Текст книги "Сколопендра"

Я приехала тогда из Пензы, имея чёткий план дальнейших действий: устроюсь на работу к этому мебельному дельцу, куплю подходящее жильё, заберу Маришку. Я была уверена, что всё у меня получится: развернусь, взлечу, сделаю себе жизнь, какую хочется! Но столица в момент откорректировала мои планы.

Знакомец мужа одноклассницы, когда я его, наконец, отыскала, предварительно изведя горсть жетонов в телефоне-автомате (и как мы обходились без мобильников?) и выспросив у ответившей женщины, где можно найти директора фирмы «Искандер», совсем не обрадовался моему появлению. За ту неделю, что я с ним созвонилась из Пензы, собралась в дорогу и добралась, на дельца успела наехать собственная «крыша». То ли они ему оброк увеличили, а он не согласился, то ли по старым договорённостям не заплатил – подробностей я так и не узнала. Но на пепелище, оставшимся на месте недавнего цеха по изготовлению диванов (а точнее – на месте спаренных гаражей на задворках окраинного гаражного кооператива), полюбовалась. «И… куда мне теперь?» – спросила я тогда своего несостоявшегося работодателя. «Не знаю», – пожал плечами тот. – Ты где остановилась-то?» «Пока нигде… Сниму что-нибудь, вон объявлений сколько, что квартиры сдают.» «На столбах, что ли? Ты им не верь. Жулики. Хотя все они тут в Москве жулики… Газету купи, там поищи. И не плати вперёд, пока не поселишься. Поняла?» Я кивнула, благодарная хотя бы за эти советы, и он отвернулся, продолжив перебирать обгоревшие останки своего бизнеса, складывая в кучку какие-то закопчённые железки.

Обратно к остановке метро я шла, пытаясь справиться с паникой, застрявшей комом в горле. Мужчины! Никакой на них надежды! И этот – зазвал, пообещал работу, я сорвалась, всё бросила, ребёнка оставила! А он! А он бросил меня на произвол судьбы в этом огромном и чужом городе.

Нюнилась я недолго. Увидев киоск с газетами, тут же словно очнулась. Прикрикнула на себя строго: «А кто обещал, что будет легко?», – и купила то, что посоветовала киоскёрша: «Вот эту газету возьмите, сегодняшняя. Там очень много комнат сдают». Рука у тётки оказалась лёгкой. Запасясь у неё же очередной горстью жетонов для телефона-автомата, я с четвёртого звонка попала на ещё не сданную и недорогую комнату поблизости от метро, договорилась с агентом и вскоре уже осматривала запущенную неопрятную комнатушку у Первомайской. Соседкой и владелицей квартиры была глуховатая бабка. Она показалась мне вполне безобидной, комната – приемлемой, всё равно я в ней собиралась пожить месяца два-три, пока не куплю себе что-нибудь. Цена за комнату тоже устроила – судя по объявлениям в газете, дешевле в Москве не сдавали. Жалко было только агенту платить комиссионные, но с этим пришлось смириться.

В квартире у глуховатой и, как очень скоро выяснилось, маловменяемой бабы Мани я прожила почти два года. Так уж сложилось. Выяснилось, что на те деньги, что я привезла из Пензы, в Москве и комнаты не купить. Можно было попробовать купить комнату в Подмосковье, но к тому времени я поняла, что жизнь в коммуналке – не для меня. Баба Маня, оставлявшая серые вонючие мыльные хлопья в ванной и то и дело забывающая смывать унитаз демонстрировала все прелести подобного соседства. И это она ещё тихая старушка, а если какие-нибудь скандальные соседи попадутся? Нет уж. И на исходе первого месяца жизни в Москве я составила новый план: устраиваюсь на денежную работу, собираю разницу и покупает однокомнатную квартиру.

Из всех денежных, существующих в столице работ, меня, иногороднюю, взяли только на две: в продавцы овощей на базаре и администратором в сауну. Продавцом я устроилась самостоятельно, проработала два месяца и ушла, когда мне совсем уже опротивело обвешивать покупателей и выдавать на выпивку участковому и рыночным охранникам. А иначе здесь, в Москве торговать не получалось. Без обвешиваний выручка была смехотворной, да ещё и недостачи по весу откуда-то вылезали (я подозревала, что хозяин Рафаил, в просторечии Рафик, мне самой товар выдавал с недовесом, но ничего доказать не могла). Без подмазывания участкового и охранников у меня были все шансы попасть под проверку какой-нибудь санитарной или торговой инспекции со всеми сопутствующими актами и протоколами. Им же нужно ловить кого-нибудь для отчётности… Обычно ловили новеньких, кто не смог договориться.

