Текст книги "Белый шиповник"

Глава восьмая

Если бы князь Верховский мог заглянуть наперед, он обошел бы дом Астаховых за версту! Но не дано человеку предугадать последствия своих, иногда непродуманных поступков. Нет, конечно, они с тетушкой продумали все до мелочей, упустив из виду самое главное – саму молодую княгиню Верховскую, в девичестве купеческую дочь. Предполагалось, что обобранная своим мужем до нитки, бессловесная и безропотная, она будет существовать, как-нибудь сама по себе, не причиняя своим присутствием никакого беспокойства супругу. За это она получает титул и право называться княгиней, восседать с важным видом в гостиных своих знакомых, театре и прочих местах, где можно демонстрировать свою причастность к знатной фамилии.

Все вышло совершенно не так, как рисовал Евгений в своем сознании. Вмешалось его дикое необузданное чувственное влечение, которое он поначалу испытывал к жене. И это обстоятельство сбило с толку Лидию, которая вообразила, что муж и впрямь увлечен ею по-настоящему. Горделиво рассматривала она себя в зеркало, смеясь, рассказывала мамаше и подружкам, как посрамлены худосочные светские львицы. Каждый день из модных магазинов доставлялись платья, шляпки, туфли, нарядное белье, и все это она с упоением напяливала на свое бесформенное тело, наивно полагая, что тем самым делает себя еще более привлекательной в глазах мужа.

А Верховский вскоре остыл, как остывал всегда, насытившись определенными физическими ощущениями. Только прежние его увлечения исчезали тотчас же, а это продолжало находиться рядом и, что совершенно немыслимо, и впрямь возомнило себя частью его жизни. Евгений совершенно искренне удивился, когда однажды жена, не дождавшись его домой, устроила допрос, как в полицейском участке, а потом залилась слезами и попыталась вновь привлечь в свои объятия. Князь тогда обошелся с Лидией очень грубо, просто выгнав жену в свои комнаты, запретив впредь совать нос в его жизнь. Он полагал, что этой порки будет достаточно, но княгиня не унималась. Жизнь княжеской семьи стремительно менялась.

По желанию новой хозяйки обновлялась обстановка дома, менялось меню, получила расчет прислуга, которая, как ей казалось, была с ней непочтительна и не желала признавать в новой хозяйке именно княгиню, а не купчиху. Князь пытался сопротивляться, но, вопреки его желанию, дом быстро приобрел черты жилища купца Астахова, с его безвкусной и аляповатой роскошью. Блюда, подаваемые на княжеский стол, могли повергнуть в ужас изысканного гурмана и эстета. Татьяна Аркадьевна демонстративно заказывала себе еду отдельно, потому что Лидия не пожелала прислушиваться к ее мудрым советам по ведению домашнего хозяйства.

– Что может советовать эта старая облезлая курица? – искренне недоумевала Лидия. – Я сама себе хозяйка, и она мне не указ! А не нравится, так милости просим за дверь, дорогая тетушка! Никто удерживать не станет!

Эту пылкую речь Лидия произнесла перед мужем, а верная горничная княжны, в обязанности которой входило подслушивать и подглядывать, передала хозяйке все слово в слово. С той поры старая дева замкнулась в своих комнатах, где лелеяла свои обиды.

Между тем молодая княгиня не ограничилась рамками домашнего хозяйства. Она пыталась сопровождать драгоценного супруга. Евгений оказался бессилен заставить Лидию сидеть дома. Точно снаряд, она врывалась в гостиные его знакомых, повергая в недоумение и оторопь громкоголосыми и безапелляционными рассуждениями о материях, в которых не смыслила ровным счетом ничего. Мужская половина рассматривала Лидию как диковинное животное. Дамы закатывали глаза, дивясь ее нарядам и манерам. И все вместе они судачили о князе, который либо ума лишился, либо отхватил такой куш за женой, что невозможно себе и представить!

