Текст книги "Реалистическая комедия. Сборник историй психолога"

Случай в пансионате. (Конец)

Ольга

Дочь гостила у Стаса три дня. Когда я поняла, что она уехала, – постучалась к Стасу в номер. Он открыл и сообщил, что уезжает. Мы обменялись телефонами. Как хорошо, что он живет в Питере! Я часто бываю там у дочери. Можно будет вообще перебраться к Стасу.

Вернувшись в Москву, я принялась ждать звонка своего Стасика. Понятно, что пока я была в пансионате, он не хотел нарушать мой отдых и не звонил.

Набрала ему сама. Абонент был недоступен. Кто знает этих военных?! Может быть, он на секретном задании…

Стасик все не звонит. Возможно, он потерял телефон со всеми контактами и мучается, не зная, как меня найти. Ничего! Тем желаннее я для него стану, и тем больше он обрадуется, когда в его квартире раздастся звонок, и на пороге он увидит меня. Я раздобыла его адрес! Моя подруга, узнав о моей судьбоносной встрече, тоже поехала в этот счастливый пансионат. Там она каким-то чудом выпросила адрес Стаса у администрации. Стасик, солнышко, я лечу к тебе!

Стас

Весь отпуск чуть не пошел насмарку. Привязалась какая-то дура в возрасте. Не успела приехать – и прямо ко мне за стол плюхнулась. Васька с Генкой до сих пор подкалывают: «Скоро ли свадьба?». Смешно им! Я человек воспитанный, не мог же прямо сказать ей: «Отвали!». Даже как-то коньяку с ней в номере распил.

Особенный шок я испытал на балконе, когда увидел эту бабушку в рюшечках. Хорошо, что с Лилькой познакомился. Она здорово три последних дня скрасила. Так эта неадекватная из соседнего номера, только Лилька за порог, – приперлась. Телефон свой навязала, я ей продиктовал какой-то, «от балды». И чего таких ненормальных в пансионаты пускают?!

Ржавый гвоздь из 90-ых

Исповедоваться я тут не собираюсь. Да, в 90-ые я бандитствовал. Было мне тогда 23 года, а сейчас 45. Так что, как говориться, за давностью лет…

Да и не буду я об этом рассказывать. А вот об одном эпизоде расскажу. Вернее – об одной встрече, воспоминание о которой до сих пор сидит во мне ржавым гвоздем. Может быть, расскажу и легче станет…

Нет, это не про погони и перестрелки. Это другое. Сейчас сами все поймете.

Поделили мы с братвой территорию, и достался нам один магазинчик, в числе прочих. Пришли мы туда себя обозначить и с комерса получить. Владелицей магазина оказалась женщина лет 35—37-ми. Это сейчас такие дамы мне молодыми кажутся, а тогда, для 23-летнего пацана – ну тетки и тетки. Эту женщину теткой назвать было никак нельзя. Таких я называл тогда – мадам.

Пришли мы втроем – я и двое почти что отморозков лет девятнадцати. Весь базар лежал на мне, а отморозки должны были делать свирепые лица и помалкивать.

С женщинами-комерсами мне еще дела иметь не приходилось, и я даже как-то растерялся. Другое дело – мужики, там все просто, а тут не знаешь как и разговаривать. Но наши старшие говорили, чтоб никаких поблажек бабам. Комерс есть комерс, по-любому должен крыше отстегивать.

Сам я из, что называется, хорошей семьи: москвич, в армии отслужил, спортом занимался. Как меня в «командиры звездочки» занесло – рассказывать долго, да и все это в фильме «Бригада» рассказано.

От неудобства я начал разговор нарочито резко: «Мадам, мы ваша крыша. Показывай бухгалтерию и без фокусов». Продавщицы вжались в стену, а хозяйка посмотрела на меня, не скрывая отвращения, как на таракана какого-то и сказала:

«Извольте, пройдите в кабинет. А вы читать-то умеете?».

«Стерва!» – подумал я и парировал: «Ага, особенно считать».

