Текст книги "Побег из гламура"

Наталья Александрова
Побег из гламура

– Смотри, смотри, Ленка появилась! – Дашка дернула Катерину за локоть, глаза ее округлились от восторга. – Я думала, она теперь месяца два не будет на людях показываться!

Мимо их стола шла в компании двух смуглых мачо известная светская львица Лена Лепс. Как только она поравнялась с их столиком, Дашка вскочила и бросилась к ней с поцелуями:

– Отлично выглядишь! Что-то тебя давно не видно…

Лена что-то проворчала, с трудом высвободилась из Дашкиных объятий и поплыла дальше, небрежно поправив бретельку алого платья от Donna Caran.

Дашка, сияя, плюхнулась обратно на свой стул. Вечер для нее прошел недаром.

– Ты слышала, какой облом у нее вышел со свадьбой? – зашептала она Кате на ухо, едва Лена удалилась на безопасное расстояние.

Катя не слишком интересовалась светскими сплетнями, но из вежливости изобразила интерес.

– Она уже назначила дату свадьбы, разослала приглашения, заказала платье у какого-то потрясающего бельгийского дизайнера, одних стразов от Сваровски на него нашили килограммов двадцать, но тут ее жениху – ну ты, конечно, знаешь кому – кто-то рассказал о ее прошлогоднем шоу в Куршавеле… ну, он сказал, что на стриптизершах не женятся, и разорвал помолвку… А Ленка теперь всюду трубит, что сама дала отбой, потому что он голубой…

– Да что ты говоришь! – ахнула Катя, чтобы не испортить человеку удовольствие.

– Нам она тоже прислала приглашение, я заказала платье… Хорошо, что подарок не купили, было бы обидно, а лишнее платье всегда пригодится…

Катя едва слышно вздохнула: она предпочла бы отпраздновать свой день рождения в самом узком кругу – вдвоем с мужем, но Виталик пригласил своего партнера и друга Лешу Гревского с женой, и ей ничего не оставалось, как изобразить радость.

– Лешик, налей девушкам шампанского! – манерным тоном протянула Даша. Гревский достал бутылку из серебряного ведерка, и Дашкино лицо вытянулось: – Фи, это что за бурда!

– Что б ты понимала! – беззлобно усмехнулся Леша. – Это Piper – Heidsieck cuvee девяносто шестого года! Такое мало где найдешь!

– Лучше бы ты заказал «Кристалл» или уж на худой конец Moёt&Chandon! – Дашка пригубила и сморщилась: – Жженой бумагой отдает!

– Тундра! Не жженой бумагой, а дымком жареных каштанов! Этот год ценят как раз за специфический привкус!

– Вот и пей сам эту специфическую бурду!

– Между прочим, это любимый сорт Мэрилин Монро! – Лешка подмигнул Виталику. – И Шэрон Стоун постоянно его заказывает ящиками…

– Да что ты? – Даша еще отпила и задумалась. – А вообще-то, ты знаешь, ничего… если распробовать, вкус очень даже интересный… фруктовый оттенок…

– Я хочу выпить за мою жену! – прервал ее рассуждения Виталик, подняв бокал. – Встреча с Катей – это самая большая удача в моей жизни! За самую прекрасную женщину Москвы! За тебя, солнышко!

Катя поднесла к губам бокал с золотистым искрящимся напитком, сделала первый глоток и почувствовала то радостное, легкое головокружение, которое ощущаешь в первый день весны. Может быть, в этом было виновато не шампанское, а слова Виталика, но только ей захотелось смеяться и говорить милые глупости.

– Это ты самый лучший! – проговорила она. – Самый умный, самый сильный, самый щедрый…

– Солнышко! – Виталий приподнялся и торжественно взмахнул рукой, привлекая к себе внимание. Впрочем, Катя и так не сводила с него глаз. – Я, кроме всех перечисленных тобой достоинств, еще и замечательный фокусник!

– Что? – Леша посмотрел на компаньона с недоверием. – Так вот почему у нас так гладко прошла налоговая проверка!

– Не к ночи будь помянута! – фыркнул Виталий. – Нет, я серьезно. Вот смотрите: что лежит на этой тарелке?

