Текст книги "Наркология: помощь или утопия? Зачем кошке пирожное?"

Нелюбовный треугольник

 
Ты не верил в то, что лестница в небо,
Та, что выбрал, может быть лестницей в ад…
 

С. Чиграков. Лестница в небо

Нападки родственников перемежаются с праведным возмущением пациентов. Возмущение, недовольство, капризность нарастают до гнева и ярости, сопровождающихся вербальной, предметной, аутоагрессией и, в крайнем, но нередком случае, направленной на других пациентов или медицинских работников. Лишение пациента наркотиков вызывает страшную неконтролируемую ярость, способную привести к несчастным случаям. Когда пациент обнаруживает, что врач не идет ему навстречу и не спешит прервать лечение и поэтому встреча с наркотиком откладывается, пациент обрушивает гнев сначала на медицинское учреждение, затем на родителей, когда они становятся доступны для вербального или визуального контакта.

Что бы ни сделал врач в случае бунта пациента, его действия кому-то не понравятся, и тот кто-то будет иметь основания предъявить претензии. С кем же приходится сталкиваться врачу, чтобы оправдывать свои действия? Да, к сожалению, не объяснять, а оправдывать. Законы нашей страны делают из врача заведомого преступника. Врач психиатр-нарколог каждый день совершает противозаконные действия. Стандарты лечения предполагают прохождение пациентами определенного курса лечения, обычно речь идет о месячном пребывании в стационаре. Кроме того, существуют еще многомесячные реабилитационные программы. Обращение пациентов в стационар носит добровольный характер. Мы не можем начать осмотр и лечение пациента, пока он не ознакомится и письменно не согласится с предлагаемым лечением.

А теперь снова заглянем в приемный покой.

В каком состоянии пациенты поступают к нам на лечение?

Дима лечился несколько раз. Перед каждым поступлением звонит мама и интересуется, можно ли привести Диму в состоянии опьянения, иначе он не поедет. Дима пьет уже много лет постоянно, как только бросил наркотики. Дима из тех, на ком написано, что он асоциальный маргинал и пьяница. Каждый раз, каждое лечение ежедневно, ежечасно, ежеминутно Дима изводит всех встречающихся у него на пути требованиями о выписке. Он возмущенно доказывает, что его ждет хорошая работа, которая может уплыть из его рук уже сегодня. Каждый раз после выписки он напивается, не успев доехать до дома. Поступает в очередной раз, и приходится звать других пациентов на помощь, чтобы занести Диму в палату, поскольку он находится в состоянии беспробудного алкогольного опьянения. Вероятно, Дима ни разу за время лечения так и не захотел бросить пить, и встает вопрос: зачем же мы его лечим? Дима правомерно задавал нам этот вопрос. Сначала мы ждали, что курс лечения если не позволит ему расстаться полностью со своим мрачным пессимизмом, то, по крайней мере, сделает немного мягче его взгляд на мир и на себя. При каждой встрече с матерью он устраивал дикие сцены с криком, слезами, швырянием пакетов с едой, которые она ему привозила, хлопаньем дверей, отказом от общения с ней. Мать, едва живая, бледная, с дрожащими руками, губами, качаясь, шла ко мне, безмолвно вопрошая и ожидая хоть какой-нибудь поддержки и утешения. Все, что я могла предложить матери, это длительный курс лечения сына. Я надеялась, что время и в случае Димы может сыграть положительную роль. Каждый раз мать не выдерживала рекомендованные сроки и после очередного скандала Димы забирала его домой, до которого он так и не доезжал. Диме я ответила на его вопросы, зачем мы прилагаем столько усилий в отношении его: пока его мама хочет, чтобы он жил, я буду за него бороться.

