Текст книги "Мой бывший враг"

Наталья Берзина
Мой бывший враг

Часть первая
Найти себя

Алеся вдохнула запах свежей, еще невыветрившейся краски. На глазах проступили слезы. Наконец у нее появилась своя квартира! Пусть еще не совсем достроенная, пусть пока не пригодная для жилья, но она уже есть, со стенами, окнами, балконом. Понадобится время, чтобы в ней появились двери, обои, радующие глаз цветы, но это будет, теперь уже очень скоро. Придется отмывать и натирать пыльный паркет, ругаться со строителями по поводу кранов и смесителей, но это такая ерунда по сравнению с тем, что пришлось пережить, пока она ожидала окончания строительства. Пусть не в центре, пусть в отдаленном спальном районе, здесь тоже можно жить. Самое важное, что это ее дом. Алеся потрогала прохладную стену, осторожно обошла кучи еще невывезенного строительного мусора, вышла в непривычно просторный коридор, заглянула в маленькую комнату, которая показалась просто огромной. Подошла к окну. За на удивление чистым и необычайно прозрачным стеклом простирался неправильный четырехугольник просторного двора с уже смонтированной детской площадкой. О таком дворе Алеся мечтала, когда нянчилась с маленькой Леркой. Не сбылось, зато теперь, на закате… хотя почему на закате? Разве в сорок лет жизнь заканчивается? Неправда! Вот и Виктор может подтвердить! Эх, как было бы здорово, если бы и он вместе с ними жил, в новой квартире… Стоп! Пока об этом даже не стоит заводить речи. К сожалению, мужчины пугливы, особенно когда это касается их личной свободы. В этом отношении Виктор ничуть не лучше других. Сколько она слышала подобных историй! Стоит только заикнуться, что имеешь на мужчину определенные виды, он тут же исчезает в неизвестном направлении. Слава богу, Алеся уже не девочка, даже если и не рискнет Виктор предложить руку и сердце – обойдется! Жила без него почти двадцать лет – проживет еще! Алеся глядела, как непоседливые мальчишки из соседнего, тоже недавно построенного, уже заселенного дома осваивают ярко окрашенную пластиковую горку. Машина Виктора, сияя на весеннем солнце, блаженствовала на пока еще совершенно пустынном паркинге.

Шаги за спиной заставили Алесю обернуться. В дверном проеме стоял он. Такой же строгий, внешне неприступный и, как ни странно, необыкновенно привлекательный. В нем было все, что нравится женщинам. Невольно Алеся почувствовала жгучий укол ревности. Как ни крути, Виктор наверняка привлекает женщин. То, что он обратил на нее внимание, сама Алеся считала чистой случайностью. Еще бы, она далеко не красавица, к тому же не так молода, чтобы нравиться мужчинам, да еще вдобавок – у нее взрослая дочь. То, что самому Виктору уже немного за пятьдесят, совершенно ни о чем не говорит, он в расцвете мужской силы и красоты. Правда, он любит пококетничать по поводу своего возраста, но, по-видимому, сам откровенно любуется собой, когда называет себя старым и больным. Чего-чего, а здоровья у него на десятерых хватит. За те три года, которые они вместе, Алеся ни разу не видела Виктора болеющим. Всегда в отличной физической форме, уверенный в себе, подтянутый, он и впрямь выглядел значительно моложе своих лет. Порою настолько, что Алеся чувствовала себя рядом с ним едва ли не старухой.

Виктор смешно повел носом, провел пальцем по гладкой, еще не оклеенной обоями стене, негромко сказал:

– Вонища!

– Ерунда! Выветрится, отмоется, приберется – и будет здорово! – рассмеялась Алеся.

– Как ты представляешь себе все это мероприятие? Вдвоем с Лерой вы будете здесь ломаться еще год.

– Ну, ты не прав! Думаю, за месяц управимся. Знаешь, как говорят? Глазам страх, а рукам прах! У меня бабка всегда так говорила. Вот только обои вдвоем нам, конечно, поклеить будет трудновато.

– Я думаю, что тебе этого делать не придется. Проще нанять людей и заплатить.