– Ничего. – Катя привстала, уставилась на его тарелку в полном восторге, не сомневаясь, что муж устроит сейчас что-то совершенно замечательное.

– Совершенно верно! – Виталик накрыл тарелку крахмальной салфеткой, взмахнул руками и страшным голосом злого волшебника проговорил: – Эне, бене, ряба, квинтер, финтер, жаба!

Катя следила за происходящим с восторженным выражением ребенка, который разворачивает сверток с новогодними подарками.

– Неверов, как ты выражаешься! – дурашливо воскликнул Леша. – Выбирай выражения, здесь все-таки дамы!

– Ну тебя! – фыркнул Виталик и ловким движением сдернул с тарелки салфетку.

Под ней оказался зеленый бархатный футляр в форме сердца.

– Браво! – захлопала в ладоши Даша. – Неверов, тебе нужно в цирке выступать! Или в этой программе «Цирк со звездами»!

– Катя, – проговорил Виталий очень серьезно, – ты не хочешь взглянуть, что там внутри?

Катя глубоко вздохнула.

Ей было немножко страшно: так серьезно смотрел на нее муж, таким ожиданием светились его глаза… Она нажала на защелку, начала приподнимать крышку футляра и зажмурилась, как зажмуривается ребенок, входя в комнату с только что наряженной елкой.

Наконец она открыла глаза и ахнула: на зеленом бархате лежало старинное золотое кольцо. По овальному эмалевому бирюзовому полю, окруженному россыпью мелких изумрудов, бриллиантами была выложена буква «Е», первая буква имени Екатерина, ее имени…

– Это чудо!.. – выдохнула Катя, поднимая глаза на мужа. – Настоящее чудо!

Виталий знал, что она любит только старинные украшения, предпочитает их модным поделкам современных дизайнеров. Подругам, которые фыркали и говорили, что не хотят носить чьи-то обноски, что надевать старые украшения – это все равно что покупать одежду в секонд-хэнде, Катя возражала: только в изделиях восемнадцатого, в крайнем случае девятнадцатого века чувствуется настоящее мастерство, настоящая душа вещи…

– Это кольцо принадлежало твоей тезке Екатерине Великой, – скромно сообщил Виталий. – В то время, когда она была еще не императрицей, а всего лишь женой наследника престола, поэтому над литерой нет цифры два…

Катя встала, обошла стол и поцеловала мужа.

– Я рад, что тебе понравилось, – проговорил Виталий.

– Пойдем попудрим носик, – потянула ее Даша.

Катя с сожалением закрыла футляр с кольцом, спрятала его в сумочку и пошла за приятельницей. Надеть сразу такое потрясающее кольцо на руку она не могла, к этому нужно было морально подготовиться, и Виталий это, кажется, понял.

– Не понимаю твоей страсти к этому старью, – проговорила Даша, едва они вошли в туалет. – По мне, самый лучший подарок – это денежки на карточку, и чем больше, тем лучше. Но у каждого свои увлечения… Ну что, будешь?

– Что? – растерянно переспросила Катя.

– Как – что? Мы же пришли попудрить носик…

– Ах да… – Катя достала из сумочки пудреницу – восемнадцатый век, синяя эмаль, бриллианты…

– Ты что, и правда собралась пудриться? – Дашка захлопала ресницами и расхохоталась. – Ну ты даешь!

Она подняла правую руку – на среднем пальце красовалось кольцо с овальным аметистом. Нажала на камень, и он откинулся в сторону, открыв маленький тайник, наполненный белым порошком:

– Вот это действительно хорошее кольцо… Хоть и не восемнадцатый век, но две дозы помещаются!

Она высыпала порошок на стеклянную полочку, разровняла кредиткой, повернулась к Кате:

– Ну, именинница, давай ты первая!

– Нет, я не буду! Ты же знаешь…

– Ну как хочешь! – Дашка поднесла к носу свернутую купюру, втянула порошок, проговорив: – Ну, с днем рождения, подруга! – На секунду она замерла, потом тряхнула волосами и вполголоса проговорила: – Конец света! Просто полный улет! Не понимаю, как ты обходишься без кокса? Как ты расслабляешься? Я бы без кокса, наверное, просто с ума сошла. Впрочем, ты у нас вообще странная… настоящая тургеневская девушка… Ты ведь, кажется, даже мужу не изменяешь?

