Текст книги "Почему коровы не летают?"

Понятливый пес грозно зарычал и придвинулся поближе к мальчишке.

– Ой! – вскрикнул тот. – Ну да, и приставка, конечно… она такая крутая! Я о ней давно мечтал… но Пелагея все-таки зануда! – выпалив эти слова, он покосился на Бонни. Тот молчал и не двигался с места, так что мальчишка продолжил: – Ну, а я знал, что мама Пелагее оставила как раз пятнадцать тысяч. Почти хватает на приставку, двести рублей Пелагея своих бы добавила… ну, мы с Колькой и придумали…

– Чья была идея? – строго осведомился Василий Макарович. – Только чтобы не врать, а то сам знаешь… – и он выразительно взглянул на Бонни.

Бонни вошел в роль: он сделал зверскую морду, оскалил клыки и зарычал.

Сережа придвинулся поближе к дяде Васе и продолжил:

– Вообще-то я это по телевизору видел. Один пацан в Америке сам себя похитил, только он миллион долларов потребовал. Правда, его полиция поймала, когда он выкуп забирал. Ну, мы с Колькой это обсудили и решили, что, если не очень много запросить да припугнуть как следует, Пелагея в милицию не пойдет, и все обойдется… а главное, мы эту хохму с грузовиком придумали…

– А записки кто передавал?

– Это мы Петьку Сковородникова попросили… – ответил Сережа, опустив глаза. – Он в моем подъезде живет, сказал матери, что вышел за газетой, и положил перед дверью… он вообще-то про похищение ничего не знал!

– Теперь понятно, почему никто не видел курьера похитителей! – проговорил дядя Вася. – Потому что он и вправду не входил в подъезд. Он там живет. В общем, ты, человек-невидимка, пойдем домой, Пелагея Петровна тебя уже заждалась, места себе не находит! И смотри – чтобы ей не врать, а то ведь ты знаешь, как Бонни к этому относится! И еще… – добавил он, ехидно взглянув на «спасенного». – Приставки этой, как ее там, тебе теперь точно не видать как своих ушей. Потому что деньги эти Пелагея Петровна мне отдаст, за твое спасение.

Пелагея Петровна открыла дверь, всплеснула руками и попятилась, увидев перед собой зеленое лицо Василия Макаровича.

В следующую секунду она заметила за спиной детектива племянника и бросилась к нему с распростертыми объятиями:

– Сереженька, мальчик мой, как же ты побледнел и похудел! Как осунулся! Тебя там мучили? Обижали? Морили голодом? Ну, ничего, я тебя откормлю, отмою… я приготовлю твои любимые блинчики с творогом… с вишневым вареньем…

– Вообще-то, Пелагея Петровна, – проговорил дядя Вася, деликатно прокашлявшись, – вы его не очень-то поощряйте блинчиками с вареньем. Это ведь он сам свое похищение задумал, на пару с приятелем… так что вы того… проведите с ним воспитательную работу. Вы все-таки заслуженный педагог…

– Что?! – Пелагея отодвинула Сережу и встала перед ним, защищая своей грудью от Василия Макаровича и выдвинутых им обвинений. – Я вам не верю! Мой Сережа на такое не способен! Он хороший, душевный мальчик! Вы на него клевещете!

– Серый, – дядя Вася повернулся к мальчику. – О чем мы с тобой говорили? Относительно вранья?

Сережа покосился в сторону кухни, откуда доносились восхитительные запахи, затем перевел взгляд на дверь, за которой маячила желто-зеленая морда Бонни, тяжело вздохнул и проговорил:

– Вообще-то, тетя Поля, это правда, мы с Колькой Пустышкиным все придумали. Я очень приставку игровую хотел…

– Что?! Это правда? – Пелагея Петровна снова всплеснула руками. – Как ты мог! Ведь ты знал, что я буду переживать, волноваться… а записки… записки ты тоже сам писал?

– Сам, – признался Сережа, пристально разглядывая узоры паркета.

– Как ты мог! – воскликнула Пелагея Петровна еще более пылко. – Как ты мог перепутать частицы «не» и «ни»! Как ты мог пропустить запятые перед однородными членами предложения! И самое главное – как ты мог написать «оранжавый»!

