Текст книги "Забаглионе"

Он заехал в какую-то глушь, как мне полусонному показалось. Вышли. Двор, дверь, лестница, кровать… Я просто свалился в сон.

Ночь была тревожная, снилась Кэтрин, красивая, печальная, мои с Вероникой друзья, а потом всё снова серое, душное, противное…

Утром я проснулся от громкого звука за окном. Сел на кровати. Обнаружил, что одет, помят и голоден. Зеркало напротив всё подтвердило. Комната, которая меня приютила, очень походила на кабинет Анны – светло, просто и удобно. Рядом была ванная, где, к своему счастью, я обнаружил всё для разрешения основной массы утренних задач.

Спустился вниз. Гостиная пуста, кухня тоже. На террасе слышался разговор.

– Не думаю, что ему уже пора самому всё делать. Слишком самоуверен, – говорила Анна.

Абсолютно убежденный, что речь обо мне, я решительно шагнул в дверь. Анна и Виктор сидели у накрытого к завтраку садового столика.

– Садись, мой дорогой, – Виктор указал на кресло рядом. – Долго я кружил вчера по улицам! Ну и заставил же ты меня переживать!

– Не понимаю, чем, – сказал я, усаживаясь и без церемоний приступая ко всему, что предлагала мне Анна.

– Не надо! – оборвал он. – Ты можешь себя переоценить, и так как не даёшь никому из нас узнать тебя, мы… вернее, я, буду рядом во всех твоих сложных моментах! – Своим видом Виктор показал, что это не обсуждается, и к этому мы больше не вернёмся.

Анна отправилась к старому садовнику жаловаться на самоуверенность нового, а я сидел странно спокойный, и снова счастливый. Мне приятно было наблюдать их в простом семейном обиходе. Непринужденность поз, простая одежда, мягкие спокойные взгляды, неспешные жесты и прикосновения. Анна выглядела невероятно умиротворённо. Их отношения, разговоры с Виктором не походили на эмоциональную привязанность большинства любящих друг друга людей, они были будто степенью выше, и… чище. «Высокие ценности» – промелькнула фраза в голове. Они словно прошли всю жизнь вместе. И не одну. Я был под впечатлением и в тоже время не мог понять чего-то очевидного.

Завтрак прошёл слишком быстро и вскоре все мы ехали в сторону города.

Высадив Анну у студии, Виктор повёз меня дальше. Он молчал. А я ждал, вернее, наслаждался этим моментом сполна. Мне были физически приятны минуты с этим человеком, даже молчание. Но я не спешил делить свой слишком внутренний мир с ним, это была скорее игра. По крайней мере, мне так хотелось и нравилось думать.

Подъехали. Виктор посмотрел на меня и усмехнулся:

– Пошли, помощник.

Я расплылся в бестактной улыбке. Ведь, согласно бумагам, моя должность так и звучала.

Нас встретил довольно мрачный, безликий фасад здания. Кроме первых этажей – они были заняты яркими кафе, магазинами и прочим подобным. Офисы располагались выше. На эскалаторе мы попали в огромный холл, из которого коридоры вели в разные стороны. Здесь же находилась стойка приема и регистрации. В глаза бросилась вывеска – название фирмы, три фамилии.

Вежливо поздоровавшись, девушка за стойкой сказала, что сегодня всё по графику и нас ждут. Мы отправились по коридору, в конце которого попали в длинный кабинет с неприлично огромным мраморным столом посередине, для совещаний, очевидно. Из-за стола встала полная женщина и спешно подошла к нам. Она тепло поздоровалась с Виктором. Я был представлен.

Елене было около пятидесяти. Она руководила здесь, как говорится, с самого начала, знала всех и всё, изнутри и снаружи, была правой рукой Виктора и тех трёх с таблички. Мы выпили кофе, и Елена пояснила мне, что и как происходит на подконтрольной ей территории. Честно говоря, для меня не было неожиданностей, кроме интересной манеры общения самой Елены. У неё были сильный голос, властные манеры, цепкий взгляд, но при всём этом она обладала очень подвижным сознанием, мгновенно находя тактику общения с новым человеком, не давя и не прогибая его.