В общем мне, вроде бы знакомой с торговлей по пензенскому рынку, московский беспредел вскоре опротивел до тошноты. Денег таких уж больших эта работа не давала, нервотрёпка одна. Да и торчать за прилавком приходилось по десять часов и без выходных. Поэтому когда мне подвернулась вторая работа, администратором в сауне, сутки работаешь, трое дома, я думала недолго. Да и соседка по площадке Лизавета, сватая это место, очень уж нахваливала мне «счастливую возможность».

Лизавета приехала в Москву из Краснодара, вместе с дочерью снимала соседнюю однокомнатную квартиру, и мы довольно быстро с ней подружились – сначала здоровались в подъезде, а потом она стала подходить ко мне на рынке за овощами. Отпускала я ей по-соседски, без обвеса.

«Любка, даже не думай, такие места просто так не достаются, – говорила мне Лизавета, «сватая» банную вакансию. – Знаешь, какие деньжищи Светка там огребала!

– Какие?

– Да с чаевыми за тысячу долларов в месяц иной раз выходит! Я бы сама пошла, да им молодые нужны, до тридцати!

– Эй, а там не это, не бордель?, – насторожилась я. Тогда, в середине девяностых тысяча долларов в месяц была просто фантастической суммой.

– Да ну, какой там бордель, – отмахнулась Лизавета. – Ну, приезжают люди расслабиться после работы. Так никто же тебя не заставляет их в этом смысле обслуживать – они со своими девками приезжают.

– А Светка тогда почему уходит? – всё ещё не верила я.

– Из-за Вадика, – вздохнула Лизавета. – Ревнует он. Говорит, что пусть она лучше в институт поступает и курьером работать идёт. А он будет нам деньгами помогать. Же-е-них!

В Лизаветином «же-ених» были одновременно и досада, и восхищение. А я подумала тогда, что опять мужская глупость вмешивается в женские дела и всё портит. Хотя, это Светке портит. А мне, получается, наоборот шанс даёт заработать.

Сауна, оборудованная с разухабистым шиком, располагалась в одном из подвалов в Измайлове. Я даже не предполагала, что такое можно назвать баней: большой холл с неглубоким бассейном и встроенной в пол круглой пузырящейся ванной (так я впервые увидела джакузи). В одном углу – столик с лавками и телевизор. Во втором – пара кресел под пушистой искусственной пальмой. Чуть поодаль – двери в бильярдную, две спальни с широченными кроватями и бар со столиками и стойкой, уставленной пёстрыми бутылками с алкоголем. Собственно сауна занимала в этом интерьере немного места, меньше чем каждая из спален. И сделана была как-то странно: вход, длинная полка вдоль одной стены, короткая напротив входа, третья стена – тонированное стекло, сквозь которое виден бассейн. Возле стекла – что-то вроде жаровни с горячими камнями, поставленной как-то так, что ничего не стоило оступиться и сесть на эти камни голой задницей.

Впрочем, за почти два года моей работы на камни уселся только один человек, Николай.

Они гуляли шумной компанией, шестеро мужчин, трое женщин. Гуляли широко, то ли сделку какую-то праздновали, то ли чей-то день рождения. Я тогда не поняла, да мне и не важно было. Артур, хозяин заведения, в первый же день, придирчиво осмотрев меня при приёме и одобрительно кивнув на Светкины слова «Вот, подружку привела. Между прочим, с высшим образованием!», сказал: «Годишься. Но учти, будешь любопытничать – долго здесь не просидишь, выгоню. Знаешь пословицу «меньше знаешь, крепче спишь»? Вот. И больше заработаешь».

