Текст книги "Адвокат Казановы"

Глава 6

Дом Серебровых оказался современной постройкой из стекла и бетона. Здесь не было средневековых башенок и классических колонн, просто добротное сооружение с четкими линиями и тщательно выверенными пропорциями. Должно быть, Инга Сереброва, проектируя свое жилище, руководствовалась исключительно соображениями комфорта и ничуть не заботилась о том, сумеет ли она пустить пыль в глаза соседей.

Дверь им открыл высокий костлявый мужчина, похожий на мумию.

– Добрый день, Павел Алексеевич! – произнес он, почтительно отступая в сторону. К появлению Елизаветы он отнесся без особого интереса, разве что коротко кивнул ей в знак приветствия.

– Здравствуй, Константин! – сказал Вощинский. И, обращаясь к Дубровской, пояснил: – Это Константин, управляющий Инги. Он приходит сюда каждый день, проверяя, все ли в порядке.

– Я знаю, – улыбнулась Лиза. – Константин Песков. Я читала его показания в деле.

Управляющий вопросительно взглянул на Вощинского. Тот вздохнул и после короткой паузы прояснил ситуацию:

– Елизавета Германовна – адвокат по делу Инги.

– Она защищает…

– Она защищает ее мужа, – прервал его Павел Алексеевич. – Ну, довольно об этом! Мы здесь по делу. Елизавета Германовна желает осмотреть гостиную, где все и произошло. Надеюсь, мы можем рассчитывать на твою помощь?

– Как скажете, Павел Алексеевич, – склонил голову Песков.

Дубровская подивилась безупречным манерам управляющего. Она кожей чувствовала его недовольство и даже некоторую враждебность. Но внешне Константин казался невозмутимым, словно его абсолютно не напрягало проводить экскурсию для адвоката, защищающего убийцу его любимой и почитаемой хозяйки.

– Следуйте за мной, – произнес управляющий. – Да наденьте домашние туфли, они здесь, на полке. У нас паркет.

Разумеется, последние слова относились к посетительнице. Вощинский переобулся без предупреждений.

Они гуськом проследовали в гостиную. Туфли Дубровской производили много шума, в то время как шаги Константина и Павла Алексеевича звучали почти неслышно. Это немного смущало ее, и она старалась ставить ноги осторожно, чтобы не быть похожей на скаковую лошадь, по недоразумению попавшую в дом хозяев. Однако, ступив в огромную, залитую светом гостиную, Дубровская забыла обо всех предосторожностях и в восхищении остановилась.

Комната была великолепна – просторная, светлая, выдержанная в нейтральном бежевом цвете. Свет сюда проникал через высокие окна, которые начинались едва ли не от уровня пола и, устремляясь вверх, заканчивались чуть ли не под потолком. Кроме того, хозяйка предусмотрела несколько окошек прямо в крыше дома, поэтому свет вливался в гостиную потоками, делая ее невероятно солнечной и воздушной. Однако вечером подобная открытость, по всей видимости, доставляла дискомфорт. Ведь не каждый же день хочется любоваться звездным небом, иногда мечтаешь и о земных радостях. Например, укутав ноги теплым пледом, усесться возле горящего камина с чашкой чая и книгой. А в темноте или при плохой погоде наверняка черные, стоящие прямо за окнами стволы деревьев должны вызывать скорее тревогу, чем ощущение домашнего уюта. Но чтобы такого не произошло, Ингой была разработана сложная система портьер. Благодаря ей вечером можно было полностью отгородиться от ночного парка и любопытного глаза. Впрочем, окошки наверху всегда оставались открытыми. Но кто в них мог заглянуть? Разве что далекая звезда или ночная птица, ищущая ночлег.

Константин остановился посередине комнаты, давая возможность гостье оглядеться и, что называется, переварить первое восхищение. Все-таки ему, как и в прежние времена, доставляло радость видеть изумление на лицах посетителей. Возможно, занимаясь этим домом уже весьма продолжительное время, он пропитался его атмосферой, стал чувствовать себя едва ли не хозяином необычных хором.

