Текст книги "Каникулы в Риме"

3

Государю нет необходимости обладать всеми добродетелями, но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими.

Они вышли на улицу, полную чужих запахов и звуков; сигналили машины, ходили люди, и Макс поинтересовался:

– Возьмем такси?

– Нет, пройдемся так. Здесь совсем недалеко до площади Республики, а там есть ресторан, который тебе понравится.

– Хм. – Он не стал спорить, подставил локоть, и Инга положила свою ладонь на его руку.

Они неторопливо пошли в указанном ею направлении – обычная пара, которых кругом пруд пруди. Вечерний Рим пах щемяще и уже знакомо: остывающей брусчаткой, готовящейся едой, пылью. Район вокруг Термини заполняли в основном здания, переделанные под отели, и Макс заинтересовался вдруг, рассматривал фасады, приостанавливался, заглядывая в лобби. Инга его не торопила. Он художник, пускай своеобразный, но художник – она и рассчитывала, что боссу станет интересно.

– Cognosce stilum curiae romanae[3]3
  Узнаю стиль римского двора (лат.).


[Закрыть], – сказал наконец Макс. Иногда он говорил фразы на языках, которых Инга не знала, и наотрез отказывался переводить. – Помнишь особняк в Синей Роще? Вход был похоже сделан.

– Зато внутри – оскорбление всем римлянам, я полагаю. У хозяйки отсутствовало чувство меры.

– Римляне, к счастью, этого не видели… Хм. Прекрасный барельеф.

Максим отмечал детали, фиксировал их, как сыщик из мультфильма про Бременских музыкантов, – а нюх как у собаки, а глаз как у орла! Инге временами казалось, что у Макса действительно фотоаппараты в зрачках. Он прекрасно запоминал все, что касалось архитектуры, мог через несколько лет с точностью описать, какой дом видел однажды мельком у черта на куличках. Инга не сомневалась, что барельефы, фонари в кованых намордниках и арка над дверью в стиле ар-нуво, внезапно тут увиденная, тоже окажутся в бездонной копилке знаний и когда-нибудь пригодятся. Не ему, так кому-то еще. Например, проектировочному отделу, который в их компании давал будущим владельцам домов и квартир консультации по внутренней и внешней отделке.

Неторопливо дошли до площади Республики, аккуратно обойдя участок тротуара, где шло строительство (реставрировали старинный дом), и Инга потянула Макса налево.

– Здесь.

– Вот в этом отеле мы должны были жить, – сказал он с некоторой грустью, но уже без раздражения.

Здание плавно изгибалось, радуя глаз великолепной арочной аркадой; на той стороне площади подсвеченные древние стены и купол базилики, построенной на месте античных терм, словно открывали окно в другой мир, куда сегодня еще можно не заглядывать, но завтра – обязательно. Или послезавтра, как сложится. Инга не стала тянуть туда Макса, а повернула в отель, где и располагался уютный и просторный винный бар.

В баре было тихо, играла приятная музыка – кажется, что-то из американских хитов семидесятых. Официант провел Ингу и Макса к столику, стоявшему между двумя отделанными деревом колоннами, принес меню в солидной, хорошо пахнущей кожей обложке. Скатерти накрахмаленно хрустели, приборы были так чисты, словно их тут обронили ангелы. Макс едва заметно улыбался, выбирая блюда, заказал бутылку вина, ассорти закусок. Жизнь для него явно налаживалась.

Базилика Санта-Мария-Дельи-Анджели-э-Деи-Мартири – действующая церковь, возведенная на руинах терм Диоклетиана, посвященная Богородице, ангелам и мученикам в Риме. Украшена античными колоннами и орнаментами. Часы работы: понедельник – суббота 7.00—18.30, воскресенье 7.00—19.30. Вход свободный.

Национальный музей Рима – расположен за базиликой и руинами терм. В нем находится одна из самых обширных в городе коллекций античной скульптуры, саркофаги, фрески и мозаики. По билетам в музей можно посетить также и сохранившиеся помещения терм Диоклетиана. Часы работы: вторник – воскресенье 9.00—19.45. Цена билета: 7 €.

