Текст книги "Река жизни глазами Ра"

– Значит, вам выгодна отравленная рыба?

– А почем бы и нет? Стоит она для нас недорого, а торговцы с земли покупают ее по хорошей цене. Сплошные выгоды.

– Но ведь Рок травит ею всю деревню.

– Мне важно, чтобы у меня шла торговля, и моя семья не ела рыбу из мешков Рока Хэма, а на остальных мне плевать, – начал сердиться старик.

– То есть вам все равно, что Рок заработал свой авторитет, кормя голодных и нуждающихся рыбой, которая всплыла брюхом вверх, а не была поймана?

– Мой мальчик, мы уже это обсуждали, и я знаю твою позицию в этом вопросе, но мне важна торговля, а всё остальное – тонкости. Чем больше он приносит нам рыбы, тем больше я могу получить хлеба, меда, орехов и соли с земли, тем сытнее будет жителям нашей деревни. И ты же знаешь, что лекарства тоже нам положены за хорошие уловы, а не за красивые идеи. Рок действует в своих интересах, я – в своих. Пока нам удобно такое сотрудничество, мы не мешаем друг другу.

– Вы продаете ему также яд для его «рыбалки». И это вам выгодно.

– Ты прав. Жаль только, его трудно достать. Но пока Року хватает. Хотя, – задумался старик, – в последнее время Рок начал брать всё больше и больше, а уловы не увеличились, думаю, просто яд немного выветрился. Ведь его делают из опавшего цвета дерева дружбы. А цвело оно в начале прошлой весны. Может, действие его ослабло?

Ирбрус больше ничего не добавил к этому разговору. Было ясно, что больше на эту тему говорить не будут. Он просто собрал странные, по мнению Геи, вещи и обратился к Уде Шин:

– Я не буду прощаться со всеми и заходить в лодку вашего сына. Я говорю вам спасибо за приют все эти зимы, надеюсь, я был не в тягость вам. Все вещи я оставляю у вас, как оплату за мое проживание, да и забрать я их не смогу. Пешком много не унесешь.

Уда Шин оперся о локоть на перине и молча смотрел, как Ирбрус надевает на себя пока еще непонятные Гее Ра вещи. Что-то на ремне через плечо повисло за спиной Ирбруса, какая-то стеклянная колба, суженая посередине, в ней был насыпан песок на дне. Несколько привязных мешочков и сумка через плечо, набитая чем-то тяжелым. Ирбрус направился к двери и, выходя, придержал ее открытой. Это был тот самый момент, когда Гея должна была выскользнуть на пристань, Ирбрус повернулся в этот момент к старику и повторил еще раз:

– Прощайте, Уда.

Почувствовав, как его руки коснулась проскакивающая в дверь Гея, он понял, что можно выходить наружу.

Свет снаружи был ярким после мрака лодки, Гея зажмурилась, а открыв глаза, она увидела, что ее спутник отошел уже далеко, и поспешила за ним, стараясь попасть своей ногой в следы, оставленные Ирбрусом. Но он направлялся почему-то не к берегу, чтобы уйти из деревни, а совсем наоборот. Они шли к лодке, в которой никто не жил. Двухэтажное чудище качалось на волнах и, видимо, уже сто зим ждало именно их. На пристанях находилось много знакомых людей, Гее Ра сначала хотелось здороваться с еще вчерашними соседями, а встреча знакомых людей озаряла ее лицо. Но сидящая на плече птица напоминала о том, что говорить не следует, да и мысли о том, что именно эти люди вчера хотели ее выслать из деревни, остановили ее душевный порыв. Она особенно помрачнела, когда вдалеке увидела пустующее место возле пристани между лодками Вердов и Доров. Подойдя к огромной лодке, Ирбрус перепрыгнул через борт и оказался в ней. Гея потратила чуть больше времени на то, чтобы забраться внутрь. Зайдя в лодку, Ирбрус достал белый шарик из кармана и протянул перед собой:

– Есат, домой, – сказал он тихо, и птица, взлетев с плеча Геи, устремилась на шарик, исчезнув в нем.

– Как она туда поместилась? – спросила Гея Ра, потирая плечо, на котором сидела птица, – на коже еще ныли синяки после вчерашних прощальных побоев, полученных на пристани перед отплытием.

