Текст книги "Фива"

Наталья Минина-Magnalia
Фива

«Утончённый вкус –

на цветок без запаха

мотылёк присел»[1]1
  М. Басё.


[Закрыть]

Сидя здесь на холодном камне, я держу тетрадку и пытаюсь сосредоточиться на своих мыслях. Оказывается их собралось так много, что, кажется не выстроить их в ряд. Они стоят беспорядочными когортами. Ну никак не вплести их в красивую, упругую косу. Волоски то и дело выбиваются: не прилизать их и не вплести. Это хорошо, что водопад совсем близко, его шум заставляет сосредоточиться только на том, что вот уже долгое время будоражит меня. В те редкие минуты, когда мысли уносят меня в другую, не ту реальность, которая окружает меня сейчас, капельки водопада, возвращают мысли на место. Спасибо ветру за то, что приносит их, и как всегда делает это вовремя.

Я не представилась. Прошу простить мне эту оплошность. В последнее время я стала какой-то рассеянной. Все время думаю об этой книге. Думаю, как бы ее написать, да нет, что там написать. Как бы приступить к ней, как начать, и как определить место мыслям, которых скопилось, как хлама на чердаке у старушки, которая раз в год перед Рождеством поднимается туда, чтобы сдуть пыль с вещей, которым давно место на свалке. Не могу сказать, что моим мыслям место на свалке. Отнюдь. Если говорить честно, я и сама не знаю, где им место, и есть ли оно вообще это самое место. Вот снова капелька долетела до меня. Сейчас протру очки и продолжу писать дальше.

На чем я остановилась? Ах да, на том, что я не представилась. Меня зовут Элиза Дункан. Хотя, что вам даст моё имя? И имеет значение хоть какое-нибудь для человека имя? Вы никогда не задумывались над тем, какую силу имеет человеческое имя, данное ребёнку при рождении? Ведь кто-то из нас счастлив в жизни, кто-то нет. Имеет ли имя свою карму, и наделяет ли оно качествами родившегося человека на всю жизнь? Почему-то вспомнилось, как в Древнем Вавилоне люди считали, что их Боги создали играючи. Представляете? Да, я говорю на полном серьезе. Мол, сидели Боги играли с глиной и из остатков решили слепить человека себе на служение и на забаву. А может быть, наше имя точно так же играет с нами, лепя заведомо неудачника или счастливца? Может быть, это чья-то недобрая шутка в словесный шифр, или что-то подобное?

Историю, которую я хочу вам рассказать, пожалуйста, сохраните в тайне. Я рассказываю ее только для тех, кто сам захотел узнать. И Вы в свою очередь, не навязывайте ее никому. Эта история настолько невероятна, что в неё мало кто поверит, но кто бы что ни говорил, это было. Жители нашего города хорошо помнят то время. И, если вы подойдете к местному старику или молодой леди и спросите, помнят ли их глаза чудо, они утвердительно закивают головой, чем удивят вас не на шутку. Я не лгунья, и никогда не слыла фантазёркой. Да и давно я вышла из того возраста, чтобы придумывать всякие небылицы, чтобы привлечь к себе внимание. Каждое слово, написанное мной – правда. Вот за запятые и прочие знаки препинания, ручаться не могу.

Всю жизнь я проработала на ткацкой фабрике нашего небольшого городка. Растила дочь и была верной женой. Образцовая семья, тихий городок, чистый воздух и приятные люди. И вдруг непостижимая история, в которую невозможно поверить.

Всё тянется с детства Лизи, так зовут мою дочь. Наши имена похожи. Мы любили, когда ребятишки резвились во дворе. Знаете, это так здорово, когда субботние вечера заполняют звонкие голоса малышни, а игрушки летают из одной стороны забора в другую. Особенно мне нравилась Фива – лучшая подруга Лизи, которая с ранних лет обращала на себя внимание. Все родители хотели, что Фива была лучшей подругой их детей. С ума сойти, они специально приезжали в дом Фивы с подарками для девочки, чтобы умаслить её отца. Но заставить Фиву делать что-то, что ей не по душе, было невозможно. Она всегда была такой: упрямая, свободолюбивая, взрослая и не по годам развитая. Выбрала она еще тогда, в далёком детстве именно мою Лизи и не отпускала от себя ни на минуту. Вместе ходили в школу, вместе оставались после занятий, вместе сдавали экзамены в колледж, вместе… Впрочем, не буду забегать вперёд.

