Текст книги "Средство от облысения"

Китайская ножка

Визажист Сидоркин, щупленький и молоденький, как допризывник, был одет во всё черное: шелковая черная рубашка с воланами на воротнике и на манжетах, резиново обтягивающие черные брючки, заправленные в черные лакированные сапожки. Только яркие рыжие волосы выделялись в его облике, но и в них одна прядь была выкрашена в траурный цвет.

«Из себя он сделал служителя похоронной команды, – подумала Лена, – а что будет со мной?»

Сидоркин привел ее в кабинет, уставленный деревянными болванками голов с париками, усадил в мягкое кресло, сам сел напротив и представился:

– Зовите меня Филиппом.

Он предложил Лене кофе, конфеты, сигареты. От последних она отказалась.

– Посмотрите пока журналы, – сказал Сидоркин.

Лена переворачивала страницы, но ничего не запоминала в облике заморских див. Она обжигалась напитком и глотала, не разжевывая, конфеты.

Филипп Сидоркин, скрестив руки на груди, внимательно рассматривал ее, потом встал и обошел вокруг. Лена не знала, поворачивать голову за ним или нет.

– Пройдитесь, – велел Сидоркин.

– Куда? – не поняла Лена.

– Здесь, по комнате. – Сидоркин изящно махнул кистью руки.

Лена маршировала на каменных ногах с чашкой кофе в руках, из которой неловко плеснула себе на платье.

– Садитесь, – командовал визажист, – положите ногу на ногу. Теперь другую.

– Что?

– Другую ногу на ногу. Так, хорошо. – Сидоркин закрыл глаза, потом прикрыл их ладошкой. – Говорите, – сказал он шёпотом.

– О чем? – Лена тоже зашептала.

– Какой вы видите себя обновленной. Затем скажу я, какой вас вижу. Мы сравним и выработаем адекватный образ.

– Не знаю, – призналась Лена. – Мне бы хотелось быть обаятельной, привлекательной.

– В вас бездна обаяния, – похвалил Сидоркин, не убирая ладони от лица. – Теплота, мягкость в несколько деревенском, народном стиле. Просто молоком пахнет.

«Хорошо, хоть не сеном», – подумала Лена.

– Нельзя ли его приблизить к городскому? – попросила она. – И современному?

– Полностью нельзя, – отказал Сидоркин. – Такой развитый бюст! Его не спрячешь. Хотя сейчас многие делают пластические операции по уменьшению груди.

Лене подобная операция могла только в кошмарном сне привидеться. Да и она всегда считала, что красивый упругий бюст – женское достоинство, а не деревенский признак.

– Можно сыграть на контрасте, на шоке, – рассуждал вслух Сидоркин. – Вы меня понимаете, доверяете? – Он раздвинул пальцы и посмотрел одним глазом на Лену.

– Не понимаю, – честно призналась она. – Доверяю, – решилась, – только, если можно, без шока.

– Значит, так… – Сидоркин принялся перечислять: – Цвет волос меняем. Ваш – спелая слива. Прическа – мэрлин-каре, ну этакое художественное безобразие в стиле сонной Мэрилин Монро.

– Но она ведь блондинкой была, а не цвета спелой сливы?

– Несущественные детали, – отмахнулся Сидоркин. – Примитивно копируют только бездарные стилисты. Так! Брови оттенить, углубив цвет и придав форму. Ноги… Снимите чулки.

– Зачем? – испугалась Лена.

– Видите ли, стиль – это нечто внутреннее, подчас глазу незаметное. Классно сделанный педикюр создает женщине настроение, придает уверенность больше, чем дорогое украшение.

Он деликатно отвернулся, пока Лена снимала колготки и заталкивала их в сумочку.

«Пальцы на ногах – внутреннее?» – спросила она себя.

– Педикюр номер семнадцать, – решил Сидоркин. – «Китайская ножка» я его называю. – Он взял Ленину кисть, приподнял немного и стал рассматривать, как рассматривают рыбу перед покупкой. – Ногти мы вам нарастим, – пообещал Сидоркин. – Сейчас уже никто не носит своих. И модно такие обрубленные, а-ля натураль, безо всяких стародавних закруглений. Цвет – белый, можно с пунктиром.

