. – Что ж не предупредил?

– А то бы ты почётный караул выстроил, да красную дорожку постелил?

– Конечно.

– Добрый день, Егор. Эскизы готовы?

– Да. Вот, – Егор разворачивает ватман, Сидоров и Игорь рассматривают работу дизайнера.

– Ну, как? – волнуется Егор.

– Оригинально, – не спеша, отвечает Нездольев.

– Чиппендейл, китайский стиль, – Сидоров взволнован, ему доставляет явное удовольствие работа художника, – а вот эта гостиная! Чудо!

– Красиво, но ведь не сам английский мастер 18 века, всё же это – новодел, да и с красным деревом мы работать не можем, закупки за границей, нет, не потянем.

– Ну, хорошо, – не унимается Сидоров, – а как тебе то трюмо!

– Стиль Людовика 16, период перехода от рококо к классицизму! – Егор горд и доволен реакцией директора фабрики.

– Где подсмотрел? – с лёгкой иронией задаёт вопрос Игорь. – В замке Блуа во Франции?

– В институте хорошо учился, вот и весь секрет. Как, господин Нездольев, принимаете работу?

– Безусловно. Но одна закавыка.

– Какая?

– У меня на делянках всё больше сосна, из неё элитную мебель не сотворишь.

– Вот беда-то! – сник Егор.

– Погоди, погоди, Игорь, у нас ещё нетронутые ни разу ореховые рощи. Насколько я помню, эту мебель можно «строить» и из ореха, правда, Егор?

– Да, да, – оживляется художник, – только я сам должен отбирать древесину, ладно?

– Вот сейчас и поедем, а то у меня кое-что запланировано на следующую неделю. Ты с нами, Сидорович?

– Нет, сегодня отправляем партию, проследить надо.

– А далеко роща-то? – интересуется Егор.

– Километров 40.

– Поехали, поехали! – Егору не терпится.

37. Натура. После полудня.

Дорога. Едет автомобиль Игоря. За ним, на довольно приличном расстоянии, едет машина с затемнёнными стёклами. Салон машины Игоря. Егор и Нездольев слушают музыку.

– Кто-то за нами едет от самой фабрики, – произносит Егор.

– Я заметил.

– Мне это не нравится.

– Сериалов насмотрелся?

– Некогда мне у телевизора торчать, работы куча. Но всё равно это чёрное авто меня беспокоит.

– Да брось, едет себе человек по своим делам.

– Далеко роща-то?

– Осталось минут пять-десять, если ничего…

И в этот момент машина Игоря пошла юзом.

– А, чёрт, как сглазил, колесо лопнуло! – Игорь осторожно тормозит, выходит из салона, осматривает заднее колесо, открывает багажник, достаёт инструменты и запаску. Наклоняется, чтобы пристроить домкрат. Чьи-то руки в чёрных, узорных перчатках держат биту, бита взмахивает вверх и опускается на голову Игорь.

Егор всё это видит в боковое зеркало, выскакивает из салона, догоняет человека в чёрных перчатках, бьёт его кулаком по затылку, перехватывает биту, вырывает. Человек в перчатках заскакивает в свою машину, которая срывается с места, разворачивается и мчится по дороге. А Егор возвращается к Игорю, пытается его поднять, при этом причитает, словно женщина:

– Ой, ой, да что это! Ой, ой, Игорь, вы живы?

– М-м, – стонет Игорь, – да не ори ты прямо в ухо, у меня перепонки барабанные лопнут!

– Слава Богу, слава Богу, – причитает Егор. Достаёт из кармана чистый, накрахмаленный платок, промачивает рану на затылке Игоря, – крови хоть немного, и за то спасибо. Больно?

– А ты думал?! Помоги встать.

– Голова кружится? Тошнит?

– Я в порядке, – Игорь пытается встать, но снова опускается на землю, – сейчас отдохну и сменю колесо.

– Я сам.

– Да куда тебе, вон какой хилый.

Егор быстро меняет колесо:

– Тощий да вёрткий, – шутит Егор, – сейчас я вас втащу в машину, сам за руль сяду.

– Сумеешь?

– Я ж не кисейная барышня!

Егор прячет инструменты, с трудом поднимает Игоря, осторожно сажает в салон.

– Вернёмся на фабрику, надо «скорую» вызвать.

– И не думай, тут ехать всего ничего. Вот невезуха-то!

– Кому вы поперёк дороги встали, не догадываетесь?

– Есть предположения. Ладно, вперёд, не люблю бросать дело на пол дороге.

И машина мчится вперёд к ореховым рощам.

Егор ходит между деревьями, «оглаживает» стволы, достаёт из кармана пиджака перочинный нож, скребёт кору. Игорь сидит в салоне, открыв окно. Видно, что ему плохо.

