Текст книги "Обратная сторона долга"

ГЛАВА 4

Занавес поднялся и я вышла на сцену. Странное чувство непреодолимого страха охватило меня. Оно длилось всего мгновение, но было настолько пронзительным, что я невольно закрыла глаза. По залу пробежал шепот и прозвучала насмешливая реплика:

– Наверное, мадмуазель поняла, что тонкая игра великого композитора ей не под силу.

Немцы так любили Вагнера, что мне было просто невыносимо противно играть эту тяжелую музыку. Я великолепно музицировала, чему была обязана моей строгой бабушке, которая при малейшей ошибке била меня по рукам. Когда я была малышкой, мне это казалось кощунством. Но теперь, о, бабушка, как я тебе благодарна! Я гордо вскинула подбородок и на чистом, без малейшего оттенка акцента языке, прекрасно отшлифованном в штабе подготовки разведчиков, бросила в зал фразу:

– Я сыграю, а кто усомнится в моем таланте после прослушивания, прошу на сцену проявить себя в том же качестве.

Сидевший за столиком в первом ряду немолодой офицер поднял бокал и громко сказал:

– Достойный ответ для такой юной особы. Давайте поддержим ее аплодисментами.

Все захлопали, а я заняла место возле фортепиано. Музыка всегда меня успокаивала. Раньше, когда становилось тяжело на душе, я садилась за старенький рояль в детском доме и под звуки мелодии уносилась в такое дорогое для меня прошлое. Туда, где не было войны, где я с братом сидела на кухне и уплетала мамины пирожки, а бабушка ворчала, что если я буду столько есть, то обязательно стану толстой, как тетка Марфа, бабушкина сестра, и меня никто не возьмет замуж. Я смеялась и игриво протягивала руку за следующим пирожком, а мама гладила по голове и говорила, что из меня в любом случае вырастет красавица независимо от количества съеденных мной пирожков. Сколько времени прошло! Как же это было мучительно больно вспоминать. И вот я здесь, среди ненавистных мне и моему народу фрицев играю не только музыкальное произведение, но и одну из самых сложных партий в моей жизни. Клавиши под моими пальцами запели волшебную мелодию. Я никогда не любила партии Вагнера, они был слишком тяжелы для моего восприятия. Но как нельзя кстати пригодились мне. Кто б подумал! Я нахмурила брови. Рояль был плохо настроен, для неискушенного уха музыка, которую он издавал, была безупречна. Но не для меня. Я поморщилась, подумав, что бы сказала моя бабушка, услышав игру такого инструмента. Ход моих мыслей был прерван в считанные секунды. Кто-то резко взял меня за подбородок и молниеносным движением заставил подняться, тем самым прервав выступление. Вслед за молчанием рояля в зале тоже воцарилась тягостная тишина. Все смотрели на сцену. Опомнившись я подняла свой взор на человека и встретилась взглядом с невероятного небесного цвета глазами, в которых читалось сразу несметное количество обуревавших их обладателя чувств. Там был и гнев, и печаль, и надежда, ненависть, что только я не увидела в этих глазах за то короткое мгновение. Передо мной стоял Алекс собственной персоной. Его пальцы крепко держали меня за подбородок, не давая опустить голову или отпрянуть в сторону. Кожей я чувствовала, как его рука едва уловимо дрожала.

– Простите, господин офицер, если вам не нравится, я могу сыграть что-либо другое, – придя в себя тихим голосом проговорила я.

Но немец молчал, пристально изучая мое лицо.

Из зала послышался оклик:

– Алекс, оставь барышню в покое. Дай ей доиграть. Черт бы тебя побрал! Чего ты выперся на сцену?

– Алекс наконец присмотрел себе девку, – хмыкнул другой, уже изрядно пьяный голос.

Молодой офицер отпустил меня и медленно окинув с ног до головы взглядом, который будто говорил мне, что наше знакомство продолжится, покинул сцену. Меня колотила дрожь. Я совсем, оказывается, не была готова так резко столкнуться с ним лицом к лицу. Доиграв это проклятое произведение я встала и сделала реверанс. Кто-то из немцев подарил мне цветы. В зале стоял громкий шум аплодисментов, который совершенно не заглушал гул от пульсировавшей крови в ушах. Я поклонилась и зашла за кулисы. В гримерке сидела Аня и нервно курила. Увидев меня она подскочила и обхватив за плечи защебетала:

– Ну, дорогуша, я такого не ожидала. Видать ты и правда, как две капли воды с его женушкой. Видела бы ты его в тот момент, когда вышла на сцену. Он стал бледным, как полотно. У меня прям колени подкосились от радости, что зацепило его так быстро. Это же успех, Катька. Ну, держись, немчура чертов, теперь!

