Текст книги "Река жизни глазами Ра"

Как в подтверждение своей жизни рыжий человек издал стон. Ушия посмотрел вниз на него и заговорил смелее. Не река Сома и не земля дала нам этого человека, а небеса! Разве можем мы отвергнуть дар небес?!

Толпа начала проговаривать, что-то невнятное. Ушия видел, что жители деревни, «закованные» в правила, небыстро делают выводы, и подталкивал их именно к тому решению, которое было нужно ему.

– Жители моей деревни, неужели вы сможете быть глухими к воле небес?! Как еще могло нам послать небо то, что оно хотело послать?! Именно так выглядит дар небес! Упавший и разбитый! Разве это не правильно!?

Толпа зашевелилась, послышались одобрительные возгласы. Ушия понял, дело идет к нужному завершению.

– Разве мы бросим на произвол того, кого даровали нам свыше?

И тут все жители закричали в один голос:

– Не-е-е-т! Конечно, не-е-ет!

Этого было достаточно, чтобы сохранить пришельцу жизнь, но этого было мало для Ушия из рода Мир. Он не хотел нести ответственность за это решение.

– Вы считаете, что этого человека нужно оставить у нас?

– Да! – завопила толпа.

– А где же, по-вашему, он будет жить?

И снова воцарилось молчание. Ушия ходил, раздумывая, пока и сам не зная, где же он пристроит пришельца. И тут рыжий мужчина что-то проговорил. И всем стало понятно, что этот язык никто не знает в деревне. Ушия засиял. У него родился план. Старейшина громко крикнул:

– Торговцы! Торговцы! Подойдите ко мне! – И толпа начала расступаться, выпуская из себя людей, проживающих около берегов.

Ушия повторил слова, произнесенные пришельцем, значения которых сам не понял, в надежде услышать, что торговцы знают этот язык. Но они сказали, что в первый раз слышат его.

– Но мой отец, – заговорил Идар из рода Шин, мужчина сорока зим, – скорее всего, знает этот язык.

Всем было известно, что род Шин давно ведет торговлю с различными селениями из-за камней. Их женщины знают по несколько языков и наравне с мужчинами ведут дела. Их дети учат язык земельных народов не по слухам в деревне, а именно на земле. Их туда отправляют родители постигать тонкости торговых наук.

– Хорошо, – сказал недовольно Ушия, в его планы, конечно, не входило повышать значимость торговцев в глазах односельчан, но для общего блага, а точнее, для личного блага, это было допустимо.

– Но мой отец стар, – добавил Идар из рода Шин. – Все знают, что я семнадцатый ребенок в его семье, и отцу не подняться со своей перины. Он не сможет прийти на пристань. Тем более в такой холод.

Это был именно тот ответ, какому мог обрадоваться Ушия.

– Конечно, – сказал он понимающе. И обводя взглядом всю толпу прокричал:

– Жители моей доброй и великодушной деревни, давайте не будем губить то, что не создавали, давайте будем милосердны и терпеливы! Примем же этого рыжего человека у себя до тех пор, пока отец рода Шин не переведет то, что говорит нам пришелец! Его устами говорит небо! Давайте же послушаем!

И все люди, собравшиеся на пристани, как один, кричали, одобряя решение Ушия. Но старейшина рода Мир был гораздо мудрее и, прощаясь с толпой, сказал:

– Спасибо мой народ. Я рад, что живу среди тех, кто так добр. Спасибо каждому, кто решил быть сегодня добрее, чем всегда. Спасибо вам за то, что позволили мне остаться добрым по отношению к этому бедняге. Небеса вас видят. Вы творцы нашего общего будущего, спасибо вам, мои мудрые соседи.

С этим словами Ушия ушел в толпу, чуть сгорбленный и невероятно счастливый. Собственное величие, хитрость и мудрость давали пищу его гордыне.

После ухода Ушия на пристани остались одни вопросы. Караул не знал, что делать дальше. Люди еще не понимали, помогать пришельцу или нет, торговцы не понимали, зачем этого рыжего бродягу им нужно тащить к отцу, которого никто из семьи лишний раз не беспокоит, а тут чужой человек из непонятного рода-племени.

