Текст книги "Квартира, муж и амнезия"
Автор книги: Наталья Баклина
Жанр: Остросюжетные любовные романы, Любовные романы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
ГЛАВА 4
Было что-то в этой девчонке, его землячке, определённо, было. А иначе он её бы и не выбрал. Не красотка, нет. Да он и просил не присылать ему куколок – Дунечки хватило с лихвой. Чётко обрисовал в кадровом агентстве, кто ему нужен: толковая помощница с хорошим образованием и знанием минимум двух языков. И никаких девочек. Чем старше, тем лучше. Хорошо бы лет сорока. И пусть не красавица, но и не распустёха какая.
Сложную, наверное, задал задачу – агентство ему два месяца помощницу искало. Присылали массу самых разных резюме, на одно он даже отреагировал. Уж больно подходящей показалась кандидатка: тридцать два года, английский и немецкий язык, предпринимательский опыт. Пригласил на собеседование, пришла: декольте до пупа, ногти на руках – сантиметра полтора длиной. Попросил составить письмо на английском, всего-то и текста, что «Дорогой мистер Смит, сообщаем вам, что заказанное вами оборудование отгружено такого-то числа. И напоминаем, что согласно нашей договоренности мы ждём от вас первый транш не позднее последней декады этого месяца». Кандидатка полчаса у компьютера сидела, сопела, в потолок смотрела, ресницами своими хлопала. А потом приволокла распечатанный листочек и положила ему на стол, так наклонившись, чтобы он прелести её смог рассмотреть поподробнее. Рассмотрел. Прелести понравились. Перевод – нет. Судя по абракадабре, которую дамочка ему притащила, она элементарно запустила текст на Интернет-переводчик. Сообразительная оказалась! Только вот догадаться, что программа переводит слова, а не понятия, соображалки не хватило. И познаний в английском – тоже. А так как ему помощница нужна была, а не любовница, пришлось с дамочкой распрощаться.
Матвей хмыкнул, вспоминая, как расстроилась кандидатка, как надеялась ещё на что-то, попросив закурить. Как красиво пускала дым, запрокидывая голову, потряхивая волосами и покачивая, нога на ногу, туфлей на шпильке. Туфля была красивая. И нога тоже: коленки круглые, щиколотки тонкие. Хороша была дамочка, определённо, хороша. Ей бы к нему полгода назад прийти – повёлся бы, точно, повёлся. И на ножки-коленочки, и на грудки-реснички. А теперь – нет. Теперь, после Дунечки, на грудки-коленочки у него иммунитет. Стойкий. Стопроцентный. На всю оставшуюся жизнь.
В общем, забраковал он кандидатку. Агентство тоже забраковал – заколебало оно его бесконечным потоком дурацких резюме. Понял вдруг, что, запросивши за поиск специалиста половину оклада его будущей помощницы, эти шустрые ребятишки просто-напросто размещают в Интернете и газетах вакансию, собирают все резюме в кучу и если что и отсеивают, так только самые что ни на есть бредовые послания. Все остальные – ему шлют. Поэтому Матвей, больше на авось и от отчаяния, – помощница нужна была, просто караул, – решил поискать кандидатку в провинции. Попросил заводских дать объявление в их городе – и, как ни странно, сработало. Пришла эта Рита-Маргарита. С отличным образованием, двумя языками (знает блестяще, проверил!) и стажем в неслабой тюменской нефтяной компании. Правда, перерыв в стаже – больше трёх лет. Почему, она толком не объяснила. По семейным, говорит, обстоятельствам. Рожала, что ли? Хотя в анкете написала, что детей нет. Да и ладно, по обстоятельствам, значит по обстоятельствам. Лишь бы эти обстоятельства ей работать не мешали.
Пока не мешали. Вон как бумаги разгребла, всего-то за неделю! Договоры по папкам подшила-разложила, на письма, что электронный ящик забили, ответила, с подпиской на журналы – три месяца почему-то не приносили – разобралась. Аналитическую записку по рынку в Интернете отыскала. А главное, умудрилась так упорядочить его день, что у Матвея впервые за последние полгода пропало ощущение водоворота дел, в котором его крутит-затягивает, а он только и может, что высовывать из воды голову и ловить воздух.