– Это бергеры, они не имеют размеров, они могут быть крошечными и огромными, как наши сны. Гея, говори тише, нам не нужно, чтобы кто-то знал, что мы находимся здесь, – прошептал Ирбрус.

– У меня в голове всё перемешалось, – зашептала Гея. – Ты можешь все мне объяснить?

– Да, могу. Вечером мы уплывем на этой лодке по течению, на ней есть руль, и мы быстро доплывем до вашего непрочного дома. Утром, когда мальчишка перестанет светиться, перегрузим всё с вашей лодки в эту и отправимся в путешествие.

Это было хоть что-то. Теперь Гея Ра знала, что ее ждет дальше хотя бы на сутки вперед. Но спрашивала она не об этом, а о Роке.

– Я спрашиваю не о твоих планах, а о том, что ты только что обсуждал с Удой из рода Шин. – Ирбрус прекрасно понимал, к чему был задан этот вопрос, но тянул с ответом.

– Гея, всеми вами любимый Рок Хэм – жуткий человек, его поступки гнилые, и светится он черным светом – ему даже лекарство пить не нужно, чтобы заглушать свой свет. Он покупает у торговцев яд для того, чтобы травить рыбу вокруг своей лодки. Ты никогда не задумывалась, почему он сам выходит на реку за рыбой. Он никогда никого не берет в лодку, всем занимается сам.

– Просто он очень смелый человек, – сказала Гея, пряча под свои лохмотья ступню без обмотки.

– Просто он очень хитрый человек, которому не нужны свидетели. Яд хранится в колбе, которую он носит с собой. Пара капель вокруг лодки и вся рыба поднимается со дна. Это очень сильный яд. А Рок в это время просто ждет, когда он подействует. Собирает всплывшую брюхом вверх рыбу и отправляется в обратный путь. Потом щедро раздает ее направо и налево. Горы отравленной рыбы устраивают торговцев, а Рока – слава и авторитет среди соседей.

– Есть эту рыбу опасно?

– Да. Но Рок следил за тем, чтобы в одни и те же руки часто рыба не попадала. Чтобы его не заподозрили ни в чем.

– Нам часто не хватало еды и мы ели рыбу, которую давал нам Рок, она ничем ни отличается по вкусу от остальной, – сказала тихо Гея Ра.

– Ты знаешь, что вы нуждались в еде только из-за твоего упрямства, я много раз тебе предлагал выгодную сделку. Ты же отказывалась, – зло прошипел Ирбрус.

– Ты и так крал мои сны, зачем нужна была сделка?

– Да тебе ничего не снится на голодный желудок, от снов после отравленной рыбы нет никакого толка. Их даже бергеры отказываются собирать! – громко сказал Ирбрус, забывшись, и тут же перешел на шепот: – Сколько потеряла ты, сколько потерял я!

– Ничего, теперь наверстаешь, – съехидничала Гея. – Если бы я принимала от тебя еду и украшения, со мной бы никто не общался в деревне. И мой сын, и мои дочери стали бы изгоями.

– Зато теперь всё сложилось, как ты хотела, – тихо съязвил Ирбрус и отвернулся от Геи. Он подошел к окну, в этой лодке на верхнем этаже окон было много, а на нижнем маленькие отверстия, но по несколько в каждой стене. Он смотрел, не услышал ли кто-то их разговора. Но на пристанях ничего подозрительного не было. Все в основном толпились возле места продажи рыбы. Как раз в это время шел горячий торг между рыбаками и торговцами.

Чтобы сменить не туда зашедший разговор, Ирбрус снова заговорил, но уже спокойнее и тише прежнего.