Наконец, этот визит вежливости был окончен, и мы направились в рабочий кабинет Виктора. Он состоял из двух комнат очень приятных древесных оттенков. Я сразу с довольным видом уселся в знакомом кресле, чем вызвал его смех.

– Нет, это кресло для клиентов, – сказал он, все ещё смеясь, – здесь я работаю, пошли.

В соседней комнате было уютнее – не столь официально, и я понял, что это было его личным пространством для отдыха и восстановления. Напротив единственного окна во всю стену стоял стол, рядом – кресло, справа – кожаный диван, книжные шкафы и, собственно, всё. Виктор показал записи предстоящих встреч, и мне сегодня досталась работа секретаря. Он оставил меня. Разбираясь в личных бумагах, я многое смог узнать о его работе, видимо, это и было целью дня. Спустя некоторое время, старые записи, не имеющие прямого отношения к нынешней работе и пациентам, были изучены и отделены, и я приготовился наблюдать непосредственную работу профессионала.

У Виктора был пациент. Мужчина, выглядевший намного старше своих шестидесяти. Доктор химико-биологических наук, кажется. И с первых же минут их общения я впал в состояние, близкое к вертиго.

«Это вообще что такое происходит?!» – крутились мы вместе с этим вопросом в голове. Виктор знал своего пациента настолько, насколько тот доверял ему. Им не приходилось озвучивать некоторые вопросы, мысли, выводы. Они разговаривали очень странным образом. Обрывки фраз, иногда непонятные мне или несвязные предложения, латынь, цитаты, своеобразное невербальное выражение пережитых чувств и эмоций. Выводы, сомнения, долгие острые паузы – важные и нужные для них, для осмысления сказанного или обдумывания. Ни Виктор, ни пациент, кажется, не замечали меня с моим изумлением. А я испытывал ошеломительный азарт, наблюдая, как мимо проносится просто шквал «невербальных посылок». Просто высший пилотаж! В теории я понимал, что все люди разные и уровень понимания и доверия у каждого свой. Тут была верхняя граница нормы или скорее, начальная ступень гениальности. Я подумал, что их, возможно, связывало нечто большее, чем встречи здесь. Концентрация их совместной работы зашкаливала за грань возможного. Это являлось привычным для них общением, они мгновенно думали вместе. Виктор был очень собран и полностью погружён в данную минуту. Весь его образ излучал уверенность, надёжность. Я присутствовал при работе мастера.

Закончив приём, Виктор проводил пациента и, вернувшись, сказал, что больше у него сегодня никого нет. Сел и молча ждал.

– Это было показательное выступление для меня? – спросил я, выдержав почтительную паузу.

– Да, ты такое уже наблюдал? – Виктор задумчиво смотрел на меня.

– Нет, конечно. Вы – друзья?

– Этот человек – мой пациент, Алекс. Уровень общения и степень доверия зависят только от навыков и желания.

Он потом ещё что-то говорил, но мне стало не по себе. А если этот человек может видеть нечто большее в людях? Во мне? В силу навыков, опыта, мастерства. Что вообще я знаю об этом человеке? И как далеко он уже может знать меня? Любопытство всегда заложник опасности. Возможно, я не настолько готов к игре с Виктором и действительно склонен переоценивать себя в чём-то… Не успели мои мысли упереться в дверь предчувствий с надписью: «Опасно! Покинуть помещение!», как Виктор тихо произнёс:

– Послушай, мы не можем больше тратить время, ты – на бунт и капризы, я – на слепые догадки. Нам нужно работать, Алекс, вместе. И доверять друг другу безоговорочно. Ты сказал, что доверяешь мне. Сейчас и проверим.

Тут что-то тёмное сдавило мое сознание. Угол, идти некуда.

– Садись, – он указал мне на то самое кресло.

– Я разговаривал с Кэт, она передала некоторые детали вашего общения.

Пока он начинал, я старался максимально быстро собраться, привычно устанавливая свои границы и барьеры. Тут я был хозяином положения. Впускать Виктора я не планировал, поскольку ещё не решил, как далеко ему можно в мою жизнь. Да и честнее сказать, было страшно. Он, конечно же, видел все мои старания, но спокойно продолжал.