Удивительно, но Лидия не замечала кривых взглядов и насмешек. Она простодушно купалась в своей новой роли знатной светской дамы, и эта роль доставляла ей неизъяснимое наслаждение. Евгений поначалу терпел, надеясь, что в скором времени ему удастся осуществить свой замысел. Однако очень скоро он со страхом понял, что жена ему не подчинится, не уйдет в тень. Более того, в один прекрасный день Евгений узнал, что документы на приданое дочери умный купец составил очень предусмотрительно. Лидия оставалась единоличной владелицей значительного капитала и недвижимости. Эта новость Евгения просто убила. Он не мог поверить, что его так ловко провели, что он сам не удосужился вникнуть во все эти чертовы бумаги!

А Лидия, видя, что любовный пыл молодого мужа с каждым днем угасает, приуныла, решив, естественно, что у нее появилась соперница. Для начала она выставила вон всю мало-мальски смазливую прислугу. Затем принялась следить за каждым шагом мужа, читать его корреспонденцию, обнюхивать одежду, выспрашивать и выглядывать все что только можно. И вот однажды, проведя полночи в злобном ожидании Евгения, она услыхала некий шумок в доме, что означало его появление. Будучи грузной, Лидия с трудом передвигалась по паркету, чтобы не издавать звуков. На половине князя оказалось пусто, но она почуяла запах его одеколона, проходя анфилады комнат. Значит, он тут, дома, он явился, но не пошел к жене, полагая, что она давно уже спит. Тогда где же он? Что-то скрипнуло. Княгиня замерла. Ну конечно, он пошел к этой ведьме, своей тетке!

Лидия на цыпочках, затаив дыхание, подкралась к дверям Татьяны Аркадьевны, приоткрыла дверь в небольшую гостиную, оттуда – в будуар и оторопело замерла с открытым ртом. Поначалу она даже и не поняла, что к чему. Нечасто можно видеть в собственном доме отвратительные картины противоестественной связи! Когда же способность мыслить к ней вернулась, Лидия завизжала и бросилась вперед, сметая все на своем пути. Стулья, пуфик со спящей моськой, которая с перепугу упала и завыла, одежду и самих преступников, застигнутых врасплох. Она била их ручищами куда попало, рвала зубами, хватала за волосы. Княжна верещала, пытаясь найти спасение среди перевернутой мебели, но разбушевавшаяся фурия настигала ее везде, колотя как цыпленка. Верховский, испугавшись в первый момент, быстро, однако, опомнился, и вид этой дикой оргии только усилил его плотоядные чувства. Он уловил момент, навалился на жену с огромной подушкой, чуть придушил ее, а когда она захрипела и стала синеть, овладел с особым удовольствием на глазах у побитой Татьяны Аркадьевны.

Выяснение отношений между родственниками на следующий день носило самый драматический характер. Судьба старой потаскухи, как теперь именовалась княжна, была решена очень скоро. Она отправлялась на проживание в загородный дом, доселе пустовавший, с приказом никогда не показываться на глаза. Но что делать с развратником-мужем? Поначалу Лидия хотела спозаранок бежать со своим горем в родительский дом, но вовремя опомнилась. Слишком страшной оказалась тайна, чтобы выносить ее за порог. Оставался один выход – пусть каждый живет своей жизнью. Верховский тайно ликовал, ведь именно этого он и добивался! Однако практичная жена мстительно внесла коррективы в его планы. Итак, князь живет как хочет, но… по тем средствам, которые она соблаговолит ему выделить! Эдакая веревочка, за которую княгиня будет дергать в свое удовольствие! Что оставалось Верховскому?

Супруги составили некое соглашение о раздельном проживании и разъехались в разные стороны. Верховский предался прежнему образу жизни, а молодая княгиня, потрясенная пережитым, пустилась во все тяжкие. Бульварные листки столицы с особым удовольствие публиковали грязные сплетни о ее похождениях. Время от времени она дергала за веревочку, и злополучный супруг представал перед ее очами. Ей доставляло удовольствие унижать его денежной зависимостью и тем, что она владела тайнами его порока. Верховский, скрипя зубами, терпел, мечтая, чтобы черт ее забрал в ад. Наконец, пресытившись родными развлечениями, неукротимая княгиня отправилась на поиски приключений за границу, и жизнь Евгения вошла в более спокойное русло. Он вновь воссоединился со своей воспитательницей, которая с прежним, не утраченным пылом принялась обустраивать жизнь своего дорогого мальчика. Так прошло пять лет.