– Как хорошо, – вздохнула я, вытянув ноги и отхлебнув воды из бутылки.

В бок тут же ткнулось что-то огромное и горячее.

– Ну на, получи! – Я плеснула из бутылки прямо в раскрытую пасть величиной с дорожный саквояж.

Бонни громко сглотнул, разлив воду, и задышал тяжело.

Жара упала на наш город еще в июле, а вот уж и пол-августа прошло, а она все не прекращается. Бонни полегче, чем другим собакам, – он короткошерстный, а каково какому-нибудь косматому бобтейлу или ньюфаундленду?

Я передвинулась подальше от Бонни, от него несло жаром, как от паровозной топки.

– Посидел бы спокойно в тенечке, – сказала я, – нечего носиться, в такую-то жару…

Бонни хмыкнул – посидеть он и дома может, а на прогулке надо общаться. Правда, жара выгнала из города всех: детей, взрослых, собак… Многие собачники гуляют ночью или рано утром. А мы сегодня припозднились, я проспала. На площадке, кроме нас, никого не было, и Бонни приуныл.

Я прикрыла глаза и под чириканье мелких птичек совершенно расслабилась. Думать ни о чем не хотелось, хотелось сидеть в тенечке и грезить о несбыточном. О теплом море, о ласковых волнах, о прохладном ветерке, ласково обдувающем кожу, о ледяном стакане с коктейлем, о яхте с белым парусом и о капитане яхты – загорелом и бородатом блондине. Как в кино, в общем…

Ну и что, имеет же право человек помечтать? Я же не собираюсь про это никому рассказывать! Тем более что и рассказывать-то некому. Вот эта огромная слюнявая мордуленция песочного цвета и бывший милиционер на пенсии – вся моя семья на сегодняшний день. Они-то уж точно меня не поймут.

Снова я окунулась в приятные грезы, которые тут же прервал нетерпеливый звонок мобильного телефона. Ну не дадут человеку спокойно помечтать!

– Василиса! – раздался в трубке запыхавшийся голос дяди Васи. – Дуй скорей сюда, у нас вроде бы клиент нарисовался!

– С чегой-то вдруг с утра пораньше?

– Звонил уже, хотел сразу явиться, еле-еле уговорил его часок повременить, – признался дядя Вася, – так что ты давай быстрее, одна нога там, другая здесь! Знаешь же, что без тебя не могу я его принять, это же человек может инфаркт получить от неожиданности, если такое лицо увидит!

– Да ладно вам, – я нехотя встала, – иду уже, не волнуйтесь!

– Быстрее давай!

После того как малолетние паршивцы облили дядю Васю зеленкой, мы перепробовали все. Мыло, гели, скрабы, тоник, спирт, всевозможные растворители. Нельзя сказать, что совсем ничего не помогло. Лицо его стало не ярко-зеленого цвета, а бледноватое. И напоминало, простите, труп недельной давности. Это Василий Макарович сам так сказал, поглядев на себя в зеркало и тяжко вздохнув. Ему, конечно, виднее, при его-то профессии…

– В общем, показываться с такой физией на люди нельзя! – решил дядя Вася. – Люди не поймут! А народ у нас теперь нервный, могут и накостылять под горячую руку!

– Ну так и посидите недельку дома, – согласилась я, – все равно такая жара стоит – днем носа на улицу не высунуть! А под покровом ночи можете выйти, только под фонарями не гуляйте!

– Издеваешься, да, – расстроился дядя Вася, – у человека несчастье, а ей все хахоньки… Да уж, повезло нам с Бонни, надо было с этой Пелагеи Петровны по тройному тарифу взять…

Ага, как же… Как только Пелагея получила в руки своего ненаглядного Сереженьку, она тут же принялась его пилить и воспитывать. А нам даже тех смехотворно малых денег, что запросил с нее дядя Вася, и то не хотела давать. С трудом с ними рассталась. И сказала на прощанье, что за зеленку она Сережу наказывать не станет, это, мол, дядя Вася сам виноват, что вовремя не увернулся.

– Не зря она мне мою первую учительницу напомнила, – признался дядя Вася, когда Пелагея ушла. – Вот была женщина – ух! До смертного часа ее не забуду!