– Мне нравится это место, – сказал Макс, когда заказ был сделан. – Предлагаю переселиться.

Сейчас он уже совершенно точно шутил.

– Мы можем приходить сюда, если захочется, – заметила Инга, – однако нам надо завести знакомства, ты не забыл?

– Поверхностной оценки будет достаточно.

– Нет, Макс, не совсем. Ты профессионал, значит, доведешь дело до конца. Зачем я озвучиваю очевидное?

– Потому что мне нужно это услышать.

– Совершенно верно.

Принесли вино; Макс попробовал, одобрил, кивнул. Алая жидкость горела в бокалах рубиновой тайной, и Инга подумала вдруг, что в такое вино Борджиа подсыпали яды, дабы избавиться от неугодных. Может, то вино было темней и гуще, но светилось так же – виноградной кровью, обещанием забвения.

– Это того стоит, – произнес Макс задумчиво. – Не знаю, в чем заключался подвох, однако ты оказалась права. Смена обстановки и круга – достаточная встряска, чтобы я начал думать в нужном направлении, мозговой штурм будет построен на хорошем основании. К тому же я давно не испытывал культурного шока от соприкосновения с собственно культурой. В последний раз это был Гент.

Инга кивнула. Макс летал на деловую встречу, и внезапно рейс задержали на три часа, и он отправился пройтись по городу. Непрерывно слал ей снимки с планшета с пометками: «Это посоветовать Острогову», «Может, подкинем проектировщикам идею?», «Посмотри, какая феерическая ересь». Надо сейчас убрать куда-нибудь его планшет, в унитаз спустить, что ли? Чтобы полученные впечатления стали живыми, хрупкими, не пойманными в жесткие тиски кадра. Неповторимыми.

Максу не хватало как раз понимания быстротечности жизни. И Инга не знала, учатся ли такому.

Она собиралась просто показать ему Рим.

Они прекрасно посидели в ресторане и, закончив десертами и кофе, вышли в вестибюль отеля. Здесь шла такая привычная жизнь, что Инга даже пожалела на секунду о своей идее познакомить Макса с другой стороной вселенной. Все-таки в дорогих местах он смотрелся на месте.

– Максим! Это ты? Вот так встреча!

Голос был мелодичный, и принадлежать он мог только настоящей красавице. Инга медленно повернулась.

Эту девушку она знала – как и всех девушек Макса, которых, впрочем, за годы знакомства было немного. Он встречался с женщинами не очень долго, не брал на себя никаких обязательств и не стремился свить гнездышко. Выбирал в основном девушек своего круга, причем не гламурных дурочек с накачанными коллагеном губами, а образованных, сдержанных, неглупых. И Валерия была из таких.

Она шла к ним по сверкающему полу – в хрустальных туфельках, в элегантном платье нежного абрикосового цвета, с тщательно уложенными волосами, блиставшими оттенками шоколада и огня. Великолепная женщина, которая может достаться не каждому. Амлинский встречался с нею года два назад.

Валерия легко поцеловала Макса в щеку, поздоровалась с Ингой, та поздоровалась в ответ.

– Вы здесь по делам?

– Можно сказать и так, – туманно выразился Макс. Он превосходно умел держать лицо, и кто его разберет – огорчен он этой встречей или рад ей?.. – А ты?

– Приехала отдохнуть на несколько дней. Максим, если захочешь, то присоединяйся ко мне и моим друзьям. – На Ингу она больше внимания не обращала: конечно, ведь та просто наемная сила. – Мы сняли виллу в Остии, тебе должно понравиться. Никого лишнего, все свои. Когда закончишь с делами, приезжай, я скажу тебе адрес. Или поехали завтра, все вместе? Ты ведь остановился в этом отеле?

Макс покачал головой.

– Нет, Лера, боюсь, я не смогу принять твое предложение. Извини.

– Жаль. – Она пожала плечами, и абрикосовая ткань колыхнулась, на мгновение четче обрисовав грудь. – Но мы ведь можем вместе позавтракать, не так ли? Я хотела бы расспросить тебя о новостях, о твоих родителях…

– Мы не живем в этом отеле.

– А где же? На Виа Венета или в «Астории»?