Глава девятая

После отъезда жениха Ковалевские были страшно взволнованы. Разговоры с утра и до вечера крутились только об одном. Надя устала от всего этого и с тоской думала о грядущей свадьбе. Была бы ее воля, она бы тихо обвенчалась в скромной деревенской церквушке. Но Катерина Андреевна уже составила план торжеств, наметила список гостей, а главное – придумала фасон подвенечного платья для дочери. Ей доставляло особое удовольствие размышлять на эту тему, представляя свою девочку трогательной и очаровательной невестой, плывущей в волнах вуали к алтарю под восхищенными взглядами присутствующих: «А ведь как умна и ловка эта Ковалевская, так удачно выдать дочку, с такой-то внешностью. Но невеста сегодня хороша, как замечательно, со вкусом подобран фасон, какая изысканная прическа! Девушка, точно свежий персик. Сама чистота и невинность!»

Надя понимала, что не может лишить мать невинной радости этих мечтаний. Она смирилась и решила, что ради спокойствия родителей перенесет эти неприятности. Впрочем, может, как и в истории с поцелуем, все будет не столь плохо? Надя даже решила приукрасить свою внешность. Семья и будущий супруг желают видеть ее у алтаря красавицей. Что ж, она отдаст себя во власть какого угодно парикмахера, модистки, пусть опытной рукой исправят недоделки Всевышнего. Решив так, девушка перестала противиться судьбе и, казалось, совершенно успокоилась.

Между тем лето набирало свою силу. Семья решила до середины августа пожить за городом, а потом воротиться в петербургский дом и готовиться к торжествам.

Как-то раз Надежда вернулась домой с прогулки по ближайшим окрестностям и застала мать в величайшем раздражении.

– У нас были гости, мамочка? – спросила девушка, протягивая Ковалевской чудный букетик полевых цветочков. – Посмотрите, какую прелесть я насобирала!

– Букет замечательный, а гостья не очень! – отвечала мать. – Ты, верно, ее совсем не помнишь, соседка наша здешняя, княжна Верховская. Да я и сама толком с ней не знакома, они почти и не жили в своем доме. Только последние несколько лет она тут живет в совершенном одиночестве, мало с кем видится, говорят, хворает. А тут, поди ж ты, племянник ее объявился, повеса и мот. Так чтобы он не скучал, она решила, что соседи составят молодому человеку общество и развлекут его.

– И что тут такого, пусть приедут, – пожала плечами Надя.

– Я тоже так решила, но отец твой категорически против. Не гоже, говорит, людей с такой репутацией в дом пускать! А я ему, с какой такой репутацией? И мало ли всякого в свете говорят! Да ежели и впрямь хотел бы отделаться от визита, так не поленился бы с дивана встать и к гостье выйти. Нет! Сослался на очередную хворь! – Катерина Андреевна совсем расстроилась, а Надя заулыбалась, слушая о родительской перепалке.

Василий Никанорович с возрастом утратил навык светского пустого времяпровождения и старался при случае всегда улизнуть, оставляя жену развлекать гостей. А к незваным или неприятным визитерам и вовсе не выходил.

Девушка пошла к себе и о завтрашнем визите соседей тотчас же забыла.

