Текст книги "Приметы Времени"

«Хранитель искры из Грааля…»

 
Хранитель искры из Грааля
Молчал за тусклой пеленой.
Вдруг черное крыло рояля
Сверкнуло за его спиной,
 
 
И вырвались на волю звуки,
Переполняя грудь ветрил.
Рыдала музыка в разлуке
С тем, кто ее не воплотил.
 
 
Отказ от творчества страшнее
Паденья в глубину пустот.
В судьбе остался чародеем,
Разбившимся на брызги нот.
 

«Ты – раковинаСкрыл меня от мира…»

 
Ты – раковина. Скрыл меня от мира,
В объятьях створок, за решеткой рук.
Волшбой прохладной, мастерством факира
Заставил спать, смертельный сняв испуг.
 
 
И я плыла, качаясь в колыбели,
По волнам сна, в голубизне морей…
Но отступили воды, обмелели,
Чтоб разбудить сознанье поскорей.
 
 
Тот день настал – и кораблекрушенья
Не удалось чудесно миновать.
Вдруг все вокруг опять пришло в движенье,
Настало время – сердце открывать.
 
 
Ворвался в жизнь соленый свежий ветер,
Покров небес упал к моим ногам.
И я ушла, как вдруг уходят дети
Из теплых спален – к дальним берегам.
 

«Твоя судьба – как остров в океане…»

 
Твоя судьба – как остров в океане,
Сквозь облака струится свет дневной…
Пусть прошлое на сонном Роатане,
И будущее – точно не со мной,
 
 
Негаданно пересеклись маршруты,
Ты мне доверил компас и штурвал.
Теперь грусти о краткости минуты,
Когда меня ты в шторм поцеловал.
 

«Сто дорог прошел упорно – все же…»

 
Сто дорог прошел упорно – все же
Мудрость не принес назад в мешке.
Говорят, путь пилигрима сложен
И загадка – вечно вдалеке.
 
 
Видел сотни вознесенных храмов,
Требовал ответов у владык.
Только веры не обрел упрямо,
От блужданий бесполезных сник.
 
 
Кольца власти и мечи закона —
Колдовских иллюзий череда.
Ты прозрел, и зацвела Сиона
В самом сердце синяя звезда.
 
 
Отворилось вещее наследство,
Дар любви, лекарство от скорбей.
Ты признал, что бесполезно бегство
От познанья истины в себе.
 
 
С той поры глядишь кругом спокойно,
Наблюдаешь мир со стороны.
И молчишь, заговоренный воин,
О путях, что людям не видны.
 

«По тропе буддийских монахов…»

 
По тропе буддийских монахов,
Берегам скалистым Меконга,
Я брожу без боли и страха,
В древних ритмах медного гонга,
 
 
Что звучит из сумрачных джунглей,
Точно песня связанных молний.
Тлеют страсти солнечной угли,
Где плескалось древнее море.
 
 
Дети смуглые, новое племя,
Не гадают, ты пламенный ангел
Иль светил поверженных пленник…
…Тает время в Луанг Пробанге.
 

«Вернуться сразу в февраль, в тебя…»

 
Вернуться сразу в февраль, в тебя,
Без сокрушенных страданьем лет.
Движенье времени торопя,
Купить обратно один билет.
 
 
Свободной, сильной, сгоревшей в смоль,
До страсти нужно – тебя обнять!
Под сердцем радостный ля-бемоль
Мажором жизни звучит опять.
 

«Разливы крови королевской…»

 
Разливы крови королевской:
Извивы жил, изгибы рек.
Небесные истоки блеска,
Забытые в железный век.
 
 
Кто слышит тайные теченья,
Свиданий замыкает круг,
И глубина предназначенья
Становится понятной вдруг.
 

«Разбив молчанья оковы…»

 
Разбив молчанья оковы,
Блаженство – песней увлечься.
Сияньем тихого слова
Раскрасить смутную вечность,
 
 
Свечение в буквах продлится,
Сплетеньях сердца и слога.
Прохладный вечер дымится
Над сизой дельтой Меконга.
 
