Текст книги "Тень Эсмеральды"

Глава восьмая

Следователь полиции Сердюков уже почти целый день находился в кабинете управляющего. Перед ним прошли все, кто обслуживал пациентов лечебницы. Пот ручьем стекал за ворот, светлые волосы прилипли ко лбу. Но Константин Митрофанович не замечал неудобств, наоборот. Бодрость, необычайный прилив сил охватил его. И он даже знал почему. Причиной тому являлось единственное лекарство, которое помогало ему от любой хвори. Это его служба, его работа. Теперь он снова находился в своей стихии, приказывал, задавал вопросы, сравнивал факты. Наконец он избавился от покровительственно озабоченного тона доктора, которым тот обычно разговаривал с пациентами.

– Что же у нас получается? – следователь мерил просторный кабинет огромными шагами. – Получается, что ничего не получается. Никто ничего не видел, не предполагал. Странно, ведь тут не безлюдное место. Даже поздно вечером или днем в самую жару кто-нибудь да пройдет по улице, или сидит у окна, или случайно откроет дверь номера в гостинице. А вы абсолютно всех работников призвали сюда?

Следователь резко остановился около уставшего и разомлевшего от духоты доктора. Тот сменил управляющего, который в совершеннейшем изнеможении покинул комнату, где Сердюков долго и обстоятельно опрашивал персонал лечебницы. Можно было только диву даваться, как неутомимо, без всякого раздражения, он задавал людям одни и те же вопросы, как ловко выуживал разные мелкие детали и подробности жизни лечебницы. В ходе этих нескончаемых бесед вдруг выяснилось, что кое-кто слегка приворовывает на кухне, кто-то не очень тщательно следит за чистотой простыней, и прочие неприятные обстоятельства. Управляющий уже и не рад был, что связался с этим въедливым полицейским. Что еще он раскопает? Умер Боровицкий, что ж, такова его печальная участь. Только ведь, если умер он не своей смертью, и если вдруг еще кто… не дай бог, ох, не дай бог. Ведь так и закрыться недолго, если дурная слава пойдет, мол, пациентов морят, до смерти залечивают.

Доктор, сменивший управляющего, молча следил за тем, как следователь меряет длинными ногами кабинет. Точно циркуль! И нос длинный, острый как иголка. Глаза маленькие, глубоко сидящие, внимательные. Такие глаза ничего не пропустят, все видят!

– Что вы изволили сказать? – встрепенулся доктор, когда полицейский еще раз повторил свой вопрос. – Извините, сударь, задумался. Все стоит у меня перед глазами эта картина. Покойный в грязелечебнице. Не идет из головы. Всех ли вы опросили? Сдается мне, что всех, хотя, впрочем…

– Насколько я помню, несколько раз грязь мне накладывала фельдшерица очень странной наружности. Невысокая такая и горбатая. Где она?

– Да, да. Вы правы. Была у нас такая женщина, Лия Гирей. Она из местных жителей, из Евпатории. Да только она взяла расчет несколько дней тому назад, и больше я её не видел. А жаль, толковая была, расторопная, смышленая. Несмотря на свое уродство, ловко с больными управлялась.

– Я тоже обратил на это внимание. Сколько ей лет?

– Понятия не имею, не знаю, но она не старуха, хотя из-за горба выглядит старше. Прикажете за ней послать?

– Да, для порядка поговорим и с ней.

Пока дворник искал горбунью, Сердюков снова двинулся на берег лимана к домику для грязевых процедур. Покойника уже унесли, навели порядок. Два мужика в закатанных до колен полотняных штанах собирались черпать лопатами грязь со дна лимана для процедур следующего дня. Огромные корзины валялись на песке. При виде следователя они бросили лопаты и поклонились.

– Уже, поди, слышали о несчастье? – спросил следователь.

– А то ж! Наслышаны! – хором ответили мужики.

– Вы грязь когда берете, утром или с вечера?

– А это когда как, – ответил один, побойчее. – Когда доктор назначит, кому, сколько и в который час. Оттого и берем иногда с вечеру, иногда рано утром. Чаще по утрам, ранехонько, чтобы напарилась от солнца как следует. Иногда так нагреется, что в руки не возьмешь!

– Стало быть, и пациенту нельзя такое прикладывать?

– Это мы не можем знать, доктор знает. Он говорит, что горячая именно и лечит.

