Текст книги "Медальон безымянного бога"

Полина окинула хозяйку модного дома быстрым профессиональным взглядом. Платье обтягивало фигуру и не могло скрыть небольшого еще живота. Да и не хотело скрывать. Госпожа Верфель была беременна. Как и ее секретарша.

– Вы ко мне? – улыбнулась Алина. – Из журнала «Пеликан»? Это ведь детский журнал?

– Ну, не совсем… – замялась Полина, – пеликан – это, конечно, символ беззаветной заботы о детях, этот вопрос мы в журнале непременно будем освещать…

– Пойдемте ко мне! Там и поговорим, – прервала ее Алина, а оказавшись в кабинете, добавила: – Вы уж извините, кофе сейчас не пью и не держу, чтобы запаха не было.

На столе стояла ваза с фруктами, и Алина тут же впилась зубами в большое красное яблоко.

– Угощайся! – Она махнула рукой, блеснуло кольцо с крупным бриллиантом.

Полина невольно улыбнулась, потому что перед ней была абсолютно счастливая женщина. Все это мало сочеталось с обиженной мегерой, которая захотела отомстить Никифору Вороновскому, да еще таким страшным способом.

– Что же ты, спрашивай! – Алина села в кресло, но тут же вскочила и пересела на стул с жесткой спинкой.

– Как будет называться ваша новая коллекция? – задала традиционный вопрос Полина. – И почему вы решили сменить профиль? Насколько я знаю, раньше вы специализировались на одежде для современных деловых женщин, а теперь…

– Да потому что сама беременная, не видишь, что ли? – рассмеялась Алина. – И думать больше ни о чем не могу! Это такое счастье – ждать ребенка, чувствовать, как в тебе растет новая жизнь! На прошлой неделе шевельнулся. Тебе сколько лет?

– Тридцать, – ответила Полина от неожиданности чистую правду.

– А выглядишь старше, – серьезно сказала Алина, – надо скорее рожать. Мне вот тридцать восемь, и не думала уже, что все так сложится.

– Вы с мужем помирились? – Полина спросила это из обычного любопытства.

Неужели ясновидящая Элеонора ошиблась и рассказывала совсем не то, что было на самом деле?

– А ты что, слышала о моем замужестве?

– Ну… что-то там было, вроде он вас обманул…

– Точно! – кивнула Алина. – Кинул на ржавый гвоздь. Да ты не стесняйся, надо мной уже все посмеялись, кому не лень. Ну, все про себя наврал мужик – и что деньги есть, и что детей хочет, и что меня любит! Надо же было так вляпаться! Но ты знаешь, как говорят, не было бы счастья, да несчастье помогло. Разводились мы с ним с грандиозным скандалом, чуть до драк дело не доходило! Он такой скотиной оказался – кричал: если меня бросишь, то прощайся со своим модным домом! Разорю, кричал, вчистую, оставлю без гроша, будешь в задрипанном ателье толстым теткам юбки расставлять! В общем, в тот день мы у адвоката так ни о чем и не договорились, да еще у меня машина не завелась. Представляешь, я его видеть уже не могу, трясет меня, а пришлось к нему в машину сесть. Едем мы и доругиваемся. А тут дождь пошел, этот козел с управлением не справился, не сумел вовремя затормозить, да и впилился на повороте в чужую машину. Я от удара ничего не соображаю, слышу, бежит кто-то, дверцу открывает, спрашивает: как вы, говорить можете? Я смотрю – мужчина, симпатичный такой, волнуется. Я рот разеваю, как рыба, а сказать ничего не могу. А мой козел очухался, да и давай орать что-то про идиотов, которые водить не умеют. Этот мужчина посмотрел на него и ничего не сказал, только бровями двинул. Тотчас возник его водитель и моего козла заткнул. Они остались с машинами разбираться, а меня этот мужчина на такси в больницу повез. Ну, там сказали, что ничего страшного, домой отпустили, выхожу я, а меня этот мужчина встречает. И машина уже другая – он вызвал, пока меня врач осматривал. Довез меня до дома, и так мне с ним хорошо, спокойно, надежно было, что и расставаться не хотелось. Я ему все рассказала, и он решил все проблемы, заплатил моему бывшему отступного и сделал так, что и бизнес при мне, и этот козел больше меня не тревожит. А потом мы поженились – тихо, чтобы журналисты не прознали. И вот теперь сына ждем. – Алина погладила небольшой еще живот.

