Текст книги "Еду в Магадан. Безумное путешествие из Петербурга до Крайнего Севера"

Танкер. Леспромхоз Давыдово. Заброшенная деревня

Утро было добрым, несмотря на то что проспали мы не так долго, как обычно. Я наскоро залила кипятком овсянку, рядом положила пакет с орешками, чтобы впоследствии добавить их к уже готовой каше, и достала зеркальце.

Я думала, что вопрос личной гигиены для меня был решен: дегтярное мыло и сода для волос и тела, а также песок на берегу для пилинга кожи. Я очень сильно ошибалась, думая, что ничего из цивилизованного мира мне тут не пригодится. Данное путешествие было первым в моей жизни с точки зрения выживания на природе. Все предыдущие приключения были либо связаны с автостопом, когда даже федеральная трасса дает тебе блага мегаполиса, либо же я была в таежных местах, хоть и вдали от цивилизации, но рядом всегда были люди, у которых в запасе были самые необходимые для жизни вещи.

Я сидела под палящим солнцем и в ужасе рассматривала свое лицо. Оно было наполовину белым и очень сухим.

«Может быть, я покрываюсь чешуей? Я рыба. Это карма, Наташа, за ту рыбеху!»

Крема у меня с собой не было, я просто не могла подумать, что он может мне пригодиться. Потом я тщательно осмотрела свое тело. Ноги от ступней до ягодиц просто вопили, умоляли меня об увлажнении, покрытые словно второй кожей. Но то, что происходило с пятками, доставляло самую большую моральную и физическую боль. Впервые за весь недельный сплав у меня хлынули слезы из глаз. Пятки потрескались так сильно, что казалось, что спустя еще несколько дней кожа просто отлетит кусками. Я дотянулась до торчащей второй кожи на пятке: она легко отходила и была такой грубой, словно наждачная бумага. Половинка от куска сразу поддалась на мое движение и затем застряла. Попытавшись силой сковырнуть вторую половину, я увидела просачивавшуюся кровь и остановилась. Глубоко вздохнув, я взяла маникюрные ножницы, отрезала первую половину.

«Ладно, у других явно бывает хуже, хоть не цинга», – заставила я себя улыбнуться в зеркальце и сразу воскликнула:

– Чего?! – произнесла я дрожащим голосом и приблизила зубы к отражению.

Мои всегда крепкие зубы за неделю путешествия стали будто чужими. Они покрылись трещинами, и мне сразу привиделось, что вот-вот и они просто осыпятся у меня на глазах.

– Кажется, с нашим питанием надо что-то делать.

– Может, хватит быть вегетарианкой?

– Да я уже…

Я ответила так просто, потому что знала, что в ближайшие дни мы не найдем мясо. На рыбу я и так была согласна, учитывая, что моими же руками была ранее приготовлена уха. Но теперь я не только хотела рыбу, но и просто молилась на нее.

«Нам явно нужна и растительная пища, и рыба. Мы же ничего свежего не едим».

У нас были лишь крупы, орехи, сухое молоко и кое-какие консервы. Оставшуюся рыбу, которую нам подарил отшельник, мы так и не уберегли – она протухла под палящим солнцем.

Леша был гораздо организованнее меня и заранее позаботился даже о рыболовных снастях. И мы воспользовались ими лишь единожды. Не поймав в первый раз рыбу, решили больше ими не злоупотреблять, дабы не тратить драгоценное время, которое могли использовать для гребли.

Погрузив всю нашу походную утварь в лодку, мы отправились дальше. Настроение мое упало, несмотря на всю прелесть похода. Я накручивала себя из-за всего этого и боялась идти дальше. Впервые у меня закралась мысль о том, что вполне возможно не получить медицинскую помощь из-за того, что мы находимся вне цивилизации. В своих фантазиях я уже была беззубая и покрытая чешуей, как амфибия.

Леша указал на какой-то ручей на левом берегу реки, чем прервал поток моего богатого воображения. Приблизившись к нему, мы поравнялись с зеленой лодкой, в которой находились муж и жена. Это были Виктор и Лариса Ивановы. Капитан танкера и его жена-матрос. Их судоходное средство стояло в нескольких сотнях метров от нас. Как выяснилось, они специально встали на якорь недалеко от ручья, чтобы утром традиционно набрать здесь минеральной воды, а затем отправиться дальше в сторону Киренска.