Пока наши пациенты кому-то нужны, они живы. Не всегда нужно обрывать все связи, чтобы оправданно ждать перемен к лучшему. Человек должен обладать достаточным количеством внутренних личностных ресурсов, чтобы справиться с огромным стрессом: потерей поддержки близких людей. Случай Димы уже настолько запущенный, что ждать чудес, наблюдая со стороны за его пьянством, – значит преступно бездействовать. В любом поведении можно найти изъяны. И Димина мама тоже не безупречна. Работая с ней, я лишний раз убедилась, как тяжело родственникам начать менять свой стиль взаимоотношений с зависимыми близкими. Как это ни удивительно, но, несмотря на свое беспробудное пьянство, Дима оставался жить долгие годы. Во время последнего лечения нам удалось с ним продержаться в формате стационара целых два месяца. И, действительно, к концу лечения мы перестали его узнавать. Он стал значительно спокойней, мягче, приветливей, даже обаятельным. На обходе встречал нас улыбкой, мог пошутить. Конечно, надеяться, что он бросил пить, было бы слишком легкомысленно. Но первый результат был все-таки достигнут. Мать смогла узнать в нем прежнего сына. У нее снова появилась надежда. Он ушел от нас, не сорвавшись с цепи, а спокойно и с чувством собственного достоинства. И теперь у него появился реальный выбор. Заслуживает ли такой результат потраченных усилий? Такой вопрос мы когда-то все себе задавали касательно себя, своих близких, друзей, любимых, пациентов. Каждому из нас приходилось слышать его и от других: «Ну и многих ли удалось вылечить?» Каждый раз я не знаю, как ответить. Ответить на такой вопрос односложно – значит не ответить на него вовсе. Сказать, что я не вылечила ни одного пациента, – значит признать банальную правду, но об этом ли меня спрашивают и это ли хотят услышать? Вопрос обычно звучит в скептических интонациях и, безусловно, вызван внутренним отчаянием и желанием получить от врача подсказку, которая бы позволила изменить слишком минорные умозаключения на более оптимистичные. Я всегда стараюсь напомнить родственникам, что, пока пациент жив, нельзя терять надежду, ибо даже самые безнадежные случаи не по нашей воле и вопреки нашим прогнозам порой обретают неожиданные шансы и возможности начать новую жизнь.

Миша лечился уже очень много раз, в том числе платно. Замечательно то, что он всегда самостоятельно приезжал лечиться и платил за себя тоже сам. С каждым разом его состояние было хуже и хуже. В последний свой приезд он был страшен. Огромный живот из-за увеличенной печени и жидкости в брюшной полости, одутловатое лицо, тоненькие ножки и ручки, ярко-желтая кожа. В очередной раз мы пытались вразумить Мишу. Мы честно объяснили ему, что жить осталось недолго, а он честно ответил, что пить все равно не бросит. В тяжелом состоянии мы отправили его в областную больницу. К сожалению, там от Миши отказались, направили лечиться по месту жительства в районную больницу. Мы не чаяли увидеть его еще раз. Однажды, через полгода, спускаясь по лестнице отделения, увидела поднимающееся навстречу улыбающееся беззубое привидение. Оторопев на несколько секунд, узнала Мишу. Он рассказал с восторгом и не без гордости, что все-таки его госпитализировали в областную больницу, «выкачали 22 л из живота», после чего он решил бросить пить. Несмотря на свою неестественную худобу, выглядит Миша неплохо. Все тот же живой, лукавый, со смешинкой взгляд. Вся фигура, осанка выражают бодрость, оптимизм и желание жить.

История Миши – приятное исключение. Его осознанное отношение к себе и лечению, его способность быть правдивым позволили Мише вовремя принять нужное решение и нести за него ответственность.

Чаще нам приходится воевать если не с пациентами, то с их родственниками. Как ни странно, но взаимопонимание между родственниками и пациентами относительно госпитализации приходит с годами. В начале пути больные полны бравады, а родственники иллюзий. Постепенно теряя то и другое, две вою – ющие стороны обретают намек на уважение к чужой боли. По мере неизбежных разочарований заинтересованных сторон битвы становятся менее кровавыми, сменяясь зыбким миром. Система приобретает равновесие. Это и хорошо и плохо. С одной стороны, неустойчивое равновесие позволяет жить дальше, с другой – продолжает раскачивать ситуацию от срыва к ремиссии, качественно ничего не меняя. Все стороны приспосабливаются. Планка «Я идеальный» падает вслед за снижающимся качеством реальной жизни. Обращение за медицинской помощью добавляет в круг взаимоотношений третью сторону. Как нет похожих пар, так нет и похожих треугольников. Требуется время и терпение, чтобы выстроить конструктивные терапевтические отношения с пациентом и его родственниками. Ломать стереотипы – все равно что очищать заросший до крыши дома участок от сорняков, а очистив, обнаружить непригодную для благородных культур почву. Энтузиазм часто заканчивается на первом этапе, хотя впереди еще непочатый край работы. Вкладываться придется много и долго с негарантированным результатом.

