Текст книги "Суровые будни войны"

 
Город – мертвый и не застекленный,
По уши по самые в снегу!
Вздыбились трамвайные вагоны
На путях на Невском на углу!
Вот застыли санки с мертвецами,
Где едва заметная тропа —
Здесь когда-то в тройке мчались сани
До Александрийского столпа!
Город почти мертвый – молчаливый,
Нет нигде ни звука день-деньской!
Дует зимний ветер от залива —
Там на льду народ еще живой!
Чайники, кастрюли, ведра, банки
Заполняет невская вода,
А потом скрипят по снегу санки
До такого дальнего двора,
До своей квартиры, что промерзла —
Но не все с водой дойдут домой
И над чьим-то телом ночью звезды
Тихо прозвенят – «За упокой».
 

 
Кони Клодта недоумевали:
Ну зачем? Куда им ехать надо,
Если столько время здесь стояли?
Что это такое за блокада?
Но их под узцы свели спокойно
Стройные, красивые Атлеты.
Красоте такой опасны войны,
Хорошо, что их спасли при этом!
Пьедесталы только пострадали —
От налета вражьих самолетов.
Так легко граниты обрубали
Бомб осколки после тех налетов!
Хорошо их спрятали тем летом
И до дней победных сохраняли,
Чтоб вернулись юные Атлеты,
Чтобы снова кони здесь стояли!
 

 
По лесам, по болотам, по топи —
Проползли, прошагали, протопали
Пронеслись, словно шквал через Линии,
Что встречали свинцовыми ливнями!
Все прошла наша армия славная,
А пехота в ней – самое главное!
И шагала она – версты в сторону,
Разделив свой паек с другом поровну!
Устояла в мороз сорок первого,
Города брала кровью и нервами!
По военным дорогам размеренно
Сквозь огонь шла пехота уверенно!
Через Одер, Дунай переправилась
И в Берлине с фашистом расправилась!
На разбитой стене вражья логова —
Расписались: Петровы и Стоговы,
Ивановы, Костровы, Лобановы,
Шварцы, Коневы и Марципановы,
Воробьевы, Семеновы, Шведовы —
«Мы дошли до Берлина с Победою!».
 

(сентябрь 1941 г.)

 
Если пуля в стволе —
Значит вылетит, точно!
Пацаны в сентябре
Повзрослели заочно.
Сорок первый тот год
Паспорта отпечатал.
Шли мальчишки на фронт —
Становились солдаты.
Кто в шестнадцать ушел,
Кто сбегал в эшелонах,
Звал их в бой Комсомол —
Звал курносых, зеленых!
Их косила война
Под Можайском и Ржевом —
Им досталось сполна
Под Москвой в сорок первом.
В самом первом бою —
Автомат вместо книжки,
Сквозь огонь и броню
Шли, не дрогнув, мальчишки!
 

 
Четкий ритм размеренных ударов —
Словно под гранитом – 100 сердец!
Старых, молодых и детских малых,
Встретивших в блокаду свой конец.
Принявших несметный груз на плечи!
Муки голода да страшных холодов,
Когда день казался бесконечным,
Когда дети не видали ночью снов!
Когда хлеб жевали понемногу,
Крошки все закладывая в рот,
Когда утром, выйдя на дорогу,
В дом обратно каждый не дойдет.
Если падал кто-то в снег холодный —
Встать уже без помощи не мог.
Так и не дойдя, лежал голодный,
Превращаясь поутру в сугроб.
Сколько в зимы те поумирало —
Подсчитать все смерти не дано!
Все, что говорим сегодня, – мало
Слишком мало это все равно!
 

 
Такая доля выпала
На наших матерей —
Ночь зажигалки сыпала,
Косила смерть детей,
Морила смертным голодом
Но вопреки войне,
Не поддаваясь холоду,
Вы выстояли все!
Январь сорок четвертого —
И бой, как никогда!
Высотки брали ротами,
Прорвав кольцо врага!
По снегу танки мчались —
Разбит фашистский ГАД!
Два фронта побратались —
Свободен Ленинград!
И радость необъятная,
Рассеяв смерти тень,
Роднила ленинградцев всех
В тот самый светлый день!
 