– Конечно, нет, – довольно сухо ответила Катя. Она не любила разговоров на эту тему и старалась их не поддерживать. – Зачем же портить самое лучшее, что у меня есть в жизни?

– Ну ты даешь! – Дашка снова расхохоталась. – Вот, допустим, тебе очень нравятся лобстеры. Но это же не значит, что нужно отказываться от фруктов или мяса? В жизни много приятных вещей! Если одними лобстерами питаться…

– Ну пойдем, если ты готова. – Катя ясно дала понять, что разговор ей не нравится.

Дашка фыркнула, оглядела свое отражение в зеркале и явно осталась довольна.

В дверях туалета они столкнулись с тощей брюнеткой в синем платье от Kenzo. Вид у нее был такой, как будто за ней гонится вся Тамбовская группировка, – горящие глаза, трясущиеся руки… Не успев закрыть за собой дверь, она вытащила из сумочки бумажный конверт.

– Не рассыпь, подруга! – фыркнула ей в спину Даша. – Ишь как тебя разбирает!

Когда они вернулись в зал, мужчины о чем-то разговаривали, и, судя по их лицам, разговор был не очень приятный.

– Имей в виду – не больше недели! – проговорил Алексей. – И это только ради тебя!

Тут он увидел приближающихся женщин и поспешно стер с лица деловое выражение.

– О чем это вы тут болтали? – осведомилась Даша. – Наверняка о бабах! Стоило нам на секунду уйти…

– А вот и нет! – ответил Виталий, дурашливо улыбаясь. – Мы обсуждали сырное меню. Вы какой сыр будете есть?

– «Каприз богов»! – выпалила Дашка.

– «Каприс де дье»? – переспросил Леша. – Не срамись! Это можно купить в любом супермаркете! Выбери что-нибудь поприличнее!

– А я хочу «Каприз богов»! – уперлась Дарья. – Имею я право на собственный каприз?

– А я буду Sent Agure, – заказала Катя. – И еще этот пастушеский сыр… как его… с золой…

– Берите «Стилтон», – посоветовал Виталий, просмотрев меню. – Он здесь действительно хороший, в меру выдержанный. И замечательно подходит к белому Orvieto Classico Superiore!

Официант подошел к столику, чтобы сменить приборы, и случайно задел рукавом Дашкин бокал.

– Смотреть надо! Тебе что, работа не нравится? – Дашка побагровела, сделалась ужасно некрасивой. – Где только таких находят? Понаехали в Москву…

Официант попятился, рассыпался в извинениях.

– Наша обслуга никуда не годится! – кипятилась Даша. – То ли дело филиппинцы! Вот мы с Лешиком ездили в круиз на английском лайнере, там была филиппинская прислуга – это что-то! Входишь в бар, там, кроме тебя, ни одного человека, а они стоят как статуи! Даже не шелохнутся! И подносы вот так держат! Я сначала и подумала, что это статуи, даже потрогала одного… – Даша хихикнула, – оказался живой… – Она обвела присутствующих взглядом. – Но стоит тебе сесть за столик – один из них тут же подлетает, чтобы принять заказ. Примет, все принесет, и снова как статуя! А как они сказочно делают коктейли! – Даша закатила глаза, изобразив восторг.

– А какой был круиз? – спросила Катерина, чтобы поддержать разговор.

– Я же говорю – классный! Английский лайнер, пять звезд, восемь бассейнов, из них два с искусственными волнами, два театра, казино, несколько бутиков… такой салон СПА – закачаешься! Я из него почти не выходила!

– А какой был маршрут? Куда вы заходили?

– Лешик, куда мы заходили? – Даша повернулась к мужу. – Ах, ну да, в этот… в Гибралтар, потом в Лиссабон, потом на Канары и на эту… на Мадеру.

– Мадейру, – поправил ее муж.

– Ну я же так и сказала… А еще там, на лайнере, была такая классная команда аниматоров… – Даша снова закатила глаза, придвинулась к Кате и понизила голос: – Мальчики просто блеск! Один лучше другого! Настоящие мачо! Один аргентинец…

– Тебе понравился Лиссабон? – спросила Катя.