– В ту ночь, когда ты в последний раз пошла в Пляс, я отправился в караул. Ты знаешь, я не пользуюсь популярностью, как Рок, поэтому в лодке я был один тем вечером. И видел, как на закате из Пляса вышла Ида, видимо, она не рассчитала, что темнеет зимою всё раньше и раньше. Быстро серело, и ей нужно было торопиться, чтобы успеть дотемна добежать к вашей лодке. Она бы так и сделала, если бы не увидела перед собой двух людей. Это были Идар из рода Шин и Рок Хэм. Ей бы вернуться в Пляс. Но, видимо, женское любопытство ее удержало на пристани. Она спряталась за Плясом. Идар шел в Пляс – это я точно знаю, а Рок Хэм, скорее всего, говорил с ним о яде, не боясь это обсуждать, потому что знал, что в это время уже никто не ходит по пристаням. Мне не было тогда понятно, почему они так долго разговаривают, но Рок получил, видимо, то, что хотел. Идар зашел в Пляс, а Рок отправился по пристани к самой дальней лодке, я как раз нес вахту неподалеку, в карауле около этой пристани. Рок подошел к лодке рода Мир и долго крутился рядом с ней, он, видимо, рассчитывал, что в ней остался только Ушия Мир, который в последнее время плох. И внук, которому запрещено выходить на пристань ночью. Но из лодки появился силуэт, и, скорее всего, это был Окат Мир. Он, видимо, вернулся этим вечером домой, приняв лекарства, а не заночевал в Плясе с очередной красоткой. Завязалась драка, и Рок сбросил Оката из рода Мир в воду. А твоя непослушная дочь всё это видела. И от испуга что-то выронила из рук, раздался звон стекла. И Рок понял, что его видели. Он побежал к Плясу, а Ида попыталась скрыться от него. Но она так ярко светилась ночью, что спрятаться было невозможно. Ее свет был настолько красив и ярок, что я могу его сравнить только со свечением бергеров. Я даже залюбовался. Рок Хэм догнал ее на рыбацкой пристани и сбросил в воду. Дальше ты всё знаешь.

Гея теперь представляла картину той ночи. Она не понимала всего в рассказе и долго молчала. Прошло много времени, пока она смогла заговорить снова.

– Почему Ида не кричала? Не звала на помощь, ведь когда человек падает в воду и превращается в рыбу, он кричит?

– Я точно не знаю, думаю, что по той же причине, что и Окат не кричал. Я слышал только всплеск воды, но не крики. Скорее всего, Рок поднес к их лицам яд, и они просто были одурманены, когда падали в воду.

– А что Рок хотел сделать у лодки Ушия?

– Гея, ты наивна, как твоя младшая дочь! Он уже давно льет ночами отраву на лодку Ушия. Он будет главенствовать в этой деревне после рода Мир. Вспомни, как он самоуправствовал, когда вас выгоняли. Хотя суд над вами должен был держать Великий Ушия Мир. Но никто его не остановил, настолько окрепла его власть над вашими умами.

– Но если ты все знаешь, его бы можно было разоблачить?

– Можно было бы. Ты права. А зачем?

– Ну да, тебе это не нужно, – сказала Гея Ра гордо. – Ты просто мелкий воришка снов.

Она хотела задеть его за живое. Но, видимо, у нее это не получилось.

– Это не нужно вам, во-первых. Причем я к вашему укладу жизни? Вы привыкли, что должен быть тот, кто говорит, что можно, а что нельзя. Вам не разрешено мыслить, вы умеете хорошо думать чужие мысли, которые вам дали или разрешили воспользоваться ими, как платьем, вы донашиваете мысли за тем, кто впереди вас на несколько шагов. И не имеет значения, кто вам эти мысли дает: Ушия или Рок. Вам так проще и удобнее жить.

– Но Ушия не дает нам отравленную рыбу!

– Но при нем вы голодали, а теперь вы будете сыты всю свою короткую жизнь, а значит, счастливы. Зачем ломать то, что всех устраивает?

С этими словами Ирбрус еще раз выглянул в окно и, сменив тему, сказал:

– Закат.