 
Мы в долгу перед павшими —
В неоплатном долгу!
Дети, детства не знавшие —
Все на том берегу,
Где закаты голодные
И голодный рассвет,
Где квартиры холодные
И воды давно нет,
Где разрушены здания,
Трупы на мостовой.
Где, не зная свидания,
Юность приняла бой…
Где бомбежки бесчисленны,
Чтобы город стереть, —
Все в Герои зачислены!
Все, принявшие смерть!
 

Посвящается моей маме и всем девушкам, работавшим на добыче торфа под Ленинградом в войну – стояли в воде с апреля по октябрь. Станции: Ириновка, Синявино, Жихарево, Назия.

 
Октябрь сорок первого года —
Бомбежки и голод сплошной!
Дожди льют с утра с небосвода
И хочется к маме, домой.
По пояс в воде ленинградской,
Кругом гладь торфяной воды,
Но вынесли труд этот адский
Девчонки военной поры!
Паек был до мерзости скуден —
Чуть-чуть чечевицы, пшена…
Вся жизнь состояла из буден,
А дни – из сплошного труда!
В промерзших бараках, на нарах
И с думой о сытной еде —
Они засыпали устало
С улыбкой на юном лице.
Гудели не раз самолеты,
Кресты пронося на крыле,
И покрывались болота
Листовками их на заре.
Немецкий порядок бумажный —
Три строчки наискосок:
«Мы ждем. Приглашали вас дважды.
 
 
Идите к нам через лесок.
Накормим вас всех до отвала,
А после идите домой».
Но случая там не бывало,
Чтоб взяли листовки с собой.
Бомбили их тут же – нещадно,
Снаряды летели с небес,
Но отвечал канонадой
Ближайший израненый лес!
Потом «ястребки» поднимались —
Все небо гудело, как Ад!
И яростно летчики дрались —
За девушек! За Ленинград!
 

Юлии Друниной посвящается, бойцу-поэтессе, которой принадлежат строки: «Я только раз видала рукопашный – раз наяву и тысячу во сне, кто говорит, что на войне не страшно – тот ничего не знает о войне!» (Она покончила с собой в 1991 году, не приняв таких резких изменений).

 
Носик по-детски вздернутый,
Смелый задор ярких глаз —
«Как же ты все это вынесла?» —
Спрашивали не раз.
Как километры пройдены
Были тобой в мороз?
Хрупкая, смелая, гордая —
Приняла фронт всерьез!
Если по жизни выпало
Стать на краю земли —
Значит, она все выполнит,
Так же, как все они!
В пекло кидалась самое —
Только б успеть спасти!
Там ведь десятки раненых —
Всех их в санбат снести.
Вынесла столько страшного,
Столько перенесла —
В центре того рукопашного
Раненная была!
Ты в ту годину выжила —
Вынесла всю войну…
Только вот в девяностые, бросив взгляд на страну,
Ты не смогла это вынести – смело ступив во тьму!
 

Посвящается Лидии Михайловне Пироговой – 13-летней санитарке 571-го передвижного госпиталя, которой исполнилось только 17 лет в Германии в 1945 году – 3-й Белорусский фронт.

 
В мороз и дождик – вы на поле боя
Под пулями, осколками гранат
Вытаскивали раненых героев,
Передавая бережно в санбат.
Тащили онемевшими руками,
Размазывая слезы по щекам,
Сердились, если раненые сами
Неловко помогать пытались вам.
А некоторым лишь шестнадцать было —
Нагрузка не по девичьим плечам.
От перенапряженья тело ныло
И не хватало твердости рукам.
Собой прикрыв от пули и от мины,
К плечу прижав мешавший автомат —
Тамары, Лиды, Кати и Марины
Вытаскивали раненых солдат!
 

(рассказ комбата)

 
«Что только мы в войну не ели, —
Вздыхая, вспоминал комбат, —
Кору осинника и хвою елей —
Все, лишь бы накормить солдат.
Весной, я помню, это было,
Такая поднялась вода,
Что все окопы затопило —
На сотню верст пройти нельзя!
Орудия в воде стояли,
Землянки скрылись под водой…
Неделями еды не знали,
Но ежедневно вели бой».
Комбат вздохнул, затяжку сделал,
И углубился вновь в те дни:
«Кругом болота – не проехать,
Средь половодья мы одни.
К нам не подъедешь по дороге —
Возможно, это нас спасло…
Едва тогда таскали ноги,
Желудки голодом свело!
Что ели? Кисели варили.
В болотах клюквы – сколько хошь!
Туда по двое мы ходили,
А то один – враз пропадешь!
Конечно, нас не забывали —
За сотню верст НП наш был.
С продуктами мешки бросали
Нам наши «уточники» с крыл.
Трясина все посылки с кашей
Съедала быстро и за раз,
Лишь сухари всплывали наши
Они-то и спасли всех нас!
 