 
Миры сомкнутся, как мифы
Под кисточкой каллиграфа…
Спят в иероглифах рифмы —
Богатство книжного шкафа.
 
 
Но вдруг незримый оркестр
Рождает к жизни созвучья.
Взмывает речь в поднебесье
Волной певучей, тягучей.
 

«Я запомню тебя навсегда вдохновенным и молодым…»

 
Я запомню тебя навсегда вдохновенным и молодым,
Как еще далеко до штормов и бразильских закатов…
Над полями туман, над руинами прошлого – дым,
Мы стоим на земле, нас любившей когда-то.
 
 
Что на сердце – не знаю, но звякнула горечь и жесть.
Не тревожь меня! В наших мечтах остаюсь настоящей.
Ты уходишь назад, обрываясь в крутом вираже,
И, наверное, будешь мерещиться в зеркале чаще.
 
 
Через толщу времен ты со мною дыши, говори,
Нам открыты врата, я внимаю мольбе безрассудной.
Пусть мои сновиденья взрывают тебя изнутри,
Не давая забыть, кто ты есть и откуда.
 

«Ловлю твой след на зеркалах разлуки…»

 
Ловлю твой след на зеркалах разлуки
Хвостом кометы в сфере удаленной.
Из фортепиано извлекаю звуки,
Прислушиваясь к эху удивленно.
 
 
Другой язык! Он до рожденья слова
В себя вместил и голоса, и разум.
Качаюсь на звучащих нотах, словно
Со мною ты на всех высотах связан.
 
 
Я познаю тебя на вкус и запах,
Сквозь расстоянье впитываю кожей,
Несу любви горящий отпечаток,
Осознаю во всех различьях – схожесть.
 
 
До срока воле высшей не покорна,
Теперь сама бешусь от промедленья.
Ты прорастил во мне молитвы зерна,
Их возвращаю – мощью вдохновенья.
 

«Здесь облака отбрасывают тени…»

 
Здесь облака отбрасывают тени
На тихие задумчивые горы.
Я поднимаюсь к небу по ступеням,
Внизу оставив задремавший город,
 
 
Одетый в соль и пожелтевший камень,
Венецианских судеб отголосок.
Моя душа развеяна веками,
Ее следы на каждом из утесов.
 
 
Пленительна стремительная Тара,
И памяти незримы переходы,
Пронзительны приметы жизни старой
В явлениях изменчивой природы.
 

«По валунам – как по лежбищу черепах…»

 
По валунам – как по лежбищу черепах —
Иду, глубинный превозмогая страх,
И чувствую в отпечатках стоп
Былое время: пожар, потоп,
Лес, что уже в семенах засох,
Восход и гибель чужих эпох,
Носящийся над Вселенной дух,
Всех тех, кого собирал пастух,
И возвращал вместе с миром – в прах…
По валунам – как по лежбищу черепах.
 

«Никогда не сдавалась невзгодам…»

 
Никогда не сдавалась невзгодам,
Не спускала божественный парус,
В море чистых эмоций купалась,
Наслаждалась дыханьем свободы.
 
 
Над мирами парила на крыльях,
Прославляя земные просторы,
Стать мечтала душою простою,
Чтобы все обо мне позабыли!
 
 
Я дремала бы радужной каплей
На раскинутых лотоса листьях,
И с растеньями корни сплелись бы,
Позабывшие звездные карты…
 
 
Нет! В объятьях восточного ветра,
Полнозвучной зари златокудрой,
Принимаю прохладное утро —
Вдохновенную волю завета.
 

«Не погасит вершина земная…»

 
Не погасит вершина земная
Обжигающий ветра полет.
Я всплакну, о тебе вспоминая,
Точно в сердце расколется лед.
 