Первый раз я прочитала дневник Лизи, когда ей было двенадцать лет. Именно по заметкам её детского дневника я составлю для вас подробный портрет загадочной девочки со странным именем Фива. Следующий раз, когда я рылась в вещах дочери, было ровно пять лет спустя. То, что я прочла, пролило свет на события, потрясшие и меня и весь городок. Дневник Лизи был, как и первый (детский) очень подробный.

Несмотря на то, что я всю жизнь проработала ткачихой, я всегда любила читать, и даже писала стихи в юности. Потом, когда появился Рикки, будущий папа Лизи, я забыла о том, что когда-то интересовалась поэзией. Жизнь сама диктует правила, ты лишь плывёшь по течению, не особо сопротивляясь. А ведь я училась «на отлично» и в школе и в колледже, была лучшей ученицей в классе. После школы мечтала стать журналисткой, но моим мечтам не суждено было сбиться. И вот сейчас, сидя с ручкой в руках, я чувствую себя «писателем на скорую руку». Только, пожалуйста, не смейтесь. В жизни я человек очень скромный и выражать свои мысли вслух не умею красиво. Зато наша Лизи «золотая серединка», как мы ее в шутку называли с мистером Дункан: она в меру скромна, в меру воспитана, прекрасно владеет языком, нежна, но и постоять за себя может. А вот ее подруга всегда была необузданной. В Фиве казалось меры не было ни в чём, ни в хорошем ни в загадочном. Я плохо ее понимала, с детства она казалась мне странной, непохожей на остальных детей. Она была не от мира сего. Но я снова забегаю вперёд.

Помню, как однажды, после дождя она зашла к нам, я как раз готовила яблочный пирог с корицей. Вижу, как она остановилась у навеса и стоит. Знаете, у каждого во дворе есть место для инвентаря, где хранятся лопаты, вёдра и прочая нужная утварь. Ну так вот, она остановилась и смотрит. Думаю, вот постучу в окошко, позову её попить с нами чая. А потом смотрю, Фива продолжает стоять на месте, как окаменевшая и в упор смотрит под навес. Я даже испугалась немного. Дальше больше. Она подошла к дому, подняла взглядом тяжеленный шланг и начала поливать из него землю под навесом. Это же надо такую силу иметь маленькой девочке с тоненькими, как спички, ручонками, поднять шланг да еще суметь управлять им. Ну это ладно. Зачем ей это понадобилось, как вы думаете? Стучать в окно я не стала, сразу выбежала во двор и подошла к ней. Она спокойно посмотрела на меня, знаете, такими взрослыми глазами. Потом отдала мне летающий в воздухе шланг и зашла в дом как ни в чём не бывало. На мой вопрос, зачем ей понадобилось поливать землю в том месте, она ответила более чем странно: «Когда на улице идёт дождь, никакие навесы не должны мешать земле впитывать влагу. Дождь одинаково необходим для всех».

Ну вот скажите, как на это реагировать? Девочка, которой одиннадцать лет, может говорить таким языком? Я конечно понимаю, она росла в очень богатой, известной семье: дедушка знаменитый археолог, бабушка искусствовед, но откуда такие мысли в столь юной головке? А когда мы все уже сидели за столом, она ни с того ни с сего вдруг сказала: «Там у вас растёт красивый цветок. Поливайте его. И уберите ради Бога этот навес. Что за причуды прятать лопаты от дождя». Мы с мужем не смели возразить, а Лизи сразу побежала на улицу искать цветок, растущий под навесом рядом с ржавыми лопатами. Вернувшись, она начала взбудоражено рассказывать, что там действительно растёт диковинный цветок, которого она никогда не видела. По правде сказать, я такого растения тоже прежде не видела, но, конечно же, не сказала об девочкам. Не хотелось поддакивать им, разогревая тем самым их увлеченность загадками природы. Мы только и сделали, что переглянулись с Рикки и отправились каждый заниматься своими делами.

