Текст книги "Фламандская петля"

– Какого черта мы сюда поперлись? – проворчал Денис, озираясь. Похоже, что ему здесь тоже не слишком нравилось.

– Ника! – неожиданно заорала Шомова, и все дружно вздрогнули.

– Чего орешь, дура? – грубо оборвал ее Игореха, ткнув в спину. – Так и разрыв сердца получить можно!

Серега с досадой пнул подвернувшийся под ноги кусок асфальта размером с яблоко. «Глупая затея, – подумал он. – Пройти сюда в сумерках мог только тот, кто эту дорогу наизусть знает, но чтобы сама Ника отправилась сюда на ночь глядя? Бред».

Кирпичный остов бойни, сложенной еще до войны, проглядывал над буйными зарослями. Проклятая малина оплела все подходы к нему и грозила в кровь разодрать каждого, кому придет в голову сунуться в ее густой полумрак. На крайних кустах светились на солнце спелые ягоды, огромные и яркие. Шомова не удержалась и сунула парочку в рот, жмурясь от удовольствия.

– Светка, ты жрать, что ли, сюда пришла? – недовольно буркнул Денис.

Серега потоптался на месте, выискивая проход в сплошной малинниковой стене, и вдруг обнаружил свежий лаз. Ребята столпились перед брешью в кустарнике и переглянулись. Кому могло понадобиться собирать ягоду здесь, если малиной зарос весь здоровенный пустырь в Тропинках, да и по краю леса у Старого поселка ее было полно?

Впереди, за кустами, что-то негромко брякнуло, и над прокопченным углом уцелевшей стены с шумом взметнулась в небо большая птица.

Не сговариваясь, ребята ломанулись в оставленный кем-то проход. Серега лез первым, не обращая внимания на колючие ветки, цепляющиеся за футболку и царапающие руки, на то, что с верхушек кустов дождем сыплются за шиворот спелые ягоды.

Протоптанный в кустах лаз сворачивал у глухой стены и вел в обход до большого пролома, из которого до сих пор торчал почерневший и искореженный пламенем рельс коньковой балки, проломивший стену почти до основания, когда рухнула крыша.

В развалинах снова брякнуло, а потом из-за горы щебня, заросшей сухим мхом и чахлой травой, раздался низкий утробный рык.

У Сереги волосы встали дыбом, он вздрогнул всем телом и словно прилип к месту, не в силах пошевелиться. За спиной с треском врубались обратно в заросли малины одноклассники, стремясь поскорее убраться прочь.

– Кто здесь? – просипел Серега, двумя руками вцепившись в острые грани обломанных кирпичей на краю пролома. – Ника? Отзовись!

Над кучей поднялась большая лохматая собачья голова. Пасть была оскалена, а темные глаза недоверчиво сверкали на Серегу из густой грязно-серой шерсти.

– Вот блин! – он едва не осел на разом подогнувшихся ногах. – Кыш!

Но собака уходить не собиралась, только зарычала низко, угрожающе. Где-то за кучей запищало.

– Эй! – попятившись от пролома и оглядываясь на малинник, крикнул вслед ребятам Серега. – Эй, это просто собака! Тут щенки у нее!

Обратно к ферме, которую накануне вдоль и поперек обшарили поселковые мужики, возвращались ни с чем, а на следующее утро в Малинниках появились первые машины поисковиков «Лизы Алерт».

* * *

Андрей Бойко взял на работе неделю отпуска за свой счет и встречал приезжих сразу за мостом. Когда показался первый джип в приметных наклейках, он замахал руками и попятился к пыльной обочине, показывая, куда съехать.

С пассажирского сиденья выбрался длинноволосый парень в красной бандане и, щурясь на солнце, протянул Андрею руку.

– Я Михаил, старший группы. А вы Андрей, отец Ники?

– Да, – кивнул тот.

– Отлично. Сегодня будет пять машин, человек двенадцать – пятнадцать. Шестеро могут остаться с ночевкой до среды, если мы не найдем девочку раньше. По возможности будут подтягиваться другие волонтеры. На сегодня нужно место, где поставить палатки, и еще необходимо помещение, где можно расположить координационный центр, – без долгих рассусоливаний приступил к делу парень.