И тут пришло время прославиться Року Хэму. «Как много людей», – думал он, – «нужно проявить себя. Когда еще такая возможность случится»!

Он вышел в центр поближе к лежащему и еле дышащему человеку и сказал:

– Ушия из рода Мир как всегда прав! Мы не можем бросить того, кто пришел к нам. Это закон! Закон, которого еще нет, но я хочу, чтоб он был! Нет такого закона делиться рыбой, но я делюсь с вами, нет такого закона быть честными, но торговцы честны с нами, нет такого закона каждый день приходить к пристани с рыбой, но мы это делаем! И нет такого закона помогать, но мы поможем!

Толпа ликовала. Возбужденные зеваки выкрикивали: «Ура!», и были готовы помочь. Рок Хэм понял, что он удачно сказал. И поднял вверх правую руку, в которой он держал гарпун, прихваченный с собой на всякий случай, для безопасности.

А торговец из рода Шин нервно скривился. Только он знал цену этим словам. Никогда Рок не делился рыбой, если этого не видит хотя бы пять-семь человек. Ведь он это делал не для сытости того, с кем делился, а для того, чтобы его поступок увидели. Никогда он не был честен с торговцами, на дне мешка всегда можно было найти задохнувшуюся рыбину, и тем более, торговцы и менялы никогда не были честны с ним. Это было сказано, скорее, для смягчения торговцев и улучшения их репутации в глазах соседей. И, конечно же, нет такого закона приходить к пристани с рыбой, но что ты будешь делать, если не будешь рыбачить? Умрешь с голоду? И если тебе удача сует в руки рыбу, не выкинешь же ты ее за борт лодки. Ведь всё то, что ты ловишь, ты меняешь на хлеб и удовольствия. Он не мог всего этого возразить вслух. Идар понимал, что после столь пламенных речей этого рыжего и бородатого дылду нужно тащить к отцу на лодку, а всё это только из-за того, что пришелец говорит не на языке поселения Гай. «Да где вообще гарантии, что отец знает этот язык. Ведь сколько раз он сам вел торговлю, не зная языка. Но с Роком нужно считаться. Он главный поставщик рыбы и любимец публики, а толпа уже неуправляема».

– Хорошо, – сказал Рок. – Значит, решим так: мы этого здоровяка тащим к лодке уважаемого Уда Шин. А он там нам переведет всё, что хотят небеса нам передать с этим человеком!

Толпа ликовала, и в этой толпе где-то далеко стояла Гея, двадцати зим от роду. И тоже имела на этот счет мысли именно те, которые ей разрешили иметь, которые она, без разрешения Ушия, не осмелилась бы пустить в свою голову.

Она думала так:

– Хорошо, что рядом со мной живут добрые люди. Мы не выкинули этого бедолагу, мы сохранили ему жизнь. Очень хорошо, что Ушия мудрый и добрый человек. Жаль, что только торговцы могут понять слова этого бедняги. Ведь они обязательно его сделают таким же лживым, как сами, если он останется у них. Вот если бы Рок Хэм забрал его к себе в лодку.

Так думала мама тогда, а за руку ее держала маленькая Ида Ра, получившая совсем недавно четвертую отметку в форме рыбы на спину. Через десять дней после этого происшествия у мамы появился я.

*      *      *

Сошел снег с пристаней, и рыжий человек стал появляться на людях. Ему никто не был рад. Вот странно, Ушия теперь называли Великим, с Роком из рода Хэм здоровались так, как будто он лучший друг небес, а этого человека сторонились.

Всё, что знали о нем в деревне на воде, это то, что у него получилось найти общий язык с Уда из рода Шин. Что после знакомства с рыжим мужчиной древний торговец нашей деревни, встал с перины и даже иногда сам вел торговлю с рыбаками, чего не делал уже очень давно. Кстати сказать, это были худшие дни для наших рыбаков, ничего не получалось продать выгодно. И рыбаки ненавидели выздоровевшего «знатока торговли». И его целителя тоже, а вот весь род Шин, наоборот, был рад появлению этого рыжего великана: он был силен, и, как говорили, умен. Знал язык земных обитателей и пригодился в новом для него деле – торговле. Но к его имени не добавили «из рода Шин», он так и остался без рода. Его длинное и странное имя Ирбрус давало всем понять, что он чужак в этих краях.