 
Померещится голос подводный,
Всколыхнувшийся полог глубин…
Дух бродяг, штормовой и свободный,
Как меня безоглядно любил!
 
 
Я тоскую по страсти соленой,
Необузданной власти морской,
Где твой призрак, грозой опаленный,
На блаженство и бешенство скор.
 

«Маршрут от Москвы до Таллина…»

 
Маршрут от Москвы до Таллина,
Где молодость в дымке таяла.
Зигзаги судьбы, истории,
Рыданье ветров расстроенных,
Обрывки симфоний Вагнера
Над плахою зоны лагерной.
Касанье закатов ласковых,
Блужданье страстей довлатовских…
Балтийского моря клавиши
И холмик на старом кладбище.
 

«Ей чудится – дней ее призрачен счет…»

 
Ей чудится – дней ее призрачен счет,
И жизнь в чужом теле с рожденья течет,
Но каждый попутчик ей странно знаком:
Как будто владеет она тайником.
У сердца есть к разным сознаньям ключи,
И помнит она о судьбе, но молчит.
В последней попытке исправить удел
Идет по земле среди песен и стрел,
И следом за ней шелестит череда
Всех тех, кто был рядом в иные года,
Как эхо в пещере, хорал в синеве —
Они вечный гул у нее в голове.
 

«За ангельским пением…»

 
За ангельским пением —
К звездам идти по приметам,
Распознавая бродяг и волхвов за версту.
Быть юным гением
Проще, чем зрелым поэтом,
Что огненным словом на сердце долбит мерзлоту.
 

«С его уходом небо стало выше…»

 
С его уходом небо стало выше,
Раздвинулся диапазон частот.
Мучительно я научилась слышать
Всех тех, кто в разных временах живет.
 
 
Перестрадав последствия паденья,
В своей судьбе почти достигнув дна,
Я стала вновь планетою отдельной,
От притяженья освобождена.
 
 
Как мне измерить глубину прилива
Раскаянья, соленых слез земли…
Все голоса, что ждали терпеливо,
Теперь в стихах оливами взошли.
 

«Как хочется нырнуть в пещеры…»

 
Как хочется нырнуть в пещеры
Подземные, там затаиться.
В пространстве первородной сферы
Невидимой волной струиться.
 
 
Спать в раковине сном жемчужин,
Осознавать происхожденье,
В широтах северных и южных
Творить свое предназначенье.
 
 
Вместить объем сокровищ, таинств,
Пронзить собой тысячелетья,
Укрыться от кровавой стаи
В спокойной глубине бессмертья.
 
 
Пусть горы сберегают память,
Хранят исток молчанья реки.
Вновь подниматься, а не падать
Мечтает искра в человеке.
 

«С Большого Каменного моста…»

 
С Большого Каменного моста —
Стена Кремлевская, храм Христа —
Всегда изменчива и права,
Встречает блудных детей Москва.
На шумных улицах не зевай,
Здесь право сильных, вороний грай,
Услышал выстрел – пригнись, молчи,
У них к свободе твоей ключи.
Сквозь холод царских темниц, палат —
Лубянка, Пресня, Охотный ряд.
Над кровью жертвенной благодать:
Отсюда правды не увидать.
В просторах кладбищ и площадей
Блуждают тени времен, людей,
Живой покорнее мертвеца:
Ни у кого своего лица!
Под сенью стертых имен, слобод
Смутьяна быстро судьба найдет:
Лихая скатится голова…
– До смерти любит тебя Москва!
 

«Как будто я другою стала…»

 
Как будто я другою стала,
Со стороны на все гляжу.
По коридорам Арсенала
Вслед за тобою прохожу.
 
 
Кругом очнувшиеся тени
О чем-то шепчутся, галдят.
Следы измен и преступлений
Ступени гулкие хранят.
 
 
Я плачу у Кутафьей башни,
К булыжникам ожившим льну,
Перечисляя бывших, павших,
Всех тех, кто до сих пор в плену,
 
 
Кому могущество и мщенье
В аду покоя не дает…
Отмаливаю возвращенье
Из бреда и чужих тенет.
 