– Опиши, пожалуйста, свои чувства к Веронике.

Я выдохнул.

– Если Кэтрин всё передала, то зачем?

Он посмотрел на меня как-то по-новому, и с улыбкой сказал:

– Алекс, давай снова. Опиши мне свои чувства к Веронике. Сейчас и тогда. И пожалуйста, будь любезен, убери свой блок. Со мной не выйдет.

Последняя фраза стала вызовом. У Кэтрин ведь ничего не вышло. И я начал рассказывать скучными безэмоциональными фразами всё, что посчитал нужным. Виктор терпеливо и молча дослушал не очень длинный и совсем не выразительный рассказ. Он был серьёзен, задумчив. Я понимал, что заигрался, но отступать было некуда, там всё было «только моё» и…

– Упрямство, – наконец сказал он странным тоном и вздохнул, – ты не оставляешь мне выбора, Алекс.

Он подсел совсем близко ко мне и молча, долго смотрел в глаза. Так как я был окружен своей собственной защитой, то какое-то время ощущал только лёгкий дискомфорт от его взгляда, впрочем, как и всегда. Но вот мгновение, ещё и ещё… Мне стало внезапно душно, сердце то стучало, то проваливалось, мысли в голове заметались, как мотыльки у лампы. Я не сразу сообразил, что происходит, а потом уже стало поздно. «Нет, так нельзя, это же опасно!» – пронеслось в голове. Виктор сидел и продолжал просто смотреть, исключая любую возможность моей защиты. Я уже наверняка знал, что это. Воля моя была побеждена. Пружина внутри медленно разжималась, предоставляя свободный доступ ко всем эмоциям. Но это не был гипноз, и я был в сознании.

– Зачем ты так?

– Ты ещё молод, Алекс, и не понимаешь важности и своевременности многого. Чтобы действительно помочь Веронике, ты должен знать как. Сейчас ты не допускаешь даже себя, не только меня или Кэт, к своим настоящим эмоциям. А их нельзя похоронить под волей. Сегодня ты будешь вынужден это терпеть из-за своего упрямства и доверия ко мне, понимаешь?

И всё стало несущественным. Разум ещё пытался бороться, но это было бесполезно. Мы с Виктором стали одним единым сознанием – это не описать словами. Он задавал вопросы, очень личные, очень неприятные, из прошлого. Но странное дело, быть полностью искренним с ним оказалось очень легко. В моём мире он был как дома. Точно и наверняка знал, что-где лежит, и как давно оно там оставлено. Он не давил, скорее, убеждался в чём-то.

Надо ли говорить, что мы «работали» долго, доставая каждую пережитую мной эмоцию и рассматривая её под микроскопом. Иногда было почти физически больно. Я снова многое переживал и, конечно же, страдал от этого. Подняв всё с самого дна, он сделал меня уязвимым.

– Зачем, Виктор? Чтобы привязать к себе? – Это был логический вывод и слабая злость. Но плохо я себя не ощущал. Я действительно доверял ему, и всё моё состояние подтверждало это.

Он сидел молча. Думал. Постучали. Вошла Кэтрин.

– Ты очень кстати, – сказал он ей, – всё прошло нормально. Мы почти закончили.

– Я думала, что не успею, – она нервничала. Я сидел в кресле опустошённый, физически слабый и…

– Упрямый… – опять закончил мою мысль Виктор, – Алекс сейчас спустится к тебе. Оставь нас ненадолго.

Она мгновенно исчезла.

Как же мне не хотелось ничего выяснять сегодня. Мой организм отчаянно хотел одиночества, а сознание – изловить свободно блуждающего «Этого».

– Ты должен использовать это не для себя.

– Что, прости? – я будто проснулся.

– Твои умения – не для личных нужд, они будут незаменимы в работе, – повторил он. – У тебя очень сильная воля, в каком-то роде даже опасно использовать её, а ты бесконтрольно давишь своё Я. Это разрушительно, Алекс. В итоге ты никому не поможешь. Даже себе.

Я упрямо молчал. Но Виктор отчасти был прав, у меня это входило уже в обиходную привычку. Так было проще жить.