(концлагерь под Ригой)

 
Саласпилс – шеренга сосен,
Камень, неба полоса…
Но сюда цветы приносят —
В них горит огнем роса.
Метроном стучит в граните,
 
 
Словно ритм сердец былых —
Он связал незримой нитью
Всех: и мертвых, и живых!
Тех, кто был здесь неутешен,
Но лишеньям не внимал,
Тех, кто утром был повешен
Кто сожжен был, кто страдал!
 
 
Саласпилс – земля живая!
Здесь, под властью палачей,
Два барака – тех, что с края,
Были Адом для детей!
Кровь по капле отдавая,
Умирали день за днем.
Ритм сердечек возвращая,
Бьет у сосен метроном.
Сосенки – пятнадцать слева,
Что сегодня так шумят,
Их сажали до расстрела
Наших двадцать пять солдат.
 

1976 г.

По живому рассказу человека, родившегося 22.06.41, в семье которого было единственное письмо. Отец погиб через два месяца после начала войны (20.08.41). Они друг друга не видели никогда.

 
Я вчера достал письмо от отца,
Что читали с мамой мы без конца —
Треугольник фронтовой
И до боли мне родной
Номер почты полевой.
«Мой милый сынок, дорогой!
Жаль, что мы не знакомы с тобой.
Вот закончится война,
Будет времени сполна —
В бой иду защищать тебя!
Я дарю тебе мирную жизнь!
Если вдруг не вернусь – держись!
Маму только береги,
Крепко Родину люби,
Чтоб боялись ее враги!»
Я вчера достал письмо от отца,
Что читали с мамой мы без конца —
Треугольник фронтовой…
Раньше пах он махрой,
Что курил папа мой,
Так ни разу не виденный мной.
 

Подмосковье и Москва

(реальная история молодой девушки Кати)

 
В военные годы тебя с медсанбата
Забрал из палаты танкист озорной,
Имея с собой разрешенье комбата
Включить тебя в свой экипаж боевой.
И сразу же в бой, без знакомств и вступлений.
Внутри танка тесно – условия те!
В бою и в жестоком огне наступлений
Ты в первый же час была на высоте!
Казалось, не кончится гул после боя,
И даже в лесу, в первый миг тишины —
Дрожала земля от застывшего воя
Такой затяжной, бесконечной стрельбы.
Присели – кто где, на ближайшей полянке,
Дрожащей рукой прикурить дал комбат…
Кругом перед взором горящие танки
И сотни погибших танкистов-ребят.
Тальянку достал паренек в гермошлеме —
Меха растянул, заиграл как умел.
Какой-то знакомый мотив – не по теме
И очень красиво, тихонько запел.
Сидели все молча – душа изнывала,
Но музыки звуки согрели теплом.
Придя в себя, Катя ему подпевала
И плакала тихо, беззвучно потом.
Приказ: рано утром идти в наступленье,
Занять высоту и огнем поддержать!
И танки помчались, отбросив сомненья —
В бою им умения не занимать!
Еще далеко до последнего боя,
Не видно в бинокли – гляди, не гляди,
Еще похоронки найдут всех героев
И флаг над Рейхстагом – еще впереди!
Там Одер еще впереди и Варшава
И в танке Катюша, вновь в страшном бою!
На Одере всем им досталось немало —
Их танк затонул, но остались в строю!
Какой оберег им был выдан судьбою?
Как выбрались, точно не помнит никто!
Но смерть их опять обошла стороною —
В рубашке родились? А может, в пальто?
Военные будни – страшней их не будет!
Берлин впереди, вновь приказ наступать!
В живых кто остался – вовек не забудет
Тот бой у Рейхстага, последнюю пядь!
Когда же все стихло и так непривычно
Вдруг душу сковала тогда тишина
И голос в наушниках – громко и зычно:
«Товарищи! Кончилась эта война!»
– Катюша! – танкисты вдруг все закричали.
Катюша – Победа! Победа, ура!
Они тебя Катя, танкисткой прозвали
И все поздравляли, что ты дожила!
 