 
Дан ключ мне от железной двери,
Куда чужим проход закрыт.
Высокий покидаю терем,
Пусть прошлое спокойно спит.
 

«Эта чертова разница между Москвой и Нью-Йорком…»

 
Эта чертова разница между Москвой и Нью-Йорком…
Над океаном и временем не перепрыгнешь.
Вид на Гудзон, мрак высотной каморки.
Где ты, в какой каменистой пустыне?
 
 
Голос надтреснутый глуше, тоскливей с годами,
Все дальше от острова, ближе к безмолвной молитве.
В чужих отраженьях дожди – отголоски рыданий.
От тщетных блужданий усталое сердце болит ли?
 
 
Но все-таки слышишь меня, искрами на подкорке
Мгновенная связь – общей памяти призма.
Нет времени, разницы между Москвой и Нью-Йорком.
Я тебя соберу по осколкам, по мыслям.
 

«По тополям рассыпан пепел…»

 
По тополям рассыпан пепел,
Рыжеет, раскаляясь, степь.
Цикады звон и знойный ветер,
Дорог изорванная сеть.
 
 
Освобождаюсь от тревоги,
Подняв покровы суеты,
И вижу дальний шлем двурогий,
Сражений канувших следы.
 
 
Здесь по холмам, как по могилам,
Брожу и возвращаю дань
Всем, кто не стал мне близким, милым,
И выбрал не любовь, а брань.
 
 
Скрывая лики пораженья,
Предчувствую плоды побед,
Веков незримое скольженье
И твой уход, и мой рассвет.
 

«Киммерийские желтые степи…»

 
Киммерийские желтые степи,
Кочевых облаков караван…
Сердце все осознает и стерпит,
Поздним вечером ляжет туман.
 
 
Пусть над нашим потерянным прошлым
Обреченно шуршат ковыли.
Но летит твоя белая лошадь
К золотым небесам от земли.
 
 
Не страшит торжество тяготенья
Тех, кто помнит о силе корней.
Пробиваются к солнцу растенья,
Чтобы стать в поколеньях сильней.
 
 
Где-то мы растеряли таланты,
Но грядущему миру верны…
Воплощенные боги, атланты,
Дети всеми забытой страны.
 

«Как будто Пушкин только что…»

 
Как будто Пушкин только что
Две розы огненные в чаше
Воспламенил. Гудит чертог,
Смуглянка по гарему пляшет,
 
 
Позвякивая ниткой бус
На гибком ласковом запястье.
Шептавшая тебе: вернусь!
Спит до сих пор в твоем объятье
 
 
И рассыпается слезой,
В которой благодарность, сила…
Фонтан любви! Бессмертный зов
Через столетья – к юной, милой…
 
 
…Вдруг утешается дитя,
От восхищенья обмирая,
Таинственной тропой пройдя
По древности Бахчисарая…
 

«Я возвращаю память городам…»

 
Я возвращаю память городам,
Где спит звезды немеркнущая сила.
Иду по сердцу, точно по следам,
Куда бы жизнь меня ни заносила,
 
 
Стремлюсь в благословенные места,
Где только нам знакомые приметы
Свидетельствуют, что земля чиста,
И прошлого разрушены запреты.
 
 
Я закрываю входы в глубину —
Там смутный хаос пробуждает атом.
Закончив дело, в небеса взгляну:
К забытым войнам больше нет возврата.
 

«Меня пленяли с детства приключенья…»

 
Меня пленяли с детства приключенья,
Порывы чувств и взрыв адреналина.
Теперь судьбы устойчиво теченье,
Благоуханна радости долина,
 
 
Где мы цветы сажаем и деревья,
Многоголосью птичьему внимая.
Нет ни разлук, ни страхов, ни кочевья, —
Чудесный мир придумала сама я.
 