– Как мы отплывем? Это же заметят? Не люди, так караул, – поинтересовалась Гея Ра. Но Ирбрус был занят своим делом. Он что-то перебирал в сумке. Темнело зимним вечером быстро, и не успел Ирбрус оторвать голову от содержимого сумки, как тьма съела поселок. Свет луны скрыли тучи. И этот факт был на руку ему. Подождав еще немного в лодке, Ирбрус снова достал шарик, в котором томился ручной бергер, и вызвал его наружу. Птица излучала такое сияние в темноте, что, казалось, вокруг сыпались искры. Это зрелище покорило Гею своей красотой. Ирбрус посадил бергера себе на плечо и исчез вместе с птицей, став невидимым для чужих глаз. Он спрыгнул с лодки и пошел по пристани куда-то вдаль. Гея не понимала, что происходит. Ведь в описанном им плане дальнейших действий ничего такого не было. Прошло какое-то время, и она начала сомневаться, что он вернется. Что ей тут делать одной? Страх охватил ее. Она теперь понимала, как нуждается в его поддержке. Бросить ее здесь, чтобы ее нашли завтра и снова опозорили перед всеми, и снова выгнали! Мыслей в ее голове было много, только вещи, оставленные Ирбрусом в лодке, не давали отдаться панике полностью. Время шло, Гея Ра замерзла окончательно к тому моменту, как услышала надвигающийся громкий звук с неба. Ей стало любопытно, и она выглянула в окошко. Огромное четвероногое чудовище летело в небе, размахивая крыльями невероятных размеров. Оно сделало несколько кругов над лодкой, а потом пролетело вглубь деревни. Гея плохо видела, что было дальше, но понимала, что крылья чудовища хлопают где-то рядом. Оно снова поднялось в воздух и исчезло, отправившись куда-то вдаль, унося с собой звук разрываемого со свистом воздуха. Через время в лодке послышались шаги, и голос за спиной Геи Ра, все еще стоявшей прижавшись лицом к окошку, произнес:

– Отличная ночь для бегства, правда?

Гея чуть не умерла от страха. Повернувшись в темноте, она никого не увидела. И в ее голове промелькнула мысль: Ирбруса забрало чудовище, а ее обнаружил караул.

– Да не бойся ты, – сказал голос. Он был слишком мягким, чтобы принадлежать Ирбрусу. Но все-таки это был он.

– Напугал, да? – спросил Ирбрус, снимая с плеча бергера и гладя его по маленькой голове. – Молодец, девочка, молодец, – хвалил он птичку, отправляя ее в шар.

Гея, ни живая ни мертвая, подпирала стену лодки, боясь упасть, если отойдет от нее. Она так устала от ожидания и холода, что не могла говорить. На ее глазах Ирбрус достал другой шарик, более крупный и другого оттенка, вызвал оттуда новую птицу и ласково попросил:

– Помоги мне сегодня, это важно для нас всех, сделай это ради меня и Такира. Сегодня наши жизни в твоих сильных крыльях, скрой нас от глаз всех, кто может нас встретить. Придай скорости этой лодке. Теперь это наш дом, – с этими словами он отпустил птицу, и она взметнулась вверх, вылетев в окно перед лицом Геи Ра. За это время Гея пришла в себя, и ей уже не хотелось броситься на Ирбруса с обвинениями, что он ее оставил на такой долгий срок и испугал при появлении. Она просто отдалась в руки судьбы, села на корточки и заплакала. Ирбрус на это не обращал внимания, он повернулся к корме лодки и направился к рулю. Лодка начала двигаться по реке, не издавая ни единого звука. Гея подняла удивленное лицо и, встав, подошла к нему:

– Что ты так долго делал снаружи?

– Мне нужно было отвязать веревки от пристани. За столько лет они вросли друг в друга.

– Ох, я думала, тебя унесли чудовища.

– Ты волновалась за меня?

– Нет, за своих детей.

И чтобы сменить тему, Гея продолжила:

– Как мы отплыли?

– На крыше нашей лодки сидит бергер и крыльями, как парусами, хватает для нас нужный ветер. Я держу штурвал, и мы плывем.

– И никто нас не остановит?

– Конечно, нет! Благодаря ему мы невидимы.

Немного помолчав, Гея вспомнила разговор Ирбруса с Удой Шин и спросила:

– Что такое время? О чем вы говорили в лодке с торговцем? Почему его не остановить?

– Гея, ты спрашиваешь о том, на что я не могу тебе дать ответ. Ты поймешь, когда перестанешь жить от приема лекарства до следующего приема, от зимы до зимы, от ожога на спине до следующей отметки. У меня на спине песочные часы, вот это и есть время.

Та, суженная посередине колба, значения которой Гея сначала не поняла, была часами. Она всё равно ничего не поняла, но ее обнадежило то, что Ирбрус сказал, что она все-таки поймет, что такое время. Чтобы ей стало понятнее, он снял колбу на ремне со спины и перевернул в руках, песок стал пересыпаться из верхней части колбы в нижнюю.

– Вот это течение времени, его не остановить.

– А если колбу перевернуть вот так, – предложила Гея и поставила часы горизонтально земле, песок в них застыл двумя горками справа и слева от узкого места колбы. – Так же его можно остановить?

