Текст книги "Интерполирую прошлое – экстраполирую будущее"

Глава 9

А я так считаю: кто может, тот делает. Кто не может, тот критикует.

Чак Паланик «Призраки»

Дни потекли за днями, недели превратились в месяц. Учеба налаживалась, однокурсники уже забыли о недавнем инциденте, а на факультете появились новые сплетни, которые Предсказателям необходимо было разнести по студенческому сообществу.

Абсент заметно подобрел и вообще вел себя примерно. Чейс, узнав о его аналитических способностях, поспешил этим воспользоваться, поэтому бедный грызун по вечерам был завален домашними заданиями. Мне пришлось пообещать ему новый планшет, из-за чего Абсик с особым рвением приступал к вычислительным работам. Я тоже прибегала к его помощи, но всегда в разумных пределах, стараясь разобраться даже в мелочах, ведь меня научил горький опыт моего провала на лекции Аз Хоша. Столько я не училась за все годы своей жизни!

Я изменила своё мнение об Аз Хоше после его слов и одновременно задумалась над тем, что кто-то экстраполирует мою судьбу. Но кому это нужно? Чем я такая особенная? Легче поверить, что кто-то экспериментирует с жизнью ур Сента, чем с моей.

Из-за частых визитов Фэртона в мой бокс и отсутствия между нами какой-либо влюбленности, всё женское общежитие решило, что химия бурлит между Ники и Чейсом. Признаться, мне иногда думалось так же, особенно когда я замечала её задумчивый взгляд и его желание подтрунивать над моей соседкой.

– Ты лучший ученик факультета, почему не делаешь задания сам? – спросила его как-то Ники.

– За пять лет я совершенно устал это делать.

Я же находила ответ на этот вопрос очень простым: челибенец не упускал возможности наведываться к нам и любоваться девушкой, к которой испытывал влечение. Только вот эти два барана ходили вокруг да около, не желая признаваться ни себе, ни друг другу.

– Мне кажется, ты слишком много времени проводишь у нас в боксе. Это отпугивает от меня потенциальных поклонников.

– Разве? Мне казалось, что их отпугивает твоё откровенное желание властвовать. Не пробовала дать людям свободу, а не манипулировать?

– Да когда такое было?!

– Например, с тем третьекурсником, который уже месяц носит твой поднос за завтраком.

– Он это сам предложил!

– Конечно, он просто при виде тебя голову теряет, вместе с находящимися в ней мозгами! Он же ниже тебя ростом, поэтому видит твою грудь и те самые длинные ноги, вечно открытые из-за коротких юбок.

– Вот как? А ты, я смотрю, успел это заметить? Видимо, всё же с высоты твоего роста тебе лучше видно!

– Я просто ценитель!

И так бесконечно и по кругу. Иногда мы с Абсиком уходили на кухню, чтобы не слышать их споров. Так те замечали наше отсутствие, минимум, через час, когда Чейсу уже было пора покидать женское общежитие.

Но это всё касалось их двоих. Моё же сердце продолжало быть свободным, наверное, из-за слухов, бродивших около меня и небезызвестного преподавателя, который с особой маниакальностью нагружал меня домашними заданиями.

– Мне кажется, он это делает, чтобы у тебя не оставалось времени на свидания, – как-то высказалась Ники.

Мне не хотелось признаваться в предубежденности по отношению к ур Сенту, поэтому я ничего не рассказала про наш давний разговор, произошедший после лекции. Как часто гордость диктует нам свои правила.

– Сущий вздор! Он просто тиран! – воскликнула я, успев поймать странный взгляд Абсента.

Больше мы этой темы не касались.

Никаких подвижек в овладении даром у меня не было, хотя уже практически вся группа делала небольшую интерполяцию мысленно. И это меня еще больше расстраивало, ведь я спешила доказать урджию, что чего-то стою, что я многое могу!

И вот очередные выходные пройдены, и утро понедельника радует только одним фактом: настала неделя поварского рабства Чейса. Николетта больше меня ждала этого времени, но побил все рекорды по ожиданиям Абсик, которому уже надоело питаться консервами.

Первой парой сегодня было занятие по «Общей поляции», которое ур Сент решил сделать практическим, поэтому мы заранее переоделись в спортивную форму и пришли в один из ангаров, пол которого был выложен матами.

Сокурсники консультировались с Аз Хошем, о чем-то посмеивались и, вообще, с огромным удовольствием приходили на занятия урджия. Я же не могла не понять их радости.