– Здесь, дальше по улице, рядом с Термини.

– Ты живешь рядом с вокзалом?

– Всем нужно где-то жить, Лера.

Она вздохнула, легко коснулась руки Макса.

– Я и не думала, что встречу здесь тебя, – сказала Лера, чуть понизив голос, словно очерчивая невидимую линию вокруг себя и Амлинского и оставляя Ингу за ней. – И, признаюсь, сильно удивилась. И в то же время… Я вспоминала о тебе недавно. Нам многое нужно обсудить, теперь, по прошествии времени… Тебе так не кажется?

– Может быть, но не сегодня. Извини, Лера, у нас был длинный день, и я хотел бы проводить Ингу в отель. Я не смогу присоединиться к тебе, однако желаю хорошо отдохнуть.

– Если передумаешь, то мой номер остался неизменным, – сказала она, чуть улыбнувшись, словно ее совсем не огорчил отказ. Может, так оно и было, однако Инга в подобный вариант не слишком-то верила. Такие женщины редко отпускают добычу. – Всего тебе хорошего, Максим.

– И тебе.

Валерия ушла, покачивая бедрами, а Макс и Инга двинулись на выход.

Вечерний воздух еще сгустился, запахи стали резче и насыщеннее, стало прохладней, однако сильно замерзнуть было невозможно. Да и идти совсем недалеко. Они свернули за угол, и Макс ругнулся: два фонаря, раньше исправно светившие, не горели, а пройти мимо дома, охваченного со всех сторон реконструкцией, как пожаром, и при дневном-то свете не очень удобно. К тому же в кармане у Макса громко пиликнул мобильник: пришло сообщение.

– Прости, одну секунду.

Он остановился, достал телефон, и Инга мельком увидела имя: Валерия Белинская.

Ну конечно. Что и требовалось доказать.

– Я не хочу тебе мешать, Макс, но может быть, мы пойдем в отель или ты хотя бы прочтешь сообщение там, где светлее?

– М-м? – Он не слушал, читал. Sms, видать, длиной с Великую хартию вольностей. Инга потянула Амлинского вперед, и он пошел рассеянно, и тут над их головами грохнуло, словно настал день Страшного суда и черти явились по души грешников.

Глаза уже привыкли к полутьме, к тому же Ингу не покидало странное тревожное чувство, а потому она инстинктивно сделала несколько быстрых шагов вперед, таща за собой Макса. Вовремя. Грохот повторился, и сверху на тротуар, по которому они только что прошли, грянулась одна здоровенная труба, потом вторая, а за ними – ведро с засохшей краской, от удара об асфальт крякнувшее, как спелый арбуз. Только тогда Макс изволил оторваться от телефона. Амлинский оглянулся и замер.

Заорали сигнализациями припаркованные рядом машины, послышались крики, кто-то уже спешил к месту происшествия. Инга задрала голову, но ничего не увидела: верхние этажи здания тонули во тьме. Вот если бы фонари горели…

– Я же говорила, – произнесла она чуть дрогнувшим голосом, – что нужно ходить быстрее. Итальянцы такие… беспечные. – Это было самое слабое определение в адрес разгильдяев, которые оставляют незакрепленными тяжелые предметы на высоте. Зная итальянскую безалаберность, можно предположить, что все это грохнулось потому, что на криво лежащие трубы просто сел голубь.

– Прошу прощения, что я тебя не послушал.

– Нам повезло, что мы уже прошли этот участок.

– Нам повезет еще больше, если мы сейчас уйдем. – Макс развернул Ингу и решительно зашагал в сторону отеля. – Не желаю объясняться с местными.

– Макс…

– Все, разговор окончен, – бросил он резко, и Инга умолкла, не понимая, что на него нашло.

Неужели… испугался? Да нет, Амлинский трусом никогда не был, трус не играет в хоккей! Вот она испугалась немного, правда, задним числом. Трубы и ведро грохнулись достаточно далеко, никакой реальной опасности не было, и все же выплеск адреналина имел место. А Макс не из пугливых, видимо, не захотел, чтобы ему задавали вопросы. Нужно в следующий раз пойти другой улицей. Инга оглянулась на ходу, но они отошли уже достаточно далеко, и ничего толком не разглядеть. Автомобильные сигнализации умолкали одна за другой.