– А можно без? – попросила Лена и подумала о том, как она будет стирать белье с длинными искусственными ногтями.

Через полчаса она уже сидела в кресле мастера. На голову ей, по методу Сидоркина, одновременно нанесли краску для волос и состав химической завивки, закрутили часть волос на спирали, а оставшиеся пряди завернули в фольгу. Ноги Лены стояли в специальных ванночках, и у каждой хлопотала педикюрша. Еще две девушки клеили ей пятисантиметровые ногти на пальцы рук.

– Потом немного укоротим, – пообещали они.

«Денег не хватит», – подумала Лена, когда к ней подошла пятая мастерица с блюдцем черной краски и принялась красить брови.

Нарисовав две жирных дуги, она перевернула песочные часы.

– Три минуты, не больше, – сообщила она, – краска импортная с добавлением нашего урзола, схватывает намертво.

Три минуты обернулись получасом, потому что дальнейшие события разворачивались по совершенно неожиданному сценарию.

– Кажется, в доме напротив пожар, – задумчиво сказал Сидоркин, стоящий у окна.

Лена проследила за его взглядом и обомлела: из окна ее кухни валил густой желтый дым.

– «Юный химик»! – завопила она, вырвала свои пальцы из рук девушек, выскочила из ванночек и, босая, оставляя мокрые следы, побежала вон.

«Юным химиком» назывался набор, который Володя подарил сыну. Когда Лена выходила из дому, Петя и его друг изучали инструкцию к реактивам.

Она столкнулась с ребятами у входной двери – они как раз выскакивали из квартиры.

Увидев ее, мальчишки дружно завопили от страха. Немудрено: босая, с длиннющими ногтями, брови иссиня-черные и шириной в палец, на мокрой голове раскачиваются бирюльки и позванивает фольга – Лена походила на персонаж из фильма ужасов.

– Петенька, это я, мама! Я из парикмахерской. С вами всё в порядке?!

– Ага! – крикнул Петя и на всякий случай рванул вслед за приятелем вниз по лестнице.

Химическая реакция дымила в кастрюле – ребята высыпали в нее все имевшиеся в наборе реактивы. Лена вылила вонючую массу в унитаз, открыла окна для проветривания, надела туфли и вернулась в салон.

– Не знаю, не знаю! – заламывал руки Сидоркин. – Вам на пятки нанесли специальный размягчающий раствор, а вы – босиком по асфальту.

Подошвы Лениных ступней цвета «перец с солью» напоминали окрас дворняги.

– Брови! – вскричал Сидоркин.

– Завивку передержали! – вторила ему парикмахер.

Филипп охал, ахал, постанывал и что-то бормотал, пока приводил Ленин облик в близкий к городскому. Правильнее сказать – в близкий к человеческому. Периодически он требовал, чтобы ассистентки приносили ему: кофе, сигареты, рюмку коньяка. Он отскакивал от Лены, бросал расческу на стол, хватал чашку с кофе, глотал, потом затягивался сигаретой – всё это не отрывая взгляда от Лены. Бросал сигареты мимо пепельницы и снова принимался щелкать ножницами.

– Нет, нет, «мягкий соболь» не получится, – сокрушался визажист. – Такой глубокий цвет, нет, придется делать «ласточкино гнездо», то есть «крыло»… – И больно выщипывал Лене брови. – Вам надо сделать татуировку на губах, – говорил Филипп.

– Нет, что вы! – испуганно отказалась Лена.

– Напрасно. В вашем возрасте линия губ размыта. А мы по контуру обкалываем их красной краской – очень эффективный метод.

«Не губы, а мозги у меня были размыты, когда я решилась прийти сюда», – подумала Лена. Она решительно не узнавала себя в зеркале.

– Могу рекомендовать вам некоторые маски для лица, – предложил Сидоркин. – Мой собственный рецепт, из арсенала препаратов, которые используют огородники. Кожу надо обязательно подпитывать и удобрять.