(по живому рассказу ветерана войны)

 
Как мы из окруженья выходили —
Запомнил этот день я навсегда!
Ты помнишь, мы ребят не хоронили —
Нам было не до этого тогда.
За нами все плотней кольцо сжимали,
Свистели пули около виска!
Мы, отступая, по врагу стреляли —
Нас оставалось десять из полка.
Кругом снаряды землю боронили
И минометы выли, сея смерть!
Припав к земле, мы с пулемета били,
Но было нам врага не одолеть.
Ползли вперед и чувствовали телом —
От взрывов содрогается земля!
Свист пуль кругом, осколки режут смело,
Что голову поднять совсем нельзя!
Отстреливаясь, выбрав путь болотом,
Мы наконец прорвались из кольца!
Ты приподнялся, обливаясь потом,
И твоего я не узнал лица!
Виски седые, чуб слегка кудрявый,
Но белый, словно снегом занесло!
На землю от плеча лег шлейф кровавый
И губы что-то тихо шепчут зло!
Мы огляделись – где же все ребята?
Не может быть, что мы одни с тобой?!
За нами лес был пламенем объятый —
Тот самый лес, в котором был дан бой!
Как мы из окруженья выходили,
Что нам тогда досталось пережить!
Там полк остался – мы не хоронили!
Нам никогда об этом не забыть!
 

 
Ночь стеной за окном, только мне не до сна —
Мой любимый с врагами воюет!
За окном месяц март, но еще не весна
И мороз очень сильный лютует!
Наш сынишка в кроватке тихонько сопит,
А на фронте, в холодной землянке,
Его папа сейчас этой ночью не спит —
Утром снова пойдут на них танки!
Утром снова атака и натиск врага,
Грохот танков, снарядов разрывы,
Что от боя такого растают снега —
Заклинаю, останься лишь живым!
Пуля пусть пролетит, смерть тебя обойдет!
Так хочу, чтоб вернулся домой к нам!
Может быть, когда снег совершенно сойдет?
Как же ты там, родной? Как же ты там?
 

 
Атака – атака! И без перерыва!
Снаряды свистят и вся к небу земля,
Что вспахана сотней осколков от взрыва,
От пороха, гари – как ночь вся черна!
А рядом все больше и больше убитых,
Но надо держать высоту дотемна.
Взлетают от взрывов осколки гранита
И снова – атака! – повсюду слышна.
В жестокой этой бесконечной сечи,
Все ж проиграло, вопреки всему —
Железо в споре с плотью человечьей,
Оно горело, плавилось в войну!
Тому, кто стер, кто смел врага навеки!
Чьей кровью возрожденная земля
Родила снова хлеб для Человека —
В то лето, когда кончилась война!
 

Написано по живому рассказу защитника Сталинграда, рассказанному мне в 1975 году на встрече ветеранов в Выборге, куда была приглашена моя тетя – участница войны. Там, где текст в кавычках, – это все сказанное им, а я только собрала в рифмованный ряд.

 
«Тот бой был страшнее, чем взорванный ад, —
Такое представишь едва ли!
Геройски сражался тогда Сталинград,
Что Волгоградом назвали!»
Старик-ветеран вспоминает войну
И трогает с грустью медали.
Всю жизнь не забыть ему битву одну —
Как Сталинград отстояли!
«Где пуль не хватало – там штык и приклад!
В мороз под огнем устояли!
Мы кровь проливали – за Сталинград!
А вы Волгоградом назвали!»
Вздохнет ветеран – слез не в силах сдержать,
Взор выхватит прошлого дали —
«В кромешном огне довелось воевать,
Но Сталинград удержали!»
Он помнит приказ тот: «Ни шагу назад!»
Как плавились камни в подвале,
Как грудью вставали все за Сталинград
И натиск фашистов сдержали!
Он помнит Московский победный Парад,
Как в небо салют тогда дали…
И гордость, что он защищал Сталинград,
Что стяг над Рейхстагом подняли!
 