– Вот так и не знаешь, когда кирпич упадет, – невесело пошутила Инга, когда зашли в лифт и молчать уже не хотелось.

– Ты о бренности бытия?

– О нем, хрупком и прекрасном.

– На сей раз миновало, значит, вселенной мы еще зачем-то нужны. – Шеф помолчал и спросил все-таки: – Испугалась?

– Немного.

– Сейчас ляжешь спать, а наутро все забудется.

Он вроде ничего особенного не сказал, однако на душе сразу стало легче. Подумаешь, ведро с краской… Пролетело мимо – и черт бы с ним!

В номер возвратились около половины одиннадцатого. Пока Инга разбирала чемодан, Макс успел сходить в душ и залезть под одеяло; когда она вышла из ванной, он уже спал, накрывшись с головой и немыслимым образом расположив подушку. Вот и хорошо.

Утро началось со звонка будильника, теплых водяных струй и тщательного выбора наряда: Инга не собиралась чувствовать себя неудобно. Она деликатно посоветовала Максу надеть кроссовки, а не ботинки, в которых он прилетел вчера, и светлые джинсы вместо темных, а поверх футболки накинуть клетчатую рубашку, купленную специально по случаю. Инга добыла это чудо текстильной промышленности спустившись в переход, у ближайшей торговки, и была поэтому стопроцентно уверена в подлинном китайском происхождении. Макс смотрел на рубашку, прищурившись.

– Я шпион, – пробормотал он в конце концов и – надел.

Так они и спустились к завтраку: «китайский» Макс и Инга в легкомысленных укороченных джинсах с нашлепкой на попе в виде бабочки, в топике и кофточке от соседнего переходного производителя – корейца какого-то. В ресторане уже толпился народ, шведский стол подвергался тотальному разграблению. Выбор оказался на удивление приличным, что нетипично для итальянских трехзвездочных отелей, где повезет, если выдадут континентальный завтрак – круассан, джем и масло, кофе да сок, вот и все. По всей видимости, русские туристы, которых было много в этом отеле, когда-то давно взбунтовались и потребовали кормить их нормально. Отель шел на уступки: был и омлет, и сосиски, и разнообразная выпечка, и ассортимент соков и чая. Постоянно подносили новые порции, чтобы всем хватило. Русские туристы быстро тренируют любую нацию…

Макс нацелился было на столик в углу, где могли поместиться только двое, однако Инга решительно потянула его к одному из столов на шестерых.

– Хочешь работать? Работай.

Макс кивнул: работать он умел лучше всего.

Набрав еды, они сели и не остались в одиночестве: появившийся вместе с мамой вчерашний милый конопатый мальчишка тут же подбежал:

– Здрасьте! А можно мы тут сядем?

– Садитесь, конечно, – любезно пригласила Инга.

– Ма-ам! Мы тут можем сесть! Мам, я хочу сок! А омлет я не буду!

– Здравствуйте, – сказала женщина, подходя, – вы не против, если мы с вами?..

– Конечно нет.

– Ма-ам!

– Кирилл, пожалуйста, не кричи, я и так все понимаю. Пойдем, выберем тебе сок.

– Как она умудряется с ним справляться? – спросил Макс, когда они отошли. – Этот ребенок совершенно неуправляем.

– Ты не видел неуправляемых детей.

– По-моему, он ведет себя неприлично.

– Бегать и кричать? Нет, Макс. Это типично. У них же энергия бурлит, ее нужно куда-то девать, хотя бы направлять в нужное русло.

– По-моему, это расстройство.

– Нет, ты не прав. Я в детстве была поспокойнее, а вот моя сестра… Она и меня раззадоривала, и мы с ней носились так, что люстра качалась. Когда у меня будут дети и они начнут так бегать, я не стану удивляться. Энергия – выход. Физика!

Он покачал головой – не согласился. Впрочем, Инга знала, что так будет.

Его родителей она видела несколько раз – как ни странно, и одного оказалось достаточно, чтобы составить о них определенное мнение. С первого раза у Инги больше не имелось вопросов, почему Макс такой. Никаким иным он быть и не мог, и она ему не сочувствовала, нет. Простого сочувствия тут явно оказалось бы недостаточно. Тем более что никакая жалость Максу не требовалась и была катастрофически вредна: он-то полагал свою жизнь исключительно удавшейся, а все, что не вписывалось в нее, – ошибкой природы.

Ну, посмотрим.

Кирилл бегал туда-сюда, принося еду, с гордостью притащил тарелки, наконец плюхнулся на свое место и принялся наворачивать омлет, от которого пять минут назад категорически отказывался. Сунув в рот здоровенный кусок, мальчик посмотрел на Макса и беззастенчиво поинтересовался:

– А где ваш айпад?

– Кирилл, – спокойно и предупредительно заметила его мать, подходя к столу и ставя блюдо с выпечкой.

– Ой, да. Мама говорит, сначала нужно знакомиться. Я Кирилл, а это мама. А где ваш айпад?

– Я Максим Эдуар…

– Это Макс, я а Инга, – сказала она и легонько толкнула Амлинского локтем – не раскрывайся, дескать, шпион. Еще бы должность назвал и полное имя компании. – Очень приятно, Кирилл. А твою маму как зовут?

– Мама Лена!

– Очень приятно, Елена, – сказал Макс. – Мой айпад в номере, Кирилл. Я бы взял его с собой, но Инга решила, что без него будет лучше.

– А как же играть?!

– Думаю, Максим полагает, что лучше не играть, а смотреть по сторонам, Кирилл, – произнесла Елена. – Мы ведь приехали в Рим, и ты сам хочешь все посмотреть. Игрушки есть и дома, а Рима дома нет.

Инга начала подозревать, что у фантастически безмятежной Елены имеется неплохое чувство юмора, которое и помогает пережить ураган по имени Кирилл.

– Ага. Мы вчера путеводитель читали. Столько всякого! Мам, мы же пойдем в Колизей, да?

– Пойдем, конечно. – Она намазала круассан маслом и джемом и обратилась к Инге: – Вы впервые в Риме?

– Я в третий раз, а Макс… можно считать, что и в первый. – Она покосилась на него, чтобы сам продолжал, и Амлинский, преодолевая внутреннее сопротивление, произнес неохотно:

– Я был здесь с отцом в юношестве. Почти ничего не запомнил.

– Тогда вам предстоит много открытий, – сказала Елена.

– Благодарю, я надеюсь, что они будут приятными.

Кирилл продолжал болтать и с огромной скоростью уничтожать завтрак, Макс отвечал на его вопросы – односложно, но отвечал, – а Инга пила кофе и думала, что впереди несколько дней, которые могут оказаться весьма интересными. В конце концов, нужно просто выйти в этот город.

4

Государь не волен выбирать себе народ, но волен выбирать знать, ибо его право карать и миловать, приближать и подвергать опале.

И едва выйдя в утреннее тепло из отеля, Макс вспомнил, что именно его поразило в тот давний, почти стершийся из памяти визит в Рим.

Свет.

Свет с картин итальянских мастеров, умевших касанием кисти передать это невероятное волшебство. Свет, о котором Макс столько читал (архитектор должен знать такие вещи), видел на картинах, на фотографиях, но лишь однажды – своими глазами. Свет, обтекающий здания, гладящий их углы, придающий формам толику совершенства, которого, увы, так мало в этом мире. Макс вдруг вспомнил, как отцовский лимузин ехал по улицам, отец говорил по телефону, на несколько минут предоставив сына самому себе, а Макс придвинулся к окну, опустил стекло и смотрел, смотрел на осиянные итальянским светом дома, развалины, памятники и фонтаны. По-особенному искрилась вода, играли блики в листве, сверкали стекла. Макс запомнил это кружевное сияние – а казалось, забыл.

Он даже солнечные очки спрятал в карман кошмарной рубашки, чтобы насладиться светом.

Инга шла рядом, но Макс ее почти не замечал, поглощенный тем, что смотрел по сторонам. Инга велела поставить телефон в беззвучный режим, бросить почти всю технику в отеле, и это Макса раздражало, но итальянский свет немного примирил с действительностью. Длинноногая гид оперативно засунула всех в автобус, пересчитала по головам, сказала, что экскурсия начнется с визита в Ватикан, и, когда автобус поехал, заговорила в микрофон, однако Макс уже не слушал.

Он кое-что помнил о Риме – не зря же Амлинский получил одно из лучших образований, много читал. Максу казалось, что, если он имеет знания, в некоторых случаях опыт не требуется. Он знает, где стоит Колизей и чем знаменит, может объяснить, в чем смысл выражения «Ad Kalendas Graecas»[4]4
  «До греческих календ» (лат.). В римском календаре календы – название первого дня каждого месяца. В греческом календаре календ не было, а потому выражение «отложить до греческих календ» имеет смысл «никогда не сделать».


[Закрыть], не спутал бы тунику и тогу, и так далее. Но оказалось, все это меркнет перед простым светом, который наполняет сиянием здешний воздух. Вот так история!

Автобус быстро пробрался сквозь утреннее столичное движение и высадил толпу туристов у Ватикана. Вход в самое маленькое государство мира уже осаждали желающие приобщиться к святым ценностям: очередь растянулась на километр, если не больше. Однако сегодня Макса, ненавидевшего задержки, внезапно это устраивало. Если придется постоять немного – ну и ладно, он посмотрит по сторонам и обсудит с Ингой кое-какие рабочие вопросы. Или просто постоит и подумает. После вчерашнего веселого вечера требовалось подумать.

Впрочем, тут же выяснилось, что заранее заявленные группы идут в обход очереди, и туристов провели в вестибюль. Гид (кажется, ее звали Анна) собрала всех в кучку и внимательно оглядела. Макс вспомнил, что вчера Алексей что-то такое говорил о дресс-коде в соборе Святого Петра, но не вслушивался, а вот Инга явно знала, о чем идет речь. Анна выдала двум женщинам в излишне коротких юбках платки, чтобы обернуть бедра.

Ватикан – самое маленькое государство мира, разрешающее доступ туристам к некоторым своим ценностям. Основные достопримечательности – собор Святого Петра, Сикстинская капелла, музеи и сады. Часы работы: понедельник – суббота 8.30—18.00 (вход в музеи прекращается в 16.00), в воскресенье, а также в дни религиозных праздников закрыты. Цена билета: 16 €, при заказе через сайт и дальнейшем проходе без очереди – 20 €. Билет дает право входа в музеи и Сикстинскую капеллу, выход из капеллы в собор Святого Петра – под табличкой «только для групп», и если удастся проскользнуть, то вам повезло. Бесплатный доступ в музеи Ватикана осуществляется в каждое последнее воскресенье месяца, в этот день лучше прийти где-то к 7.30 и занять очередь.

– Зачем это? – спросил Макс.

– Просят при входе в собор, – объяснила Инга. – Нельзя приходить в футболках без рукавов или открывающих пупок, в мини-юбках, шортах, шляпах… и телефон выключи, пожалуйста.

– Хватит с него и беззвучного режима.

– Мы с вами не сможем пройти по всем музеям Ватикана, это заняло бы слишком много времени, и вход в некоторые помещения ограничен, – сказала Анна. – Сначала мы посетим музей Кьярамонти, затем выйдем на улицу и осмотрим здания снаружи, а потом нас ждет Сикстинская капелла и собор.

Тут же были розданы устройства, которые Макс посчитал невероятно полезными: каждому туристу выдали наушник, а передатчик находился у гида, говорившего в микрофон. Анна предупредила, что радиус действия приемников – около пятисот метров, это давало возможность не толпиться вокруг гида, а спокойно осматриваться, слушая рассказ, и не напрягать слух, пытаясь понять, что именно пропустил. И гиду кричать не приходилось. Макс, любивший всевозможные удобства, по достоинству оценил приспособление: для больших групп оно подходило идеально. И хотя он сам впервые за долгое время оказался на экскурсии подобного рода, это не мешает найти в ней хоть что-то хорошее, верно ведь?

Музеи Ватикана – большой музейный комплекс, включающий в себя Григорианский Этрусский музей (предметы быта этрусков, древнегреческие сосуды из некрополей), Ватиканскую библиотеку (самое значительное собрание древних рукописей в мире), музей Пио-Кристиано (собрание раннехристианских произведений искусства из римских катакомб), пинакотеку (византийская и европейская живопись XI—XIX вв.), музей Кьярамонти (античная скульптура), Исторический музей (экспонаты, связанные с историей Ватикана), Коллекцию современного церковного искусства и Этнологический миссионерский музей (экспонаты, иллюстрирующие религиозные культы разных стран мира). Вход по общим билетам в Ватикан.

Музей Кьярамонти располагался в основном в большой арочной галерее, по сторонам которой тянулся ряд статуй, казавшийся бесконечным. У самых известных экспонатов – громадной головы Афины, бюстов некоторых римских императоров – Анна останавливала группу, чтобы рассказать подробности. Ровный голос гида в наушнике совершенно не мешал, и Макс, позабыв об Инге, переходил от статуи к статуе, мельком взглядывая на таблички, оценивая мастерство скульптора и качество материала. Хороший мрамор добывают в Италии, прекраснейший, один из лучших. Мягкое освещение рождало на камне смазанные блики, прохладные даже на вид. Когда-то эти статуи украшали дворцы, парки и сады, слушали журчание фонтанов, и именно на воле выполняли свое истинное предназначение. Сейчас произведения искусства лучше не выставлять на улицу. Придут варвары (с тех самых времен, как пал Рим, варвары всегда приходят), измажут благородные лица императоров жирной краской из баллончиков, поглумятся, отломят что-нибудь. Человечество в равной степени запрограммировано как на созидание, так и на уничтожение. Макс чувствовал этот баланс, идущий от самой природы. Обновление – конечно, варварство – нет. Когда время пускает по этому гладкому камню сеть трещин, когда упорные вьюнки растаскивают на мелкие кусочки то, что раньше было могучим и вроде несокрушимым, это считается приемлемым, более того – естественным. Когда приходит малолетний идиот с ломом и разносит произведение искусства – не потому, что оно помешало ему жить, а потому, что он просто не способен его понять! – это можно назвать как угодно, только не естественным. Человек не может считаться венцом природы, пока не осознает, как мало на самом деле от него зависит и как бесполезно приходить в ярость по этому поводу.

Инга тронула задумавшегося Макса за рукав:

– Тебе так понравился Октавиан Август?

– Он был просветителем в хаосе междоусобных войн. Почему бы ему не нравиться мне?

– Я имею в виду статую.

– Очень хорошая статуя. Классика скульптурного портрета.

– Идем, мы отстали.

И правда, голос Анны в наушнике был уже еле слышен.

Через музеи перешли в Папский дворец, где Макс едва не застрял намертво в Галерее географических карт. Более сорока изображений бывших владений Католической церкви и важнейших регионов Италии в эпоху папы Григория XIII на стенах галереи сочетали в себе изумительные детали и хорошо сохранили цвет; на расписном потолке апостолы свершали святые деяния, пейзажи цвели, сцены из Ветхого Завета перемежались с арабесками. Анна рассказывала об истории росписей, Макс молчал.

Он давным-давно позабыл, что такое экскурсия. По миру Макс сначала ездил с родителями, потом, когда его отправили в Оксфорд, – со студенческими группами. Но к тому времени его стремление к одиночеству оказалось настолько сильным, что общение со сверстниками ограничивалось принципиальной необходимостью, и только. Умом Макс осознавал: нужно строить связи – и он выстраивал их с тщательностью, достойной… да хотя бы каменного Октавиана. С оксфордских времен у Макса не осталось друзей, зато осталась целая плеяда ценных знакомых. В Англии он изучал историю искусств, а высшее архитектурное получал уже в Москве, заочно.