Андрей, немного обалдевший от такого напора, только кивал, пытаясь сообразить, где ему разместить такую прорву людей. В конце концов местом для ночевки выбрали пустырь в Тропинках, недалеко от «цыганского дома». Координационный центр, недолго думая, Андрей предложил разместить в доме Ирины.

Немногословный мужчина средних лет в серых шортах и хлопчатобумажном жилете с огромным количеством карманов, так плотно набитых, что издалека жилет походил на спасательный, подогнал свой внедорожник к дому и принялся выгружать из багажника ящики, кейсы и коробки.

– Куда нести? – только и спросил он ошарашенного Андрея.

* * *

Ирина задержалась после работы, и новость о том, что в поселок приехали поисковики из района и даже из города, узнала только подходя к собственному дому. Возле открытой настежь калитки приткнулся к забору пыльный джип. Чуть дальше, там, где щебенка заканчивалась и грунтовка состояла уже только из пыльного суглинка, притулилась под старой яблоней серебристая легковушка. Со двора доносился громкий лай.

Изумленно моргнув, Ирина машинально заглянула через забор. На один безумный миг ей показалось, что она ошиблась домом, но, разумеется, это было не так. Она вошла во двор и закрыла за собой калитку.

На дорожке, выложенной старым кирпичом из развалин, суетились и тявкали две некрупные собаки с яркими платками на шеях. Их держали на поводках смурной парнишка лет двадцати и женщина постарше, одетая в кислотно-оранжевый жилет поверх футболки с длинными рукавами.

– Вы кто такие? – бросилась к ним Ирина.

Собаки замолчали и дружно повернулись в ее сторону, но не зарычали. Только уставились, задрав морды, с серьезным, почти человеческим интересом.

– Волонтеры отряда «Лиза Алерт», – за двоих ответила женщина. – Меня зовут Екатерина, а это Денис.

Дверь в дом тоже была распахнута, изнутри слышались голоса и неприятный писк. Медленно-медленно до Ирины начало доходить. С каменным лицом она обошла собачников и поднялась на крыльцо.

– …Третья группа выдвинется минут через восемь, ждем последнюю собаку. Да, квадрат тот же, – прерывая писк рации, вещал мужчина, сидевший спиной ко входу.

Стол был заставлен какой-то аппаратурой и раскрытыми ноутбуками. По полу к розеткам тянулись провода. Андрей, ссутулившись и засунув руки в карманы, напряженно нависал над незнакомцем, глядя на один из экранов.

– Что здесь происходит? – громко спросила Ирина, даже не пытаясь подавить возмущение.

Ее колотила мелкая дрожь.

– Ирочка! – обернулся Андрей. – Это ребята из поискового отряда. Мы решили расположить координационный штаб здесь, у нас…

– Да? – Если бы вопрос не выбросил из нее часть скопившегося за несколько минут яда, Ирина запросто захлебнулась бы им.

– Да… – уже не так уверенно ответил Андрей и добавил: – Давай выйдем. Не будем мешать…

Он буквально вытолкнул ее к двери на кухню и плотно закрыл ее за собой. И тут Ирина сорвалась:

– Не будем мешать? Я кому-то мешаю в собственном доме? Ты рехнулся, Бойко? Меня не забыл спросить, когда «принимал решение»?

– Ира, все так спонтанно… Так быстро случилось. И каждая минута дорога. Ника…

– О господи! Ника-Ника-Ника… Я устала слышать это имя! Я устала вообще! Мне вчерашней ночи хватило! Пришла домой, чтобы немного отдохнуть, а тут куча чужих людей и собак! Что за цирк ты устроил?

Секунду Андрей смотрел на нее в упор, лицо его дергалось, как будто не знало, на каком выражении остановиться, и наконец застыло. Он больше не выглядел провинившимся, растерянным ребенком. Моргнул и залепил ей пощечину.

Ирина отшатнулась, глухо стукнулась затылком о стену. Еще полгода назад она радовалась – непьющий, работящий, добрый и немногословный Андрей казался ей подарком судьбы, но теперь… С удивительно отстраненным спокойствием она осознала, что совсем его не знает. И, кажется, больше не хочет знать.

