Электронная библиотека » Наталья Литтера » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 24 марта 2022, 06:40


Автор книги: Наталья Литтера


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Шрифт:
- 100% +

За двадцать прошедших месяцев жизнь, казалось, пришла в норму. Взяв академический, Вика все же написала и защитила диплом, устроилась работать в бар, с журналистикой завязала. Надеялась, что временно. Часто думала, почему в бар, где тот же самый рок и те же самые концерты? Может, желала доказать самой себе, что не боится? Это как вызов. И до вчерашнего дня Вика искренне считала, что справляется. Ночные кошмары не в счет. Они тоже со временем пройдут. Однажды ей перестанет сниться Род, он перестанет бежать за ней по огромному лабиринту, из которого Вика пытается выбраться, но всякий раз попадает в тупик, Род настигает, замахивается ножом, Вика кричит от ужаса и просыпается.

Когда-то же это должно закончиться? Вика верила, что закончится. И родителям по телефону рассказывала, насколько все у нее хорошо и что работа бармена прилично оплачивается.

– Но, дочка, как же твоя мечта? Как же журналистика? – робко интересовалась мама, которая ее, семнадцатилетнюю, решилась отправить в Москву на обучение из маленького городка Воронежской области.

В школе Вика писала лучшие сочинения, на ЕГЭ по русскому языку набрала девяносто семь баллов – успех для их местной общеобразовательной невиданный.

– Очень трудно пробиться сейчас в журналистике, но я пытаюсь, – убеждала она маму. Врала. Потому что не пыталась.

Сейчас вся ее жизнь – это бар, пиво, общение с Валей и рисунки на полке от непризнанного гения.

Вика пила на кухне чай, ожидая рассвета. Она боялась заснуть в темноте.

У искусства нет худших врагов, чем торговцы картинами.

Винсент Ван Гог, автор двух циклов картин «Подсолнухи»

Глава 7

1

Сверсткой Аня управилась за три дня, все отредактировала, отцентрировала, завершила каталог присланным этюдом с балконом, а в начало вставила хвалебную статью Пересвистова и даже ее прочитала. И даже с ней согласилась. Все так. Артем Вольский – очень талантливый художник.

Готовую верстку она отправила на согласование и, пока ждала ответа, занималась другими заказами: сражалась с обложкой, которая все никак не получалась, разрабатывала оформление для историко-литературного исследования (авторской версии самоубийства Маяковского).

Ответ пришел только через два дня. Верстку каталога для итальянской выставки Вольский утвердил, теперь все материалы уйдут в типографию. За эту неделю, кроме его скупого «Согласовано», Аня не получила ничего. И почему-то было обидно. Хотя почему? Что их связывает, кроме типографского заказа и его чисто делового предложения позировать? В том-то и дело, что ничего. И все же… Аня вспомнила его мастерскую – просторную и светлую. Ему, конечно, для работы надо много света. И места. Надо же где-то хранить все эти мольберты, краски, растворители, а еще картины. Картины висели на стенах, толпились на полу, аккуратно прислоненные к стене, лежали на стеллажах в углу. Аня успела многое заметить – она старалась. Старалась смотреть по сторонам и не смотреть на него. Страшно было признаться самой себе, что соскучилась. А ведь ничего особенного в Вольском и нет. Ну высокий, ну симпатичный. И только. А еще талантливый и понимает ее шутки, и все дни в Крыму вел себя с ней не как с подчиненной, а как… с напарником. Они делали одно общее дело – искали сюжеты для картин. Глупости, глупости, глупости…

Вон уже и Лена косо посматривает. В обед сказала, что Аня стала слишком задумчивой. Пришлось срочно переводить тему на БЖУ, тем более что обе заказали овощные салаты и отказались от пирожных.

Задумчивая. Будешь тут задумчивой. Скупое «Согласовано» и больше ничего. А что он должен еще написать? Как дела? Как настроение? Чем занимаешься? Он, наверное, очень занят предстоящей выставкой и работой в мастерской. Аня же занята обложкой и новой версией самоубийства Маяковского. Однако это не мешало ей скучать и вспоминать. Так что, наплевав на все, в пятницу Аня отправила сообщение.