Работники потоптались, ожидая еще расспросов.

– А на сегодняшнее утро вы когда грязь брали?

– С вечера, господин, с вечера она тут оставалась. Мы её приготовили, разложили. Только на нынешнее утро не было надобности, не было пациентов.

– И вы утром не приходили?

– Нет, – оба собеседника замотали косматыми головами.

– Но кто же управился с грязью, дал её пациенту? Что, любая из фельдшериц могла обойтись без посторонней помощи?

Работники переглянулись.

– Нет, – неуверенно протянул один. – Сдается мне, что только одна горбунья и могла управиться сама, а прочие нет, подсоблять им приходилось.

И тут Сердюков сам вспомнил, что, действительно, когда горбунья его обслуживала, они находились в грязелечебнице совершенно одни. В другие дни женщине помогали работники или другая прислуга справиться с тяжелой и тягучей грязью.

– Значит, вас не было тут утром, и никого не было?

Работники опять переглянулись.

– Брат мой тут спал, – сказал наконец первый работник. – Только он рано уходит.

– Уходит? Значит, это не в первый раз? – следователь повел носом, как гончая, почувствовавшая добычу.

– Он как выпимши с супружницей своей повздорит, она его со двора гонит, так он тут иногда спит. А что, тепло, чисто. Только вы господам-то не говорите, меня ведь сразу попрут прочь!

– А где он сейчас?

– Да вон, в теньке прохлаждается, где ему еще быть! Оболтус!

– Так зови его!

Подошедший мужичонка помятого вида угрюмо смотрел из-под насупленных бровей.

– Ты, брат, вот что, скажи господину следователю, как ты тут дрых всю ночь.

– Как же, дрых! Зверюка моя меня из дому выгнала, бока поотшибала. Маялся, маялся на жестком топчане. Только задремал, а тут еще одна стерва явилась. Мол, чего это я тут улегся, убирайся вон, сейчас пациент придет! Надо грязь ему готовить.

– Какая стерва? – затаив дыхание, спросил Сердюков. Ему казалось, что он уже знает ответ.

– Как какая, да эта уродина, горбатая! – процедил мужик и сплюнул в сторону.

– А пациента ты видел?

– Видел, видел, высокий такой господин, представительный, румяный. Я ведь недалеко уполз, тут на бережку отдыхал от трудов праведных. И слыхал, что она ему говорила.

– И что же?

– Доктор её послал, назначение сделать и все такое, а потом уже не помню, сморило.

Оставив рабочих на берегу лимана ковырять следующую партию грязи, Сердюков двинулся в обратную сторону. Интересненькое дело! Медсестра, которая на тот момент уже взяла в лечебнице расчет, умышленно пригласила в неурочный час пациента, наложила ему грязь, вероятно наперед зная, что в этот день она ему противопоказана, и тем самым убила его. Но зачем? Какой в этом смысл? Полицейский пытался припомнить свои собственные впечатления от этой женщины, но даже не мог вспомнить её черты, как будто он их и не видел. Платок почти закрывал лицо. Старое или молодое? На руки, по которым можно понять возраст женщины, он не обращал внимания. Да они почти всегда в грязи. Молчалива, кажется, он не слышал ни слова, или ему это только казалось, потому что она выполняла все безукоризненно? Черт знает что!

Глава девятая

Сережа брел в темноте домой, ехать на велосипеде было уже слишком опасно, поэтому он тащил его рядом. Тяжелый железный конь упирался, и Сережа изнемогал. Казалось, что он уже целую вечность идет домой. Дорога свернула к реке. Можно продолжать идти прямо, так дольше, или повернуть по лесной дороге, ближе к водопаду. Там темней, страшней, но намного короче. Мгновение поколебавшись, Сергей свернул на тропу. И тотчас же его поглотил мрак деревьев. Наверху шелестели кроны, внизу за ноги цепляли корни, где-то за зарослями шумел водопад. Молодой человек остановился и прислушался к звукам леса. Тьма стремительно сгущалась. Свет луны почти не пробивался на тропу, и в какой-то миг Сергею показалось, что за ним кто-то наблюдает из чащи. Он невольно оглянулся, но ничего не смог увидеть. Надо скорее выйти к реке, перейти по мосту, а там уже до дома и рукой подать. Сергей заторопился. Он почти бегом ринулся среди густых деревьев вперед, к реке, где светлее от луны и воды. За его спиной стеной стояла непроглядная мгла, и из этой мглы в затылок юноше смотрели два огромных ярких немигающих глаза.