– Я пошла наверх, – выдавила она сквозь зубы. Щека горела огнем. – Чтобы через час здесь не было посторонних, понял?

– Понял, – выдохнул Андрей.

Он был потрясен этой оплеухой не меньше Ирины, судя по тому, как тряслись руки, но она настолько устала и была так зла, что только повернулась к нему спиной и стала медленно подниматься в мансарду.

Через час дом опустел. Андрей вернулся только к ночи и молча завалился спать на узкий диванчик. Она его ни о чем не спросила, а он не стал ничего рассказывать.

* * *

Почти неделю волонтеры прочесывали Старый поселок и лес, с собаками и без. Они зигзагами двигались по густому подлеску, время от времени дружно замирая и выкрикивая Никино имя. Самые крепкие полезли даже к старым вывалам. Их устроили, когда тушили пожар, чтобы отрезать путь огню дальше в чащу, но там был непроходимый бурелом, и большого смысла искать легко одетую девушку среди вывороченных с корнями деревьев не было.

Обыскали они и останки фермерских строений, даже в заиленном пруду на месте силосной ямы баграми шуровали, и квадрокоптер над полями запускали – никаких следов Ники так и не нашли. В первые дни волонтеров были десятки, потом – меньше. Под конец осталось всего несколько самых упорных, они продолжали обследовать лес и поля за бывшей фермой…

Глава 5
И дело, и тело

Когда последняя машина поисковиков скрылась в зелени Старого поселка за рекой, Антон Кирьянович Копылов вздохнул с облегчением. Он пнул пустую жестянку из-под пива, и та покатилась под уклон по бурому от жары ежику скошенной травы в сторону дороги, моста, ленивой Камышовки. Банка выскользнула из тени, которую давал дом, блеснула на прощание алюминиевым боком и пропала в придорожной канаве.

«Какие тебе грибы? – обреченно сетовала жена. – Как не было совести, так и нет. У людей такое горе…» Но дед Антон (так звали его все – от надоедливой ребятни до соседей) жену не слушал, в поисках не участвовал, а только ждал, когда неугомонные чужаки уберутся из леса. Только там, наедине с молчаливыми деревьями и самим собой, он чувствовал себя спокойно. Прошло больше двадцати лет, как он вернулся из тюрьмы, и скоро сорок – с той роковой ночи, когда он совершил самый страшный свой выбор, но жизнь так и не наладилась. И теперь уже никогда не наладится. Что там осталось-то? Ему пошел восьмой десяток, Марине – скоро семьдесят, дети и внуки давно разъехались и носа не кажут. Одна у него забава и есть – грибы да ягоды. Лес. Родной и предательский, спаливший всю его жизнь подчистую.

* * *

В день оглашения приговора Копылов был мрачен и собран. За то время, пока тянулось следствие и шел процесс, он израсходовал весь запас эмоций и теперь смотрел на вещи трезво. Глупо было бы надеяться, что его оправдают – лучшего козла отпущения и нарочно не сыскать. «Ну не председателя совхоза же сажать? – думал он. – Не районное начальство, которое год за годом оставалось глухим к нуждам фермы? Трагедия случилась. Погибли люди. Материальный ущерб оценивают по сей день. Кто-то должен понести наказание? Должен. Людям нужен виновник, и они его нашли. Нашли, на кого выплеснуть свою боль, свое негодование, свою ненависть. Нашли, на кого повесить просчеты и ошибки». Грустно усмехнувшись, поправил пиджак – синий, любимый. Интересно, его так и отправят по этапу в дорогом костюме?

Процесс был открытым и громким. В зале областного суда яблоку упасть было некуда, еще больше людей осталось ожидать вердикта на улице. Копылов посмотрел в зал – сплошь знакомые лица. Бледная до синевы, жалась к простенку жена Марина. Несмотря на то что за последним рядом люди стояли, место около нее оставалось свободным. Никто не захотел сесть возле его жены? Острая боль мгновенно сменилась презрением. Эх, люди…

В первом ряду, плечом к плечу притиснутые друг к другу, сидели Гришка Стрельников и Семен Зимчук. В другой ситуации Антона бы позабавило, насколько похожи их лица, полные напряженного ожидания. Возмездие – вот чего жаждали эти двое. Жена Зимчука в ту ночь сгорела на ферме. И только слепой в Малинниках не знал, что Гришка Стрельников был с ранней юности на ней помешан. Антон встретился с комсоргом глазами. Ненависть. И страх.

Гришка свидетельствовал против Копылова, «топил» его как мог. Несколько раз адвокат возмущенно просила судью не брать показания Стрельникова в расчет. На встречах дотошно расспрашивала Антона, в чем причина такой неприязни, но он не сказал, сам не зная почему. И сейчас, глядя ему в глаза, думал, чего больше в них: обвинения или страха? Причины этого страха – маленькой Лиды Зимчук – в зале суда, конечно, не было. Зато был тот, кто считал себя ее отцом, и Антон перевел взгляд на Семена, а потом снова на Гришку, который побелел и до вспухших желваков сцепил зубы. Впрочем, в желании отыграться на директоре фермы Стрельников был не одинок.

Со скамьи подсудимых абсолютно все, даже Маринка с сыновьями, казалось Антону далеким. На процессе много говорилось о том, что у людей внезапно оборвалась жизнь. Как в буквальном, так и в переносном смысле. Копылов чувствовал себя так, словно и его предыдущая жизнь действительно оборвалась. Оторвалась и медленно отлетает все дальше и дальше, а он стоит на краю пропасти, в которую она падает, и просто смотрит вслед.

Ему сто раз задавали один и тот же вопрос: «Почему?» Почему ты не стал героически вывозить своих соседей, как это сделал Олег Михайлов? Почему не возглавил эвакуацию? Почему не бросился в огонь, как сделали многие? Почему не предусмотрел? Почему не сигнализировал о бедственном состоянии пожарной техники, о халатности ответственных за ее содержание? Копылов молчал, даже не пытаясь оправдаться. Понимал, что оправдания не помогут. Все время, начиная с того страшного утра и до этого самого момента, он пытался понять только одно – почему уехал. Почему не смог остановиться, вернуться… Глубоко внутри ответ был, но признаться себе у него не хватало духа, и от этого душа наполнилась равнодушием. Безразличием к собственной судьбе.

Конечно, Антон знал, что не был повинен в пожаре. Защита вполне убедительно доказала, что даже при условии исправности ничем не помогла бы поселку пожарная машина, а ферму и вовсе было не спасти. Вот только те девять человек, которые сгорели в своих домах… Если бы он вернулся, мог бы вывезти кого-то из них? Возможно, да, а возможно, и нет.

Приговор Копылов выслушал стоя. Десять лет? Осмыслить срок не получалось. Это же четверть прожитой жизни! Мальчишки вырастут без него… Антон поднял голову и через весь зал посмотрел на плачущую Марину. «Они – живы и вырастут». Эта мысль заставила его примириться и со сделанным в ту страшную ночь, и с мрачным будущим, и с гулом возмущения, поднявшимся в зале суда.

* * *

Дед Антон одному ему ведомой тропой пробрался через непроходимую мешанину замшелого повала, сквозь густую стену молодого леса и вышел на «свой» участок. Эту часть леса давнишний пожар пощадил, не ходили сюда и люди – далеко, неудобно. На той стороне реки, за теплицами, было сколько угодно леса, но именно здесь Копылов чувствовал себя хозяином. Мыском вытянутый на пару километров за излучиной Камышовки участок целиком принадлежал ему одному. Деревья подступали к самой воде, а топкий берег зарос камышами, где гнездились утки.

Проверив свою землянку, давным-давно обустроенную под вывернутыми корнями старой ели, и перекусив на скорую руку, дед Антон поднялся и направился ближе к реке. Жара жарой, а от воды всегда сыро. Может быть, и выжила грибница-другая? Бродить в чаще он мог бесконечно долго, иногда по трое-четверо суток не возвращался в поселок.

К своему разочарованию, грибов он не обнаружил. Хорошо знакомые грибницы то ли погибли, то ли спрятались глубоко под землей, дожидаясь живительной влаги осени. Зато ягод было действительно много. Старый малинник вымахал выше его роста, но ягоды в нем оставались крупными и сладкими. Дед Антон не стал продираться насквозь, а пошел по краю, когда боковым зрением увидел что-то непривычное. Что-то, чего здесь раньше не было. Что-то, что не могло быть правдой. Под старой березой возвышался над поникшей травой свежий холмик. Не холмик даже – куча ломаных веток и побуревшей прошлогодней листвы.

Поставив корзинку в траву, чтобы не рассыпать собранную малину, дед Антон осторожно приблизился и замер, глядя на острый срез дерна, не прикрытый ветками. Он, конечно, не баба, в обморок не грохнулся, но мороз по коже продрал его основательно. Догадаться, что в лесу, возле самой реки, он наткнулся на свежую могилу, было несложно. Еще проще было понять, кто именно небрежно прикопан под березой – из-под листьев выглядывал краешек голубой ткани. В каком именно наряде исчезла дочка Лидии, дед Антон знал досконально. В то утро столкнулся с девочкой на лестнице. Как всегда, веселая и приветливая, она поздоровалась и, обогнав его, легко сбежала вниз по ступенькам. Короткий голубой сарафан мелькнул в дверном проеме у выхода, и больше Копылов ее не видел. Выходит, навстречу смерти торопилась.

Дед Антон вздохнул и, крякнув от назойливой боли в коленях, присел на корточки. Осторожно смахнув листья и комочки сухой земли с уголка ткани, он покачал головой. Так и есть, Никино это платьице…

* * *

Лидия сидела у окна, подперев тяжелую голову руками. Ни о чем не думала. Ничего не чувствовала. Вчерашняя истерика, когда последние поисковики развели руками, собрали свои вещички и укатили кто куда, была лишь вершиной того айсберга боли и непонимания, который разрывал ей душу.

Прошло пять дней, говорили ей. Люди устали, говорили ей. Ее нигде нет, говорили ей, но она ничего не желала слушать. Она да похудевший Сережа Царев – вот и все, кто еще верил. Даже Андрей сдался, хоть и делал вид, что продолжает верить тоже. Слишком хорошо она его знала. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. Ну разве такое бывает? Чтобы живой человек бесследно испарился среди бела дня?

Во входную дверь постучали, но Лидия даже головы не повернула. В прихожей зашуршало, тихий голос осторожно спросил:

– Лида, ты дома?

И только потом из-за угла вывернула Галина с пирамидкой в руках, составленной из пластиковых коробочек.

– Вот и хорошо, что дома. Давай поешь немного.

Она принялась снимать разноцветные крышки, загремела тарелками, по-хозяйски выдвинула ящик кухонного стола, чтобы достать приборы… Лидия продолжала сидеть неподвижно.

Они были очень добры. Все они: соседи, подруги и недруги, старики и молодежь. Никино исчезновение никого не оставило равнодушным ни в самих Малинниках, ни в Березняках – небольшой деревне в пяти километрах ниже по течению, ни в районе. Но это никак не помогло, Ника не вернулась. Лидия отвернулась к окну. Теперь она никого не хотела видеть. Даже несчастную, а когда-то такую веселую и заводную Галку, Галину, Вани-дурачка мать.

* * *

Сначала позвонили во входную дверь, а потом в его комнату осторожно постучалась мама. Дима со вздохом закатил глаза: это уже переходило всякие границы! Он запретил матери звать его к телефону в нерабочее время, так обнаглевший народ теперь будет прямо домой являться?

Накинув рубашку, он вышел в коридор как был – в боксерах до колен и босиком. У двери стоял прямой, как палка, дед Антон с лицом графа Дракулы – холодным и загадочным. Кого-кого, но его Дима увидеть не ожидал. Да и не пришел бы сварливый старикан без веского повода.

– Добрый вечер, вы ко мне? – выполнил Дима ритуал.

– Одевайся, милиция, я соседскую девчонку нашел.

У Димы упало сердце. Буквально – провалилось куда-то в живот и залегло холодным камнем. Он растерянно уставился на старика Копылова, понимая, что выглядит глупо и беспомощно, но не мог заставить себя сдвинуться с места.

Дед Антон криво усмехнулся и обронил:

– Я снаружи обожду. Да поторопись, что ли. Далеко это.