Аня: Да.

Артем: Жду завтра. Привет.

Аня: Привет. Во сколько?

Артем: В 11 утра нормально?

Аня: Нормально. Что надеть?

Артем: Что хочешь. Все равно будешь переодеваться.

Аня:?

Артем: Завтра увидишь.

А в Москву наконец пришел май, не календарный, а самый настоящий – с цветущими тюльпанами и сочной молодой зеленью. Столичный воздух стал вдруг свежим и чистым, открытые кафе приглашали присесть за столик, появились первые кашпо и декоративные горшки с цветущими петуниями, на кустах сирени набухали бутоны будущих цветов. Но сначала будет черемуха с ее прохладными днями и насыщенным душным запахом. Жизнь прекрасна!

В субботу Аня летела в мастерскую, чувствуя себя глупой восемнадцатилетней девчонкой. И ничего не могла с этим поделать. Знала ведь, знала, что ничего хорошего из предстоящего не выйдет – пара сеансов и все. «Ну и пусть! – упорно отзывалось внутри. – Пусть!

Зато потом буду вспоминать, как была музой настоящего художника, и через два века кто-нибудь будет смотреть на портрет в музее и гадать: кто же это? А это я, Аня Мальцева, дизайнер в издательстве, увековечена, как какая-нибудь «Всадница» Брюллова или «Девочка с персиками» Серова.

Дура.

– Привет, – он был в старой серой майке с пятнами краски и в темных джинсах.

– Привет, – она тоже была в джинсах и майке, только фиолетовой и без пятен.

– Проходи.

У него все готово. Напротив мольберта – пустое пространство и большой пластиковый куб, который вполне может служить табуретом. На кубе – бледно-голубая ткань.

– Тебе придется снять майку, – обрадовал Артем и вновь был причислен к отряду Артемонов.

– Мне казалось, мы заранее обговаривали вопрос ню, – ответила Аня, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Возможность сидеть перед ним полуобнаженной почему-то не испугала. Но взволновала. Все-таки есть в этом что-то очень интимное, кто бы ни утверждал обратное.

– Мне нужны твои плечи, – Артем-Артемон невозмутимо рассматривал кисти в стакане, вынимал их по очереди и трогал щетину. – Снимешь майку и бюстгальтер, накинешь вот эту ткань, слегка спустишь, сядешь боком и обернешься через плечо, – отложил кисточки и поднял глаза. – Все понятно?

– Понятно.

Артем отвернулся, она начала раздеваться. «Как перед осмотром у врача, – пронеслось в голове. – Ведь врач не совсем мужчина. Он врач. Так и художник». А руки слегка подрагивали и не очень слушались. Наконец Аня сложила свою одежду на втором таком же кубе чуть в стороне, накинула ткань, как шаль, придерживая ее концы на груди. Села, как сказали, и уведомила:

– Я готова.

Артем обернулся. Долго смотрел. Так долго, что Аня уже начала краснеть под этим взглядом. Он задумчиво потер переносицу, потом подошел и стал поправлять ткань, образуя складки, потом снова отошел, приблизился, еще раз поправил. Аня чувствовала его ладони сквозь тонкую материю. Артем закончил с тканью и занялся распущенными волосами – убрал пряди за спину, затем прикоснулся к плечу и чуть его выдвинул вперед, снова отошел.

Ане очень нравились его прикосновения. Вот просто очень. Она понимала – это всего лишь работа. Художник – он же как врач. Но…

– Замри.

Сеанс начался. Через двадцать минут она устала, через тридцать затекло все. Мысли об интимности отношений художника и модели испарились. Ане вообще стало казаться, что Вольский ее не видит. Нет, так-то видит, конечно, смотрит постоянно, потом наносит мазки на холст, потом опять смотрит, иногда выходит из-за мольберта и чуть хмурит брови, а потом снова начинает рисовать. Но все это время он как будто не с ней, не здесь.

– Шевелиться совсем нельзя?

– Устала?

– А ты сам не пробовал так выворачивать шею?

– Нет.

– А жаль.