Было жутко обидно видеть себя в отстающих и не чувствовать никакого прогресса. Я так же витала в своём мире в облаках и не могла им управлять. Аз Хош хмурился и говорил, что нужно ещё подождать для положительного результата.

Так же и сегодня. Преподаватель ходил между рядами медитирующих студентов и объяснял им смысл тех или иных видений, помогал строить объёмные картины и управлять внутренним миром. Меня же выбрасывало из подсознания, я не могла находиться одновременно в двух состояниях: и здесь, и в своих мыслях.

И вот я вновь нырнула в подсознание и оказалась среди облаков, где журчал водопад радуги. Картина полного успокоения накрыла меня с головой, захотелось никогда не покидать этот мир. Но я не чувствовала контроль над этим местом, словно это оно управляло мной, затягивая внутрь, а не наоборот. Чувство полной беспомощности было неприятным и липким.

Не знаю, сколько я пробыла тут, но когда начала просыпаться, появилось ощущение, будто кто-то дернул за ниточку моего создания, после чего вынырнула в реальность.

– Аврора? – прошептал Аз Хош, и я сфокусировала на нем свой взгляд.

Преподаватель сидел напротив меня в совершенно пустом зале. Я огляделась по сторонам, но вставать не спешила.

– У многих получилось?

– Уже у всех.

– И что мне делать? – с обреченностью спросила я.

Сейчас было не стыдно признаться в своих провалах. Он был в этот момент не привлекательным мужчиной (хотя таковым он, безусловно, являлся, да), он был моим преподавателем, хорошим и понимающим. Пусть и строгим.

– Зайди сюда после пар, и я попробую погрузить тебя в свою ирреальность, – предложил Аз Хош, а потом неожиданно задумчиво добавил: – Ты по-другому погружаешься в транс. Я не могу понять, как тебе удаётся изолироваться в своем мире, но обратно тебя забирать сложно и долго. Тебя будить я начал первую, но очнулась ты последней.

– Разве? – удивленно спросила я. – мне показалось, что прошло не больше минуты.

– Не хочешь же ты сказать, что время там и здесь течёт по-разному?

– Разве не у всех так?

Ур Сент мне не ответил, лишь поднялся на ноги и окинул меня задумчивым взглядом.

– Иди. Поговорим позже.

Уходила от него я в совершенном смятении.

– Ты чего такая убитая? – за обедом спросила Ники. Сама она была раздражена.

– С предметом ур Сента у меня не ладится.

– Зато с преподавателем всё отлично, – хмыкнула подруга, которая уже успела из череды случайностей сделать вывод о неизбежности любви.

– Тебе пора озаботиться собственной личной жизнью, а то ты на пустом месте выдумываешь роман.

– Разве на пустом? Впрочем, не будем загадывать наперед. Но я очень удивлюсь, если он снимет эштану перед другой.

– Выдумщица, – ответила я, хотя сердце дрогнуло от таких мыслей.

Нет, дело не в моей влюбленности, а в тщеславии, которое будет удовлетворено, если мне признается в чувствах такой мужчина, как Аз Хош. Если отбросить в сторону его родословную и деньги, то сам он был очень занимательной личностью.

Статный, с прищуром незабываемых фиолетовых глаз, с таинственностью и внутренним стержнем, а также острым умом и мстительностью, которая, не смотря на многочисленные доводы разума, меня привлекала. Всё в нем, вопреки здравому смыслу, мне нравилось.

– Расскажи мне, что уже с утра тебе испортило настроение? – спросила я, уводя разговор с собственной персоны.

– Догадайся! – раздраженно ответила лиа. – Чейс! Он достал меня! Мне сегодня подарили красивый букет, и парень был симпатичный, так он нагло отобрал у меня букет из рук и вручил удивленному сокурснику, ответив ему вместо меня!

– И что же он ответил? – с улыбкой спросила я.

– Что я достойна большего, чем легкого флирта, а «с тобой ей на это рассчитывать не пришлось бы», – сложив руки на груди, выдала мне подруга. – Может, я именно легкий флирт и хочу?! И чего ты улыбаешься?! Я знаю, о чем ты думаешь! Поэтому сразу говорю: «Нет!». Я не влюблена в Чейса, как и он в меня. Просто ему нравится портить мне жизнь.

– А кто его последней пассии волосы в синий выкрасил? – хихикнув, спросила я.

– Говорила же, что это случайно получилось!

– Как можно случайно скинуть с лестницы пакетик с жидкой краской именно на конкретную девушку?