6. День перед изгнанием.

Вот именно этот человек стоит перед дверями нашей лодки и хочет говорить о чем-то с Геей Ра.

Разговор был недолгим, мама скоро вернулась обратно в лодку.

– Что он здесь делал? – спросил строго я. – Мы не можем общаться с торговцами!

Но мама перебила меня, не дав договорить.

– Этот человек не торговец, он просто живет на лодке Уда из рода Шин.

– Это неважно, общение с ним все равно бросает на нас тень, – запротестовал я.

– Для мальчика, нарушающего все законы деревни, ты слишком заботишься о своем будущем. Этого будущего может и не быть, – резко оборвала меня мама. Ида и я посмотрели друг на друга с испугом, потом на маму. Гея Ра по этим взглядам поняла, что обороняться ей больше не придется в разговоре с детьми, а также оправдываться за общение с Ирбрусом. И продолжала спокойным тоном:

– Благодаря тому, что этот человек вчера ночью дежурил на караульной лодке, мы сегодня еще можем ходить по пристаням поселения Гай.

Мы знали, что Ирбрус заступает иногда в караулы. Ради развлечения. Он не был торговцем и не обязан был подчиняться их правилам. Поговаривали, что он никогда, в отличие от других мужчин, заступающих в караул, не отходил от смотрового окна и всегда вглядывался вдаль. Его не клонило в сон, и этот великан никогда ни с кем не заговаривал. Просто слушал то, о чем говорят остальные. Хотя, по слухам можно было судить, что при нем-то особо и не говорили. Его недолюбливали. И старались держаться от чужака подальше.

– Он видел вас, – продолжила мама. – И ему пришлось проявить смекалку, чтобы отвлечь внимание караульных от вашей прогулки к большой лодке. Вы понимаете, что мне теперь не расплатиться с ним никогда?

И мама горько вздохнула, закрыв лицо ладонями. Мы были виноваты. Мы это понимали.

– Мама, – сказал я, – мы можем ему отдать всю нашу рыбу. Мы можем есть только то, что я поймаю на удочку. Я справлюсь, честно.

Но это маму не порадовало. Она еще раз вздохнула и вышла из лодки.

– Я ничего не понимаю, – сказал я сестре.

– Потому, что ты еще не был там, – ответила Ида Ра. Но ее ответ занес в мою голову больше вопросов, чем ясности.

– Где там? – удивился я.

– В месте для приема лекарств.

О существовании этого места я знал и даже видел пару раз, когда забегал на рыбацкую пристань. Место было странным, ни на что не похожим. Оно было поднято над водой на сваях. Скорее, это был плот с крышей и стенами. Очень большой, прикрепленный с одной стороны к берегу. Это место называли Пляс. Слово, не имевшее значения, поэтому ни с чем не ассоциировавшееся, вызывало интерес и страх одновременно. О нем не говорили вслух.

– А что в нем происходит? – продолжал допытываться я.

– Там происходит всё! Это место встреч мужчин и женщин. Там пьют лекарство и выбирают себе мужчину, а мужчины женщину. Мужчины своим женщинам приносят еду и украшения. Но мужчины такие непостоянные. Сегодня ему нравится наша мама, а завтра нет. А Ирбрусу она нравится всё время, только брать от него она ничего не хочет, ведь он наполовину торговец, да еще и чужак ко всему прочему. Если она с ним будет проводить вечера, а потом разонравится ему, ни один мужчина из нашей деревни не захочет после этого иметь дела с нашей мамой. Она и так переживает, что стареет и ей сложно конкурировать с молодыми красотками, ей дают меньше продуктов, чем раньше. Я уже не говорю про украшения и жемчуг. Ведь она никогда не была красавицей, чтобы так дорого стоить. А теперь получается, что она не сможет отказать ему. Из-за нашей выходки.