– Виктор, ты явно забываешь, что я зарабатываю не так много, как хотелось бы. Едва собрала деньги на строительство. Теперь нужно рассчитаться с кредитом, и только тогда я смогу вздохнуть относительно спокойно.

– Ты почему-то всегда забываешь, что у тебя есть я. Это немного обидно. Или ты по-прежнему считаешь меня чужим человеком?

– Нет! Что ты! Я этого не сказала! – молитвенно сложила руки на груди Алеся.

– Я знаю, что не сказала, только позволь мне немного помочь тебе хотя бы в этом. Если у тебя есть настроение, после того как ты изучишь свою новую квартиру, хочу предложить тебе проехать по магазинам и выбрать для начала хотя бы обои. Бригаду для работы я найду сам. О деньгах не думай. Я все оплачу сам.

– Виктор, мне в самом деле неудобно, ведь ты мне…

– Если ты сейчас скажешь, что я для тебя чужой, – мне придется уйти! – остановил ее Виктор.

– Нет! Я не хотела этого говорить! – неожиданно испугавшись, взмолилась Алеся и почувствовала, как холодная волна прокатилась по позвоночнику.

Никогда в жизни она не боялась потерять мужчину, разве что мужа, но с тех пор прошло уже без малого двадцать лет. Внезапно Алеся остро ощутила, насколько она привязана к Виктору. А ведь все начиналось просто как милый, необременительный роман. Только, к сожалению или к счастью, роман затянулся, и в прошедшем марте они отметили три года совместной жизни. Впрочем, это Виктор заявил тогда, что их жизнь совместная. Алеся придерживалась иной точки зрения, но вовремя прикусила язык, сдержалась и не высказала того, что думает по этому поводу. В ее понимании совместно – значит вместе, бок о бок, рядом, а не так, как у них, – он иногда заезжает к ней, изредка остается ночевать, но не более. Виктор даже о вероятности женитьбы ни разу не заикнулся. Разумеется, это страшно бесило Алесю, но она старалась не показывать вида. Слишком долго она была одна, слишком тяжела и страшна была прошлая жизнь, чтобы вот так, одним неосторожным словом разрушить пусть и ненадежное, временное счастье. Как бы то ни было, именно рядом с Виктором она по-настоящему почувствовала себя женщиной, причем любимой и… единственной.

– Мамочка! Ну, поверь, пожалуйста! Я не виновата! Они сами, первые начали!

– Алеська, тебе бы мальчишкой родиться! Вся в отца! – всплеснула руками мама. – Ты посмотри, на кого ты похожа! Коленки сбиты. Под глазом синяк. А теперь еще и соседка пришла на тебя жаловаться! Вот скажи мне, зачем ты Артема избила?

– Мам! Я же тебе уже говорила, он сам начал. Да и не била я его вовсе! Мы боролись! По-честному!

– И из-за этой борьбы он пришел домой весь в крови?

– Совсем не весь! У него только нос разбит! Но я не виновата, что он тяжелее меня! Правда, мамочка? Я его через плечо бросала и не удержала в последний момент.

– Алеся, нам с тобой нужно серьезно поговорить. Ты хоть сама понимаешь, что ты девочка? А девочки никогда не дерутся!

– Да, как же! А что делать, если на тебя бандиты нападут?

– Во-первых, на тебя никто не нападает! Правильно? Это раз! Во-вторых, насколько мне известно, ты сама затеваешь потасовки с мальчиками.

– Мама, мы просто играем!

– Алеся, ты уже не маленькая. Тебе десять лет. Лучше бы в куклы играла!

– Я лучше в казаки-разбойники с ребятами. Мам, ты же знаешь, что там интереснее! Я же тебе помогаю? Ведь правда?

– Правда, но драться ты не должна! Ты меня понимаешь?

– Угу.

Алеся тряхнула торчащими в разные стороны косичками, направилась из кухни. Шмыгнув в ванную, она задрала испачканное в песке платьице и, морщась от боли, смыла кровь с оцарапанного бока. Не следует говорить маме о царапине. Вообще на улицу не выпустит! Она не понимает простой вещи: сидеть дома и перекладывать кукол с места на место – скучно! Куда лучше покачаться на тарзанке, сбегать с ребятами на речку, разжечь костер и представлять себе, будто ты на необитаемом острове или где-нибудь джунглях. Это ничего, что вместо пальм и лиан вокруг заросли орешника и ивы. Какая, собственно, разница! Главное, это приключения.