– Итак, вот та гостиная, где все и происходило, – сказал он. – Отсюда можно перейти в обеденную зону, где находятся столовая, кухня и кладовая. По другую сторону вы видите дверь в кабинет и небольшой коридор, ведущий в зимний сад и зону водных процедур с бассейном, сауной и большой комнатой для отдыха. Второй этаж отведен под приватные помещения хозяев, хотя в одном крыле все же располагается несколько гостевых комнат.

– Понятно, – кивнула Елизавета. Откровенно говоря, ей было бы удобнее остаться здесь одной и все хорошенько осмотреть, но она не видела предлога, чтобы отвязаться от услуг Вощинского и странноватого управляющего, от которого непрерывным потоком шли флюиды холодной ненависти. – Значит, по вашему мнению, убийство случилось здесь?

Константин горделиво выпрямился и сразу стал похож на длинную палку.

– Спешу вас поправить, госпожа адвокат, – заявил он. – Это не только мое мнение, а официальная версия следствия. Именно здесь были обнаружены следы крови и орудие преступления.

«Версия», – про себя отметила Лиза. Ну да, только версия обвинения, пусть даже и официальная. Значит, могут быть еще и другие объяснения тех страшных событий. И она сейчас здесь именно для того, чтобы это установить. Ведь ее защита должна на что-то опираться. Только вот на что?

– Ну и где же они, ваши следы? – нетерпеливо спросила она, обшаривая глазами гостиную, где царил образцовый порядок.

– Я покажу. Но вы должны понимать, что убийца постарался уничтожить часть улик. Некоторые предметы со следами крови были изъяты в ходе осмотра. Так что теперь, конечно, здесь мало что осталось после той роковой ночи.

– Тем не менее, Константин, покажи, что есть, – попросил Вощинский. – Не зря же мы сюда пришли.

– Хорошо, Павел Алексеевич, – слегка прогнулся в пояснице управляющий. – Итак, начнем отсюда…

Он прошел мимо камина к уютному уголку, где стояли стол и пара кресел.

– Вот здесь происходило их последнее застолье, Инги Петровны и этого… негодяя. Разумеется, стол был сервирован любимым сервизом хозяйки, бокалами и всем прочим, что обычно бывает необходимо в подобных случаях. Посуда была частично разбита во время конфликта, часть ее просто свалена в мешок вместе с остатками пищи. Понятно, что многие предметы были изъяты для обнаружения отпечатков пальцев.

– Как мне известно, найдены отпечатки пальцев Инги и ее супруга, – вклинился в монолог управляющего Вощинский. – И никаких посторонних, заметьте.

– Ну, откуда же здесь было взяться посторонним? Только хозяйка и ее горе-супруг. – Константин с вызовом посмотрел на Елизавету. – А вот здесь, перед камином, всегда лежал любимый ковер Инги Петровны, изумительно белый с длинным ворсом. На нем и были найдены следы ее крови. Конечно, убийца намеревался избавиться от улики, отправив ковер в чистку, но, к счастью, не успел. Поэтому фрагмент ковра был изъят и отправлен на исследование.

– И все подтвердилось, не так ли? – Вощинский посмотрел на Елизавету.

Та нехотя кивнула головой:

– Да, была обнаружена кровь человека, по группе совпадающая с кровью потерпевшей. – Ее голос звучал невесело.

Вощинский пожал плечами, что, должно быть, означало: «Так какого черта мы здесь делаем? Ведь вроде бы все ясно».

Константин подвел Дубровскую к бронзовой подставке, на которой располагались каминные принадлежности: щипцы, совок, щеточка. Один крюк был свободен.

– Вот здесь находилась кочерга, – пояснил он. – Незаменимая вещь при топке камина. Негодяй воспользовался именно ею, чтобы лишить жизни свою жену. Конечно, он снова убрал ее на подставку, но, к счастью, не заметил оставшихся на ней следов. Несколько волосков прилипли к поверхности и при осмотре были обнаружены. Ко всему прочему, от удара кочерга слегка деформировалась.