В тот момент, когда он оказался на берегу, ему показалось, что он услышал всплеск и далекий крик. Что это могло быть? Или ему уж от страха мерещится! Юноша ускорил шаг, направляясь вдоль реки. Пройдя немного вперед, к мосту, он вдруг увидел, или ему опять показалось, что в бурных потоках воды что-то несется. Он остановился и пригляделся. Господи Иисусе! Кажется, человеческое тело! Значит, ему не пригрезился крик. Кто-то сорвался с коварного берега и упал! Ужас охватил Сергея. Надо оказать помощь, но как? Отшвырнув велосипед, он побежал вперед. Где-то здесь, он точно помнил, было подобие спуска к самой воде. Вот если найти его в темноте да попытаться слезть, то можно успеть ухватить тело в воде! Молодой человек, встав на четвереньки, стал быстро спускаться вниз, обдирая руки об острые камни и колючие ветки кустарников. При этом он постоянно вглядывался в воду, стараясь не терять из вида плывущее тело. Вода безжалостно швыряла свою жертву, бросала на острые камни. Сергей, стремясь как можно быстрее оказаться на берегу, даже и не подумал о том, что сам в любой миг может оказаться в стремительных потоках. Последний небольшой отрезок спуска он просто скатился вниз и тотчас же был накрыт волной. Утопающий был уже совсем рядом. Сережа перепрыгнул на один из камней, находящихся в воде, и, хотя тот был очень скользкий, умудрился удержаться. Распластавшись на камне и держась за его склизкий край одной рукой, он схватил тело за одежду, потянул к себе. Оно оказалось очень тяжелым, рука напряглась так, что казалось сейчас оторвется. К тому же вода с силой столкнула самого спасателя с камня. По счастью, он удержался на ногах, его не понесло вперед, и уже двумя руками он подтащил к себе утопленника. Крик ужаса вырвался из его груди, когда он перевернул его лицом вверх. Белое, искаженное ужасом лицо Розалии Марковны глянуло на него из кипучей воды. Луна освещала лицо девушки, придавая ему зловещий зеленоватый оттенок. И когда Сережа отбросил мокрые волосы с высокого лба девушки, над молодыми людьми промелькнуло что-то большое и стремительное. Юноша невольно вскинул голову. Над водой у берега бесшумно парила крупная сова. Расправив крылья, она отбрасывала узорчатую тень. Её полет был совершенно беззвучен, точно призрак смерти расправил над несчастными свои крылья.

Сережа закричал не своим голосом, хотя из гимназического курса знал, что совы для человека безобидны. Он не помнил потом, как выбрался из воды, как пытался привести в чувство девушку. Глухие рыдания сотрясали его. Неужели Бог приготовил ему такую ужасную участь – не спасти обожаемую женщину? В какое-то мгновение ему показалось, что веки Розалии дрогнули, потом она всхлипнула и стала тяжело дышать. Сова по-прежнему парила над берегом, слегка взмахивая мягкими крыльями, как опахалами. Сергей, содрогаясь от нервного возбуждения, подхватил девушку на руки и поволок наверх, на берег. Потом, он много раз смотрел на этот крутой спуск и недоумевал, как это ему удалось влезть на такую высоту, да еще с мокрым неподъемным телом на плечах?

Все стихло, и только глухо и сердито бурлила вода, лишившаяся своей добычи. А невдалеке от берега в глубине ветвей сидела сова и недоуменно таращила вслед людям свои огромные желтые глаза.

Александра Матвеевна металась по даче, не зная, что предпринять. Куда бежать, где искать сына? Она уже совсем решилась ехать на ночь глядя к Боровицким, как услышала медленные шаги и стон:

– Мама!

Желтовская бросилась к калитке и оторопела. Сережа, шатаясь и едва держась на ногах, нес совершенно мокрое тело гувернантки Киреевой. Желтовская ахнула и подхватила девушку, потому что ей показалось, что сын вот-вот упадет. Вдвоем они внесли её в дом и положили на кровать в комнате Сергея.