Выйдя из модного дома, Полина только вздохнула. Какой тут заказ на убийство экстрасенса? Да Алина про него и думать забыла. А если и вспомнила, узнав по телевизору о его смерти, то только с благодарностью. Ведь в конечном итоге все у нее сложилось просто замечательно.

Полина снова вздохнула и побрела к автобусной остановке. Что-то царапало душу, какой-то неприятный червячок. Это не было разочарованием от напрасно потраченного времени, хоть она и констатировала с досадой, что поиски зашли в тупик, но волновало ее не это.

Какой счастливой выглядела Алина Верфель! Как все у нее удачно! Полина ощутила, что безумно завидует этой женщине. У нее есть мужчина, который взял на себя все ее заботы, который прикроет ее, вытащит из любой неприятности.

Но как же… Полина даже остановилась. Ведь у нее тоже есть мужчина – ее настоящая любовь, ее половинка, которую ей посчастливилось найти не в конце жизни, а в молодом возрасте. «И где он? – тут же спросил чужой ехидный голос. – Где пропадает этот человек, когда он так тебе нужен? Почему ты пытаешься спастись одна, не обращаясь к нему?»

«Потому что я не хочу его впутывать в свои неприятности», – ответила она противному голосу, но тут же поняла, что ответ ее неубедителен. Ведь у них все должно быть общее, раз они две половинки одного целого. И что теперь?

Полина помотала головой, стараясь отогнать плохие мысли, но они упорно не уходили. Перед глазами стояла счастливая улыбка Алины Верфель. А как будет у них с Евгением? Разумеется, если у нее вообще есть что-то впереди.

Полина не могла вспомнить, думала ли она об этом раньше. Строили ли они с Евгением планы, говорили ли о будущем? Кажется, нет, она и так знала, что он послан ей судьбой навсегда. Уже подползала предательская мысль, что они знакомы недолго и она совершенно не знает Евгения, не видела ни его друзей, ни родственников, но тут Полину ощутимо толкнул один из двух работяг, которые несли на плечах длинную железную трубу.

– Отойди в сторонку и ворон не считай! – доброжелательно посоветовал старший из них.

Полина приняла совет к сведению.

Я проснулся довольно поздно и вышел прогуляться на городскую эспланаду. Там я встретил знакомого офицера из свиты адмирала. Он издали приветствовал меня и приблизился с озабоченным видом.

– Рад видеть вас в добром здравии, – начал он. – Слышали ли вы последнюю новость?

– Нет, пока ничего не слышал. Вы – первый, кого я сегодня встретил, значит, вы и расскажете мне новости. Надеюсь, они приятные?

– Отнюдь. Утром рыбаки вытащили из моря необычный улов – кавалера Строцци.

– Что вы говорите! – воскликнул я в удивлении. – Неужели он утопился? Вот уж на кого это совсем не похоже!

– Говорят, вчера он крупно играл и проигрался в пух и прах. Да кстати, вы же вчера тоже там были?

– Был, – согласился я неохотно. – Но мне не показалось, что он проиграл так уж много. Вы же знаете Строцци – не в его правилах приносить с собой много денег. Кажется, он проиграл всего двадцать или тридцать цехинов, да еще какую-то безделушку.

– Безделушку? – переспросил мой собеседник. – Возможно, из-за этой безделушки он так сильно и расстроился. Впрочем, говорят, после той игры он сильно напился.

– Может быть, это его и погубило. Вы же знаете, как часто здесь, на острове, люди тонут по неосторожности…

– Конечно. – Офицер поклонился мне и удалился по своим делам.