Он улыбнулся:

– Потерпи еще минут пять, и сделаем перерыв.

– Я-то потерплю, но тебе придется потом самому мою голову ставить на место. А то так и останусь.

– Мы что-нибудь придумаем, – пообещал он. – Не оставим тебя в беде.

И он придумал. Предложил кофе. Пока Аня, сев наконец прямо, медленно качала головой влево и вправо, тихо постанывая, Артем готовил кофе. И не какой-нибудь там растворимый. А самый настоящий. У дальней стены студии находилась маленькая импровизированная кухня – холодильник, раковина, короткая столешница и плита с двумя электрическими конфорками. А над всем этим великолепием – полки, откуда Артем вынул пакетик с молотым кофе и турку. Турку! С ума сойти. Аня даже замерла. Сейчас он для нее будет варить кофе в турке. Это стоило того, чтобы долго сидеть в неподвижной позе, рискуя свернуть себе шею.

Она так засмотрелась, что чуть не забыла надеть майку.

– Молоко? Сахар?

– И того, и другого.

– И побольше?

Он дразнится?

– Сколько не жалко.

Запах в студии стоял умопомрачительный. А потом пошел дождь. Карнизы с той стороны окна были железными, поэтому дождь барабанил звонко. Струйки воды стекали по стеклу, делая пейзаж за окном размытым.

Они сидели вдвоем в студии, слушали дождь и пили кофе.

– Кто это? – спросила Аня, кивнув головой в сторону портрета, висевшего на стене. – Знакомое лицо.

– Одна актриса. Раньше она часто снималась в кино, а потом получила роль всей своей жизни в одном легендарном театре. Она так говорила. Очень серьезно отнеслась к этой роли, долго и тщательно готовилась. А в свободные часы приходила ко мне – хотелось ей иметь портрет в образе этой героини.

Аня встала со своего куба и подошла к картине поближе, желая лучше разглядеть полотно. На нее смотрела красивая женщина средних лет. Волосы высоко взбиты, но находятся в легком беспорядке, ухоженные руки немного нервно трогают длинную жемчужную нить. Платье старинное, закрытое, на столике рядом большая широкополая шляпа.

– Что-то чеховское проскальзывает, – сказала Аня.

– Она и репетировала Чехова. «Вишневый сад», Раневская.

– А почему картину не забрала? Не понравилось? По-моему, получилось очень здорово.

– Не смогла. Это была роль-мечта. Ради нее пришлось похудеть и отказаться от нескольких хороших предложений в кино. Спектакль оказался провальным. Его сыграли всего то ли пять, то ли семь раз, критика обрушилась на постановку, присвоив титул «самый бездарный спектакль сезона». А фильмы, от которых эта актриса отказалась ради роли Раневской, вышли с участием других и имели успех. Вот такая шутка жизни. Картину она так и не забрала. Не смогла. Ведь это напоминание о личной творческой катастрофе. Людям искусства сложно пережить подобное. Некоторые до конца жизни мучаются собственными неудачами. Так что портрет остался здесь и служит мне напоминанием о том, настолько капризна и непостоянна удача.

– У тебя было много провалов?

Вольский ответил не сразу. Подошел, встал рядом и тоже начал рассматривать портрет. Аня чувствовала его близость, Артем казался ей давно знакомым и совсем незнакомым одновременно. Ощущение знакомства дарило близость и уют, ощущение незнакомства волновало. А дождь за окном все шел и шел, уже не барабанил – шумел, как при ветре порой шумит густая листва деревьев.

– Были, – ответил он наконец. – И выставки неудачные, и статьи разгромные.

– Как ты с этим справлялся?

– Непросто. Но… со временем вырабатывается привычка, что ли. Определенная внутренняя установка на то, что жизнь не ограничивается отдельной выставкой или отдельными статьями. Она продолжается и идет вперед, и то, что происходит сейчас, завтра станет прошлым, а послезавтра вообще забудется.

– Мудро, – Аня повернулась и посмотрела на Артема. – Когда мы будем продолжать?

– Наверное, уже завтра. Из-за дождя потемнело, и свет не тот. Ты сможешь завтра прийти в это же время?