 
P.S. – Сверкает огонь на металле наград
И делает ярче медали!
Медаль «За отвагу» и «За Сталинград»,
А за «Волгоград» – нет медали!
 

1985

 
Рука на спусковом крючке,
Но жизнь оборвана гранатой,
А рядом с ним припал к земле
Совсем мальчишка с автоматом.
На юном матовом лице
Едва пушок стал пробиваться.
Он, может, думал об отце —
Как он хотел с ним повидаться?
В глазах распахнутых больших
Сияло небо, отражаясь,
И столько жизни было в них —
Они чему-то улыбались!
Он словно двигался вперед,
Ногами в землю упираясь,
Но не пускал его окоп,
Песком под ноги осыпаясь.
Не кончен бой для остальных —
Бегут вперед на вражьи танки,
И сколько их от пуль шальных
Погибло мальчиков в ушанках?
И сколько их осталось там —
В полях под Киевом и Ржевом?
Под Курском, по глухим лесам —
В бою последнем или первом?
 

 
Наша молодость – в окопах!
В Бресте встала грудью первой!
Гибла средь болот на тропах
В том далеком сорок первом!
Наша молодость старела
В двадцать лет, а кто и раньше,
И без времени седела,
Уходя с боями дальше!
Наша молодость бесстрашно
Под Москвой врага косила!
Со штыками, в рукопашный,
Показав всю нашу силу!
Восемнадцать лет – мальчишка,
Что в окопе со мной рядом,
Был убит в момент затишья
Вражьим снайперским зарядом!
Наша молодость бросалась
Очертя башку под танки!
В письмах в девушек влюблялась,
Как в той песне о «Смуглянке».
На таран кидалась с неба
И горела в самолетах!
Наша молодость без хлеба
Шла в блокаду на работу!
И в Берлине, над Рейхстагом,
Когда знамя водружала —
Наша молодость под стягом
В День Победы погибала!
Оттого и в Праздник светлый —
Мы моложе всех мальчишек!
Этот светлый День победный —
Наш по праву, не из книжек!
 

 
На войне невозможно
Уловить, чей черед!
Все немыслимо, сложно —
Все острей, все не в счет!
Кто со страха – в кустарник,
Бросив свой пулемет,
А его же напарник
Вдруг на танк – прямо в лоб!
Кто соседа-мальчишку сдал врагам под расстрел
И, рейхсмарки считая, под кроватью потел,
Но а кто-то, от рабства спасая детей,
Погибал, вырывая их из лап лагерей!
Кто в блокадную зиму
Без еды умирал,
Но а кто-то картины
Без стыда воровал!
Кто в толпе под фуфайку
Прятал то, что украл,
И тайком чью-то пайку
За углом доедал!
Кто ребенку чужому свой кусок отдавал
И в квартире холодной в тишине умирал!
Но война не списала – не сожгла все дотла —
Все, что было – бывало – все она сберегла!
 

 
Фотографии военные
В деревнях средь тишины —
Лица юные, бесценные,
Не пришедшие с войны!
Фото старые, военные —
Чуть покрыты желтизной,
Вроде бы обыкновенные,
Но опалены войной.
Просто – мальчики безусые
И косички у девчат —
Не были мальчишки трусами,
У девчонок честный взгляд.
Кто в шинели, кто в бушлатике,
А кто в ватнике с платком —
Совсем юные солдатики,
Не вернувшиеся в дом.
Были у них ночи лунные,
Был и первый майский цвет!
Чистые, простые, юные —
Таких лиц сегодня нет!
Платья легкие, бессменные
И туфлишки на ногах —
Это юность довоенная
С автоматом на плечах!
Фотографии военные
В деревнях средь тишины.
Лица юные, бесценные —
Не пришедшие с войны!
 