У него впервые стало на всё хватать время. Оно у него к пятому дню работы с Ритой даже свободное появилось, время-то! Вот тогда он и расслабился, и заметил, что в его помощнице определённо что-то есть. Прямой спокойный взгляд ореховых глаз (на дне – грустинка и капелька боли, почему, интересно?), красивая посадка головы (это про такую говорят «гордая»?), каштановые блестящие пряди (интересно, что женщины делают с волосами, чтобы они у них так блестели?). Косметики – минимум. Ногти – круглые, розовые, блестящие. Пальцы тонкие, безо всяких колец. Декольте – отсутствует. Так, две пуговицы на блузке от ворота расстёгнуты, чуть ключицы видны. Ноги показывает иногда, но не специально. Когда садится в кресло, юбка приподнимается, натягиваясь на полных бедрах, и слегка открывает круглые коленки. И ни капли кокетства, ни капли манерности: собранность, деловитость, корректность. Сухарь, а не женщина. И это при её-то формах! И в двадцать девять-то лет!
Рита-Рита-Маргарита. Новая помощница настолько его заинтриговала, что Матвей решил взять её с собой в Прагу, на выставку. Решил посмотреть, какая она вне офиса. Узнать о ней чуть побольше. Узнал: панически боится самолётов, способна пахать до изнеможения, даже в командировке не расположена крутить с боссом амуры. Или расположена? Честно говоря, сам он действовать не собирался, а от неё специальных знаков ждал. А она в первые два вечера таких знаков не подавала. Может, в третий подала бы? Скорее всего, нет. Эта удивительная Рита так вкалывала на выставке – будто дорвалась до работы – что больше ни на что у неё сил, похоже, не оставалось. Вон, в первый вечер к ужину просто не спустилась, продрыхла в своём номере. Во второй спустилась, но сидела, как рыба вяленая, ковырялась в своей тарелке. Правильно он сделал, что оставил её еще на денёк в Праге. Поощрил девушку. Хотя, честно говоря, обошёлся бы и без её курьерских услуг, доплатил бы шестьдесят долларов за доставку, дешевле бы вышло. И вообще, что-то он раскис в этой поездке. Гранатовое колье зачем-то купил это дурацкое… Куда его теперь девать? Не Рите же дарить, в самом деле.
Матвей Самарин, директор московского представительства компании «Измерин», взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что сидит перед монитором компьютера, складывает «тетрис» и размышляет о своей новой помощнице уже битых полчаса. «Одиннадцать часов, между прочим, пора бы ей и объявиться. На работу прийти, или позвонить хотя бы. За четыре дня дел-то поднакопилось. И кофе выпить хочется хорошего. Света-менеджер такой варить не умеет». Матвей посидел, глядя в монитор, ещё пару минут и решился:
– Светлана, ты не могла бы дозвониться до Зубовой и выяснить, куда она пропала? – выглянул он из своей комнатушки. Под их представительство было приспособлено бывшее фотоателье, поэтому и помещения здесь оказались специфическими: большая комната и выходы в смежные крохотные комнатушки. Общую комнату отвели под менеджерскую, а в комнатушках устроили директорский кабинет, бухгалтерию и переговорную. Тёмный чулан – видимо, бывшая фотолаборатория, раз есть вытяжка и вода – превратили в кухоньку. Как раз поместился столик с микроволновкой, два табурета и холодильник. Помощница сидела в общей комнате, возле двери в кабинет Матвея. Вернее, не сидела – пустой Ритин стул уже начал раздражать. И Матвей вернулся к себе в кабинет, чтобы не видеть этого безобразия.
– Матвей Алексеич, говорят, заболела Зубова! – сообщила Светлана, заглянув в кабинет пару минут спустя.
– Как заболела? Кто говорит?
– Не знаю, тётка какая-то.
– А что с ней?
– Говорит, температура.
– Простыла, что ли?
– Не знаю, она так толком и не объяснила.
– Слушай, Галушкина, ты хоть один вразумительный ответ по телефону получить способна? «Не знаю, не объяснила, тётка какая-то»! Как ты вообще хоть что-то продать умудряешься? Какой у Зубовой телефон?
– Вот, – протянула Светлана листочек, где крупным почерком записала пять цифр и застыла в ожидании. Матвей глянул на неё строго, Светлана понятливо исчезла за дверью, и Самарин быстро пробежался пальцами по кнопкам телефона. Сбился, чертыхнулся, набрал, уже медленнее, ещё раз и стал нетерпеливо отсчитывать длинные гудки. На пятом гудке трубка ответила мужским голосом:
– Алло!