Анька была явно довольна тем, что я прошибла эту броню непоколебимости, которой славился гордый офицер вермахта.

– Где он сейчас? – спросила я.

Анька украдкой выглянула в зал.

– Не знаю. В зале его нет, вышел, наверное. Слушай, у меня сейчас еще два выступления. Потом я зайду переодеться и нужно же будет представить тебя Фридриху. Выйдем, посидим у него за столиком, я познакомлю тебя с офицерами, затем пойдем домой. А пока сиди в гримерке. Соберись с мыслями. Дверь запри и не открывай. А то мало ли.

– Да, конечно, – ответила я.

Анька под громкие аплодисменты выбежала на сцену, а я села на небольшую софу в углу комнаты и придалась мыслям о человеке, о котором так много слышала и которого только сейчас смогла увидеть вживую. Алекс был хорош собой, этого у него не отнять. Высокий, стройный, он был выше меня на целую голову. Тонкие черты лица, волевой подбородок и небесно-голубые глаза выдавали в нем чистокровного арийца. Какое-то невероятно теплое ощущение наполняло меня изнутри и придавало умиротворения. «Благо, что он хоть на жабу не похож, это облегчает мне задачу», – подумала я и улыбнулась. Звуки музыки стихли и зал взорвался аплодисментами. Аньку явно любили немцы. Это было немудрено. Яркая, веселая, с звонким смехом она приковывала взгляд любого, с кем оказывалась рядом.

– Фух, – выдохнула она и как легкая бабочка впорхнула в гримерку, затем плюхнулась на стул и потянулась за сигаретой. – Дай мне пару минут, кошмар как устала,

Сделав пару затяжек и бросив мне небольшой тюбик сказала:

– Алекс, кстати, вернулся. Он за столиком с Фридрихом и еще некоторыми офицерами. Подкрась губы, совсем помаду всю съела.

Пока я красила губы и приводила себя в порядок, Анька успела переодеться в красивое черное платье с длинными кружевными рукавами и глубоко открытым декольте.

– Красота – страшная сила, – удовлетворенно проговорила она, довольным взглядом окидывая себя в зеркало, потом придирчиво осмотрела меня. – Подожди, последний штрих, – она достала из ящика стола небольшой стеклянный пузырек и брызнув пару капель себе на запястье протянула его мне. – Настоящая мадмуазель должна благоухать дорогими духами.

Я нанесла несколько капель на декольте и блаженно закрыла глаза, ощутив, как пьянящий аромат окутал меня с ног до головы.

– Идем, – Анька ободряюще сжала мою ладонь и мы направились в зал, где за столом, богато уставленном разнообразными закусками сидели немцы.

– Жрут, скоты, и не давятся, – прошипела мне Анька, и с широкой улыбкой добавила, подойдя к столу, – господа офицеры, позвольте.

Один из них поднялся и галантно помог занять нам места. Мне досталось место напротив Алекса, Анька же села слева от меня.

– Я хочу познакомить вас с моей родственницей, Катериной. Девочка чрезвычайно талантлива, музицирует, танцует. Настоящая находка для нашего театра.

– Чистой воды бриллиант, – проговорил сидящий справа от меня офицер.

Мне стало неприятно от его пристального взгляда.

– О да, господин Габриель фон Вольф, вы, как ценитель истинной женской красоты, верно подметили, – и уже обращаясь ко мне проговорила: – господин майор славится тягой ко всему утонченному и дорогому. А это, Катюша, похититель моего сердца, господин Фридрих фон Штейге, непревзойденный игрок и ловелас, – Анька бросила на немца игривый взгляд и подала ему руку для поцелуя, которую тот довольно прижал к своим губам.

«Падок на лесть», – вспомнила я слова Ани.

– Ну а это, – не унималась моя спутница, переводя взгляд на Алекса. – О, детка, это самый загадочный и неукротимый посетитель нашего великолепного заведения, господин Алекс фон Рихтер.