Я пошел дальше, размышляя о превратностях судьбы и о том, к каким последствиям приводят наши поступки. Мы с молодым падуанцем задумали наше дело более от скуки, нежели по серьезной необходимости, но в итоге кавалер Строцци лишил себя жизни. Не могу сказать, чтобы я его очень жалел: он казался мне человеком крайне неприятным. Но смерти ему я не желал. Впрочем, что сделано, то сделано.

Я решил пойти в церковь Святого Иеронима и помолиться там за несчастного Строцци. Но вместо церкви ноги привели меня в тратторию, а вместо молитвы я заказал кувшин лучшего вина.

Едва я выпил бокал, как к моему столу приблизился высокий человек в черном плаще с опущенным на глаза капюшоном.

– Здравствуйте, господин Казанова! – проговорил он, без приглашения опустившись напротив меня.

– Приветствую вас, сударь, – отвечал я, безуспешно пытаясь разглядеть его лицо под капюшоном. – Мы с вами в неравном положении: вы знаете мое имя, я же не могу вас узнать. Не соблаговолите ли вы открыть ваше лицо, дабы я мог его разглядеть?

– Это лишнее, – отвечал незнакомец. – Вам мое лицо все равно неизвестно.

– Тогда я вас больше не удерживаю, сударь: не в моих правилах сидеть за столом с неизвестными мне людьми.

– Ваши правила здесь ни при чем. Я пришел сюда не для того, чтобы разделить с вами трапезу, а для того, чтобы передать вам приглашение одного весьма значительного лица.

– Кто эта персона? – осведомился я равнодушно. – Назовите мне его имя, и я нанесу ему визит, когда сочту возможным.

– Вы не поняли, господин Казанова, – возразил он. – Вы сей же час отправитесь со мной к моему господину.

– И не подумаю. По крайней мере, не раньше, чем вы назовете его имя.

– Ну-ну! – Незнакомец поднялся из-за стола и пошел к выходу.

Я же, решив, что инцидент исчерпан, налил себе еще один бокал вина и только было собрался поднести его к губам, как в глазах у меня потемнело, голова стала тяжелой, и я упал лицом на стол.

Илья Борисович встретил Полину ставшим уже привычным ворчанием – что он волнуется, что она совсем забыла про осторожность, ходит по городу, ничуть не скрываясь, когда у нее на хвосте висит едва ли не вся полиция города Санкт-Петербурга.

– Да я же в таком виде, – оправдывалась Полина, – вы и то меня едва узнали…

– И где это вы так приоделись? – ревниво спросил старик. – Вроде бы ушли совсем в другом виде.

– Долго рассказывать, – погрустнела Полина. Ей очень не хотелось признаваться, что ничего у нее не вышло.

– Тогда – ужинать! – Илья Борисович решительно подтолкнул ее на кухню.

Сегодня в меню были теплый салат с копченой лососиной и ризотто с телятиной и каперсами. К ужину открыли бутылку белого «Орвьето».

Полина не спеша рассказывала про свой визит к экстрасенсам и о беседе с Элеонорой Васильевной.

– Зачем вы ей рассказали все про себя? – ужаснулся старик. – Это неуместно!

– Она сама меня вычислила. Это такая женщина – сразу же все про всех узнает, – оправдывалась Полина.

– Не может быть! Экстрасенсы все до одного шарлатаны и жулики! Ни за что не поверю, чтобы эта вот… – Илья Борисович показал на экран телевизора, где без звука снова шла реклама шоу экстрасенсов, и потомственная ведьма с выпученными глазами, в черной хламиде сыпала в котел подозрительные корешки и сушеных мышей, – чтобы она разбиралась в человеческой душе. Я ведь, Полина, все-таки профессионал… тоже некоторых людей насквозь вижу…

– Если все закончится удачно, я вас с ней познакомлю, – посмеялась Полина. – Вот интересно посмотреть, как вы будете друг друга оценивать.

Она не сказала Илье Борисовичу, что Элеонора и мужчин видит насквозь, пусть это станет для него неожиданностью.

– Не к добру смеемся. – Старик выключил телевизор. – Пора подводить итоги. Я так понимаю, что ваши изыскания зашли в тупик.