Видения кантеле

«Былинный край под ангельским крылом…»

 
Мой тихий край под ангельским крылом
И покрывалом белой ночи дремлет.
Давай не будем спорить о былом,
Благословляя памятные земли.
 
 
Здесь за господство долго шли бои,
В них каждый был расколот и низвергнут.
Теперь душа рыдает и болит,
Пустынный север засыпает снегом.
 
 
Глядят в глаза, как будто узнают
Громады скал, остывшие вулканы.
А я пою судьбу и страсть твою,
Молитвой отзываюсь неустанно.
 
 
Играй на мне, я хрупкая свирель,
Послушная незримому дыханью.
Пусть нас простит Всевышний за дуэль
И приведет обратно к оправданью.
 

«Снова Севера сны: серебрится озерная заводь…»

 
Снова Севера сны: серебрится озерная заводь,
Шалью белая ночь шелестит на пустом берегу.
В нашем городе я оказалась твоими глазами:
На знакомых местах никого разыскать не могу.
 
 
Между старых домов в переулки сверну по привычке,
Не узнает никто, сколько слез упадет вдалеке.
За короткую жизнь ты сменил слишком много обличий,
А душа все грустит и на флейте свистит в сосняке.
 
 
Остаюсь за двоих, пусть меня перемучает память,
На кругах площадей застывают признаний следы.
Я целую карельскую землю твоими губами,
И меня обнимают вершины обрывов седых.
 

«Наше творчество незримо…»

 
Наше творчество незримо,
От людей храним секреты!
Пестрой нитью – через зимы
Краски северного лета.
 
 
Редкий дар передается —
Мастерство! – от деда к внуку.
Солнцем в глубине колодца
Тайную растим науку.
 
 
Узнаем друг друга всюду
По известным сердцу знакам.
И живет наш предок мудрый
Над небесным зодиаком.
 

«Остыть… Распутывать узлы…»

 
Остыть. Распутывать узлы
Осознанно и безучастно.
Рассыпать хлопьями золы
Страсть, истерзавшую напрасно.
 
 
Пронзить безмолвием миры,
Стать пленником, полярным морем…
…Взлелеять звездные костры
Над мрачной северною тьмою.
 

«Этим воздухом сладко напиться…»

 
Этим воздухом сладко напиться:
Так прохладен, прозрачен, высок!
Аромат разнотравья струится,
Созревает брусникой восток.
 
 
А ладьи, что плывут на закате,
В дальний край за собой не зовут.
Рыжий август в распахнутом платье
Дарит вечность счастливых минут.
 
 
Древний край, окропленный росою,
Тихих звезд принимающий свет…
Я твоею жива красотою
В суете убегающих лет.
 
 
Ах, Карелия! Дивная сказка,
Песня сердца и детство души!
Ты моя родниковая ласка,
Зов еще незнакомых вершин…
 
 
Я останусь на краешке неба,
Где узорчатый сосен шатер,
Петь твою тростниковую негу
И серебряный отблеск озер.
 

«В забвенье, где ты коротаешь бесславное время…»

 
В забвенье, где ты коротаешь бесславное время,
Под пальмовый шелест о главном, заветном молчишь,
Ты слышишь, как сумрачный ветер над реками веет,
Скрипит на болотах, тревожно вздыхает камыш?
 
 
В бесцветной пустыне, дыханьем земли обожженной,
Где в пенные волны забытые царства легли,
Поют ли тебе ввечеру калевальские жены
О тайнах суровой и страстной карельской земли?
 
 
В краю, где под солнцем сгораешь, как будто под рампой,
Где с разных сторон наступают на горло пески,
Намелет ли досыта слез тебе щедрое Сампо,
Очистят ли душу огнем ледяным родники?
 
 
Ты южной страны примеряешь привычно доспехи,
Но как оторваться от северных властных корней?!
Тебя настигает ли в детях волшебное эхо,
Ты можешь ли сердцем любви отдаваться шальней?
 