– Здравствуйте. Мне нужна Маргарита.
– Какое совпадение! Мне тоже! Кто её спрашивает?
–Я Самарин Матвей Алексеевич, генеральный директор компании, где она работает. А вы, простите, кто будете?
– А я буду Тюлькин Григорий Борисович, супруг Маргариты Ивановны. И боюсь, уважаемый господин директор, в ближайшее время вы её услышать не сможете.
– А можно узнать, по какой причине?
– По причине болезни. Загнали вы, любезный генеральный директор, Маргариту Ивановну. Заездили. Доконали. Лежит она теперь, бедная, не встаёт, и даже к телефону подойти не может.
Мужик в трубке глумился. Почему, интересно?
– Григорий…
– Борисович
– Спасибо. Григорий Борисович, мне очень жаль, что Маргарита…
– Ивановна.
– Что Маргарита Ивановна заболела. Но она должна была привезти из Праги документы, мне очень важно получить их как можно скорее. Скажите, могу ли я за ними послать курьера?
– Да не вопрос! Хоть сами заезжайте! Только Риту хотя бы недельку не трогайте!
– Договорились, – сказал Матвей и быстро положил трубку. Потом отменил паузу на «Тетрисе» и начал крутить ломаные фигуры, прилаживая выступы к впадинам. Что-то не то. Что-то не так. Откуда он взялся, этот муж Тютькин? Неделю назад не было никакого мужа. Или был? Или вылезли-таки эти «семейные обстоятельства», которые Рита не стала комментировать? Нет, не складывается его секретарша с этим мужиком, который хамил ему в трубку. А с кем складывается? «С тобой!» – съехидничал кто-то в его мозгу, и Самарин развернулся в кресле, дотянулся до двери и крикнул:
– Света, а где Зубова живёт? Ты не могла бы уточнить для меня адрес?
**
А его помощница и впрямь не так проста, как кажется! Аппартаменты в самом центре Москвы – это вам не квартирушка в каком-нибудь Перове. Интересно, с каких доходов? Или это Тютькин у неё такой крутой? Матвей набрал на домофоне номер квартиры и приготовился объяснять, кто он и зачем пришёл. Объяснять не потребовалось – домофон запищал, пропуская безо всяких вопросов.
– Вы к кому? – строго блеснула очками консьержка.
– Я в шестую квартиру!
– А, к Риточке! Что-то к ней сегодня прямо гость за гостем с утра, – покивала консьержка и предупредила:
– Только вам придётся по лестнице на третий этаж подниматься. Лифт от ключа работает!
– От ключа? Почему? – удивился Матвей.
– А домоуправ так сделал. Не все жильцы хотят за лифт платить, поэтому, кто платит, тот и ездит.
– Весело тут у вас, – подытожил Матвей и потопал к лестнице. Тоже мне, проблема, на третий этаж подняться. Поднялся, постоял немного у двери, выравнивая дыхание. (Ничего так, высота у этажей! Считай, как на пятый этаж махнул!) Прикинул, как будет прорываться сквозь мужа, чтобы поговорить с Ритой. И позвонил в шестую квартиру.
Прорываться не пришлось – открыла Рита.
– Здравствуйте, Рита, я за документами, – сказал Матвей. – Можно войти?
– Да, пожалуйста!
Рита отступила, впуская Матвея в квартиру и разглядывая его с каким-то вопросом и смущением. Кстати, на вид не так уж она и больна. Хотя глаза странные, глядит, будто сквозь него.
– Я ждал, что вы сегодня на работу выйдете. А мне сказали, что вы заболели. Что температура у вас.
Матвей топтался у порога и потихоньку начинал злиться. Прежде всего, на себя. С чего, спрашивается, подхватился и прискакал? Ну, приврала девушка насчёт болезни, ну, попросила этого своего Тютькина убедить начальника. А он уже придумал себе с три короба: совпадает – не совпадает…
– Где договоры? – раздражённо оборвал он свои мысли, получил от Риты тонкую папочку-скоросшиватель и сказал противным (аж самого передёрнуло) голосом:
– Потрудитесь завтра выйти на работу. Либо предоставьте больничный лист. Болеть, кстати, не в ваших интересах – в зарплате потеряете.