– Тогда это не время, а срок, а часы становятся местом заключения, если жизнь не течет, а стоит. Вот именно в вашем поселке часы расположены горизонтально. – И немного сердясь на то, что он тратит время на объяснение элементарных вещей, а его не понимают, Ирбрус надел часы обратно на спину.

Лодка развивала огромную скорость по сравнению с той, с какой плыли еще вчера Гея, Тан и Маар в своей маленькой лодочке. Гея смотрела по сторонам, и перед ее глазами мелькал берег. Его было почти не различить в темноте, и было непонятно, как ориентировался Ирбрус, но она доверяла ему, ей больше ничего не оставалось делать. Лодка несла Гею к детям. Скоро они снова встретятся, эта мысль радовала, но и пугала одновременно – после этой встречи всё изменится навсегда. Больше никогда ничего не будет для нее привычным и дорогим. Дальнейшая жизнь обещала перемены, а не стабильность, и это очень ее волновало, ведь именно перемен ей хотелось меньше всего, а привычный уклад жизни деревни Гай был самым дорогим для нее. Именно стабильностью дорожила Гея Ра больше всего.

11. Мальчик или мужчина?

Больше суток мы ждем возвращения мамы. Куда они могли запропаститься, что и где их задерживает в пути? Всеми этими вопросами светился я в ту ночь, когда о борт нашей ветхой и холодной обители ударилось, что-то мощное. Лодку, в которой я трусился от холода и страха, почти выдавило на берег, настолько сильным был удар. Теперь она не качалась на волнах как раньше, а сидела на мели без движения. Я испугался, но чтобы не будить Маар, спавшую рядом, постарался даже не вздрогнуть, не то что вскрикнуть. Я лежал без движения, как вдруг услышал знакомые голоса. Мое сердце начало радостно биться, мне казалось, я самый счастливый на свете, наконец, я не самый старший на лодке, и рядом мама. Даже голос «хозяина» радовал. За последние сутки мы с Маар не выходили из лодки, ели рыбу и грелись под одеялами. На суше самим нам делать было нечего. Костра я развести не мог, поймать дичь тоже. Этой ночью я уже начал задумываться над тем, насколько нам с малышкой хватит рыбы, если взрослые не вернутся.

Но эти мысли были развеяны темной ночью громким голосом Ирбруса: – Не бойтесь, это вернулись мы. Тан Ра, не выходи из лодки и жди внутри, ты, наверное, светишься как глаза саргусов в ночи.

Я лежал молча, не понимая, с чьими глазами мое свечение сравнивает Ирбрус, но он был прав – я светился ярче прежнего.

На нашей лодке послышались шаги. В двери вошла мама. Она подошла к нам и обняла Маар, потрепала меня за волосы и прижала к себе.

– Как вы? – спросила она тихо.

Я рассказал о нашем ничем не примечательном дне и приготовился слушать ее рассказ. До рассвета мама говорила о приключениях, которые произошли с ней за последний день. Она рассказала о том, что она была невидимой и заходила в лодку к торговцам. Пристань без нашей лодки пуста и одинока. Ирбрус украл из поселка большую лодку, и теперь она станет нашим новым домом. Бергер помог управлять плавучим гигантом, а другой скрыл ее от чужих глаз. Она рассказала и всю правду о Роке Хэме. Последнее известие потрясло меня больше всего. Это невероятно, ведь Рок всегда был героем для меня. Я так хотел стать таким, как он, а теперь выяснялось, что он жуткий человек, убивший мою сестру. Мне было жалко и Ушию, и его сына Оката, но больше всего я думал про Иду и о том, что этого всего могло бы не быть. Если бы не тщеславие Рока Хэма.

Мама рассказывала до тех пор, пока Ирбрус не вернул нас к действительности появлением на нашей лодке.

– Утро, – сказал он, заходя внутрь и сгибаясь под низкими потолками. – Нужно перегрузить все вещи с вашей лодки на… на ту, другую. – Он замялся при подборе слов, видимо, хотел сказать «с вашей на мою».