– Да.

Значит, у них еще будет завтра. Одно завтра на двоих в этой студии. И, может быть, совместный кофе.

– Разрешишь посмотреть, что сегодня получилось?

– Там только общие черты.

– Но себя-то я узнаю?

– Как знать…

Артем кивнул головой, мол, подходи к мольберту, смотри. Аня подошла. Демонстративно сложила на груди руки, наклонила голову, прикусила губу и выдала вердикт:

– В общих чертах, конечно, сходство есть. Волосы мои, плечо вроде тоже мое. Жаль, что куб не уместился. Ты взял очень маленький холст.

– Говоришь как заправский критик.

– А я все время общаюсь с критиками. Критиками обложек и критиками версток. Мы с тобой эти – собратья по несчастью.

В уголках его глаз собрались морщинки. Артем смеялся. Ане тоже захотелось смеяться.

Но зазвонил телефон, и все изменилось. Звонила Ева. Артем пару раз обратился к ней по имени. Ему было не очень удобно говорить в присутствии Ани – это чувствовалось. И он сказал, что перезвонит.

«Когда останется один», – подумала она.

Настроение сразу испортилось, и все то хорошее, легкое и даже близкое, что было здесь еще пять минут назад, – испарилось. И дело не в том, что позвонила женщина. А в том, что позвонила именно она – Ева. Еще в Крыму Аня отчетливо поняла, что Ева что-то значит для Артема. Что она не просто жена друга, а нечто большее. Такие вещи всегда чувствуются, даже если люди ведут себя безупречно. Артем был безупречен. Только вот… о чем он будет говорить с Евой по телефону за закрытыми дверями?

Этот звонок четко обозначил, что нет никакого «давно знакомого». Есть человек, живущий своей жизнью, и есть Аня, которую попросили на время стать моделью для картины. Все.

Дождь за окном закончился. Артем завершил разговор и положил телефон на стол.

– Я пойду, – сказала Аня, оглядываясь в поисках сумки. Ей было трудно встречаться с ним глазами. – Знаешь, я тут вспомнила, у меня на завтра запланировано одно дело, так что с сеансом не получится. Прости.

– Да, я понимаю. На будущей неделе?

– Наверное. Я посмотрю, как там у меня с планами.

2

У нее глаза необыкновенные – серые с рыжими крапинками, словно в глазах веснушки. Артем не сразу их разглядел. Потому что волосы необычного цвета и красивая линия шеи и плеч. Он на это повелся. А оказалось – глаза! И как передать их хитрый лисий взгляд? Места для куба на холсте не хватило. Надо же такое придумать. Артем не собирался писать портрет в полный рост. Он хотел передать поворот головы, взгляд и руку, которая перехватывает на груди ткань. Приглушенный рыжий волос и нежно-голубой шелка. Сочетание теплого и холодного. На портрете она совсем другая. Артем не раз думал о том, что портрет порой может рассказать гораздо больше о человеке, чем слова или даже фотография. Вот и Анна Мальцева сидела сегодня на кубе и покоряла своей зрелой природной красотой и женственностью. Такую красоту не сразу разглядишь, она не сражает моментально, как яркая красота Евы, не уносит за собой, не пьянит. Но все же это красота – самая настоящая.

Зачем звонила Ева, Артем так и не понял. Она говорила что-то про приезд в Москву летом с сыном, спрашивала, куда можно будет сходить. По сути, разговор ни о чем.

После того как Анна ушла, Артем сделал круг по мастерской. Остановился сначала перед начатой картиной с балконом, потом перед портретом. На балконе волосы, спина и стройные ноги. На портрете – глаза, а в глазах веснушки. Женщина-лиса. По-хорошему, надо бы посидеть пару часов, поработать над балконом. Времени до итальянской выставки осталось немного, но… на сегодня все.

Артем приблизился к сохнущему натюрморту. Завтра с утра он отвезет его в галерею – обещал. И еще обещал перезвонить Еве. Она взяла трубку быстро.

– Так что там с приездом в Москву? – задал вопрос Артем.