 
В чужой тишине кто нам новую жизнь напророчит?
Плачь, кантеле, громче, забытую боль бередя!
Признайся, ты видишь безлунные заводи ночью?
Ты помнишь, как пахнет черемуха после дождя?…
 

«Эта тихая полночь приснится ли…»

 
Эта тихая полночь приснится ли
Нам с тобой под звездою другой?
Так маяк, облюбованный птицами,
Бережет драгоценный огонь;
 
 
Изнутри согревает сияние,
И не больно о прошлом грустить.
Нашу близость хранит расстояние,
Озаряя бродягам пути.
 

«Качал колыбель мою северный ветер…»

 
Качал колыбель мою северный ветер,
Ее сторожили замшелые камни.
В холодной постели всегда кто-то третий
Меня обнимал голубыми руками.
 
 
Молилась, рыдая за сто поколений,
Слезой пробуждала застывшие скалы,
Пока оставалась в плену песнопений
Железных племен ледяной Калевалы.
 

«Пригуби горьковатое зелье…»

 
Пригуби горьковатое зелье:
Много скорби в карельском краю.
Расплескав полнолуний похмелье,
Я в грядущее дверь отворю.
 
 
Среди скал в потаенной пещере
Разум дремлет, до времени скрыт.
И никто в пробужденье не верит,
Слыша в небе дрожанье копыт.
 
 
Позабыли несчастий истоки,
Бродят пленники падших светил.
Ночью голос звенит одинокий
Над безмолвием старых могил.
 
 
Не доносятся дальние вести,
К возвращенью закрыты пути,
И поют погребальные песни
Те, кто призван к спасенью вести.
 
 
Но бессмертны глубокие корни,
Оживают в душе имена.
Я твое назначенье раскрою,
Отряхну от смертельного сна.
 
 
Чтобы ты свою силу изведал,
Отстрадавший народ разбудил…
В нашей встрече – любовь и победа,
Восхожденье к звезде впереди.
 

«Долгий вечер подернулся инеем…»

 
Долгий вечер подернулся инеем,
Размышленьем о счастье былом…
–  Расскажите, где тихая Ингрия,
Строгих предков утраченный дом?
 
 
Там, где кости лежат под обломками,
Опаленные вихрем войны?
Там, где призраки вдовьи с котомками,
Без семьи, без любви, без страны?
 
 
Обернулась – и стала невидимой,
Лишь круги по земле разошлись,
Озаряют схороненным именем
Кочевую тревожную жизнь.
 
 
Пахнет память сосновыми иглами,
На озерах становится лед.
–  Расскажите, где тихая Ингрия?
–  В родословной отцовской живет…
 

«Чувства золотая осень…»

 
Чувства золотая осень:
От ее причуд не скрыться.
Кто-то с неба искры бросил,
Заалели гроздья, лица,
 
 
Затуманились истомой
Облачных печальных кружев.
Давняя тоска по дому
Дымно опалила души.
 
 
Птицы ищут, где теплее,
Тянутся, прощаясь, к югу…
Молодость мою лелеешь,
Как пернатую подругу.
 
 
Сединой посеребренный,
На закат глядишь без страха.
Месяц, в тайнопись влюбленный,
Вышил бисером рубаху.
 
 
Лаской раскрываешь сердце,
Вздохом пробуждаешь струны.
Только нам не отогреться
В бурных переливах Суны.
 
 
Память поздних поцелуев
Пахнет яблоком и медом.
Облачную гладь волнует
Тихий свет из царства мертвых.
 

«За слоем слой ты очищаешь память…»

 
За слоем слой ты очищаешь память
Как археолог – на пути к себе,
И вот уже код времени распаян,
Сопротивленье прошлого – слабей.
 
 
На волю возвращаясь из изгнанья,
Вдруг проступают образы, черты,
Впечатанные в глубину сознанья:
Всех знаешь, видишь, осязаешь ты!
 