Я и не любопытничала, работала себе, исправно собирая действительно внушительные чаевые. Но волей-неволей замечала и запоминала многое. Заметила распальцовку четверых квадратных мужчин с бритыми затылками, завсегдатаев, которых обычно принимал сам Артур, а я была на подхвате, каждый раз дивясь уважительному лебезению хозяина. Видимо, эти бритоголовые были его «крышей». Запомнила щенячий восторг группы, с которой работала в свою самую первую смену – молодёжь, девчонки и мальчишки лет по семнадцати, явно гуляла на родительские деньги. Судя по оплаченному времени и количеству заказанного спиртного – немалые. В другой раз я отметила решимость полнотелой блондинки, ошалевшей от собственной греховности – было похоже, что дамочка впервые изменяла мужу и ещё не привыкла. Запомнилось мне и сальное вожделение её спутника, который раскошелился на свидание в бане за полцены – в утренние часы у нас была скидка.

За два года я много чего в этой сауне повидала. И празднование дня рождения директора налоговой инспекции: набилось человек пятнадцать, все не столько парились, сколько пели караоке и с визгом (визжала женская часть состава, видимо, инспекторши) прыгали в бассейн. И обмывание новой звёздочки на погонах какого-то силовика. Силовик упился на радостях, напарился, сиганул в бассейн и чуть не утонул, сердце прихватило. Пришлось отпаивать его нитроглицерином. Я даже «скорую» хотела вызвать, наплевав на запрет Артура вызывать в сауну врачей и прочих и на наказ сначала звонить ему. Но тут вызывать врачей мне запретил сам «клиент» – мол, не дай бог, жена узнает, что он в бане был, неприятности будут, тесть у него большой начальник. Не знаю, почему он мне так подробно рассказывал – может, испугался, вот и разговорился, пока на кровати лежал. Ничего, обошлось, полежал, остыл, отпустило. Своими ногами домой ушёл.

Лица посетителей сауны мелькали калейдоскопом. Оказалось, что жених Лизаветиной Светки был не очень-то и неправ. Сауна хоть и не была стопроцентным борделем, специфику всё-таки имела определённую. Но права была и Лизавета – в мои обязанности ублажение гостей не входило. Мне и других хлопот хватало: деньги принять, время записать, чай приготовить, чистые простыни и полотенца подать, фрукты принести, спиртное выдать, проследить, чтобы гости имущество не попортили, а если вдруг попортили – в счёт за баню включить. Ну и убирать за ними, разумеется. Работала я сутки через трое, и довольно быстро втянулась в этот ритм. С утра баня чаще всего пустовала, наплыв желающих «помыться» начинался часов так с трёх. И мог продолжаться часов до восьми утра, если сауну на ночь выкупали под какой-нибудь мальчишник, девишник или корпоратив. Были и свои минусы в работе – иногда приходилось убирать блевотину за перепившими «отдыхающими». Почти всегда – использованные презервативы из-под обеих кроватей. Очень редко – отбиваться от игривых сластолюбцев, находивших мои линии под голубой, как у хирургической медсестры, униформой достаточно аппетитными для их внимания. Таким затейникам я объясняла, что на этот случай есть профессионалки, в каждой газете телефоны пропечатаны. А у меня другие обязанности. И денег мне и так хватает.

Место и впрямь оказалось вполне денежным. Чаевых, которыми меня одаривали шумно гуляющие компании, за месяц набегало на вторую зарплату. Подработкой в выходные – я телеграммы носила и подъезды мыла – я добирала ещё кое-какие денежки. Но через два года работы сауна эта стала мне уже надоедать. Да и жить с бабой Маней тоже стало совсем невмоготу – бабка впадала в слабоумие стремительно, только что под себя не ходила, а поганец-внук, потенциальный наследник квартиры, появлялся за два года раза четыре. Цены на недвижимость росли ещё быстрее, чем бабманино слабоумие, на отдельную квартиру мне по-прежнему не хватало. И я всё-таки пересмотрела свои планы насчёт комнаты и к исходу второго года работы в сауне Артура купила себе комнату в чистенькой коммуналке на Беговой. Распрощавшись с бабой Маней, я переехала, занялась пропиской и уже предвкушала, как, став полноправной москвичкой, найду себе нормальную работу.

И тут появился Николай.