Надо отдать должное, Анька была великолепной актрисой. В любой момент она могла начинать смеяться и кокетничать, даже если на душе скребли кошки. Я же в этот момент сидела и испуганно хлопала своими длинными накрашенными ресницами и совершенно не понимала, как себя вести среди этих красивых и сильных молодых мужчин, которые с несказанным интересом смотрели на меня.

Алекс же сидел напротив, небрежно откинувшись на спинку стула, и с пристрастием наблюдал за мной. После первого впечатления, которое я на него произвела во время игры на рояле, он, казалось, совершенно оправился и теперь, как ни в чем не бывало, взирал на меня. Мне этот взгляд был неприятен, поскольку его магнетизм поднимал во мне волну непонятных мне чувств.

– У вас прекрасный немецкий, – продолжил разговор Габриель фон Вольф, наливая нам с Аней шампанское в фужеры. – Я бы даже сказал, что чересчур идеальный для русской девушки.

Я посмотрела на него и ответила:

– Моя бабушка преподавала немецкий в институте, она была невероятной женщиной, любила доводить все до совершенства. Не исключением стал и мой немецкий.

– А игра на фортепиано тоже ее заслуга? – не унимался он.

Чтоб прервать допрос я, опустив глаза, тихо прошептала:

– Ее, и она бы много чему меня научила еще, если бы не погибла во время бомбардировки, – закончила я, гневно сверкнув взглядом в сторону фон Вольфа.

– А мадмуазель с характером! – присвистнул Фридрих.

Анька же поперхнулась шампанским и больно ткнула меня носком в ногу.

– Люблю строптивых женщин, – произнес фон Вольф, прищурив глаза.

– Меня не надо любить, – приняла я его вызов, чувствуя, что с этим офицером у меня будут проблемы, и наигранно потупив взор добавила: – Будет достаточно, если вы будете приклонять колени исключительно перед моим талантом.

Фон Вольф многозначительно повел бровью и закурил сигарету. Алекс же слегка улыбнулся, ему явно понравилось то, как я поставила на место известного бабника.

– Как вы относитесь к великому Третьему Рейху? – к допросу подключился Фридрих.

– Я всего лишь слабая женщина, – прощебетала я, – которая хочет мира и покоя. Великая игра меня мало волнует.

Я изо всех сил старалась строить из себя глупенькую молоденькую девочку с широко раскрытыми глазами, полными восхищения, склоняющую голову перед сильными мира сего, коими представляли себя немцы. Но моя рука так крепко сжала ножку фужера с шампанским, что побелели костяшки пальцев. Фон Вольф взглядом уловил этот мой жест и усмехнулся. Ответ же полностью удовлетворил Фридриха и он переключил внимание на Аню. Я перевела взгляд на Алекса и в его глазах увидела, что он понимал, что я не настолько глупа, как хочу казаться, и ему это явно нравилось.

– Я хотел бы принести свои извинения, – проговорил Алекс, закончив рассматривать меня. – Я вас, наверное, порядком напугал сегодня.

– Да, не каждый день меня вот так выдергивают из-за рояля, – ответила я.

– А правда, Алекс, что это было? – Фридрих пытливо посмотрел на своего приятеля.

– Мадмуазель Катерина очень похожа на одну женщину, мне на минуту даже показалось, что это она, – Алекс взял бокал и залпом выпил его, чем выдал свое скрытое напряжение.

– О, Алекс, никогда бы не подумал, что ты можешь так среагировать на появление женщины, – не унимался офицер.

– Полно те, Фридрих, у каждого свои тени прошлого, – Алекс недовольно посмотрел на приятеля.

– Вы даже не пригубили шампанское, – обратился фон Вольф ко мне. – Вы брезгуете пить с нами за столом?

– Нет, что вы! – ответила я и пригубила немного тягучего напитка, пузырьки которого ударили мне в нос и я поперхнулась, залившись при этом краской стыда. Я никогда не пробовала шампанское.

Анька засмеялась:

– О, господа офицеры, не смущайте Катерину, она еще совсем ребенок и право никогда не пробовала шампанское. Но ничего, – похлопала она меня по руке, – пройдет немного времени, и ты станешь разбираться в винной карте не хуже любого сомелье.

– Пройдет немного времени и мадмуазель станет разбираться во всем, в чем должна разбираться молодая красивая женщина, – заметил Габриель с видом упыря, который нашел свою жертву.