– Ребятки, полезный источник для организма! Обязательно наберите и пейте перед едой. По вкусу на любителя, конечно, но пользы очень много, особенно для желудка.

Леша наклонился к рюкзаку и достал что-то белое и плоское. Оказалось, что помимо фильтра для воды мой напарник захватил с собой и складную канистру. Она вмещала в себя пять литров.

– Ну, давай проверим ее в действии.

Мы набрали внутрь канистры воду для того, чтобы пить ее во время дальнейшего пути. Затем достали наши походные кружки и испили лечебной водицы прямо на месте. Леша осилил половину кружки, я же смогла для галочки сделать ровно семь глотков.

За время нашей трапезы мы разговорились с Виктором и Ларисой. Добродушные и улыбчивые, они жили этой рекой и своим делом. Даже в процессе небольшого общения мы почувствовали, что от них веет счастьем. У них была та энергетика, которая присутствует у людей, находящихся на своем месте в жизни.

– Ребята. А у вас как со временем? Давайте мы вас сейчас подкинем на моторной лодке на наш танкер? Лодку здесь оставьте, ничего с ней не будет. Проведем экскурсию по танкеру.

– Накормим вас. Сейчас как раз время обеда, а у нас столько вкусностей, что уже и не знаем, куда их девать, – добавила Лариса.

Говорят, что как корабль назовешь, так он и поплывет. Смотря на их танкер, ощущалось, что плывет он идеально. А вот некое «правило», что нельзя брать на корабль женщин, здесь разбивалось в пух и прах.

На рабочем танкере было очень чисто, чувствовалась дисциплина, и вместе с тем веяло атмосферой уюта. Пока мы ходили по всем уголкам судна, матросы приготовили нам гороховый суп, пожарили яичницу, сварили компот, порезали домашний сыр и овощи.

– Мы сами в Киренске живем. Я работал всегда на танкере. А потом Лариса уволилась. Ну, Ларис, расскажи.

Виктор улыбнулся своей жене, и она продолжила:

– Я работала в школе учительницей, да. А потом подумала, а почему бы не работать с мужем? Нам вдвоем хорошо, места восхитительные. Совмещаем работу и путешествия. Мы всегда вместе, и нам это нравится.

После плотного обеда мы перешли в капитанскую рубку. Там Виктор достал самые точные карты этой местности, о которых мы с Лешей могли лишь мечтать. Мы все склонились над уникальными изгибами и чертежами, в то время как Виктор давал ценные указания для наших будущих остановок, со знанием дела проводя пальцем, словно указкой, по листам на столе.

– Вот тут находится деревня Коршуново. Записывай, Леша. Здесь вам обязательно надо будет остановиться.

Леша параллельно дублировал в блокноте предстоящий путь и отмечал наши возможные остановки.

– В Коршунове спросите, где живут Кирилл и Мария. Скажите, что от меня. У них есть гостевой дом, сможете переночевать на кровати. Вы только не стесняйтесь, смело стучите и привет передавайте от нас. Тааак. – Виктор неторопливо водил пальцем по бумажным изгибам реки, высматривая знакомые места. – А вот здесь будет деревня Частых, там зимовье есть на правом берегу. Летом в деревне живет Валерий, если будет не на охоте, тоже передавайте привет.

Леша детально срисовывал с речной карты все основные повороты реки с ее большими и небольшими островами и отмечал потенциальные точки наших будущих остановок. В этот момент Лена в моем воображении становилась еще более живой для меня, будто она сама подпустила нас еще ближе, познакомив с этими прекрасными людьми реки и открыв через них новые места и наши будущие поистине важные знакомства.

Мы стали спокойнее идти по реке, сделав за прошлую ночь двухдневную норму. Мы выстроили план на ближайшее время благодаря Виктору. Первая остановка должна была произойти у деревни Коршуново, вторая же – возле зимовья у деревни Частых. Мы шли к своей первой цели, ожидая попасть туда к вечеру.