Моя посуду после ужина, я никак не могла забыть чёрные глаза девочки, которые пристально смотрели в одну точку. Оказывается, она смотрела на цветок и желание ее было безобидным: она просто хотела полить растение, до которого не доходили капельки живительной влаги. Только вот незадача: сколько я ни старалась убедить себя в обыденности случившегося, поверить своим доводам я не могла. Не получалось. На минуту мне даже показалось, что этого цветка и вовсе там не было, и что именно под воздействием ее взгляда он там появился. Мистика? Бред? Что это? Одно я знала наверняка: это было мало похоже на правду. Отбросив подобные мысли, я принялась старательнее вымывать противень. После этого случая, наткнувшись на дневник моей Лизи, я решилась всё-таки пойти на этот некрасивый шаг и прочитать всё, что там было написано. Как я и думала, большая часть написанного в тетрадке, было связано с Фивой. Их жизни были крепко сплетены с самого детства.

Для каждого существует та гавань, к которой всегда хочется возвращаться, где хочется уединиться, черпать силы, если хотите. У кого-то это религия, для кого-то семья, а у кого-то страстное занятие чем-то. Да, это нормально. Но для девочек из школы, где училась моя Лизи, этой пристанью, этим причалом была Фива. Фива была для них всем: и религией и музыкой и книгой и семьей и родителем. Людей тянуло к ней как магнитом. Ее черные, как смоль глаза буквально примагничавали людей. Какая непонятная девочка, скажете вы. Не спешите. Фива притягивала людей, не прилагая к этому никаких усилий. Эта девочка умела и ненавидеть. Компания девчонок, которые слетались к ней, словно пчёлы на пыльцу, вовсе не была идеальна. Фива не отталкивала их, но и не испытывала никакой привязанности. Единственный человек, к которому она относилась с нежностью, была моя Лизи. Моя Лиз не была из робкого десятка, но и на выскочку не была похожа. Внешне очень утончённая и красивая девочка: тонкая кисть, как у пианистки, большие зелёные глаза и красивые пухлые губы. Она нравилась мальчикам. Не преувеличу, если скажу, что моя дочурка пользовалась успехом у мужской половины. Фива оценивала каждого и постоянно твердила, что никто ей не подходит, а моя дурёха верила подруге больше, чем себе. По правде сказать, во многом Фива была права. Моя малышка никогда не умела выбирать себе мальчиков. Вечно нравились ей какие-то подонки. Мне сложно писать об этом, но раз я начала, постараюсь быть честной до конца. Иначе какой смысл в моем рассказе.

Однажды вечером после школьных занятий, а последний урок у них был физкультура, Лизи задержалась в раздевалке. Знаете, как это бываете, девочки долго прихорашиваются, стоя перед зеркалом. После душа, она вошла в пустую раздевалку в одном полотенце, как вдруг почувствовала, что сзади кто-то закрыл ей рот рукой. Все произошло очень быстро и неожиданно. Повернувшись, она увидела перед собой Билли-красавчика старшеклассника, который давно хотел прокатить её на своей машине до дома. Но так как Фиве он никогда не нравился, Лизи решила не общаться с ним. Закрыв дверь, он демонстративно показал, как кладет ключ от раздевалки себе в брюки. Нагло глазея на беззащитную девочку, завёрнутую во влажное полотенце, он начал раздеваться. Попытка спрятаться в душе не увенчалась успехом. Он был намного сильнее: поставив ногу в проёме между дверей, он не дал бедняжке возможности скрыться. Кричать не было смысла, всё равно никто не услышит. Да и никого кроме охранника в столь поздний час в школе не было. Все девчонки поспешили разойтись кто куда. А Фивы в тот день в школе почему-то не было. Лизи села на корточки и закрыла лицо глазами. Точно так же как не было смысла кричать, не было смысла и сопротивляться здоровенному парню, который каждый день качался в спортивном зале, предпочитая книгам гантели и тренажёры.