Ида замолчала. И я, ошеломленный таким скоропалительным взрослением, с широко открытыми глазами и приоткрытым ртом, сидел не шевелясь. Этот поток знаний не просто с шумом ворвался в мою голову, он снес всё на своем пути. Всё то, что туда погружали всю мою жизнь. Сестра встала на ноги и, пригнув голову, чтобы не ушибить лоб, пошла к выходу, по пути потрепав рыжую голову Маар, которая беззаботно играла у дверей лодки ракушкой и куклой сплетенной из водорослей.

Когда я немного отошел от новых знаний и вылез на пристань, мама стирала одежду, а Ида развешивала рыбу на лодке. День, казалось, был обычным. Но что-то настораживало меня, что-то было не так, как всегда. Мальчишки из рода Дор махали мне с соседней пристани и звали жестами к ним, но я не хотел играть, я не хотел ничего. У меня были еще вопросы и мне нужны были ответы сию минуту. Немедленно. Мне казалось, что если я их не получу, моя голова разлетится на тысячу брызг. Но по настрою мамы и сестры было понятно, что никто говорить со мной об этом больше не будет.

С виду картина была обычная. Семья трудится на пристани у лодки. Но в голове у каждого члена нашей семьи бушевал ураган мыслей, я это чувствовал. Мамины мысли печалили особенно, она ведь теперь была не только днем связана правилами и законами, но и вечером не могла распоряжаться собой. О чем думала Ида, я не знал. Но понимал, что она не из тех, кто с легкостью подчинится чьей-то воле. Это понимала и мама. Что, собственно, ее беспокоило не меньше, чем мысли о рыжем человеке. За любую выходку нас могли выгнать. И это маму пугало куда больше круглосуточного смирения.

В таких мыслях прошел день. Мы обедали молча, и только маленькая Маар весело играла водорослями в тарелке. Раньше бы мама ее пожурила за это. Но теперь как будто она и не видела младшую дочь. Я лег спать рано. И был рад тому, что сон меня забрал очень быстро. Я не хотел видеть лица мамы и сестры, когда они отправятся в Пляс. И так было понятно, что они идут туда с тяжелым сердцем, и даже приближение времени приема лекарств маму не радовало. Ночью я ощутил, что младшая сестра подползла ко мне и залезла под мое одеяло. Обычно она приползала к маме, зимние ночи очень холодны, а в лодке со времен прошлого ремонта образовались большие щели. «Если нам повезет», – говорила мама, – «этим летом нашу лодку будут ремонтировать, и мы не будем мерзнуть в следующую зиму».

Маар пригрелась около меня и засопела. Ни мамы, ни сестры в лодке не было. Наверное, остались в Плясе до утра, чтобы не нарушать правила о хождении по ночам. Я согрелся рядом с сестрой и заснул.

И пока я спал, обнимая младшую Маар, что-то случилось. Что-то страшное, что-то ужасное. То, что я не мог объяснить и, тем более, представить в страшном сне. Что это было, я не знал. Но с первыми лучами солнца мою семью с позором выгнали из поселения Гай. От нас отреклись, нас стыдились. Мне было не понять всего, что произошло этой ночью. Я нуждался в ответах на свои вопросы, я хотел знать, за что?!

За что меня лишили друзей? За что у меня отобрали мои любимые пристани, привычный уклад жизни и уверенность в спокойном завтрашнем дне. А главное, я не понимал, за что у меня отобрали веру в людей, которые еще недавно были нам рады, а сегодня с озверевшими лицами закидывали рыбьими головами?

7. Не так страшна была наша вина, как наказание.

Я сидел возле мамы в отвязанной лодке, и река нас уносила всё дальше от тех мест, где я родился, радовался, переживал, а главное, верил во что-то и стремился чего-то достичь. Кто я теперь, что за песчинка в этом мире, и насколько я крошечен и неопытен. Мне только предстояло узнать. Я сидел с закрытыми глазами возле мамы и сестры, так шло время, оно тянулось или летело – мне не было понятно. Жизнь перестала иметь смысл. Я никогда не стану рыбаком и не буду иметь своего улова, не прославлю род Ра, не узнаю вкуса лекарства… Такие мысли кружились вихрем в моей голове. Сколько это длилось, я не знал. Но в конце концов Маар сказала:

– Я хочу кушать.