Конечно, Максим бывал на экскурсиях в Лондоне, в нескольких английских замках; он специально ходил посмотреть на крупные достопримечательности, оказываясь в определенных городах мира. Этого требовало ясное, четкое осознание: образование должно быть настолько полным, насколько ты можешь себе позволить. Потом Макс обнаружил, что это не всегда так уж необходимо. Эпоха информационных технологий привнесла в жизнь невиданные возможности, и виртуальные туры по музеям, дворцам и улицам занимали не так много времени и не требовали усилий, кроме щелчков «мышкой». Таким образом можно было побывать фактически где угодно, и Макс отводил пару часов в неделю под освежение знаний и раскрытие нового. Он следил за новостями культуры. Он держал дома огромную коллекцию богато иллюстрированных книг: биографии и наследие художников, скульпторов и, разумеется, архитекторов. Он ходил на значимые театральные премьеры, снисходительно относился к опере и не понимал мюзикла, и считал, что этого вполне достаточно. Он в курсе происходящих событий, не так ли? Есть много дел, которые следует сделать, и в расписании не место праздным прогулкам по музеям.

Но вот – Ватикан, овеянный святою славой, бесконечные ряды мраморных голов и поражающие яркостью и сочностью краски старинных фресок, и почему-то это смотрится лучше, чем на мониторе. Хотя компьютеры у Макса везде стояли громадные, с надкушенным яблочком на благородно поблескивающем серебристом заду.

А впечатление… не то.

Из музейного света вышли снова в дневной; солнце поднялось выше и припекало уже сильно. Во дворе, куда Анна вывела группу, торчал металлический шар, похожий на инопланетный глобус, росли розовые кусты, и Макс отошел от них подальше. Еще не хватало…

– Класс! – Веснушчатый Кирилл, наказание господне, вывинтился из толпы и зачем-то прибился к Максу. Тот подумал: не откроется ли у него после этой поездки еще и аллергия на детей?.. – Мама говорила, что здесь круто, а я не думал, что так круто!

Выражаться на его языке Макс не умел, потому сказал на своем:

– Что тебе больше всего понравилось?

– Ну, пока не знаю. Дядьки со змеями.

– Лаокоон с сыновьями? – уточнил Макс.

– Наверно. Я не запомнил, как их зовут. Они победили змей?

– Гм. – Вести светскую беседу по всем правилам с этим взъерошенным мальчишкой оказалось затруднительно. Может быть, именно это и имела в виду Инга, когда говорила об ассортименте и коммуникациях. Скорее всего. – Мне печально тебе это рассказывать, но такова история. По одной из версий, змеи уничтожили их всех, либо задушив, либо проглотив, по другой – только сыновей, а Лаокоон должен был вечно оплакивать погибших детей.

– А… а почему? Ну, чего они такого сделали? Убили кого-нибудь? Они террористы?

– Гм, – снова сказал Макс. Внезапно это стало его забавлять. – Ты слышал про Троянского коня?

– Про вирус, что ли?

– Нет, про деревянную скульптуру, которую хитроумные ахейцы соорудили, чтобы покорить неприступную Трою.

– А-а. Нам на истории рассказывали, и я кино смотрел. Такая большая деревянная лошадь. – Кирилл руками изобразил, какая именно.

– Вот именно, большая деревянная лошадь… на колесиках. Ахейцы отчаялись взять город штурмом и решили взять его хитростью. Для этого они построили Троянского коня, где укрылись лучшие воины, затем оставили его на берегу и сделали вид, будто уплывают. Троянцы, гм, любили чужое добро и решили, что конь не должен пропадать. А Лаокоон был жрецом, жившим в Трое. Он предостерегал сограждан, чтобы они не поддавались на хитрость и не привозили скульптуру в город, но троянцы его не послушались. И ночью ахейские воины выбрались из тайника и открыли ворота в город. Троя пала.

– А змеи?

– Ахейцам покровительствовали греческие боги. Они разгневались на Лаокоона за то, что он пытался предупредить троянцев, и отправили волшебных змей… причинить ущерб.

– Но он же не сделал ничего плохого и пытался всех защитить!

– Вот именно. Чужие боги бывают очень мстительными.

Кирилл подумал немного и заявил:

– Это несправедливо.

– В мире мало справедливости. В основном – выгода.

– Макс, ты преувеличиваешь, – сказала Инга, которая, оказывается, стояла рядом и слушала. – Справедливость есть, и она часто побеждает. Не слушай его, Кирилл.