– Ну что ж ты что так пугаешься, глупенькая? – приглушённым голосом спросил он, снимая с себя брюки. – Можно подумать ты девственница.

– Да, я девственница. Уйди пожалуйста, Билли, – взмолилась Лизи.

– Хватит врать. Если даже ты говоришь правду и у тебя еще никого не было, я тоже не буду первым. Мы найдём другой способ получить удовольствие. Лиз, ну иди ко мне.

– Билли, не надо. Прошу тебя, уйди, – изо всех сил отодвигая от себя парня, стоящего над ней с приспущенными штанами, жалобно просила Лизи.

– Детка, ты начинаешь злить меня!

Понимая, что так он не добьется желаемого, загорелый качок ударил девочку по лицу. Она упала на кафельный пол: ее густые волосы, как хризантемы рассыпались по плитке, и только багровых лепестков роз становилось все больше. Капли крови становились все гуще. Но мерзавец не замечал этого. Подняв бессознательное, обмякшее тело девушки, он распахнул влажное полотенце, прикрывающее нежную кожу, и жадно начал целовать ее живот, спускаясь всё ниже. Как вдруг, почувствовал чей-то взгляд. У дверей стояла Фива. Ее чёрные глаза словно приказывали ему отойти от невинной красоты, надеть брюки и убраться вон из раздевалки. При этом, она не произнесла ни слова. Мурашки бегали с головы до ног, поджилки тряслись осиновыми листами у того, кто еще несколько минут назад казался смелее шакала. Как только он вышел за дверь, Фива подошла к подруге, приложила руки к ране и губами коснулась ее холодного лба. Через мгновение, на нее уже ясно смотрели зелёные глаза.

– Вставай, Лизи. Ты можешь, – сказала Фива и подала подруге одежду.

– Он повалил меня на пол. Фива, я ничего не понимаю. Почему он со мной так поступил? Что ему нужно от меня?

– Что ему было нужно, я объясню тебе потом, а сейчас давай собирайся живее.

– Кроль, у меня какие-то непонятные ощущения в голове.

– Не выдумывай, у тебя ничего не может болеть. Я прикладывала руки к твоей ране. Вставай.

Они вместе вышли в тёмный коридор. Не видно ни зги. Почти на ощупь, они шли по узкому коридору. Почему-то Фива пропустила вперёд подругу, поддерживая ее за локоть. Внезапно, раздался сильный удар. Оглушительный и пронзительный, и совсем рядом. Фива упала. И снова этот омерзительно-приглушённый голос. Переступив через лежащую на полу Фиву, он подошел ближе и нашёл Лизи, забившуюся в угол. Сильно ударив ее о стену, он услышал, как девочка упала. Дерзко ухмыльнувшись, он посветил маленьким фонариком в виде сигареты, чтобы удостовериться в своей победе. Вот так победа, вот так мужчина! Ничего не скажешь.

Развернувшись, он уже хотел уйти с места преступления. Но словно что-то не давало ему сдвинуться с места. Ноги не слушались его. Он посветил Фиве на лицо и чуть склонился над ней.

– Будет знать эта конопатая бестия, как мешать мне! Ну что ты можешь сейчас? Что? Лежишь на полу и костенеешь от холода. Рыжая гадюка! – пнув ногой лежащее на полу тело Фивы, он случайно выронил фонарик из рук.

Нащупав в кармане пачку сигарет, он вспомнил, что в куртке должна быть зажигалка. Когда Билли зажег зажигалку, и снова посмотрел вниз лицо его скорчилось от страха. Содрогнувшись от ужаса, он отошёл. На него смотрели фиолетового цвета глаза: смотрели пристально и сосредоточенно, словно изучали. То, что произошло дальше описать словами сложно, у меня дух захватывает. Девочка встала легко, словно не было никакого удара гантелей по голове, и пошла на Билли.

– Фива, стой-стой. Я пошутил. Будет тебе. Со всеми бывает, ну подурачились и ладно, – начал оправдываться он, стараясь не смотреть в горящие в темноте дикие глаза фиолетового цвета.