– Я все равно считаю, что это было заказное убийство. – Полина упрямо сжала губы. – Только нужно пересмотреть концепцию. Если никто не мог заказать этих четверых, стало быть, все было направлено против официантки Алисы.

– Алисы? – недоверчиво пробормотал Илья Борисович. – Кому могла помешать обычная официантка? Зачем нужно было ее убивать, да еще таким сложным способом?

– А что вы вообще о ней знаете? – спросила Полина. – Кто она была, эта Алиса? Откуда родом? Были ли у нее родственники, друзья?

– Вот странно… – протянул Илья Борисович, – Алиса была очень общительная, всегда разговаривала с посетителями, знала про них какие-то подробности. Но вы сейчас спросили о ней – и я вдруг понял, что совершенно ничего о ней не знал. Ну, понятное дело, когда принимал ее на работу, спросил документы, она показала. Паспорт в порядке, прописка имеется, а что еще нужно? Я ведь ее не бухгалтером нанимал, а официанткой… Про родственников она никогда не говорила… Друзья у нее наверняка были, молодая ведь девушка, но на работу к ней никто никогда не приходил. Работала она в общем неплохо, аккуратная была, не хамила посетителям, а где в наше время найдешь лучше? С персоналом просто беда. Вот ведь странно…

Полина подумала, что это и вправду странно – не столько даже то, что у молодой девушки нет друзей и знакомых, сколько то, что Илья Борисович, обычно очень внимательный к людям, ничего не знал о девушке, которая работала на него, пусть даже непродолжительное время.

– Что, и за все это время никто к ней не приходил?

– Никто… хотя один раз, недели за две до этого ужасного события, зашел к нам в ресторан Савва Иванович…

– Кто? – удивленно переспросила Полина.

– Савва Иванович Малинин. Он в кукольном театре работает и иногда приносит мне билеты со скидкой – ресторан у меня итальянский, и кукольный театр у них тоже с итальянским акцентом, называется «Пиноккио», так я у него беру билеты и раздаю клиентам в качестве бонуса. А сам Савва Иванович – человек очень интересный, раньше он в этом театре был артистом, а потом заболел, хроническое воспаление голосовых связок, теперь не может долго говорить, а в кукольном театре голос – это все. Он в театре остался, но теперь там на подхвате – сторожем, кладовщиком, да вот билеты иногда распространяет… А почему я вспомнил про Савву Ивановича?

– Вы сказали, что недели за две до той кошмарной стрельбы он пришел к вам в ресторан…

– Ах, ну да! Он пришел в ресторан, а тут выходит Алиса. Он замер, как будто увидел привидение, и окликнул ее. Она повернулась к нему и вроде бы смутилась. А Савва Иванович говорит: «Этого не может быть! Как вы похожи! Скажите, а как звали вашу мать?» А Алиса так странно на него посмотрела и ответила: «Мою мать звали Анастасия. Анастасия Лихачева. Еще какие-то вопросы есть?»

– Нахамила в общем, – пробормотала Полина.

– Ага. Савва что-то забормотал, а она развернулась и ушла. Я у Саввы спрашиваю: «Что, вы были знакомы?» Он отвечает: «Нет, наверное, я обознался». Ну, я и не стал больше его расспрашивать – не мое, в конце концов, дело.

– Может, и правда обознался? – предположила Полина.

– Да, но он окликнул ее по имени – Алиса! А это все же не такое распространенное имя…

– Наверное, стоит с ним поговорить, – решила Полина. – Где, вы говорите, он работает – в кукольном театре?

– Ну да, кукольный театр «Пиноккио», на улице Жуковского. Но сегодня уже поздно, там все закрыто.

– Да и у меня сил уже нет по городу бегать!

Напоследок Илья Борисович рассказал, посмеиваясь, что дворничиха Зинаида заметила, очевидно, Полину и теперь распространяет по дому слухи, что был, мол, жилец приличным человеком, а теперь ходят к нему девицы, и главное, каждый день – все разные. Совершенно совесть потерял, людей не стыдится.

– Как бы она в полицию не сообщила… А вдруг там умный человек найдется, сообразит… – встревожилась Полина.

