Текст книги "Квартира, муж и амнезия"

ГЛАВА 2

– Что-то не понравилась мне твоя соседка, – сказала Майка два часа спустя, когда уже и вино было почти выпито, – оставшиеся полбутылки «Киндзмараули» Рита спрятала в холодильник – и блины съедены, и курица, чуть было не пережжённая в духовке, поглодана. И Тамарочка, поднадоевшая назойливыми расспросами про их с Майкой тюменское детство, домой отправлена. Майка улетала утром рано, вставать надо было в шесть, но подруги, хоть и улеглись уже, всё не засыпали.

– Почему не понравилась? Очень славная тётка, – не согласилась с подругой Рита. – Встретила меня в штыки, а потом сама же и мириться пришла. Мол, если бы знала, что у тёти Таи есть племянница, обязательно бы мне о смерти сообщила. Говорит, что помогала тётке по хозяйству, за квартирой присматривала.

– Вот-вот, такие заботливые только и мечтают, как бы оттяпать квартиры у одиноких старушек, – хмыкнула Майка. – Вот бесилась, наверное, что ты объявилась! Тут в Москве, я читала, с квартирами целая мафия орудует. Слушай, а может эта Тамарочка – какая-нибудь мошенница? Какая-то она подозрительно облезлая для такого дома. Везде мрамор, ковры, зеркала, а она выглядит, как домработница.

– А она и есть домработница. В пятой квартире какой-то дипломат живет, он с семьёй в Лондон уехал на полгода, а Тамарочку оставил за квартирой приглядывать. И прекрати ты эти свои фантазии! Никакая она не мошенница, тётя Тая ей колечко подарила, так Тамарочка пыталась мне его вернуть!

– А ты не взяла, конечно?

– Нет, оно всё равно мне большое! Размер восемнадцатый, наверное!

– А у тебя?

– Шестнадцатый. Так что колечко пусть Тамарочка носит. Нет, правда, она славная тётка! Компанейская. Развлекает меня иногда, в гости забегает. Я же тут в Москве пока не знаю никого. На работе народ доброжелательный, но дистанцию держит. Соседей, кроме Тамарочки, тоже больше нет вменяемых. На первом этаже офисы, на втором в одной квартире живут иностранцы какие-то. Немцы, кажется. Вторая квартира пустая пока стоит.

– А с работой у тебя что? Как фирма-то называется?

– «Измерин»

– Из чего мерин?

– Майка, не издевайся! Никаких меринов, компания измерительной аппаратурой занимается. Монометры там всякие, контроллеры для котлов, для трубопроводов. По всей стране, по всей Европе торгуем, между прочим!

– Всё хорошо, значит, у тебя складывается, если неделю всего работаешь, а уже в Прагу едешь!

– Да вроде хорошо всё. Там начинается международная выставка, шеф надеется новых покупателей найти, договоры заключить. Меня с собой берёт для поддержки.

– С этого места поподробнее! В деталях! – оживилась Майка.

– Что за шеф, сколько лет? Симпатичный? Перспективный?

– Майка, прекрати. Я буду ему во время переговоров переводить и документы на английском составлять. И всё!

– Правда, что ли, всё? – скривилась подруга. – Так не интересно! Я думала, ты мне расскажешь про зарождающуюся роковую страсть…

Рита рассмеялась, представив серьёзное сосредоточенное лицо шефа:

– Нет, Майка, от этого страстей не дождешься! Официален, сух, деловит. Параграф, а не мужик! А мне и лучше, я ведь работать пришла, а не спать с ним. А страстей захочется, телевизор посмотрю. Или Тамарочкины рассказы о её Толике-паразите послушаю!

– И всё-таки не понравилась она мне, – не сдавалась Майка. – Вроде смотрит, улыбается, а спиной к ней поворачиваться не хочется.

– Ну и не поворачивайся! Ты, по-моему, просто ревнуешь, что я с ней подружилась. Не ревнуй, ты – подруга номер один. Навсегда.