– Я больше не сделаю этого с тобой, ты и сам всё понимаешь. Нужен был всего один раз.

Когда он покинул моё сознание, странное ощущение одиночества мгновенно накрыло волной и вызвало тоску. Сейчас, закрыв глаза, я уже отчётливо осознавал каждую свою эмоцию, желание – они беспорядочно кружили. И надо было бороться, думать, жить, строить как-то всё заново. Но Виктор настойчиво продолжал.

– Нам надо это закончить и не возвращаться более. Согласен?

Я кивнул, не открывая глаз. Было очевидно, что это не конец, но лучше уж так, по своей воле.

Он помолчал, дал мне собраться.

– Опиши своё отношение ко мне.

В том месте, где находится сердце, вдруг образовалась тишина. И тишина в комнате вторила ей. Время замерло. Но вот, затикали часы. Выдох.

– Доверие. Благоговение. Влюблённость.

Кто-то сказал, что правда редко бывает простой и почти никогда – чистой, но тут было истинно непростым каждое слово. Добавить было нечего. С самого дна, глубины моей честности и осознанности я поднял эти простые слова. Они давно лежали там под налётом непонимания, неверия и удивления. И только сейчас, в эту самую минуту полной искренности, я мгновенно и вдруг всё понял. Сам для себя. Эмоции, сопровождающие образ Виктора были так близки к любви – не простой физической, эгоистичной, а захватывающе-детской, чистой, другой… И невероятно сильному благоговению! Как в храме в дни Рождества на тебя опускается сама Радость и берёт в плен. Вот я и был в плену, всегда рядом с ним…

Воцарилось молчание. Я открыл глаза. Серый взгляд Виктора пугал отстранённостью. Я давно изловил моего «Этого» и мы просто ждали своей участи вместе.

– Что-то не так? – я уже занервничал от слишком длинной паузы.

– Алекс, видишь, и без всего этого ты собой прекрасно владеешь, – сказал он.

– Но теперь могут быть последствия, от банальной депрессии до расстройства.

– Ты себя ещё не знаешь. Ты просто великолепен. Великолепен в выдержке и честности. Я никогда не смог бы навредить тебе, помни это. Мы закончили.

Он встал и протянул мне руку.

– Спасибо, что не помешал, – он как-то странно смотрел на меня.

«Вряд ли я бы захотел. Или смог», – пронеслось в голове.

– Виктор, не знаю, зачем тебе понадобилось настолько заурядное прошлое очередного сотрудника, но я рад быть искренним именно с тобой, – сказав это, я даже сам немного испугался.

Он, наконец, улыбнулся, и на такой тёплой ноте мы простились долгим рукопожатием. Внизу меня ждала Кэтрин. Она всё ещё переживала.

– Ну, неужели! – она опять обняла меня, будто защищая от чего-то извне. Сейчас это было уже не так чуждо, ощущения изменились. Её искренность буквально сбивала с ног. – Пойдём. На сегодня всё.

И мы уехали к ней, проговорили весь вечер. Ужинали. И потом я, наконец, был отпущен к себе.

– —

Утром меня разбудил звонок. Кэтрин весело объявила, что всё, что от меня требуется, уже на моей электронной почте с подробными инструкциями. Я положил телефон и снова раскинулся на кровати.

Обычное утро больше не было прежним. Солнце светило ярче, занавески взлетали веселее, я… Я ощущал забытое чувство беспокойства и счастья одновременно. Моя внутренняя природа была свободнее, границы отсутствовали.

Ладно. Попробуем.

После завтрака я окунулся в новый мир клиентов, заботливо подобранных для меня Виктором и Кэтрин. В конце был график приёма, с указанием наших общих и непосредственно моих сеансов. В числе прочих была и Вероника. Я улыбнулся и поспешил на группу к Кэтрин.

Я начинал видеть в ней надёжную опору и верного друга. Думаю, ей это было приятно, поскольку я стал это понемногу показывать. Она открыла дверь и отшатнулась. Я улыбался и, видимо, даже выглядел иначе.

– Ты меня удивляешь! Я рада, что лёд так скоро тает.

Очень приятно! Банально и чертовски приятно! Она была определенно моим человеком, не смешанным с эмоциями, желаниями, но моим, от мыслей до реакций. Мы работали до самого вечера. Сперва была группа, часть которой я уже видел. Затем два клиента.

Женщина. Приятная наружность, мелодичный голос и обострённая чувствительность ко всем. Даже странно, думал я в тот момент, как такие нежные создания могут в один миг превращаться в неуправляемый комок эмоций и проблем. Прекрасные ощущения, получаемые ей от мужчин, сменялись неконтролируемым желанием управлять ими, уничтожая всё хорошее. Кэтрин была очень собрана в работе. Как будто теперь ей было легче сосредоточиться рядом со мной. У меня же была непростая задача – делить свои наблюдения между её работой и клиентами. Поиски начала всех противоречий в убеждениях пациентки потребовали внушительных энергетических затрат и два сеанса времени подряд. Было сложно. Чувствительные личности склонны к упрямым отрицаниям. Да и казалось, что моя персона несколько отвлекала её. После Кэтрин приготовила чай. У нас был час времени перед следующим сеансом.

– Ты же знаешь, что завтра у меня будет она, – начал я неожиданно прямо, даже для себя.

– Да, – ответила Кэтрин с нескрываемым удивлением.

– Я знаю, что теперь буду один, и мне бы хотелось, в этот раз…

– Чтобы после я была рядом, – улыбалась она, заканчивая мою мысль.

Я кивнул.

– Это так и планировалось, Алекс.

Да, видимо Виктор был прав и мои блоки не нужны более, по крайней мере, среди близкого круга. С такими несложными усилиями всё было просто контролировать. Хорошо, но скучновато. Обычно я сам с собой боролся, а сейчас все шло само собой, приторно идеально.

– Приятно наблюдать изменения в человеке. Виктор редко ошибается.

– Что же он хочет от меня? – я знал, что этим вопросом я поспешил. Вряд ли она сказала бы всё сейчас.

– Думаю, того же, что и от каждого из нас – профессионализма и верности.

Я улыбнулся.

Этот вечер пролетел быстро, очередной клиент ушёл, ужин заказан, такси увозило меня домой.

Следующий день тоже удивлял. С утра. Лёгкий ветерок осторожно прикасался к лицу, рукам, словно направляя движения тела и мыслей. Блики солнца отражались от всего возможного и наполняли теплотой и искренностью изнутри. Птицы, солнце, небо… Это точно всё было здесь раньше? Даже люди, спешившие на работу, искренне интересовали меня. У каждого – свои задачи, мысли, взгляд, парфюм, и всё это еще не тронуто беспокойством нового дня. Я вглядывался во встречных, угадывая их образ жизни, привычки, желания… И растворялся в этом простом и понятном порядке вещей. Абсолютное восприятие жизни через чувства. Лишь юность отличается похожими состояниями, когда кажется, что нет ничего важнее чувств, но тогда это, как правило, весьма примитивный уровень, начальный. Что же теперь? Теперь – это похоже на искреннее желание не навредить и стать частью чего-то большего, чем ты сам, чем эмоции.

Вы замечали раньше, чем сильнее обостряются ощущения, тем медленнее мир движется вокруг? И вот, наступает момент, когда всё совсем замирает. Но живёт, любит, дышит… Как игрушечный волчок, при очень большой скорости, кажется абсолютно недвижимым, невесомым – темп невероятен, а вокруг просто космос… Вот примерно с такими ощущениями в один из дней я буквально ввалился к Кэтрин. Она смеялась надо мной, дарила искренность, угощала завтраком и неповторимым кофе.

– Виктор никогда не перестанет удивлять меня своей интуицией, – она редко говорила о нём, но мне был очевиден уровень их отношений и доверия, – я много раз была свидетелем его безошибочно-филигранной работы. Особенно с близкими, – она взглянула на меня, – ты абсолютно близкий и родной.

Кэтрин открыто и искренне смотрела на людей. В том числе и на меня. Я уже привык, но пока ответить тем же не мог. Что-то ещё держало. Что-то из прошлого.

– А я не встречал ранее таких людей как вы, Кэтрин. Других. Реальных. Но я не настолько уверен в себе, как он или ты. Что мне делать, если я потеряю этот мир, ваш мир? Я никогда не смогу вернуться в прежний.