– Классно! – Даша оживилась. – Особенно эта их главная улица, Рамбла…

– Рамбла – это в Барселоне, – поправил ее Алексей. – В Лиссабоне – Сеута…

– Ну что ты пристал! – надулась Даша. – Какая разница? Рамбла мне тоже понравилась… там такой классный бутик Prada… Я только вошла, ко мне четыре человека бросились! Это я понимаю – обслуживание! Они борются за каждого клиента! А у нас в Третьяковке я вчера зашла в бутик – никого нет, я единственная в магазине, и что ты думаешь? Эта корова даже не пошевелилась! Зад от стула не оторвала! Уткнулась носом в журнал, и хоть бы что! Такое впечатление, что ей покупатели не нужны! Ну я, конечно, из принципа ничего не купила. Хотя там была одна сумка – просто отпад! Представляешь, такая огромная, и вся в стразах… Но я наступила себе на горло… – Даша вдруг задумалась, зашевелила губами и неуверенно проговорила: – Или это не там… этот бутик Prada, про который я говорила, кажется, он в Сен-Тропе… Но в Лиссабоне тоже классно, я купила себе такие босоножки…

Оставшаяся часть вечера прошла за изысканными сырами, хорошим вином и легким разговором.

Возвращаясь домой, Катя прикрыла глаза и подумала, что стала на год старше, но это ее нисколько не огорчает. Ее жизнь, несомненно, удалась, самое главное – рядом с ней любимый, единственный человек…

Однако какое-то облачко все же омрачало ее горизонт. Что-то ее смутно беспокоило, что-то сегодня вечером было не так, хотя она и не могла вспомнить, что именно. Ужасно неприятное чувство, когда пытаешься ухватить воспоминание, а оно ускользает не хуже золотой рыбки.

Что же это было? Ах да, лицо мужа, когда они вернулись с Дашкой из дамской комнаты, – слишком серь–езное, жесткое даже. А, пустое; он же деловой человек, не может же он смотреть на всех так же ласково, как на жену. Любимую жену. Она потрогала бархатный зеленый футляр в виде сердечка и счастливо улыбнулась.

Просыпаясь, она не спешила сразу открывать глаза. Это была такая игра с детства – стараться определить по окружающим звукам и запахам, что происходит вокруг. Если по крошечной квартирке распространялся запах кофе, а из ванной слышался шум воды, маленькая Катя знала, что сегодня будний день и что мама готовит завтрак, а папа собирается на работу. Если же в квартире стояла благословенная тишина – значит, впереди длинный выходной день, можно поспать подольше, а потом родители обязательно поведут в какое-нибудь интересное место. Родители очень любили Катю. И она их тоже.

Вообще в ее жизни было много любви. С детства ее баловали, ласкали и дарили подарки. И бабушка, и папа с мамой, и старый друг отца дядя Вася, который бывал у них в доме так часто, что Катя считала его близким родственником.

И в школе ее любили – Катя никогда ни с кем не ссорилась и училась хорошо. Ласковая послушная девочка, она успешно переходила из класса в класс. Не то чтобы ее очень интересовали школьные предметы, просто не хотелось огорчать родителей и учителей.

Отец много работал, мама всегда была дома – неизменно предупредительная и заботливая. За все время, пока она жила с родителями, Катя не помнит никаких ссор и скандалов. Жизнь текла безоблачно, ее никто не обижал. Конечно, было несколько юноше–ских романов, но расставалась она с молодыми людьми всегда по обоюдному согласию и даже сохраняла дружеские отношения.

А потом Катя встретила Виталия.

Мама очень хотела пойти на концерт Лучано Паваротти, отец купил билеты, но сопровождать ее не смог – устал после трудного дня, почувствовал себя неважно. Он вообще в последнее время жаловался на переутомление. Будь это любой другой концерт, или вечеринка, или даже встреча со старыми друзьями, мама не колеблясь осталась бы дома с ним. Но великий тенор ездил по миру в прощальном турне и давал в Москве только один концерт. Мама позвонила Кате.

Они оглядели себя в большом зеркале и улыбнулись друг дружке. Мать и дочь были очень похожи. И тут же Катя поймала в зеркале взгляд проходящего мужчины и прочла в этом взгляде такое неприкрытое восхищение, что даже выронила программку. Он поспешно поднял программку, а когда, отдавая, заглянул Кате в глаза, серд–це ее сладко заныло, как в юности.