– Да ну! Она считает, что дело житейское. Седина в бороду – бес в ребро! – Илья Борисович подмигнул. – Так что из-за вас погибла моя репутация!

Он выглядел таким довольным, что Полина успокоилась.

Утром Полина не стала долго мучиться над созданием нового образа и снова нарядилась готической девушкой – этот костюм казался ей достаточно надежной маскировкой и вполне подходил для визита в кукольный театр.

Над входом в театр красовалась вывеска, на которой его название – «Пиноккио» – было выведено веселыми разноцветными буквами.

По обе стороны от входа висели афиши спектаклей. Репертуар показался Полине необычным, явно не соответствующим веселому названию: сегодня вечером в театре шла пьеса «Кошмар на улице Вязов», завтра – «Молчание ягнят». Были, правда, и детские утренники с более традиционными постановками – «Красная Шапочка» и «Мальчик с пальчик». Но на фоне вечерних триллеров и эти сказки показались Полине не слишком позитивными: в одной волк с аппетитом съедает бедную бабушку и закусывает Красной Шапочкой, в другой дети попадают в логово людоеда… И кажется, там умный «Мальчик с пальчик» вовремя поменял колпачки, и людоед по ошибке съел своих дочерей… Да, как-то это все неприятно…

Перед входом ребенок лет пяти топал ногами и голосил:

– Хочу на ужастик! Хочу на доктора Лектора!

– Но, Захарчик, это тебе еще рано! – уговаривала его замотанная мама. – Пойдем на «Красную Шапочку»!

– «Красная Шапочка» – отстой! Сама на нее иди!

Полина вошла в здание театра.

– Девочка, еще рано! – остановила ее тетка в спущенных на кончик носа очках, которая, сидя на стуле рядом с входом, вязала носок. – На утренник ты уже опоздала, а на вечерний спектакль…

– Мне не на спектакль, – отрезала Полина. – Мне бы Савву Ивановича найти.

– Ах, тебе Савву Ивановича? – Тетка поправила очки и внимательно посмотрела на посетительницу. – А по какому вопросу?

– По личному.

– Ах, по личному… – Взгляд стал еще более внимательным. – Это ты иди по коридору до лестницы, по ней поднимись на второй этаж, пройди через смотровой балкон, спустись, и там под лестницей будет его комната.

Объяснения были сбивчивыми и не совсем понятными, но Полина поблагодарила тетку и смело пошла в указанном направлении.

Пройдя по узкому коридору, стены которого были увешаны портретами актеров и фотографиями сцен из старых спектаклей, Полина оказалась в небольшом квадратном помещении. Отсюда выходили два коридора: левый – ярко освещенный, правый – полутемный.

Сначала Полина свернула в левый коридор, но он быстро закончился перед неплотно прикрытой дверью. Полина поняла, что ошиблась, но на всякий случай толкнула эту дверь и оказалась в просторной полутемной комнате, стены которой были от пола до потолка увешаны куклами.

Здесь были зайцы и белки, волки и лисы, кошки и собаки; были трехголовые драконы и морские чудовища с многочисленными извивающимися щупальцами; были жеманные красавицы с длинными золотистыми локонами и витязи в сверкающих латах; на видном месте красовался Вий – страшный карлик со свисающими до земли тяжелыми веками.

Полина поняла, что случайно попала в кладовую, где отдыхают между спектаклями куклы, и закрыла дверь в странном смущении, словно увидела что-то, не предназначенное для ее глаз.

Она вернулась к развилке и пошла по правому коридору, решив, что он приведет ее к цели.

Коридор оказался довольно длинным, и лестницы, которую упоминала вахтерша, все не было видно. Вдруг впереди послышались шаги, и из полумрака появился высокий человек. На вид ему было лет пятьдесят, и выглядел он довольно странно: длинные, совершенно белые волосы падали на плечи, лицо было изрезано шрамами, и на нем выделялись удивительно прозрачные глаза.

– Скажите, пожалуйста… – обратилась Полина к незнакомцу, но тот уже прошел мимо нее огромными быстрыми шагами.