Ники отвернулась и посчитала, что комментировать это ниже её достоинства. Я не стала её доставать, поэтому отправилась на последнюю пару, после которой мне необходимо было зайти к Аз Хошу.

Когда я зашла в пустой ангар, то оторопела. Аз Хош первый раз был без пиджака, лишь в одной черной безрукавке и черных спортивных штанах, и когда он подтягивался на турнике, то все мышцы на спине и руках отчетливо проступали, вызывая моё восхищение. Я с жадностью любовалась красивым мужским телом и думала, что могу простоять так и час, и два.

Но время беспощадно, поэтому уже в следующую минуту преподаватель спрыгнул, взял в руки полотенце и обернулся ко мне. Выражение его глаз оставалось для меня загадкой на таком расстоянии, но его поза говорила о расслабленности.

– Проходи, не стой на пороге, – махнул рукой в центр зала ур Сент, вытирая лоб от пота.

Сегодня на нем была светлая эштана из другого материала, сетчатая и тонкая, но лица всё равно не было видно.

Я села на маты, откинув сумку в сторону и ожидая преподавателя. Ур Сент скрылся в раздевалке и вышел спустя минут десять уже в другой одежде: светлых свободных штанах и белой безрукавке. Он сел напротив меня и протянул руку.

– Что вы собираетесь делать?

– Обращайся ко мне на «ты», – поправил меня он, а потом добавил, усмехнувшись: – Кажется, тебе так всё равно привычней.

Он явно намекал на вспышки моей ярости, когда я обвиняла его во всех смертных грехах.

– Вы мой преподаватель, – настойчиво ответила я. Казалось, если я начну разрушать стены между нами, то случайно поврежу защиту вокруг моего сердца.

– Сейчас ты побываешь внутри моей головы, поэтому можно откинуть условности. Тем более я старше тебя всего лишь на двадцать пять лет.

– Хорошо, – сдалась я, признавая верность его слов и протягивая к нему руки.

Наши ладони соприкоснулись, после чего Аз Хош закрыл глаза, и я последовала его примеру. В этот раз погружение в транс произошло мгновенно – никаких посторонних мыслей, я будто прошла желеобразную стену и оказалась в совершенно другом мире – его мире.

Первым делом я услышала чириканье птиц, после чего увидела зеленую поляну, в центре которой стоял небольшой деревянный домик. Я видела такие только на картинках. Из крыши торчала труба, будто там стояла печка, а дверь была не автоматическая и не отъезжала в сторону.

В голове бились вопросы, но я не стала ничего спрашивать, двинувшись вслед за ур Сентом к его фантазии. Мы вошли внутрь, и я испытала шок. Настолько разнились впечатления и ожидания. Здесь всё оказалось современным, металлическим, хотя у одной из стен и стоял камин.

– Почему? – всё-таки вырвался у меня вопрос.

– Это суть урджиев, – пожал плечами он, поняв, к чему относился мой вопрос. – Мы не обращаем внимания на внешний фасад, делая выводы только по внутреннему содержанию.

– Да такие мужчины, как вы, просто мечта простушек с маленьких планет, – не удержалась от комментария я, и Аз Хош наградил меня оценивающим взглядом, включая компьютеры. – Поэтому вы носите эштану? Чтобы полюбить друг друга не за внешность?

– Возможно, – расплывчато ответил он.

– Аз Хош, я хотела попросить прощения за тот инцидент на вечеринке. Не знаю, что на меня нашло, – смущенно пробормотала я. Мне казалось, сейчас лучший момент.

– Да брось, я уже отомстил, – легко ответил он, а потом повернулся ко мне.

Я не видела улыбки, но его глаза смеялись. В них плескался океан веселья, отчего я не могла не улыбнуться. ур Сентом высмеивал мою обиду, но по-доброму.

– Людям свойственно любопытство и под воздействием алкоголя оно проявляется особо остро. Как ни странно, меня считают красивым, даже не видя моей внешности. Может, я урод?

– Я тоже об этом задумывалась, – честно призналась я.

– Так, значит? – сощурился он, выстраивая какой-то график на голограмме.

– В смысле, я опровергала предположения однокурсниц! Ты же не думаешь, что все эти статьи в группе – правда?

– Я был таким же студентом, Аврора, – усмехнулся он, – и про меня писали вещи похуже, хотя в них и была лишь частичка правды. И тогда в Предсказателях были студенты намного нещаднее нынешних. Поэтому успокойся и не рефлексируй. Так, а теперь встань сюда.