– Это пока очень примерно, ребенок еще в Англии.

– Тогда зачем ты звонила?

– Вариант «соскучилась» не принимается?

– Как Глеб?

– Он в командировке.

– Тогда соскучиться ты должна по Глебу. Ведь в мужья ты выбрала его.

Ева молчала. Артем снова подошел к начатой картине с балконом.

Его настоящая жизнь здесь – в этой мастерской, с этими красками и мольбертами, с грядущей выставкой в Италии.

Но низкий женский голос в трубке не соглашался, он задал неожиданный вопрос:

– А что, если я тогда сделала ошибку?

И снова перед глазами прошлое. Их запутанный болезненный четырехугольник. Снова в голове слегка шумит. Что же это за женщина? Что ей еще надо?

– И когда ты поняла, что ошиблась? – его собственный голос прозвучал хрипло.

– Ты приехал и…

Артем закрыл глаза. Жизнь – здесь. В этой мастерской. И нигде больше. Открыл глаза. Прямо перед собой увидел начатую картину с балконом.

Ответил:

– Приехал и уехал. Если что-то важное – звони. А по пустякам не стоит.

Отключив связь, Артем подошел к столику с палитрами и кистями. Пожалуй, он все же еще поработает. Работа – прекрасное лекарство от всего. В том числе и от прошлого.

3

Валя был вдохновлен предстоящим концертом. «Ионовы сны» в «Роки»! Это же практически событие века! Отпечатали афишу, она теперь красовалась на дверях бара. Еще две таких же повесили внутри. Читай, народ! Вика тоже прочитала. Концерт был запланирован на пятницу. Значит, в пятницу она возьмет отгул. Желания снова оказаться на концерте Рода у нее не было. Вике хватало снов, которые за прошедшие дни стали повторяться чаще. Она снова боялась спать.

И запретила себе задавать вопрос: почему тогда, двадцать месяцев назад, она не обратилась в полицию? Что толку задавать вопрос, когда ответ знаешь заранее. Вика была слаба, плохо себя чувствовала, долго восстанавливалась, боялась, что если напишет заявление, то придется пройти через допросы, дознания и шумиху в СМИ. Она не выдержит. К тому же приходил продюсер, просил, угрожал и рисовал перспективу общения Вики с прессой. Она ведь сама журналист, она прекрасно представляет себе все это. А фанаты? Вика же видела фанатов Рода, особенно фанаток. У Вики есть силы им противостоять? Сил у Вики не было. Она хотела только поправиться и уползти в тихий уголок – пожить спокойной жизнью.

Родителям позвонила из больницы и наврала. Сказала, что поздно возвращалась домой и кто-то напал. Кто – установить не удалось. Они тут же приехали. Ни слова не сказали о том, что знали, что именно этим все и закончится. Быть пресс-секретарем рок-группы – это не писать заметки в журнал мод. Сказать-то, наверное, хотели, но не сказали. Они все тогда, как мантру, говорили друг другу одну и ту же фразу:

– Все будет хорошо, все обязательно будет хорошо.

И вроде получилось. Вика поправилась, начала новую жизнь, раз в три месяца обязательно приезжала к родителям – проводила с ними несколько дней. Жить получалось.

Зачем же Рода понесло давать концерт в бар? Ответ был очевиден. Стадионы и концертные площадки он уже не собирал. Стал слишком неблагонадежным исполнителем, часто срывал концерты. Теперь его удел – клубы и дворцы культуры.

А ее – барная стойка. Вика расставила чистые стаканы по полкам и пошла отпрашиваться на пятницу.

4

В воскресенье Артем привез натюрморт в галерею. Галерея работала, и даже Ангелина была на месте. Она часто выходила в воскресенье – наплыв посетителей в этот день порой бывал больше, чем в рабочие дни. Сегодня – яркое тому подтверждение. В залах царило заметное и редкое оживление. Обычно в заведениях подобного рода один-два гостя единовременно – стандарт. Высокие цены и статус продаваемых произведений говорил сам за себя. Около седовласого мужчины уже стоял консультант и что-то активно рассказывал ему про картину, весь сюжет которой – переплетенные треугольники. Артему не надо было подходить ближе, чтобы понять, о чем консультант вещает. Скорее всего о том, что это очень выгодное приобретение, в других местах картины художника стоят гораздо дороже, и что, купив предмет современного искусства, мужчина сделает выгодное вложение, потому что в настоящее время искусство – это прежде всего бизнес и инвестиции. Все эти ловкие манипуляции с покупателями Артем видел не раз. А у Ангелины штат был в высшей степени профессиональный. И да, современное искусство в наше время – это целая бизнес-индустрия.