И опять потоптался, отводя взгляд от растерянных Ритиных глаз. Пора было уходить. Но почему-то не уходилось.
– Ритусик, ты где пропала? – в прихожую выглянула полная женщина в бледно-зелёном платье и с любопытством уставилась на Матвея:
– Здрасьте!
– Тамарочка, это мой шеф, приехал за документами. Думал, температура у меня…
– Была, была температура, – закивала женщина, делая честные-пречестные глаза.
– Сбили мы ей температуру. Доктора пригласили. Да вы пройдите в квартиру, пройдите, с доктором поговорите. И чайку с нами выпьете.
Женщина, которую Рита назвала Тамарочкой, так суетилась, что Матвею стало весело. Ой, врёт! Зачем, интересно? Риту, что ли, выгораживает? А и правда, не попить ли чайку? И где этот Тютькин-муж?
– А у нас гостей прибыло, – весело пропела Тамарочка, приведя Матвея на кухню. – Риточкин начальник, сам приехал за документами! Лично!
– Здравствуйте!
Матвей окинул быстрым взглядом двух мужчин, сидевших за круглым столом. Который из них муж? Тот, что справа, староват для Риты. Да и выглядит слишком интеллигентно. Похоже, по телефону ему хамил вон тот красавчик, что слева сидит.
– Самарин Матвей Алексеевич, непосредственный начальник Маргариты Ивановны.
– Дворецкий Лев Казимирович, профессор, – интеллигентный, тот, что справа, привстал и протянул Матвею руку для рукопожатия. – Очень приятно!
– Садитесь, вот сюда садитесь, – хлопотала Тамарочка, придвигая стул к свободному месту за столом, напротив красавчика.
– А у вас что, курьеров нет? Или вы решили Риту застукать? – спросил красавчик, лениво разглядывая Матвея прозрачными серыми глазами.
– Гриша, ты что? Перестань! – Рита вынырнула из-за спины Матвея, положила на стол пачку с каким-то печеньем и сказала:
– Матвей Алексеевич, это Григорий, мой муж. Я действительно плохо себя почувствовала с дороги, Гриша переволновался очень, даже Льва Казимировича для консультации пригласил. Но вы не думайте, я завтра обязательно на работу выйду!
– Маргарита Ивановна, я бы порекомендовал вам завтра ещё побыть дома. А ещё лучше, дня три покоя и постельного режима, – вмешался профессор Дворецкий и строго взглянул на Матвея сквозь очки в тонкой оправе:
– Знаете ли, у Маргариты Ивановны все признаки переутомления.
– Да? А я и не знал, – почувствовал себя виноватым Матвей. Вот идиот, радовался, что Рита так в работу впряглась, в неделю разобрала завалы, которые он полгода копил! И ещё потащил её в Прагу!
– И что теперь делать?
– Щадить своих работников, вот что! От перегрузок беречь! – с вызовом сказал муж-красавчик, и Матвей согласился:
– Ладно! Маргарита Ивановна, пишите заявление!
– По собственному? – охнула Рита, и Матвей аж поморщился от плеснувшего в него отчаяния.
– На отпуск! Пишите, что просите неделю отпуска за свой счёт. По семейным обстоятельствам! Прямо сейчас пишите, я в бухгалтерию отдам.
– Да, да, спасибо! – кивнула Рита и выбежала из кухни. За бумагой, наверное. А Матвей отхлебнул чаю, любезно налитого Тамарочкой, и спросил профессора Дворецкого:
– Что-то серьёзное произошло?
– Вообще-то да. Повалы в памяти, знаете ли…
– Профессор, мне кажется, что это семейные дела, которыми нашего гостя загружать совсем излишне, – перебил Дворецкого муж Гриша. Тот смущённо закашлялся:
– Извините! – и начал протирать запотевшие очки.
На кухне повисла неловкая пауза, и когда входная дверь разразилась звонком, все с облегчением встрепенулись – кто пришёл?
– Я открою, – вскочила из-за стола Тамарочка и унеслась к двери.
– Где он? – донеслось через несколько минут из прихожей. – Где они? Уже в постели, да? А ты их охраняешь, старая сводня? А ну, скажи ему, чтобы вышел! А не то разнесу это ваше любовное гнёздышко к ядрёной фене!
– Что это? Кто это? – профессор Дворецкий переводил близорукий взгляд с Григория на Матвея. Григорий уставился в сторону прихожей с недоумением, а Матвей закрыл глаза и тихо застонал. Нет, этого просто не может быть!
– Кажется, это ко мне.
**
Странная девица визжала так, что будь в доме восемь этажей – на всех, наверное, было бы слышно. А уж у них, на трёх-то, и подавно всё слыхать. Тамарочка хоть и обладала зычным голосом, соревноваться в воплях не захотела – не то у неё было настроение. И поэтому несколько минут молча разглядывала шумную гостью. Шубка норковая, дорогущая, наверное. Волосы пепельные, длинные, и подстрижены очень красиво. В салоне, наверное, стриглась. У её хозяйки после салона волосы всегда так лежат. Глаза, как у Барби – большие, в загнутых ресницах. Красивая девушка, когда не орёт.
– Так вам кто нужен-то, я не поняла? – спросила Тамарочка, дождавшись, когда у девушки закончился воздух, и она сделала паузу на вдох.
– Муж мне мой нужен, вот кто! Я точно знаю, что он здесь. Машина его возле вашего подъезда стоит, я видела! И консьержка внизу сказала, что он в шестую квартиру пошёл! И дублёнка, вот, я точно знаю, его это дубленка! – пуще прежнего разошлась девица, увидев на вешалке куртку Ритиного начальника. Действительно, приметная вещица – квадраты светло-коричневых лоскутов сшиты с каким-то особенным шиком.
– Та вы к Матвею, что ли, Алексеичу? – стала понимать Тамарочка.
– Тамарочка, что у нас происходит? – выглянула из своей комнаты Рита. В руках – листочек бумаги.
– Да вот, Матвея Алексеича жена ищет!
– А, так это с тобой Матвей теперь шашни крутит? – развернулась к Рите девица, и та аж отшатнулась от волны её ярости.
– Ну и как, справляешься с обязанностями, помощница? Знаешь теперь, как он любит и что он любит? А то, хочешь, опытом поделюсь?
– Спасибо, я прекрасно справляюсь со своими обязанностями! – машинально отбила подачу Рита, и девица аж задохнулась от ярости:
– Ах ты, корова, секретутка паршивая!
И бросилась к Рите. Наверное, в волосы вцепляться. Рита видела однажды такую картину. У них в Тюмени жила на площадке весёлая соседка Ниночка. И как-то раз соседка сверху, Галина Петровна, вот так же визжала что-то про мужа Васю и про Ниночку. Обзывала её подстилкой, а потом вцепилась Ниночке в волосы, и выскочившему на шум Васе (из Ниночкиной, кстати, квартиры) пришлось вылить на супругу ведро воды… Он потом так и остался у Ниночки жить.
– А ну, стой! – Тамарочка поставила на пути у девицы своё массивное плечо, и та изменила траекторию, отлетев к стене у вешалки. Взвизгнула дикой кошкой, выставила ногти-когти и…
– Дунечка, может, хватит уже людей смешить?
Матвей вышел из кухни и теперь стоял и морщился, будто у него внезапно разболелась голова. Потом сказал, объясняя сразу всем: Рите, которая в ужасе прижимала к груди листочек. Грише, который оглядывал девицу с явным интересом и одобрением. Тамарочке, которая переводила взгляд с Матвея на девушку со спокойным любопытством. Профессору Дворецкому, который рассматривал даму под вешалкой с профессиональным прищуром.
– Это моя бывшая невеста. Не ожидал, что она ворвётся сюда.
– Бывшая? – взвилась притихшая было Дунечка, – Это ты решил, что я бывшая! А я не бывшая! Я стану твоей женой, понял? И я тебе покоя не дам! И шлюшкам твоим покоя не дам! Пока все, до единой, не поймут, что ты – только мой!
Она перевела дыхание и резко сменила тактику:
– Ну прости меня, вернись ко мне! Хочешь, на колени встану! Девица быстрым взглядом осмотрела пол в прихожей – видимо, выбирала, куда встать на колени. Но Матвей прервал шоу.
– Прошу извинить, дама не в себе. Мы уже уходим, – сказал он.
Деревянной от сдерживаемого гнева походкой – залепить Дунечке пощёчину хотелось так, что аж ладонь чесалась, – подошёл к вешалке, сорвал с неё свою дублёнку. Второй рукой крепко взял Дунечку за руку повыше локтя и потащил её к двери.
– Матвей Алексеич, одну минуточку! – окликнул его Дворецкий, подошёл и протянул белый прямоугольник визитки:
– Осмелюсь предположить, что вашей невесте необходима квалифицированная помощь. Готов предложить свои услуги.
– Она мне не невеста, – поправил профессора Матвей. Но визитку взял, выпустив на полминуты Дунечку, сунул кусочек картона в карман пиджака и вывел-таки свою бывшую за дверь.
ГЛАВА 5
Больше всего на свете Матвей боялся выглядеть смешным. С тех самых пор боялся, как в пятнадцать лет влюбился в девочку Алёну из своего класса. Пришёл в девятый класс после каникул, глянул на загоревшую загадочную красавицу, в которую вдруг превратилась привычная веснушчатая хохотушка, и пропал. Влюбился так, что в её присутствии сердце поднималось куда-то к горлу и бухало там африканским барабаном. В горле от этого буханья пересыхало, а глаза принимались искать: где Алёна? Потому что сердце начинало бухать гораздо раньше, чем глаза замечали девушку. И ему даже проверять было не обязательно: если в горле пересохло – Алёна где-то здесь.
Своей невысказанной любовью Матвей страдал всю первую четверть. И почти всю вторую. Все слова, что застревали в сохнущем горле, и все чувства, которые делали его сны маятными (а иногда – стыдными, и тогда он злился на своё дурацкое тело, которое вытворяло с ним такие штуки), он изливал на бумаге – стихи писал. Писал о Прекрасной Даме, о Белой и Алой розе, о Верной Рыбачке и Нежной Ассоль. Большинство тем и образов подсказывал Александр Грин – мама его обожала, дома стояло полное собрание сочинений этого романтика. Его Лисс и Зурбаган стали для Матвея убежищем, землёй обетованной, куда он эмигрировал вместе с Алёной. В мечтах, разумеется.
А перед Новым годом он решился. Переписал самые красивые, самые нежные стихи на большую красивую открытку. Дня три носил её в портфеле, дожидаясь, когда Алёна останется одна – вокруг неё постоянно крутились то Вика Смирнова, то Севка-гандболист. Севка травил вечные анекдоты, от которых Вика заливалась визгливым тоненьким смехом, Алёна поводила плечами, неопределенно улыбаясь, а Матвей отчаянно завидовал, что он так не может. Не умеет он так трепаться: легко, раскованно, непринуждённо. Зато он умеет писать стихи!
На четвёртый, кажется, день Матвею повезло. Севка в школу не пришёл – играл на каком-то первенстве. А Вика, пошептавшись с Алёной, исчезла на большой перемене. В буфет, наверное, ушла. И Алёна осталась одна, у окна, в самом конце школьного коридора. Тогда Матвей решился: решительно вытащил свою открытку, решительным шагом подошёл к девушке и решительным жестом шмякнул открыткой о подоконник:
– Вот, Савельева, с Новым годом тебя!
– Что это? – раскрыла Алёна открытку.
– Стихи? Твои?
Алёна даже голову к плечу склонила, разглядывая парня с насмешливым интересом. Мол, надо же, тихоня-ботаник, стихи написал, кто бы мог подумать.
– Нет, поэта одного, неизвестного, – замотал головой Матвей. Больше ничего сказать не получилось. Сердце забухало, в горле пересохло, и уши, вдобавок ко всему, заполыхали алыми парусами.
– Спасибо. Я потом почитаю, ладно? – сказала Алёна, и Матвей кивнул торопливо, развернулся и заспешил к лестнице, всей спиной чувствуя её (насмешливый!!!) взгляд.
На следующий урок он не пошёл. Не смог. Испугался, что не выдержит, если его стихи не понравятся. И если понравятся – тоже не выдержит. Вообще никаких последствий не выдержит! В общем, прогулял он три последних урока. А вечером мама позвала его к телефону:
– Мотенька, тебя к телефону, твоя одноклассница!
– Мотенька, – издевательски пробасил в трубку Севка-гандболист. У него первого во всём классе мальчишечий голос сменился на мужской. – Классное погоняло! Слышь ты, Мотя, ботаник чокнутый, ты, говорят, стишки сочиняешь на досуге?
– Кто говорит? – сердце опять бухало. Но не в горле – в висках.
– Я говорю! – вмешался девчачий голосок. Нет, не Алёнин. Викин, вроде бы. Голоса Севки и Вики раздавались как-то гулко, будто они говорили в жестяную кастрюлю. Или в таз.
– Я прочла – чуть не описалась в экстазе! «Моя любовь, ты снишься мне! Но наяву, а не во сне терзает душу чувства боль. Ты ждешь его, моя Ассоль? Ты смотришь вдаль, за горизонт. Ты ждешь, что море принесёт на легких алых парусах, того, кто… Он являлся в снах. За руку брал, смотрел в глаза. Шептал, что больше врозь – нельзя. Что он не выдержит, любя, не сможет больше без тебя. Не выдержит разлуки боль. Ты ждешь меня, моя Ассоль?», – прочла, подвывая Смирнова. И Матвей буквально увидел, как по строкам его стихов ползёт мохнатая жирная гусеница. И пачкает буквы зелёной, похожей на сопли, слизью.
– А ТЫ почему это читала? – спросил Матвей.
– А что, секретная информация, что ли? – фыркнула Смирнова. – Алёнка показала, я и прочла.
– И Севке показала? – опять спросил Матвей и вяло удивился, что он ничего не чувствует. Вообще ничего. Будто он – не он, а кукла говорящая. Манекен со встроенным органчиком.
– Надо мне, фигню всякую читать! – подключился к разговору Севка. – Я и сам стихи знаю. Хочешь, расскажу?
Матвей не хотел, но в органчике что-то испортилось, и слова «нет» не получилось.
– Сочинителю-поэту в жопу сунули ракету! Понял? Еще раз к Алёнке со своими ассолями пристанешь – бенгальские огни будешь через задницу пускать!
– Себе в жопу вставь, всю пачку, как раз поместится, – прорвало органчик. И Матвей, выкрикнув всё это, положил трубку, прерывая Севкин вопль: «Чё ты сказал?!!»
– Мотя, что ты сказал?!! – повторила за Севкой мама, выскочившая из кухни на его крик. Ругаться у них в доме было не принято. Вообще. И орать не принято. И обзываться. У них с мамой было принято читать книги, иногда – на французском, иногда – вслух, и целовать друг друга перед сном.
– Прости, мама, – извинился Матвей и ушел в свою комнату. И лёг там ничком на диванчик. И захотел умереть.
Не умер, но температура поднялась, и он все зимние каникулы провалялся в постели с каким-то странным гриппом. Горло не болело, насморка не было. Болело сердце, и снились сны, в которых он выбрасывал Ассоль за борт и ждал, что она побежит по волнам. Она не бежала – тонула, и Матвей наблюдал, как колышутся в волнах рыжеватые волосы, и уходит в глубину веснушчатое Алёнино лицо.
К началу занятий он вроде бы выздоровел. В школе первым делом подрался – врезал Севке, когда тот крикнул: «Здрасьте, Мотя, как живёте, всё стишки свои блюёте?» Целился в глаз, попал в нос, и Севка, который сгоряча Матвею тоже врезал, увидев собственную кровь, закатил глаза и сомлел. Вторым делом Матвей односложно отвечал на расспросы директрисы, которая недоумевала, какой бес вселился в примерного тихого отличника. Потом объяснялся с мамой и, морщась от её слез, клялся, что никогда больше не будет драться. По крайней мере, первым бить не будет. Потом неделю ходил в школу с фингалом под глазом – так странно было наблюдать в зеркале, как он меняет цвет от тёмно-фиолетового до бледно-жёлтого со всеми сопутствующими оттенками. Обходил стороной Севку-гандболиста. Впрочем, тот и сам не стремился к сближению. Ходил, берег свою переносицу, от которой бабочкой расплылись синяки, тоже менявшие цвет от фиолетового до желтого. А ещё Матвей категорически, абсолютно перестал реагировать на Алёну. Видеть её видел, но только и всего. И когда она, дождавшись, когда все вышли из класса, а он копался с карандашом – закатился под стол – подошла извиняться:
– Матвей, извини, что так получилось. Стихи замечательные, а Вика – дура, я зря ей открытку показала!