Бухгалтерские бумаги нужны были для того, чтобы определить сумму ежемесячных взносов с этой точки в наш бездонный карман. Требовать больше, чем комерс может платить – не резон. Так только идиоты делали. На фиг нам надо, чтобы точка закрылась? Одна закроется, другая, и не с кого будет получать.

Я посмотрел бумаги и сказал: «Выручка в среднем за месяц такая-то, расходы такие-то, значит чистая прибыль столько-то, и в месяц с вас причитается такая вот сумма». Дама посмотрела на меня с удивлением.

На ее лице читалось: «Надо же! Обезьяна, а разговаривает!».

«А если я откажусь от ваших услуг, вы меня застрелите?» – спросила она с явной издевкой. Это ж надо – услуг! Как будто я на работу пришел наниматься.

«В лес вывезем и посмотришь,» – сказал я как можно грубее от обиды и смятения. Нельзя было подать ни малейшего намека на свою растерянность. Отморозки хотя и считали меня командиром, но были похожи на уличных собак, которые уважают только силу, а чуть расслабишься или повернешься спиной – вцепятся и загрызут.

«В лес – это интересно, – сказала стерва и окинула меня презрительным взглядом, как партизанка полицая, – Но – нет». Как будто я ее на прогулку в лес пригласил.

Она достала из ящика названую мной сумму и сказала: «Берите!». В этом «берите» было много смыслов: и «подавитесь», и «на лечение», и «на инвалидную коляску тебе, бугай здоровый, ленивый, неотесанный».

Я взял деньги, кивнул свите и поспешил из магазина со словами: «Не прощаемся!». Ответом было холодное молчание и взгляд в спину, который я ощутил затылком, как пулю или стрелу.

Отморозки ржали, как кони: «Гы-гы-гы! Здорово ты ее!». Идиоты! Что – здорово? Вспомнились слова из песни: «А я ваш брат, я человек. Не признаете вы мое родство…", но не к отморозкам были эти слова, а к презирающей меня женщине. Хотелось вернуться, рассказать ей, что в школе я учился почти на отлично, что много читал, что неплохо знаю английский и люблю Моцарта. Что успел повоевать в горячей точке, что получил медаль за отвагу… и вообще, что я – не враг, что мы с ней одной крови!…

Больше я ее никогда не видел. Магазин закрылся. А впереди меня ждала целая жизнь…

Жених из Москвы. (Начало)

Анна Семеновна с утра пребывала в состоянии приятного возбуждения. Еще бы! В город прибыл потенциальный жених для ее, несколько перезрелой, дочери. Правда, сам жених о том, что он жених, не догадывался. Приехал он к своему армейскому другу Пашке, который приходился Анне Семеновне двоюродным племянником. Жених был хорош уже одним тем, что прибыл из самой Москвы. Кроме того, в свои 42 года он никогда еще не был женат. Дочери Анны Семеновны, Алине, исполнилось 26 лет, и она имела весомое достоинство – сохранившуюся девственность. Правда, такое достоинство хорошо в 18—20 лет, а в 26 имеет все основания перейти в разряд недостатков, о чем Анна Семеновна явно не догадывалась. Она носилась с девственностью дочери, как курица с яйцом, и о чем бы не заходила речь, всегда переводила разговор в такое русло, в котором было бы кстати упомянуть про непорочность ее дорогой Алинушки.

«Анна Семеновна, не найдется ли у вас луковицы?» – спрашивала соседка.

«Есть! Причем лук мне из деревни привезли, а там все экологически чистое, прямо как моя Алинушка. Не то, что в городе – ни одной девственницы!» – отвечала Анна Семеновна.

Племянник Паша обещал зайти с московским гостем вечерком на чай, и Анна Семеновна возлагала на этот визит большие надежды. А почему бы Пашкиному другу не захотеть жениться на ее Алинушке? Все мужчины за 40 молоденьких любят, а тут разница в возрасте аж 16 лет. Да еще невеста – девственница. В своей Москве он такую не найдет. Пашка рассказал, что другу давно жениться пора, и он хочет этого, и о детях мечтает, только не встретит никак девушку по себе. Хочет он породистую, из хорошей семьи, порядочную, красивую, хозяйственную, порядочную и непременно умную. Ну прямо один в один Алинушка!