На следующий день Катерина Андреевна, обозленная на мужа, заявила, что если он, по своему обыкновению не выйдет к гостям и заставит ее одну отдуваться, она нарочно поведет их гулять к гамаку, в котором хозяин дома обычно проводил это время суток. Ковалевский оценил угрозу и примирился со своей участью. Наконец гости прибыли. Надя, приготовившаяся, как и отец, отчаянно скучать, увидела перед собой непривлекательную малорослую особу непонятного возраста, но одетую с претензией на моложавость. Зато шедший следом за теткой князь невольно привлек внимание девушки. Наде показалось, что полотно Ван Дейка ожило перед ее взором, то, на котором художник изобразил сам себя. Сердце сжалось. С чего бы это? Верховский по случаю визита облачился в светлый летний костюм, в руках у него была изящная соломенная шляпа, волосы слегка вились, а глаза смотрели с печальной поволокой.

Катерина Андреевна, поздоровавшись с княжной, тоже с некоторым беспокойством воззрилась на молодого человека. Если это порок, то как он прекрасен! И многоопытный гость, поклонившись особым, только ему известным образом, прикоснулся губами к руке хозяйки. Ковалевская вздрогнула, забытые вулканы опасно зашевелились внутри. Надя же отчего-то испугалась целования руки и ограничилась легким поклоном головы. Князь посмотрел на нее задумчиво и печально.

Визит тянулся долго и бестолково. Беседовали обо всем и ни о чем. Так бывает всегда, когда собираются почти незнакомые люди. В основном трещала Татьяна Аркадьевна, у которой был на редкость неприятный голос. Свой рассказ она посвятила описанию жестокой, грубой и коварной жены, заманившей великодушного и легковерного Евгения в свои злодейские сети. Теперь же она мучает и тиранит его и ни за что не хочет отпускать на свободу. Сам же князь только грустно поддакивал и тоже явно скучал. Кому охота пересказывать собственные жизненные неудачи! Впрочем, хозяевам с трудом верилось в подлинность этой слезоточивой истории. Хотелось только одного – ее скорейшего завершения. В какой-то момент Ковалевская, воспользовавшись случайной паузой в бесконечном монологе гостьи, произнесла:

– Неудачный брак – это ужасная жизненная катастрофа, да еще для такого видного молодого человека, как ваш племянник. Я очень вам сочувствую. Вы, как понимаю, много сил отдали его воспитанию, заменили ему родителей. Мы, видите ли, тоже пребываем в большом волнении. Ведь наша дочь только что просватана!

– Неужели! – взвизгнула княжна. – Но ведь она у вас почти дитя!

– Мы не видим ничего дурного в этом обстоятельстве. Я сама выходила замуж очень рано. И вполне счастлива! Тем более что жених чрезвычайно достойный молодой человек. Из хорошей старомосковской семьи, состоятелен, обладает здоровым честолюбием и далеко пойдет! Наденьке за ним будет покойно как за каменной стеной!

– А разве удачный брак предполагает прежде всего покой? – вступил в разговор князь. – В чем тогда отличие от кладбища? Вот где истинный покой!

– Помилуйте, князь, я так понимаю, ваше замечание из рода особенного юмора! – подивилась Ковалевская. – Конечно, я глубоко вам сочувствую. И понимаю, что ваши представления о брачных отношениях исходят из неудачного опыта семейной жизни.

– При чем тут мой неудачный опыт! – пожал плечами гость. – Куда ни глянь, скука, ложь и пустота. А хочется чувства, горения, страсти!

При этих словах Верховский обратил внимание на то обстоятельство, что барышня Ковалевская, доселе слушавшая беседу равнодушно, вся встрепенулась и воззрилась на него с особенным вниманием.

– Да! – натянуто засмеялась хозяйка. – Вы мыслите, как наша Надюша. Она тоже любительница нафантазировать нечто необыкновенное.

– Надо полагать, вам и вашему жениху повезло, если именно такие высокие чувства поведут вас к алтарю. Поверьте, такое случается чрезвычайно редко! – заметил, обращаясь к девушке, Верховский.

– Вовсе нет! – просто и без стеснения ответила Надежда. – Между нами нет никаких страстей, мы слишком долго знакомы. А страсть – это вспышка, огонь! Но огонь не может гореть вечно! Тут нет места разуму. Брак же – это долгий путь, и по нему лучше идти с проверенным спутником. Пусть от его присутствия не кружится голова, зато его рука надежна. Поэтому брак и страсть несовместимы.