А в доме Боровицких стояла суматоха и крик. Прибежавший Анатолий не своим голосом закричал, что гувернантка упала в воду. Он пытался её спасти, но не смог. Отрядили людей, которые помчались к реке, но ничего не нашли. Стремительный поток унес тело прочь. Анатолий всю ночь провел на берегу, но все без толку. Когда он вернулся домой, серый от переживания, то у него сделалась горячка, и он уже не мог вставать с постели. Зина, видя, что произошло с братом, смутно догадывалась, что страшное происшествие как-то связано с известной ей тайной, но теперь уж она молчала, боясь, как бы еще чего не приключилось.

Глава десятая

Коричневая мерзость, зеленые блики, тупое ощущение страха и тяжести в груди. Не проснуться. Что за голоса? Боль, ужасная боль! Тошнит. Темнота. И вдруг как молния сверкнула в голове. Сознание вспыхнуло и озарило память. Крик ужаса вырвался из груди. Она упала в воду! Она умерла!

– Тише, милая моя, тише! – Александра Матвеевна поправила одеяло на больной. – Все уже позади, все прошло.

Розалия открыла глаза и с безумным видом уставилась на Желтовскую. Через некоторое время она узнала её, и на лице несчастной отразилось величайшее облегчение.

– Я не умерла! Я жива! – простонала девушка.

– Жива! Жива, благодаря моему сыну. Это он, мой мужественный и храбрый мальчик, рискуя собой, спас вас, выхватил пря-мо из бурлящего потока. Если бы не он, вы бы просто утонули или разбились о камни!

– Сережа? Меня спас Сережа? А где Анатолий? Где он? – вскричала Розалия и попыталась встать с постели.

– Анатолий? – удивилась Желтовская. – На берегу, по словам сына, никого не было.

– Боже, он погиб! Он утонул, спасая меня! – она откинулась на подушки и уставилась в потолок не видящими от отчаяния глазами.

Услышав разговор в комнате, Сергей понял, что спасенная девушка очнулась, и осторожно вошел.

– Розалия! – прерывающимся голосом проговорил молодой человек. – Какое счастье, что вы живы!

И он с чувством схватил её безжизненную руку и поцеловал. Она слабо шевельнула пальцами в ответ.

– Сергей Вацлавович, вы мой спаситель! Век буду за вас Господа молить. Но где же Анатолий, разве вы не видели его?

Сергей с тяжелым вздохом замотал головой и рассказал девушке обстоятельства её чудесного спасения.

– Я думаю, что он не упал в воду, иначе я бы и его увидел. Впрочем, было совсем темно. К сожалению, теперь уже прошло много времени. Если он тоже упал, так точно уже погиб. Сейчас рассветет, и я поеду к Боровицким, все выясню. А вам надо поспать.

– Да и тебе бы не мешало, – заметила мать, глядя на осунувшееся лицо сына.

– После, маменька, после, – Сережа улыбнулся и нежно погладил мать по плечу. – Оставляю на вас нашу бесценную больную, да поспешу обратно к Боровицким.

Уже у двери он не удержался и обернулся еще раз посмотреть в лицо Розалии. Оно было бледным и искаженным от внутреннего страдания.

– Ну, брат! Ты просто герой! Настоящий герой! – Анатолий не мог прийти в себя от рассказа друга и все заставлял его повторять подробности, тряс за руки и хлопал по плечу.

Сережа, уставший от переживания ночи, несказанно обрадовался, когда узнал, что товарищ его жив. Пусть лоб его горит, пусть ободрана рука и в кровь исцарапано лицо. Но все оказались живы! Какое счастье!

Анатолий же, услышав, что гувернантка спаслась, прикрыл лицо руками и долго сидел так, не шевелясь. Сережа даже опешил, ему вдруг в какой-то миг показалось, что тот и не рад такому исходу. Но в следующую секунду Боровицкий принялся кричать, жать Сергею руку и всячески выражать бурную радость. Супруги Боровицкие без конца то входили в комнату сына, то выходили, то приносили питье больному, то горячего чаю с печеньем для юного героя. Присаживались рядом у постели, вздыхали, всплескивали руками и снова выбегали вон.

– Одного я только не пойму, сынок, – зайдя в очередной раз, пробубнил Ефрем Нестерович. – И как это вас вдвоем занесло на водопад, ночью, да в темноте?