Ур Сент отступил, чтобы пропустить меня вперед. Я послушалась его, поэтому сейчас чувствовала тепло стоящего за спиной мужчины. Это оказалось волнующе, поэтому, чтобы скрыть своё смущение, я спросила:

– У всех внутренний мир должен выглядеть так? Такой дом и компьютер?

– Нет, конечно. Большинство создают графики прямо в воздухе, но при первом моем погружении в транс передо мной возник этот дом. Дальше всё дорисовала моя фантазия.

– Так себе у тебя фантазия, – не смогла сдержать комментария, и мужчина позади меня рассмеялся, а потом взял за руку и прочертил моим указательным пальцем по воздуху.

По его траектории тут же образовалась линия.

– Представь, что ты управляешь этим местом. Запомни своим ощущения.

– Но ведь это не так…

– Так. Сейчас я дал тебе фактически полную свободу.

– То есть, если я тебя представлю без эштаны, я смогу тебя увидеть?

– Только то, что нарисует твоё воображение. Но я хочу посмотреть, каким ты меня представляешь, – со смешинками в глазах ответил урджий.

Нет, удовлетворять его любопытство я не собираюсь, поэтому закрыла глаза и представила, что это место сейчас принадлежит мне, что я смогу изменять здесь всё по своему желанию.

– Легче всего представить свою судьбу, – проговорил ур Сент, – поставь точку в дату своего рождения, а потом еще одну там, где ты можешь помнить события. Этот отрезок сделай штриховой линией.

В моем воображении все именно так и произошло и, когда я открыла глаза, смогла увидеть спроецированный график.

– Неплохо. Теперь вспомни еще что-нибудь, что изменило тебя или твою судьбу.

Это было сложно. Я всегда плыла по течению, не совершала каких-то важных поступков, не решала что-то самостоятельно. Идти против отца-ученого практически невозможно. Мы жили под его неустанным «должна» и «так надо», никаких отступлений от норм не было.

И так я пыталась сосредоточиться хоть на чем-то из прошлого, как внезапно в памяти всплыл разговор родителей, когда я в корне поменяла о них мнение. Папа изменил, и мама порывалась устроить скандал. Я помню, какие слезы обиды и непонимания стояли у неё в глазах, когда я подглядывала за ними через незакрытую створку двери.

Отец утверждал, что это ему было необходимо, чтобы снять напряжение. В тот вечер он сделал важное открытие. Он утверждал, что он великий ученый и мама должна мириться с некоторыми аспектами его жизни, обвинял её в эгоизме.

Я стояла и с ужасом взирала на него, но потом с еще большей болью увидела, как мама приняла ложную правоту его слов. Она прогнулась под него, растворилась и перестала существовать, как личность. Я никогда не испытывала большего разочарования, чем в тот момент. Отдалившись от них, я сама стала другой.

На графике тут же отразилась эта точка, которая стала переломной для построения моего характера, для дальнейшего движения. А что бы изменилось, поступи я по-другому?

Я вспомнила дату моего поступления – она также была отмечена точкой. Тот переломный момент никак бы не отразился на сегодняшнем дне, значит, он не был экстремумом, пусть и являлся важным событием. Но как только я попыталась осмыслить своё отношение к родителям за период между двумя этими точками, я увидела еще одну штриховую прямую – потенциальное прошлое.

– В реальности это всё приходится рассчитывать?

– Считать приходится всегда, просто не всегда возможно это сделать в реальности. Сейчас ты интерполируешь собственную жизнь, поэтому не прибегаешь к вычислениям, – пояснил ур Сент. – Наш дар позволяет строить графики без особого труда, и чем сильнее дар, тем меньше расчетов приходится делать.

– То есть, чем сильнее полятор, тем меньше у него мозгов? – усмехнулась я.

– Я очень сильный полятор, – серьезно ответил лиобе. – Для построения графиков всегда нужен аналитический подход, размышления и теории, поэтому ты не права. Просто у меня получается экстраполировать быстрее и точнее.

– И мне это нужно проделывать в своем сознании?

– Да, только на других людях. На себе легче интерполировать во много раз, так как подсознательно ты знаешь, как бы устроилась твоя судьба. При расчете же жизни других людей нужно учитывать еще и психологию, и социологию. Психология будет весь второй и третий курс, а социология следующие два семестра.

– А ты сможешь погрузиться со мной в моё сознание?

– К сожалению, нет. Ты должна достаточно управлять своим миром, чтобы впустить меня.

– Получается, что ты сейчас контролируешь и то, что происходит в ангаре?