Повисло удивленное молчание. Больше всего удивилась Катерина Андреевна. Ее ли девочка это говорит?!

– Странно, что такая юная барышня обладает подобными прагматичными взглядами на сей счет, – изумленно проговорил Евгений.

Он не спускал глаз с девушки: ее волнение, проступивший румянец – все это заставило Верховского усомниться в том, что она верит в свои слова.

– Сейчас молодежь совсем по-другому смотрит на вопросы отношения полов. Можно только диву даваться растущей свободе нравов! – опять заверещала Татьяна Аркадьевна.

Никто из присутствующих не заметил легкой усмешки, промелькнувшей на лице племянника.

– И вы совершенно правы, любезная Катерина Андреевна, что так рано отдаете девочку за благонамеренного человека! По всему видно, что из нее получится прекрасная мать семейства! – продолжала старая дева.

Надя недовольно фыркнула. Вот еще! Уж кем-кем, а многодетной мамашей, замотанной домашними заботами, она себя никак не представляла. Впрочем, жизнь вносит иногда очень жестокие коррективы в наши представления.

Катерине Андреевне стало очень беспокойно от этой беседы, и она поспешила переменить тему.

– Наша Надя отлично музицирует. Не порадуешь ли нас, милая?

– О! Превосходно! – в один голос воскликнули гости.

Надя с неудовольствием посмотрела на мать. Прекрасное музицирование – это была скоропалительная ложь. Музыкальные способности Наденьки скорее являлись в семье объектом добрых шуток, а не восхищения. Василий Никанорович с сочувствием поглядел на дочь, пытаясь ее ободрить. Девушка вздохнула и пошла к роялю, села и пробежала пальцами по клавишам. Подумала немножко и принялась мучить Шопена. Гости скоро заскучали. Особенно Евгений, чей слух откровенно страдал. Когда барышня наконец добралась до последних аккордов, он поспешил вежливо похлопать с надеждой, что продолжения не последует.

– Однако, князь, не больно вам понравилось! Меня не обманете! – засмеялась Надя, напрочь лишенная честолюбия и фальши.

Верховский, чтобы снять неловкость, подошел к инструменту и деликатно указал исполнительнице ее промахи и недочеты.

– Тогда ваш черед услаждать наш слух! – заявила Надя.

– Желание дамы для меня закон! – ответил Евгений и, галантно поклонившись, сел за рояль.

Уже первые, извлеченные им звуки показали присутствующим, что перед ними мастер. Евгений играл так вдохновенно, как никогда. Надя не сводила с него ошарашенного взгляда. Она понимала, что это музыка для нее. Это продолжение разговора о страсти, о сметающем все на своем пути огне. Она слушала потоки звуков и чувствовала, как они вливаются в нее, рождая именно то чувство, о котором она так мечтала.

Музыка стихла. Ее отзвуки постепенно умирали внутри рояля, на который опиралась Надя. Замер последний аккорд.

– Что это за произведение? – подал голос Василий Никанорович.

– Так, один неизвестный русской публике немецкий романтик, – небрежно махнув рукой, ответил князь, еще не пришедший в себя после игры.

– О Эжен! Ты не играл так никогда! – простонала княжна и высморкалась.

Подали чай, после которого гости отъехали. Прощаясь, Евгений поймал ручку Нади и несколько секунд держал в своей холеной шелковистой ладони. Его пальцы излучали жгучие токи, которые волнами прошлись по телу девушки. Он поцеловал руку, взглянув на нее снизу вверх. Волнистая прядь упала на его лицо, он мотнул головой, и волосы легко отлетели в сторону. Этот взгляд Надя помнила потом постоянно. Он перевернул всю ее жизнь.