– Вы же сами, папенька, меня послали поговорить с Розалией Марковной. Я и пошел, да только нашел её не в своей комнате, а у реки. Бог весть, чего её туда понесло, может, подышать перед сном? – неловко соврал Анатолий.

Полковник внимательно посмотрел на сына, и по всему было видно, что эта наскоро слепленная ложь его не устраивает. Полина Карповна, в очередной раз оказавшись в комнате сына, от последних слов мужа вся встрепенулась и накинулась на него:

– Ты так его спрашиваешь, что как будто подозреваешь в чем-то. Неужто наш сын толкнул Розалию с берега? Там немудрено поскользнуться, я всегда об этом говорила!

Когда за старшими Боровицкими закрылась дверь, Сережа осторожно спросил:

– Мне кажется, что твой отец тебя действительно подозревает, боюсь, ваша тайна скоро выйдет наружу.

– Да, дело дрянь. Ты поэтому скажи Розалии, чтобы она немного побыла у вас, чуть-чуть, самую малость. Пройдет эта гроза, все утихнет и само собой разрешится.

– Как! – ахнул Сергей. – Разве ты теперь не поедешь за ней?

– Прости, я понимаю, что в твоих глазах это выглядит неблагородно, но так будет лучше всего. Я же знаю тебя. Ты сможешь найти нужные слова и объяснить Розалии, что ей лучше пока переждать у вас. Я напишу ей! К тому же, ты видишь, я сам нездоров. День, два, и все образуется, и я примчусь за ней. Сережа, друг, я знаю, на тебя можно положиться. Ну, не хмурься, не хмурься!

Сережа покидал Анатолия со смешанным чувством. Радость уступила место непонятному беспокойству. Он заметил в глазах кузена что-то, чему не мог пока найти объяснения. Что-то промелькнуло непонятное, тревожное, пугающее. Как можно было не бежать к любимой женщине, узнав о её спасении?

– Вы уже покидаете нас, милый Сережа? – Полина Карповна с нежностью погладила юношу по руке. – Передайте поклон вашей матери и нашу благодарность за великую помощь.

Я нынче сама заеду к вам. Вот только закончу свои дела. Много хлопот, Сереженька. Ведь все одно к одному. Сначала страх и отчаяние, а теперь вот радость, суета. Гости к нам едут, и какие гости! Гнедины!

И она с гордостью показала юноше голубой конверт с печатью и вензелем.

– Надо же так случиться, что нынче утром принесли, я даже и не вскрывала его поначалу, не до того было. Завтра прибудут. Надеюсь, что Толенька уже поправится к тому времени.

О том, что будет назавтра с гувернанткой, Боровицкая не произнесла ни слова.

Сергей вернулся домой и тихонько приоткрыл дверь в комнату, где находилась Розалия. Девушка, казалось, спала.

Сергей хотел уйти и притворить дверь, но половица скрипнула, и Розалия открыла глаза.

– Сергей! Вы уже возвратились? А где же Анатолий? – воскликнула девушка.

– Он жив, жив, дорогая Розалия Марковна, не тревожьтесь.

– Где же он, почему не приехал? Он ранен? – в голосе её звучала тоска и боль.

– Да, он немного нездоров. Но не пугайтесь, ничего опасного. День, два, и он примчится за вами. Вот письмо.

Розалия прочитала письмо, и на глазах у неё навернулись слезы.

– Вы и ваша мать так добры ко мне! Вы мои ангелы-хранители! Как страшно и горько чувствовать себя одинокой и беспомощной на белом свете!

От этих слов и самому Сергею захотелось плакать. И все же Анатолий мог подняться с постели!

Желтовские пили чай в маленькой гостиной. Розалия Марковна наконец заснула. Александра Матвеевна несколько раз заглядывала проведать бедняжку. На дороге раздался стук копыт, и к дачке Желтовских подъехала изящная двуколка, которой правила Полина Карповна. Желтовская поспешила навстречу. Женщины обнялись, и Боровицкую пригласили к чайному столу. Конечно же, разговору только и было, что о происшедших событиях, о героизме Сережи. О том, почему Анатолий и гувернантка оказались ночью у реки и как она могла упасть, старались не упоминать.

– Дорогая Александрина! – Полина Карповна нежно прикоснулась пальчиком к кружевному рукаву платья Желтовской. – Я понимаю, что присутствие госпожи Киреевой в её нынешнем состоянии вас некоторым образом обременит. Но, милая Александрина, прошу вас, пусть она немного побудет у вас, до своего окончательного выздоровления. Видите ли, именно сейчас забрать её нет никакой возможности. Ведь завтра к нам прибывают Гнедины! Понимаете. Гнедины! Я, кажется, рассказывала вам о них?

– Гнедины? – переспросила Желтовская. – Сдается мне, что я знала раньше одного Гнедина. Но давно это было!

– И, несомненно, он был влюблен в вас? – не удержалась от некоторого ехидства Полина Карповна. Ведь по рассказам Александры Матвеевны, это была участь всех мужчин, которые встречались на её жизненном пути. Но она, увы, была верна своему ненаглядному Вацлаву, а потом его памяти.

– Это знакомство состоялось в Варшаве или еще в Петербурге? – продолжала любопытствовать Боровицкая.

– Не помню, да это уже и не важно, – уклонилась от продолжения разговора Желтовская. Но Полина Карповна отложила в своей памяти этот неизвестный для неё эпизод из жизни родственницы. – Так вы желаете, чтобы ваша гувернантка осталась у нас?

– Да, дорогая, я чрезвычайно буду вам благодарна! Разумеется, я возмещу вам все расходы, пришлю горничную для подмоги. Ну хотя бы на неделю! Вы же понимаете, такие гости! И вдруг в доме больной человек, неприглядная история. Нет, это ни к чему! Ведь самое важное, чтобы в доме был радостный, праздничный настрой. Мы так много ждем от этого визита!

– Чего же? – удивилась Желтовская.

– Ну, как же! – всплеснула руками Боровицкая. – Ах, да! Я же не рассказала вам самого главного.

Она набрала в грудь воздуха и даже зажмурилась от удовольствия – о таком приятно рассказывать.

– Представьте! – Полина Карповна многозначительно подняла палец и посмотрела на Сережу. – Два года назад все началось, два года! Мы были на Рождественском балу в Дворянском собрании. Именно там Анатолию и представили Таисию Гнедину. Она впервые стала выезжать в свет. Прелесть, ангел, цветок невинный. А какое приданое, а какие возможности у отца, если он в ту пору был товарищ министра! – Боровицкая округлила глаза.

Сережа слушал с замиранием сердца, в глубине его души рождалось дурное предчувствие. Его мать, помешивая ложечкой чай, с интересом слушала собеседницу.

– И надо же так было случиться, что эта милая девушка, а она чуть старше моей Зины, влюбилась в нашего сына прямо там, на балу, с первого мига, с первого взгляда! Они обменивались визитами, писали друг другу письма. Тосенька даже не могла скрывать своих чувств, так они переполняли ангельскую душу. Анатолий, а вы знаете моего сына, был очень галантен с девушкой, ведь она так юна, так неопытна. Бедняжка совсем потеряла голову от любви к моему сыну и прямо заявила родителям, что Анатолия ей послал Бог. Что только за него она и пойдет замуж, или вообще ни за кого! Конечно, родители испугались, такая юная – и такие пылкие чувства. Они решили увезти её от греха подальше. И все это время милое дитя писала письма моему сыну, полные глубокого чувства.

– А вы-то откуда знаете? – иронично заметила Желтовская. – Неужели Анатолий читал их вслух?

– Боже упаси! Но он советовался со мной! Как правильно поступить, что написать в ответ.

– Анатолий все два года переписывался с барышней Гнединой? – осторожно переспросил Сергей.

– В том-то и дело! – торжествующе продолжала Боровицкая. – Прошло два года, но их чувства не угасли. И вот, наконец, Гнедины откликнулись на мои приглашения навестить нас. Вы же понимаете, что означает этот визит. Они согласились с выбором дочери! Анатолий получит шанс сделать ей предложение! Это такой брак, такой брак! Это лучшее, о чем я могла бы мечтать для моего сына!

Боровицкая откинулась на стуле и обмахивала себя платочком. Дамы так увлеклись рассказом, что не заметили, как Сережа с серым от волнения лицом поднялся с места и двинулся в комнату к Розалии. Дверь оказалась приоткрыта! Он испуганно заглянул и встретил яростный взгляд Розалии Марковны.

– Вы все слышали! – ахнул Сергей.