Задача № 6

Вопросы для обдумывания. На какие риски вы готовы, начиная новый проект? Вспомните не менее пяти ситуаций вашей жизни, когда вы брались за новое, рисковое дело. На что вы рассчитывали? Сбылись ли ваши планы? Были ли вы довольны результатом?

Как часто вы требовали от кого-то или чего-то обещаний конкретного результата?

На кого и на что вы пеняли в случае неудачи? Повторяли ли вы попытки? При каких условиях вы останавливались, если останавливались?

Выдуманный пример

1. Судебное дело по поводу наследства (пеняла на родителей, планы не сбылись, останавливалась из-за неуверенности, страха, до конца не довела; очень недовольна).

2. Покупка квартиры (пеняла на себя, на свою поспешность, легкомысленность в принятии решения; планы осуществились, но не так, как хотелось бы; недовольна).

3. Марафон (планы сбылись, рассчитывала только на себя; довольна).

4. Смена работы (было тяжело, многократно хотела уволиться, пеняла на неудовлетворяющие условия работы, начальство; временами довольна).

5. Научный проект (пеняла на свою нерасторопность, неусидчивость, объективные обстоятельства; растянула на многие годы, планы сбылись, результат хороший, но не отличный; скорее, довольна).

Прошло уже много лет с той поры, когда я первый раз столкнулась с вопросом досрочной выписки, но дилемма остается: выписывать пациента или не выписывать, когда он вдруг, еще в остром периоде болезни, начинает требовать выписки?

Почему этот вопрос остается до сих пор без ответа и почему он так важен? На самом деле, невыписка пациента по его требованию – краеугольный камень эффективного лечебного процесса. Если нам удастся не пойти на поводу у болезненного желания пациента выписаться во что бы то ни стало в момент актуализации влечения к наркотику, мы выиграли первый бой с болезнью. Попробуйте не съесть запланированной конфеты ни сейчас, ни через час, ни сегодня и умножьте все возникшие ощущения, мысли, эмоции во столько раз, во сколько хватит вашего воображения. Думать о том, что пациент пройдет необходимое ему лечение полностью без того, чтобы в какой-то момент не захотеть взорвать весь мир, – значит совсем не понимать природу зависимости. Исключение составляет категория пациентов, которые пребывают в состоянии отрешенности от суетных забот внешнего мира. Это, как правило, пожилые люди с признаками глубокого преждевременного старения всего организма и мозга в особенности в результате длительного, обычно на протяжении всей жизни, пьянства. К нам такие пациенты попадают по ходатайству социальных служб или детей для ожидания места в доме-интернате. Их жизненные драмы уже давно позади. Их мозг необратимо поврежден многолетним токсическим воздействием алкоголя. Страсти давно перестали жечь душу. И даже простые желания редко посещают их выеденные болезнью тела. Никакие чудеса уже не могут произойти с покалеченной, обедневшей личностью.

Валерию 64 года, выглядит он на 80 лет. Еще при поступлении он не смог сформулировать ни одного предложения, никак не мог подобрать достаточное количество нужных слов. Постепенно мы узнали, что пьет он с юности, постоянно, даже будучи в местах лишения свободы, где он находился ни много ни мало двадцать лет. У него трое детей, их возраст он называет совсем неправильно, не видел двоих из них более двадцати лет. Один из сыновей продолжает с ним общаться из жалости, он и привез отца на лечение. Дальнейшая судьба пациента – неизвестность в том смысле, что ничто и никто его уже не ждет. Первый месяц нахождения в стационаре пациент обнаруживал глубокие признаки слабоумия. Он забыл о навыках самообслуживания, не знал, как есть, как пользоваться туалетом, ничего не говорил, не запоминал, где его кровать. Постепенно разум начал возвращаться к нему. Теперь он ничем не выделяется среди массы других пациентов. Он обрел способность себя обслуживать и даже говорит простые фразы. Он легко согласился оформиться в дом-интернат. И это все. Если «забыть» о нем, то сам Валерий никаких вопросов, просьб, пожеланий, эмоций, интересов не обнаруживает. Его эмоционально-волевая сфера обеднела настолько, что, кроме телесных ощущений, ничто его побеспокоить не может. Это последняя стадия заболевания, итог, предел, дальше которого только ожидание биологической смерти. В молодом возрасте симптоматика заболевания выражена совсем иначе.