Остановки для того, чтобы приготовить пищу, в этот раз не предполагались. Лариса на прощание протянула нам целый пакет с едой. Помимо консервированных шпрот, картошки и других овощей там были даже оливки. Но самым ценным и значимым для меня подарком стал целый тюбик увлажняющего крема для тела. Видимо, моя кожа трансформировалась в чешую, раз Лариса молча положила крем в пакет с едой, хотя мы с ней даже не поговорили о моих переживаниях относительно состояния кожи.

– Ого, Леш, смотри, какая деревня благоустроенная. Ничего себе!

По левому берегу от нас, словно по линейке, выстроились ровные деревянные дома. Не избы, а дома. Все они были новые.

– Смотри, тут даже деревянные дома в несколько этажей есть. А может, это и есть возрождение деревень? А, Леш?

Наивным взглядом я провожала сколоченные дома из досок, представляя, что в такой дали от цивилизации действительно решили возродить заброшенную деревню и я лично вижу ее возрождение. Теперь здесь не урочище, а настоящие улицы и дома, где готовится пища, пусть и не в печи. Здесь даже виднелись линии электропередачи. Но самое важное – до нас доносились звуки жизни. Где-то что-то пилили, кто-то громко звал Николая. Людей было достаточно, но до меня все же дошло истинное предназначение этого места. Мне стало грустно и печально.

Это была база «Давыдово», где проживали лесорубы. Это был поселок вахтовиков, куда приезжали на работу мужчины из соседних деревень и даже из крупных городов из-за отсутствия работы. Совсем рядом с современной «деревней» нашему взору предстал рабочий процесс. На берегу реки работали экскаваторы, грузовики, группы рабочих что-то громко кричали и махали в разные стороны, показывая, куда лучше опускать опилки на сжигание. Мы молча шли по реке, постепенно входя в зону густого смога. Перед нами сгорал лес в виде множества опилок и остаточных материалов, которые не пригодны для продажи. По сторонам бесконечной вереницей разъезжались машины с кругляком. Он пойдет дальше. Из самых недр девственной тайги в чужие города и страны.

Ленская земля, будто желая еще сильнее кричать от безысходности, на ближайшем своем изгибе, буквально в нескольких километрах от лесозаготовок, показывала заброшенную деревню с невероятно притягательной старинной церковью из кругляка. Это была уже давно опустевшая деревня Мутина.

Начало смеркаться. До деревни Коршуново оставалось не более десяти километров. Но мы предпочли сделать остановку здесь, несмотря на такое позднее время.

Мы неторопливо подошли к церкви. Крепкие стены церковного прихода показывали свою стойкость, несмотря на почтенный возраст. Она гордо стояла посреди деревни, и все деревянные избы следовали ее примеру. Если бы не высокая трава, то издалека могло показаться, что деревня еще живая, что она дышит, несмотря на то что уже более десяти лет здесь не было ни одного жителя. Каждый дом был без оконных рам, но его стойкие стены, словно атланты на последнем дыхании, удерживали историю своей жизни.

Мы зашли в церковь и встали у окна. Перед нами открывались прекрасные просторы сибирской земли. Этот вид встречал каждое утро его местных жителей и этим потрясающим видом провожал мутинцев после трудового дня.

Мысли о былом столкнулись с реальностью благодаря нарастающему звуку машины. Из тайги медленно вылез грузовик и направился вдоль умершей деревни в сторону леспромхоза, неся на себе еще не обработанные стволы вековых деревьев и поднимая за собой густые облака пыли от проселочной дороги – единственной живой артерии в этом заброшенном деревенском организме.

Я не одна. Село Коршуново

Предпочитая путешествовать в одиночестве, я всегда наслаждалась неограниченной свободой и возможностью выбора. Вот здесь я, пожалуй, сделаю привал. А в этом городе останусь еще на сутки. С этим мужчиной ехать не хочу, нужно выйти. Сегодня на обед пельмени и купание в реке. А может, свернуть с федеральной трассы и помчать в таежную деревню? Погнали, Наташа.