– Очень слабо, так как ты находишься здесь, – ответил он, а потом обошел меня и встал с другой стороны проекции, отчего я видела его через изображение.

– А у меня получится проэкстраполировать?

– Нет, – улыбнулся он. – Вряд ли. Нам не доступна собственная судьба. Всё, что ты сейчас станешь проецировать, будет твоим желанием, а не реальными событиями. Когда мы занимаемся экстраполяцией чужих судеб, мы практически бесстрастны. А чтобы построить график своей кривой, нужно быть абсолютно отстраненым.

– Тогда я могу сделать поляцию твой жизни?

Он медленно кивнул, после чего снял перчатку и протянул свою руку. Его запястье прошло через голограмму, которая подернулась рябью. Сильные поляторы могут строить кривые, заглядывая в глаза, но им для этого необходимо изучить биографию.

Вообще для любой поляции необходимо собрать как можно больше данных, в этом и заключается наша профессия. Но примерный набросок судьбы можно сделать по линиям на ладони. Это будто гадание, только с большей долей вероятности.

Я протянула руку и дотронулась до ладони мужчины, потом опомнилась и с испугом посмотрела на спокойного урджия.

– Это иллюзия, я ничего не чувствую, – пояснил он мне, и я облегченно выдохнула, приступив к изучению линий.

Сначала ничего не происходило, я вглядывалась, но мой дар никак не реагировал. А вот потом перед моим взором стали проноситься синие линии, будто отделявшиеся с углублений на ладони и выстраивающиеся на голограмме.

– Твоя дата рождения?

После ответа ур Сента я построила отчетную точку, а потом какими-то даже мне непонятными движениями начала проецировать это всё на плоскости, выстраивая его график. На нем был только один резкий минимум (остальные небольшие ямки после подъемов) среди максимумов, и кривая шла вверх.

– У меня есть интерполяция твоей жизни, но я не могу понять без твоей биографии, что означают экстремумы. Скорее всего, этот минимум – твоя ссылка в эту академию? – спросила я, – хотя сразу же после него идет резкий подъем вверх и еще один максимум.

– Не угадала, – покачал головой он. – Эта точка – последний год моего обучения на факультете Истинных знаний, а следующий за ним максимум – поступление на службу в правительство.

– Тогда… как ты оказался здесь? Точнее, это же вовсе не падение карьеры, – пробормотала я, а потом резко вскинула голову на ур Сента. – Это было твоё желание! Ты здесь не просто так.

– Не трогай мою жизнь дальше этой точки максимума, – спокойно ответил Аз Хош, – а вот до этого момента попробуй узнать больше, проинформируйся. Это твоё домашнее задание. Справишься с ним до конца семестра – получишь высшую оценку по моему предмету.

Я округлила удивленно глаза, но ответить ничего не успела. Реальность поплыла, и на последних минутах я постаралась запомнить график жизни «любимого» преподавателя. Или без кавычек?

Открыв глаза, я увидела ур Сента. Он уже поднялся на ноги, поэтому подал мне руку. Помощь я приняла, после чего попрощалась и покинула зал в задумчивости.

В комнате меня ждала Николетта, которая находилась в предвкушении развлечения и даже руки потирала от нетерпения. Понять причину её настроения было несложно: скоро ужин, который будет нам готовить Фэртон.

– Может, уже пойдем? Он же всё равно будет нас учить готовить.

– А мне можно с вами? – смотря на нас щенячьими глазами, спросил Абсент.

– Нет, – единодушно ответили мы, – кто на нашем этаже еду тащит у соседок?

– Было-то всего пару раз! И то когда консервы невкусные попадались, – поморщился он.

Я чувствовала свою вину за то, что не умею готовить. Но последний месяц был совершенно сумасшедшим, мы ничего не успевали, привыкая к университетской нагрузке. Новые знакомства и студенческие сплетни – всё это занимало звериную долю нашего времени.

Даже повторно сходить в библиотеку времени не осталось!

– Как прошло приватное занятие? – спросила Ники, пока мы переодевались, чтобы отправиться к Чейсу.

Я невольно улыбнулась, и подруга поймала выражение моего лица. Постаравшись скрыть своё смущение, я переоделась из спортивной формы в повседневные штаны и теплую кофту. К моему счастью, соседка ничего не стала комментировать, поэтому мы в молчании отправились в мужское общежитие.