В ту смену баню на ночь арендовали девятеро, шестеро мужчин и три дамы. И уже к одиннадцати ночи они загоняли меня просьбами: чаю им, пива, дубовых  веничков,  холодного «сочку». Приносила, что просили, заранее настраиваясь на щедрые чаевые. И никого особенно не рассматривала – насмотрелась за два года. Поэтому и Николая я увидела и разглядела только после того, как он уселся на горячие камни. И ничто ведь не ёкнуло в груди, ни когда я приносила им очередной чайник, ни когда сухие простыни выдавала. И даже когда ко мне прибежала одна из девиц, выпучив глаза и придерживая простыню у розовых распаренных тяжёлых грудей – «Срочно «скорую!» – я подумала, что у кого-то опять с сердцем плохо и кинулась за нитроглицерином.

– Коленька на печку сел! – остановила меня девица – У него всё прижарилось!

Прежде чем звонить Артуру, нужно было увидеть, насколько всё там у этого «прижаренного» серьёзно.

– Ожог? Пойдёмте, взгляну, – угомонила я девицу, прихватывая баночку с гусиным жиром. Жир здесь стоял как раз на случай ожогов – народное средство, сменщица Таня принесла, обварившись на дежурстве кипятком. И сдавая смену хвасталась, как быстро всё заживает.

– А вы – врач? – засомневалась девица.

– Сестра милосердия, – хмыкнула я. – Пойдёмте.

– Вот, – сказала девица, заводя меня в одну из спален, где лежало на животе роскошное мускулистое мужское тело. – Это дежурная медсестра.

– На что жалуетесь? – выдала я, решительно наклоняясь к мужскому заду. Зад  был пятнистым – камни оставили ярко-красные отметины – и в одном месте вздувался волдырём ожога. Мужику повезло – камней он, похоже, только коснулся. Я зачерпнула жира на пальцы, растёрла и смазала многострадальную задницу, едва её касаясь. Мужчина закряхтел, постанывая, а потом повернул ко мне голову:

– Какие нежные пальчики… Как зовут тебя, сестричка?

– Любовь Сергеевна, – сказала я официальным голосом. Ишь ты, пальчики!

– А меня – Николай.

Глава 4

Загадочный город на берегу моря с крепостными стенами, дворцом с башнями, куполами и арками я рассматривала несколько минут. Так и не разгадав, что же это там такое, вдали за оврагом, я пошла обходить край нашей плорщадки, двигаясь к морю. У крайних сосенок рощицы наткнулась на кучу тряпья. Что за помойка? Присмотрелась, подходя ближе. Тряпьё оказалось обжитым – в ярком спальнике на цветной подстилке безмятежно спал мужчина, рядом стоял полураскрытый рюкзак. «Надо же, какая беспечность! Спит и не боится!» – я поторопилась отойти, чувствуя себя так, словно вломилась в чужую спальню. Не так-то тут и страшно, оказывается, зря пугал Арсений. Вон, как мужик спит, без палатки, и рюкзак расрыт.

С края плато, обращённого к морю, открывался сказочный вид: аквамариновая водная даль, сразу внизу – серые круглые валуны пляжа. Солнце, пока невысоко поднявшееся над водой, отливало розовым. Утро было потрясающе красивым. Воздух – вкусным. Я вдохнула утро полной грудью, наслаждаясь…

Постояв так, над морем, какое-то время, я продолжила свой обход. И вскоре опять наткнулась на мужчину. Этот не спал – сидел в позе лотоса лицом к морю и восходу. Мужик был чудо как хорош, и я засмотрелась:  светлые волосы выбиваются из-под синей банданы, бронзово-загорелая кожа обтягивает рельефные мускулы на спине и руках. Я любовалась, причём не столько голым мужским торсом, сколько лёгкостью и естественностью позы. Сидит себе, будто и не в «лотосе», согнув колени и вывернув кверху пятки (я сама уже полгода пытаюсь добиться такой растяжки – бесполезно!). Да так безмятежно, словно не на обрывистом берегу над морем, а дома, на балконе.

– Там уже все встали? – спросил мужчина, не поворачивая головы, и только тут я узнала Арсения. Ого, а наш-то инструктор, показавшийся мне невзрачным, – практически Апполон, оказывается! Ох, он же, наверное, почувствовал, как я на него глазела! Я смутилась и поспешно ответила:

– Не знаю. Может, и встали уже, пока я тут гуляю.