Мама почувствовала, что происходит с ее дочкой, завела незначащий разговор. Вскоре нашлись общие знакомые, и вечером после концерта Катя поняла, что обожает этого человека. А проснувшись утром, неистово захотела за него замуж.

Как выяснилось, он тоже этого хотел. Виталик оказался замечательным мужем – нежным, внимательным, заботливым. И естественно, богатым. То есть деньги, конечно, не главное в жизни, говорила мама своей дочке еще в школе, однако все же хотелось бы, чтобы твой избранник твердо стоял на ногах.

Все это было. Муж был владельцем хоть и небольшого, но самостоятельного банка, и дела его после женитьбы пошли еще лучше прежнего. Главный конкурент неожиданно умер от инфаркта, с остальными Виталий сумел полюбовно договориться, и банк его значительно расширился. Впрочем, Катя не слишком интересовалась делами мужа. Главное, что он у нее есть – ласковый, любящий, внимательный, самый лучший… Он выполнял любые ее желания. Да что там, он их предугадывал! Он построил для нее замечательный загородный дом, чтобы их будущие дети росли на свежем воздухе. Катя с восторгом окунулась в заботы по отделке и интерьеру.

Муж ее обожал и принимал любые ее идеи, они любили друг друга страстно по ночам и нежно днем. Виталик оказался замечательным любовником, Катя просто млела, таяла в его объятиях. Каждую комнату в доме они освятили своей любовью. Муж всерьез утверждал, что только таким образом можно приманить в дом счастливых духов. Катя смеялась и закрывала ему рот ла–донью, он целовал ее запястье, и несмотря на то что брови были нахмурены, в глазах стояли смешинки. И ей хотелось целовать эти глаза до тех пор, пока в них не появлялся огонь страсти. И все начиналось сначала…

Как в детстве, просыпаясь, она не спешила открывать глаза. Она провела рукой по прохладной шелковой простыне. Место рядом пустовало: значит, Виталик уже встал.

Было тихо, так что муж, очевидно, в бассейне. Он очень любит начинать день с плавания, говорит, что получает заряд бодрости на весь день. Катя сладко потянулась и зарылась в подушки. Нехорошо, сказала бы мама, замужней женщине следует вставать вместе с мужем и провожать его на работу. Ему будет приятно твое внимание. Ну и что, что прислуга справится с приготовлением завтрака лучше тебя, ему будет приятно получить утренний кофе из твоих рук. А то так скоро вообще видеться перестанете.

Мама, конечно, права. И только было Катя собралась вставать, как в спальню вошел муж. Она узнала его по шагам и по запаху одеколона Mistrale de Grasse. Не открывая глаз, Катя улыбнулась и обняла его – прохладного, чисто выбритого.

– Спи, малыш, – сказал он, – не вставай. Я уже выпил кофе.

Катя расстроилась на минутку, но Виталик потерся щекой о ее плечо, поцеловал в шейку, в нежную ложбинку за ухом, и снова стало спокойно и радостно на душе. Услышав, как закрылась дверь, она расслабленно откинулась на подушки. Начал снова наплывать сон – красивый, солнечный, где они с мужем стоят на палубе круизного лайнера, а вокруг блестит и синеет бескрайнее море. И вдруг в тишину спальни ворвался телефонный звонок.

– Катерина, – требовательно взывал на том конце женский голос, – ты мне очень нужна!

– Да кто это? – чужим со сна голосом спросила Катя.

В ответ в трубке разорались так сердито, что Катя окончательно проснулась. Звонила Лидка Дроздова и кричала, что ей очень, просто очень нужно с Катей поговорить.

– Ну говори, – обреченно вздохнула Катя.

– Да ты что? – возмутилась Дроздова. – Чтобы я важный разговор телефону доверила? А ты знаешь, что в принципе все линии могут прослушиваться?

Катя хотела спросить, какие же секреты ей хочет доверить подруга, вроде бы никаких важных сведений у нее не может быть.