– Меньше минуты назад ты сказал, что я ничего не могу тебе сделать. Так чего ты боишься? – спокойно ответила она и отдала ему гантель. – Бери, чего ты ждешь?

– Но мне не нужна гантель.

– Я сказала возьми гантель и уходи.

Как и в первый раз, Фива села на колени, наклонившись над телом подруги, подложила свои руки ей под голову и через несколько минут, зелёные глаза Лизи снова смотрели на мир ясным взглядом. Всё осталось позади.

Странно такое читать, правда? Представляете, каково было мне – маме читать подобное. Но, тем не менее, я ни слова не приврала вам. Пишу только то, что прочитала в дневнике. Фиолетовый цвет глаз существует, хоть он и самый редкий в мире. Но как цвет глаз может меняться в темноте, мне до сих непонятно. Будучи реалистом, мне всё-таки не хочется уводить вас в дебри мистики, тем более, что дальнейшее повествование будет описывать как нельзя более реалистичные события. А реальность, как вы знаете, не всегда красива и гармонична. Она, как мысли: то думаешь о прекрасном, то скатываешься в пропасть.

Что же касается Билли, утром его нашёл охранник со сквозной раной в голове. Отпечатки пальцев, экспертизы и прочие проверки шерифов показали, что он сам себе нанёс травмы, ставшие причиной смерти. По правде говоря, мало кто опечалился этим событием. Как оказалось, то, что он хотел сделать с Лизи, он успешно проделывал с другими девочками, которые так же не могли дать отпор ныне покойному великовозрастному извращенцу. Помимо этого, его побаивались и местные старушки. Он воровал и подвешивал за хвосты их котов. Садистские наклонности, дурные привычки и весьма неприятная наружность делали его самым ничтожным и некрасивым жителем нашей местности.

* * *

– Ты что смотришь? – проходя мимо витрины с салатами, спросила Фива у стоявшего рядом мальчика.

– Не слышал? Тебя спрашивает Фива. Что молчишь? Оглох или язык проглотил? – крупная девочка подошла вплотную к субтильному мальчишке, который казалось окаменел от страха.

Фива давно уже прошла с подносом и сидела за столом рядом с Лизи. А краснощёкая Марго всё еще пытала вопросами напуганного до полусмерти мальца. Каждой девочке из класса хотелось выделиться перед лидером, быть лучшей, показать свою преданность единственной и неповторимой рыжеволосой подруге. С девичьей горячностью, присущей подросткам, они хотели быть лучшими в своей жестокости. Какая же хрупкая душа у подростка, того и гляди разобьется о ледяные осколки, которые летят со всех сторон. Только успевай уворачиваться.

Закончив свой обед, подруги встали и направились к выходу. Тогда Марго еще пуще подняла голос на мальчика. Сделала это она для того, чтобы обратить на себя внимание Фивы. Да, цель была достигнута. Фива обернулась и лениво приказала: «Оставь мангуста. Не отвлекай меня от мыслей». По столовой раскатился громом смешок. Кто-то смеялся громко, кто-то подхихикивал, кто-то показывал пальцем. Ни в ком не было сочувствия. И только пухлая уборщица столовой подошла к мальчику, который был готов провалиться сквозь пол. Вполголоса женщина попросила его отодвинуться от витрины и походя приобняла его за плечо. О чудо, в её глазах он нашёл сочувствие. Сняв очки, он вышел из столовой и побрёл домой. Одиноко и униженно.