«Кеша, вечером к тетушке моей заглянем на огонек?» – спросил Паша друга.

Кеша сразу понял, что знакомить его опять с кем-то будут. Дело в том, что все друзья Иннокентия пытались его женить и постоянно подсовывали невест. То ли они завидовали его свободе, так как сами давно имели семьи, то ли сам Кеша провоцировал их на эти поползновения. Происходило это всегда за распитием коньяка или виски. После пятой рюмки Кеша грустнел и пускался в «слюни-нюни» по поводу отсутствия в его жизни второй половинки и звонкого детского смеха.

На утро, просыпаясь с больной головой, он благодарил судьбу за то, что не слышно ничего звонкого и не видно недовольного лица какой-нибудь второй половинки, а можно просто махнуть пивка и продолжать безмятежно подремывать. Но эту часть его жизни никто не видел, поэтому у друзей складывалось впечатление, что Кеша страдает и жаждет стать мужем и отцом.

Вообще роль вечного жениха Кеше нравилась. Он чувствовал себя центром внимания. После очередного сватовства он, вальяжно развалясь в кресле в кафе или в гостях, говорил не без ироничной ухмылки: «Опять невесту вчера подсовывали. Не! Типичное не то! Больно глуповата». Или толстовата, или старовата. Невесты, по его мнению, до него не дотягивали и чаяниям его не соответствовали.

Анна Семеновна суетилась, накрывала на стол и продумывала тактику и стратегию вечера. И вот долгожданные гости появились на пороге.

Жених из Москвы. (Конец)

Гости вошли в прихожую. Иннокентий оказался симпатичным, и хотя они с Пашей были ровесники, выглядел московский гость гораздо моложе. И не удивительно: у Пашки жена, трое детей, забот полон рот. А Кеша живет в столице один в трешке, сам себе хозяин.

Алинушка к гостям не вышла. «Брось, мам, свои затеи! Уж который жених приходит, а толку никакого,» – сказала она матери. «Ладно, покочевряжится, да и выйдет, любопытно же станет,» – подумала Анна Семеновна и не взялась настаивать.

«Садитесь, ребятки, не стесняйтесь! Чем богаты! Вот самогоночка, из деревни привезли, натуральная, прямо как моя Алинушка: не красится, грудь своя 3-го размера…» – понесло было Анну Семеновну, но Пашка легонько пнул ее под столом ногой.

«Эх, мешается этот Пашка! – подумала Анна Семеновна. – Куда б его спровадить?»

«О! Пашенька, вот памяти у меня совсем никакой, будь ласков, сбегай в супермаркет за сахаром! Варенье варила и весь извела. Кофею попить не с чем будет».

Пришлось Пашке идти. Когда помеха в виде племянника была устранена, Анна Семеновна буквально набросилась на Иннокентия: «Вот вы до сих пор судьбу свою не встретили, а может она за стенкой сидит? В Москве таких не сыскать, там шалавы одни, а моя дочка себя блюдет, только законному супругу отдаст самое дорогое свое сокровише. И думаете почему она одна до сих пор? Умная потому что! Вот вы поговорили бы с ней по-вашему, по-умному. Я порой и не понимаю, о чем она рассказывает. Читает много. Вам наверняка есть что обсудить. Вот подите к ней, про Канта поговорите. А то я не пойму никак – что за Кант. Про инопланетян, что ли?».

Слушая все это, Иннокентий встревожился. Что там за существо за стенкой сидит!? Ему представился вытянутый череп, обтянутый зеленоватой кожей, и глаза во все лицо. Ах, да – еще грудь 3-го размера! А более всего Кешу напугал Кант. Он слышал, что был такой – Кант, но на этом его познания заканчивались.