Лида Дроздова была ей не то чтобы близкая подруга, просто давняя знакомая. Они общались в юности, потом потеряли друг друга из виду, потом, полгода назад, случайно встретились в бутике Roberto Cavalli. На Лидке был шикарный, просто умопомрачительный плащ от Celvin Klein и красные сапоги от Prada. Она сама окликнула Катю, то есть, надо полагать, высмотрела ее первой и успела прикинуть, стоит ли признавать старую знакомую. Надо думать, Катин внешний вид ее вполне удовлетворил, а когда она узнала, кто такой Катин муж, в глазах бывшей приятельницы появилась самая настоящая зависть.

В разговоре выяснилось, что Лида недолго побывала замужем, потом удачно развелась, муж положил ей хорошее содержание. Лидка и не скрывала, что сейчас находится в стадии свободной охоты на нового мужа. Разумеется, ее интересуют только хорошо обеспеченные претенденты.

С тех пор они часто виделись, все планы Дроздовой были написаны у нее на лбу крупными буквами – как можно быстрее найти нового мужа. А в компании друзей Виталия это было вполне осуществимо. Виталий отчего-то Лидку недолюбливал, Катя только посмеивалась – всем охота получить свой кусок счастья. Она не очень волновалась за приятельницу: с ее энергией и пробивным характером Лида скоро устроит свою судьбу.

Да уж, энергии Дроздовой было не занимать. Если уж она что-то вобьет себе в голову, то ее никто и ничто не остановит. Во всяком случае, не Катя.

– Жду тебя через полтора часа в «Галерее»! – не терпящим возражений тоном сказала Лида и отключилась.

Катя тяжело вздохнула и поняла, что придется ехать в город.

До выезда на МКАД оставалось минут пять, когда впереди на шоссе показалась приземистая фигура в милицейской форме.

Катя затормозила, надела на лицо самую обаятельную улыбку, взглянула на подходящего гаишника:

– Лейтенант, что я сделала не так?

– Лейтенант Смородин, – проговорил тот сквозь зубы, не реагируя на улыбку. – Ваши документы.

Был он мрачный, лицо какого-то серого цвета, смотрел куда-то вбок, так что не видно было глаз. Это сразу же производило неприятное впечатление, впрочем, какое ей до него дело? Она видит его в первый и послед–ний раз.

Катя достала бумаги из бардачка, протянула лейтенанту.

Тот просмотрел документы, пожевал губами, проговорил сухо и неприязненно:

– Выйдите из машины, Екатерина Антоновна!

– Да в чем дело? – Катя недоуменно взглянула на милиционера.

– Я сказал – выйдите из машины! – повторил тот сурово и потянулся к кобуре.

Катя окончательно расстроилась: ей почти не приходилось сталкиваться с суровой действительностью, Виталий тщательно оберегал ее душевный покой, и поэтому каждый такой случай выбивал ее из колеи. Гаишник явно набивался на взятку, но Катя ничего не нарушала, не чувствовала за собой вины и не торопилась совать ему деньги. В крайнем случае можно позвонить мужу, он все уладит.

Она машинально поправила волосы, открыла дверцу, выбралась на асфальт и огляделась. В стороне, метрах в двадцати, стояла милицейская машина, возле нее скучал второй гаишник.

– Ну, в чем дело, лейтенант? – повторила она, постаравшись вложить в свой вопрос как можно больше твердости.

– Похожая машина числится в угоне, – ответил тот неохотно.

– Но у меня же все документы в порядке… – растерялась Катя.

– Багажник откройте!

– Багажник-то зачем…

– Откройте, я сказал! – Он набычился, взглянул исподлобья, на серых щеках заходили желваки.

Катя вздохнула, обошла свою «ауди», открыла багажник.

Она хотела отступить в сторону, чтобы показать содержимое багажника вредному лейтенанту, но не успела этого сделать. Сзади мелькнула какая-то тень, и на нее словно обрушились небеса.

Пришла в себя она от боли.

Болело все: голова, ноги, спина… болели даже такие части тела, о существовании которых она раньше не подозревала.

Катерина застонала, открыла глаза, но ничего не увидела. Вокруг была кромешная темнота.

Она попыталась понять, где находится.

Не дома, это точно. Вокруг нее была не уютная шелковая темнота ее спальни, а какая-то тесная, жесткая, колючая тьма.