Парадокс заключался в том, что с Бонниной морды зеленка сошла довольно легко, просто вымыла я его пару раз специальным собачьим шампунем. Правда, потеряла при этом лет пять жизни, но кого это волнует?

Предлагала я этот шампунь дяде Васе, но он почему-то отказался.

Сейчас я убрала телефон в карман и взяла Бонни на поводок. Он замахал хвостом и рванул в сторону нашего дома.

– Бонни, ты куда? – Я изо всех сил потянула поводок. – Нам нужно к дяде Васе…

Угу, попробуйте направить бегемота направо, когда он хочет налево!

– Даже и не думай, – твердо сказала я нахальной морде, – даже и не мечтай об этом!

Не помню, говорила я или нет, но мы с Бонни живем теперь в небольшом двухэтажном доме на четыре квартиры. Одну половину занимает большое семейство – папа, мама, бабушка и двое детей. Они огородили свою часть участка красивой кованой решеткой, замостили двор плиткой, бабушка разбила цветник и даже грядку с клубникой.

С нашей стороны двор отгорожен простой сеткой, и я пыталась посадить там кусты и цветочки. Но это чудовище все вытаптывает и выдергивает. Еще он регулярно подрывает землю под сеткой и появляется то у соседей, то на улице. В конце концов сосед со своей стороны залил основание забора бетоном, а мне пришлось посадить колючий шиповник, за что Бонни сильно на меня обижается.

Мы занимаем двухкомнатную квартиру на первом этаже, но сейчас Бонни проводит все время в нашем, с позволения сказать, садике. И перерыл его весь, стараясь добраться до прохладной земли. Если жара не спадет, этот бульдозер скоро дороется до Австралии.

Квартира на втором этаже долго пустовала – ее хозяин не то находился в длительной командировке, не то жил у жены. Сами понимаете, мы с Бонни такое положение вещей только приветствовали. Но вот неделю назад вдруг приехал микроавтобус с рабочими, и прораб объяснил мне, что квартиру сосед продал и новые хозяева поручили ему сделать полный ремонт.

Начались неприятности. Прежде всего Бонни был очень недоволен, что его матрасик пришлось убрать с лестничной площадки. Рабочие непрерывно ходили взад и вперед, таская свои вещи, инструменты и строительные материалы. В суматохе кто-то наступил догу на лапу, и он в ответ кого-то куснул. Но не того, кто наступил. В результате все имели претензии друг к другу. Бонни – к рабочим, покусанный гастарбайтер – к Бонни, а прораб – ко мне. Теперь одного пса я не могу оставить дома ни на минуту, приходится отводить его к дяде Васе.

Как всякий балованный ребенок, Бонни обожает делать именно то, что ему запрещают. Если раньше он не любил оставаться дома один, начинал выть и биться головой о двери, то теперь он с удовольствием портит жизнь рабочим.

Эффективность его хулиганских поступков колоссальна. За неделю я заплатила за испорченный мешок сухой строительной смеси, разодранный в клочья матрац, расколотый унитаз (Бонни умудрился сбросить коробку с лестницы), два рулона дорогущих шелковых обоев (этот негодяй всю ночь откусывал кусочки, жевал их и плевался со второго этажа) и сорванный кран во дворе.

Кран был установлен когда-то по моей просьбе для полива. Бонни на бегу прислонился к нему всей тушей, и вода так хлестала, что пришлось вызывать аварийку.

– Бонни, я скажу дяде Васе, что ты тормозишь работу! – пригрозила я.

И все, пес мгновенно стал шелковым. Не то он побаивается дядю Васю, не то ответственно относится к работе, никак не пойму.

– Ну что так долго, – ворчал дядя Вася, запирая за нами дверь, – время дорого… Бонни, исчезни!

Бонни рыкнул недовольно, но испарился в другую комнату. Думаете, я нужна была дяде Васе для работы? Как бы не так!

Я усадила его поближе к свету и быстрыми движениями стала наносить на лицо тональный крем. Косметика у меня хорошая, зелень с лица успешно убирает.

– Быстрее давай, – сквозь зубы бормотал мой партнер.

– Не учите меня жить! – пропела я. – Глаза подводить будем?

Он поглядел страдальчески, и мне расхотелось издеваться. Я провела еще пуховкой по носу, чтобы не блестел.