Финский фронт – Карельский перешеек – Выборг

 
Граниты пулями разбиты —
И вновь весна!
Леса стоят, водой залиты —
Стоят леса.
Все так же, как в тот год военный —
Сороковой.
Все точно так же, совершенно,
Но год другой.
По мху шагается неслышно.
То тут, то там —
Свистели пули в миг затишья,
По головам.
И обнаружить стрелка такого
Никак нельзя —
Он тих: ни слова, ни полслова,
Не лезет зря.
Он слился с деревом, с листвою —
Один прицел
Смерть шлет на тех, кто с края строя,
Кто еще цел.
И финки лихо так бросали —
Скрывал их ДОТ,
А наши наугад стреляли,
Но недолет!
Граниты пулями разбиты —
Опять весна!
Стоят леса, водой залиты,
 

(20.06.1944)

 
Улицы Выборга помнят войну!
Помнит июньский прорыв каждый камень!
В сорок четвертом победном году —
Крики «Ура!» и «Победа за нами!».
Помнит Рубежная взрывы гранат,
Улица Сухова помнит Героя!
Шквал минометный на наших солдат
Бил с Батарейной горы в разгар боя!
Красная площадь – взрывы, огонь,
Что вырывался из каждого дома!
Гарь после боя и трупная вонь,
От мин воронки в аллеях зеленых!
Круглая Башня стреляла, как ДОТ,
Градом свинцовым вокруг поливая,
Но пробивались солдаты вперед,
Не останавливаясь, не отдыхая!
Минный кордон встретил наших ребят,
На Крепостной возле старого Замка,
Не отступая ни шагу назад,
Мчались вперед под прикрытием танков!
Выстрелы рвали кругом тишину,
Взрывами стены домов разрушая…
Улицы Выборга помнят войну —
Всех, кто погиб, о победе мечтая!
 

 
Ночь нас тихо прикрыла,
Словно ворон крылом,
Но от сильного взрыва
Рассвело все кругом,
Как заря полыхнула
И погасла в ночи,
По ушам полоснуло
Тишиной, хоть кричи!
Там, где бомбежка —
Наше Ура!
Друг мой, Сережка,
В бой нам пора!
В темноте да в траншее —
Слух в десятки острей!
Снайпер вражий быстрее,
Да и пуля скорей!
Свистнет, юркнет о камень
Рикошетом свинец,
Вспыхнет искоркой пламень
И кому-то конец.
Помнишь, Серега, наши дворы?
Как мы играли там до войны.
Бились в войнушку мы до темна,
Но оставались живы всегда…
Вьется, как стежка,
Дымка в ночи…
Друг мой, Сережка,
Хоть закричи!
 

 
Сколько метров еще осталось ей,
Санитарке-инструктору,
Молодого парнишку раненого
Протащить сквозь метель и мглу?
Он бормочет что-то невнятное,
То затихнет, закрыв глаза —
Жив ли – нет? Совсем непонятно ей,
И на месте стоять нельзя.
Тащит дальше, быстрей старается —
«Вдруг замерз он? Прикрыть бы чем?
Молодой совсем – бредит, мается…
Дотащу – мы пришли совсем».
Вдруг он тихо: «Прошу, не жалуйся,
Стой, напрасно и сил не трать.
Напиши мне письмо, пожалуйста —
Ты туда напиши, где мать…»
Задышал очень тихо – отрывисто,
Прикоснуться хотел рукой…
Санинструктор рванула порывисто —
«Потерпи, ты еще живой…»
Тишина среди леса снежного
Наступила такая вдруг…
И щекой своей юною, нежною
Прислонилась к нему – «Что ж ты, друг?»
 

 
Так бывало, перед боем —
В миг привала, тишины
Шли рассказы о героях,
О курьезах в дни войны,
Песни пели, если можно,
И шутили кто о чем,
И писали осторожно
Письма с фронта в отчий дом.
Перед боем, в миг затишья,
Грустно стало вдруг бойцу —
Что ты загрустил, парнишка?
Грусть солдату не к лицу!
Да и вовсе не пристало
Показать вдруг слабину —
Бей врага, чтоб жарко стало!
За народ свой! За Страну!
За детей, что дома плачут,
За любимую жену!
От души дадим им сдачи
За проклятую войну!
 

 
Мы в объятьях московской
Летней ночи одни.
У стены у Кремлевской —
Ярче звезды видны!
Вот сюда в 45-м
В день Победы Страны
Зло бросали солдаты
Все штандарты войны.
На Победном параде —
За солдатом солдат,
Развернувшись, не глядя,
В строй шагали назад.
У стены у Кремлевской
Слышно дробность шагов,
Голосов отголоски —
Тех победных годов.
Здесь штандарты горели —
Жгли остатки войны,
Планы Гитлера тлели
У Кремлевской стены!