Алеся мечтала о том, как вырастет и отправится в настоящее путешествие, будет пробираться по непроходимым горам, переплывать моря и бурные реки, отыскивать затерянные города, изучать жизнь диких племен. Об этом так интересно рассказывал папа! Не важно, что он сам не бывал в дальних странах, зато свою исколесил вдоль и поперек. Он действительно побывал и в горах, и на море, и по бурным рекам сплавлялся. Несколько раз он Алесю брал с собой. Как же это здорово – ночевать в палатке, просыпаться на рассвете, наблюдать поднимающееся за дальним лесом солнце. А как интересно плыть по могучей быстрой реке, видеть летающих прямо над головой чаек, жарить на костре только что пойманную рыбу, слушать плеск волн и радоваться, что у тебя такой классный папа. Жаль, что отпуск у него короткий. Мама, конечно, ворчит, но и ей нравится такая жизнь. Недаром она вышла замуж за папу. Алеся мечтала, как она тоже выйдет замуж, хотя бы за Димку из соседнего двора. Он сильный, смелый, всегда и во всем первый, и главное – он никогда не обманывает. Она терпеть не могла, когда ее кто-то обманывал. Димка – надежный, проверенный друг. А то, что он на два года старше, – это ничего. Вон папа старше мамы на целых пять лет, а нормально живут.

Алеся мечтала, как вернется папа из командировки, как они втроем снова отправятся путешествовать, а там закончится лето, придет пора идти в школу. Но главное – не это. Главное – снова начнутся тренировки. Только нужно будет уговорить маму, чтобы она разрешила записаться на фехтование. Конечно, плавание и лыжи – это здорово, но научиться сражаться на шпагах, как настоящий мушкетер, тоже очень хочется. Папа не против, она уже говорила с ним на эту тему, он только сказал не запускать школу, а что там запускать, если она успевает сделать домашние задания за несколько минут. А читать в книжках то, что говорит учительница, скучно, интересней послушать на уроке.

– Кристина Яновна, вы сами понимаете, что для вашей дочери нагрузка просто непосильная? Да, я согласна, она хорошо учится, но ведь нужно хоть когда-нибудь отдыхать! Вы посмотрите, чем она только не занимается? Плавание, фехтование, лыжи, исключите хотя бы стрельбу! Зачем это девушке? Я, как классный руководитель, вынуждена требовать от вас, чтобы вы ее остановили. Иначе медаль она не получит! Не забывайте, это же выпускной класс!

– Я все прекрасно понимаю, Валентина Георгиевна. Но Алеся так устроена, она просто не может быть другой. Она и так снизила нагрузки почти во всех спортивных секциях, в которых получила первый разряд, но стрельба у нее пока идет плохо, а второй разряд ее не устраивает. Я очень прошу вас дать ей разрешение поехать на сборы. Уверяю: то, что Алеся пропустит на занятиях, она с легкостью нагонит!

– Я понимаю, что нагонит, но поймите и вы! У меня выпуск, а Алесе совсем немного не хватает, чтобы получить золотую медаль!

– Простите меня, Валентина Георгиевна, но я ничего с ней не могу поделать. Она и слышать не хочет о медали. Для нее сейчас важен только первый разряд.

– Как же так, разве она не хочет поступать в институт?

– Говорит, что поступит и без медали. Кстати, вы знаете, что она собирается поступать в педагогический? На математику-физику.

– Что ж, на ее месте я бы попробовала в университет. Вполне достойная девочка.

– Я ей то же говорила. Не хочет. Сказала, что для нее педагогический – оптимальный выбор. Да я ее понимаю, после того как погиб муж, нам совсем не просто приходится. Я одна воспитываю дочь, она мне помогает во всем. Если она уедет, мне придется тяжело. Вы понимаете, что значит остаться совершенно одной?