– Егор, – кричит Игорь, – заканчивай, ты что, каждое деревце облизать и понюхать хочешь?

– Иду, иду. Годятся, – произносит он, забираясь на водительское место, – хорош орешник, сухой, без червоточин.

– Ну, и славно. Рад, что угодил.

– Ага, шутить изволите: значит, жить будете.

– Да куда ж я денусь! Ты на чём приехал на фабрику?

– На поезде.

– Тогда давай со мной в Москву.

– Я могу у вас переночевать?

– Тебе жить негде?

– Почему это? – Егор даже несколько обижен. – Просто вас одного оставлять не хочу, да и врача вызвать надо.

– Обойдёмся без медицины. Я крепкий, в огне не горю, в воде не тону.

За окнами машины уже темно. Игорь вставляет кассету в магнитолу, и льётся чуть хрипловатый голос: «Как страшно думать нам о том, чего уж никогда не будет. \ Так тянет приоткрыть завесу тайны без конца и дна. \Звенит… звенит… сначала тихо, а потом всё громче бубен. Всё взвешено, отмерено – жизнь только раз дана. \ Я слышу этот звук глухой, далёкий. \ „Так скоро? – ей кричу. – Постой! Я не готова!“» \ Но кончена страница, и багаж уж слишком лёгкий. \ «Отсрочку дай, приду потом сама, и не скажу ни слова!» \ Но ты мне руку тянешь, и улыбаешься светло, спокойно. \ Жизнь суета сует. Лишь ТАМ – величие и тишина. \ «Я не хочу с тобой, пусть будет трудно, больно, \ Вернись в своё счастливое безмолвие – одна!».

38. Натура. Ночь. Ласково.

Ольга стоит возле дома Доктора. И слышится ей чуть хрипловатый голос, который то ли говорит, то ли тихо поёт: «Я не хочу с тобой, пусть будет трудно, больно, \ Вернись в своё безмолвие – одна!».

Полная, высокая луна на тёмном небе. Она и на луну-то не похожа. Чёрная поперечина узкого зрачка.

– Что вам надо? – Ольга говорит тихо, но это не монолог, а скорее диалог с кем-то, кто не виден и даже не слышен, вернее, слышен только Ольге. – Молчишь? Чего таращишь один-единственный глаз? Кто ты, уж не с планеты ли Сириус? У меня слуховые галлюцинации, миражи, и что означает этот кошачий глаз? Дикость. Зачем? Почему? Когда ты исчезнешь, мой бред? Скоро? И больше не увижу тебя? Не верю.

Ольга поворачивается, хочет вернуться в дом, но что-то останавливает её, верно, это истерический лай собак. «Мальчики» мчатся к дому, хватают Ольгу за брюки, тянут её куда-то.

– Что? Не приставайте.

Но псы не отстают. Ольга смотрит в сторону конюшен, видит клубы дыма. Она бросается в дом, вбегает в комнату, где спит Доктор, пытается разбудить его:

– Док, скорее, просыпайтесь! Лошади… огонь, – бессвязно бормочет Ольга.

Конюшня. Ржут лошади, бьются о двери денников. Ольга и Доктор открывают денники, выпускают лошадей.

39. Ночь. Салон машины.

Нездольев за рулём. Машина подъезжает к железнодорожной станции, той, с которой когда-то уезжала из Ласково Ольга.

Натура. Игорь останавливает машину, запирает, подходит к магазину, который расположен возле платформы, покупает еду. И вдруг замечает троих мужчин. Они стоят неподалёку, разговаривают. Один из мужчин – спиной к Игорю, двое других лицом. Тот, что стоит спиной, достаёт из кармана пиджака небольшую пачку денег, протягивает мужчинам. Что-то знакомое в стоящей спиной фигуре чудится Игорю, он подходит к троице и слышит:

– Всё, как договорились? Я проверю.

– Да проверяй! Моё слово – железо, сказано – сделано, – отвечает один из мужчин.

– Немедленно отсюда убирайтесь, если что, я вас не видел, вы меня. Ясно?

– Уж куда яснее, – мужчины скрываются, словно тают в темноте, как будто их и не было.

Тот, что отдавал деньги, поворачивается и сталкивается лицом к лицу с Игорем:

– Ты? По пятам за мной ходишь? – Антон испуган и не может это скрыть.

– В машину, быстро!

– Нет! Закричу.

– Только посмей, гнида, – Игорь хватает Антона за шкирку, словно кутёнка, волочит к машине, – что ты здесь потерял? Как попал?

– Помогите! – пытается позвать на помощь Антон, но вокруг ни души.

– Говори! – Игорь заталкивает Антона в салон машины, слегка приударяет ребром ладони по шее Антона, тот моментально замолкает.