После нескольких одиночных путешествий по стране я настолько привыкла к такой интерпретации свободы, что на вопрос: «А почему ты одна путешествуешь?» – я, не раздумывая, отвечала: «Это максимально комфортно. Ты находишься наедине с собой и своими мыслями, ты разделяешь процесс путешествия с окружающими и с собой. Если тебе хочется что-то сделать, то не нужно ни у кого спрашивать разрешения».

В одиночных трипах я видела одни лишь плюсы и с недоумением слушала людей, которые твердили, что с кем-то путешествовать гораздо интереснее.

Я не отрекалась от своей убежденности относительно плюсов одиночного пути. Но вместе с тем осознавала разницу и пыталась найти плюсы и от совместного путешествия с другими людьми. Если первый вариант был направлен на максимально свободные отношения с окружающим миром, то дорога рука об руку с другим человеком по заранее заданному маршруту предполагала большую работу над собой.

– Наташа, темнеет, давай остановимся на природе.

– Нам всего несколько километров осталось до Коршунова. Даже если мы не будем ни к кому заходить в гости, то возле деревни спать безопаснее. Сколько ночей до этого шли, тут осталось всего час или два от силы.

– Тут другое дно. Смотри, как низко вода и какие валуны под днищем!

Вместе с отталкиванием наших весел от водной пучины мы отталкивали друг друга. Напряжение нарастало. Не готовые к уступкам и выставляя вперед свое «я», мы твердо были уверены в своей личной правоте. И поссорились, но держали лодку на плаву до самой темноты.

В одиночном пути такие моменты невозможны по причине отсутствия другой стороны, здесь становящейся для тебя красной тряпкой, которой ты то присваиваешь детские страхи, то придаешь ей лицо самого строгого критика в твоей жизни. Ты сопротивляешься, злишься и требуешь освобождения.

«Блин, ну как же классно одной путешествовать!» – говорила я себе в те моменты, сама не замечая, что этой фразой не даю себе развития и возможности посмотреть на себя со стороны, превращаясь в капризного ребенка, который не способен на конструктивный диалог и ищет лишь волшебную таблетку.

Как часто бывает, жизнь сама все расставляет по местам. И в тот момент, когда сумерки перешли в лунную ночь, мы увидели свет огней на берегу реки. Лай собак подтвердил, что мы подошли к ключевой точке нашего пути. Это было село Коршуново.

Чем ближе наша казанка подплывала к населенному пункту, тем яростнее встречал нас лай собак. По количеству их голосов мы строили предположения о населении этой деревни. Из-за отсутствия дополнительного освещения мы лишь строили догадки о масштабах деревни, но количество моторных лодок на берегу давало косвенное представление о том, что село живет весьма хорошо.

КАК ЧАСТО БЫВАЕТ, ЖИЗНЬ САМА ВСЕ РАССТАВЛЯЕТ ПО МЕСТАМ.

– Ну что. Время вроде не позднее… Может, попробуем найти знакомых нашего капитана? Если в этом доме, конечно, свет горит. И скажем, что у нас палатка есть, просто поздороваемся.

Мы оставили лодку по соседству с другими ее сородичами и отправились на поиски нужного дома.

– Так, вот этот по счету четвертый.

– А он точно сказал четвертый? Не пятый?

– Вроде четвертый. В пятом света нет, а в четвертом горит что-то.

– Ну, давай попробуем.

Я постучала в дверь. Чувство неудобства перед совершенно незнакомыми людьми уже заранее мной овладело. Еще не было слишком поздно, но кромешная уличная тьма будто подсказывала, что гостевое время уже вышло. Тем более для незнакомцев.

– Может, пойдем? Как-то неудобно.

– Тсс. Кто-то идет.

Мы замерли и сквозь лай собак прислушивались к звукам дома и его домочадцев.

– Кто там? – Из-за двери послышался голос женщины.

«Ну все. Теперь точно стыдно. Не дай бог, если разбудили ее! Надо было утром стучать!»

– Извините, пожалуйста, что так поздно. Нас зовут Наташа и Леша. Путешествуем на лодке по реке Лене. Вот утром встретили Виктора и Ларису на танкере. Они про вас рассказали…

– Кирилл! Тут к нам гости! – прокричала женщина в сторону дома, открывая дверь и перебивая мой рассказ. – Да что там стоите как не свои? Заходите в дом. Только вчера Витя у нас был!