Подруги никак не засыпали, всё болтали. Говорили о прошлом, вспоминали Риткиных родителей. Вспомнили, как папа на её день рождения водил девчонок в кафе-мороженое, разрешил заказать, сколько хочешь, но чтобы всё съели! И они заказали по двести граммов пломбира, объелись уже на половине порции, и потом с месяц не могли на мороженое смотреть. Или как к восьмому марта они решили испечь для мам пироги. Начали с Риткиной мамы, и та, попробовав подгоревший и воняющей содой корж с вареньем (Майка перепутала и насыпала соды столовую ложку с верхом), похвалила стряпух. А потом вместе с ними испекла кекс для Майкиной мамы, и позвала Майкиных родителей в гости, и они пили чай вшестером. Майкин и Риткин отцы расхваливали девчонок, и те сидели гордые и уверенные, что это у них так всё отлично получилось. А мама просто немножко помогла.

Потом вспомнили, как Майка полтора года назад в гости приезжала, оказавшись по случаю в Москве и махнув к Ритке. А что, после тюменских расстояний до их города от от Москвы три часа езды – «Да не вопрос»! Это Майка так говорила, когда хотела закрыть ясную для неё тему. Хотя там, в пропахшей болезнью квартире, даже искромётная Майка пригасла, поутратила задор, поскорее утащила Ритку в кафешку, сунув деньги сиделке Марии Сергеевне. («Майка, ты что, не надо!» «Да не вопрос, подруга. Заработала, могу себе позволить!»)

А потом, в кафешке, она пичкала Риту пирожными, чёрным кофе, и ликёру купила вишневого, и по руке её гладила всё время. А потом разревелась, обняв подругу и причитая: «Ритка, ну как же так, ну что же делать-то теперь, а?» А та гладила Майку по голове напряжённой рукой и успокаивала: «Ничего, ничего, я справляюсь. И Мария Сергеевна мне помогает!» Не могла она тогда реветь вместе с Майкой. Если бы разревелась, растеклась бы мокрой лужею, то вряд ли удалось бы ей собраться обратно. Майка, видно, что-то такое почувствовала, потому что быстро прекратила реветь и, пошмыгивая распухшим носом, вручила Рите толстенькую пачку пятисоток: «Вот, на лекарства. Я премию получила за последние исследования. И не вздумай отказываться». Рита и не вздумала. Долгая болезнь матери сожрала все их тюменские накопления, и она уже влезла в долги, взяв в местном банке грабительский кредит под сорок процентов годовых.

– Слушай, повезло всё-таки тебе с этой квартирой, правда? – сказала Майка сонным уже голосом.

– Да, повезло. Я и не мечтала, что буду в центре Москвы жить. Может, после своих джунглей поживешь у меня хоть немного? – спросила Рита.

– Да не вопрос, – пробормотала подруга и затихла. Заснула, наверное. А Ритка так и не заснула. Она вспоминала родителей и чувствовала, что сегодняшний Майкин визит будто расшатал в ней какую-то плотину, и что теперь она сможет вспоминать отца и думать о маме без чувства безвозвратной, окончательной, неисправимой потери.

**

Ритка так и проворочалась, отсчитывая далёкие удары курантов, пока к ним не присоединился звонок будильника. Потом хлопотала с ранним завтраком, вызывала для Майки такси («Буду я ещё до Шереметьево на всяких метро-автобусах добираться! Опоздаю на самолёт – вся экономия боком выйдет!»), потом сама собиралась, наспех кидая в сумку всё, что не успела собрать вчера, отвлечённая Майкиным визитом. Самой Ритке платить за такси восемьсот рублей было жаль, поэтому она вышла из дома в восемь, за четыре часа до вылета, добралась в метро до «Павелецкой», потом ехала в скоростной электричке до Домодедово – надо было успеть заранее, билеты-то у неё! Потом встречала шефа, потом проходила регистрацию. И только потом расслабилась. Всё, успела!