«А давайте, Анна Семеновна, самогоночки вашей выпьем!» – ловко ушел Кеша с темы. Выпили, закусили, еще выпили. Самогонка оказалась знатная. Анна Семеновна уже называла Кешу сынком и зятьком. Вернулся Пашка, выпили еще, и тут дверь из комнаты Алинушки начала медленно приоткрываться. Наверное, Алинушка пыталась московского гостя рассмотреть. Да только, то ли спьяну, то ли от впечатлений, нервы Кеши не выдержали, и он, роняя посуду, опрометью кинулся вон из квартиры. Следом устремился Пашка, а Анна Семеновна так и застыла в недоумении с вилкой, на которую был нацеплен малосольный огурчик.

На другой день ей позвонил племянник и сообщил, что Кеша спешно отбыл в Москву.

«Переборщили вы, теть Ань. Я ж говорил, что потоньше с ним надо. А более всего его какой-то Кант напугал. Знакомый ваш, что ли? Кеша сказал, что знать его не желает».

«Ну вот, доченька, такого жениха упустили! И все из-за Канта твоего! Наверное, неприличные вещи он пишет, писал бы что дельное, жених бы не сбежал. Следующему жениху ни слова про Канта не скажу!» – сокрушалась Анна Семеновна.

Алина тупо смотрела на новую книгу «Квант сознания». Слово «квант» было написано таким шрифтом, что буква «в» сливалась с «а», и читалось все это как «Кант». Вечно все мама путает! Может, и есть какой-то неприличный Кант, но ей-то не до всяких глупостей. Жаль, что не удалось с женихом побеседовать, симпатичный вроде и умный, раз из Москвы. А в их городе умных женихов днем с огнем не сыскать…

Алевтинины подлецы

Алевтину бросил очередной подлец. Иногда я начинала путаться, о ком идет речь: о прошлогоднем Владике, вчерашнем Славике или о Юрке пятилетней давности.

Все они откуда-то приехали, все были несчастны и неустроены, но талантливы. Алевтина влюблялась молниеносно, без задних ног, и бросалась спасать и опекать очередного детинушку. Первое время детинушка был ласков, внимателен и даже помогал, чем мог. Она гордо сообщала: «Славик так старается, помогает мне! Вчера кран в ванной починил, позавчера шкаф передвинул!». Не хватало, чтобы он и этого не делал, живя в квартире Алевтины за ее счет на всем готовом! «Он ищет работу, но не в дворники же ему идти при его таланте руководителя?!» – вопрошала Алевтина. Ее подлецы все как один где-то там, когда-то там имели свой успешный бизнес, но потеряли все из-за злых людей и вынуждены были бежать в Москву. Поначалу они строили из себя мужиков с принципами, от Алевтининых денег отказывались, но потом только давай: то костюм приглянулся, то в ресторан захотелось. При этом каждый из них любил порассуждать о том, как это все унизительно – за счет женщины жить, но при этом жили, никто от этого не умирал. И чем дольше очередной подлец у Алевтины жил, тем больше начинал наглеть. Тогда она звонила мне, своей давней подруге, и сквозь слезы рассказывала: «Славик вчера ночевать не пришел, а когда утром я начала его расспрашивать, такого мне наговорил! И что я его купить пытаюсь, и что продыху ему не даю – все его время собой занимаю, и что я эгоистка и невыносимый человек!» Говорить Алевтине правду было бесполезно. Она тут же замыкалась в себе и кроме «угу», никак не реагировала.

Далее все шло, как по расписанию: каждый подлец обрастал в Москве знакомствами, находил более молодую или более успешную женщину и предлагал Алевтине остаться друзьями. Она звонила мне, рыдала, говорила, что глаза ее раскрылись, что Славик – подлец и просто ее использовал. Затем она писала Славику гневные смс, отключала свой телефон и каждые 15 минут снова включала, проверяя, нет ли от него ответов. Она звонила мне по несколько раз в день и говорила только о Славике: о том, что тетя Зина видела его новую пассию; о том, что гадалка Люба сказала, что он еще пожалеет, что Алевтину потерял; о том, что у него скоро День рождения и подарок ему подарить придется, так как на ее День рождения он подарил цветы и конфеты. Иногда мне хотелось ударить Алевтину по голове какой-нибудь умной, увесистой книжкой. Я говорила: «Прекрати говорить об этом Славике! Забудь его, как страшный сон! Он точно такой же, как Владик и Юрка, неужели ты этого не понимаешь?!». Но Алевтина отвечала: «Мне легче, когда я о нем говорю. Не могу я все это в себе держать!». Она напоминала алкоголика, который бросил пить, но расставил перед собой бутылки с водкой, любуется на них, нюхает содержимое целыми днями и утверждает, что ему легче, когда они перед глазами. Ну что с ней делать!?