– Отчего же, прекрасно понимаю, сама после развода осталась одна с детьми, – грустно сказала учительница. – Но я считаю, вы обязаны поговорить с Алесей.

– Я попробую, но боюсь, это мало чем поможет. Дочка у меня упрямая, сама решает, как ей быть. Если она решила, что ей жизненно необходим первый разряд по стрельбе, то не отступится никогда, – с ноткой печали сказала Кристина Яновна.

– Жаль, с одной стороны – очень хорошо, что Алеся такая целеустремленная. Но вы понимаете, что мы с вами отвечаем за нее, хотя бы до той поры, пока она не поступит в институт.

Вечером Кристина Яновна, помогая дочери собираться дорогу, попыталась завести разговор, на котором настаивала классная. Алеся некоторое время слушала маму, продолжая складывать вещи в сумку, затем подняла голову и сказала:

– Знаешь, мама, я уже выбрала свой путь, конечно, он не совсем такой, о котором я мечтала в детстве, но тем не менее прошу тебя не забывать, что я взрослый человек и потому я сама отвечаю за свои решения. Очень прошу тебя, не волнуйся за меня, я сумею за себя постоять.

– Алеся! Дело не в том, можешь ли ты за себя постоять, тебе нужно о будущем думать.

– Именно этим я и занимаюсь. К этому я готовилась всю жизнь.

– Какая же ты упрямая, дочка! С тех пор как не стало отца, на тебя вообще управы нет.

– А она нужна, управа? – Алеся мягко улыбнулась матери и нежно обняла за плечи, тихо сказала: – Не волнуйся, мамочка, все будет хорошо! И разряд я получу, и в институт поступлю. Поверь мне.

Форштевень байдарки с силой врезался в стоячую волну. Зарылся в нее. Резко ушел в глубину. Алеся, что-то крича, пыталась табанить, но лодка, подпираемая потоком, все круче вставала на нос. Димка пытался парировать крутящий момент, почти полностью вылез из кокпита, но байдарка уже описала кормой полукруг и стремительно падала в кипящую воду.

Шлем выдержал, хоть удар был страшен. На мгновение в глазах потемнело. Задержав дыхание, Алеся привычно, как на тренировке, сделала сильный гребок, переворачивая капризный «Таймень», стала на киль и ужаснулась. Форштевень торчал из пены, смятый в гармошку. Каркас, прорвав оболочку, выглядывал из синей ткани, словно ребра погибшего зверя.

– Димка, мы тонем! – крикнула Алеся, пытаясь хоть как-то выгрести к берегу.

Надувные баллоны пока еще поддерживали лодку, но воздух быстро выходил из них, и «Таймень» стремительно терял плавучесть. Димка не ответил, но оборачиваться, узнавать, почему он не отвечает, времени не было. Справа, впереди, в бурлящей дикой воде, мелькнуло что-то оранжевое. До спасительных камней оставалось совсем немного. Алеся гребла изо всех сил, но лодка тонула слишком быстро. Корма задиралась все выше, наконец алюминиевый каркас застрял между камнями. Лодка почти погрузилась. Алеся, получив небольшую передышку, отстегнула фартук, прикрывающий кокпит, и буквально вывалилась из затонувшей байдарки в ледяную воду. Первое, что она поняла, выплыв, – что Димки нет в лодке. Жилет плохо работал в насыщенной воздухом бурной воде, на поверхности оставалась только голова.

– Димка! Димка, ты где? – теряя самообладание, крикнула Алеся, но голос ее потонул в реве водопада.

Вокруг не было ничего, кроме бурлящей реки, торчащих из белой пены страшных острых черных камней и сосен, чудом цепляющихся за неприступные скалы. Оранжевый жилет Димки мелькнул вдали и исчез за очередным порогом. Алеся в ужасе отпустила фал, привязанный к лодке, и, отдавшись на волю течения, поплыла догонять друга. Намокшая одежда сковывала движения, жилет не давал нормально плыть. Течением Алесю било о камни, крутило в водоворотах, но она упорно продвигалась вслед за другом.

Димкин жилет зацепился за корни упавшего дерева и не давал вытащить из воды бесчувственное тело. Плача, ломая ногти, обдирая до крови руки, Алеся упрямо тащила Димку на берег. Ноги в промокших кроссовках скользили на гладких, отполированных водой камнях. Она падала, вставала, снова и снова хваталась за одежду Димки, тянула из последних сил. О том, что можно просто расстегнуть жилет, она даже не подумала. Когда же она наконец сообразила это сделать, силы, казалось, совершенно оставили ее.

Димка, безвольно раскинув еще недавно сильные руки, лежал навзничь на осклизлых, омытых рекой камнях. На внезапно заострившемся, резко осунувшемся лице запавшие неподвижные глаза. Обескровленные, белые как мел губы плотно сжаты. Только слабо поднимающаяся грудь свидетельствовала, что Димка жив.

Алеся перевела дыхание, оттащила друга подальше от воды, уложила на спасательный жилет и начала подниматься вверх по течению. Лодку уже не спасти, это ясно как белый день, но там остались и палатка, и спальники, и самое главное – продукты. Осторожно пробираясь между камней, Алеся добралась до затопленной байдарки. За время ее отсутствия лодка затонула окончательно. В изуродованном носовом отсеке ничего не осталось, очевидно, вымыло течением. В кормовом оказались промокший рюкзак, несколько банок мясных консервов, палатка, пакет с размокшими сухарями и большой охотничий нож. Когда Алеся вытащила все, что осталось от припасов, на берег и пересчитала сокровища, осталось только горько вздохнуть. В рюкзаке оказались Димкины вещи, несколько коробков спичек, запаянных в полиэтилен, старенький фотоаппарат с запасом пленки, пачка отсыревших галет и кусок веревки. Все! Ни карты, ни компаса, ни спальника. Прошлой ночью они, замерзая, расстелили спальник на дне палатки, вдвоем забрались в один, а что делать теперь?

Димка пришел в себя только через несколько часов. Сломанная рука, сотрясение мозга, ушибы. Но это ерунда, хуже, что на правой ноге порваны связки. Даже перетянув голень разорванной на полосы рубашкой, Димка едва мог наступать на ногу, а предстояло подняться на скалу, чтобы хоть как-то укрыться от пронизывающей сырости.

Карабкались по стене долго. Димка держался молодцом, но раненая нога не давала надежной опоры. Сжав зубы, он поднимался и все время пытался отнять у Алеси рюкзак, но она упорно не отдавала. Куда ему – с больной ногой еще лишнюю тяжесть! Поднялись наверх почти в темноте. Пока Алеся собирала хворост, Димка почти на ощупь поставил палатку. Когда, поужинав, Алеся собралась бросить опустевшую банку из-под тушенки в костер, Дима остановил ее:

– Не выбрасывай, пригодится. Посуды у нас, как я понял, нет. Пусть хоть банка останется.

– Ты мне лучше скажи, как выбираться будем? – задумчиво глядя в костер, спросила Алеся.

– Ногами, милая, просто ногами. Здесь относительно недалеко, если идти вдоль реки – километров сто, а если срезать, не больше пятидесяти. Утром решим. У тебя, кстати, одежда сухая?

– Относительно. У меня, честно говоря, все, что есть, – на мне, хорошо, хоть документы остались.

– Значит, делаем так. То, что было в рюкзаке, просохло? Натягивай на себя. Остальное в палатку, под низ, укрыться будет нечем. Но ничего, как-нибудь перебьемся.

– А ты как? Замерзнешь.

– Не волнуйся. Переживу. Пошли спать.

Ночь выдалась холодной. У Димки поднялась температура. Все его тело буквально горело. Алеся пыталась обтирать его влажной тряпкой. Пыталась хоть чем-то помочь. Утром начался настоящий кошмар. Дима хотел подняться, но нога распухла, посинела, выглядела толстым бревном. Рука, прибинтованная к палке, тоже выглядела не лучшим образом. Температура к утру упала, но по-прежнему оставалась высокой. Дима время от времени терял сознание. Так продолжалось долгих три дня. Алеся почти не спала, отдавала все силы, чтобы поднять на ноги друга. Поила отварами трав, согревала своим телом ночью. Дима пошел на поправку.

Идти они решили напрямую. Пусть через горы, но так шанс добраться до людей был значительно выше. За первый день удалось пройти не больше десяти километров. Дима был слишком слаб, чтобы двигаться быстрее. Опираясь на палку, он хромал, стискивал зубы. Опухоль хотя и не увеличивалась, но выглядела так, что казалось, только тронь – натянутая синяя кожа лопнет и застоявшаяся кровь хлынет ручьем. Да и Алеся, измотанная бессонными ночами, тоже была не в лучшей форме. К вечеру их обоих шатало от усталости. Едва установили палатку, силы оставили их. Даже голод не стал помехой. Они прижались друг к другу и спали. Лишь под утро их разбудил холод. Дрожа, Алеся выползла из крошечной палатки и посиневшими от холода, непослушными пальцами разожгла костер. Живительный огонь взметнулся в светлеющее небо. Едва не касаясь пламени озябшими ладонями, она впитывала в себя драгоценное тепло. Чуть отогревшись, помогла выбраться из палатки Диме. Странно, что сильный физически парень так сдал: сначала эта жестокая простуда, теперь упорно не заживающие рука и нога. Хорошо, хоть воля его оказалась несломленной, хотя двигался Дима с огромным трудом. Да еще эта неспадающая температура!

В путь тронулись на рассвете. Из пяти банок тушенки осталось две. Немного спасало то, что Димка почти не ел, хотя Алеся старалась его накормить. Научилась даже печь из размокших сухарей нечто напоминающее по вкусу хлеб. Но пополнить запасы оказалось совершенно нечем. В начале лета в тайге привычной еды практически нет. Алесе приходилось собирать известные ей растения, добавлять в сухарный хлеб листья липы, но все равно еды катастрофически не хватало. На то, чтобы преодолеть полсотни километров, оставшегося явно не хватит. Нужно было думать, как решить еще и эту проблему.

Спускаясь с очередного гребня, Алеся старалась помочь другу, поддерживала его под руку. Дима уже не сопротивлялся, не отмахивался. Даже разговаривать почти перестал. Молча, сжав зубы, упрямо двигался рядом с Алесей, тяжело опираясь на палку. Пот выступил на бледном лбу. Только изредка, когда неудачно становился на камень, с его губ срывался стон.

Они шли весь день. Лишь однажды, перевалив через очередной кряж, остановились на два часа, чтобы погрызть напеченных с утра Алесей сухарных лепешек. Комары монотонно звенели над головами, но усталые путники даже не отмахивались от назойливых насекомых, сил не было. Отдохнув и немного придя в себя, двинулись дальше. Каждый шаг отдавался болью. В голове не осталось ни одной мысли. Сбитые ноги гудели. Кроссовки совсем развалились. Чтобы хоть как-то идти, Алеся, натягивая их на распухшие усталые ноги, перетягивала то, что осталось, уцелевшими кусками веревки. Вершины сосен на склонах невысоких гор кудрявились под лучами июньского, по-северному нежаркого солнца. Они шли, спотыкаясь, падая, поднимаясь, помогая друг другу, с одной-единственной целью: добраться до людей.

Еще одна холодная, почти бессонная ночь. Дима задыхался от кашля. Алеся пыталась его хоть как-то согреть, сбросила с себя почти все, прижимала полубессознательного Диму к своему телу, она готова была отдать всю себя, чтобы он выжил. К утру Диме стало хуже. Он уже не мог подняться. Алеся вскрыла предпоследнюю банку тушенки. Как ни пыталась накормить Диму, он упорно отказывался от еды. Весь день Алеся не отходила от него ни на шаг. Пыталась поить отваром из трав, но Дима уже не мог глотать. В середине дня он начал задыхаться. Алеся окончательно растерялась. Всегда уверенная в себе, целеустремленная, она просто не знала, что делать. Когда ничего другого не осталось, решила посмотреть горло друга. Заглянула и ужаснулась. Огромные гнойные мешки почти полностью перекрыли гортань. Решение пришло само собой – стараясь не дрожать, преодолевая внезапно подступившую тошноту, она острием ножа проткнула гланды Димы.

Отвратительная серо-зеленая с красными сгустками жидкость ручьем выплеснулась в рот парня. Алеся отбросила нож, быстро перевернула Диму на живот. Судорожный кашель, мучительная болезненная рвота и…

Дима впервые за последние дни вздохнул свободно. Как ни холодно было ночью, к утру парень чувствовал себя значительно лучше. О том, чтобы идти дальше, не могло быть и речи. Утром Алеся напоила Диму бульоном, сваренным из тушенки. К обеду он уже почувствовал настоящий голод. Подруга отдавала ему последнее, медленно слабела сама. Спустя два дня Дима самостоятельно выбрался на промысел. Перетянул ногу лоскутами ткани, медленно двинулся по каменистой осыпи.

Несмотря на то что до реки было более двух километров, он справился и вернулся с добычей. Он кормил Алесю зажаренной на костре рыбой и чувствовал себя настоящим мужчиной, воином, охотником, добытчиком. Двигаться дальше по безлюдным голодным горам не имело смысла. Вернулись к реке. Началось долгое, трудное, опасное путешествие.

Дима с помощью чудом сохранившейся лески и крючков ловил рыбу, обеспечивал более или менее нормальное питание. Шел день за днем, они продвигались по десять – пятнадцать километров в день. Алеся очень переживала из-за того, что дома волнуется мама. В этот поход они отправились спонтанно, особо не собирались. Дима сдал экзамены за второй курс ветеринарной академии и, счастливый, предложил Алесе сплавиться по реке. Она решила, что десятидневное путешествие не помешает, и тут же согласилась. Через два дня они уже вышли из самолета. Еще два дня, закинув на плечи рюкзаки и упаковки с байдаркой, Алеся и Дима бодро шагали по каменистой тропе в направлении малоизвестной горной реки. О том, что по ней когда-то сплавлялись Димкины друзья, в родном городе слагались легенды. Теперь впору слагать легенды о них.

На то, чтобы выбраться из ловушки, в которую они попали, понадобилось почти две недели. Еще две недели Алеся и Дима провели в больнице. До вступительных экзаменов осталось всего десять дней.

Потрясение, связанное с происшествием на горной реке, и болезнь послужили причиной того, что Алеся набрала на два балла меньше, чем требовалось для поступления на математику. В приемной комиссии, куда расстроенная Алеся пришла забирать документы, ей предложили идти учиться на факультет начальной школы. Подумав не больше минуты, она согласилась. В принципе была надежда на математику перевестись после первого курса.

Училась Алеся удивительно легко. Времени хватало и на тренировки, и на почти ежедневные встречи с Димой. Алеся уже не представляла жизни без него. Конечно, мама предостерегала ее в свое время, опасалась, что в какой-то момент между ними произойдет это. Однажды, когда Дима уже поступил в академию, она рискнула с ним побеседовать. Пока Алеся бегала в магазин, Кристина Яновна попросила Диму задержаться, якобы нужна была его помощь. Едва за Алесей закрылась дверь, Кристина Яновна напрямую спросила парня:

– Скажи мне честно, Дима, насколько серьезно ты относишься к моей дочери?

– Я люблю ее, – просто и совершенно спокойно ответил Дима.

– Но ты уже студент, а она школьница. Как вы думаете жить дальше?

– Так же, как и жили. До того, как я окончу институт, никакой речи о свадьбе или о чем-нибудь подобном не может быть. Я обещаю.

– А ты удержишься? Не тронешь ее? – дрогнувшим от волнения голосом спросила Кристина Яновна.

– Слово даю, не трону, – твердо сказал Дима.

– А что, если она, поступив в институт, познакомится с другим парнем? Полюбит.

– Это будет ее выбор, – чуть напряженно сказал Дима. Лицо его мгновенно стало жестким и решительным.

– Хорошо, я верю тебе! – постаралась успокоить его мама Алеси.