– Рита, до посадки еще больше часа, я предлагаю сходить в кафе, перекусить, – сказал шеф. Произнёс первую фразу за всё время, если не считать «здравствуйте» и «пойдёмте».

– Пойдёмте, – отозвалась Рита. Есть действительно хотелось.

Они зашли в какую-то выгородку: часть зала была обнесена забором-плетнем, поверху натыканы пластмассовые подсолнухи и пара крынок. Внутри – несколько столиков, в углу – телега с горшками и тарелками. В тарелки горкой навалены всякие салаты-винегреты. Какой-то пожилой господин накладывал себе из горшка варёный картофель.

К столику подскочил официант, одетый в косоворотку, эдакий добрый молодец. И положил перед ними две папочки в обложках, оформленных под бересту:

– Пожалуйста, меню!

– Рита, вы хотите заказать что-нибудь горячее? – спросил шеф. – Или предпочтёте телегу?

– Телегу? – не поняла Ритка.

– Ну вон, видите, где закуски расставлены. Можно подходить и набирать всё, что нравится. Или горячее закажем?

– А мы успеем до самолета? – засомневалась девушка. – Меньше часа до вылета осталось, а нам ещё таможню проходить.

– Действительно, – согласился шеф и распорядился: – две телеги и два кофе… Вы же кофе будете?

– Буду, – кивнула Рита, которой стало всё равно, что пить. Она вдруг отчётливо вспомнила, что оставила свои транквилизаторы в ванной на полочке. И как же она будет лететь без таблеток?

– Одну минуточку, – слегка поклонился «добрый молодец» и исчез. А шеф достал из портфеля газету и спросил, разворачивая страницы:

– У вас что-то случилось?

– Нет. Почему вы так решили?

– Вы побледнели, и у вас глаза застыли.

– А, это… Я вспомнила, что не взяла успокоительное. Я очень, просто панически, боюсь летать.

– Да? – повел на неё бровью шеф и уткнулся в свою газету. А когда официант принес приборы и две пустые тарелки попросил:

– И принесите ещё пятьдесят граммов коньяку. Пойдёмте, Рита, посмотрим, что они там наготовили.

Он первым поднялся из-за стола, отправившись к телеге с горшками. Рита поплелась следом и безучастно оглядела русскую версию «шведского стола»: капуста свежая, капуста квашенная, огурцы, помидоры, зелёная редька с какими-то сухариками, грибы, ещё какие-то салаты наструганы, селёдка. В горшках – картошка и гречневая каша. Есть ей совершенно расхотелось – желудок сводило от ужаса предстоящего полёта.

– Ну что же вы? Выбирайте! – посмотрел на Риту шеф. Он уже выкладывал на тарелке натюрморт из картошки, селёдки, огурчика и винегрета. Рита из вежливости тоже положила себе на тарелку полкартошечки, половинку помидора, измазанного тертым сыром с майонезом, и три крупные черные маслины («Тоже мне, русская кухня, с маслинами!»).

– А теперь пейте, – велел шеф, когда они вернулись за столик, и указал на стопочку с коньяком, которая повилась на столе, пока они бродили вокруг телеги.

– Спасибо, я не пью…

– Рита, пейте. Это приказ. И лекарство. Я совсем не хочу привезти в Прагу полуобморочное тело личного помощника, – властно глянул шеф. И Ритка залпом осушила стопочку, как микстуру приняла.

Коньяк ожёг горло, а затем жарко растёкся внутри, и она быстро принялась заедать его маслинами, картошкой и помидором. Минут через десять коньяк добрался до головы, стало жарко и там. И когда они с шефом прошли таможню и вошли в самолёт («По трапу-коридору, прямо из аэропорта, вот здорово!»), Рита уже и не вспоминала ни про какую панику. Она отчаянно хотела спать. И весь полёт до Праги мирно продремала в просторном кресле бизнес-класса, пропустив улыбки стюардесс, шампанское и канапэ с сёмгой. Проснулась она от толчка шасси о взлётно-посадочную полосу Пражского аэропорта и только собралась испугаться, как самолёт уже замедлил ход и начал выруливать на «парковку».