Я представила, как через много лет, став дамой почтенного возраста, Алевтина сидит в компании таких же бабулек и рассказывает: «Эх и погуляла я в молодости! А какие мужики были: один лучше другого! И все, как один, от меня без ума были. Подарки дарили, обеспечивали! А я побросала всех – свобода дороже!». А бабульки сидят, слушают Алевтину раскрыв рты и в глубине души завидуют.

Не люблю психологов

Не люблю психологов, да и никто их не любит. Вот у меня случай был: запуталась я в жизни, не ладилось все, от личного до материального положения. Друг Генка Киселев посоветовал мне к психологу обратиться. Сам он 8 лет прожил в Америке и рассказал, что там каждый культурный человек посещает психоаналитика. Меня это убедило, через знакомых нашла психолога, о котором отзывы хорошие.

Ирма Михайловна показалась мне дамой приятной, и я поведала ей все свои огорчения. Она выслушала меня внимательно, тесты какие-то дала заполнить и сказала, что встречаться будем раз в неделю до полного решения моей проблемы. Сколько времени понадобится, неизвестно. Что за чушь?! Это и я так могу психологом работать! Нашла дурочку! Да моя подруга Ирка меня всегда выслушает, советов надает, посочувствует, успокоит. Хоть каждый день и бесплатно. А тут я должна платить каждый раз.

Другое дело экстрасенсорика, магия, эзотерика! Помашут над тобой свечкой – и все проблемы решены. Правда, сама я к магам ни разу не обращалась, но от людей много о чудесах слышала: и мужей маги возвращают, и женихов привораживают, и в бизнесе помогают. Я вспомнила, что одна моя знакомая давно экстрасенсорикой занимается. Позвонила ей: «Олеся, помню ты магией увлекалась. Как сейчас?».

«Что значит – увлекалась? Это не рисование или пение какое-нибудь. Этим живут и дышат! Это особый мир!» – обиделась Олеся.

«Прости, я не так выразилась. Проблемы у меня. Не можешь мага хорошего посоветовать?» – спросила я.

«Так я сама магистр 3-й степени!» – предложила себя Олеся.

Нет, может она и магистр, но я к ней обращаться не могу. Сразу школа вспоминается, где Олеся считалась девочкой туповатой. Может, для магии это не важно, но осадочек остался.

«Мне нужен непременно мужчина-маг,» – нашлась я, чтобы не обидеть Олесю недоверием.

«Записывай. Зовут его отец Анатолий,» – и Олеся продиктовала телефон.

«Отец?! Он что – батюшка?» – изумилась я.

«Нет, но все его так зовут. Не задавайся лишними вопросами!» – отмахнулась Олеся.

И вот я в волнении, со страхом и ожиданиями на пороге дома отца Анатолия. Дверь открыла женщина в длинной юбке и платке. Она провела меня по длинному корридору и буквально втолкнула в комнату. Окна были плотно зашторены, горели свечи, кругом висели иконы, маски, хвосты животных, различные амулеты. Какой-то языческий храм! Из глубины комнаты вышел мужчина с бородой, в длинном черном балахоне. Из зарослей бороды и длинных волос сверкали удивительно молодые глаза.

«Садись!» – скомандовал отец Анатолий. Хорошо, что не прибавил: «Дочь моя». Нет, я буду называть его просто Анатолий!

Он посмотрел на меня внимательно и сказал: «Не везет тебе ни в чем. Запуталась ты». Можно подумать, что если б мне везло, я бы тут оказалась!

Анатолий взял свечу, поводил ею над моей головой и сказал: «На сегодня все, придешь через три дня».