– Куриным пометом? – вырвалось у Лены.

– Не обязательно, – серьезно ответил визажист. – Купите?

– Нет, спасибо.

– Действительно, – тут Сидоркин слегка обиделся, – с вашим непредсказуемым характером… Неизвестно, как вы их употребите…

– А средства от облысения у вас есть? – Лена вспомнила о Володиных проблемах.

Сидоркин отошел в сторону и внимательно посмотрел Лене в глаза.

– Не вижу у вас лысин, – сказал он тихо и чуть испуганно.

– Это не для меня, а для мужа.

– А-а, – облегченно вздохнул визажист. – Конечно есть. Но оно очень дорогое. Видите ли, – Сидоркин снова заглядывал Лене в глаза, – я задумался над тем, что в жизни каждого человека бывает период, когда он теряет волосы или вообще их не имеет, а потом они вырастают.

– У меня такого периода не было.

– Ошибаетесь. Я имею в виду младенцев. Те волосики, с которыми они рождаются, исчезают, и вырастают новые, крепкие. Что в этот момент дитя потребляет, чем питается?

Лена невольно рассмеялась, вообразив Володю с соской и рожком молока во рту, но потом вспыхнула от негодования – представила, что Володе могут предложить потреблять целебный продукт естественным способом.

– Правильно, – кивнул Сидоркин, – грудное женское молоко, именно из него я делаю свою мазь. Поэтому так дорого. Но эффект…

– Нам не подойдет, – отрезала Лена.

– Посоветуйтесь с мужем.

«Еще чего, – мысленно возразила Лена. – Пете ботинки нужны, Настя о куртке мечтала. Китайского средства дома – завались. А сама-то я сколько потратила?»

За комплексный дизайн пришлось заплатить не только Настины «косушные» деньги, но и весь Володин аванс. Денег было очень жалко. Чем, собственно, отличается «комплексный дизайн» от прежнего посещения парикмахерской? Лет пятнадцать назад Лена раз в два месяца приходила в салон, делала стрижку, маникюр и педикюр, красила брови и ресницы. Это обходилось: стрижка – пять рублей, маникюр и педикюр – по рублю, ресницы и брови – полтора. Итого, с чаевыми, десять рублей. Зарплата у нее была сто восемьдесят. Следовательно, она тратила одну восемнадцатую только своей зарплаты.

Если перенести нынешние цены на прежнюю жизнь, то она зарабатывала лишь на искусственные ногти.

Настя, увидев мать, свалилась от изумления в кресло.

– Отпад! Мама, ты – панк?

– А-а, – махнула рукой Лена. – Ты еще пяток моих не видела, «китайская ножка», чтоб она отвалилась!

От цвета «спелая слива» на волосах осталась только «слива», то бишь некая зелень, отливающая синевой. Сожженные волосы торчали во все стороны, словно Лена попала под удар электрического тока. Брови, пронзительно черные, выщипаны в тонкую ниточку и вульгарно изогнуты английской «S». Непривычная к столь длинным ногтям, Лена держала пальцы растопыренными.

– Где этот чертов химик? – Лена знала, на ком можно сорвать раздражение. – Неси ремень, я ему покажу, как над матерью издеваться. Весь в отца!

Петя забаррикадировался в туалете и кричал оттуда, что он не виноват, они в шестом классе химию еще не изучают. Смешали все порошки, а толку нет, потом немного подогрели их на плите. Как маме – так можно людей пугать, как папа – так бросил их, а он, Петя, всегда крайний.

Через полчаса Лена остыла. Настя подошла к двери и позвала брата:

– Выходи, подлый трус! На сегодня казнь отменяется.

Петина реакция на мамину новую внешность отличалась от Настиной.

– Ты чем-то заболела? – спросил заботливый сын.