**

Ох, и навкалывалась она за эти дни! Ритка в одиночестве сидела за небольшим деревянным столиком и смаковала вишнёвое пиво. Не удержалась, заказала. Думала, для экзотики, а вышло – для души. Вкусно очень, в Москве такого пива нет! Хотя, кто его знает, может и есть. Она же из всей Москвы пока только по Красной площади да по Александровскому саду гуляла. И по Большой Грузинской улице, от метро до офиса. А вот такой штукой, – Рита отломила кусочек зажаренного в панировке сыра – она угостит Майку, когда та приедет к ней в следующий раз. Закуски Рита тоже выбирала наугад, зачитываясь меню, как поэмой: оленина, утка, вепрево колено, чесночный суп… Больше всех ей онравилось название «смаженый гермелин», его и попросила. Оказалось, сыр. Жареный. Вкусный.

Выставка стала для неё настоящим боевым крещением. Не выставка – целая ярмарка отопления, вентиляции, измерительной, регулировочной, санитарной и бог ещё знает какой техники. К концу второго дня у Ритки от напряжения и суеты рябило в глазах и кружилась голова. Русские, английские, немецкие, чешские и французские слова («Шеф прилично говорит по-французски, надо же!») смешались в какое-то эсперанто, а сама она превратилась в робота-переводчика, выдававшего фразы с её саму поражавшей скоростью. В первый вечер она пришла в отель совершенно выжатой, прилегла полежать до ужина и элементарно вырубилась. Спала как убитая, не слышала звонков с ресепшн и проснулась утром только от того, что горничная барабанила в дверь. Во второй вечер было чуть легче, она и ванну сумела принять, и поужинала внизу в ресторане, уже почти не обращая внимания на паузы за столом – молчание шефа перестало её тяготить, привыкла. И даже прежде, чем уснуть, она нашла силы полюбоваться с балкона вечерним Градкани.

Да, шеф у неё – кремень. Ни суета, ни люди, ни многочасовые переговоры – ничего его не берёт. Подтянут, сух, деловит, ироничен. Рита улыбнулась, вспомнив Майкины намёки на их с шефом роман. Какой там! В этом режиме можно крутить только один роман – с работой. И со вчерашнего дня она крутит его самостоятельно. Шефу пришлось улететь раньше на сутки, оставив её дожидаться бумаг от германской фирмы. Он решил, что так надёжнее, чем получать документы с курьерской службой. А она и не возражает! Конечно, лучше – бумаги Ритка получила ещё до обеда, и вся вторая половина дня у неё осталась на знакомство с Прагой. И авиабилет шеф ей разрешил поменять на железнодорожный. Удобно у них тут всё устроено – попросили на ресепшн, доплатили немного, и всё сделано. Так что обратно она едет поездом. Сегодня в ночь. У неё есть время ещё немного побродить.

В зале зазвучала задорная мелодия, и девушка оглянулась на звук. Трио, наряженное в национальные костюмы, терзало скрипку, кларнет и тромбон. На тромбоне, смешно надувая щеки, играла дама средних лет, на остальных инструментах – мужчины, старый и молодой. Музыканты были забавными, однако их музыка сбивала Ритку с романтической задумчивости. Этот настрой жаль было отпускать, и она решила уйти. Подозвала официанта, рассчиталась и вышла на уже тёмную улочку, расцвеченную вечерней иллюминацией. «Конец ноября, а тепло совсем. И снега нет. Какая же она всё-таки красивая, эта Прага! Или это только на меня, провинциалку-затворницу, так действуют шпили, черепичные крыши и узкие сказочные улочки старого города?». Она вздохнула счастливо, и тут заиграл-защебетал мобильник, сбивая-таки её с романтического настроя. Кто это? Какой-то новый номер.

– Ритка, привет! Ну, как ты там, в своей Праге?