Вот это номер! К психологу надо раз в неделю ходить, да там хоть выслушают, а тут и слова не дали сказать, и приходить велели через три дня!».

На другой день я снова была у Ирмы Михайловны. Ходить к ней долго не пришлось, у меня появилась уверенность в себе, ушли фантазии и завышенные требования к жизни, появился позитивный взгляд на мир. Не буду описывать, как протекала работа. Сейчас я понимаю, что магия существует: как быстро этот Анатолий убедил меня обратиться к специалисту! За это я очень ему благодарна!

«Не алкоголик!»

Я – не алкоголик, это точно! Во-первых, после возлияний долго прихожу в себя. Приятели мои – вот настоящие алкоголики – максимум день от пьянки отходят. А я мучаюсь. Во-вторых, пить мне не нравится, а им нравится. Приезжают с бутылками, и пока шашлык жарится, они аж слюной исходят, руки потирают. А я думаю: пить или не пить? Но воспитание мне не позволяет людям вечер испортить. Представьте: водка разливается по рюмашкам, а я вдруг заявляю: «Нет, мне не наливайте!». Меня начинают уговаривать:

«Гоша, ну давай за компанию, ну одну хотя бы». А я:

«Нет! Не хочу, не буду!». И наливаю себе стакан сока. Какое уж тут общее веселье? Приятели на глазах глупеют, становятся шумными, навязчивыми и поневоле посещает мысль: «А на фига они мне тут сдались? Намусорят, напачкают – убирай потом за ними. Другое дело, когда все на одной волне, на одном градусе. И о посуде забывается, и о пепельницах, полных окурков, и музыка не кажется такой громкой. На другой день просыпаешься к полудню, видишь весь этот погром, голова падает на подушку. Засыпаешь. Просыпаешься к вечеру: надо хоть что-то поесть. Ползешь к холодильнику. Хорошо, если находишь там кефир. Это счастье! Потом снова ложишься. Спишь беспокойно. А вот уже на следующее утро просыпаешься рано, часов в семь. Спать больше не можешь и очень раздражает запах остатков еды и полных пепельниц. Встаешь, убираешься и понимаешь, насколько ты не алкоголик. Обычно после таких посиделок я принимаю твердое решение больше не пить никогда. Через дней пять понимаю, что живу не правильно и хочется уехать далеко-далеко. Но, неминуемо, к выходным приезжают приятели, и все начинается заново. Решил гостей больше не принимать. Споят ведь, алкаши проклятые. Месяц не пил. Трезво взглянул на мир, а мир приотвратнейший: девки все страшненькие, передачи по телеку тупые, а впереди – ничего. Плюнул я на гордыню, пошел в магазин за водкой. Пусть будет дома на всякий случай. Ну выпью пару рюмочек. Незаметно выпил бутылку. Впереди замаячили перспективы. Почувствовал себя наполненным смыслом и пригласил Олесю. Приехала. Да и не страшненькая она, очень даже ничего. Утром проснулся – рядом чье-то тело храпит. Ах да, Олеся! Жуткая, вульгарная девица. Еле ее за порог выпихнул. Выпил чайник воды и лег спать, сутки проспал. Вот что значит – организм алкоголь не принимает. Приятели-алкаши пьют, а на утро уже на работе. Я так не могу! Нашел вино, выпил стакан – чисто от жажды. Понял – надо срочно ехать на Алтай, зарядиться энергией, а то закис совсем… Проснулся на полу. Всего-то бутылку вина выпил, а так развезло. Что значит, не мое это – выпивать. Позвонил Генка:

«Гош, ты что пропал? У меня днюха, мы тут с Толяном рядом, зайдем, отметим. Чего брать?». Отвечаю: «Берите, что сами пить будете, а мне – сока».

«Ну ясно, как всегда,» – понимающе сказал Генка. Через полчаса мы уже пили коньяк.

Проснулся я к полудню. Голова раскалывалась, хотелось пить. А Генка с Толяном небось на работе давно. Вот алкаши! Втянули опять! Все, хватит! Завтра же махну на Алтай!