И мама, встав со своей перины, подошла к входной двери.

Лодку непривычно раскачивало из стороны в сторону. Каждый шаг мамы внутри лодки, даже самый маленький, кренил наш плавучий дом. Мама открыла входную дверь, и мы не увидели нашего поселка даже вдали. Вокруг была одна вода, лодка плыла вдоль берега, но очень далеко от него, чтобы можно было причалить. Да и как? Ни весел, ни руля нет, иногда наш дом река крутила, как бы играя с ним, вертя нас вокруг своей оси. Мы разворачивались и в открытую дверь видели то берег, то опять реку, то снова берег. У меня закружилась голова. Чтобы подышать прохладным воздухом, я выглянул наружу. Маар снова попросила есть, но уже настойчивее, теребя маму за рукав. Как быть не знал никто. Всю рыбу, сушеную или соленую, мы вешали на заднем борту лодки, а как туда добраться? Ответа пока не было в моей голове. Одно дело в поселке, когда лодки были привязаны друг к другу и от этого становились устойчивыми. По узкому боковому бортику без труда можно было пройти в конец лодки за рыбой. Но теперь, став на этот же борт, можно было запросто упасть в мутную воду реки Сома и стать рыбой. Или перевернуть лодку со всеми ее жителями.

Есть хотелось всем. Даже несмотря на то, что меня укачало и немного мутило. Я встал на ноги перед входной дверцей снаружи лодки, выпрямился в полный рост и посмотрел на крышу нашего непрочного дома. Она была ровной и вполне могла послужить мне тропинкой от носа лодки к корме. Я оперся о крышу и, выжавшись на руках, лег на живот. Лодку закачало от этого движения. Но я продолжал медленно протягивать себя, лежа пластом по крыше, стараясь как можно меньше создавать колебаний. Она была в снегу, и куртка промокала. Но я об этом не думал. Я вообще тогда не думал, а действовал. Дополз до края и аккуратно развернулся так, чтобы свеситься не головой вниз с крыши, а ногами. Лодку закачало еще сильнее. И изнутри я услышал мамин испуганный крик: «Тан, осторожно!» Маар снова заплакала. Я и сам напугался не на шутку. Перед глазами еще стояли люди на пристани и слова Рока в голове отбивали ритм: «Руби, руби, руби!»

«За что?!» – этот единственный вопрос меня терзал в момент моей опасной прогулки по крыше собственной лодки за собственной рыбой. – «За что?!» Холодный ветер отрезвлял меня, и я начинал задавать более конкретные вопросы. Спустив ноги на корму, я взял несколько рыбин, их должно было хватить на несколько дней. Но попробовав отжаться от крыши снова, чтобы повторить путь в обратном направлении к двери, понял, что с рыбой в руках этого проделать не получится. Я стоял, размышляя над этой задачей, как вдруг мой взгляд упал на маленькое окошко, затянутое полупрозрачным рыбьим пузырем. Я выдрал из окошка этот пузырь и начал закидывать внутрь лодки рыбу. Изнутри слышался только радостный смех младшей сестры. Мама молчала. Да, остаться зимой с дырою в окне радость небольшая. Это правда. Но на это у меня была идея. Теперь, ползя по крыше лодки в обратную сторону, я формулировал конкретные вопросы, которые хотел задать поскорее маме. Спустившись в лодку и изрядно замерзнув и промокнув, я увидел, что рыба уже разрезана, и меня ждут к завтраку.

Сев на перину и взяв кусок рыбы, я приступил к еде. Мама сделала то же самое, Маар особого приглашения не требовала и уже доедала второй кусок. Рыба закончилась быстро. И начался разговор, которого, судя по всему, мама не очень хотела.

– Мама, – начал я, – где Ида?

– Ее больше нет, – тихо ответила мама. После этих слов я встал и, чтобы скрыть какое-то странное чувство, названия которого не знал, взял перину Иды и засунул в маленькое окошко, чтобы из него не дуло. Все мы внутри лодки погрузились в темноту. И мне стало легче. Можно было не держать свои эмоции в себе, а хоть как-то давать им выход, мимикой, жестами, но только не голосом, чтобы мама и сестра не поняли, что я боюсь.