– Пока вы будете носить вещи, я попробую поймать нам завтрак, – и с этими словами он вышел наружу. Мы поняли, что пора покидать этот маленький, но привычный и полюбившийся нам дом. Мама решила вытащить перины, я взял посуду, Маар схватила куклу. Мы все направились к выходу. У борта нашей лодки стояло огромное чудище, как нам показалось. Лодка-гигант, лодка-монстр. Да, с причала на нее было попасть легко, но как на нее забраться с земли? Не успевший отойти далеко Ирбрус, заметив наше замешательство, вернулся и, не подходя к нам, просто кричал с берега:

– Тан, у борта висит веревка, ты можешь по ней забраться на палубу, а Гея пусть привязывает нужные вещи к веревке. Ты будешь поднимать их вверх. – Я кивнул, и Ирбрус отправился в лес на поиски завтрака. Я быстро обнаружил веревку, пусть моя легкость и гибкость были мне подспорьем в этом нелегком деле, но карабкаться вверх оказалось делом непростым. В конце концов, я все-таки преодолел все трудности подъема на палубу нового дома и ступил на эту громадину. Осмотревшись, я осознал наконец, какая она огромная. Она была сделана из добротного дерева и за сто зим без ремонтов выглядела лучше, чем многие лодки поселка Гай. «Видимо, есть такие люди, которые планируют жить тысячу зим, и поэтому строят такие добротные лодки», – подумал я. Мама уже привязывала перины по одной к концу веревки, и я начал поднимать наши нехитрые сокровища. Одеяла, ведра с посудой, таз для купания, мою удочку, куклу Маар и мешок рыбы, которую теперь можно было с легкостью достать с задней части лодки, обойдя ее по берегу. Подняли немного соли и коврик из водорослей, лежавший посреди нашей лодки. На нем обычно сидела мама, что-то рассказывая нам перед сном. Это нехитрое имущество, принадлежавшее нашей семье, лежало теперь у моих ног на палубе нового плавучего дома. А мама с сестрой смотрели вверх на меня, не зная, как забраться самим по веревке.

Я сам спустился вниз. Чтобы не просто ждать Ирбруса, а что-то делать, мы отправились в лес на поиски хвороста. Мне пришлось объяснить маме и сестре, что это такое. Я так же, как Ирбрус, просто поднял ветку и показал им: «Это – хворост». Мы собрали немало дровишек и пришли к тому месту, где в первый раз разводили костер. Через очень короткое время подоспел и «хозяин». Увидев, что мы более чем готовы к завтраку, он ухмыльнулся:

– Молодцы, хватаете на лету.

Он что-то держал в руках. А это значило, в наших животах снова будет мясо. Мы сидели на вязанках, подобрав под себя ноги, чтобы не замерзнуть окончательно в ожидании завтрака. Маар, зная, что ей нельзя говорить с Ирбрусом, подошла ко мне и сказала тихо на ухо то, что было адресовано «хозяину». Я повторил громко вслух:

– Это зайцы? – и показал на дичь в руках добытчика.

– Нет, это – птицы, я не знаю их названия, – и отвернувшись к костру добавил: – Девочка, скоро ты засветишься ярче брата, если будешь так любопытна. Искатели тебя не растворят – это хорошо, но ловцы душ могут унести с собой, задавай поменьше вопросов.

Мясо вкусно пахло на костре, в то время как нам жутко сводило животы от голода. Чтобы скрасить как-то ожидание завтрака, я спросил у Ирбруса, кто такие эти ловцы душ. Он нехотя ответил:

– Тан Ра, твои вопросы несутся впереди событий, я тебе быстро объясню сейчас, но в тонкости лезть не стану. Всему свое время. Есть люди, которые служат тем, кто нами правит, такие же, как ты и я, они занимаются охотой на излучаемый людьми свет.

Я долго молчал, хоть и хотел спросить еще много всего. Я понимал, что не стоит нервировать «хозяина».

– А зачем их ловить? – неожиданно для себя спросила мама. Ирбрус этот вопрос предвидел, но не ожидал, что его задаст Гея. Меня бы он быстро заставил молчать, но ей пришлось ответить.

– Гея Ра, и ты решила засветиться? Есть места, где знают, что с ними делать. Души неотъемлемы от их обладателей только до попадания в руки ловцов. После того, как хозяин мятежной души попался, его разлучают с душою. Обычно это люди, нарушающие установленные правила, непокорные, не подчиняющиеся, они не гасят свой свет лекарством и ходят по ночам под открытым небом. Они являются нарушителями, а значит, их души мятежны и опасны для тех, кто нами правит. Эти души извлекают из тел. Тела отдают Искателям, а из душ делают лекарства.