Пока лейтенант суматошно метался по комнате, хватаясь то за брюки, то за дежурный планшет с бланками протоколов правонарушений, в голове сталкивались и отскакивали друг от друга обрывки мыслей. «Живая? Вряд ли. Вот ужас-то! Дед Антон сутками в лесу пропадает… В лесу она! Чертов старый уголовник, каменное сердце, даже в лице не изменился… Как же я Лидии Семеновне говорить буду?»

* * *

Дед Антон смирно сидел на скамейке, не замечая нахального комара, присосавшегося к морщинистой, дочерна загорелой руке. «Вот так-то, Гришка, отомстил тебе Боженька, комсорг хренов! – думал он. – Да только это еще не конец истории. Я свое слово пока не сказал!» Лидину девчонку было жаль, но из жалости шубу не сошьешь, а вот месть и без меха согреет. И ведь не ждал, не гадал Антон Кирьянович Копылов, что события таким боком повернутся, думал, что в могилу унесет все тайны да обиды.

* * *

Дмитрий с сомнением смотрел в сторону леса, где над молодыми деревьями кое-где до сих пор торчали голые черные стволы, такие мощные, что даже через столько лет не повалились на землю.

– А мы дотемна дойдем? – спросил он деда Антона.

– Дойти-то дойдем, а вот вернуться можем не успеть. Да ты не трусь. У меня там хибарка есть, переночуем.

Перспектива ночевки в лесу, рядом с трупом несчастной девочки, лейтенанта не обрадовала, но и оставлять все как есть до завтра тоже казалось ему неправильным.

– Ладно. – Он с силой захлопнул дверь машины. – Пойдемте, раз так.

Со слов Копылова он уже знал, что тело Ники похоронено в неглубокой могиле, и, пока они продирались сквозь лес, который, к слову, неделю пропахивали поисковики с собаками, лейтенант пытался понять, как она могла попасть так далеко в чащу.

«Парень, Сергей Царев, утверждал, что они не ругались. Лидия косвенно подтвердила его слова, рассказав, что днем дочь позвонила и сообщила, что собирается на речку с Царевым после работы. Оба потрясены пропажей девушки сильнее всех. Оба продолжают ее искать. С отцом в этот день она не виделась, хотя возможность такая не исключена. До появления Сергея Царева в доме Ирины Степцовой Ника уже полтора часа как отсутствовала, а по грунтовке от Центральной до дома в Тропинках минут пятнадцать хода». Все это он выяснил еще на прошлой неделе, проводя опрос каждого, кто хоть как-то мог быть причастен к исчезновению девушки.

Почувствовав, что старик забирает вправо, к реке, Дима включил геолокацию. Они действительно двигались в сторону от Старого поселка, туда, куда не забирались даже самые отчаянные грибники. Впереди должны быть сплошные завалы…

И они до них добрались. Глядя в спину восьмидесятилетнему деду, который с обезьяньей ловкостью карабкался по толстенным стволам, покрытым мхом, перебирался через нагромождения заросшей ивняком пади и подныривал под растопыренные корневища, Дима, пыхтя и потея, удивлялся: как могла пройти здесь девушка в открытых босоножках и летнем сарафане? Именно в такой одежде она ушла из дома в последний раз и в такой одежде ее видели в тот день покупатели магазина.

– Дед Антон, – просипел лейтенант, – а другого пути туда нет?

– Я другого пути не знаю, – не оборачиваясь, ответил старик.

В старый лес вошли в сумерках. Возможно, на открытой местности и было еще светло, но под густыми кронами уже поселился мрак.

– Черт! – воскликнул Дима, запнувшись обо что-то в полегшей траве, которая и без того цеплялась за ноги, и рухнул на вытянутые руки.

– Черт! – вырвалось у него снова, когда увидел, что чуть не ткнулся носом в изножье или изголовье свежей могилы.

Детали прятались в темноте, но тяжелый запах намекал на то, что на свету зрелище окажется драматичным. Поднявшись на ноги, он включил фонарик на телефоне, и в яркое пятно света попал клочок голубой ткани. Последняя надежда на то, что дед Антон ошибся, напутал что-нибудь по старости лет, растаяла.

Трясущейся рукой лейтенант поставил отметку на карте, дважды сверившись по геолокации, и обернулся к Копылову.

– Где ваша избушка на курьих ножках?

– А недалеко, – невесело усмехнулся тот. – Пошли, что ли?

* * *

Ночь показалась ему бесконечной. Уснуть Дима не смог и просидел до первых проблесков света, скрючившись на жестком топчане, который уступил ему хозяин. Едва стало возможным разглядеть стволы деревьев, он разбудил похрапывавшего во сне старика и выбрался наружу.

На свету все выглядело совсем неприглядно. Кроме краешка платья, из неглубокой ямы виднелась сильно раздутая фиолетовая стопа трупа. Ногти на пальцах были покрыты нежно-голубым лаком, и это зрелище неожиданно вызвало у лейтенанта приступ тошноты.

Пытаясь скрыть свое состояние от удивительно спокойного старика, он достал телефон, посмотрел на часы и набрал номер майора Шонкина, который приезжал открывать дело Ники Бойко.

– Слушаю, – сонно отозвался тот.

Дима тянуть не стал. В конце концов, ему едва исполнилось двадцать девять и это был первый труп, который ему пришлось обнаружить. Мучительно хотелось скинуть тяжесть такого груза на чьи-нибудь плечи покрепче.

– Мы нашли ее, товарищ майор. В лесу. Тело лежит в неглубокой могиле, скорее всего оно в плохом состоянии, но по всем признакам принадлежит пропавшей.

– Твою… – сипло выругался Шонкин. – Дай сообразить… Раньше двенадцати мы к вам не доберемся.

– По поводу добраться, – вздохнул лейтенант, – тут есть одна проблема. Вам, наверное, понадобится катер, но даже с него попасть на место будет непросто.

– Ты там бредишь, лейтенант? Может, авианосец тебе подогнать?

– Мне не до шуток, товарищ майор, – обиделся Дима. – Я провел ночь в лесу рядом с трупом не потому, что люблю ужастики, а потому, что выбраться отсюда не так-то просто! Сейчас скину вам координаты, сами убедитесь. Только имейте в виду, что на местности все куда хуже, чем на карте.

– Ладно, лейтенант, прости. Шесть утра, труп в лесу… Ты там это, огороди пока место, что ли?

– От кого? – едва сдерживая ярость, поинтересовался Дима.

Ему хотелось покрыть сонного майора сложными нецензурными выражениями. И по батюшке, и по матушке, и по всем близким родственникам в придачу. Вместо этого он спросил:

– Когда вас ждать? Я не смогу встретить группу в поселке…

– Разберемся. Будь на связи.

Майор отключился, а Дима повернулся к злополучной березе, которая наверняка была ровесницей деда Антона. Могила притягивала взгляд. Лейтенант отвернулся. Его снова замутило.

– Эй, участковый, – позвал из-за деревьев дед Антон. – Иди чайку хлебни. Долго будем подмогу ждать. Еще насмотришься.

Как будто ему хотелось смотреть! Дима сплюнул в сторону и побрел на голос старика. Даже проведя ночь в его лесной хибаре, больше похожей на блиндаж времен последней войны, он ни за что не нашел бы ее самостоятельно в густом лесу.

Через несколько шагов он уловил запах дыма. Ушлый старикан даже небольшую буржуйку в своем убежище соорудил. И как только допер составляющие?

Залив поселившуюся ниже ребер тошноту терпким черным чаем, крепким до густоты, Дима искренне поблагодарил старика.

– На здоровье, – ответил тот и добавил не к месту: – Жаль дурочку.

Лейтенант вспомнил, что квартира Копылова находится прямо над Никиной, а значит, они должны были часто пересекаться. Мысли тут же перескочили на девушку. «Как она могла сюда добраться? – крутилось в голове у Димы. – А никак. Никак не могла, значит, ее сюда принесли».

Дед, судя по всему, знал дорогу как свои пять пальцев, а Ника должна была бы брести наугад… «Нет, – подумал Дима, – должен быть другой путь».

В начале восьмого он набрал номер главы администрации и сообщил ему печальную новость. Попросил встретить в поселке следственную группу из района и мысленно возблагодарил Бога за то, что ошарашенный Иван Ильич не стал задавать лишних вопросов.

– Послушай, Дмитрий Олегович, – неожиданно заговорил дед Антон, помалкивавший, пока Дима вел телефонные переговоры, – скоро здесь будут твои коллеги и начнется настоящее веселье. Они весь поселок на уши поставят, а начнут-то с меня…

– И что? – не понял лейтенант.

– Хех, молодо-зелено! Ты ведь знаешь, кто я такой?

– Я в курсе, что вы были осуждены, если речь идет об этом.

– Об этом, об этом. И о том, за что именно – тоже, – покачал головой дед.

– Да это же сто лет назад было. Вы свое отсидели. Все уже забыли давно, – попытался успокоить старика Дима.

Но тот недобро сощурился:

– Ты, значит, так думаешь? Отца своего спроси, забыл ли он.

Лейтенант промолчал. Пожар лишил отца руки и оставил инвалидом, так что он точно не смог бы забыть, но при чем здесь дед Антон? Насколько помнил Дима, возгорание признали стихийным бедствием. Сильнейшая сухая гроза и ветер – вот что уничтожило Старый поселок, поля, ферму и лес на десятки гектаров вокруг.

– Послушай, участковый, ты подскажи там, что я проявил сознательность. Тебя вот сюда привел… Без меня вам никогда бы девчонку не отыскать.

Это было правдой. Больше того, Дима понимал, что без деда и обратно не выберется.

– Надо на берег сходить, поискать место, где можно на катере причалить, – вместо ответа предложил он.

– Успеем. Спешить нам некуда, – не согласился старик. – Раньше двух, а то и трех часов они здесь не появятся. Да и то если сильно поторопятся. Катер-то не в районе брать будут. Для того им сначала в Волково попасть нужно…

Волково стояло выше по течению реки, там, где Камышовка была и шире, и глубже. Судоходной ее не считали, но в Волкове рыбачили и имелся пункт рыбнадзора с двумя быстроходными катерами.

– Пообещай, – настаивал дед, – что не станут они меня в подозреваемые записывать. Я бы девчонку никогда и пальцем не тронул. А что своих лупил, так то – за дело. И пацаны они, опять же.

– В какие подозреваемые? – не слишком натурально разыграл удивление участковый.

– Ты дурачком-то не прикидывайся, Дмитрий Олегович, – скривился старик. – Землянка моя в двух шагах. Но не я это, конечно. Зато могу кое-что подсказать: одна туфелька-то нашей Золушки под самой березой валяется, будто с ноги свалилась. Но то – правая. А вот левой нет нигде. Это я сразу, вчера еще заприметил. И лопаты никакой нет ни рядом, ни поодаль. Не руками же та ямка копана. Принесли ее сюда, закопали, а инструмент прибрали с собой.

– Дед Антон, – задохнулся от возмущения лейтенант, – если вы так будете умничать с майором, он вас тут же убийцей и назначит. Еще и умышленную порчу места преступления припаяет за то, что вы тут все обшарили.

Он встал, кипя негодованием, но вдруг задержался. Четко, как наяву, снова увидел босую, посиневшую стопу трупа. Левую.

– Вообще-то вы правы. Не дошла бы она сюда. Не здесь ее убили. Но следствие будем вести не мы с вами. Пойдемте к реке.

– Ага, – кивнул старик, – не мы. Вот только они в поселке – чужие. Люди не будут с ними откровенничать, парень. Здесь многим есть что скрывать. Так что лови свой звездный час, участковый. Найди убийцу.

Лейтенант опешил. Потом вздохнул, подумав: «Старик явно выжил из ума».

У злополучной березы Дима задержался, отыскал в траве «туфельку» – потертую босоножку, но трогать не стал, только воткнул рядом колышек из сухой ветки. Шагая вслед за Копыловым, спускавшимся к невидимой реке, снова, как вчера, зацепился обо что-то ногой и, чертыхаясь сквозь зубы, потянул из травы довольно длинную крученую веревку. Связанная замысловатым узлом из двух кусков, она никак не могла оказаться возле могилы посреди глухого леса случайно. Положив ее так, чтобы было видно, он догнал старика у плотной стены камышей.