Пересекая залы с инсталляциями, скульптурами и картинами, Артем направился в кабинет хозяйки.

Ангелина, безупречная и прекрасная, как всегда, сидела за столом и листала толстый пестрый каталог.

– Можно?

Она подняла голову, и ее накрашенные ярко-красные губы тут же разошлись в улыбке:

– Артем! Проходи, а я тебя заждалась.

Вольский вошел внутрь.

– Показывай, – скомандовала Ангелина, сразу же переходя к делу.

Некоторое время пришлось повозиться с молнией на чехле, но уже через минуту освобожденная картина была представлена хозяйке галереи.

– Чудесно. – Ангелина поднялась со своего места и подошла к полотну. – То, что нужно. Сколько за нее хочешь?

– Как обычно.

Ангелина кивнула головой.

– Я ее даже в зал не буду вешать. У меня уже есть покупатель.

Артем в который раз восхитился цепкостью Ангелины. Рядом с ним стояла невысокая хрупкая женщина с гладко зачесанными платиновыми волосами и яркой помадой. Светло-бежевый брючный костюм, высокий каблук, красный маникюр. Эффектная красавица со стальной волей. Она лично знала всех своих постоянных посетителей, знала их предпочтения, вкусы и что именно они коллекционируют. Как только Ангелина получала предмет, входящий в круг их интересов, она сразу же связывалась с потенциальным покупателем и практически всегда товар продавала. Ангелину не смущали часто пустые залы галереи. Половина сделок проходила в ее кабинете.

– Серж сказал, что ты закончил с натюрмортами.

– Да.

– Жаль, очень жаль. Они пользуются хорошим спросом.

– Уходить надо на волне. Слишком много натюрмортов – это уже штамповка. Ограниченное количество говорит о редкости.

Ангелина засмеялась.

– Слова циника и пройдохи.

Артем промолчал, соглашаясь. Он не хотел посвящать Ангелину в свои метания, искания и рассказывать о том, как эти натюрморты опустошили его, настолько, что он чуть не выгорел профессионально. Такие вещи хозяйку галереи интересовали меньше всего.

– Может, все же один, последний, напишешь? – предприняла она пробную попытку. – Я выставлю его на аукцион.

Каждый год в декабре галерея устраивала рождественский аукцион. Это было настоящее событие для любителей искусства и коллекционеров. Ангелина очень тщательно подбирала лоты – она держала марку и мечтала, чтобы однажды ее аукционы вышли на международный уровень. Подготовку к мероприятию она всегда начинала заранее, за полгода – оповещала другие галереи, готовые принять участие на правах поставщиков, собирала предметы искусства, готовила каталоги выставляемых на торги работ с их подробным описанием, делала рассылку этих каталогов, занималась рекламой и оповещением в СМИ. Рождественский аукцион был ее детищем.

– Я бы с удовольствием тебе помог, – ответил Артем, – но… нет.

– Ты зверь.

– Просто готовлюсь к выставке в Италии. Некогда.

Ангелина отошла от натюрморта и снова села за стол.

– Кофе?

– Не откажусь.

Она дала распоряжение секретарю.

– Ты же понимаешь, что я заинтересована получить твою работу для аукциона?

Он улыбнулся. Ему нравилась ее прямота.

– Могу предложить пастельный этюд.

– Я могу на него взглянуть?

– Пока нет. Он не готов. Но есть этюд, на основе которого я напишу новый. Тебе понравится.

– А старый чем плох?

– Он слишком классический, ты такое не любишь.

Теперь рассмеялась Ангелина.