Глава десятая

Верховский явился в усадьбу сам не свой, заперся у себя и призадумался. Что произошло? Он встретил юную барышню, совсем чистую и невинную, искреннюю и светлую, как детская мечта. И что с того? Мало ли таких барышень по земле ходит! Совсем не красавица, да ко всему тому еще уже и просватана! Но чем она его зацепила, запала, как говорится, в душу, с первого взгляда?!

Евгений уже чувствовал, что знает ответ. Эта девушка – единственный шанс, его спасение. Искренняя, преданная, настоящая любовь – вот, что возродит его изгаженное тело и растленную душу. Но почему она? Неисповедимы пути Господни! А как же жених? Жених еще не муж, получит отказ, погорюет, да и женится на другой. А если нет? Уж тут как-нибудь разберемся помаленьку, надобно с ним свидеться, и будет понятно, как действовать. Но ведь главное – собственная несвобода. Вот где беда, вот где проблема! Развода, развода добиваться изо всех сил, употребив все возможности! Но ведь еще есть и родители, особенно опасна опытная и внимательная мамаша. Ну это дело несложное, подобные дамочки ему не страшны!

Евгений целиком погрузился в мысли о новой знакомой. Удивительное дело, ведь он совершенно ее не знает, и в то же время ему казалось, что чувствует ее помыслы и стремления. Несмотря на обширный опыт общения с женщинами, подобные переживания посетили его впервые. И что так окрылило и порадовало Евгения, это то, что пришло именно светлое чувство, а не животная похоть или упоение уродством.

«Господи, ты испытываешь меня? Ты послал мне эту встречу для очищения и исцеления? Я попираю прежние грехи свои, Господи! Неужели найду счастье и покой! Да, именно душевный покой! Покой через чистую любовь и высокую искреннюю страсть! О, благодарю, тебя, мой Бог! Ты услышал мольбы и стенания заблудшего в грехе раба Твоего! Ты наказал меня, послав мне Лидию, и Ты бросаешь мне спасительный круг. Наденька, моя надежда!»

Шепча молитву и предаваясь мечтам, Евгений заснул. Татьяна Аркадьевна несколько раз скреблась в его двери, подслушивала, но, не получив ответа, удалилась в полном недоумении. Однако она заподозрила развратного племянника в том, что его привлекла пышная, но уже слегка увядающая красота Ковалевской.

Ее подозрения укрепились на следующий день, когда князь заявил о том, что желает позвать соседей с ответным визитом, а также предложить им совместную прогулку. К Ковалевским послали человека с письмом, составленным самым изысканным образом, как раз так, чтобы люди, соблюдающие светские приличия, не могли отказаться от предложения. Ответ был получен положительный.

Василий Никанорович, узнав о предстоящем ответном визите, возопил:

– Уволь, уволь меня матушка от этой радости. Я и так, почитай, подвиг совершил, едва усидел давеча! А ты опять меня принуждаешь! Одни, одни поезжайте, да только поздно не возвращайтесь! Вот с кучером Петром поезжайте! – замахал руками Ковалевский.

– Как хочешь! Только подобное поведение невежливо! – пожала плечами жена, впрочем, на сей раз не очень огорчившись.

Мать и дочь собирались в гости долго и тщательно. Катерина Андреевна, к стыду своему, о молодом госте думала всю ночь. Она вертелась, обливаясь потом, засыпала тревожным сном и просыпалась, видя его перед глазами. Такое с ней приключалось и ранее. Она знала, что справится со своим бесами, но так хорош князь, так обходителен, так несчастен! Стоит ли строить баррикады из неприступной добродетели? Может, попробовать напоследок сладкой отравы, от которой пряталась всю жизнь? Ведь короток бабий век, скоро уж бабушкой станет! Небось Володенька, будущий зятек, тянуть с ребеночком не станет!

Поэтому платье Ковалевская выбирала из обширного гардероба очень тщательно, так, чтобы все достоинства роскошной фигуры предстали во всей красе. Глаза еще хороши, яркие, блестящие, кожа тоже еще вполне гладкая, морщин почти нет. На губы чуть-чуть помады. Густые волосы в гладкий пучок, так эффектней смотрится и лицо. И конечно, в уши крупные серьги, мерно раскачивающиеся в такт движениям головы. Капелька духов напоследок. Ну вот, прямо оживший портрет кисти господина Брюллова!