– Отлично! Зелени не видно, просто загорелый человек, на море недавно был! Только вы особенно близко к клиенту не подходите, на всякий случай…

И как раз раздался звонок в дверь, и Бонни ответил оглушительным лаем.

– Тише ты! – шикнула я. – Всех клиентов распугаешь!

Я сделала приветливое выражение лица и распахнула дверь не спрашивая.

На пороге стоял мужчина. Откровенно скажу, мужчина вида неказистого. Был он довольно высок, но сутул и лысоват. А там, где остались волосы, они были тусклые и грязно-серого цвета. Одет мужчина был в мятые дешевые джинсы и рубашку навыпуск. На босых ногах – пляжные тапочки.

Мужчина поглядел на меня печальным глазом и сказал тихо:

– Я к детективу Куликову.

– Проходите, пожалуйста! – Я улыбнулась дежурно-любезно, как полагается хорошей секретарше.

Он выпрямился и поглядел на меня сверху отстраненно и печально, ни дать ни взять – верблюд в зоопарке. Потом снова опустил плечи и пошел вперед по коридору, не торопясь и высоко поднимая длинные ноги. Точно, верблюд!

Я шла сзади и думала, что не было клиентов – и это не клиент. Ну, сами посудите, для какого дела этот тип мог бы нанять детектива? Ревнует жену? Подозревает, что она ему изменяет? Да я вас умоляю, судя по всему, жена у него если и есть, то страшнее атомной войны и на нее никто в здравом уме не польстится. Или хочет навести порядок в собственной фирме? Кто-то ворует у него новейшие разработки и продает их конкурентам? Ой, не смешите мои тапочки! Никакой фирмы у него нет и в помине, или я ничего не понимаю в людях! Может, этот верблюд просто квартирой ошибся? Или кошелек у него в трамвае сперли, вот он и хочет с нашей помощью его отыскать…

В комнате, которую Василий Макарович условно считал офисом детективного агентства, мужчина без приглашения упал в кресло. Кресло у дяди Васи с секретом. Так с виду оно приличное, потому что прикрыто ярким полосатым пледом, связанным еще дяди-Васиной покойной женой. Я уже говорила, что женщина она была домовитая и мастерица на все руки, кое-что в квартире еще об этом напоминает.

Так вот, под пледом не видно, что из кресла торчат пружины. Этот тип, похожий на верблюда, плюхнулся в кресло и утонул в нем, выставив вверх мосластые колени.

– Слушаю вас, – солидно сказал дядя Вася, – какое у вас ко мне дело?

Мужчина вздохнул и уставился на стену, где в красивой рамочке висел приказ о том, что Куликов Василий Макарович за долгую и беспорочную службу награждается почетной грамотой городского управления внутренних дел. Он так долго изучал то, что написано в рамочке, что мы с дядей Васей переглянулись. Я покачала головой – странный какой-то тип, явно не наш клиент… Дядя Вася в ответ нахмурился – не суди, мол, строго, всякое в жизни бывает, и первое впечатление о человеке часто не самое верное…

Молчание затянулось, тогда дядя Вася кашлянул вопросительно. Странный тип очнулся от задумчивости и перевел взгляд на окно. Там-то уж точно не было ничего интересного – деревья с пожухлыми от жары листьями и соседний дом.

Снова в комнате установилось молчание. Мне это начало понемногу надоедать. Я снова глянула на дядю Васю. Он едва заметно развел руками – делать нечего, надо ждать…

Тогда я решительно подошла к креслу и помахала перед лицом странного мужчины растопыренной рукой.

– Эй, товарищ? Вы вообще-то живы? Может, вам плохо? Может, вам водички?

– Да, – он поглядел на меня строго и печально, – мне плохо. Мне очень плохо. И маме тоже.

– Так-так, – оживился дядя Вася, – вы, пожалуйста, поподробнее…

«И поживее!» – хотела добавить я, но прикусила язык.

Мужчина поерзал в неудобном кресле, подхватил ногой упавшую тапочку и сказал:

– Меня зовут Иннокентий Семенович Бубликов…

И вздохнул тяжко.

– А паспорт у вас есть? – накинулась я на него. – Имейте в виду, мы принимаем клиентов только при наличии паспорта.