В поисках Иванова

Володя пришел к заключению, что любовником жены может быть только один из ее изобретателей. Во-первых, круг внеслужебного общения жены достаточно узок и известен ему отлично. Во-вторых, у них давно установилась привычка знать всё друг о друге: где кто находится в данную минуту и что делает. Предположить, что Лена познакомилась с кем-нибудь и не проболталась! Маловероятно. Правда, и рассказа об изобретателе по фамилии Иванов он не помнил. Но ведь мог и забыть. В-третьих, изобретатели были поголовно мужчинами – он ни разу не слышал от Лены о женщине, вступившей на тропу Эдисона и Кулибина. Продолжая и дальше мыслить логически, Володя пришел к выводу, что без помощи Зои Михайловны ему не обойтись.

Именно в тот день, когда Лена экспериментировала со своей внешностью, он приехал в «Олимп».

– Зоя Михайловна, у меня к вам большая и необычная просьба. Не могли бы вы дать мне адреса всех ваших изобретателей по фамилии Иванов?

– Конечно, нет, Володенька. Да и зачем вам?

Она прекрасно понимала, зачем Володе понадобились Ивановы. «Он меня напрасно приревновал», – говорила растетёха Лена Соболева о своем муже. Значит, возможный любовник – Иванов. Зоя Михайловна не торопилась демонстрировать свою осведомленность, со скрытым злорадством наблюдала, как Володя ужом на сковородке выкручивается.

– Видите ли, Зоя Михайловна… У меня есть подозрение… – Володя второй раз вынужден был рассказывать посторонним людям об измене жены. Он бы врагу подобного не пожелал! – Подозрение, что Лена, моя супруга… – зачем-то уточнил Володя и еще добавил: – Нынешняя. Словом, вступила с Ивановым в неформальные отношения. – Он шумно выдохнул, пройдя трудный участок, и заговорил спокойнее: – Буду вам крайне признателен за помощь! Вы любите французские духи? Позвольте сделать вам подарок. – Он протянул коробочку с духами.

– Подкупить меня хотите, голубчик?

– Ни в коей мере. Это маленькая благодарность за ваши хлопоты. Я прекрасно понимаю, что прошу вас о неприятном одолжении.

– Да уж, – задумчиво сказала Зоя Михайловна.

Духи были поддельными, в этом она не сомневалась. Куплены в каком-нибудь киоске у метро. Откуда у Соболевых деньги на настоящие? Но духи вполне годились на подарок сторожихе в дачном поселке, которая в отсутствие Зои Михайловны включала свет на крыльце, как бы предупреждая залётных воров, что в доме хозяева.

– Выполню вашу просьбу при одном условии: вы никогда и никому не проговоритесь о моем участии в ваших семейных дрязгах. Упаси боже, если меня привлекут по делу о каком-нибудь избиении или прочей глупости.

– Сам хотел просить вас сохранить всё в тайне.

– Надеюсь, вы понимаете, голубчик, что не этот одеколон подвигнул меня помогать вам, а уверенность в том, что жену вашу оболгали.

Вечером, вспоминая этот унизительный разговор, Володя вдруг явственно представил себе Зою Михайловну в одеждах римской матроны, восседающей в ложе цирка во время боя гладиаторов. Презрительно наблюдает схватку и время от времени велит подбросить рабам новые орудия убийства.

– Хлеба и зрелищ, – проговорил Володя вслух.

– Что? – переспросил Гена. – Я замечаю, ты стал бормотать, как придурочный. Переутомился на любовном фронте?

– Где?

– Ну, со своей Штангой. Дать женщине такое прозвище!

– Осел! Штанга – это штанга, снаряд спортивный.

– Ой, мамочки, а я думал… Ты хочешь сказать, что у тебя дамы сердца нет?

– Отстань.

– Нет, погоди! Ко мне твоя Лена приходила разнюхивать. Говорит, ты ей сам сказал.

– Что сказал?

– Что завел любовницу.

– Так и сказала?

– Дословно.

– Подлая! Генка, все бабы – сволочи!

– Наконец дошло! – возликовал Гена. – Я тебе сколько лет твердил? За каждым ангельским личиком прячется дьявольская харя! К сожалению, без них не обойтись. Но спокойно живет только та часть человечества, которая натянула на своих баб паранджу и не дает им выхода из декрета. Пока моя Мила занималась детьми, лучше ее не было. Стала карьеру делать – как подменили, сухарь в юбке. Вовка, давай в мусульманство перейдем?