Она удивленно обернулась, но коридор у нее за спиной оказался пуст, и даже шагов незнакомца не было слышно. Полина пожала плечами и продолжила путь. На этот раз почти сразу перед ней появилась деревянная лестница с резными перилами. Поднявшись по ней (лестница при этом жутко скрипела), она оказалась на широком балконе, который нависал над большим помещением. Внизу на полу были разложены фрагменты декораций.

Полина поняла, что это тот самый смотровой балкон, о котором ей говорила вахтерша. Видимо, он предназначался для просмотра подготовленных декораций.

Убедившись, что находится на правильном пути, Полина спустилась по такой же скрипучей лестнице и увидела неплотно прикрытую дверь, которая, судя по всему, и вела в каморку Саввы Ивановича.

Подумав, что эта комнатка напоминает каморку Папы Карло из пьесы «Золотой ключик», она подошла к двери и постучала. На стук никто не отозвался. Полина снова постучала, гораздо громче – и снова никто не откликнулся.

– Савва Иванович! – окликнула она сторожа.

Из-за двери по-прежнему не доносилось ни звука. Тогда Полина толкнула дверь и вошла в каморку сторожа.

Это было крохотное помещение со скошенным потолком, в котором едва помещался старый стол и узкая кушетка, накрытая клетчатым байковым одеялом. Еще здесь с трудом разместился большой деревянный сундук с расписанной цветами крышкой. Освещала каморку голая лампочка, вкрученная в патрон, болтавшийся под потолком. Три стены помещения были оклеены яркими афишами спектаклей, которые в разные годы шли в кукольном театре, а на четвертой оказались газетные вырезки, приколотые кнопками.

Полина бросила взгляд на эти вырезки – и удивленно застыла.

На той, что размещалась прямо над столом, она увидела трех улыбающихся девушек на ступенях какого-то внушительного здания. Одна из девушек была обведена красным карандашом, и Полина без сомнения узнала в ней Алису – ту самую официантку, которая была убита в ресторане в роковой день.

Подпись под фотографией гласила: «Лучшие студентки Восточного факультета – Наталья Прокудина, Нелли Розовская и Алиса Лихачева перед поездкой на стажировку в Непал».

– Интересно… – протянула Полина. – Значит, Алиса была не так проста, окончила Восточный факультет, стажировалась за рубежом… Но почему в таком случае она работала простой официанткой?

Вскоре она заметила, что красным карандашом отмечена не только фотография Алисы, но и выходные данные в нижнем углу: «Вестник Санкт-Петербургского университета, 20 сентября 1995 года».

– Что?! – воскликнула Полина удивленно. – Не может быть! Но ведь это газета почти двадцатилетней давности!

И действительно, девушки были одеты не так, как одевается сейчас молодежь, а гораздо проще: на одной дешевые джинсы и самовязаная кофточка, на другой – плохо сидящее платье. На Алисе был джинсовый комбинезон, каких теперь уж точно не носят.

Собственный голос напугал Полину, так странно и гулко прозвучал он в этой пустой каморке, нарушив настороженную тишину. Она зябко передернула плечами и еще раз взглянула на фотографию Алисы, а потом снова на дату – нет, никакой ошибки. Но если в девяносто пятом году ей было двадцать, то теперь должно быть не меньше сорока. А больше тридцати Полина бы ей не дала… Хотя, конечно, некоторые женщины умудряются хорошо сохраниться – но не до такой же степени!

Она перевела взгляд на соседнюю вырезку – заметно выцветшую, явно из газеты еще советских времен. На ней тоже была фотография, по-видимому, первомайская демонстрация. Веселые, оживленные люди шли по улице – с флажками и шарами, рослый мужчина нес на плечах смеющегося ребенка. На заднем плане виднелся портрет Брежнева, а на переднем – рядом со счастливым отцом и какой-то жизнерадостной старушкой шагала… Алиса! Чтобы исключить всякие сомнения, кто-то обвел ее лицо тем же красным карандашом.

Даты не было, но по портрету Брежнева можно было предположить, сколько лет этой фотографии. Уж во всяком случае, больше тридцати, а то и всех сорока…

– Да нет, не может такого быть, – пробормотала Полина. – Это просто бред!