Это дядя Вася ввел такой порядок. Иначе, говорил, можно так нарваться… Впутают в криминал, оглянуться не успеешь!

Так что если у этого типа нет паспорта, я его мигом спроважу! Ну, не нравится он мне, хоть ты тресни!

Но мой план не сработал, потому что наш посетитель запустил руку куда-то назад и после долгих поисков вытащил на свет потрепанную книжечку паспорта. Я выхватила ее и передала дяде Васе, сам он по моему совету к клиенту не приближался, чтобы тот не заметил тонны косметики на его лице.

– И правда, Бубликов… – протянул дядя Вася, – улица Наличная, дом двенадцать… ой, надо же… А вы откуда про наше агентство узнали? Кто сказал?

– Маме Пелагея Петровна сказала, мы с ней в одном подъезде живем! – слегка оживился Бубликов, а я, наоборот, расстроилась, поскольку теперь придется иметь дело с явно неадекватным клиентом.

– Ладненько! – Василий Макарович деловито потер руки. – Так что у вас случилось?

– Проблема моя заключается в том… – начал Бубликов, но дядя Вася перебил его:

– Минуточку! У вас нет проблем, у вас есть задачи! Вернее, клиент перед нами ставит задачу, и мы ее тотчас решаем!

– Задачи? – Клиент посмотрел на нас как-то странно. – Вы так считаете? Признаться, я эту проблему не рассматривал как задачу… Но если таким образом…

Он сделал попытку привстать и снова шлепнулся в кресло, причем, надо думать, укололся торчащей пружиной, потому что поморщился. Я сердито глянула на дядю Васю – давно говорила, что надо выбросить это кресло!

Мой партнер малодушно отвел взгляд.

– Послушайте, не мучайтесь, – сказала я и выдернула Бубликова из кресла, – садитесь уж на стул! И изложите ваше дело! Причем сразу приступайте к главному!

– У нас Ирочка пропала… – сказал Бубликов.

– А кто это – Ирочка? – невежливо поинтересовалась я.

– Ирочка – это моя жена, – ответил этот недотепа и вздохнул тяжело и печально.

– Точно! – Дядя Вася пролистнул паспорт. – Зарегистрирован брак с Саловушкиной Ириной Михайловной! В две тысячи восьмом году! Давно она пропала?

– Ушла вчера утром на работу и не вернулась…

Снова мы с дядей Васей переглянулись – может, этот Бубликов не такой уж странный? Просто расстроен человек исчезновением жены…

Бубликов с опаской оглядел стул, потом сел на него с большой осторожностью и начал рассказ.

Они живут с женой и мамой на улице Наличной. Ира работает в фирме, кажется, менеджером. Вчера утром она, как обычно, ушла на работу, вечером они с мамой ждали ее к ужину, она не пришла. Часам к двенадцати они уже сильно волновались, маме стало плохо, он, Бубликов, сидел у ее постели и подавал лекарства. Ира не появилась и утром, он хотел идти в милицию, но встретил на лестнице Пелагею Петровну, она посоветовала частного сыщика. Вас.

– Мобильный телефон есть у вашей жены? – спросил дядя Вася.

Есть, конечно, отвечал Бубликов, он звонил весь вечер, аппарат был выключен.

– Родственники, родители?

– У Иры никого нету, она сирота…

Далее выяснилось, что машину Ира не водит и близких подруг у нее тоже нету. Точнее, может, и есть, но он, муж, про них совершенно ничего не знает.

– Слушайте, а вы вообще с женой как жили? – вмешалась я. – Не ругались? Накануне не поссорились?

– Да мы никогда не ссорились, все втроем очень дружно жили…

– Вот, кстати… – оживилась я, – а какие у вашей жены были отношения со свекровью?

– Хорошие, мама очень любит Иру…

Вот уж во что я никогда не поверю, это в любовь свекрови к невестке! Могут быть, конечно, хорошие отношения, но ни о какой любви не может быть и речи. Это закон природы, такой же непреложный, как смена времен года.

– Значит, не ссорились, с любовником жену не заставали, из-за потраченных денег скандала не устраивали, утром она спокойно ушла на работу, так? – спросил дядя Вася строго.

Вот вылезает из него иногда милицейское прошлое! Такое чувство, что под протокол говорит.