Гостевые турникеты записали нас, после чего мы прошли на четвёртый этаж в бокс Фэртона. Открыл нам хозяин собственной персоной и впустил внутрь. В его боксе нам бывать доводилось лишь однажды, но тогда мы не застали в комнате соседа. В этот же раз парень сам вышел нам навстречу, широко улыбаясь.

– Наслышан, наслышан!

– Это Том, – представил его нам Чейс. Незнакомец был саксом. – А это девушки…

– Безусловно! – кивнул лиобе, ухмыляясь.

– …Мой друг Аврора, – продолжил Чейс, а потом перевёл тяжёлый взгляд на Ники: – И её красивая подруга Николетта.

Причём он так по-особенному выделил эпитет, что все сразу поняли – это был не комплимент, в нем скрывалась насмешка. Зато все заметили искорку интереса в глазах нового знакомого.

Я никогда не ревновала к внешности своей подруги, тем более могла бы добиться того же с помощью пластических хирургов. Но мне это было не нужно. Счастье можно отыскать и своими силами, и на подобные процедуры шли только те, кто не уверен в себе. Уверенные и интересные люди в любом случае привлекают внимание даже случайных прохожих.

– Раз представление закончено, то можно начать готовку, – улыбнулся Чейс, прошёл к шкафчику и надел на себя фартук.

Принт на нем изображал перекачанного «мачо», поэтому мы с Ники не сдержали смех. Том тоже присоединился к зрителям, а Чейс взял свой планшет.

– Сейчас я вам раскрою секрет готовки. Конечно, мне это уже без надобности, но вам очень пригодится.

Затем Чейс скачал и открыл какую-то программу, после чего вывел голограммы над кухонным столом. Они показывали точный размер продуктов, и, вставляя в них тару, можно измерить её объём. Если ввести название продукта, программа сама при известной плотности и заданной массе вычислит необходимый объём и выдаст такого размеру голограмму.

Обожаю век технологий! И почему мы раньше об этом не узнали? Я думаю, ответ на этот вопрос довольно прост: не очень-то мы и хотели. Ведь кто ищет, тот всегда найдёт.

Дальше Чейс доставал продукты и показывал, как правильно их чистить – такая же посуда у нас уже стояла на кухне в шкафчиках. Том не забывал вставлять свои комментарии, с интересом поглядывая на Ники – она была привлекательной и женственной девушкой. Я заметила, что во время готовки Чейс все больше раздражается без причины и подчёркнуто вежливо разговаривает с моей соседкой, в то время как со мной чуть ли не сюсюкается.

Я, как могла, сохраняла нейтралитет, стараясь отвлечь Фэртона от флиртующей парочки. Николетта, которая ловила взгляды челибенца, вела себя все более свободно, и в один момент общее напряжение вылилось в скандал.

Ники заглянула через плечо Чейса, когда он делал подливу из корня местного растения, и друг, отшатнувшись, задел ручку сковородки и опрокинул её. Горячая вода вылилась на электрическую плиту, мгновенно вскипев. Пары́ устремились вверх, Чейс оттолкнул от себя Ники, но из-за этого попутно обжог себе руку.

Мы с Томом подскочили со своих мест, подруга вскрикнула и зажала рот руками, а я бросилась к стандартному углублению, где стояла медицинская аптечка. Вывалив содержимое, я нашла нужный порошок. В это время Том уже отключил плиту, а Фэртон промыл руку под струями холодной воды.

– Чейс, прости, я не хотела, – пробормотала Ники, – мне так жаль!

– Жаль?! Что ты вечно лезешь?! Хвостом крутишь! – неожиданно взорвался он, присаживаясь на стул, чтобы я обработала ему ожог.

– Хвостом кручу?! Да это ты глаз от меня отвести не можешь! – выпалила подруга. Чейс хотел что-то выкрикнуть в ответ, но я в это время высыпала ему на руку заживляющий порошок, и парень стиснул зубы.

– Уйди, – прошептал Фэртон, не оборачиваясь. Николетта сжала руки в кулаки, а потом выскочила за дверь.

– Зачем ты так с ней? – устало прошептала я, накладывая пластырь. Том стоял в стороне и с интересом взирал на друга.

– Она сама виновата.

– Интересно, в чем же? Чейс, ты же лучший ученик факультета, да за тобой девушки толпами бегают, неужели ты не знаешь, как обращаться с понравившейся тебе девушкой? Не могу этого понять.

Я не дала ему ничего ответить, встала и покинула его бокс. Новообретенная подруга была мне дороже, и её действия можно было оправдать молодостью и неопытностью, а Чейс…

Неужели, когда мы влюбляемся, то заметно глупеем?