– Майка, ты? Привет! Стою посреди Праги и не верю своему счастью! Всё просто замечательно! Даже жаль, что вечером поезд!

– Поезд?

– Ну да, в полдесятого! Шеф, когда узнал, что я летать боюсь до смерти, разрешил мне билет поменять.

– Так ты одна возвращаешься, что ли?

– Ну да, я вообще здесь одна со вчерашнего дня, дела заканчиваю. А ты-то как добралась?

– Нормально добралась, жарко здесь. Завтра уже в джунгли едем. Слушай, я, кажется, смогу тебе писать чаще, чем думала, не такие уж тут и напряги со спутником!

– Правда? Вот здорово! Пиши мне Маечка, про всё пиши, ладно? А то мне скучно будет тут одной!

– Да не вопрос, не соскучишься! Всё, бай, звонить пока не буду. Пиши, если что!

Вот заполошная! Майка есть Майка. Рита, улыбаясь, прошла немного по узкой улочке и вышла на широкую площадь. Ого, а эта площадь покруче Красной будет! Она заглянула в купленный в отеле путеводитель. Так, похоже, это площадь возле Новой Ратуши, самая большая в Европе. А вон та темная махина в фонариках, наверное, ратуша и есть. Топать через площадь к подсвеченной ратуше было лень, и Рита опять свернула на какую-то улочку. Пройдя несколько шагов, она попала к витринам, заставленным цветным стеклом и ахнула, застыв на месте. Стопки, фужеры, бокалы, графины играли сполохами электрического света и притягивали взгляд. Ну просто какой-то фантастический коллаж из кусочков праздника! Застывший фейерверк стеклянных линий!

Ритка зачарованно открыла дверь магазинчика и вскоре уже выбирала бокалы из цветного стекла. Выбрала шесть штук – замечательных, великолепных, стильных! Продавщица, щебеча и улыбаясь, расставила их на прилавке, постукала по каждому карандашиком – те отозвались мелодичным звоном. А потом вдруг стала водить длинным ярким ногтем по ободкам двух бокалов. «Зачем это?» успела удивиться Рита, и тут стекло запело. Звук был тоненьким и нежным, как от далёких чудесных струн.

– Как красиво! – она благодарно взглянула на продавщицу, и та улыбнулась в ответ. Потом завернула бокалы в тонкую бумагу, аккуратно уложила в коробку, затем в пакет, отдала Ритке. Выйдя из магазинчика, девушка целых полквартала шла с ощущением маленького праздника. А через полквартала застыла у следующей витрины. Там на чёрных бархатных шейках-подставках красовались замечательнейшие колье из тёмно-вишневых камней, огранённых в золото и в серебро. Гранаты. Ритка представила, как бы замечательно они подошли к её волосам и глазам, и принялась судорожно прикидывать, сколько денег у неё осталось. Оказалось, что не очень много. Если купит колье – сядет в поезд с грошами. А вдруг там придётся за постель платить, за чай? И ехать целые сутки, и такси надо брать до вокзала! Ритка вздохнула, отвернулась от витрины, чтобы не расстраиваться, сообразила, куда идти дальше, и пошла гулять в направлении отеля.

**

Поезд «Прага-Москва» оказался чистеньким и уютным. Занавески на окнах, букетики в купе, постели уже застелены. Купе было трёхместным, и в первую ночь Рита делила его с молодой чешской четой. Рано утром ребята вышли так тихо, что она и не услышала. Весь день Ритка ехала одна, разглядывая в окно аккуратные домики и игрушечные вокзальчики чешских и польских станций. А что ещё делать-то? Купить какого-нибудь чтива в дорогу она вчера забыла. Без особых впечатлений проехала границу с Беларусью, – таможенники практически не побеспокоили своей проверкой. И только в полдевятого вечером, в Минске, к ней в купе вошла новая пассажирка – сухопарая блондинка средних лет в модной дублёнке и серьгах кольцами.

– Здравствуйте, какое место моё?

– Похоже, это, – кивнула Рита на вторую полку.

Блондинка разделась, повесила дублёнку и стала аккуратно пристраивать вещи: дорожную сумку и пакет с чем-то стеклянным.

– Стекло купили? – заинтересовалась Рита.

– Фарфор, чайный сервиз,– охотно отозвалась блондинка. – Красивый! Почти мейсенский. Имитация, конечно, но очень удачная!

– А я в Праге бокалы купила, цветное стекло.

– Обожаю цветное стекло! Можно посмотреть?

– Пожалуйста!

Рита вытащила коробку, освободила один бокал от бумаги и поставила его в центре стола. Бокал пустил зайчики бежевыми гранёными боками. В толстом коричневом донышке заискрилось отражение фонаря над дверью.

– Красивый. В Москве набор таких бокалов для мартини тысяч девять стоит, если не одиннадцать. А вы сколько отдали?

Рита задумалась, переводя кроны на рубли, и удивилась:

– Пять тысяч!

– Ну, видите, как хорошо, полцены всего!

Ничего себе, хорошо! Да чтобы она когда-нибудь такие деньги за посуду отдавала! Ошалела, что ли от Праги? Совсем запуталась в этой разнице валют!

– Мужу, наверное, в подарок везёте? – попыталась угадать попутчица.

– Шефу, – зачем-то соврала Рита, убрала бокал обратно в коробку и успокоилась. Чего, вдруг, она зажадничала, в самом-то деле? Ну, просадила на стекло остаток командировочных, ну и что. Зато теперь память будет о Праге.

Блондинка тем временем устраивалась. Отвернувшись от Риты, надела халат, стянула джинсы, переобулась в розовые плюшевые тапки и достала из сумки толстую книгу в черной обложке.

– «Черновик», роман Лукьяненко. Читали? – спросила блондинка, перехватив любопытствующий взгляд Риты.

– Нет. Интересный?

– Очень! – выдохнула соседка и собралась было рассказывать, но тут в купе вошла проводница:

– Пожалуйста, билетик.

– Вот, пожалуйста. А можно нам два кофе? – попросила блондинка и объяснила Рите:– угощаю, за встречу!

– Конечно, сейчас принесу, – кивнула проводница.

Она ушла, а соседка продолжала:

– Ну, так вот, там герой живёт в параллельных пространствах!

– Где, там? – не поняла Рита.

– Да в «Черновике» же! Герой попадает в реальность, где на его месте живёт другой человек, а про него все забыли и никто его не узнаёт! Представляете?

– Нет, – честно призналась Рита. Фантастику она не очень любила. Хотя про переходы в параллельную реальность ей что-то попадалось. Фильм такой смотрела по телику, там героиня попадает в другую реальность и оказывается не матерью-одиночкой, а прожжённой стервой, убившей своего ребенка. А потом бежит в городской парк, на карусели, что ли, катается, и возвращается в свой мир, к своей дочери. Как там актрису-то зовут, дай бог памяти… Шарлиз Терон, что ли? Или Терлиз Шарон? Забыла!

– Ну, как же! – возбудилась дама. – Это же так просто! Теория даже такая есть, что наше пространство – не единственное, оно имеет бесконечное число дублей. И мы существуем в каждом из этих дублей, но в каждом из них чем-то, да отличаемся. Иногда – совсем чуть-чуть, иногда – очень сильно. Вот в этом пространстве, в этой реальности, вы едете в Москву поездом. А в другой, к примеру, летите самолётом. И на этом различия заканчиваются. А может быть и так, что в этой реальности вы – звезда, скажем, шоу-бизнеса, а в какой-нибудь параллельной – многодетная замордованная мужем-алкоголиком мать семейства. Мы каждый раз делаем выбор: направо пойти, или налево. Сюда позвонить, или туда. Выходить замуж за этого человека, или не выходить. И каждый наш выбор разветвляет реальность. В этой реальности, вы, скажем, расстались с любимым и сделали карьеру, а в параллельной – вышли за него замуж и превратились в замызганную домохозяйку!