Что это еще такое, седой волосок? Долой его! А вот Васенька-то, хоть и не очень стар, на семь лет старше, а уже весь седой! И почему-то стал похож на их дворовую собаку Дружка. Катерина Андреевна засмеялась такому сравнению и тут, вовсе невпопад, вспомнила один разговор. Девочка тогда еще не родилась, муж каждую ночь захаживал в ее спальню. Выставив его в очередной раз, юная Катя заявила, что, мол, от «этого» у ней круги под глазами. Она дурно выглядит наутро.

– Да что с твоей красой станет! – обозлился супруг. – Ты, наверное, и в гробу краше всех покойников будешь!

И, хлопнув дверью, удалился в величайшей досаде. Она плакала потом горько. Экое грубое животное!

Надя, испуганная непривычными переживаниями, решила запретить себе думать о новом знакомце. Зачем ей размышлять о постороннем мужчине? У нее есть жених. Она просватана, осенью свадьба. Она не имеет права даже помышлять о ком-то ином, кроме Владимира! Но разве только самую малость… Этот огненный взгляд, эти пожатия руки, эта божественная музыка? Что все это значит?

«Ты хочешь сказать, что привлекла внимание этого светского красавца, покорителя сердец? – спрашивала она себя. – Опомнись, не обманывай себя, это пустая игра, ему просто скучно. Через пару недель он уедет в Петербург, и поминай как звали. И потом у него жена, хоть и дурная. Посмотри на себя, давно не видела своего отражения в зеркале? Разве может такая внешность поразить с первого взгляда! А если это и есть то, о чем ты мечтала всю жизнь?! Но мне нельзя даже мечтать, поздно. Но почему нельзя? Ведь все еще можно изменить, еще можно… Ой, ой, даже думать страшно… нельзя, нет, нельзя, я не должна, то есть, наоборот, я должна…»

– Прежде всего, я должна взять себя в руки и одеться, – сказала Надя сама себе вслух, и звук собственного голоса приободрил ее.

Она принялась одеваться, однако поймала себя на том, что, пожалуй, впервые делала это столь продуманно и тщательно. Девушка прекрасно помнила все замечания матери по поводу ее гардероба.

«Как можно надеть эту шляпку к такому платью? Она здесь неуместна. Лучше ту велюровую, с вуалью!»

«Помилуй Бог, Надя, этот шарфик сюда не годится, и вообще тебе совсем еще незачем скрывать шейку!»

«Ну когда же ты станешь носить свои новые прюнелевые туфельки, они так хороши на твоей ноге, она вовсе не кажется большой!»

«К темному платью с вырезом полагаются украшения. Примерь эти розовые гранаты, они чудно смотрятся на твоей коже! Ты должна наконец научиться выглядеть как настоящая женщина, а не как мальчик в юбке!»

Одеваясь, Надя вспомнила все свои мечты и, посмотрев на себя в зеркало, очень удивилась. На нее тревожно смотрела молодая девушка в предвкушении любви.

Когда она спустилась из своей комнаты, Катерина Андреевна одобрительно кивнула головой, и только. Ковалевская оказалась столь занята своими чувствами, что не обратила должного внимания на невероятную перемену в дочери. Что заставило девочку так преобразить себя? Первый раз в жизни светская львица допустила промах и не почувствовала беды.

– Василий Никанорович, мы, вероятно, долго не задержимся. Это просто долг вежливости, – нарочито бодро провозгласила Ковалевская, и лошади тронулись.

– Ну как тебе новые знакомые? – поинтересовалась она у дочери.

Надя не знала, что сказать. Поделиться с матерью своими страхами и сомнениями она побоялась. В это время коляску сильно тряхнуло на ухабе. Катерина Андреевна охнула и зашумела на кучера:

– Петр, негодник, смотри на дорогу, растрясешь меня всю по косточкам!