– Никогда и ничего не бойся. Если будешь честен с собой, со всеми, то твой путь всегда будет прекрасен, – отвечала безупречно мудрая Кэтрин. Я часто смотрел на неё и не мог поверить, что в реальном мире возможно встретить таких, как она, Виктор, Анна. Это другой уровень отношений – выше телесности, чище психологии, невесомее равновесия…

В последнее время я не видел Виктора, и Кэтрин, намеренно или нет, заполняла своим обществом пробелы его отсутствия. Я был не против. Но то, что я понял о его роли в моей жизни, ещё требовало проверки. Не просто дарить полное доверие тому, кого постоянно не хватает.

И потянулась вереница клиентов.

Самым любимым в работе я всегда считал настройку правильных ощущений с помощью пространства. Мягкий свет, удобная мебель, тёмные шкафы, обязательный ворох книг. От всего этого веет покоем, временем, прошлым. Видимо, поэтому всё, что приносят с собой клиенты, иногда только здесь смущает их. Переживания уже не давят, и они раскрываются подобно цветку в правильном климате. Всё, что мы с Кэтрин находили в такие моменты, бережно подставляли свету, стараясь сберечь и согреть… О, Боже, если так пойдёт и дальше я, наверное, начну писать стихи!

Наступил очередной вечер. Мы остались вдвоём. Её-наши клиенты закончились. Вероника была последней. Кэтрин пыталась ощутить, прочувствовать моё состояние, я же отшучивался, как мог. Ну вот – назначенный час. Кэтрин ушла, я ждал.

Вероника опоздала. Вошла, окинув меня весьма однозначным взглядом, села.

– Ждал с нетерпением?

– Конечно, ждал, у нас же встреча.

Наряду с напускной уверенностью, я заметил её переживание, странное стеснение, но вот, мгновение, и она уже собралась. Видимо, ей действительно нужна была помощь больше, чем игра со мной.

Мы начали. Она заговорила неожиданно серьёзно и без лишних эмоций. Я не стремился расставлять рамки. Немного спустя, было очевидно, что её внутреннее напряжение отпускает. Беседа становилась более личной, одушевленной. В числе прочего нами обсуждались мотивы недавних поступков и эмоции, вызванные моим возвращением в её жизнь, как она выразилась. Это было очень кстати, сегодня, сейчас идти с ней в одном направлении, профессиональном, прорабатывая терпеливо и без зажимов переживания, вопросы, сомнения. Я был рад и потрясён одновременно. Моя искренность и честность всех последних дней зеркально проецировалась на всю, заведомо непростую, работу с Вероникой. Эта мелькнувшая параллель в голове вызвала странные ощущения полного отсутствия контроля над своей жизнью. И как же я смогу идти дальше, если переписываю правила и законы по ходу движения? Я спешно отбросил свои вопросы «на потом» и вернулся к Веронике. Передо мной человек открывался сейчас с новых сторон. Что же происходило с ней на самом деле? Я думаю, что немного понимал, и честно говоря, мне в этом помогли эти самые новые правила. Когда человек опускается всё ниже и ниже, влекомый своими чувствами и слабостями, он способен достигнуть только определенной точки. Не более. И эта степень всегда равна силе желания выбраться, стать лучше, чище. Такое не касается людей с болезненными зависимостями, скорее уже физическими. У Вероники я наблюдал именно такое чистое желание, вернее, осторожные попытки его иметь.

Наше время подходило к концу. Мы уже молчали несколько минут, я дописывал то, что не хотел потом потерять и знал, чувствовал, что это ещё не всё.

– Понимаешь, почему только ты один можешь помочь?

– Думаю, да. А ты?

– Я уверенна, что только наше общение может что-то изменить. Может даже меня.

– Каким образом, если не брать наши сессии?

– Я могу быть немного лучше только в твоём присутствии, даже воображаемом.

Я знал, к чему она ведёт, но решил, что на сегодня достаточно и не стал продолжать беседу. Вероника встала, улыбнулась мне какой-то отстраненной улыбкой и пошла к выходу. Я шёл позади, не нарушая ни дистанции, ни тишины.

– Увидимся, – бросила она вполоборота.

– До свидания, Вероника.

Дверь хлопнула, и мне показалось, что хлопнуло всё вокруг – шкафы, книги, торшеры. Всё аплодировало.

Убрав записи, я поспешил на улицу. Пара дорогих образов виднелась на другой стороне дороги. Виктор и Кэтрин. Я был горд и спокоен. Это мои люди… Мои! Они молча смотрели, пока я подходил. Каждый по-своему. Кэтрин откровенно гордилась мной, а он… Не могу так просто описать его взгляд. Помимо волны теплоты и уверенности, я почувствовал что-то плохо скрываемое, или наоборот, наполовину показанное. После нашей с ним той самой работы я теперь интуитивно ощущал его настроение. Подойдя ближе и смелее, я не отводил глаз от тяжёлого серого взгляда, но он еле уловимо покачал головой и повернул меня лицом к Кэтрин. Она обняла меня, очень крепко и сказала:

– Мой дорогой, ты прекрасен, тысячу раз прекрасен!

– Знаю-знаю, – сказал я скромно.

– Как отметим? – спросил Виктор, улыбаясь.

– А можно в гости? – это я сказал уже совсем не скромно.

– Я же говорил тебе, Кэт, всё будет ожидаемо, – рассмеялся Виктор.

Он поднял руку, и в конце улицы от обочины отделилась тень машины. Через полчаса мы были уже за городом.

Анна как будто ждала гостей. Абсолютное спокойствие и понимание руководили нашим семейным ужином. Виктор шутил, как только он один и умеет, а Анна и Кэтрин оказались очень близкими по духу людьми, давно знакомыми и очень простыми в общении между собой. В общем, всё было интуитивно с полу-взгляда, полу-жеста, как в театре. Обсуждали новые успехи и старые навыки. Женщины настойчиво требовали раскрытия моих психологических приёмов, но Виктор умело увёл беседу от ультиматумов.

– Вот, Алекс, и костыли оказались не нужны. Ты здоров и самостоятельно стоишь на своих ногах без сильной, но опасной поддержки. Надеюсь, ты понимаешь, что невозможно открыть новую дверь, не закрыв старую, – Виктор был необычайно добр, внимателен ко всем.

– Я сам не перестаю удивляться, сколько всего постоянно окружало меня. Я всегда замечал крохи, а сейчас будто везде, вокруг, внутри разворачивается целый мир. Другой, и такой устойчивый. Как можно было его не замечать? Я боюсь, что скоро сменю род занятий и начну писать стихи, ну, или сказки.

Анна стала рассказывать о сказках в судьбах людей, виденных ею наяву. Кэтрин делилась своими эмоциями от жизни в поездках. Как много она пережила до встречи с Виктором! А Виктор… Он внимательно следил за мной, вернее моими реакциями и настроением. И я чувствовал, что ему есть что сказать мне, но он чего-то ждал.

Ужин подходил к концу, и Кэтрин предприняла быструю попытку распрощаться с нами. Виктор и Анна вежливо её отговаривали. Я посчитал, что этого было недостаточно, и решил помочь искренностью.

– Останься, моя дорогая Кэтрин! Я уже не представляю свой обычный день и этот необычный мир без тебя.

Воцарилась странно неожиданная пауза. Виктор быстро взглянул на Анну, затем на меня. Кэтрин искренне растрогалась и сказала, что ей действительно надо уехать и пригласила меня проводить её.

Машина уже ждала, мы прощались во дворе.

– Я не перестану гордиться твоим самообладанием и уровнем стремлений, мой Алекс. Ты и правда ещё не знаешь, что можешь. Но запомни, «можешь» – не значит «будешь». Продолжай свой путь очень осмотрительно и собранно. И помни, доверие – это самое главное в жизни Виктора.

Мне было нечего сказать, кроме благодарности. Мы обнялись, и она уехала. А я всё стоял и смотрел вслед удаляющейся машины.

Была уже ночь. Дышалось легко. Я поднял глаза, небо было неприлично звёздное. Наверное, где-то среди этого сверкания хаоса, прямо сейчас и кралось моё счастье. Тихо-тихо. Надо только чуть-чуть подождать…

– У Кэтрин диагностировали церебральную аневризму. Алекс, у неё нет времени на это, – за спиной появилась фигура Виктора.

А внутри меня мгновенно образовался жгучий вакуум – противное, душное безветрие.

«Нет! Этого не может быть! Как и почему такой человек должен уйти?! Ещё и внезапно… Это же нелепость какая-то! Зачем жизнь всё устраивает так не-чест-но?!»

Наверное, во время этих мыслей я не дышал и по привычке стал закрывать все свои границы. Виктор мгновенно схватил меня за плечи и встряхнул.

– Не возвращайся туда, не надо! Мы же договорились!

Он был сейчас очень серьёзен и страшно прекрасен! Точь-в-точь грозный бог Олимпа! Мы присели на скамью. Мне не понадобилось много времени, чтоб собраться. Я уже имел опыт борьбы с неизбежным.

– Какие ещё сюрпризы ждут меня? Я серьёзно, Виктор. Ты же знал всё с самого начала.

– Знаешь, сложно увидеть в тебе то, что ты прячешь даже от самого себя.

– Я же не могу открываться и закрываться, как шкаф. Нашей профессии это не свойственно.

Я помолчал.

– Я не влюблён в неё, нет. И видимо, этому уже не дано случиться, – я вопросительно посмотрел на Виктора. Но он ничего не ответил, и я продолжил:

– Я доверяю ей. Она всегда рядом, с ней необыкновенно легко дышать, работать. Жить.

И всё-таки чувство глубокой преданности к Кэтрин наполняло меня сейчас более всего. Хотелось быть с ней столько, сколько возможно.

– Алекс, мы с тобой должны уехать. На следующей неделе пройдёт очередная конференция в Вене. Нам надо быть там за пару дней.

Странно, но именно сейчас мне больше хотелось остаться здесь, с Кэтрин, чем ехать непонятно куда с Виктором. Я даже удивился таким мыслям.

– А как мои пациенты?

– Пока мы ещё здесь, ты успеешь принять несколько. Веронику тоже. Как ты сейчас с ней работаешь, спокойнее?

– Знаешь, Виктор, мне очень приятно твоё профессиональное внимание ко мне, – отмахнулся я, потому что не планировал обсуждать Веронику в этот момент.

– Я не твой психотерапевт, Алекс. И моё внимание к тебе не профессиональное…

Я вопросительно посмотрел на него. Виктор выдержал довольно долгую паузу.

– Ты не просто очередной сотрудник или коллега, Алекс. Я хотел бы видеть тебя среди моих друзей. Среди очень близких мне людей. Найти человека, достойного доверия – это большая редкость. Я был бы очень счастлив, если бы ты стал частью моего семейного круга.

И всё вокруг начало постепенно оживать. Я мгновенно осознал, что это и есть моё абсолютное счастье. Ну, конечно же! Именно этого я и желал всем своим существом с нашей самой первой встречи. Неосознанно, интуитивно. Просто сердце и душа разобрались во всём раньше сознания и разума, наградив прекрасными эмоциями и так, по-своему давая понять, что Виктор очень близок мне. Чистое детское доверие и трепет преданного поклонника в присутствии кумира – ощущения, не покидающие меня рядом с ним. Но разве такое применимо к понятию простой человеческой дружбы?

– Как странно устроено наше существо, понять не просто, – тихо произнес я.

Виктор продолжал внимательно смотреть на меня.

– Истина, Алекс, как гора, – издалека понятнее и красивее. А вблизи обычно захватывает дух, и держат эмоции.

– Но ты свалился на меня сразу и вдруг. У меня не было шансов. Вначале.

Мы ещё долго разговаривали, и чем дальше, тем очевиднее было то, что у нас нет никаких преград в общении. Он понимал всё, многое можно было и не говорить. Виктор рассказал, как давно болела Кэтрин, что каждый её день может стать последним. И что она каждый день живёт свой последний день.

Я задумался, а если б не было её болезни? Кэтрин бы жила также? Была бы она настолько блестяща и безупречна в работе, отношениях?