Каждый день после занятий девчонки собирались всей честной компанией в школьном дворе и общались. Да, общались они и в течение дня, но именно после занятий, перед тем, как все разойдутся по домам, каждый хотел «отчитаться о своих успехах». Мало кто говорил о промахах. Никому не хотелось признаваться в своём бессилии. Все девочки хотели походить на Фиву. Они выкрашивали волосы в рыжий цвет, но по непонятной причине на следующий же день смывали краску. Происходило это после того, как их с новой причёской видела сама Фива. Нельзя сказать, что она принуждала кого-то угождать ей, такого не было. Так же, она ни от кого не ждала лести, а именно лесть выслушивала она изо дня в день. Одна Лизи всегда была с ней честна и говорила только то, что думает. Каждая девчонка мечтала быть на ее месте. Все хотели, чтобы Лизи исчезла, испарилась. Она была для них неприкасаемой соперницей, этакой «костью в горле». Вот только тронуть её никто не смел. Для всех Лизи крепко ассоциировалась с Фивой, которая в детстве сама выбрала себе подругу и от себя не отпускала ни на шаг. Странные отношения были между ними. Непохожая ни на кого, немного мужиковатая, сильная и сумасбродная Фива не была разговорчивой. Она почти всегда молчала, говорила Лизи. Они могли за целый день не обмолвиться ни словом, идти домой и молчать, завтракать и только пожелать друг другу приятного аппетита. Этого было достаточно для того, чтобы быть лучшими подругами.

Характер рыжеволосой бестии был непонятен даже Лизи. Да, она тоже не понимала её, но в отличие от остальных, она не старалась понять. Она просто любила Фиву. Не боялась её, не пресмыкалась перед ней и не претворялась. Лизи знала, что Фива никогда не сделает ей больно, не предаст и не уйдёт. Подсознательно она была избалована её покровительством. Бывало, Фива приходила в наш дом, садилась напротив окна и просто смотрела в никуда. Могла так просидеть до вечера. Если кто-то хотел спросить ее о чем-то, она подносила указательный палец ко рту, тем самым показывая, что не хочет никого слушать, и тем более, отвечать на глупые вопросы. В этот момент, было особенно боязно смотреть на то, как она переводит взгляд и смотрит на человека фиолетовыми глазами дикой кошки. В ней было что-то от сфинкса: такого загадочного и заколдованного, немногословного и полного тайн. Никто никогда не видел, как она радуется. Да, у неё были красивые, белоснежные зубы, но она никогда не улыбалась. В глазах печаль и вечная тоска, а иногда пустое холодное равнодушие, леденящее душу.

– Слушайте, а что это за рыжеволосая девка, за которой вы вечно ходите гуськом?

– Ты что не знаешь? Это – Фива.

– Что у неё за имя такое корявое? Кто умудрился ее так назвать? Вот уж не повезло этой рыжей.

Разговор Марго и новенькой девочки, которая мнила себя королевой красоты и пупом земли одновременно (и как только времени у неё хватало на выполнение двух миссий одновременно), услышала Фива. Услышала, но прошла мимо, как ни в чём не бывало. Вечером, как обычно сидя после занятий во дворе, она подозвала к себе новенькую. Все обернулись, Марго покосила свои и без того косенькие глазки и резко отвернулась.

– Даже и не подумаю подходить к тебе, – с вызовом ответила Стела.

Она стояла у забора и курила. В ответ на слова Фивы, она сделала некрасивый для девушки знак рукой и отвернулась.

Но не это оскорбило Фиву.

– Приведите мне её, – скомандовала она облепившим ее трещоткам.

Не успела она договорить, как две самые сильные девчонки подбежали к длинноногой блондинке, взяли ее под руки и привели к тому месту, где сидела их большая компания.

– Да что вы делаете? Мой папа знаете, что с вами сделает! Уродины вы все во главе с главной уродкой, – вопила она, брыкаясь и некрасиво выражаясь.

– Почему ты невзлюбила меня? – невозмутимым голосом спросила Фива. – Мы не знакомы, а ты уже даёшь мне характеристики.

Все сидели, не смея вставить ни слова ни вздоха. Когда говорила Фива, все молчали: кто-то учился говорить как она, других завораживал её тембр, третьи просто тихо восхищались ею, четверых, таких как Лизи не было.

– Почему я должна отчитываться перед тобой. Кто ты такая? Рябая уродина.

– Мы просто беседуем. Ты среди одноклассников, почему ты так нервничаешь и постоянно дерзишь?

– Завтра. Вот подожди и завтра ты увидишь, что значит связываться со мной! Отпустите меня, тупые кобылицы! – она вся извивалась, а яд точно капал с языка на асфальт.