– В таком случае, Иннокентий Семенович, – дядя Вася заглянул в паспорт, – могу предположить худшее. Жена ваша попала в ДТП…

– Что? – вскинулся Бубликов.

– Шла на работу, попала под машину, находится в больнице без сознания. Вы больницы-морги обзванивали?

– Что вы такое говорите?.. – Бубликов побледнел и растекся по стулу, хотела было я сказать, как фруктовое желе, но, учитывая его мосластые колени, это больше походило на растаявший холодец из свиных или телячьих ножек.

– Выпейте водички… – засуетилась я. – Может, валерьяночки или пустырника?

– Хм… – Дядя Вася глядел непреклонно. – Вы уж простите за прямоту, но больше ничего посоветовать не могу. Здравый смысл подсказывает предполагать только ДТП, или ограбили вашу жену в подъезде, дали по голове, отняли сумочку, а в ней – деньги и мобильный телефон. Сплошь и рядом такое творится, не она первая…

– Но Пелагея Петровна сказала…

– То есть вы хотите, чтобы это все выяснили мы, – догадалась я. – Это, конечно, будет гораздо быстрее, если Василий Макарович подключит свои связи.

– Да-да, – Бубликов закивал головой, – вы уж пожалуйста… А то мы с мамой очень волнуемся, у мамы уже было два приступа…

– Конечно, у меня это получится быстрее, – солидно сказал дядя Вася. – Жена ваша документы при себе имела?

– Как? – вскинулся Бубликов.

– Ну, носила она в сумочке паспорт, пропуск, удостоверение какое-нибудь? – прикрикнула я, решив не церемониться с этим рохлей.

– Я не знаю… – Снова он глядел печально, как верблюд, обнаруживший, что из колодца в оазисе уже кто-то выпил всю воду до его прихода.

– А на работу вы ей звонили? – гнул свое дядя Вася. – Понимаете, это очень важно. Если она на работу не пришла, стало быть, ДТП вчера утром случилось, а если она была на работе, то вечером. Значительно сужается круг поисков…

– Я не знаю рабочего телефона, может быть, мама… – Бубликов понурился.

«Точно, полный придурок! – переглянулись мы с дядей Васей. – Вообще ничего про жену не знает!»

Вы спросите, отчего я не отговорила дядю Васю от этого дела, хотя интуиция моя подсказывала, что ничего хорошего оно нам не принесет? Сами посудите, клиент с большими странностями. Далее, направила его к нам Пелагея Петровна, а о ней у нас с дядей Васей остались не самые лучшие воспоминания.

Но попробуйте отговорить мужчину от чего-нибудь, когда он упрется рогом! И потом, мне и вправду захотелось помочь этой самой несчастной жене Иннокентия Бубликова. Вполне возможно, что женщина лежит без сознания в дежурной больнице, а с таким муженьком ей помощи не дождаться…

– Думаю, нам нужно побеседовать с вашей мамой, – сказала я Бубликову, – возможно, она знает некоторые подробности о вашей жене, к примеру, как она была одета…

Бубликов снова поглядел печально и отстраненно, из чего я сделала вывод, что он-то понятия не имеет, в чем прошлым утром его жена вышла из дому.

– Пойдемте прямо сейчас! – проявил несвойственную живость наш клиент.

– Я займусь поисками, а с вами пойдет мой заместитель, – солидно сказал дядя Вася.

Ух ты, меня повысили!

Мы добрались до Наличной улицы на маршрутке, причем Бубликов даже не сделал попытки заплатить за меня. Возможно, потому, что в кошельке у него было пусто, я успела разглядеть. Аванс с него дядя Вася брать не стал – дело, мол, быстрое, выяснить, что случилось с женой, хватит одного дня.

Подъезд был тот же самый, и прежняя консьержка выглядывала из окошечка. Я сделала вид, что мы незнакомы.

По дороге я выяснила, что живут Бубликовы на седьмом этаже, как раз под квартирой, где Пелагея Петровна в отсутствие родителей пыталась сделать из Сережки полезного члена общества. Вот почему-то я уверена, что ничего у нее не получится!