Услужливая память вычеркнула из Генкиного сознания подлинную причину развода.

Ведь Мила как бы простила его тогда. Почти три года бывшей жены он не видел. Приходил к детям, когда ее не было дома, или звонил по телефону, ждал детей на улице. Поэтому «сухарь в юбке» – утешающая фантазия.

Генка постоянно кривляется, слóва в простоте не скажет. А Лена утверждала, что это защитная реакция, что он замаскированно страдает.

– Ты страдаешь? – прямо спросил Володя.

– Отчего? – удивился Гена. – Слушай, мы можем договориться, чтобы обрезание нам не делали. Тебе хотелось бы стать обрезанным? Мне не улыбается, привык по-христиански.

– Болтун! – отмахнулся Володя.

Значит, Лена посмела приписать мужу собственные грехи? Подлость за подлостью! Надо же быть таким идиотом! Двадцать лет хранить верность! И кому? Да у них на завод из пяти институтов студентки на практику приходят. А когда в НИИ работал? Там восемьдесят процентов – женщины. Осел рогатый! Неизвестный науке зверь – лысый осел рогатый! Нет, напрасно он тогда ее не побил. Ничего, на Иванове отыграется, на ее Пупсике.

«Если Ленка проговорится о моих намеках, – думал Гена, – прощай наша дружба. Сколько раз убеждался: как только бабы вмешиваются в мужские отношения – всё, пиши пропало. Надо их в клетках держать. Нет, лучше в гареме».

– Володь, как насчет мечети? – спросил он.

– Мечи, – кивнул Володя, решив, что речь идет о покере.

В шахматы они тоже играли, но больше в карты на мытье посуды.

На следующий день Володя получил список, выполненный Зоей Михайловной с бюрократической аккуратностью. Лист разбит на графы. В первой стоял порядковый номер (всего семнадцать), во второй фамилия, имя, отчество, затем следовал год рождения, адрес и телефон, образование и место работы, в последней графе указывалось изобретение и отмечалось, выдано авторское свидетельство или нет.

Признано было только открытие некоего Иванова Сидора Ивановича из деревни Притулки Саратовской области. Он предложил смешивать свиные фекалии с двадцатью шестью другими ингредиентами, чтобы получить удобрение, заменяющее коровий навоз. Этого агронома Володя исключил, как иногороднего. По той же причине еще пятерых. Потом вычеркнул всех, кому перевалило за семьдесят, и гениального шестнадцатилетнего подростка с пятью изобретениями. Володе не пришло в голову, какая издёвка таилась в том, что Зоя Михайловна включила в список стариков и детей. Он кипел ненавистью, и накачанные мышцы звали в бой.

В списке оставалось пять соискателей его ненависти. В тот роковой вечер Иванова выкрикивала имя мужа, но Володя запомнил только «Пупсик». Один из пятерых. Пупсик скоро превратится в навоз без добавления посторонних ингредиентов.

Володя бросился в Кузьминки, по первому адресу в списке.

Дверь ему открыла старушка в платочке.

– Ивановы здесь живут? – спросил Володя.

– Здеся, – испуганно кивнула старушка.

– Где он?

– Дак кто?

– Иванов! – рявкнул Володя и напряг мышцы рук.

– Картошку копает. Тут недалеко, у окружной дороги участок захватили. Я им говорила – арестуют. У нас в колхозе за такое…

– Фотографию давайте!

– Сашкину?

– Нет, его жены. Быстро!

Володя рванулся в квартиру вслед за бабулей. Она дрожащими руками перелистывала семейный альбом.

– Вот она, Любонька, на коммунистическом субботнике.

Миловидная худенькая женщина никак не походила на ту Иванову.

– Это не она, – пробормотал Володя.

– Истинно она, только помоложе. Хотите, паспорт покажу?

– Не надо паспорта.

«Как, однако, просто нашим грабителям», – подумал он.

– Бабуля, зачем вы дверь открываете незнакомым и в дом пускаете? – попенял Володя.