 
Вот мать, отец, тепло родного дома,
Калитки, разговоры у печи…
Вся боль потерь под горлом встала комом.
–  Ты только говори и не молчи!
 
 
Пусть падают раскаяния слезы
И каждый миг становится больней,
Постичь начало никогда не поздно —
Взыскует правда взрослых сыновей.
 
 
Остановись, пошли поклон далеким
Родным, судьбу увидев изнутри.
Не забывай карельские истоки
И сколько хватит сил – благодари.
 

«Мой Север – твой Самбатион…»

 
Мой Север – твой Самбатион:
Гневливый, полноводный, бурный.
Не перейдет его сын блудный,
Суров последний бастион.
 
 
В субботний день такая тишь —
Мелеет, высыхает русло,
И ты душой еврейской, русской
Стремительно ко мне летишь.
 
 
Но с места не сойти. Закон
Отступника накажет строго.
И оба мы в ладонях Бога,
А Север – твой Самбатион.
 

Родовая память

«Я на звезды гляжу, холодея…»

 
Я на звезды гляжу, холодея
В одиночестве жизни седом.
–  Иудея моя, Иудея!
Расскажи хоть сейчас, где наш дом.
 
 
Отчего бородатые предки,
Чьи молитвы тревожно звучат,
Шелестят в моем сердце, как ветки,
Продолжаются в судьбах внучат.
 
 
Отчего я встаю на колени,
Точно в спину внезапный удар,
Если слышу печальное пенье
И в душе моей плачет шофар.
 
 
Отчего я брожу пилигримом,
Повторяя чужие пути,
Вспоминая еврейское имя,
Не мечтая покой обрести.
 
 
Отчего возле рек Вавилона
Я молчу и слезы не сушу.
Возвращает к высотам Сиона
Пролетевшего времени шум.
 
 
–  Иудея моя, Иудея!
Как же мы заблудиться могли,
Чтоб в столетьях блуждать, сиротея,
В вечном поиске нашей земли…
 

«Моей судьбы прорехи и помарки…»

 
Моей судьбы прорехи и помарки
Господь прощать и помнить научил.
Сминая время, как фитиль в огарке
Субботней очищающей свечи.
 
 
Пусть между нами сотни поколений,
Теперь за всех с тобою говорю…
Живой огонь молитв и песнопений
К небесному восходит алтарю.
 

«Спят пламенеющие камни…»

 
Спят пламенеющие камни —
Пустыни выжженной цветы.
Бесплотный дух меня ласкает,
Зовет и плачет с высоты.
 
 
Он накрепко с землею связан,
В сознание людей проник.
Его мятежный путь рассказан
Страницами бессмертных книг.
 
 
Врывается дождем и снегом,
В своей любви неутомим…
Свобода открывает небо,
Где вечный зов – Иерусалим!
 

«Отчуждаясь от мыслей чужих…»

 
Отчуждаясь от мыслей чужих,
Ты в себе не находишь опоры.
Сохрани нашу связь, удержи
Огоньки шестикрылой меноры.
 
 
Пусть, как тысячи судеб назад,
Будет зов безутешный услышан
И сияньем тебя вдохновят
Милосердные ангелы свыше.
 

«Ты скоро уйдешь, незаметно сливаясь с другими…»

 
Ты скоро уйдешь, незаметно сливаясь с другими,
Кадиш поминальный задумчивый голос поет…
А я сберегу навсегда твое доброе имя,
Великое чувство, к незримым вершинам полет.
 
 
В моей тишине безмятежны и шелковы ласки,
Глубокая нежность блаженство прощаний струит.
И наши сердца, точно звенья в таинственной связке:
Я вслед за тобою земной прохожу лабиринт.
 
 
Судьбу озарить – вот такой мне из прошлого жребий,
А в будущем – Храм и небесных дозоров огни.
Не печься душе ни о счастье земном, ни о хлебе,
Но помнить о том, чью любовь завещают хранить.