Алексу это явно не понравилось и он оборвал речь друга:

– Мадмуазель сама решит, в чем ей нужно разбираться, а в чем нет.

– А когда она это решит, я буду рядом, – не унимался фон Вольф, который своей репликой явно бросал вызов Алексу.

– Господа офицеры! – вздернув нос, проговорила я. – Что и когда я решу не касается ни одного человека, находящегося за этим столом!

Алекс смотрел на меня и, скорее всего, все более убеждался, что девочка, сидящая перед ним не так проста, как кажется.

Зазвучала музыка и фон Вольф обратился ко мне:

– Разрешите пригласить вас на танец, – проговорил он, галантно вставая с видом, явно не принимающим отказ.

Танцевать с ним совершенно не хотелось. Но, поскольку мне нужно было налаживать контакты среди этих богом забытых людей, я кокетливо подала ему руку и приняла приглашение.

Габриель фон Вольф был немногим выше меня. Чисто выбрит, с густыми темно-русыми волосами, аккуратно подстриженными по последней моде, и пронзительными серыми глазами. Правую бровь рассекал неглубокий шрам, что придавало его виду некую демоничность. Сильный волевой подбородок украшала небольшая ямка, которая немного сглаживала его беспощадный облик. На вид ему было около тридцати пяти или сорока лет.

Уверенным движением руки он прижал меня крепко к себе и мы закружились в танце.

– Вы красивая девушка. Слишком красивая и юная особа, чтобы долго оставаться без покровителя, – нагло заявил он.

– И вы хотите предложить себя в качестве него? – я дерзко, может даже слишком дерзко для женщины в моем положении, с вызовом ответила, прямо смотря в холодные серые глаза.

– А почему бы и нет? – с деловой хваткой, как будто покупает кобылу на базаре, проговорил он, еще крепче прижимая меня к себе.

Этот нахальный человек обладал какой-то непреодолимой притягательностью. Его серые глаза будто гипнотизировали меня. От него веяло такой силой и опасностью, что я невольно поежилась.

– Боюсь, господин офицер, я вынуждена вам отказать, – отчеканила я.

– Почему? – уже более жестким тоном проговорил Габриель.

– Потому, что вы совершенно не интересуете меня как мужчина, – на свой страх и риск я выкинула фразу, которая могла меня просто погубить в тот момент.

Офицер холодно прищурил глаза и ответил:

– Не было еще кобылы, которая бы не была мной объезжена.

– Я кобыла не из вашего стойла, – парировала я, отстранилась и сделав реверанс, быстро вернулась за стол.

Все сидящие за столом внимательно наблюдали за нами во время танца. По их лицам было видно, что они обсуждали нашу пару. Когда мы вернулись, разговор стих и воцарилась неловкая тишина. Анька нервно барабанила по столу своими тонкими пальцами. Алекс явно переживал за меня, поскольку скорее всего знал, на что способен его приятель и поэтому волна недовольства, которую он тщательно скрывал, все сильнее и сильнее накатывала на него, проявляясь в его потемневших синих глазах.

– Катюша чудно танцует, – с явным наслаждением проговорил фон Вольф.

По-моему, мой отказ только подлил масла в огонь. В ту минуту я корила себя за столь строптивое поведение.

– Для вас я Екатерина Дмитриевна, – вспылила я не сумев справиться с эмоциями и посмотрела на Аню, которая была белее скатерти в этот момент, затем на Алекса, безмолвно прося у него помощи, которая не заставила себя ждать.

– Габриель, не пристало кавалеру столь фамильярно разговаривать с дамой, – отчеканил он другу и обратившись ко мне, извиняющимся тоном сказал: – Примите извинения за моего друга, он не хотел вас обидеть.

– Ой, Алекс, вечно ты со своим благородством! – со смехом откинувшись на спинку стула воскликнул фон Вольф и ущипнул за зад проходящую мимо официантку.

– Кошмар, – пробормотала я себе под нос на русском языке.

– Что значит кошмар? – задал вопрос мне фон Вольф с усмешкой.

– Это значит, что у вас отвратительное поведение.

– Да, покладистостью я не славлюсь. Даже наоборот.