Подписи под фотографией не стояло, так что вполне можно было подумать, что эта девушка просто похожа на Алису. Удивительно, неправдоподобно похожа.

Однако на этом чудеса не прекратились. Полина перевела взгляд на следующую вырезку, еще больше выцветшую от времени. И снова фотография: большая группа улыбающихся молодых людей – высокий чернокожий парень в пестрой накидке, китаянка в темном шелковом платье, еще несколько лиц, и среди них – опять Алиса, отмеченная все тем же красным карандашом. На этот раз стояла и подпись: «Ленинградские студенты встречают гостей фестиваля. На первом плане – Нельсон Мбата из Судана, Ли Чжен Тиу из Китая и Алиса Лихачева, студентка второго курса Института иностранных языков».

– Ничего себе! – протянула Полина, окончательно растерявшись.

Она не помнила точно, когда проходил Всемирный фестиваль молодежи и студентов. В пятьдесят восьмом году? В шестидесятом? Но во всяком случае, лет пятьдесят назад или больше. Это уж никак не спишешь на моложавый вид и хорошую наследственность. И не объяснишь фотографию случайным сходством – здесь черным по белому были напечатаны имя и фамилия Алисы.

Но в таком случае…

В таком случае Полина просто ничего не понимала.

А на стене перед ней висели еще вырезки, среди которых Полина заметила карандашный рисунок, выполненный на желтоватой, обтрепанной по краям бумаге. Несколько изможденных женщин в ватниках и теплых платках, с лопатами в руках. Под этим рисунком тем же карандашом была сделана надпись: «Сотрудницы Ленинградского этнографического музея на рытье окопов. Елена Васильева, Ольга Петровская, Алиса Лихачева. Декабрь 1941».

Полина вгляделась в изможденные лица женщин – и поняла, что одна из них, несомненно, Алиса, хотя ее и трудно было узнать в этой исхудалой, измученной женщине неопределенного возраста.

Конечно, в отличие от газетной вырезки дата на рисунке могла быть ошибочной, но старая бумага и сами лица женщин несли в себе ощущение подлинности

Однако и на этом сюрпризы не кончились.

Под рисунком к стене была приколота еще одна газетная заметка, на этот раз без фотографии.

«Доблестные работники внутренних дел раскрыли еще одну антисоветскую группу, которую создал преподаватель Высших художественно-промышленных мастерских Л. Л. Быстрицкий. Выходец из мелкобуржуазной семьи, Быстрицкий сумел ловко скрыть свое чуждое происхождение, чтобы без помех заниматься враждебной деятельностью. Пользуясь незрелостью молодежи, он вовлек в свою преступную организацию нескольких студентов – Бориса Кульчицкого, Михаила Трубникова, Алису Лихачеву и еще несколько морально и политически нестойких учащихся. Под видом изучения истории живописи Быстрицкий на своих занятиях занимался пропагандой буржуазного искусства и чуждого советской молодежи образа жизни. Мало того – ученики Быстрицкого, проникшись его враждебной идеологией, чтобы шире распространить тлетворное влияние своего идейного вдохновителя, организовали так называемые кружки изобразительного искусства среди рабочей молодежи. В то время, когда замечательная советская молодежь кует индустрию страны и готовится к труду и обороне, эти отщепенцы превозносили чуждые нам ценности и делали все для духовного разложения трудящихся. К счастью, антисоветская деятельность Быстрицкого и его приспешников была своевременно раскрыта, все участники группы с позором исключены из студенческо-преподавательского состава. Окончательно решит судьбу отщепенцев самый справедливый советский суд. Студенты и преподаватели Высших художественно-промышленных мастерских на своем общем собрании единодушно потребовали самого сурового наказания для отщепенцев. 10 апреля 1936 года».

И снова Алиса Лихачева…

Полине казалось, что она все глубже погружается в реку времени, и всюду, на каждом шагу этого погружения ей попадается то же самое имя, а иногда – то же самое лицо.

Кто же такая Алиса? Кем она была? И почему Савва Иванович, бывший актер кукольного театра, собирал все эти вырезки? Какое отношение он имел к Алисе?