Девушки отпустили ее и подошли к скамейке, на которой сидело большинство девчонок.

– Посиди с нами, – приветливо предложила Лизи.

Ей единственной не требовалось ни вербального, ни безмолвного разрешения на то, чтобы высказать своё мнение. Да, собственно, оно не требовалось и остальным, но почему-то остальные боялись. Поэтому они и были всего лишь серой массой, может и неплохих людей, но до невозможности похожих друг на друга. Похожих в трусости, напыщенности и степени нереализованных амбиций.

– Чтобы я сидела с такими кретинами, как вы. Да провалитесь вы все пропадом!

– Стела, тебя ведь кажется так зовут, почему ты грубо разговариваешь с нами? Почему ты общаешься с нами по-хамски? – спокойным голосом продолжила диалог Лизи.

– Да заткнись ты уже наконец, ведьма с лицом агнца. На самом деле, ты просто жалкий присосок конопатой бандерши. Этой тупицы со смешным именем Фива. Тьфу, противно такое произносить.

Все обернулись, кто-то открыто, кто-то украдкой… Все смотрели на лицо Фивы, которое совершенно не изменилось. Только глаза. Постепенно они начали приобретать фиолетовый оттенок, который заставил содрогнуться даже смелую ораторшу. Не смотря на это, она продолжала нагло смотреть на всех, стоя руки в боки.

– Довольно. Ты всё сказала, – собирая в сумку тетради, лежащие на скамейке, отрезала Фива.

– Нет, я не всё сказала! За то, что вы ведете себя, как настоящие бандитки, вы будете отвечать. Мой папа завтра же приедет и поговорит с директором школы.

Фива ее не слушала. Сложив вещи в сумку, она только было два раза хлопнула в ладоши, как с неба полил дождь. Лизи встала и пошла за подругой. Остальные девчонки, как гиены окружили в кольцо дерзкую ораторшу, которая отчетливо понимала, что сейчас начнётся возмездие.

– Не оставляй меня с ними. Слышишь? Не уходи. Фива, ну вернись же!

Рыжая голова даже не качнулась в сторону голоса, полного отчаяния. Ни один мускул не дрогнул на её лице. Хлопнув еще раз в ладоши, она взяла за руку Лизи, которая вздрогнула от неожиданности при виде града с перепелиное яйцо, с грохотом внезапно посыпавшегося с неба на девчонок в конце двора. «Это тебе за Лизи. Это тебе за Фиву.», – так тихо, что даже идущая рядом подруга еле разобрала слова, произнесла она и больше за время пути не проронила ни слова.

* * *

Мне сложно писать о людях, которые мне непонятны. А Фива всегда была недосягаема. Нет, с нами, как с родителями лучшей подруги, она была вежлива, даже приветлива. Но понять её мне не удавалось. Сейчас я задаю себе вопрос, мог ли её разгадать хоть один человек? Возможно, ответ найдёт меня в процессе написания книги, и я смогу с вами поделиться откровением. Я никогда не встречала человека, похожего на неё. Нет, я вовсе не отрицаю, вероятно, такие люди есть, возможно мы дышим с ними одним воздухом. Вот только я с ними не знакома. Для меня Фива – единственная в своём роде. Уникум уникумов.

На мой взгляд (и скоро вы сами в этом убедитесь) все нити тянутся из прошлого. Как вы уже поняли, я человек не склонный к преувеличениям. Твёрдо стоя на земле, не решаюсь даже мысленно уноситься в мир мистики и фантазий. Всё намного проще. Я говорю о детстве: леденцово-карусельном детстве. А когда вы думаете формируется характер человека? Конечно, в том сладостном вафельном детстве, когда от родителей зависит всё. Да, именно тогда окружающие близкие люди несут в ладошках самое сокровенное – новую жизнь. И то, сколько раз они ее уронят, поранят, спрячут от сквозняков и сложит позже, уже в юности, в один крупный паззл характер человека.