40. Ночь. Дорога в Ласково. Машина Игоря. В салоне машины.

– За что расплачивался с теми ханыгами? – Игорь в ярости, главным образом потому, что не может понять, как тут оказался Антон, зачем и что он ещё натворил.

– Попросили мужики на пиво, я дал.

– Врёшь, благотворитель хренов. Всё равно узнаю, хуже будет.

Натура. Дорога в Ласково. Мчится машина.

41. Натура. Конюшня в Ласково.

Лошади, выпущенные Доктором и Ольгой, ржут в испуге, топот копыт их копыт эхом отдаётся во тьме.

Горят денники. Взвиваются вверх снопы искр. Ольга видит, как падает балка прямо на Бенó и Кима. Ольга успевает вытащить из-под балки Бенó, Доктор обхватывает Кима за плечи, но сил у него явно не хватает.

– Скачи в посёлок, спаси мальчишку, – кричит Доктор, – на тебе одежда занялась, сними немедленно!

– А вы?

– Я справлюсь, скачи!

Ольга умудряется оттащить мальчика от огня, сдирает с себя брюки и курточку, остаётся в одних трусах и майке. Затем она ловит коня (того самого, которого когда-то обнимала, когда Доктор осматривал его рану), конь мечется по беговому кругу. Ольга вскакивает на его спину, наклоняется, поднимает Бенó вверх, перекидывает его перед собой.

42. Интерьер. Салон машины Игоря.

Игорь видит впереди пожар. Поворачивается к Антону:

– Твоих поганых рук дело? – догадывается Игорь.

– Нет, нет!

Но Игорь уже всё понимает. Со всего размаха ударяет Антона кулаком в лицо, на секунду притормаживает, перегнувшись через бесчувственное тело Антона, настежь открывает дверь машины, разгоняется и на скорости выбрасывает Антона на дорогу. И в этот момент мимо машины проскакивает конь с Ольгой и Бенó на спине. Игорь их не видит, не замечает, ещё больше прибавляет скорость, спешит туда, где горит конюшня.

43. Ласково. Больница.

Ольга возле мальчика, дежурный врач, заметив, как тлеет ботинок на ноге Бенó, спешно разрезает ланцетом брючину, видит, что это полуобгоревший протез, отстёгивает его. Бенó приходит в себя:

– Нога, нога! – стонет он.

– Ничего, мы тебе новую сделаем, ещё лучше, – Ольга обращается к врачу, – он сильно обгорел?

– Слава Богу, не очень. Через пару дней уже скакать будет.

– Скачет по дорожке на одной ножке! – Бенó вымученно смеётся.

– Сейчас мы ему укольчик успокаивающий сделаем, – говорит врач.

– Не надо, он у нас настоящий джигит, всё стерпит и не поморщится, правда, Бенó?

– Молчи, женщина!

– Что у вас случилось? – спрашивает у Ольги врач.

– Кто-то поджёг конюшню.

– Подонки. А лошади пострадали?

– Надеюсь, нет. Мне надо обратно.

– Погодите, я вам свой халат дам.

И тут только Ольга замечает, что она в трусах и коротенькой майке.

– Ой! Простите.

Доктор подаёт ей белый халат, Ольга надевает его – он ей как раз до пят.

– Спасибо. Я завтра навещу Бенó.

– Очень надо! – притворно злится мальчик. – Ты лучше Киму помоги.

– Ладно, пока, Бенó.

44. Натура. Ласково. Конюшня.

Обугленные денники. Док, подведя багор под балку, что придавила Кима, пытается её приподнять. Подъезжает машина Игоря, резко тормозит, выскакивает из неё Нездольев:

– Давайте я, а вы тащите пострадавшего за ноги.

Игорь с усилием надавливает на рычаг, Док тащит Кима из-под балки, наконец, ему это удаётся. Вдвоём с Игорем они оттаскивают Кима от горящих денников, кладут на траву, и тут Антон замечает, что на Докторе тлеет одежда, он толкает старика, валит его на землю, чтобы сбить пламя. И сбивает. Поворачивается к Киму, пытается привести его в чувство, наклоняется над ним. И только сейчас он видит запрокинутое лицо Кима:

– Лейтенант? Не может быть! Такого не бывает!

– Где я? – Ким с трудом разлепляет глаза, ему очень больно. – В аду?

– Всё шутишь?

– Какие уж тут шутки! Игорь, ты тоже помер?

– Живы мы, лейтенант, живёхоньки.

– И будем жить вечно?

– Без сомнения!

– Где Бенó?

– В больнице, его Олюшка повезла, – отвечает Киму Доктор.

– Лейтенанта тоже надо отвезти в больницу, я сейчас, я быстро, на машине.