Полина еще раз окинула взглядом стену – и в самом низу увидела еще одну газетную вырезку. Она сохранилась намного лучше, чем остальные, почти не выцвела и не пожелтела, хотя была гораздо старше – видимо, бумага в то время отличалась лучшим качеством.

«В летнем павильоне общедоступного сада «Олимпия» в минувший четверг открылась выставка известной художницы и путешественницы Алисы Лихачевой. Госпожа Лихачева только что вернулась из поездки по удаленным районам Бурят-Монголии, где зарисовывала и собирала предметы народного творчества. На открытии выставки госпожа Лихачева выступила с интересным докладом о нравах и обычаях обитателей столь дальней окраины Российской империи».

Под этой заметкой также имелись дата и название газеты: «Санкт-Петербургские ведомости, 18 июня 1912 года».

– Фантастика! – проговорила Полина, отступив от стены.

Собственный голос, показавшийся ей странным и незнакомым, прозвучал в этой пустой комнате как предостережение.

И еще… еще ей послышалось чуть слышное тиканье, доносящееся из сундука, словно само время напоминало ей, что оно уходит, утекает, как песок между пальцами…

Полина покосилась на сундук и почувствовала нарастающее беспокойство. Там таилось что-то ужасное… Она понимала, что самым правильным будет немедленно уйти из этой комнаты, но не могла этого сделать. Сундук притягивал ее взгляд, как магнит.

Наконец она не выдержала, шагнула к нему, подняла крышку, расписанную яркими аляповатыми розами… И едва сдержала крик.

В сундуке, свернувшись в позе нерожденного младенца, лежал пожилой мужчина с маленькой аккуратной бородкой и редкими седыми волосами.

Нетрудно было догадаться, что это хозяин каморки Савва Иванович.

Он был мертв – и причина его смерти не вызывала сомнений: горло старого актера оказалось перерезано, словно у него был второй рот, ухмыляющийся страшной, издевательской улыбкой.

Из открытого сундука, теперь уже совершенно отчетливо, доносилось монотонное тиканье.

Преодолевая ужас, Полина заглянула внутрь.

Мертвый старик казался удивительно беспомощным и безобидным. Он лежал, свернувшись калачиком, как будто внезапный сон окутал его своим волшебным покрывалом. Одна рука была неловко подогнута, вторая свободно лежала вдоль тела, а из кулака высовывался уголок бумажного листка.

И снова преодолевая ужас и брезгливость, Полина потянула за этот уголок. Трупное окоченение еще не охватило Савву Ивановича, и листок легко выскользнул из его руки. При этом рука немного сместилась, и Полина увидела, что под ней лежит старомодный будильник с чашечкой звонка над циферблатом.

Именно он издавал то тиканье, которое Полина слышала все время, что находилась в каморке сторожа. Взглянув на циферблат, она увидела, что в это самое мгновение минутная стрелка подошла к цифре двенадцать. И тут она догадалась: тот, кто убил Савву Ивановича, установил в сундуке взрывное устройство с будильником вместо таймера, чтобы скрыть следы своего преступления, и сейчас это устройство сработает.

Будильник зазвонил – резко, требовательно, неотвратимо, как сама судьба. Полина отшатнулась от сундука, ожидая, что сейчас прогрохочет взрыв, и уже втянула голову в плечи, но взрыва не последовало, зато в разные стороны от сундука стремительно побежали оранжевые змейки огня.

Она попыталась затоптать их, но искр было так много и распространялись они так быстро… Пока Полина затаптывала один огненный ручеек, десять других уже добежали до стен, поползли по ним яркими языками пламени, на глазах оживая и расцветая, как хищные экзотические цветы.

В первую очередь пламя охватило стену, на которой были развешаны собранные стариком газетные вырезки. В пламени в последний раз мелькнуло загадочное лицо Алисы Лихачевой, как будто она выглянула из глубины времени, – и выцветшая газетная бумага мгновенно превратилась в пепел, а вместе с ней превратилось в пепел расследование покойного Саввы Ивановича.