– То, которое пьем мы? – я торопился разузнать побольше, у пока еще щедрого на слова Ирбруса.

– Нет, то, что пьете вы, – самая дешевая гадость, которую получают из дурман-травы, а лекарство, полученное из душ, продают за очень большие деньги. Они не бывает черными, у них разные цвета. У каждого цвета свое предназначение. Позволить себе купить такое лекарство могут только очень богатые люди.

– Как же добывают душу из человека? – с ужасом в глазах от услышанного спросила мама.

– Человека опьяняют большим количеством дурман-травы, и душа сама уходит из него.

– А если человек не хочет пить? – спросил я.

– А он и не пьет. Людей помещают в комнаты, по углам которых раскуривают лампы с дурман-травой. Люди вдыхают аромат травы, и он заполняет их изнутри, а выдыхают души. Потом маленькие светящиеся комочки собираются у потолка комнаты, готовые подняться еще выше. В крыше имеется отверстие, к которому подставляют стеклянные колбы. Вылетая в отверстие, комочки света попадают в западню навсегда. После чего из них алхимики делают лекарства для богатых.

– А как же они потом разделяют комочки по цветам? – спросила мама.

– Их разделяют еще тогда, когда они в людях. Сначала всех нарушителей порядка делят по цветам, а только потом заводят в комнаты. И в колбы всегда попадает свет только одного цвета.

– А кто же нами правит? – спросил я. И по взгляду Ирбруса понял, что на этот вопрос он не ответит. Мясо на костре дожарилось, и человек, знающий всё, как мне тогда казалось, делил его на четыре равные части.

Как выяснилось, птица не такая сытная, как зайцы. И, не наевшись досыта, как в прошлый раз, а немного перекусив, я грелся у догорающего костра. Всё это время мы молчали.

– Сегодня мы закончим день на новой лодке, – прервал молчание Ирбрус. – На ней я введу правила, которые вы должны выполнять. Это вам не ваша деревня. Тут неподчинение невозможно.

Мы ждали оглашения правил со страхом – опять правила, снова строгость, ну ничего, мы же как-то привыкли к условиям поселка Гай, значит, и тут у нас всё получится.

– Во-первых, вы живете на нижней палубе, я – на верхней. На мою часть вам заходить нельзя и вещи мои брать нельзя. Во-вторых, так же, как и в деревне, ночью не показываться наружу. В-третьих, без моего разрешения лодку не покидать, не подходить к рулю или близко к бортам. Это не всё, я планирую купить кое-что в ближайшее время, для этого мы причалим у одного местечка, оно покажется через пару дней. При спуске на землю вы должны слушать только меня, идти рядом и не задавать вопросов. Это понятно?

Вместо ответа мы кивнули.

– Если я еще что-то вспомню, добавлю в список правил.

Он встал с земли и пошел к реке, мы поняли, что пора приступать к выполнению правил на нашем новом плавучем доме.

Подойдя к лодке-великану, Ирбрус взялся за веревку и быстро залез на палубу. Кто бы мог подумать, что такой огромный человек так ловко вскарабкается вверх. Потом он велел обвязаться веревкой маме и потащил ее на лодку. Он помог ей перебраться через борт и с насмешкой сказал:

– Какая ты тяжелая, Гея, мне придется есть в два раза больше, чтобы поднимать тебя в лодку, или тебе в два раза меньше.

Потом веревку сбросили Маар, я крепко обвязал сестру ее концом:

– Готово!

Ее, как пушинку, подняли вверх, но Ирбрус не стал помогать Маар карабкаться через борт, предоставив это маме. Когда мне сбросили веревку, я обвязался и стал ждать поднятия, но ничего не происходило. Ирбрус перевесился через борт и грозно сказал:

– Мужчины поднимаются сами.

Стало понятно, что мне ползти опять без помощи.

Забравшись на лодку, я увидел, что мама уже перенесла почти все вещи, перегруженные нами на нижнюю палубу, и мне осталось забрать только ведро с рыбой. Я взял его и потащил вниз. На лодке было холодно и очень неуютно. Такого монстра невозможно нагреть своим дыханием. Но в ней было удобно ходить, никаких перекладин на высоком потолке не было. Это меня порадовало. У меня был шанс вырасти не сутулым, как все люди поселка Гай, а таким же статным, как Ирбрус.