Мы неторопливо зашли, и я добавила:

– Мы только что причалили. У нас палатка, все есть. Мы с вами просто поздороваться зашли…

Но меня никто не слушал.

– Да будьте как свои, проходите в дом, что в темноте-то стоять. Кирилл, Ваня! Ну где вы там? Ставьте чайник. Путешественники приехали.

Своим появлением мы нарушили покой этого дома. Я всячески старалась не думать о городском представлении о незнакомых гостях посреди ночи. Но это было сложно.

«Они нас даже не знают, но с порога так относятся. Как это удивительно!»

Мы с первых слов будто были давними знакомыми этой семьи. Они приняли нас так по-домашнему.

– Садитесь за стол. Как дома будьте, че вы, – сказал Иван, улыбаясь и протягивая руку для приветственного рукопожатия.

В кухне было тепло, и я старалась раствориться в добродушии этой семьи.

– Мы завтра пойдем рыбачить, да ружье надо проверить. Вы с нами? А днем еще днюха будет в селе у приятеля, заочно вас приглашаем. А вообще оставайтесь сколько хотите! Дом гостевой хоть и строится еще, но жить можно. Куда вам спешить?

Создавалось приятное ощущение, будто мы здесь свои, и я даже немного позавидовала своей фантазии. Мол, я, местная жительница Коршунова, а это Леша, мой жених (допустим), и мы зашли по старой доброй традиции к нашим соседям, чтобы обсудить насущные деревенские проблемы.

Запись в дневнике в ночь с 22 на 23 августа. Село Коршуново.

«Нас так гостеприимно встретила Мария и ее сыновья! Они нас приняли и выделили целый дом! Будем спать с Лешей в их зимнем гостевом доме на окраине села. Я пишу, подсвечивая себе фонариком от телефона. Леша включил песню, под которую делал свои сакральные дела на корме лодки. All about us. Эх… Люди здесь невероятные. Попросили нас остаться! Завтра в селе какой-то праздник, и сказали, что баньку затопят. А главное – я смогу завтра позвонить маме с таксофона с 9 до 12, когда свет дадут, а то потом до Витима (это где-то 240 км) вообще не будет никакой связи…»

Дальше в записях блокнота шло детальное перечисление еды, которая у нас была раскидана по пакетам, и то, чем мы ужинали в деревне. Видимо, о чем душа наиболее остро болела, о том я и писала.

«Сегодня наелись! Салат, хлеб с икрой (эта фраза подчеркнута внизу ручкой), арбуз! Чай пили, печеньки ели. Ура. Теперь я смогу нормально поспать».

Село Коршуново, как и множество других населенных пунктов на реке Лене, было основано в XVIII веке, а именно в 1723 году. Название оно получило в честь Степана Коршунова – пашенного крестьянина, скорее всего, выходца из Центральной России. Село, являясь фактически ровесником Санкт-Петербурга, представляло собой в утреннюю и солнечную пору очень приятное зрелище.

Улицы села идут параллельно течению реки. Всего здесь три основные улицы: Ленская, на которой мы ночевали в гостевом доме, Советская, находящаяся в середине села, и Лесная, которая была расположена у края лесного массива. Оставив все вещи в гостевом доме, мы налегке отправились к нашим новым знакомым, с которыми познакомились вчера.

– Доброе утро, путешественники. Выспались?

На крыльце дома нас встретил Кирилл, а на улице уже грелся чайник для утреннего кофе.

МЫ, ГОРОДСКИЕ ЖИТЕЛИ, ЗАЧАСТУЮ ОТСТРАНЯЕМСЯ ОТ ПРИРОДЫ, КОТОРАЯ ЯВЛЯЕТСЯ ЧАСТЬЮ НАС. МЫ САМИ КУЕМ СЕБЕ ЦЕПИ И ЗАМУРОВЫВАЕМ СЕБЯ В БЕТОННЫЕ КРЕПОСТИ. НА ЛОНЕ ПРИРОДЫ НАМ, ОКРУЖЕННЫМ СВОБОДНЫМИ ЛЮДЬМИ, ПОРОЙ СТАНОВИТСЯ ДИСКОМФОРТНО, ВЕДЬ МЫ ПРИВЫКЛИ ДЕРЖАТЬ ВНУТРЕННЮЮ СВОБОДУ ВЗАПЕРТИ НА ПРОТЯЖЕНИИ ДОЛГОГО ВРЕМЕНИ.