Два отъявленных наркомана, которые и по одному при прежних госпитализациях умудрялись поставить вверх дном все отделение, поступили вместе. Где-то рядом оставили машину, на которой прибыли в состоянии наркотического одурманивания. Один из них, соответственно, за рулем. Два молодца из ларца. Высокие, ладные, голубоглазые, с богатырским торсом, ручищами, ножищами. Оба возбужденные, неконтактные, на своей кайфовой волне. Первый день беспрепятственно дались для медицинских манипуляций, после которых мирно спали. Второй день во время обхода тоже спали. На следующий день отделение ждало аттестационную комиссию, проверяющую вредные факторы нашей работы. От полноты их взгляда на нашу деятельность зависела наша будущая зарплата. Решено было пригласить аттестующих на утреннюю отделенческую планерку, чтобы они смогли услышать, что произошло за дежурную смену, сколько больных нуждалось в уходе, сколько памперсов снято и надето, сколько больных было в психозе, сколько буйных и т. д. Так мы и сделали. Слушает комиссия из двух скептически настроенных женщин и криво ухмыляется: «Говорите, говорите, нас не так легко провести». Доходит очередь докладывать медсестре, у которой на посту те самые молодцы. Марина Николаевна работает с начала основания нашего отделения уже 17 лет. Раньше она трудилась в разных отделениях центральной районной больницы. Крупная, яркая, статная, необычайно выносливая, с ровным веселым характером. Ее обожают пациенты, ей доверяет коллектив, она всем и всегда готова прийти на помощь, все успевает, ни на что никогда не жалуется. Бывало, что дежурила по несколько суток подряд и, улыбаясь, говорила, что не устала и еще готова работать, несмотря на то, что ей почти шестьдесят лет. И вдруг я вижу, что у нее на глазах слезы, голос прерывается, она дрожит, едва справляется с собой. Это было совершенно невероятно. Ни до ни после я ни разу не видела такого состояния у медсестры. Для всех было очевидно, что это не наигранные слезы. Оказывается, проснувшись рано утром, два описываемых наркомана стали требовать немедленно отпустить их домой. Как обычно, медсестра вежливо объяснила им, что скоро будут врачи, обход, когда можно будет обсудить любой вопрос. Этого они стерпеть не могли. Начался погром отделения. С хладнокровной жестокостью они начали ломать кровати, швырять стулья, бить в двери, угрожать медсестре расправой. На время нашей планерки наркоманы объявили антракт своему страшному спектаклю. Конечно, мы поскорее выписали их. Комиссия долго не могла прийти в себя от перенесенного шока.

Никто не представляет и не хочет представлять, с какими рисками сопряжена работа в наркологическом стационаре. Вредность нам на пять последующих лет оставили, сказав напоследок, что, была бы их воля, прибавили бы как полиции и МЧС, так как увидели непосредственную угрозу нашим жизням. А через пять лет нам опять придется доказывать, что условия работы имеют опасность большую, чем работа за компьютером. Но что стало с теми наркоманами? Вскоре мы узнали, что один из них, водитель, через несколько дней после выписки разбился насмерть, а второй сильно покалечился. Когда мы услышали эту новость на очередной планерке, все промолчали. Не принято радоваться смерти и горю, поэтому и промолчали. А если бы не выписали тогда, скрутили, продолжали лечить, дожидаясь адекватности? Но в их случае это было невозможно. Спасая других, прежде всего думаем о собственной безопасности.

За пару лет до описываемых событий произошла следующая история. Выходной день. В отделении все более или менее тихо. Медсестра, тоже с солидным медицинским стажем, а в наркологии уже тридцать лет, раскладывает на посту лекарства. Непроизвольно поднимая глаза, видит перед собой пациента с занесенным над ней ножом. Сзади шел охранник, чудом решивший сопроводить пациента и очень вовремя схвативший его за руку. Никто, к счастью, не пострадал, если не считать медсестру, которую увезли на машине скорой помощи с сердечным приступом. Сильный испуг спровоцировал сбой в работе сердца. Но данный факт не был вынесен на широкое обсуждение. Больше она на работу не вернулась, уволилась нянчиться с внуками и ухаживать за мамой. Впоследствии пациент не мог внятно объяснить, что он хотел, почему себя так повел: «Что-то нашло».

В другом наркологическом отделении пациент подкрался к медицинской сестре сзади и ударил ее шваброй так, что она получила сотрясение головного мозга, кровоточащую рану головы и выговор от начальства. Дело представили так, что виноватыми остались медработники: недосмотрели.