– Как я понимаю, – сказал я каким-то стальным голосом, – нам эта вещь больше не понадобится.

Маар лежала у мамы на руках, я сидел на противоположной стороне лодки. Было тихо. И мы чувствовали, как нас разворачивает река, унося всё дальше от мест, которые мы никогда не думали покинуть.

– Что произошло? – спросил я через время.

– Мы нарушили закон деревни, – ответила тихо мама.

– Какой? – настаивал я на ответах.

– Сынок, много законов, за вчерашний вечер мы нарушили много законов. И нас выгнали справедливо. – Мама себя чувствовала очень виноватой, у нее был подавленный голос.

– Расскажи, что произошло, – я был неумолим.

– Хорошо.

И мама вздохнула, видимо, собираясь с мыслями. Она тянула с ответом, я чувствовал, что она подбирает слова. Я ее не торопил. Торопиться-то было некуда. Но, в конце концов, я все-таки не выдержал и сказал протяжно:

– Ну-у?

– Вчера мы с Идой пришли в Пляс, как всегда, там было уже людно, и нашего появления почти никто не заметил. Большая часть жителей Гай уже приняли лекарства и веселились вовсю. Я стала в очередь за лекарством. Ида пошла оглядеться глубже внутрь. Когда она вернулась, нам уже выдали по колбе, она должна была отнести половину тебе, но предварительно выпить свою часть при мне, чтоб снова не засветиться, как вчера. Но Ида взяла колбу и принялась снова ходить по Плясу. На нее обращали внимание мужчины и с завистью смотрели женщины. Все с интересом рассматривали твою сестру. Ах, какой она могла стать помощницей в добыче еды для семьи, но нет же, упрямая девчонка! Она соврала мне, что выпила жидкость, видимо, куда-то ее вылила незаметно. И обойдя вокруг столов с отдыхающими рыбаками и их женщинами, вышла наружу. Я думала, что она понесла тебе лекарство, но Ида где-то задержалась… – на этих словах мама запнулась, – я сама мало что помню, в тот момент я допила последние капли, и мне было очень весело и хорошо. Я выпила больше нормы и не собиралась возвращаться домой до утра. Ближе к рассвету в Пляс ворвался караульный и громко закричал, что что-то голубое и светящееся упало с рыбацкой пристани в воду. Одурманенные мужчины и женщины бросились наружу, не помня про закон не выходить в темное время суток. И действительно, в воде по течению плыло голубое сияние, исходящее из девушки. Такого никто еще не видел. Голубым светом залило почти всю реку изнутри. Светились рыбы, водоросли, пузырьки воздуха, поднимающиеся на поверхность. Как это было красиво! Я видела дно реки с ракушками. Их там тысячи! Сияние плыло по течению, уносимое рекой. И я видела, что это Ида освещает собой реку. Но молчала, чтобы не закричать, что это она. Ей уже было не помочь, а нас бы выслали из деревни.

– Так почему же нас все-таки выслали? – не унимался я.

– Потому что не только я узнала в этой девушке Иду Ра. Такой красавицы в деревне больше нет. И таких длинных роскошных волос, как у нее, тоже нет ни у одной девушки селения Гай. А она настолько сильно светилась, что было видно даже ее лицо.

– Кто же ее узнал? – спросил мертвым голосом я. – Кому же это не промолчалось? Кто хотел того, чтобы нас выслали? Ведь мы не имели врагов. Зачем кому-то избавляться от нас?

– Рок Хэм, – тихо сказала мама. – Он начал кричать, что это Ида из рода Ра. И сразу же вспомнил обо мне. Я стояла молча, а он, притянув меня к краю пристани, громко спросил: «Твоя дочь?» Я ответила: «Да», врать не было смысла.

– А как она там оказалась?! – кричал он. – Почему она гуляет по ночам, почему не выпила лекарство? Как она попала в воду? Если она не принимала лекарство, значит, ее сознание трезво, то есть она хотела уплыть!

– Я сопротивлялась, говоря, что, возможно, она просто поскользнулась. Но объяснений уже никто не слушал. И Рок потащил меня к нашей лодке. Дальше ты всё знаешь.