Дима сдержал слово, данное Кристине Яновне, вернее, почти сдержал. На выпускном вечере в академии они были вместе. Нужно было видеть, какими глазами смотрели на Диму его сокурсницы. Но, увы, его сердце было полностью отдано Алесе. Затем, уже утром, они шли по улице еще непроснувшегося города. Старинный мост над узенькой речкой. Зеленеющий парк, раскинувшийся на ее берегах. Заливистые трели перепутавшего время пения соловья. Поднимающееся над городом солнце. И главное – настроение, радостное, светлое, чуть приправленное легкой горечью предстоящей разлуки. Дима буквально через две недели уезжал в отдаленный район по распределению. Он должен был приступить к работе в должности ветврача на одной из крупных звероферм. Кристина Яновна в ту ночь работала. Обычные проблемы распределения машинного времени. Для программиста – дело привычное. Персоналок еще практически не было. Огромные машинные залы, сотни километров магнитных лент и толстенные стопки перфокарт.

Старый дворик, тенистые липы. Красный выветрившийся кирпич стен. Узкий темный проем арки ворот. Поцелуй! Почему-то совсем не такой, как раньше, с особым, непередаваемым вкусом. Непонятное, но такое приятное волнение и слова Алеси:

– Идем! Я хочу тебя!

Скрипучая дверь подъезда. Выщербленные ступени. Внезапно похолодевшие руки. Непонятная слабость и дрожь в коленях. Томление и трепет внизу живота. И непрерывные, непрекращающиеся поцелуи.

Сил запереть дверь не осталось, как, впрочем, и времени. Алеся набросилась на Диму, покрывая его лицо поцелуями. Он пытался остановить ее, что-то говорил успокаивающее, но сам уже почти не мог сдерживаться. Распухшие от поцелуев губы вдруг стали непослушными, оторваться друг от друга было невозможно. Недопустимо вот прямо сейчас остановиться, разрушить то, что происходит. В невероятный пламенный коктейль смешалось все: и страсть, и желание, и робость, и вызов, и неуверенный голос рассудка, и трогательно-трепетное изучение друг друга…

Это случилось. Алеся простила ему и неумение, и боль, и искусанные в исступлении губы, и следы от слишком сильных объятий. Они лежали, прижавшись как можно теснее. Впервые испытавшие то самое непередаваемое чувство близости, они познали то, к чему шли долгие годы, и не разочаровались. Пережитое еще не угасло. Кровь, горячая, хмельная, все еще кипела в жилах, медленно утихая.

– Господи, Леська, что мы наделали! – каким-то незнакомым, хриплым голосом сказал Дима, поглаживая русые волосы любимой.

– Все правильно! Я сама хотела этого! – ответила Алеся, не поднимая головы с груди Димы. – Просто верь мне – и все! Я люблю тебя! Не сомневайся. Осталось подождать только два года, а после я приеду к тебе. Только дождись. Получу диплом и приеду. Очень надеюсь, что ты не загуляешь без меня. А то найдешь себе какую-нибудь доярку.

– Не надейся. Не успею. Осенью, скорее всего, в армию. Так что год я проведу в форме и совершенно без женщин! – засмеялся Дима, еще крепче прижимая к себе любимую.

Конечно же мама застала их в постели, конечно же состоялся серьезный разговор, но что такое возмущение мамы по сравнению с тем, что обрела, наконец, Алеся!

Два года пролетели незаметно. Алеся писала Диме почти каждый день и пока он работал, и тогда, когда служил в пограничных войсках. А уж когда он приехал в отпуск после службы, весь месяц они провели вместе. На выпускной вечер Алеся не пошла. Что там делать одной? Вместо этого, забрав документы, в тот же день села в автобус и через шесть часов уже вышла на автовокзале тихого западного городка, уютно раскинувшегося среди восхитительных озер. На высоких холмах прилепились непривычные взгляду, совсем западные домики с ухоженными палисадниками. Улочки, круто взбирающиеся вверх, выложены древней брусчаткой. На центральной площади остро пронзил небесную голубизну огромный костел с внушительным ржавым замком на высоких стрельчатых дверях. Огромные дубы в старинном парке. Кованая решетка кладбищенской ограды, а за ней – тесанные из красного гранита величественные кресты на просевших от времени могилах. Все было странным, незнакомым и оттого, наверное, волнующим. Дима, которому Алеся позвонила перед отъездом, обещал встретить, но предупредил, что, возможно, придется подождать.