Когда пациенты явно провоцируют скандал, это более безопасная ситуация, чем та, что произошла с уволившейся медсестрой. Конфликт разыгрывается во времени, это означает, что у нас есть необходимые минуты, чтобы принять нужные меры. Пациент сам дает нам шанс правильно среагировать на ситуацию. Он выплескивает агрессию в безопасном режиме, получая нужную для себя разрядку и с нашей помощью не доводя дело до членовредительства. На смену ярости приходит покой. Бывают более стертые варианты гнева. Брюзжание, нудные претензии, постоянное недовольство, капризность пациентов могут довести до белого каления кого угодно. Но и это проходит. Если применить термины из другой области медицины, то в одном случае критический вариант улучшения состояния, внезапный, острый, в другом – литический, постепенный. И в том и в другом случае требуется достаточная жесткость в удержании границ и правил.

О лечении

Кому нужна голова без плечей?

Л. Кэрролл. Алиса в Стране чудес

Какие врачебные усилия могут оказаться эффективными в лечебном процессе? Если речь идет о физической стороне болезни, то мы говорим о последствиях хронической интоксикации, алкогольной болезни. Зачастую родственники считают, что именно телесными недугами занимаются в наркологическом стационаре, и напоминают врачу, что пациенту «голову лечить надо», или спрашивают: «Нет ли у вас психиатра, у него с психикой не в порядке». Бытует мнение, что нарколог может лишь облегчить физические страдания больного, связанные с отменой приема алкоголя или наркотика. Родственникам невдомек, что синдром зависимости, он же алкоголизм и наркомания, – это отнюдь не патология внутренних органов, а симптомокомплекс психических нарушений. То, что нарколог он же и психиатр, является приятной неожиданностью для подавляющего большинства пациентов и их родственников. Если пациент молод, то, как правило, фокус наших усилий почти сразу сосредотачивается на зависимости как таковой. Чем старше пациент, тем большим количеством болезней он обрастает. Прекращая пьянствовать, человек начинает ощущать все имеющиеся болезни с новой силой. Это вызвано двумя основными причинами. Во-первых, прекращение действия алкоголя и наркотика как обезболивающего существенно снижает болевой порог, и тогда свет становится слишком ярким, звуки слишком резкими, и телесные ощущения слишком грубыми. Во-вторых, отнятие привычного для тела вещества вызывает стресс. Если мы привыкли питаться углеводами, то при резком прекращении их употребления мы, практически здоровые люди, испытываем всем знакомые явления гипогликемии: дрожь, головную боль, жуткий дискомфорт, слабость, желание немедленно что-то съесть. Понадобится время, чтобы организм привык жить без быстрых углеводов. Если спрыгнуть с углеводов можно самостоятельно, ведь кроме силы воли и неуглеводной пищи нам ничего не потребуется, то в случае наркотической и алкогольной зависимости мы можем не справиться с возникшими тяжелыми симптомами отмены и почувствовать, что можем умереть.