Ох, как мне было обидно, ведь, по маминому рассказу, Ида ничего не совершила ужасного – упала в воду. Ну и что? Многие рыбаки падают в воду. Их род же за это не высылают! Как это несправедливо.

Видя, что я размышлял на эту тему, мама решила оправдать действия жителей деревни.

– Пойми, сынок, нельзя светиться. Тем более освещать путь к Великому Вестнику Вечности. Это таинство! Река Сома священна, и никто не должен видеть то, что она хранит в себе. Кроме тех, кто попал в ее воды. А Ида расплескала все тайны реки Сома, показав всем жителям, что река не страшна, а прекрасна.

Я слушал маму и думал о том, как же строги порядки в нашей деревне. Мне было больно. Я начал понимать, как мне не хватает сестры. Изредка поглядывал на забитую мною в оконное отверстие перину, на которой до сегодняшней ночи много зим спала Ида, и чувствовал что-то тяжелое там, где раньше я светился, где-то в животе. А ведь так недавно моя радость, что Иде исполнится четырнадцать зим, была безграничной.

Лодку продолжало крутить на воде. Вечерело и холодало снаружи. Мы съели еще одну рыбу и залезли под одеяла. Каждый остался наедине со своими мыслями.

8. Искатели и ловцы душ.

Ночью было холодно, и непривычное раскачивание лодки не давало мне заснуть. Странное ощущение не покидало меня. Но оно было не в груди, как раньше, а в голове – ощущение пустоты. Ни одной мысли. Ничего не могло разогнать этот тягучий туман в моем мозгу. Ни что будет завтра, ни где конец реки, ни куда мы плывем меня не волновало больше. Я ощущал страх и безразличие одновременно. Вопросы больше не мучили меня. Я не хотел знать ответы. Так я лежал в темноте, даже не подозревая, сколько времени осталось до рассвета. Это также стало не важным. Иды Ра больше нет. Мне казалось, я пытался подобрать ту мысль, которая бы меня увлекла или заинтересовала, чтобы не быть пустым изнутри. Но найти ее я пока не мог. Мама спала. Маар тоже. В полной тишине я услышал удар о борт лодки. Это чуть развеяло туман в моей голове. «Что бы это могло быть?» – подумал я. – «Возможно, мы близко к берегу?». Этим можно было бы воспользоваться, чтобы выбраться из плавучей ловушки. Я не торопился проверять это предположение, ведь суши я боялся больше, чем воды. Но все-таки, немного поколебавшись, тихонько встал, чтобы подойти к входной двери и осмотреться, что происходит вокруг нашего плавающего дома. Но дверь оказалась заперта снаружи. Я толкнул ее несколько раз, но она не поддалась. Тут туман в моей голове рассеялся, и ему на смену пришла всепоглощающая паника.

– Мама, – позвал я тихо и неуверенно.

В лодке было абсолютно темно. Ни я, ни мама сегодня не излучали свет даже без приема лекарств. Это было странно. Подойдя к задней стене лодки, стараясь идти тихо, чтобы не раскачивать ее сильно на волнах, я вытащил перину из смотрового окошка. Мои глаза, уже привыкшие к темноте, различали какое-то движение. Но что это было, я не мог понять, как будто тени прозрачные, но тем не менее серые и из-за этого заметные в лунном свете, кружили вокруг лодки. Их было много. Казалось, они окутывали нас собой и прилипали к плавающему дому, чтобы просочиться внутрь.