Семья Фивы была несколько странной. Если не странной, то по меньше мере необычной. Точно не знаю, что у них происходило, но кое-что мне всё-таки известно. Рассказываю и вам. Отец Фивы – мистер Стивен был известным любимчиком дам. Ему осталось большое состояние от отца, который был знаменитым археологом с мировым именем. За постоянными разъездами он совершенно не успел заниматься воспитанием сына. А его супруга мать Стивена с наимилейшая женщина умерла, когда сыну было пятнадцать лет. Подростком он выбрал для себя путь наименьшего сопротивления. Он брал от жизни всё дурное, хотя отец оплачивал самую лучшую школу, дорогих репетиторов, кружки, секции, покупал модную одежду… У юноши было всё, о чём многие даже мечтать не смели, но он пошел по скользкой дорожке. И вот когда мистер Роберт исчез, да именно исчез, никто не знает, как это произошло, но все решили, что он погиб в одной из своих экспедиций, Стивен вошёл во владение домов, автомобиля и небольшого кафе, которое мистер Роберт купил для сына, пытаясь хоть чем-то заинтересовать непутёвого ребёнка. Со временем он стал еще расхлябаннее, стал приводить в дом женщин и много пил. Каждый раз, когда порог переступала новая девушка, Фива уходила. Надо отдать должное, отец всегда спрашивал, почему и куда она уходит, но Фива редко отвечала. Только однажды она пробурчала себе под нос, что ей становится душно, когда в доме чужой запах.

Помню, как вечером мы собрались за столом в саду. Ничего особенного: как обычно рисовая каша с поджаркой и несколько кабачковых оладий. Вижу, по улице бредёт Фива. Опустила голову. Да так опустила, что рыжая копна упала вниз, как перевёрнутый стог выжженного солнцем сена. Бредет и молчит. Открыв калитку, она зашла к нам, как к себе домой. Зашла, не поздоровавшись (она не считала нужным здороваться каждый день). Села рядом с Лизи и продолжала молчать. Тогда я принесла из кухни приборы, положила ей в тарелку всё, чем мы сами угощались, и спросила, почему она такая бледная. Она словно не слышала меня. Поела, попила с нами чая, потом встала и направилась в комнату Лизи. Там она тоже не проронила ни слова.

– Ты закончила? Не знаешь, Марго принесла журналы, или снова забыла? Фива, ты не знаешь?

– Знаю, что у меня в горле начинает жечь от запаха спиртного. Я задыхаюсь от запаха чужих духов. Меня душат они, – призналась подруге Фива.

Ее лицо скривилось в смешной мине, она поднесла руку к горлу и одернула водолазку, после чего резко встала и закружилась на месте. Так же резко, она остановилась и села в реверансе перед Лизи, после чего направилась с подносом к выходу и, найдя руку подруги, весело зашагала вниз по лестнице, зная, что Лизи рядом. Ей было всё равно, что окружающие видят её. Нет, это никогда не беспокоило её. Она была свободна, но не легка. Иногда мне казалось, что она всей душой чувствовала ношу своего существа и осознание этого тяготило ее. Но изменить что-то и измениться самой не представлялось возможным.

Нельзя сказать, что мистер Стивен был плохим отцом. Когда он был трезв, он делал всё, чтобы угодить Фиве. Выполнял он и странную просьбу дочери. Каждую субботу перед их домом останавливался грузовик с тонной песка. Одной из причуд Фивы была игра с песком. Ей нравилось играть с ним, строить фигурки, значение которых мало кто понимал. Кажется, никто и не старался вникнуть, а мне хотелось понять, что же такого интересного и нам непонятного происходит в голове этой девочки.

Однажды зайдя к ним в сад, я увидела картину, которая до сих пор стоит у меня перед глазами. Наверное, нелишним будет сказать, что тогда я впервые увидела Фиву одухотворенной. Было видно, что ей очень нравится то, что она делает. Она была страстно увлечена чем-то. Стоя посреди вылепленной изгороди, она старательно проводила рукой по гладкой, почти отшлифованной стене из песка. Тогда я подумала, что стоя здесь в начале ХХ века, окруженная стенами древнего античного мира, она смотрится очень гармонично. Гораздо гармоничнее, чем со всем, что окружает ее среди нас каждый день.