Дубровская почувствовала, что ей не хватает воздуха. В помещении-то, где потолок терялся на необозримой высоте! Должно быть, читать следственные протоколы, написанные сухим казенным языком, – это одно, а находиться в помещении, откуда еще не выветрился дух смерти, – совсем другое.

– Может, чаю? – почувствовал ее настроение Вощинский. – Мне кажется, вы немного побледнели.

Дубровская покачала головой, прекрасно осознавая, что не сможет сейчас сделать и глотка.

– Давайте побыстрее закончим осмотр, – предложила она. – У меня есть еще дела… в конторе.

Разумеется, про дела она немного приврала, что мужчины сразу же почувствовали. Но предпочли сделать вид, будто ничего не заметили.

– Вот здесь, на декоративной штукатурке, если присмотреться, можно увидеть пятна, брызги крови. Разумеется, мы пробовали их убрать, но не совсем успешно, – с чувством произнес Константин. – Эксперт, осматривавший следы, даже делал какие-то смывы на ватные тампоны. Если хотите, можете убедиться. Потрогайте пальцем вот здесь!

– Нет-нет, я верю, – поспешила ответить Лиза. – Я читала в деле…

– Следователь унес также тряпки, которыми убийца замывал пол, и вытряхнул содержимое мешка из пылесоса, – продолжил управляющий, с удовлетворением замечая, что лицо посетительницы приобретает землистый оттенок. – Кстати, в одном из стаканов было обнаружено снотворное. Вы о нем тоже читали?

– Да, – еле слышно ответила Дубровская. – Только мне непонятно, откуда вам все это известно. Ведь вы, я понимаю, по делу являетесь только свидетелем, стало быть, свободного доступа для ознакомления с материалами дела не имеете.

Константин ничуть не смутился. Похоже, он даже ожидал подобного вопроса. И на вялый выпад адвоката прореагировал спокойно:

– Вы правы, я только свидетель. Но меня допрашивали, и каждый раз я узнавал что-то новое. Так, например, следователь спросил меня про снотворное в бокале, мол, что мне о нем известно. А мне известно только то, что Инга Петровна никогда им не пользовалась. И, прикинув хорошенько, я сумел сделать вывод. Знаете, какой?

– Какой же?

Константин усмехнулся:

– Преступник думал облегчить себе совершение своего грязного дела, поэтому и добавил в стакан жертвы дозу снотворного порошка. Ведь Инга Петровна была женщиной сильной и, в случае необходимости, могла за себя постоять. Супруг сначала превратил ее в тряпичную куклу, а потом и расправился с ней без особого труда. А вы как считаете?

Елизавета помотала головой, что в контексте беседы не выражало ничего определенного. Впрочем, что она могла сказать, когда на том пресловутом стакане из гостиной были обнаружены отпечатки пальцев Дмитрия Сереброва?

«Очень уж всего много, – подумала она про себя. – Много улик для одного преступления. Вряд ли мне удастся объяснить их простым стечением обстоятельств. Плохи дела!»

– Разумеется, вы сможете приезжать сюда, если вам что-нибудь понадобится, – говорил Вощинский, придерживая рукой дверцу ее машины. – Я дам необходимое указание Константину.

Дубровская кивнула головой, мечтая поскорее убраться отсюда. Но Павел Алексеевич как будто и не собирался ее отпускать.

– Вы должны понять: для нас была большим потрясением смерть Инги. И тем более весть о том, что с ней расправился ее собственный муж. Я всегда предупреждал сестру, что добром ее увлечение не кончится. Но эта женщина жила, не полагаясь на мнение других. Может, поэтому все и произошло. Вы понимаете?

Дубровская еще раз кивнула. Она все понимала.

– Боюсь, я больше ничего не смогу сделать для вас и для вашего… клиента. – Вощинский облизнул губы. – Разумеется, на суде мы будем говорить то, что велит нам совесть.

– Конечно, Павел Алексеевич. – Елизавета решила подвести черту. – Вы вольны говорить все, что посчитаете нужным. Я вам и без того благодарна. Спасибо. А теперь до свидания, у меня дела…

Глава 7

Если бы кто-нибудь полгода назад сказал Дмитрию, что за решеткой следственного изолятора возможна вполне сносная жизнь, он наверняка бы недоверчиво покрутил пальцем у виска. На самом деле его представления о тюремном существовании основывались на страшных кадрах из отечественных сериалов, где новичка обязательно бьют и унижают. Поэтому когда впервые за ним захлопнулась тяжелая металлическая дверь, он от слабости едва держался на ногах.

К слову сказать, Дмитрий совсем не считал себя храбрецом. Мощная и накачанная фигура была всего лишь красивым футляром, в котором обитала беспокойная и слабая душа. Он не чувствовал себя готовым к тому, чтобы оказать достойный отпор дерзким сокамерникам, а в крайнем случае погибнуть. Противный, гаденький страх трепетал где-то внутри, и Дмитрий боялся, что уголовники заметят его и воспримут однозначно, как сигнал: добить! Каково же было его удивление, когда мрачные прогнозы не сбылись. Разумеется, никто не кинулся к нему с распростертыми объятиями, но и дурацких испытаний сокамерники устраивать не стали: вяло поприветствовали и указали спальное место.

Разумеется, убогое ложе сильно отличалось от роскошной кровати в доме Инги. Конечно, здесь не было шелковых простыней, и в воздухе не оседал легким облачком аромат ее дорогих духов. В камере тоже пахло, только не роскошью и богатством, к которому он уже привык. Пахло совсем по-другому. И как же иначе? Полтора десятка человеческих тел на площади, на которой едва ли мог бы уместиться роскошный санузел с джакузи в особняке Инги, запах лука, плохо мытого тела, табака да еще и испарения отхожего места… Но хуже всего было, конечно, ожидание. Ожидание конца? И каким он будет? Увидит ли Дмитрий когда-нибудь белый свет или сгниет здесь заживо, так и не осознав, каким образом его судьба совершила такой головокружительный кульбит?

Постепенно молодой человек притерпелся к новой среде обитания и понял, что жить можно даже за колючей проволокой. Через пару недель Дмитрий приспособился к режиму и даже получил представление о некоторых особенностях тюремного существования. Здесь всем заправлял пожилой зэк вполне рядовой наружности. Его даже звали как-то мирно, по-деревенски – Михась. Он мотал уже шестой срок за убийство с разбоем и считался человеком бывалым. Был Михась щуплым и невысоким. Он часто кашлял и сплевывал в платок. Толкни такого и, кажется, одним движением напополам перешибешь. Но никто в камере не задавал глупых вопросов, типа таких: почему тщедушный зэк располагается на самом лучшем месте, у зарешеченного окна? Почему он имеет право сделать замечание любому и всегда услышит вежливый ответ?

Поговаривали о том, что как-то, еще в самом начале своего криминального пути, Михась нарвался на грубость и агрессию со стороны известного тюремного скандалиста. Худой, как былинка, молодой зэк казался идеальной мишенью для измывательств. Но первая же стычка закончилась его победой. Сидельцы же претерпели шок. Михась не стал демонстрировать приемы рукопашного боя, он просто… откусил обидчику нос. После этого желающих испытать новичка на крепость духа заметно поубавилось, а потом и вообще не стало. Михась слыл человеком мудрым и не злобным. Но в его глазах читалась такая сила, светилось такое чувство собственного достоинства, что и сейчас, как тридцать лет назад, ни у кого не возникало сомнений в том, что он может постоять за себя, причем голыми руками. Конечно, изнуренный долгими отсидками, он не играл бицепсами, как Дмитрий, но все равно производил впечатление старого, матерого волка против холеного и трусливого домашнего пса.

Впрочем, Михась был великодушен. Заявив, что жить «за бабский счет недостойно правильного пацана», он оставил Дмитрия в покое. Может, он потерял к нему интерес. Может, просто решил, что тот своим последним поступком все же реабилитировал себя как мужчина. Но Дмитрий ни за какие коврижки не стал бы выяснять причину холодного безразличия тюремного авторитета и тем более набиваться к нему в друзья. Он коротал долгие тюремные будни, не примыкая к клану «избранных», но и не отыскивая друзей среди прочего населения камеры. Хотя со своим соседом по нарам, круглоголовым и коренастым Потаповым, он все же приятельствовал. Тот был абсолютно безвреден и безобиден. Да и само преступление, которое инкриминировали ему органы следствия, отличалось такой же наивностью и детской непосредственностью, как и сам Потапов.

Приехав из деревни в густо населенный мегаполис, Потапов поначалу честно пытался найти работу. Но стоящих предложений ему не делали, а те вакансии, которые имелись, навевали на него черную меланхолию. Поэтому, помыкавшись с месяц, Потапов ступил на скользкую дорожку легкого заработка. Напялив на голову женский чулок, он совершил налет на коммерческий киоск, где коротала долгие ночные часы немолодая продавщица. Одинокая и непривлекательная женщина, давно отчаявшаяся, просто отбывала время до конца своего рабочего дня, и вдруг на пороге ее киоска предстало нечто со стянутой чулком физиономией и с пистолетом в руках. Странный налетчик не захватил с собой подходящей тары, поэтому ей пришлось грузить потребовавшийся ему ассортимент в пластиковые пакеты. Денег в кассе почти не было, и основную выручку ночного гостя составили сигаретные пачки, предметы женской гигиены и банки пива. Груженный, как верблюд, Потапов сильно взмок и в самый ответственный момент с возгласом: «Ох, и надоело это мне!», – сорвал с головы чулок. Узрев рыжую небритую его физиономию, продавщица громко икнула и потеряла сознание. Как потом она объяснила следователю, реплику и поведение обвиняемого она поняла вполне конкретно: сейчас ее будут убивать! Потапов же, до крайности озадаченный припадком продавщицы, решил на всякий случай проверить ее пульс. Работники милиции, совершавшие ночной патруль, застукали его в загадочной позе над распростертым женским телом, поэтому в перечне статей обвинения появилось позорное «покушение на изнасилование», от которого бедный Потапов открещивался, как мог.

Таким образом в одной тюремной камере волею судьбы встретились совершенно непохожие люди, которым, не случись злая оказия, ни за что не пришлось бы быть вместе, даже просто знакомыми, на воле. Михась никогда бы не угадал, сколько стоит годовой абонемент в престижный фитнес-клуб; Потапову было невдомек, зачем просто так таскать гири и гантели – коли уж пришла такая нужда, проще записаться в грузчики, какие-нибудь мышцы все равно нарастут; а Дмитрию, вырванному из мира роскоши и гламура, многое было неясно, в том числе непонятна жизнь сокамерников. Между тем основное он все же усвоил: если хочешь жить, должен уметь бороться и не опускать руки даже тогда, когда твой горизонт сузился до размеров тюремного окошка…

Глава 8

День начала судебного процесса по делу Дмитрия Сереброва был серым и хмурым, словно заранее предвещал бесславный конец главного фигуранта.

Елизавета встала рано и, выпив кофе с половинкой свежей булочки, спрашивала себя о том, все ли адвокаты волнуются перед началом судебного поединка или все же есть счастливчики, которым удается сохранять присутствие духа. Они ходят на театральные премьеры накануне стадии судебных прений, в обеденный перерыв им удается спокойно посидеть в кафе, наслаждаясь драгоценными минутами отдыха и приятной музыкой… Дубровская была явно не той породы. Несмотря на то что минул уже четвертый год ее адвокатской деятельности и количество рассмотренных с ее участием дел примерно равнялось общему числу пальцев на руках и ногах, она сейчас чувствовала себя так, словно ей в первый раз предстояло выступить в суде, взвалив на свои плечи защиту очередной заблудшей овцы.