Кроме всего прочего, эта тьма двигалась.

Катю то и дело подбрасывало, она перекатывалась, ударяясь обо что-то жесткое то локтем, то плечом, то коленом. Вот отчего болело все тело… Но голова не просто болела – она раскалывалась, трещала от боли, мешая сосредоточиться…

Катя больно ударилась спиной, перекатилась на бок, вскрикнула и вдруг все вспомнила.

Вспомнила утренний звонок Лидки Дроздовой, вспомнила, как выехала из дому, как подъехала к повороту на МКАД… вспомнила хамоватого гаишника, вспомнила, как открыла багажник…

После этого вспоминать было нечего. После этого была темнота.

И тут до нее дошло, где она.

В багажнике собственной машины…

Катю подбросило на ухабе, она ударилась боком о крышку багажника и застонала. Застонала не столько даже от боли, сколько от страха и безысходности.

Она слышала рассказы о женщинах, которых вот так же останавливали на дороге, завозили в лес и там убивали. Ради дорогой машины, ради украшений, часов и прочего дорогостоящего хлама.

Катя слышала такие рассказы много раз, но не воспринимала их всерьез, ей казалось, что это вроде дет–ских страшилок, которые шепотом рассказывают на ночь лет в десять. И уж во всяком случае, такое не может случиться с ней самой…

И вот – случилось.

Катю снова подкинуло на рытвине. Значит, они едут не по шоссе, не по городской улице. Они едут по проселку или, того хуже, по лесной дороге.

Ее везут в лес…

Машина снова подпрыгнула и остановилась.

Наступила тишина. Гулкая, звенящая тишина.

Затем крышка багажника поднялась, и Катя на мгновение ослепла от хлынувшего в глаза золотого осеннего света.

– Вылезай, – раздался над ней хриплый раздраженный голос.

Глаза привыкли к свету, и она снова увидела мрачное лицо «лейтенанта Смородина».

Впрочем, он наверняка никакой не лейтенант и уж тем более не Смородин.

– Вылезай! – повторил он угрожающим тоном.

Катя медлила, и тогда он схватил ее за воротник мягкой кожаной курточки (от Alaia, – отстраненно вспомнила Катя слова из другой, прежней жизни).

Она распрямилась, перебралась через край багажника, шагнула на черную лесную землю, густо усыпанную еловой хвоей.

«Ауди» стояла на небольшой поляне, окруженной густым темным ельником. Среди елей проглядывали золотом и багрянцем чахлые осины и березки.

Катя всегда любила сосновый лес – светлый, просторный, как храм, а ельник недолюбливала, он казался ей мрачным, угрюмым, нелюдимым, зловещим.

Как будто она чувствовала, что именно в таком лесу закончится ее жизнь…

За спиной «Смородина» маячили еще двое мужчин, чем-то неуловимо похожих – один в милицейской форме, другой – в черных джинсах и кожаной куртке.

– Что смотрите? – повернулся к ним «лейтенант». – Работайте! Времени мало…

Он рванул Катю за руку, сорвал с запястья часы.

– Часы номерные, – проговорила она, пытаясь вы–рвать руку. – Тебя по ним вычислят…

– Заботишься, да? – осклабился мужчина. – Не бойся, как-нибудь обойдется!

Он сунул «Филипп Патек» в карман кителя, озабоченно оглядел Катерину. Потянулся к ушам, где призывно сверкали крупные старинные изумруды.

«К глазам, – шептал Виталик, обняв ее перед зеркалом, – как они подходят к твоим глазам…» И ласково покусывал ее ухо, а Катя тихо смеялась, и в словах мужа ей слышалась небесная музыка.

– Не рви уши! Я сама! – Катя поспешно расстегнула замочки, сунула серьги в руку грабителя, отправила туда же цепочку с кулоном. – Бери все, только не надо…

Она хотела сказать «Не надо меня убивать», но не смогла произнести эти страшные слова. Ей казалось, что, пока они не произнесены вслух, они еще не стали реальностью.

– Я сказал – работайте! – зло бросил «Смородин» своим спутникам, спрятав украшения и, кажется, потеряв интерес к Кате. – Долго будете сопли жевать? Яму копайте!