Матвей её извинил.
– Да ладно, проехали. Это и не мои стихи были, так, понравились просто. Рад, что и тебе понравились, – сказал он. И в горле не пересохло, и сердце билось, как билось. Размеренно. Спокойно.
Переболел Матвей Алёной. Вот только с тех пор он стал бояться выглядеть смешным. И изгнал из жизни всякую романтику. После девятого класса уговорил маму, отдал документы в вечернюю школу, устроился на завод измерительной техники. Потом поступил в МАТИ, легко сдав все экзамены. Потом вернулся в Рязань на свой завод, сделал стремительную карьеру от мастера участка до начальника отдела сбыта. Потом договорился с директором завода, на паях с ним учредил филиал и начал искать покупателей всех этих манометров, контроллеров и прочих приспособлений, которые теперь, когда привычный механизм сбыта рухнул, стали застревать на складе.
Первых трёх покупателей он нашёл довольно быстро, а когда вышел на германскую фирму, производящую котлы для домового отопления, дела в его «Измерине» пошли просто замечательно. За немцами подтянулись англичане, финны замаячили на горизонте, да и свои братья-славяне на ноги подниматься начали, системы всяческие монтировать, где товар от «Измерина» очень кстати пришёлся. В общем, своё тридцатипятилетие Матвей Самарин встретил в Москве, будучи преуспевающим совладельцем успешной компании. Уважаемым, солидным, благопристойным человеком. Холостяком. Завидным женихом, который время от времени появлялся на людях с некими роскошными красавицами, но всё ещё оставался неокольцованным и свободным.
А через полгода в его офисе появилась Дунечка. Сказочное создание с глазами в пол лица, пепельными летучими прядями волос, гибкой подвижной фигурой и длинными ногами с тонкими, как у породистой лошади, щиколотками. Дунечка появилась в ответ на призыв «требуется офис-менеджер»: секретарша Наташа ушла в декретный отпуск, и к этому событию Матвей приурочил переименование её должности. «Офис-менеджер» звучало гораздо солиднее, чем «секретарь». И Дунечка за Наташиным столом смотрелась гораздо изящнее. Стильная прическа, безупречный маникюр, деловой и в то же время эротичный костюм (жакет – на голое тело, в вырезе мелькает кружево бюстгальтера, кружевной край чулка в иден в шлице прямой юбки), туфли-лодочки на изящной шпильке… С её появлением офис стал больше походить на представительство компании с международными связями, а не на бывшее фотоателье. И по телефону она отвечала так изящно-приглашающе, что Матвею от её ангельского «Алло-у?» хотелось писать стихи. Опять. Когда он это понял, он пригласил Дунечку в ресторан, ужин плавно перешел в завтрак в его квартире, и после месяца восхитительного секса он понял – пора жениться. Тем более, что мама в последние два года намекает на это всё настойчивей.
Мама, которую он к тому времени уже пять лет как перевёз из Рязани в Москву, купив ей квартиру в районе «Аэропорта», встретила Дунечку вежливо, холодно и корректно. Ему бы, дураку, тогда призадуматься, а он отмахнулся, поверив Дунечкиному: «Славная у тебя мама! Только ревнует очень! Ничего, привыкнет, что её мальчик вырос уже!» И действительно, он давно уже вырос. И живёт отдельно. И женится на лучшей в мире женщине.
И даже надутые губки и приступ фригидности после их похода в ювелирный магазин его ещё не насторожили. Они тогда пошли выбирать Дунечке «колечко с бриллиантиком». Обручальное, как в Европе принято. Дунечка «запала» на бриллиантовый комплект ценой в полторы Матвеевы зарплаты. Он ей объяснил это и убедил-таки купить только колечко. Потратить не восемнадцать тысяч долларов, а восемь. Дунечка, заледенев под завистливыми взглядами продавщиц, спорить не стала. Но и носить кольцо не стала. И лишь только через два дня, когда Матвей озаботился, отчего любимая заскучала, выдала, что она не привыкла, чтобы на ней экономили. И чтобы позорили на глазах у всех, подсовывая ей второсортные камни. Неужели она не стоит самого лучшего? Стоит, согласился Матвей, и они помирились, и Дунечка наградила его потрясающей ночью, а наутро они пошли в магазин и купили колье.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