– Мама! – позвал я громче, но она не отзывалась. Я слышал ее дыхание, слышал, что она спит рядом, но почему-то не просыпается. Я смотрел в окошко и думал о том, что же будет дальше. Я не сразу заметил, что лодка не движется, а стоит на месте. Все-таки темнота делала свое дело. Что-то происходило, и я начал это понимать. Это меня пугало и давало пищу к размышлениям. У меня снова появились вопросы. И слабый бирюзовый свет прорезал темноту внутри лодки. Этот свет лился из меня, но это не радовало. Ничего не понимая, я уставился в окошко, приложив инстинктивно руку к животу, чтобы прикрыть сияние. Скорее всего, его видно снаружи через щели и через смотровое открытое окно. Серые дымчатые клочки, как обрывки рыбацких сетей в воде, двигались по воздуху. Но вдруг что-то яркое и необычно пестрое пролетело перед окошком, при этом озарив всё небо на миг. И серые летающие чудовища отстранились от лодки, как будто напуганные ярким заревом в небе. Потом этот свет пронесся еще и еще раз. Он кружил с огромной скоростью вокруг лодки. Я не успел заметить, что же это так быстро пролетает, оставляя за собой пестрый хвост света. Серые тени отдалялись от зарева всё дальше и дальше. Я перестал их видеть уже. А свет, лившийся из меня, стал настолько сильным, что лодку практически залило бирюзою. И в этот момент над спящей мамой и сестрой, которые грелись под одним одеялом, поднялась большая серая тень. Она находилась у нас в лодке и почти накрыла их собой. Но как только свет, излучаемый мной, дотронулся до нее, тень отлетела в дальний, темный угол и выскользнула в щель в борту лодки. Мама и сестра спали как ни в чем не бывало. Вращающиеся цветные полоски появлялись вокруг лодки всё реже, видимо, отлетая всё дальше от нас, всё дальше стараясь отогнать тени. Огни теперь мелькали вдалеке, хорошо это или плохо, было неясно. Но подпертая снаружи дверь мне не давала покоя. Кому теперь принадлежат наши жизни? Кто и что более сильное, чем мы, имеет право на наше будущее? Эти вопросы роились в моей голове. Ответов, конечно же, не было. На нос лодки спустилось что-то мощное, тяжеленное, и лодку закачало из стороны в сторону. Я присел от страха, но мама как ни странно не проснулась даже от этого толчка. Дверь открылась, и в проеме показался огромный человек, заслонивший собой весь пейзаж снаружи. Он сделал два больших шага и чуть не перевернул наш дом вверх дном.

– Осторожно, – вскрикнул я. Но чужак, не обращая на меня никакого внимания, посмотрел по сторонам, и, быстро подняв маму, потащил спящую к выходу. Еще один мощный толчок, и я понял, что он вынес Гею Ра из лодки, мощно от нее оттолкнувшись. Через минуту он снова залез в лодку, взял Маар на руки и тоже вынес. По жутко кренящейся из-за тяжелых шагов этого могучего человека лодке я пополз к выходу. Но услышал только снаружи его громкий и грубый голос:

– Не высовывайся из лодки! Я скоро вернусь за тобой!

Я перепугался до смерти и поспешил закрыть входную дверь. Она не закрывалась изнутри, нам не нужны были засовы в деревне, ведь никто никому не причинял зла. Я схватился за ручку двери и что есть силы держался за нее, надеясь, что это хоть как-то задержит великана, и он не сможет меня вытащить из дома. Я так сидел долго, моя рука затекла и ослабела. Голосов мамы и сестры слышно нигде не было. Зарево вокруг лодки пропало. Отняв руки от дверцы и уже не сопротивляясь, я ждал прихода великана по мою душу. Еще немного так посидев, я понял, что очень замерз, и укутался в одеяло. В ожидании неизбежного я струился бирюзовым светом. Меня мучило любопытство. Но самый главный вопрос, который я посылал небесам, заключался в том, даруют ли они мне жизнь.

Снова лодку зашатало, и в открывшейся двери появилась голова огромного человека.

– Что? – бодро спросил он, – сидишь?

– Да, – тихо ответил я.

– Это хорошо, ты послушный парень, вот только слишком много в тебе вопросов накопилось, как я посмотрю. – И указал на мой светящийся живот. – Я не могу тебя вытащить ночью из лодки с таким сиянием, только утром.

– Куда вытащить? – испугался я.

– На берег. Куда же еще!

– Нам нельзя на берег, – строго сказал я. Нас за это могут…, – и тут я замолчал.

– Что могут? – усмехнулся великан. – Выгнать? Вас уже выгнали. Забыл?

– Помню, но откуда это вам известно? Вы за нами охотитесь? – с отчаянием в голосе спросил я.