– Да ты орёшь, милый. Раз орёшь – значит, милиция или власть. Что с Сашкой-то?

– Всё в порядке, картошку копает. Никто у него участок не отберет, не волнуйтесь. Всю Москву опахали – у всех не отберешь. Властям это только выгодно – народ ковыряется на зараженных почвах, а они дачи гектарные в экологически чистых местах строят.

– Не понимаю я этого. Сам-то зачем пришел?

– Думал, ваш Сашка с моей женой блудит, – неожиданно признался Володя.

С каждой невольной исповедью ему становилось всё проще признаваться в позоре. Так дело пойдет – начнет письма в газеты писать о своей горькой судьбине.

– Ой, ошибся, милый! – сказала бабуля. – Сашка в свободное время крестьянские машины мастерит. Как тебя зовут? Володя? А меня Зинаида Тихоновна. Слышь, чайник свистит? Не попьешь со мной чайку с вареньем малиновым? Уважь, посиди со мной. Я тут одичала в городе. Один телевизор с утра до вечера, а в нем сплошь срамота.

– С Окружной ягодки?

– Зачем? Из деревни присланные. Мы им сахар на поезде с проводниками отправляем, а они нам варенье.

– Дорого проводники берут?

– Ягодами и берут.

– Найду этого Иванова, – говорил Володя, потягивая жидкий чай, – хоть одну руку, но сломаю. Тренируюсь ежедневно. Правда, мужики говорят, минимум два месяца надо, чтобы мышцы накачать и, следовательно, кинетическую энергию увеличить. А если кастет в перчатку спрятать? Сила удара равна… – Володя опомнился: говорит сам с собой, Зинаида Тихоновна его решительно не понимает. – И пусть Иванов, – подвел итог Володя, – хоть убьет меня, хоть по носу…

– За что жена разлюбила-то тебя? – сокрушалась старушка. – Мужчина ты видный, интересный. Может, недостаток в тебе какой есть? Или скрываешь? Вот у нас Ермолай Матвеевич был. Все его жене завидовали. Каждую копейку в дом, хозяйство исключительное, на хлебном месте трудился счетоводом, не пил, слова грязного не говорил. А жена взяла да и повесилась! На чердаке, на крюке, где окорока вялят. Довел мироед! Песню слышал? Двадцать раз на день по телевизору поют: спроси себя, спроси себя… Вот ты и спроси себя!

– Спрашивал, думал, – разоткровенничался Володя. – Ничего в голову не идет, только лысина.

– Чего? – переспросила Зинаида Тихоновна.

– Лысею я. Десяток средств перепробовал – ничего не помогает. Наверное, надо уколы витаминов под кожу в голову делать.

– Страсть какая, – махнула рукой Зинаида Тихоновна. – Я тебе вот что расскажу. Перед войной еще было. Завелся у наших котов деревенских лишай. Ну мы, детишки, его, ясное дело, тоже подхватили. Всех кошек родители потопили, а нас так лечили. Намажут голову клеем столярным, сверху тряпицей обмотают, потом опять клей и опять тряпочкой, пока шапочка не получится, вроде тех, что на плавающих в бассейне. Ходили в этой шапочке несколько дней. Чешется – страсть. Подойдешь к стенке и головой бьешься, так свербит. Потом отдирают эти тряпицы, прямо с волосиками. Что не выдралось – выщипывают. Крик стоял по всей деревне.

– Из арсенала фельдшера Кикнадзе, – усмехнулся Володя.

– Что ты говоришь? Это самый наш народный способ. Так вот, дядька у меня был лысый, как бабье колено. Его тоже лишай стригущий захватил, ну и его намазали. А когда отдирали шапочку-то, он так матерился, что нас, детей, со двора прогнали. И что ты думаешь? Полезли у него потом волосья что проволока – густые, крепкие. Все диву давались.

Володя попрощался с Зинаидой Тихоновной, еще раз извинился и посоветовал не открывать дверь кому попало.

Нет, вваливаться в чужие квартиры – не метод. Нужно придумать, как вычислить изобретателя-греховодника Иванова, не нарушая покоя мирных граждан.