– Похоже, я в этой реальности превратилась в замызганную пассажирку, – прокомментировала Рита, разглядывая свои ладони. Пальцы были грязными. Собрала, что ли, пыль из багажного отсека, пока стаканы туда-сюда перекладывала?

– Давайте, вы мне чуть попозже всё расскажете, ладно? Я умоюсь пока.

Рита взяла полотенце и собралась в туалет.

– А я вам кофе несу, – показалась в дверях проводница. У неё на подносе стояли две чашки с кипятком и блюдце с двумя пакетиками растворимого кофе и кусочками рафинада.

– Спасибо, соседка примет, – кивнула Рита и шмыгнула в кабинку. Когда вернулась, блондинка уже помешивала кофе в своей чашке, но нить разговора не упустила.

– Так вот, насчёт параллельных пространств. Вы знаете, что такое дежа вю?

– Это когда мерещится, что с тобой это уже было. Именно так, именно здесь, – вспомнила Рита.

– Ну да, что-то в этом роде. Ну так вот, существует теория, что в моменты дежа вю человек как бы оказывается на секунду в параллельном пространстве. А потом переживает то же самое мгновение в своей реальности! Вы пейте кофе, пейте!

– Да, спасибо, – вежливо сказала Рита, надорвала свой пакетик с кофе, потянулась за кипятком и нечаянно задела чашку соседки. Чашка опрокинулся на бок, и кофейная лужа рассеклась по столику, достав до края «Черновика».

– Ох ты, господи! – Рита одной рукой схватила книгу, второй – полотенце со своей полки и принялась им промокать кофейный конфуз.

– Ну что это со мной, как слон в посудной лавке, честное слово. Извините, ради бога, извините! Хотите, я вам свой кофе отдам?

– Да что вы, не надо, ничего страшного! Я уже не хочу кофе! – затрепетала ноздрями соседка. Точно, обиделась!

– Я сейчас! – Рита бросилась к купе проводников.

– Дайте ещё два кофе, пожалуйста! Мы прежнее разлили!

– Тогда вытереть же надо! – всполошилась проводница. Всучила Рите два новых кофейных пакетика, взяла две чашки с кипятком, прихватила салфетку и заспешила к ним в купе. Там она ликвидировала остатки кофейного безобразия, аккуратно поставила чашки со свежим кипятком, прихватила уже остывшую воду и пожелала:

– Приятного аппетита!

– Спасибо, – ответила Рита, всё ещё смущённая своей неловкостью. Она высыпала пакетик кофе в свою чашку, помешала, сделала глоток. Кофе кислил.

– Книга не очень пострадала? – спохватилась она.

– Не знаю, посмотрите, – блондинка, которая размешивала в своей чашке вторую порцию кофе, мотнула головой в сторону отложенной книги. Рита взяла её, перелистнула. Снизу страницы были частью коричневыми, а на сорок третьей вообще расплылось пятно, очертаниями похожее на Африку.

– Ох, испортила книгу! – развернулась Рита к соседке, та отшатнулась от столика, придвинула к себе свой кофе и стала судорожно помешивать в нём ложечкой.

– Ничего страшного, пустяки. Допивайте уже свой кофе, пока опять не разлили.

Рита виновато отложила книгу и села прихлёбывать кофе. Теперь он будто бы горчил. Минут через десять ей нестерпимо захотелось спать, и Рита улеглась на свою полку, пожелав соседке спокойной ночи. Во сне она опять переворачивала тяжёлое мамино тело, а потом опять оказалась в стеклянной комнате и смотрела сквозь толстое стекло, как мимо неё, не замечая и не оглядываясь, спешат люди.

А в семь тридцать следующего утра её с трудом растолкала проводница. Соседки уже не было. Документы, деньги и вещи – всё в целости. В голове – пыльная густая паутина. А потом она приехала домой и теперь целуется в прихожей с чужим мужиком, который, оказывается, её муж.