Я ожидала увидеть обычную трехкомнатную квартиру, такую же, как выше этажом, но различия обнаружились уже на выходе из лифта. Вся лестничная площадка восьмого этажа была покрыта испанской напольной плиткой, перед дверью квартиры Бубликовых лежал коврик в виде симпатичного медведя-панды, над которым было написано большими буквами: «Добро пожаловать!»

Дверь была не обычная, железная, как у всех, а какая-то навороченная, с порошковым покрытием и суперсовременными замками.

Иннокентий пошарил в карманах своих мятых джинсов, ключа, видно, не нашел и нажал кнопку звонка. Тотчас послышались легкие шаги, и женский голос нараспев сказал:

– Иду, иду! Открываю, сыночка!

Дверь распахнулась без скрипа, и я увидела перед собой не старуху, нет, но пожилую даму весьма приятной наружности. Сразу бросалось в глаза, что дама очень следит за собой и не жалеет для себя, любимой, никаких средств.

Седые, слегка осветленные волосы дамы были тщательно уложены, глаза подведены, губы тронуты помадой.

– Какие новости, Кешенька? – спросила дама.

– Вот, – ее сын печально вздохнул и показал на меня.

В глазах мамы на миг мелькнуло разочарование, возможно, посылая сына к частному детективу, она рассчитывала, что он быстро вернется с женой. А тут я. Ну да ладно.

– Я бы хотела кое-что прояснить… – начала я.

– Я не разговариваю с незнакомыми людьми! – прервала меня дама. – И должна вам заметить, милочка, вы ведете себя невежливо, начиная первой.

– Господин Бубликов, – рассердилась я. – Представьте меня вашей маме! И перейдем наконец к делу!

Маму Бубликова звали Верой Павловной, и можете мне поверить, но по внешнему виду она вовсе не напоминала человека, проведшего бессонную ночь. И про два сердечных приступа ее сыночек явно приврал. Или преувеличил.

После знакомства я огляделась в квартире. Контраст с верхними соседями был разительный. Прихожая казалась гораздо больше, оттого вероятно, что убрали уродливый стенной шкаф. На полу – красивая плитка, стены покрыты дорогущими обоями с неявным, но приятным узором. Светильники и мебель подобраны с большим вкусом.

Когда мы жили с мужем в собственном загородном доме, я сама занималась его отделкой. И знаю, что сколько стоит. Так вот, в этой квартире ремонт был сделан очень качественно, тут вряд ли работала бригада гастарбайтеров из Средней Азии или с Украины, квалификация этих мастеров была явно выше.

Мне удалось еще заглянуть в гостиную – дорогущая испанская мягкая мебель, занавески из натурального французского шелка и много комнатных цветов.

– Кешенька, ты устал, иди к себе, – сказала Вера Павловна, – полежи, отдохни…

Сын послушно пошел по коридору, шаркая тапочками.

– Ноги! – сказала его мамаша.

Иннокентий вздрогнул, сбросил пляжные резиновые тапочки и надел домашние, в клеточку.

– Милочка, – проговорила Вера Павловна. – Может быть, выпьете со старухой чашку чая?

Чаю мне совсем не хотелось – было слишком жарко, и если я чего выпила бы, то стакан воды. Но дядя Вася в свое время посвятил меня в сложную науку завязывания отношений со свидетелями и объяснил, что ничто так не сближает, как совместное чаепитие. Так что я, недолго думая, согласилась. Только попросила не черный, а зеленый чай.

– Очень правильно, милочка! – одобрила хозяйка. – Зеленый чай гораздо полезнее, особенно в жару!

Она препроводила меня на кухню и принялась накрывать на стол, вполголоса напевая какой-то старинный романс.

Кухня, как и вся квартира, была на высшем уровне – шведская мебель из хромированной стали, матовое стекло и мореный дуб.

Под предлогом мытья рук мне удалось еще заглянуть в ванную. Там тоже все было устроено по высшему разряду.

Вера Павловна ловко сервировала чай, насыпала заварку в черный японский чайник. Я успела разглядеть упаковку – это был дорогущий китайский чай ручной работы, в прежней жизни я подавала такой только самым значительным гостям мужа.

Перехватив мой взгляд, Вера Павловна вздохнула и проговорила с трогательной интонацией:

– Хороший чай – это моя маленькая слабость! Я считаю, что на себе нельзя экономить! А вот, милочка, угощайтесь печеньем, домашнее, я сама пекла!