– Выспались! А свет дали?

– Дали, но лучше сейчас звоните, а то бывает, что выключают до 12 часов.

Электричество в селе включили на три часа, и мы успели дозвониться до родных, которые находились от нас в четырех тысячах километрах по прямой через бесчисленные дебри тайги, десятки горных рек и уральских перевалов.

– Мамуль, следующий населенный пункт со связью будет больше чем через двести километров. Так что не волнуйся. Течение тут спокойное, люди прекрасные, с Лешей сдружились, поэтому не переживай.

– Хорошо, Натуль. Но ты звони, как будет связь. Леше привет.

Услышав голос мамы, полный оптимизма и любви, я сразу же почувствовала себя лучше, будто сделала зарядку или пробежала марафон. И только после этого столь важного дела мы принялись за завтрак и стали собираться с нашими новыми знакомыми на рыбалку.

Нас было четверо. Мы с Лешей и двое взрослых мужчин – кровных братьев, рожденных в Коршунове и проживавших здесь бо́льшую часть своей жизни. Мужчины заправили моторку, и мы отправились на скорости против течения реки проверять сети на наличие рыбы.

Мы, городские жители, зачастую отстраняемся от природы, которая является частью нас. Мы сами куем себе цепи и замуровываем себя в бетонные крепости. На лоне природы нам, окруженным свободными людьми, порой становится дискомфортно, ведь мы привыкли держать внутреннюю свободу взаперти на протяжении долгого времени.

Мы сплавлялись уже неделю, и за это время Леша открывался передо мной все с новой стороны. Еще на окраине Череповца я увидела городского парнишку, который жаждет приключений. Этот образ так засел в моей голове, что разглядеть глубину его души мне до определенных пор не хватало духу.

Диалоги Алексея с деревенскими жителями были построены на расспросы об истории местности. Он пытался понять отношение сельчан к государственной и муниципальной властям. Но самое интересное, на что я обратила внимание только сейчас и что ускользало от меня раньше, – интерес к современной жизни деревни с точки зрения общественного образования.

Леша по образованию был учителем математики, и в каждой жилой деревне или поселке он интересовался бытом местных учителей. Сначала я скептически относилась к его вопросам, затем присмотрелась более пристально и поверила в его искренний интерес лишь по возвращении из путешествия. Даже спустя годы Леша не забывал про возможность жить в этой отдаленной глубинке на берегу дикой реки, где топить печь в деревянной избе необходимо не для романтики, а для выживания.

– Ну что, ребят, запрыгивайте, – крикнул нам из лодки Ваня, параллельно заводя мотор.

Нам в лицо ударил встречный ветер. Погода была пасмурной. Мы летели на моторке по Лене против течения. Я почувствовала себя первобытной леди – настолько странно было в тот момент преодолевать так бодро и шустро столь большое расстояние по реке. За минуты мы проезжали километры, в то время как мы с Лешей эти же расстояния могли пройти лишь за несколько часов с потом и мозолями на руках.

«Даже как-то грустно осознавать, что на моторке мы можем дойти до Ленска за какие-то часы, в то время как на казанке мы пройдем тот же путь за неделю, а то и больше. Хорошо, что у нас не моторка!»

Я улыбнулась, закрыла глаза и подняла лицо к небу.

«Нет. Как же прекрасно, что у нас не моторка. Определенно!»

Рулевой притормозил на повороте реки, и мы стали плавно лавировать вдоль мелководья. Братья показали рукой в сторону берега, заросшего травой. Мне сразу бросилось в глаза что-то темное. Лодка притормозила, и мы словно в замедленном режиме поравнялись с темным пятном. Это было тело медведя. Мертвого медведя без лап.