– Извините, барыня, – загудел с козел кучер, – виноват, проглядел!

– Да, красив, красив как бог, – продолжала разговор Ковалевская, забыв, что дочь не ответила на ее вопрос, а скорее в продолжение собственных мыслей. – А княжна столь отвратительна потому, что старая дева, засохла без любви.

– Но ведь не всегда же она была противной старой девой, – заметила Надя.

– Вероятно, и у нее были женихи или поклонники, только, видно, проглядела или тоже ждала чего-нибудь особенного!

Девушка вздохнула. Конечно, судьба Татьяны Аркадьевны очень поучительна для некрасивых барышень.

Что ожидали обе Ковалевские от прогулки? Они и сами не знали. Чего-то непередаваемого, непредсказуемого, от чего потом не спится, кружится голова, хочется плакать и смеяться без причины, как хорошо! Князь Евгений, как подлинный виртуоз куртуазного дела, умудрился совершенно очаровать старшую Ковалевскую, легким, едва заметным опытному глазу флиртом. Княжна убедилась, что была права в своих подозрениях. Однако обольщать юную барышню традиционными, беспроигрышными способами ему не хотелось. Евгений даже растерялся, он чувствовал, что только подлинная искренность могут помочь делу. А это самое сложное для человека, жившего все последние годы во лжи и лицемерии.

Во время прогулки пришлось разделиться попарно. Княжна и Ковалевская шли впереди, а молодые люди несколько поотстали. И вскоре разговор коснулся темы, которая так волновала обоих.

– Стало быть, вы выходите замуж без любви, – спросил Верховский. – Вы извините меня, милая Надежда Васильевна, быть может, я фамильярен, но вы сами изволили говорить вчера об этом.

– Я не хотела сказать, что между нами нет любви. Она есть, но это любовь Владимира Ивановича. Я не могу пренебречь этим чувством! – Со вздохом ответила Надя и приуныла.

– Похвальна ваша жертвенность. Однако вся ваша жизнь еще впереди, вдруг да полюбите сами кого-нибудь, тогда что?

– Бог даст, его же и полюблю со временем. – Наде хотелось плакать, но она сдержалась. – Но вы тоже живете без любви! Вы были влюблены в свою жену до свадьбы?

– Хотите честный ответ? – Князь ткнул тростью в комок земли и откинул его в сторону. – Я вам отвечу, только вы презирать меня будете. Ведь я сам себя презираю за это! Я женился из-за денег. Да, да! Богатства взалкал! И теперь пожинаю сполна горы унижения, океан ненависти, безбрежные просторы бытовых гадостей! Простите, что говорю вам это! Я ни с кем не откровенничал, мне это тяжело. Впрочем, сам виноват, сам ошейник нацепил, никто не неволил.

– Господи Боже мой! – воскликнула Надя. – Бедный, как вы, должно быть, страдаете! Мучаетесь в одиночестве!

– Да, я одинок. И я обречен. Я никого не могу впустить в свою жизнь, ведь я женат, а узы брака для меня священны!

– Но ведь нынче возможен развод, не в семнадцатом веке живем!

– Конечно, но это чрезвычайно тяжело. Да и жена не желает меня отпускать. Время от времени она хочет чувствовать себя княгиней во всех проявлениях. А для этого необходим муж, князь, то есть я. Она не отпустит меня, пока не влюбится в кого-нибудь по-настоящему. Тогда и ей понадобится свобода. Впрочем, вам не надо так расстраиваться из-за меня, – быстро проговорил Верховский, видя, что на глаза девушки наворачиваются слезы. – Это я должен рыдать, зная, что обречен смотреть вслед подлинному счастью, проходящему мимо. Счастью, которое уже предназначено другому!

Они остановились и поглядели друг другу в глаза. Еще секунда, и они бросились бы в объятия друг друга. Но в этот момент послышался визгливый голос Татьяны Аркадьевны, звавшей племянника.