Сила воли похожа на мифическое существо внутри нас, которое живет по не совсем понятным для нас законам и далеко не всегда с предсказуемыми проявлениями. Оно то делает вид, что его нет вовсе, то демонстрирует чудеса, сворачивая, как говорится, горы. Зависимые люди часто сетуют на то, что у них нет силы воли. Продержавшись трезвыми в течение длительного времени, они вдруг срываются в пропасть, даже не попытавшись сопротивляться падению. Что происходит? Внезапность срыва всегда обескураживает и родственников, и самих пациентов. Имеет ли значение для предотвращения срыва сила воли, а если и имеет, то какое? Анализируя поступки зависимых, их родственников и собственные среди тех, которые не нравятся, прихожу к выводу, что сила воли суть собирательный термин, который сам по себе ничего объяснить не может. Одно абсолютно понятно: невозможно выезжать долго только на силе воле, механизм, обеспечивающий движение, быстро придет в негодность и тогда заклинит, и вот она, пропасть, которая всегда рядом. Пациенты, апеллируя к слабой силе воле, тем самым сворачивают обсуждение своих проблем. Признавая наличие некоего дефекта в виде слабой воли, они тем самым говорят: «Что вы от меня хотите, у меня слабая воля». Подразумевается, что диагноз выставлен, прогноз известен, и он неблагоприятен, так как лечения для данного недуга нет. Точка. В детстве и чуть позже, будучи подростками, особенно подростками, мы любили с подругами соревноваться в успехах по закалке силы воли. Например, одним из показавшихся нам эффективным и полезным способов ее тренировки было сознательное сокращение продолжительности сна. Нетрудно догадаться, к чему это привело: постоянному недосыпу и скорому возвращению к обычной для каждой продолжительности сна. Еще одно из самых распространенных явлений в девической среде – диета – тоже как нельзя лучше подходило для тренировки воли. Сейчас я не могу не восхищаться своей силой воли, присущей мне в том нежном возрасте, когда с легкостью устраивались голодные дни, когда худела на столько, сколько нужно, не употребляя в пищу ничего, кроме определенных выбранных самостоятельно продуктов, в течение любого произвольно заданного времени. В данный период своей жизни я не могу похвастать, что у меня есть сила воли, так как не могу сидеть ни на какой диете вообще. Куда она делась и почему неэффективна оказалась ее закалка? Сила воли – хороший инструмент для спринтерских дистанций и для конкретной задачи. Невозможно рассчитывать на то, что она раздвоится, растроится, расчетверится и т. д., тогда бы вам тоже пришлось создать себе двойников, которые бы выполняли разные задачи: один худел на диетах, другой с головой ушел в строительство дома, третий решал бы важные профессиональные задачи, четвертый соблюдал трезвость и т. д. Да, именно, соблюдение трезвости, как и любая серьезная задача, требует неусыпного внутреннего контроля, строгой самодисциплины, постоянной напряженной работы над собой и предельной концентрации внимания, что и может обеспечить пресловутая сила воли. Но надолго ли ее хватит? Ведь уже понятно из рассуждений, что она может гарантировать лишь временный прорыв, что она конечна и ресурсы ее ограничены. После преодоленной дистанции требуется отдых для нового старта. Война с собой не может продолжаться вечно, генералу боевых действий понадобится отпуск, и тогда все начнется сначала: новый срыв, очередной запой? Чаще всего так и происходит. Усилия переходят в фазу утомления, и наступает период безволия, смутное время, когда власть над происходящим достается самозванцам. Можно ли в принципе этого избежать? Можно позаботиться о замене генерала заранее, подыскав исполняющего обязанность, а лучше нескольких. Подойдут родственники, медицинские специалисты, психолог, группа анонимных наркоманов и алкоголиков. Заместители должны быть выбраны заранее, пройти стажировку по работе с зависимым, чтобы знать, когда вовремя и как именно прийти на помощь, иметь с зависимым непосредственный регулярный контакт и находится в доверительных отношениях.

Второй подход предполагает выход из данной концепции. Раз сила воли не помогает предотвратить срыв, значит, не в ней дело, и учитывать степень ее присутствия и развитости не имеет смысла. Действительно, с годами начинаешь понимать, что наиболее удаются те дела, которые делаются с желанием, а не по принуждению. Хочу – значит, могу. Не хочу – значит, не буду. Разговор тем самым переносится в плоскость личностных ценностей. Зависимый употребляет свои вещества потому, что ему это нравится. Пока ему не в тягость его зависимость, он не прекратит употребление. Трудно найти корректные примеры из жизни, которые бы объясняли психологию зависимых людей: все они примерны и могут лишь приблизить нас к их пониманию, не более того. Например, мы слышали не раз, как неохотно люди покидают свои дома даже под угрозой смерти, например, ожидая природную катастрофу или движущийся фронт. Многие гибнут, не желая расставаться с домом. И при чем тут сила воли?

Проблема зависимости – проблема бесконечной сложности, и ее не решить в рамках ни одной из концепций.

К нам привозят людей старше 70 и даже 80 лет. Речь в таком случае идет скорее не о лечении алкогольной зависимости, а о поддержании оставшегося здоровья на уровне, который был до начала последнего запоя. Это бывает непросто. От наркологии здесь нет ничего. Ухаживаем, обследуем, лечим сердечную патологию, восстанавливаем память, походку, силы, сон, настроение. Сеем добрые надежды в восстановленные тела. Бывают и среди таких пациентов взрывы недовольства и гнева. Благодушная и угодливая старушка мгновенно превращается в мегеру, как только узнает, что ее выписка откладывается на несколько дней, на период после предстоящих праздников. В этот момент мы лишний раз убеждаемся, что поступаем правильно. Своей негативной реакцией пациент рассекречивает скрываемое желание выпить.