– Вот твари, – проговорил рулевой и сплюнул.

– Твари?

– Ну конечно, как их еще назвать? Видишь, лап нет? Это все для китайских товаров. Лекарства или мази они там свои делают из когтей медвежьих. Браконьеры. У себя всех истребили, теперь на нашу тайгу метят. Твари, а не люди.

– Наташ, мы сами можем охотиться. Но никогда до такого не дойдем. И вообще, ребята, запомните, истинные охотники никогда не будут убивать больше, чем нужно для выживания. И если, например, даже на медведя пойдут, то, увидев медведицу с медвежатами, никогда, слышите, никогда, не убьют никого! Это подло и низко.

Тело убитого медведя лежало на песке в нескольких метрах от реки. Его мощные лапы были небрежно раскиданы в разные стороны. Браконьеры трепали его, убитого, издеваясь над хищным сильным телом.

«Как так могли отнестись к хозяину тайги?» – недоумевала я.

Мы отдалились от этого места, но даже издалека оно еще долгое время просматривалось.

Этот день был объявлен мужским. Рыбалка, покупка соляры для лодок, проверка оружия на охотничьей территории. Я не противилась, напротив. Была рядом с мужчинами и наблюдала за ними со стороны.

Мне всегда нравились движения людей, которые живут в деревне. Раньше мне казалось, что это я себе придумала, что, мол, у жителей глубинки есть особые движения. Но чем больше я путешествовала по России вне федеральных трасс, тем сильнее становились мои убеждения. Движения людей, живущих на природе, где жизнь граничит порой с суровыми условиями, еще сильнее доказывают это. Походка их уверенная, порой чуть сгорбленная, будто спина заранее готовится укрыть тело от возможного погодного ненастья. Их тела не делают лишних движений, но любое движение максимально точное, будто в них с рождения живет далекий предок, готовый в любую секунду отправиться на бой с диким зверем, живущим по соседству. Говорят они прямолинейно, искренне, не пытаясь лукавить и лицемерить. Они не часто широко улыбаются, дежурность здесь не к лицу. Но зато отнесутся к тебе со всей внимательностью, и если почувствуют твой дружелюбный настрой, то знай – ты им останешься на долгие годы верным путником-другом, для которого они не пожалеют ничего, что дорого их сердцу.

У братьев, с которыми мы отправились на местный промысел, были именно такие движения и такая манера разговора. Даже несколько страшно писать такое. Будто это что-то забытое старое, что можно разглядеть лишь в редких старинных экспонатах в отдаленных музеях страны. Страшно, но отчасти это и есть истина. Мегаполис со своими устоями заканчивается через несколько десятков километров, и на смену ему встают давно забытые городскими жителями люди искренней силы.

Братья размашистыми движениями рук разматывали рыболовные сети, я же сидела на берегу реки и фотографировала их. Когда что-то выходило не по их плану, они громко бранились, но эта брань звучала шутливо и даже как-то добродушно.

– Тут это, запрещено сетью ловить, – промолвил попутно один из братьев.

– Ну как это, официально типа нельзя, – добавил второй и продолжил: – Вот как сделали власти местные или какие там. Вот мы все живем на реке, на Лене живем. И русские, и эвены, и якуты. Так?

– Так, – одобрительно ответила я.

СТРАШНО, НО ОТЧАСТИ ЭТО И ЕСТЬ ИСТИНА. МЕГАПОЛИС СО СВОИМИ УСТОЯМИ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ДЕСЯТКОВ КИЛОМЕТРОВ, И НА СМЕНУ ЕМУ ВСТАЮТ ДАВНО ЗАБЫТЫЕ ГОРОДСКИМИ ЖИТЕЛЯМИ ЛЮДИ ИСКРЕННЕЙ СИЛЫ.

– А вот сетями нельзя ловить рыбу русским. А вот малочисленному, коренному населению можно. А мы, стало быть, не коренное? Мои все предки с этой реки. Она нас поит и кормит. Мы испокон веков тут живем. И нам нельзя ловить, а им можно. Ну это ли дело?

– Не дело, – ответила я.