Секретарь принесла кофе и удалилась.

– Значит, на натюрморт времени нет, а на этюд есть?

– Именно так. На натюрморт уйдет в четыре-пять раз больше времени, я не могу сейчас себе позволить такую роскошь.

Она помолчала, а потом согласилась:

– Ладно, только сильно не затягивай. Я уже начинаю готовить список лотов. Он должен быть полностью сформирован к середине июля.

– Я успею.

Кофе был крепким, горьким и вкусным. Как всегда у Ангелины.

– У меня к тебе встречная просьба, – начал Артем. – Ты можешь на пробу разместить у себя работу одного парня, очень талантливого?

– Кого?

– Его зовут ДекART.

– Не слышала о таком.

– Он неизвестен, выставляется… так, в подвалах.

– Милый, я работаю с очень серьезными людьми. Вряд ли их заинтересует творчество подвалов, да еще без известного авторского имени.

– Я понимаю. Но он очень талантлив, и, может быть, ты потом войдешь в историю как «первооткрыватель гения».

Ангелина фыркнула. Решение Артема поговорить с ней о Егоре было спонтанным, возникшим только что. Просто в последние дни он часто возвращался мыслями к той подвальной выставке. Артем как никто другой понимал, что парню нужно выбираться на свет, у него должен появиться шанс, настоящий шанс показать себя, иначе все может закончиться плохо – компанией непризнанных гениев, гордо именующих себя богемой, водкой в том же самом подвале и внутренним сломом. Таких судеб Артем видел немало и не желал подобной участи своему другу. Было и еще кое-что. Память о Ники. Творчество Егора и Ники было не то что разное – диаметрально противоположное, несоприкасаемое. Но их объединяло одно – оба были поцелованы Богом. Не помочь такому дару было преступлением. Артему казалось, что если он не попытается сделать что-то для парня – то предаст память Ники. Второй скорой смерти от отчаянья Артем не хотел.

– Давай попробуем, – Артем взглянул на Ангелину. – Если до Нового года никто не купит работу этого парня, я напишу тебе натюрморт. Самый последний. И ты его распиаришь как завершающую работу серии и сплавишь за бешеные деньги.

– Если настанет время, когда мне потребуется компаньон, я выберу тебя.

– Ну, так как?

– Согласна.

– Ты не пожалеешь.

– Честно говоря, я надеюсь, что никто ничего не купит и я заполучу твой самый последний натюрморт.

Артем рассмеялся. Ангелина едва заметно улыбнулась.

– А как обстоят дела с грядущим аукционом? – он решил сменить тему. – Уже есть интересные работы?

– О да, – произнесла Ангелина, чуть растягивая слова. – Мне удалось заполучить настоящую бомбу. Последнюю картину Сологуба.

Артем замер.

– Она у тебя?

– А-а-а, заинтригован? – Ангелина была довольна произведенным эффектом. – Еще нет. Есть только фотография. Но картину доставят в ближайшее время.

– Кто же пожелал расстаться с таким сокровищем?

– Ты ведь понимаешь, что я не вправе разглашать имена владельцев? Но это одна очень уважаемая фирма, специализирующаяся на торговле картинами. Они скупают их недорого, потом выжидают несколько лет, а после выбрасывают на рынок. Думаю, «Парусник» купили сразу после смерти автора и выдерживали паузу. Мне продают за приличные деньги, а я заработаю на аукционе еще больше.

Артем плохо слышал последние слова Ангелины. В голове отпечатывалось только: «Парусник», Сологуб.

– Ты можешь мне показать фотографию?

– Вообще, дорогой, не хотелось бы заранее показывать картину, но ты мне принес натюрморт, поэтому я сегодня добрая.

Ангелина повернулась к компьютеру, несколько раз щелкнула мышкой и развернула экран к Артему.

– Смотри.

На экране была та самая картина, которую он видел в доме Глеба. Море, закат, уплывающий корабль.

Люди, делающие свое искусство бизнесом, по большей части мошенники. Начинающего художника понимают лишь несколько человек. Знаменитого – еще меньше.

Пабло Пикассо, автор картины «Герника»

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации