Текст книги "Головная боль генерала Калугина, или Слава для Славы"

Развернулась на месте, отправилась в сторону уборных, чувствуя между лопатками пронзительный взгляд, который буквально прожигал насквозь.

Глава 5

Университет Слава окончила с красным дипломом, иначе быть не могло. Уж такая она уродилась – способная, схватывала материал по щелчку пальцев, спортивная. Работу же найти не могла. Вернее работы, любой, в том числе высокооплачиваемой, было много, а той, что интересовало Славу – нет.

Ей даже предложили должность редактора на одном из центральных каналов в передаче, посвящённой здоровью подрастающего поколения со знаменитым ведущим – педиатром, регалии и заслуги которого не поместились бы в титры. С ума сойти, насколько подходящее предложение для дипломированного военного журналиста!

И это ей – Владиславе Калугиной, которая в педиатрии понимала чуть меньше, чем ничего, а от вида скачущей малышни впадала в реальный ступор.

Никаких сомнений, кто подсуетился, у Славы не было. Только ей подобная «щедрость» претила от всей души. Спасибо великодушно, справится сама. Руки, ноги, главное – светлая голова имелись. Отцу нужно носиться на побегушках у светила педиатрии, пусть носится. Слава обойдётся.

Летом Слава путешествовала, наслаждаясь беззаботной жизнью после сложных лет учёбы. Три недели провела в Приэльбрусье, сначала с одной компанией, потом поднялась на Эльбрус с группой Бармалея. После зимнего, подъём показался прогулкой в Зарядье[2]2
  Зарядье – парк в Москве.


[Закрыть]. От скуки навестила Горный Алтай, обалдела от количества туристов, вернулась в раздражении домой. Перехватила денег у родной сестры Ляли, куда более сговорчивой и послушной дочери, и ранней осенью прошла треккинговой тропой Tour du Mont Blanc – вокруг Монблана. Альпы, Франция, Швейцария и Италия – красота!

Продолжала вести блог, в основном о путешествиях. Предпочла бы писать материалы по профессии, но где взять такой материал. Оставались горы, пешие маршруты, роуп-джампинг[3]3
  Роуп-джампинг (от англ. rope jumping) – экстремальный вид спорта, прыжки с верёвкой с высокого объекта при помощи сложной системы амортизации из альпинистских.


[Закрыть], боевые единоборства.

Зимой перебивалась на фрилансе. Финансовую помощь от отца не принимала принципиально, тем более после того, как тот перекрыл ей все пути трудоустройства по полученной специальности. Думал, пропадёт Слава, придёт на поклон, найдёт «нормальную работу», будет бегать по коридорам телестудии с папкой в руках, заглядывать в глаза именитому ведущему, вилять хвостом перед его регалиями? Или того хуже – замуж выйдет или хотя бы постоянным мужчиной обзаведётся, отношения строить начнёт? Сейчас!

Весной Слава узнала по своим каналам, что можно попасть на военную базу, написать репортаж для небольшого, набирающего обороты издания. Через знакомых, правдами и неправдами, добилась разрешения составить компанию сестре, которая вздумала направиться в проблемный регион с гуманитарной миссией от фонда «Надежда», которой руководили Калугины.

Слава Лялю поддерживала. Идейно она была за благотворительность, тем более фонд существовал больше пяти лет, зарекомендовал себя с лучшей стороны. Однако иллюзий не питала.

Куцей телогрейкой душу не согреешь. Чтобы остановить то, что происходит в регионе, необходимо было показать людям правду. Такой, какая она есть. Без прикрас, осуждения, выказывания своей позиции, угождения любой из сторон конфликта, а сторон этих было насчитано. Журналисты не имеют права молчать. Общественность должна быть в курсе происходящего.

Мечты о раскрытии глаз общественному мнению и журналистских лаврах длились недолго. Отец и здесь протянул руку. Приставил «телохранителя» к сёстрам, что, в общем-то, было ожидаемо. Ужас состоял в том, кто был этим «телохранителем».

Андронов Вячеслав Павлович, собственной лизоблюдной персоной. Просто наказание какое-то. Рок!

На погонах всё ещё красовались звёзды майора. Не помогло подмахивание генералу, не сложилось, не срослось. Решился на ещё один заход. Отлично, просто шикарно! Хотелось рвать и метать, матом визжать хотелось.

Славу едва не вывернуло, едва она увидела отутюженного майора, гладенького, аккуратненького, такого приторно сладкого, с модельной стрижкой по уставу, в начищенной до лакированного блеска обуви, выбритого до гладкости байкальского льда, не меньше.

Феномен какой-то, честное слово. Она видела, как немногочисленные женщины, попадающиеся на военном аэродроме и базе, глазеют на Андронова, строят ему глазки, у неё он не вызывал ничего, кроме откровенного неприятия. Даже внешне, если убрать за скобки лизоблюдство и подхалимаж Калугиным, был противен.

Объективно Андронов интересный мужчина, пусть не во вкусе Славы. В её вкусе мужчин в принципе не существовало. Не встречалось и быть не могло.

Может быть, лет через семьдесят она выйдет замуж за крепкого дедка, чтобы он носил из магазина картофель и вино, но искренне надеялась, что к тому времени с этой функцией отлично будут справляться роботы-доставщики.

Пока же мужчине места в жизни Славы не было. Не было ни единой, даже гипотетической возможности, что какая-то особь противоположного пола заинтересует её.

Вячеслав же Павлович, несмотря на острую неприязнь к нему, почему-то задерживал на себе взгляд, что нервировало ещё сильнее, чем его начищенный до глянца внешний облик. На параде более расхлябанные военнослужащие, чем Андронов в повседневной жизни. Иногда казалось, если провести по нему пальцем, раздастся скрип.

Про себя Слава сравнивала Вячеслава Павловича с каким-нибудь опасным, тем и привлекательным гадом из отряда пресмыкающихся. Согласитесь, завораживающее зрелище, когда чешуйчатая кожа блестит на солнце, а пружинистое, сильное тело двигается поистине грациозно. Только гад от этого не перестаёт быть гадом, а значит, любой здравомыслящий человек будет держаться от него подальше.

Слава бы с радостью держалась как можно дальше от майора, а вот у него, вернее у отца, перед которым тот выслуживался, явно был другой план. Вячеслав Павлович не спускал глаз со Славы, неотступно находился рядом, прожигал взглядом, от которого становилось не по себе.

Точно такой же взгляд она чувствовала в базовом лагере. И как бы не отбрыкивалась Слава, не ершилась в собственных глазах, ей не нравилось, когда мужчина смотрит на неё так… как на существо второго сорта, недочеловека, на… шлюху. Тем более – Вячеслав Павлович смотрит.

Почему? Она сама не понимала, задумываться не собиралась. Чем меньше в её мыслях Лизоблюда Павловича, тем лучше.

Неугомонная натура Славы потребовала действий, как только сёстры ступили на взлётно-посадочное поле военной базы, вдохнули разгорячённый воздух пустыни, раскинувшейся за бетонными стенами. О чём, в самом деле, она могла здесь написать? О личном военнослужащих нельзя – запрет. О военных операциях – тем более. Оставалась судьба прибившегося кота, осторожно про быт или меню столовой. Обалдеть, как актуально, главное – неизбито…

Сбежать с базы оказалось легко, это только человеку, не знакомому с системой, кажется, что у служивых дисциплина, учёт и контроль. Для Славы – росшей среди военных, в детстве и юности бывшей хвостиком старших братьев, кружащейся среди друзей отца, проучившейся в военном университете, – лазейки, хитрости, пресловутый человеческий фактор были как на ладони.

Она честно хотела добраться до лагеря беженцев, поговорить с военными, прожить с ними пару дней бок о бок, увидеть то, что возможно другие корреспонденты не видели или видели не под тем углом. Честно считала, что сопровождение гуманитарного груза – миссия, пусть и непростая, но точно не смертельно опасная.

Всего лишь груз, всего лишь дорога, пересекающая пустыню, всего лишь позиционные бои где-то вдалеке.

Иначе бы никогда не взяла с собой Лялю. Ни за что! Улизнула бы сама, вывернулась, выкрутилась, но сестру не подставила. Не рождена Ляля для подобного экстрима, не нужно ей ничего подобного.

Говорят, трудности закаляют. Глупости говорят. Трудности закаляют смелых, слабых – ломают. Ляля была сильной по своему, её в доменную печь для переплавки отправлять не нужно. Из другого материала сделана.

Бой начался внезапно. В буквальном смысле разверзлись небеса, земля перевернулась, раздался оглушительный грохот, пугающая трещотка автоматных очередей, крики, вопли, хрипы, смешанные с красной пылью, поднявшейся непроглядным столбом.

Испугаться Слава не успела. Единственное, что сообразила – упасть, прикрыв голову руками. Отыскала глазами берцы маленького размера – точно Лялины, – торчащие из-под колеса внедорожника, и ловко поползла в её сторону.

О себе совершенно не думала. С ней-то что станется? Слава ясно осознавала, что во внешнем хаосе боя она в относительной безопасности. Понимала, что бой – это наука, как и выживание в бою. Гоняли их в университете не на шутку, преподаватель на полигоне считался настоящем зверем, казалось, он испытывает физическую радость, заставляя девочек падать, группироваться, бежать, ползти. Оказалось, человек знал, что делал. А вот на что способна психика совершенно неподготовленной Ляли – вопрос открытый.

Почти добралась, как, отвлёкшись на долю секунды, потеряла сестру из вида. Вот она пряталась за колесом внедорожника, сжавшаяся в напряжённый, перепуганный комочек, а вот – пропала. Накатившую панику мгновенно развеял вид на знакомую обувь перед глазами. Просто чёртово чудо. Берцы пустынной расцветки, среди пустынной пыли, стоящей столбом, начищенные до скрипучего блеска…

Способность майора выглядеть сверкающим пятаком нужно на ВДНХ демонстрировать! Или в цирке.

Если Ляли нет, а майор здесь – значит, это он утащил сестру. Неважно куда, важно, что наверняка в более безопасное место.

В моменты опасности способность трезво мыслить отделялась от Славы и начинала жить своей жизнью. Отметала лишние эмоции, обиды, напускную или реальную неприязнь – всё, что мешало анализировать, понимать происходящее. Слава видела суть вещей, смотрела сразу в корень и делала правильные выводы.

В единое, промелькнувшее молнией мгновение, Слава осознала, что в военную точку, даже если возможность попасть под обстрел равнялась жалкой тысячной доли процента, отец с неподготовленным человеком сестёр бы не отправил.

Значит, Андронов знал, что делал, делает и будет делать. Значит, если не Слава, то Ляля точно окажется в безопасности.

Каким-то до дрожи знакомым жестом Андронов дёрнул на себя Славу. Флешбеком, среди жары, пустынной пыли, забившейся в рот и нос, пронеслось воспоминание о пронизывающей стуже, шквальном ветре и горняшке, так некстати накатившей за несколько метров до вершины.

Слава рефлекторно скосила взгляд на звук автоматной очереди, раздавшейся совсем рядом. Вздыбился от пуль утрамбованный годами песок. Они входили в мякоть пустыни, как в масло. Раздался отборнейший мат, на Славу свалился служивый, в светло-голубых, прозрачных глазах застыло детское недоумение. Сухие губы скривились от боли, нос картошкой дёрнулся.

Миха… Парень, который ехал с ними с сестрой. Совсем простой, незатейливый, говорящий с заметным диалектом, не обременённый высоким интеллектом. Эдакая соль земли, без которой никак и никуда таким Славам, Лялям, их отцу.

– Миха! – крикнула Слава, отмахнулась от Вячеслава Павловича, у которого точно не стояла задача спасать рядовых солдат.

Его задание – Владислава и Валерия Калугины. Их безопасность и благополучие.

Слава ловко перекатилась, вывернулась из стального захвата майора, подлетела к Михе, схватила его, на ходу оценивая ущерб – уж как могла. Нога неестественно вывернута, на бедре быстро увеличивающееся пятно крови, по кисти руки стекает кровь. Голова цела, грудная клетка скорей всего тоже, есть шанс, что внутренние органы не задеты, но быстрая кровопотеря сильно пугала.

– Хватай так, – раздался приказ над ухом Славы. – На счёт два, – распорядился он, поняв, что бросать Миху Слава не собирается.

Даже если она погибнет, если попадёт в плен из-за своего решения – да и насрать. Из-за дочери генерала Калугина перекопают эту сраную пустыню, сравняют с землёй регион, а судьбу рядового запросто спишут на планируемые потери. Но хрен там ночевал, господа служивые, хрен там ночевал. Слава своего не бросит, рядом будет, пока сама дышит. Потому что она такая…

Уж какая уродилась, такой и жить на свете. Или умирать.

До стоявшего невдалеке внедорожника добрались быстро. Слава сама не поняла, откуда у неё взялись силы. Адреналин шпарил по венам, опережая круги кровообращения, насыщая кровь до краёв, проникая в каждый сосуд, клетку, ядро.

Она не чувствовала ни страха, ни усталости, ни ужаса, лишь запредельный, нездоровый драйв, от которого наверняка будет отходить тяжелее, чем от пресловутой горняшки. Но прямо сейчас адреналин помогал действовать, мгновенно выполнять короткие указания Андронова, соображать удивительно ясно.

Слава запомнила всё в мельчайших подробностях, от лица чернобрового лейтенанта, говорящего с Михой за секунды до нападения, до модели и номера внедорожника, в котором их с сестрой увозил Андронов.

Направление дороги, пыль столбом, автомобиль, который мчался им навстречу, чтобы отбить от боевиков, почуявших добычу. Поняла расположение позиций, где оказались. Внутренний компас у Славы, как у любого походника, работал безошибочно. Ориентация на местности и в пространстве была вшита на подкорку. Она даже безошибочно определила название остатков населённого пункта, куда их привезли. Смотрела карту местности перед тем, как отправиться в пункт.

Сразу запомнила немного удивлённые, взбудораженные лица военных. В память прочно врезались имена, звания, особенности внешности.

Мозг Славы работал в те часы на какой-то беспредельной скорости, с беспрецедентной чёткостью. Семейная особенность, можно сказать породная, результат селекции не одного поколения военнослужащих.

А потом, ближе к ночи, когда события дня промелькнули вспышками, навсегда засев в воспоминания, на Славу накатило…

Глава 6

Адреналин упал так же стремительно, как и поднялся. До самого вечера Слава бодрилась, словно всё ей нипочём, к тому же, не давала расслабиться отчаянно перепуганная сестра.

Та крепилась, насколько могла. На самом деле Ляля не настолько слабая и безвольная, как казалось окружающим – это Слава знала наверняка, – но гораздо менее стрессоустойчивая, в отличие от всего клана Калугиных.

Славе приходилось держать лицо, как-то подбадривать Лялю, получалось откровенно плохо. Не умела Слава в психологию. Из поддержки могла дружески похлопать по плечу, дескать, держись, братан, выпить крепкого за компанию, обматерить живительным, приободряющим словом. Всё это мимо, если речь о сестре.

Ночью проснулась от тремора во всём теле. Не было холодно, жарко тоже не было, Славку просто колотило, словно у неё болезнь Паркинсона или что-то подобное – не сильна она была в медицине. Зуб не попадал на зуб, при попытке перевернуться на бок прикусила язык, настолько дрожала челюсть.

С трудом сползла с верхней полки, посмотрела на Лялю, свернувшуюся в позе эмбриона, закутавшись в спальный мешок до самого носа, крепко спящую. Вышла из тесной комнатушки, стараясь не шуршать занавеской из полиэстера.

Идти было некуда, несколько крохотных помещений, включая «столовую» и спальню личного состава. Распахнутая дверь на улицу манила свежим воздухом. Выйти – нарушить приказ командира. Не выйти – свалиться прямо здесь, корчась от необъяснимой дрожи во всём теле. Да и какое отношение имеет командир к ней, гражданской? Что он ей сделает, по большому счёту?

Слава решительно двинулась на свежий воздух. Как решительно?.. Насколько позволяли трясущиеся, как при церебральном параличе ноги и колотящееся сердце, которое буквально прорывало грудную клетку. Слава была уверена, загляни она под футболку – и вот оно, сердце.

Ночь на улице ударила свежим, едва прохладным воздухом, вернее влажным. И эта влажность среди пустыни, тянущаяся с моря, ощущалась как стылость. Слава постояла у двери, сделала пару шагов вдоль траншеи, стараясь вдыхать и выдыхать, вдыхать и выдыхать, вдыхать и…

Первый вдох, второй, третий…

На третьем опустилась на колени, обхватила голову руками и свалилась кульком на землю, наблюдая, как елозят её босые ноги по утрамбованному до состояния асфальта песку.

– Э, ты чо тут? – услышала она взволнованный мужской голос. – Ранили, что ли… – растерянно пробормотал кто-то.

В голосе говорящего отчётливо слышалось неверие. Ранили прямо здесь, на позициях, среди затишья? Всякое бывает, конечно, но…

Благодаря огромному усилию, Славе удалось сфокусировать взгляд на присевшем на корточки мужчине, вернее парне, не старше двадцати шести лет. Платон, точно, его зовут Платон.

– Давай-ка, поднимайся, в больничку тебя оттащим, – проговорил он, поднимая Славу, как мешок картошки. – Дарья сейчас мигом разберётся… Анатолий Юрьевич там…

– Что тут? – раздался ещё один голос, его Слава узнала сразу.

Виктор, он же Гусь. Тот самый парень, который когда-то выволок её, пьяную, готовую найти приключения себя на половые органы, из ночного клуба, и с которым неплохо впоследствии поладили. Можно сказать, друганами стали.

Разделял бы Гусь увлечения Славы – цены бы ему не было, как другу. Но тот увлекался женщинами, преимущественно красотками, молодыми и свободными, и на каком-нибудь Эльбрусе его бы интересовал исключительно цвет трусов участниц группы, а не восхождение.

– Да вот, – Платон потряс Славой, которая лишь икнула в ответ.

– Ты чего, Славк? – Гусь перехватил Славу из рук Платона, поставил на дрожащие ноги, обхватил ладонями плечи, легонько тряхнул. – Ну, ты чего, Чебурашка? Ты же, как та ворона из анекдота – смелая, – гоготнул над своей шуткой.

– Может, сахар у неё упал или поднялся? – озабочено накидывал варианты Платон, видимо, понимающий в медицине ещё меньше Славы. – Давление там, остеопороз, недостаток витамина дэ? От него, говорят, рахит бывает.

– Недостаток мозгов у тебя, – прохрипела Славка, недобро зыркнув одним глазом.

– Да перетрухала малёха девчонка, чего непонятного? – примирительно проговорил Гусь. – Майор сказал, она на себе трёхсотого вытащила, считай на одном адреналине. Себя-то вспомни после первого боя. Выпить бы ей… Славка, пить будешь?

– С ума сошёл? – хохотнул Платон.

– У меня в рюкзаке, внизу, коньяк припрятан, принеси. Тихо только, чтоб никто ни-ни, а то кабздец нам всем, – ответил Гусь, придерживая трясущуюся Славу.

Платон с готовностью кивнул, скрылся за дверью в блиндаж. Гусь поднял Славу на руки, уселся на землю, облокотившись на стену из песка, усадил сверху напряжённое донельзя девичье тело, похлопал шершавой ладонью по лицу.

– Давай, Чебурашка, приходи в себя. Вот уж не думал, что встретимся в таком месте. Не, так-то понятно, чем глубже глубина глубин, тем сильнее тебя тянет, но всё равно удивительное дело.

– Сам-то что здесь делаешь? – немного приходя в себя, прохрипела Слава.

– Девчонку симпатичную тискаю, не видишь что ли? – засмеялся Гусь вполголоса, пройдясь пальцами по рёбрам Славы.

– Ой, дурак! – фыркнула Слава, толкнув локтём в живот, который в то же мгновение напрягся до каменного.

Вот это пресс, Славе бы такой…

Вернулся Платон, рядом с ним материализовался Роман, вытащил из кармана тушенку, открыл, сразу же послышался звук открывания бутылочной пробки.

– Пей, зелёная вся, – проговорил Гусь, подставляя к губам Славы горлышко с мерзким, вонючим, ещё и тёплым коньяком – отвратительная смесь, худшее, что можно придумать. – С боевым крещением! – провозгласил он, нажал на щёки Славы, заставляя сделать два больших глотка.

Через час Славу окончательно отпустило. Тушёнка была почти доедена, коньяк допит. В поедании мяса парни принимали скромное участие, на коньяк лишь поглядывали голодными глазами.

Во-первых, по хорошему, здесь одной девчонке не хватит напиться, не то что трём мужицким глоткам, во-вторых, увидит командир Дудко – не отмажешься никакими силами, чудо не поможет. Спиртное на позициях под строжайшим запретом. Все, кто провозил и палился, попадали на нехилые наказания, случалось неуставные.

Чуть позже начало развозить. Сильно. Она глупо хихикала, рассказывала про свои приключения. Парни – Платон и Роман, – слушали, открыв рот, кажется, не веря, что такая сопля – бараньего веса нет, – в горы ходит, палатку на себе тащит, с тарзанкой прыгает с высоты двести метров, с парашютом пробовала, дайвинг – родная стихия. В общем, пострел везде поспел, ещё и Миху вытащила из-под пуль. Уникум какой-то, а не девчонка, или врёт, но красиво врёт, умеючи. Симпатичная к тому же…

Слава не заметила, как оказалась зажата между Платоном и Романом, которые наперебой сыпали шутками, становящимися всё скабрезней и скабрезней с каждым словом. Уловить момент, когда хрупкий лёд под ногами разломится, и дружеские посиделки перерастут в обязывающий флирт, она не могла, не было такого опыта.

Бармалей однажды сказал, что для того, чтобы Славка поняла, что мужик к ней подкатывает, ей нужно услышать чёткое, максимально внятное заявление, без намёка на разночтение. Вот и сейчас момент, когда Платон подвинулся слишком близко, она упустила. Алкоголь в крови мешал сосредоточиться.

Всё было отлично. Коньяк действительно помог расслабиться лучше любой микстуры, которую бы дали в медсанчасти. Тремор прошёл окончательно, Слава снова дышала полной грудью. Яд, преобразовавшийся из вспышек адреналина, смешался со спиртными парами и начал испаряться. Её не скручивало и не ломало, не трясло как в лихорадке.

Да, внутри засел холодок бесконечного страха за сестру, чувство вины за гибель лейтенанта, но физически Слава чувствовала себя здоровой – а это уже победа над собой. Внутренние переживания она хорошенько утрамбует, затопчет поглубже, скрепит печатью из сургуча и перестанет терзаться. Хотя бы попытается.

В какой момент Слава вдруг оказалась распластанной вдоль тела Платона, она не поняла.

– Ну, норм, – услышала, словно сквозь толстый слой ваты, комментарий Романа.

– Пошёл в жопу, – буркнула Слава, не понимая, что происходит.

– Изотов, шёл бы спать, – чётко проговорил Гусь, оттаскивая Славу от Платона. – Девчонка в сракатень. Не видно, что ли? Завтра самому противно будет.

– То завтра, – недовольно протянул Платон, которому только что сломали планы на быстрый перепихон.

– Вали! – повторил Гусь. – Когда же ты пить научишься, Чебурашка? – поставил он на ноги Славу. – Вроде опытная дама, походы, все дела. И вечно одна и та же история. Наступила на крышечку от кефира – и в ноль, – продолжал он посмеиваться. – Всё, расходимся, мужики. Серьёзно, Изотов, – посмотрел на Платона. – Мне здесь ловить нечего, я умываю руки, дело ваше сугубо личное, но давай как-то на трезвую голову… У тебя жена дома, придётся потом в глаза ей смотреть, врать, выкручиваться. А если узнает? Несколько минут кайфа стоят того?

– Не стоят… – буркнул Платон. – Вот же сука! – подвёл он итог и направился в блиндаж.

Роман затянулся, посмотрел на небо, выдохнул колечками, думая о чём-то своём. Гусь продолжал придерживать Славу, в ожидании, когда она придёт в себя, в этот раз от алкоголя.

– Стихийное бедствие, – вздохнул он по-доброму. – На Эльбрус-то свой забралась зимой?

– Забралась, – все трое обернулись на поставленный голос майора Андронова.

Роман вытянулся по струнке, предварительно спешно выбросив сигарету, судорожно одёрнул одежду, оправился. Гусь не двинулся, лишь перехватил покрепче Славу, которую покачивало из стороны в сторону.

– Что здесь происходит? – впился он глазами в Славу, прожигая насквозь, аж помыться захотелось, настолько красноречивым был взгляд.

– Ладно тебе, майор, – примирительно проговорил Гусь, нарушая субординацию. – Перебрала немного девочка, натерпелась сегодня страха, понимать должен. Поскребли по сусекам, помогли снять стресс. Слава уже идёт спать. Иди, Чебурашка… – подтолкнул он Славу.

– С хера ли баня сгорела? – возмутилась Слава, уставившись на майора. – Я сама решу, когда мне спать. И с кем! – добавила она.

Услышала за спиной свист Гуся, потом нервный смех и предложение отправиться в постель подобру-поздорову.

– Не указывай мне! – развернувшись, заявила Слава.

Такая злость её взяла, такое отчаяние, такие эмоции нахлынули, что сдерживаться стало невозможно. Минуту назад они стояли втроём, смотрели на небо, каждый думал о своём. Слава почти приняла ту реальность, в которой она виновата в гибели человека и в ужасе, который пережила сестра. И вдруг появился этот… блюститель порядка. Испортил атмосферу одним своим видом.

– Капитан, – Андронов приподнял бровь, давай понять, что тому следует исчезнуть с глаз долой, вместе с Романом, естественно.

С ними завтра будет иметь дело непосредственный командир, полковник Дудко.

Гусь чертыхнулся одними губами, однако, развернулся и скрылся из вида, нырнув в низкую дверь блиндажа.

– Владислава, я просил не провоцировать бойцов… – начал Андронов, прожигая взглядом Славу, смешивая с отходами жизнедеятельности. – Неужели настолько трудно держать себя в руках? – почти прошипел он. – Это для твоей же безопасности.

– И роста твоих звёзд, – усмехнулась Слава, прямо посмотрев на майора.

Он что же, думает, она молчать станет? Сейчас! В сказку он попал! Ага, на Настеньку из «Морозко» нарвался!

– Что? – вылупилась Слава на Андронова. – Боишься, обесчестят дочку генерала, и плакало звание полковника? Не боись, майор, всё обесчещено до вас, – криво усмехнулась она, вздёрнув нос. – Скажу отцу, что ты был хорошим мальчиком, – хмыкнула под нос. – Не пропадать же завидному служебному радению. Родина пропадёт без такого-то офицера…

– Не говори то, о чём впоследствии пожалеешь, – спокойно заметил Андронов.

– Блин, и что ты мне сделаешь? – фыркнула Слава. – Правильно. Ничего!

Развернулась на месте, покачнулась, сделала шаг в сторону блиндажа, споткнулась буквально на ровном месте, запутавшись в ногах, растянулась, упав плашмя. Хорошо, что успела кое-как сгруппироваться, но лбом всё же впечаталась в утрамбованный песок, подняв облако пыли.

Попыталась подняться, встала на четвереньки, покачнулась ещё раз, в глазах плыло, чёртова крышечка из-под кефира… Почувствовала, как сильные мужские руки поднимают её, проносят несколько метров, ставят возле деревянных ящиков, рядом с насыпью песка. Нос щипало от накатывающих слёз, которые помимо воли брызнули из глаз.

Больно и обидно потому что. Обидно и больно, и вообще… Лизоблюд этот Павлович, о чести её пекущийся. О своей пусть думает!

Андронов одной рукой перехватил Славу, другой набрал из неизвестно каким чудом оказавшегося здесь умывальника а-ля «дачный с пимпочкой» воды в жменю, умыл девичье лицо, зажал пальцами нос, вынудив высморкаться.

Вот же чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт!

– Что ж ты такая бестолковая, Слава? – проговорил Андронов, второй раз хлюпая ей в лицо тёплой жидкостью. – Семья у тебя замечательная. Сестрёнка, смотри, какая хорошая – послушная, вежливая, добрая, понятливая, на девушку похожа, а не на беспризорника. Чего тебе не хватает, дурында? – с этими словами третья жменя воды полетела в лицо Славы.

– Ну, так катись к этой послушной, вежливой и доброй, – попыталась вывернуться Слава. – Чего здесь-то, со мной торчишь?

– Сама же сказала, за звание полковника стараюсь. Оставь тебя на минуту, устроишь локальный армагеддон, и плакало моё повышение.

– Мыши плакали, кололись, но продолжали жрать кактус, – огрызнулась Слава, отплёвываясь от воды, попавшей в рот, потому что молча сносить «водные процедуры» она не могла себе позволить. Не в случае с Андроновым.

– Вижу цель, верю в себя и не замечаю препятствий, – ответил Вячеслав Павлович, со смешком оглядывая Славу с головы до ног.

Футболка цвета хаки с растёкшимся от воды пятном на груди. Неудачно сидящие камуфляжные штаны – зато удобные и не убиваемые. Берцы пустынной расцветки. Наручные часы в стальном нержавеющем корпусе, водонепроницаемые, армейские – брат подарил. На кожаном шнурке кулон в виде вязаного мишки, на правой руке нитяные браслеты с такими же медведями.

Чего? Нравятся ей вязаные медвежата. Нравятся! Имеет право! Они ми-и-и-илые, в отличие от Вячеслава Павловича.

Смеётся он ещё… Ах ты… да чтоб тебя… Кактусожор недобитый!