И, заметив тропинку, которая спускалась по пологому склону, поспешила уйти.

Тропинка привела меня к очередному обрыву, нырнула за его край и там превратилась в крутую «козью тропу». Я буквально застыла в ужасе. Это что, это здесь я карабкалась нынче ночью?!!! Мама дорогая! Чудом не убилась!

Узкая тропинка спускалась к морю и пляжу. Одним боком она льнула к крутому склону, а вторым – к пустоте, которой служила границей. И пустота эта была весьма убедительной высоты, этажа в три, не меньше. Я, обмирая, потопталась у края, прикидывая, как бы спуститься к морю. Нет, не смогу! Сама не смогу. И я решила вернуться в лагерь, одновременно завершая начатый обход окрестностей.

Полуголый мужской торс продолжал стоять перед глазами. Как же он хорош, этот Арсений, который почти Апполон! Почти так же хорош был Николай. Хотя нет, Николай был крупнее в плечах. Николай не Апполон, скорее – Геракл.

Сейчас даже подумать странно, что не поджарь Николай тогда свою божественную задницу, я так бы и не разглядела его. А он – меня. И мы так и прошли бы мимо друг друга. И никогда больше не пересеклись… Наверное – к лучшему, если бы не пересеклись. Хотя есть такая штука, как судьба, и её, говорят, не обманешь…

Я точно знаю, что не обманешь, пыталась ведь. После той смены я долго боролась с наваждением, отгоняя от себя видение крепкого распаренного мужского тела. И твердила себе, что пора найти уже мужика для секса. Что пора прекращать третий год воздержания, скрашенного проживанием со всё сильнее впадающей в маразм бабой Маней и лихорадочным зарабатыванием денег на квартиру.

Я даже пообещала себе, что вот закончу с оформлением бумаг и займусь уже вопросом личной жизни! Но вопрос сам занялся мною, и очень скоро. Через пару недель в мою смену баню арендовали на всю ночь. Арендовал Николай. Один. И попросил меня разделить эту ночь с ним. И я согласилась…

До той ночи, не смотря на свой шестилетний стаж супружества, я и не подозревала, что моё тело может такое вытворять и так чувствовать мужчину: каждой клеточкой, каждой жилкой, каждой порой вдруг задышавшей и ставшей очень чувствительной кожи. Любое прикосновение Николая вызывало такой отклик, такой взрыв чувственности, что очень скоро я забыла, кто я и где я. Оставались только наши тела и то невероятное запредельное наслаждение, которое мы дарили друг другу.

– Слушай, где ты раньше была, а? – спросил он, когда мы, наконец, обессилели и лежали рядом, сплетясь пальцами и общим запахом. – Я уже который год к Артурке в баню хожу, а тебя не видел.

– Наверное, в мою смену не попадал. Я два года уже здесь работаю.

– Да, знал бы я, какую штучку прячет Артурка в своём подвале…

– Я не штучка! – я резко села, подтянув к груди ноги. – Я администратор. И я, к твоему сведению, не трахаюсь с первыми попавшимися мужиками!

– А со мной? – хитро прищурился Николай?

– С тобой с первым…

– Попавшимся? – захохотал он и сгрёб меня с кровати, и потащил, вырывавшуюся, к бассейну. Спрыгнул вместе с со мной в воду и когда я, оттолкнув его, вынырнула с сердитым лицом, сказал примирительно:

– Ладно-ладно, извини, я всё понял. Ты не штучка. Ты… Любовь Сергеевна!

До утра мы успели и наплаваться, и напариться, и насидеться в пузырящейся джакузи, и даже поспать несколько часов на свежих простынях. А когда проснулись, Николай попросил меня ясным голосом уволиться к чёртовой матери с этой работы, потому что он не хочет, чтобы его женщина смотрела на голые задницы чужих мужиков…

– С добрым утром! Тоже не спится? – девичий голос выдернул меня из воспоминаний. Оля, соседка по палатке, шла навстречу и улыбалась, сияя круглым лицом.

– С добрым… Да, как-то не получилось у меня долго спать в нашей тесноте…

– А я вчера так устала, так устала! Лягла и сразу уснула!

«Лягла» – я мысленно поморщилась. Олин южный говор с мягкой «г», близкой к «х» как-то цеплял. Впрочем, не только он – вся девчонка была какой-то нелепой, под стать её «лягла»: дурацкие широкие бермуды, доходящие до коленок белых ног, фиолетовая растянутая футболка, под которой скрывались широкое тело и большая мягкая грудь. Волосы её, распавшиеся на прямой пробор, болтались нечёсаными прядями до плеч и обрамляли простецкое круглое лицо. Толстые щёки, курносый нос, узковатый разрез глаз. И при том – насторожённая напряжённость в по-бабьи рыхлой фигуре. Я пронаблюдала, как девчонка, смешно ставя ступни носками врозь, дошла до края площадки и притормозила у «козьей тропы».

– Ой, как высоко! А как же тут к морю спуститься? Или мы ещё где забирались?

Она неуклюже топталась на краю обрыва, вытягивала короткую шею, заглядывая вниз, чем-то напоминая толстолапого щенка, который готовится спрыгнуть с дивана. Я даже забеспокоилась, что и вправду спрыгнет – костей не соберёшь.

– Здесь мы поднимались, других тропинок нет. Отойди от края, свалишься, не дай бог!

– Я это… я в море искупаться хочу!

– Потом искупаешься. Вот Арсений освободиться и отведёт!

Девчонка потопталась ещё, примеряясь к спуску, но послушалась и пошла к палаткам.

Наш палаточный городок тем временем проснулся окончательно. Оля помахала Соне и Олегу, которые сидели возле своего оранжевого домика и занимались чем-то интимным – Олег водил руками по спине подружки, и та поводила плечами… как-то излишне сладострастно. Увидев это, я поспешно отвела взгляд и стала наблюдать за Арсением и Таней, которые разводили костёр из сухих сосновых веток.

– Народ, воду достаньте, какая есть, – попросил Арсений, ставя на занявшийся огонь закопченный плоский котелок с водой. – Подсчитаем запасы.

Оля с послушным топотом метнулась к палатке, и вскоре та заходила ходуном – рюкзак, который девчонка второпях потащила наружу, зацепился за растяжку какими-то пряжками.

– Оля, осторожнее! И так палатка кое-как стоит! – сказала я, подходя к палатке.

Ну что за тетёха! Неуклюжая толстуха. Я аккуратно вытащила свой рюкзак, достала две двухлитровые бутыли, а потом, подумав, вынула и бутылки, торчавшие из карманов рюкзака Анны.

– Куда воду? – справилась, наконец, со своим рюкзаком и Оля.

– Сюда давай! – Арсений кивнул в сторону двух бутылей, стоявших поодаль и начал считать. – Так, ваших двенадцать, ещё у Сони с Олежкой по четыре литра, закончат спины править, принесут. Обед, ужин, днём попить… Предупреждаю, на посуду воду не тратить, посуду моем в море! Нет, не хватит воды назавтра. Нужно будет после обеда на родник идти.

– Ой, что-то мне так пить захотелось! – подхватилась вдруг Оля, открутила крышку с одной из бутылок и присосалась. Именно присосалась, обхватив горлышко губами, как ребёнок, не умеющий воду в рот лить. Видимо, подсчёты Арсения вызвали приступ жажды. Смотреть на неё было неприятно.

– Оля, ты бы в кружку налила, – подсказала я. – А то напустишь слюней, пей потом после тебя…

– А я всю воду за день сама выпью, – пообещала девчонка, собственнически прижимая к себе бутыль. – Такая жара, я много в жару пью.

– Всем с добрым утром! – вышла из-за ряда сосёнок Анна. – Ох, как тут красиво! Арсений, а что там за Бахчисарайский фонтан? – показала она в сторону загадочного города.

– Да декорации это. Киношники построили, несколько лет уже стоят. То ли фильм ещё не сняли, то ли разбирать потом пожалели, – Арсений с хрустом разломал хворостину и подкинул  в костерок.

– Вот бы глянуть! – сказала Оля, опять готовясь приложиться к бутылке. – Я потом туда сгоняю.

– Там сторож живёт, не очень туристов пускает, – предупредил Арсений.

– А за водой далеко идти? – спросила я, наблюдая, как Оля проливает воду себе на футболку.

– Примерно час в одну сторону, – он показал в сторону высокой горы. – Тут ближе есть родник, как раз возле декораций, но что-то я туда не очень… Виноградники сверху, их наверняка чем-нибудь опыляют, как-то мне не хочется из-под них пить, с ядохимикатами. Ну, народ, вода закипела, набирайте, пока чаю не насыпал!

Завтрак получился весёлым. Помимо разного рода «забодяжек» (так я называю всё, что требуется разводить кипятком. Когда-то Николай так называл сухое картофельное пюре, и с тех пор слово прижилось), почти у всех остались недоеденные продукты из поезда – кто-то выложил помидоры и огурцы, кто-то – слегка оплывший на жаре сыр, кто-то пакетик орешков. Я вынесла к костру остатки тонкого лаваша и баночку плавленого сыра, и эта еда была принята остальными с таким восторгом, словно они уже неделю жили на сухом пайке. Анна поделилась со мной «забодяжкой» из овсяных хлопьев. Костёр, каша, ещё жаркое сентябрьское солнце…На какие-то минуты мне показалось, что я – школьница. Что нас, старшеклассников, вывезли на уборку винограда в пригородный совхоз, и мы сидим и пьём чай, прежде чем начать среать тяжёлые синие и зелёные гроздья.

– Такое место… Очень похоже на степи возле Джамбула, – озвучила я свои видения, отставляя кружку с кашей и зачёрпывая чай второй кружкой, маленькой. – Нас, школьников, вывозили туда на виноградники.

– Здесь тоже сплошь виноградники, – кивнул Арсений, передавая мне пиалу из тёмно-зелёного материала. – Зачерпни и мне, будь добра. А поблизости есть один заброшенный. Можем потом сходить, если хотите.

– Мы сначала на море хотим! – оторвалась от своей тарелки Оля. Ела она жадно и неопрятно, развесив над едой волосы. Я подавила раздражение от этой картины (Где она росла, эта Оля? В свинарнике?) и сосредоточилась на зелёной пиале Арсения.

– Какая интересная у тебя посудина! Стенки аж просвечивают…

– Она из нефрита, – сказал Арсений, принимая пиалу обратно. – Так, народ, предлагаю следующий распорядок дня. Сейчас идём на море, потом два часа занимаемся, потом разделимся, и кто-то идёт за водой, а кто-то – за дровами. Ну а дальше посмотрим по обстоятельствам. Принимается?

– Принимается! – радостно согласилась Оля и принялась вылизывать тарелку. Заметив мой оторопевший взгляд, пояснила – Это чтобы не мыть!

Может, она детдомовская?

К морю мы спускались всё той же «козьей тропой». Невозможно крутая поначалу – мне даже пришлось сесть на землю, чтобы спустить ноги вниз, потому что шагать туда с высоты полвины собственного роста было страшно до головокружения – примерно с середины тропа стала шире и более пологой. Арсений, шедший впереди, и вовсе выбрался на склон и побежал вниз на пружинящих ногах. Вслед за ним и Оля, сопевшая позади всех, осмелела и обогнала растянувшуюся по тропе цепочку, тоже сбежав по склону, но – громко топая и вскидывая в стороны ноги в неудобных сандалиях. Вот-вот грохнется!

– Что за нелепая девчонка! – ахнула я. – Чудом ведь не упала!

– Да, девочка затурканная и потерянная, – согласилась Анна. – Ты заметила, она как будто всё время ждёт окрика или критики? Чуть ли голову в плечи не вжимает!

– Я заметила, что она каждый раз как будто хочет кинуться во все стороны одновременно, – я проводила взглядом панамку Оли, не менее дурацкую, чем её шорты и футболка, которые уже маячили в самом низу.

В конце-концов все спустились со склона и пошли вдоль берега вслед за Арсением. Почти сразу у тропы трое дочерна загорелых парней сидели возле своей палатки, разбитой у самой кромки воды и огороженной камешками. Один из парней тихо постукивал ладонями по небольшому там-таму. Я поспешно отвела взгляд от шоколадных мужских тел – из одежды на каждом была лишь бандана. В принципе, ничего страшного, я в бытность свою ещё в бане на голых мужиков насмотрелась. Но то – в бане. А здесь – на берегу, у самой тропы, и – телешом…

Впрочем, совсем скоро отвести глаза можно было, только если пристально смотреть в морскую даль. Весь пляж был обжит абсолютно голыми людьми. Причём никого из них не смущала ни собственная, ни чужая нагота. Одетые только в загар, люди разговаривали, смеялись, сидели и лежали на мелких камнях галечного пляжа, стряпали еду на импровизированных очажках, устроенных возле палаток. Здесь же бегали дочерна загорелые голые дети – девочка лет девяти и мальчик на пару лет помладше. В маленьком дворике, огороженном белыми камешками возле одной из палаток, обнажённая бронзовая женщина разминалась в стиле у-шу.

Арсений, а вслед за ним и Таня первыми вписались в это царство голых. Безмятежно сбросив одежду, они пошли в воду, держась за руки, эдакие Адам и Ева. «У них что, роман?» – подумала я мимолётно, и тут же про них забыла. Меня заботило другое – я не хотела, не могла тут раздеваться. Не хотела вливаться в толпу этих эксгибиционистов!

Стараясь не смотреть по сторонам, я разделась до бикини и пошла в воду, осторожно ступая по крупным камням. Меня  обогнала Оля и с шумом плюхнулась в воду, показав белые пухлые ягодицы.

– А вы почему не разделись? – спросила она, откидывая с круглого, уже успевшего покраснеть на солнце лица мокрые пряди.

– Да так как-то… Не привыкла я раздеваться в компании незнакомых людей.

– Ой, я тоже сначала застеснялась, – сказала Оля тоном бывалой нудистки. – А потом решилась – кого ж стыдится? Все ж голяком!

«Голяком!» Я услышала в её тоне некоторое превосходство – я, мол, смогла, а ты боишься. Потом посмотрела, как девчонка барахтается по-собачьи в набегающих волнах, и решила, что та слишком бесхитростна для таких подтекстов. Она просто разделась – и всё.

Сама я плавала не лучше Оли, поэтому не спешила переходить на собачий стиль, а так и брела по дну, пока не вошла в море по шею. Постояла в тёплой солёной воде, чувствуя, как мягко покачивают волны, посмотрела на головы пловцов, различив Таню и Арсения – они уплыл далеко в море – и повернула обратно к берегу.

На берегу стояла нимфа. Именно это слово пришло мне на ум, когда я увидела округлое женское тело с полушариями грудей, плавными изгибами плеч и бёдер и треугольником тёмных волос.

– Ну, и как водичка? – крикнула нимфа, собирая волосы на затылке.

– Хорошая водичка, только дно неудобное, – откликнулась я, узнавая. Анна. Надо же, опять не узнала! Утром – Арсения, теперь – её. Как меняются люди, раздевшись… Под ногу попал острый камень, и я зашипела, сбиваясь с философского настроя. Вода убывала, тело тяжелело, идти по дну было всё больнее. Но хотя всё внимание теперь уходило на то, чтобы наступить на удобные камни и не сбить ноги, безмятежная нагота Анны всё равно стояла у меня перед глазами. Как у неё получается выглядеть голышом так же уверенно, как и одетой?

– А ты почему в купальнике? – Анна вошла в воду и пошла мне навстречу.

– Да неловко мне как-то… разнагишаться на людях…

– Здесь тот самый случай, когда неловко в купальниках загорать, – засмеялась Анна. – Здесь одетые люди выглядят очень странно и закомплексованно! Впрочем, что я, в самом деле. Поступай, как тебе лучше. А я пойду, попробую в море поплавать. А то целый год в бассейне репетировала, пора уже и на большой воде держаться.

Доковыляв по неудобному каменистому дну до чуть более удобного галечника пляжа, я нашла подходящий плоский камень и уселась лицом к морю. После слов Анны мне казалось, что я и в самом деле притягиваю к себе недоумённые взгляды окружающих. Посидев, я решилась на компромисс. Сняла мокрый верх от купальника, но села, подобрав колени к груди, словно скрываясь ими от возможных чужих взглядов. Солнце приятно припекало спину, мокрые трусы, расстаться с которыми не хватило решимости, противно льнули к заднице. Чтобы отвлечься, я принялась отыскивать в море знакомые головы. Вон Арсений, рядом с ним Танюшкина голова, чуть ближе Анна. Вон Соня с Олегом. А Оля где? Где эта горе-девица? Уж не утонула ли?