От этих слов женщину обдало холодом.

Значит, все… Сейчас ее убьют и зароют в этом мрачном пригородном лесу…

Говорят, перед смертью человек видит всю свою жизнь. Она пробегает перед его глазами, как старая кинохроника.

Катя почему-то вспомнила только один день, в раннем детстве.

Она на даче у бабушки… Окно в сад широко распахнуто, и в него заглядывают ветки яблони, сплошь покрытые белоснежными цветами… Яркое, слепящее, ласковое солнце, и вся жизнь впереди, как нескончаемый праздник…

Вот и настал конец этого праздника.

«Лейтенант» расстегнул кобуру.

– Штык, мы так не подписывались, – нерешительно проговорил парень в кожаной куртке. – Базар был только насчет того, чтобы бабу выкинуть, машину взять… Ты машину взял, ты цацки ее взял, а на мокрое мы не согласны!

– А вас кто-то спрашивает? – «Лейтенант» скривил темный рот. – Ты делай, что я велю! Копай яму, понятно?

– Не понятно! – Парень шагнул ближе, потянулся к карману. – Мы на мокрое не подписывались! У нас бизнес чистый! Машина – да, деньги – да, брюлики – ладно, но на мокрое не подписывались! У нас весь бизнес из-за нее накроется!

В руке «лейтенанта» заплясал большой черный пистолет.

– Не подписывались?! – заорал он. – Так ты у меня, бизнесмен хренов, сейчас кровью подпишешься! Не подписывался он! Зато я на все подписался… Много воли взял! Рой яму, а потом сам ее замочишь! Или я тебя в этой яме похороню!

– Штык, Штык! – подал голос третий подельник, в милицейской форме с сержантскими нашивками. – Не горячись! Придержи лошадей! На хрена нам этот беспредел? Из-за этой бабы могут быть большие заморочки… за нее землю рыть будут… вон машина какая дорогая. И сама она упакована по полной программе, небось муж большая шишка, со связями… Зачем нам такой геморрой? Взяли свое и свалили по-тихому…

– Тебя не спрашивают! – огрызнулся Штык. – Делай, что я велю! Я с заказчиком договорился…

Только теперь Катя увидела его глаза. Они были абсолютно безумные, какого-то прозрачно-белесого цвета. «Наркоман!» – мелькнуло в мозгу.

– С заказчиком? С каким, на хрен, заказчиком? Почему мы не знаем никакого заказчика? – проговорил парень в куртке и потянул что-то из кармана.

Штык попятился, пистолет в его руке хрипло рыкнул, полыхнул огнем. Высокий парень широко открыл рот, покачнулся, удивленно разглядывая клетчатый платок, который вытащил из кармана, и дымящуюся черную дыру на груди.

– Совсем озверел? – взвыл второй, и в его руке тоже появилось оружие. – За что ж ты Митьку-то? За что ж ты брата моего? Совсем сошел с катушек?

Штык неловко повернулся к новому противнику, но тот уже торопливо нажимал на спуск, раз за разом стреляя в подельника. Штык сложился пополам, вы–плеснул изо рта порцию дымящейся крови и рухнул на темную лесную землю. Его окровавленный рот широко открывался, словно он что-то хотел сказать, но вместо слов на губах выступали только багровые пенящиеся пузыри.

Катя, не сводя глаз с умирающего, пятилась, отступая к лесу.

Последний из похитителей, зло матерясь, наклонился над «Смородиным», пнул его носком сапога, обшарил карманы. Потом подошел к брату, потрогал пульс. Пульса не было.

Бандит бросил взгляд на Катю, поднял ствол пистолета.

Катя вскрикнула, отступила еще на шаг, уставившись в черный зрачок ствола. Колючие еловые ветки оцарапали ее щеку, но она этого даже не заметила. Бандит сплюнул, опустил оружие, огляделся, снова выругался, сел за руль Катиной «ауди», сдал назад, с трудом развернулся на поляне и укатил по лесной дороге, оставив Катю наедине с одним мертвым человеком и одним умирающим.

«Лейтенант Смородин» все пытался что-то сказать, тянул к Кате трясущиеся руки, словно просил ее о помощи. Второй бандит не подавал признаков жизни.