– Как будто мы для предприятия рыбу ловим. Мы же для себя! На зиму закоптить, вечером пожарить, днем уху сварить. Тьфу.

Выловив необходимое количество рыбы, чтобы приготовить ее на ужин и заморозить на неделю вперед, мы вернулись в деревню, где вовсю шли гулянья – у кого-то из местных был день рождения. Мы с Лешей бродили по улицам села, я здоровалась с коровками, фотографировала их на фоне сибирских наличников, а вечером нас ждала баня. Настоящая, крепкая, сибирская баня. А после бани мы пошли в теплый дом, где нас ждали ужин и рассказы о здешней жизни.

Мы заговорили о леспромхозе «Давыдово», который рубит тайгу, да о заброшенной деревне Мутина, которую мы видели, когда шли до Коршунова.

– А наша бабушка, кстати, родом оттуда. Да, с той самой деревни Мутина, заброшенной. Коршуново… Оно почему такое большое еще. Сюда съехались все жители окрестных деревень. Вот оно как… Было, значит, много деревень, а теперь их нет, вместо них одно большое Коршуново.

Братья немного помолчали, а затем продолжили.

– Вот вы говорите о местах, которые проходили на лодке, – леспромхоз. Тайгу нещадно рубят, говорят, аж до Визирного дойдут. Но вот вы, москвичи да питерцы, видите все с одной стороны. А с другой что? А с другой стороны, жизнь и зарплата местных. Леспромхоз кормит большинство наших мужиков. Это чуть ли не единственное рабочее место в здешнем регионе. Зарплата хорошая, работа вахтовая. Да, рубят лес. А что, в советское время не рубили? Еще больше, может, рубили! Или вот вам жалко, что деревни заброшенные стоят. А кто их возрождает? Вот леспромхоз отчасти и возрождает. Не было бы таких зарплат – остались ли здесь жить большинство мужчин? Нет, конечно.

Мы здесь ровно сутки, но ощущение, будто с местными знакомы всю жизнь. Мой агрессивный настрой относительно леспромхоза немного спал. Я часто делаю выводы, основанные на первом предположении. Я стала думать, имею ли я право осуждать здешнюю политику и нравы, то, что кормит оставшиеся деревни. Ведь не будь того леспромхоза, приплыли бы мы с Лешей вообще в Коршуново или прошлись бы по нему, как по той самой заброшенной деревне Мутина?

Вечером мы собрались в доме после бани, где новые знакомые показывали нам охотничьи видео, снятые их товарищами на промыслах в тайге.

– О. Во, смотри, смотри, ща будет, – говорил Иван, указывая рукой в экран. – Берлога медведя! Ща палкой будить будет.

– Ой, – печально вырвалось у меня.

– Не очкуй, Наташа. Мы же не дикие звери, как те китайцы. И вообще, у настоящих охотников отношение к медведю должно быть уважительное. Да, мы же говорили, помнишь? Мамку охотники не трогают с медвежатами, только самца крупного.

Я отвернулась от экрана и принялась пить чай. Во мне продолжали бороться разные мысли, я училась принимать реальность и жизнь. Я была готова никого не судить, но насильно смотреть то, что мне некомфортно, – нет.

– Ребята, вы, наверное, не видели. Есть такой Васюков, он фильмы снимает о жителях тайги. О нас, можно сказать, да так четко, все как есть снял. Мы вот этот диск из деревни в деревню по большой воде отправляем с его фильмами. «Счастливые люди» называется. Посмотрите. Очуметь, как он четко про нас всех снял.

Я смотрела цикл документальных фильмов «Счастливые люди» о жизни сибирских охотников на Енисее Дмитрия Васюкова еще до поездки и была поклонницей его творчества. Меня приятно удивило не то, что наш новый приятель был поклонником его фильмов, а то, что из деревни в деревню информация о режиссере и его документальных фильмах распространялась благодаря диску да течению большой реки Лены.

Утром солнечные лучи ярко встречали нас по дороге из гостевого дома в дом наших братьев уже во второй раз. Но теперь мы шли как туристы: с рюкзаками за спиной и фотоаппаратом. Мы шли прощаться. Впереди были новые километры по реке.