Сегодня она полчаса провела перед зеркалом, проверяя, все ли в порядке у нее с внешним видом. Масла в огонь подлил супруг.

– Ты выглядишь, как тетка из жилконторы, – заявил Андрей. – Неужели не можешь подобрать себе что-нибудь более интересное?

Разумеется, замечание касалось ее костюма, состоящего из юбки пристойной длины и приталенного жакета. Все вместе на Елизавете смотрелось неплохо, но как-то уж слишком уныло, без шика и блеска. Сочетание коричневого и белого цветов и у самой Дубровской не вызывало душевного подъема, но насмешливая реплика мужа, ставшая лишь констатацией известного ей факта, прозвучала обидно.

– Меня ничто так не бодрит, как комплименты по утрам, – зло откликнулась Лиза. – Смею заметить, что я отправляюсь не на вечеринку, а в областной суд.

– Да хоть бы и в Совет Федерации! – парировал супруг, рассматривая собственное отражение в зеркале. – Можно подумать, адвокаты должны одеваться так, чтобы у каждого встречного возникало желание выразить им свои соболезнования. Откуда эти тусклые тона, глухой ворот и полное отсутствие украшений? Между прочим, у адвокатов нет униформы.

– Спасибо, что напомнил, – огрызнулась Лиза, пристально разглядывая свой костюм. Неужели она на самом деле напоминает унылую старую калошу?

Разумеется, Андрею было бесполезно раскрывать одну из немногих собственных теорий, которую она вывела из опыта участия в судебных процессах. Одежда адвоката-женщины должна быть красивой, дорогой, но строгой. Особенно осторожной нужно быть с разного рода эффектными штучками. Судья, будь то женщина или мужчина, вынужден и в жару, и в холод париться в мантии, и может отнестись с предубеждением к адвокатессе, разряженной в пух и прах. А сбить спесь с нарядной куклы-защитницы он сможет единственным способом: отыграться на подсудимом в приговоре. Последнее дело, если участники процесса будут воспринимать тебя вначале как женщину, а потом уже как адвоката. Надежда на то, что какой-нибудь судья падет жертвой волшебных чар и поэтому вынесет твоему клиенту оправдательный приговор, ничтожно мала. Вместе с тем короткие юбки и глубокие вырезы способны отвлечь внимание от самой потрясающей речи. И пусть твоими устами в тот день говорит сам Плевако, представители сильной половины человечества все равно будут пялиться на твои ноги и грудь и не поймут ровным счетом ничего из того, что ты собиралась до них донести. В самом деле, какая разница в том, что бормочет в своей речи небесное создание?

В практике Елизаветы был случай, о котором она и сейчас не могла вспоминать без смущения. Рассматривалось масштабное дело, и на скамье подсудимых сидело не менее двадцати человек, членов организованной преступной группы. Елизавета в тот день выглядела потрясающе. Изумрудный цвет ее костюма, состоящего из длинной струящейся юбки и обтягивающей блузки, приятно контрастировал с унылой цветовой гаммой спортивных трико, в которые были обряжены подсудимые. В общем, Лиза не находила ничего удивительного в том, что во время перерывов ее кто-нибудь из них то и дело подзывал: «Ой, Елизавета Германовна, у меня вопрос!», «Не сочтите за труд, подойдите еще раз», «Моему другу непонятно содержание обвинительного заключения. Не могли бы вы помочь?» И она порхала от своего адвокатского места до скамьи подсудимых, радуясь весеннему дню, эффектному костюму и своей внезапной профессиональной востребованности.

Настроение испортила прокурор. Толстая тетка в погонах долго наблюдала за оживлением зэков, пока не сделала определенного вывода. С ним-то она и поспешила ознакомить Елизавету.

– У вас юбка просвечивает, – сообщила она ей в коридоре.

Конечно, проще всего было списать замечание коллеги на банальную женскую зависть. Но Дубровская, осмотрев себя в зеркале в холле Дворца правосудия, поняла, что прокурор права: изумрудный жатый шелк безбожно просвечивал, довольно четко обрисовывая очертания ног. По правде говоря, Лизе не пристало стыдиться этой части своего тела. Она обладала красивыми ножками и была не против пощеголять ими где-нибудь на пляже или хотя бы на улице, в конце концов. Но в ее планы вовсе не входило соблазнение двух десятков обалдевших от отсутствия женского общества зэков.

Остаток дня она просидела на своем месте, как пришпиленная, вяло пресекая попытки подзащитных получить очередную консультацию. Настроение было безвозвратно испорчено. Обращенные к ней взгляды уже не радовали, а казались сальными. А лихая тетка-прокурор, пользуясь растерянностью адвоката, кромсала в клочья заранее выстроенную ею линию защиты…

Лиза задумчиво повертела в руках розовый костюм с расшитым бисером пояском, но потом решительно убрала его в шкаф. Нет уж! Пусть ее драгоценный супруг любуется красотками в мини, гордо дефилирующими по коридору его офиса. Сегодня она предпочитает быть скорее скучной, чем смешной. Ну, а юбку с дерзким разрезом она отложит до вечера…

Во Дворце правосудия, как обычно по утрам, было многолюдно. Толпа посетителей у входа постепенно втягивалась в стройный поток, проходя через рамку металлоискателя. Судебные приставы, проверяя документы, заносили данные об участниках процесса в компьютер. Далее следовала еще и процедура досмотра сумок, борсеток, пакетов.

Меры безопасности в областном суде были отлажены не хуже, чем в столичном аэропорту, но никто из посетителей не роптал. Во-первых, все осознавали бесперспективность нытья и жалоб. Ну а во-вторых, как ни верти, но приходилось соглашаться с тем, что рассмотрение судебных дел не всегда происходит в атмосфере единодушия и взаимопонимания. Редко, но все же происходили различного рода эксцессы. А старожилы Дворца правосудия помнили и рассказывали начинающим юристам случай, когда одним неприметным посетителем с хозяйственной авоськой в руках в судебном заседании была открыта стрельба. Никто тогда не пострадал. Прокурор и защитник ловко шмыгнули под стол, а лихие пули просвистели где-то в районе решетки, за которой сидел насмерть перепуганный подсудимый. Это была вендетта со стороны родственника потерпевшего, решившего осуществить правосудие своими силами. Конечно, он не покушался на жизнь иных участников процесса, но нервную встряску получили все. После того случая охрана в суде была усилена, а уже через много лет, когда Елизавета впервые переступила порог Дворца правосудия, меры безопасности в нем стали сопоставимы разве что с охраной ракет с ядерными боеголовками.

Зал судебного заседания под номером 333 располагался в самом конце коридора на третьем этаже и не являлся особо пафосным. Здесь не было кресел для присяжных заседателей и многочисленных рядов сидений для публики. Несмотря на общественный резонанс, вызванный убийством известной предпринимательницы, по меркам областного суда дело не входило в состав экстраординарных. Один подсудимый, один защитник, прокурор и судья – вот и весь состав участников. Да, конечно, еще и потерпевший, в качестве которого был приглашен родственник покойной, господин Вощинский. Наблюдатели не предрекали процессу продолжительность, недели две-три, не больше. Дело ведь яснее ясного! Дмитрий Серебров уже был заранее осужден и признан виновным представителями прессы. «Охотник за наследством» – так гласил заголовок газеты, которую Лизе любезно подложила свекровь за завтраком. Итак, охота на «охотника» началась…

Дубровская с трудом протиснулась через плотную группу журналистов, в центре которой блистала погонами прокурор. Она была довольно молода и невероятно амбициозна. Проговорив на камеру заученный отрывок из обвинительного заключения, она сверкнула белозубой улыбкой и закончила свою речь словами:

– Должно быть, вам не терпится познакомиться с адвокатом Дмитрия Сереброва. Вот, кстати, и она!

Разумеется, реплика была обращена к журналистам, которые, как по команде, повернули голову, должно быть, ожидая увидеть могучего Голиафа. Вместо него перед ними предстала невысокая худенькая девушка с кожаным портфелем в руках. Лицо ее почему-то не выражало радости от встречи с прессой. Напротив, оно казалось озабоченным и чрезвычайно серьезным.

– О, так, значит, нас ждет поединок прекрасных дам? – нашелся кто-то из журналистов. – Зрелище обещает быть впечатляющим.

Дубровская мысленно одобрила свой выбор костюма. Не хватало еще, чтобы на фоне строгой прокурорской формы она выглядела, как разноцветная экзотическая птичка. Бог знает какими эпитетами наградили бы ее тогда журналисты.

– Вы верите в победу? – сунул ей под нос микрофон самодовольный мужчина с брюшком.

– Без комментариев! – сквозь зубы пробормотала Лиза, не взяв на себя труд даже приостановиться.

Должно быть, ее невежливость покоробила журналиста, потому что в спину ей полетел очередной вопрос, по всей видимости, не требующий ответа:

– А вы слышали, что у вашего подзащитного нет шансов?

«Шанс есть всегда!» – твердила Лиза про себя, как заклинание, входя в зал заседаний…

– Встать, суд идет! – прозвучал голос секретаря, и все поднялись со своих мест.

Судья в длинной черной мантии проследовал к столу под трехцветным государственным флагом.

– Прошу садиться, – проговорил он, выкладывая перед собой три тома уголовного дела. – Слушается дело Сереброва Дмитрия Александровича по обвинению его в совершении преступлений, предусмотренных статьями…

Председательствовал в процессе судья Беликов, невысокий худощавый мужчина, чем-то напоминающий хорька. Вне всяких сомнений, он знал закон как свои пять пальцев и был убежден, что для торжества правосудия его одного вполне достаточно. Но чтимый им Уголовно-процессуальный кодекс предусматривал зачем-то еще и стороны обвинения и защиты, которые, по его личному мнению, ничуть не способствовали установлению истины по делу, а тянули закон каждый в свою сторону, превращая судебное заседание в балаган. И если от прокурора хотя бы был еще какой-то прок, то адвоката, будь его воля, он бы обязательно вытолкал в три шеи. Защитники только вставляют палки в колеса правосудия, предлагая дурацкие версии, которые тем не менее требовалось проверять.

Вот и сегодня, взглянув на места обвинения и защиты, он невольно сморщил нос.

Прокурор Прыгунова и адвокат Дубровская – веселенькое же дельце ему предстоит рассмотреть! С государственным обвинителем он уже встречался в процессах. Эта особа вполне оправдывала свою фамилию, поскольку была весьма прыткой и самоуверенной. Она не особенно хорошо владела законом, но с лихвой компенсировала свой недостаток напором, который проявляла по отношению к свидетелям защиты. Пожалуй, это было даже удобно. Прыгунова сбивала их с толку, а он брал их, что называется, тепленькими, растерянными, и точно поставленными вопросами выводил на чистую воду.

Что же касается адвоката Дубровской, то тут судья был совершенно спокоен. Вообще-то он не представлял себе, что она за птица, но ее адвокатский ордер говорил о многом: на форменном бланке с печатью адвокатской коллегии значилось, что Елизавете Германовне поручено ведение дела гражданина Сереброва согласно статье 51 УПК. Стало быть, адвокат Дубровская будет работать за вознаграждение от государства. Поэтому логично предположить, что когти рвать за подсудимого адвокатесса не станет. Не тот случай.

Ну что ж, оно и к лучшему. Если все пойдет гладко, то уже через три недели господин Серебров получит на руки обвинительный приговор. Беликов уже ознакомился с делом и с удовлетворением заключил, что сюрпризов по нему не предвидится.