– Аня, ваша сестра слишком дерзко ведет себя по отношению к немецкому офицеру, вы не находите? – недовольно вмешался в нашу перепалку с фон Вольфом Фридрих.

– Отчего же, Фридрих? Катерина правильно всё делает. Она остается собой в нашем обществе, это заслуживает похвалы, а не порицания, – вступился за меня снова Алекс.

– Точно сказано. Мне интереснее видеть девушку с характером, чем испуганно хлопающую ресницами куклу. А здесь посмотрите-ка на нее! Она готова испепелить меня взглядом! – фон Вольф с интересом смотрел на меня.

– А мне совершенно не интересно то, что интересно вам! Я просто не собираюсь вести себя по-другому. Вы для меня такие же люди, как и все. И если у мужчины отвратительное поведение, то я не собираюсь делать вид, что это не так только потому, что он немец, – я многозначительно посмотрела на фон Вольфа.

– Дорогой Габриель, не сердитесь, – Анька включила тон лисы и продолжила, – Катя просто нервничает, для нее все это в новинку, и вы свои напористым вниманием просто напугали ее. Правда, Катюша? – с грозным видом она повернулась ко мне.

Мне ничего не оставалось сделать, как опустить глаза, изобразив отчаянное раскаяние, которого и в помине не было.

– А теперь прошу нас извинить, – продолжила подруга. – Но нам нужно домой. Вечер выдался трудным, нам нужно отдохнуть, чтоб завтра с новыми силами радовать вас всеми гранями искусства.

Она лучезарно улыбнулась, нежно поцеловала Фридриха в щеку и мы поспешили удалиться.

Пока мы ждали Сашку, который должен был подогнать машину, чтобы отвезти нас домой, к нам подошел Алекс.

– Катя, можно с вами поговорить наедине? – обратился он к нам с Аней.

– О, господин майор, вам то я могу доверить свою сестричку на все сто процентов без всяких переживаний, – прощебетала Анька и поспешила удалиться.

– Катя, скажите, пожалуйста, что вам сказал фон Вольф, когда вы танцевали? Я видел, вы расстроились.

– Ничего особенного, просто назвал меня кобылой, которую он обязательно объездит.

Голубые глаза Алекса потемнели от гнева.

– Не бойтесь его, я даю слово, что он вас не тронет. Но все же будьте с ним весьма осторожны. Я давно с ним дружу, но порой и сам не знаю, что в голове у этого человека.

– Спасибо вам, господин офицер, – я нежно прикоснулась к его руке. – Но я знаю свое место, а оно очень шаткое в этом мире безжалостных мужчин. Красивой женщине все равно придется выбирать покровителя, хочет она того или нет. Уж лучше сильный покровитель, чем толпа солдат.

Я посмотрела на пораженного моим ответом Алекса и пошла к выходу, где меня ждала нервно курящая Анька, давая понять, что больше не хочу говорить об этом,

Когда мы сели в машину, она на меня заорала:

– Ты о чем думала, когда так разговаривала с фон Вольфом? Ты хоть представляешь себе, что это за человек? И глазом моргнуть не успеешь, как очутишься в канаве, изнасилованная и с простреленной головой!

– Не кричи на меня.

– Не кричи? Я вообще не знаю, что теперь будет. Ты ж как крыса с ним, зубами клац клац клац, – прошипела она щелкнув пальцами у меня перед лицом.

– А он другого и не заслуживает!

– Катя, – уже более спокойным тоном проговорила Анька. – Этот офицер очень и очень опасен.

– Да знаю, уже это поняла, – спокойно ответила я.

– А мне кажется не поняла.

Сашка, который всю дорогу молчал, промолвил:

– Кать, фон Вольф – негодяй. И если он на тебя глаз положил, то горя не оберешься теперь. Надо что-то с этим делать.

– Этого еще нам не хватало, – устало ответила Анька и закрыла в раздумьях глаза. – Я поговорю с Фридрихом, может он поможет, если этот гад будет слишком настойчив. А так – развивай поскорее тему с фон Рихтером, на чужой кусок Габриель вряд ли захочет нападать. Кстати, о чем вы говорили?

Я вкратце пересказала наш разговор и Анька одобрительно кивнула. Больше мы в этот вечер с ней не перекинулись ни словом. У каждой голова была занята своими мыслями.

Вернувшись домой мы так же молча выпили чай и легли спать. Следующий день обещал быть трудным.