Она придвинула ко мне изящную серебряную вазочку с воздушным печеньем.

Я взяла печеньице, отломила маленький кусочек, положила в рот… восхитительно, просто тает во рту! Только… только вряд ли оно домашнее: я точно такое покупала в «Икее», это шведское овсяное печенье… точно, этот вкус ни с чем не спутаешь, да вон на шкафу стоит знакомая синяя коробка…

– Прелесть! – проговорила я с полным ртом. – Рецептом не поделитесь?

– Бесполезно, милочка! – ответила Вера Павловна с хитрой улыбкой. – Ни у кого, кроме меня, такое печенье не выходит!

Ну ладно, подумала я, если хочешь мне дурить голову – я не возражаю, перейдем к делу!

– Значит, последний раз вы видели вашу невестку вчера утром… – начала я.

– Нет, милочка, утром мы ее не видели! – возразила Вера Павловна. – Ирочка, как обычно, ушла рано, она нас с Кешенькой не беспокоит. А мы встали в десятом часу, я накормила Кешу завтраком… он любит омлет с грибами и пармской ветчиной…

«Губа не дура у Кеши», – подумала я.

– А у него работа начинается позднее? – поинтересовалась я без задней мысли.

Тут лицо Веры Павловны неуловимо изменилось. Оно отвердело, исчезла приветливая улыбка.

– Кеша сейчас не работает, – проговорила она строго. – Он ушел из школы, там его не ценили и не понимали. Эти дети просто ужасны! Они не умеют ценить хорошего отношения! Но преподаватели еще хуже… вы не представляете, какие там интриги!

– А он, простите, какой предмет преподавал? – мимоходом поинтересовалась я, думая, что мама сейчас назовет какое-нибудь трудовое воспитание или ОБЖ. На большее, по моим представлениям, этот недотепа не тянул.

– Кеша – талантливый математик! – произнесла Вера Павловна с придыханием. – В университете он подавал такие надежды! Был первым на курсе! Но вот наука в нашей стране не в почете, ему пришлось идти в школу…

– И давно он ушел из школы? – спросила я с интересом.

– В прошлом году, – ответила она и тут же добавила: – Нет, милочка, вы не думайте – Кеша искал работу, но все, что ему предлагали, было недостойно его уровня…

«Интересно! – подумала я. – Квартирка отделана по высшему разряду, в деньгах здесь явно не нуждаются, а работает одна Ирина… Иннокентий, этот унылый верблюд, целый год бездельничает, да и раньше работал в школе, где ему вряд ли много платили. Вера Павловна, понятное дело, на пенсии, вид у нее уж больно ухоженный, беззаботный. Значит, они все живут на Иринин заработок. Понятно, что так забеспокоились, когда их кормилица пропала…»

Видимо, что-то в моем лице насторожило Веру Павловну, потому что она повысила голос и строго проговорила:

– Может быть, милочка, вы не понимаете, но мужчина, особенно мужчина с образованием и способностями, не должен идти на первую попавшуюся работу, он должен делать важное, серьезное, достойное его дело…

«А кормить его должна жена?» – подумала я, но вслух, разумеется, ничего не сказала, в конце концов, это не мое дело.

Вместо этого я задала совершенно очевидный вопрос:

– А на работу Ирине вы звонили? Что там ответили?

Неожиданно Вера Павловна смутилась:

– Понимаете, милочка, у нас нет ее рабочего телефона. И зачем он нужен, если есть мобильный? Ирочка обычно не сидит на месте, ее работа связана с частыми деловыми поездками. И вообще, я считаю, что звонить человеку на работу неприлично, сослуживцы могут подумать, что мы ее проверяем…

– А вообще где она работает… работала?

– Ах, милочка, это одна из этих современных коммэрческих фирм… – Она именно так и произнесла: «коммэрческих».

Ну, уж понятно, ее невестка не в школе работала, если обеспечивала им с сыночком такой приличный уровень жизни!

Нет, я еще не была знакома с этой женщиной, но уже глубоко ей сочувствовала, и в душе у меня крепло убеждение, что она просто сбежала от мужа и свекрови! Муж – урод, свекровь, она и есть свекровь, только деньги с бедной женщины тянули…