Мама наводила порядок среди небольшой груды вещей, Маар бегала по лодке, радуясь тому, что это можно делать, и лодку не качает от ее детских шалостей в разные стороны, а мама не бурчит на дочку за это. Я без дела шатался от борта к борту. Наш новый дом отчалил. Берег удалялся, и наш старый дом, брошенный на берегу, становился всё меньше и меньше. Я хотел рассмотреть его лучше в последний раз и бросился на палубу, там стоят Ирбрус у руля, смотря только вперед. Это было понятно, он же ничего не оставлял значимого для себя на том берегу. Я стал недалеко от него и смотрел в обратную сторону. Мне в голову пришла мысль, и я произнес ее вслух:

– Я не мужчина, как ты, я еще ребенок. Я стану мужчиной только через шесть зим, когда Великий Ушия из рода Мир мне поставит шестнадцатую отметку на спине.

Ирбрус, как это ни странно, даже посмотрел на меня – обычно он говорил, но не смотрел на собеседника. Он оторвал взгляд от невидимой точки вдали и сказал:

– Ушия уже ничего не поставит на твоей спине. А если ты не знаешь, я тебе скажу, что на моей спине столько же отметин, сколько и на твоей, но я ведь не жду шестнадцатую, чтобы назвать себя мужчиной. Я не знаю, сколько мне зим, но важно, что еще ребенком я чувствовал себя мужчиной, я охотился с отцом, удирал из дома с братом, приручал бергеров, помогал маме носить воду, печь хлеб, учился метать нож и строил планы на будущее. Ты не сможешь плыть со мной в одной лодке, если ты себя считаешь ребенком. Мне нужен помощник – не мальчик, а мужчина. Ты отвечаешь за твою сестру и маму. И если я и дам кому-то руль этой лодки, так только тебе. Ты сильнее из всех вас. Это понятно? – Ирбрус говорил не зло, но очень твердо.

– Это понятно, – ответил я. – Но почему тогда в нашей деревне нам не разрешают всего этого делать до шестнадцатой отметки?

– Потому, что так вами легче управлять. До шестнадцати вас не воспринимают всерьез, и вы себя не считаете достигшими возраста поступков, а после шестнадцати вас опаивают черным лекарством, и вы уже сами ничего не хотите и ни к чему не стремитесь.

– А в твоем селении разве не так?

– Нет. В нас воспитывают дух, а не растят тело.

– То есть вы не считаете отметки на спинах?

– У нас есть одна отметка – это жизнь. Когда умирает дорогой тебе человек, его тело сжигают на костре, а прах засыпают в колбу, зауженную посередине. Такие песочные часы и есть напоминание о том времени, которое летит необратимо, и нужно всё успеть, пока ты жив.

Я вспомнил, что, когда увидел Ирбруса в первый раз на новой лодке, на его спине висела именно такая колба. Я хотел было спросить, прах кого он хранит в своих часах, но побоялся. Ирбрус снова смотрел вдаль, а наш маленький домик навсегда скрылся за линией горизонта.

12. Торговый остров, дает или забирает?

В этот день мы еще раз причаливали к берегу, чтобы пообедать. Я с сестрой собирал дрова, Ирбрус отправился на охоту, а мама тем временем снова и снова пыталась сама забраться на лодку по веревке. У нее мало что получалось, но она не бросала попыток.

Обед был вкуснейшим, хотя его приготовление заняло весь остаток дня до вечера. Ирбрус принес что-то очень большое и сказал, что это коза. В этот раз он взял меня с собой разделывать добычу. Зрелище было не из приятных, но каждый раз, когда Ирбрус говорил, что я мужчина и должен уметь заботиться о семье, я был готов сам резать эту козу на части. Мясо пожарили ближе к вечеру, а этот ужин, как я считал, был по-настоящему вкусным и роскошным. Ирбрус поделил не все мясо, много оставив на следующий день. Он не хотел завтра делать привалов и останавливать лодку, поэтому заранее решил охотиться на более крупную добычу. Как он ее ловил, мне было непонятно. Не голыми же руками? Идя к лодке, я спросил: