Текст книги "А в остальном, прекрасная маркиза… (сборник)"

– Самин, ты с ума сошел? – впервые за последнее время Оля проявляла какие-то эмоции.

– Не без того. Аффект. Смягчающее обстоятельство, суд должен учесть.

– Какой суд? – взволновалась Оля. – Ты ее покалечил? «Скорая» увезла?

– На собственных ногах убралась, падла! Крови не было, думаю, шишкой отделалась.

– Налей.

– Что?

– Налей мне коньяк.

– Вот это правильно, это по-нашему. Закуску – лимон, конфетку – принести?

– Обойдусь.

Жена выпила, закашлялась, выступили слезы. Самин протянул носовой платок.

– Я все-таки не понимаю, – сказала Оля, отдышавшись. – За что ты побил Тину?

– Не побил, а проучил. Заслужила. Как хочешь относись, но я нисколько не жалею.

– У тебя как с головой?

– Плохо. Мне, Оленька, очень плохо из-за того, что ты меня не прощаешь. Это не жизнь! Это командировка в ад! Что мне сделать? Хочешь, кастрируюсь? Предварительно сдам стратегические запасы спермы на случай искусственного зачатия тобою моих детей и кастрируюсь.

– Ты пьян!

– Я трезв и очень несчастен.

Зазвонил телефон. Оля сняла трубку. Это была Тина.

– Оля! Ты знаешь, что случилось? – истерически восклицала подруга. – Он тебе сказал?

– Сказал.

Оля показала мужу на дверь: выйди, не хочу при тебе говорить. Самин подчинился.

– Он меня чуть не убил! – продолжала бушевать подруга. – Он больной! Психопат! Он опасен. Оля, разводись с ним немедленно!

– Это я сама решу.

– Ты его не видела! Мы его совершенно не знали! А как ругался! Ужас!

Самин подслушивал и подсматривал. Жена округлила глаза: Самин такое сказал? Что куда тебе засунуть? О боже! С чем тебя смешать? Кошмар! Он не мог подобное произнести! И еще это? И это? Как-как? Чудовищно!

Но Самин видел: жена сдерживает улыбку. Парадоксально! Думал, окончательно его за презирает, выгонит, сама уйдет, подаст на развод, лишит сына. А Ольга потешается. Ледяной панцирь треснул, тает. Почти прежняя супруга.

Извиняется за него перед подругой, утешает, обещает, что Самин будет на коленях перед Тиной просить прощения. (Вот уж дудки!) Но когда Тина, очевидно, призывала немедленно выбросить Самина на помойку, Оля продемонстровала твердость: сами разберемся, наше дело, пожалуйста, не вмешивайся, спасибо за совет, но я поступлю как сочту нужным.

– Андрей хочет поговорить с Саминым? – спросила Оля.

Самин вышел из-за двери. Оля с явной неохотой, нахмурившись, протянула ему трубку.

– Ты охренел? – спросил пьяненький, но не агрессивный Андрей.

– Старик! Ты вправе вызвать меня на дуэль, набить морду – (Это еще кто кому!) – свернуть шею и поломать конечности. Бес попутал. Извини!

«В последнее время, – подумал Самин, – я прошу прощения каждые десять минут. Войдет в привычку, прослыву придурком».

– Так, ты типа раскаиваешься? – уточнил Андрей.

– Безмерно! Глубоко! Бесконечно!

«Готов оплатить твоей жене операцию на голосовых связках и исправление прикуса», – хотел добавить Самин, но, естественно, не добавил.

– Тина, он раскаивается, – сообщил Андрей жене, которая наверняка рядом ошивалась.

Самин услышал пронзительные и частые вибрации Тининого голоса. Она что-то требовала от мужа.

– А что ему скажу? – спросил Андрей, обращаясь явно не к Самину.

И тот услышал новые визгливые переливы.

– Андрюха! – позвал Самин. – Мы с тобой поняли друг друга?

– Вроде.

– Бывай здоров! – отключился Самин.

Вечером они легли в постель, как в последнее время водилось – каждый на своей стороне кровати. Метр нейтральной полосы. Выключили свет. Через несколько минут Самин спросил:

– Оля, не спишь? О чем ты думаешь?

– Почему ты ничего не делаешь?

– А что я должен делать? Объясни мне, наконец!

– Самин! У тебя точно проблемы с головой!

Сватовство

Сергей Фролов, инженер звукозаписи, сотрудник популярной радиостанции, двадцати восьми лет, неженатый, обладатель приятной наружности и спортивной фигуры, любитель дорогой одежды и красивых девушек, проснулся в понедельник около двенадцати дня. У Сергея был выходной. Радиостанция вещала ежедневно, и выходные у сотрудников попадали на разные дни недели – в зависимости от воли начальства и его, начальства, к тебе отношения. Сергей в любимчиках не числился, поэтому нередко отдыхал по понедельникам. А он не в претензии! Расслабиться, когда народ после вчерашнего напрягает мускульные и интеллектуальные силы, – в этом был свой кайф.

Разбудил Сергея звонок в дверь. Разбудил, но не взбесил. Полдень – время, когда можно подниматься, выспался за всю предшествующую суматошную неделю, отдохнул. Звонок не удивил. Это могли быть мама или бабушка, обе пенсионерки. Отселив сына-внука в бабушкину однокомнатную квартиру, они надеялись, что Сергей наконец остепенится, женится и начнет плодиться. Сейчас будут принюхиваться, искать девичье присутствие. «Извините, любимые, сегодня ночевал один», – ухмыльнулся Сергей.

Когда бабушка или мама заставали у него девушку (обескураженную, появившуюся, например, из ванной и обернутую полотенцем), у них на лице появлялось выражение рыбака, вытащившего долгожданную рыбу, но еще не уверенного – съедобен ли улов. Девушке давали возможность одеться, усаживали за стол на кухне, кормили, поили чаем. Тонко, как им казалось, а на самом деле откровенно пристрастно, допрашивали об отношениях с Сереженькой, о ее семье, образовании, родителях, наследственных заболеваниях и прочих материях, выкладывать которые девушка вовсе не готовилась, согласившись вчера на романтический ужин с Сергеем. Ужин, конечно, предполагал продолжение, но никак не связанное с допросом его бабушки или мамы. Девушки имели бледный вид, плохой аппетит (мнение бабушки: чтобы родить здорового ребенка, надо хорошо питаться) и путались в ответах.

Те же, кто быстро и лихорадочно давились яичницей, обладали высшим образованием, не были отягощены плохой наследственностью, отвечали внятно и в целом производили благоприятное впечатление, удостаивались второго акта. Он представлял агитацию за Сереженьку – лучшего из лучших кандидата в женихи. Его биография, по сути примитивная и скупая, обрастала массой трогательных и восхитительных деталей, которым мог бы позавидовать любой гений. Сереженьке отроду был годик, когда он знал названия всех животных. «Зя» – это был заяц, «ми» – мишка, «ли» – лиса, «во» – волк, и почему-то рвотное «бр-р-р» в отношении удава. Но какой нормальный человек любит змей? И далее Сереженька демонстрировал потрясающие способности. Абсолютный слух – бабушка ему пела колыбельные, и когда слегка фальшивила, он плакал. Конечно, у Сереженьки позади музыкальная школа (по классу баяна, пианино мы себе не могли позволить по жилищным и материальным условиям), и художественная (тут не будем преувеличивать его талантов, но Мандильяки, вы знаете, мастер новой волны в акварели, говорил, что при усердии Сереженька мог бы достигнуть совершенства в деталировке), и спорт мы не пропустили. Имеется юношеский разряд по гимнастике. Отличный вид спорта, равномерно развивает мускулатуру, координацию, гармоничность движений. Сереженька обожал гимнастику! (О том, что более всего его привлекали девчонки из художественной секции, занимавшиеся в другой части зала, умалчивали).

Особо приглянувшимся утренним девушкам демонстрировали фото, хранившиеся в кошельках: бабушка – Сережу – победителя летнего шахматного турнира в парке Сокольники; мама – Сережу на пьедестале, в международном детском лагере, первое место за бег в мешках. На обоих фото Сергей выглядел взъерошенным перепуганным цыпленком, выкинутым из родного гнезда. Но маме и бабушке казалось – олимпийским героем в детской категории.

Кроме мамы и бабушки, могла нагрянуть старшая сестра Лена. Заглянуть по дороге на оптовый рынок, где затоваривалась вещами для сыновей – подгузниками для младшего Илюши и сезонным барахлишком для старшего Костика. Лена не мучила брата нудными рассказами о чудесных способностях племянников. Лена трындела о недостатках мужа. Хорошего парня, по мнению Сергея, надежного и работящего, только такого и пожелаешь родной сестре. Но Ленка настырно изыскивала в муже недостатки, мелкие, но въедливые. Попробуй расскажи об этих недостатках маме или бабушке, мужниной родне или подругам! Сплетен и домыслов потом не оберешься. А в брата – как в могилу. Поэтому приходилось терпеть и пропускать сестрины речи мимо ушей. С другой стороны, если у таких мировых ребят, как Ленка и ее муж, в семье черви водятся – то на кой жениться?

Так же в сей полуденный час могли явиться не обремененные строгим служебным графиком или безработные друзья (школьные, институтские, с прошлых работ, из отпусков, случайных посиделок и прочие не-помню-откуда-знаю личности), плюс соседи снизу, сверху, у которых то течет, то подписи за-против детской площадки или автомобильной стоянки собирают. Еще добавим коробейников, втюхивающих пылесосы за две тысячи баксов, и пейзанок с мешками картошки, морковки и прочей редьки за три рубля тонна.

Иными словами, Сергея не взволновал (не напряг, как он выражался) звонок в дверь. Сергей встал, сладко потянулся, по дороге к двери завернул в туалет (кому надо, тот подождет), еще раз от души зевнул, встряхнул отдохнувшие мышцы и открыл входную дверь.

За ней стоял не друг, не сосед, и уж, конечно, не бабушка, мама или сестра. Совершенно незнакомый бугай. На голову выше, то есть два метра десять сантиметров – точно, в тельняшке, которая виднелась за распахнутой на груди ветровкой (куртка даже без признаков подделки под фирменную вещь). Тельняшка бросилась Сергею в глаза, потому мгновенно родилась идея – прийти на дискотеку в элитный клуб «Весло» одетым в джинсы дольчегабановские (говорят, такие появились), мокасины прадовские (уже имеются), носки-трусы у меня тип-топ, а на мужественном моем торсе – растянутый советский тельник застойных времен. Где его взять? Поискать в Интернете – вариант, или спросить у этого кроманьонца?

Раздумья заняли у Сергея не больше пяти секунд, но инициативу он потерял. Кроманьонец, скверно оскалившись, поздоровался:

– Привет, голубь! Вот ты мне и попался. С первого раза, а говорили, не получится.

– Э-э-э… Мы где-то… не припомню, – Сергей, в трусах-шортиках и в майке, в которых спал и фирменость которых не произвела никакого впечатления на дуболома у порога, почувствовал себя нагим и беспомощным, – где-то встречались?

– Первый раз. Но хочешь, я тебе прямо скажу, по-мужицки?

– Что, собственно…

– А и не хочешь! Получай!

Далее случилось поразительное, неожиданное и возмутительное. Бугай (неондерталец, кроманьонец, обладатель классной тельняшки) бросил на пол большую дорожную сумку, плавно отвел локоть правой руки назад и… резко, с видимым наслаждением, послал мощный кулак прямо в лицо Сергея. Тот в последнюю секунду сообразил неладное, но не успел полностью пригнуться, удар пришелся не в челюсть (тут бы зубов не досчитался), а в бровь, что тоже не подарок…

Сергей несколько мгновений удержался, потом сделал пару шажков назад и хлопнулся спиной на пол.

– Ой! Ё! – взвыл Сергей.

– Получил, козлина мажорный? – радостно ухал, ржал детина.

Глаз у Сергея заплывал горячей опухолью. Сергей валялся в углу собственной маленькой прихожей, голый и беспомощный. Врешь! Мы не робкого десятка! Мы тоже дрались, бывало, и перед тупым быдлом в штаны не накладывали! А тут, у стеночки, у нас припрятана бейсбольная бита, на всякий… вот такой случай…

Сергей нащупал биту, когда ловко захватил ее, сгруппировался, вскочил, принял боевую позицию: ноги полусогнуты, руки разведены в стороны – попробуй меня одолей!

Но незваный бандюган сражаться не собирался. От ржания почему-то перешел к отеческому одобрению:

– О, ты мужик правильный! Хорошо реагируешь. Детское дзюдо или лиму-мать-твою-лама восточные единоборства? Да брось ты свою палочку! Я тебя одним мизинцем – легко. Спецназ. Не понял? Я в спецназе контрактник, служу. Опусти биту, бесштанник. Спокойно! Лёня. Меня зовут Лёня. Пришел знакомиться и наставлять тебя на путь истинный.

– Дверь! – прохрипел Сергей. – Дверь с той стороны закрой и скажи спасибо, что я тебя не покалечил.

– Хорошо действуешь! – снова одобрил контрактник Лёня. – Хуже, если бы оказался гнилым менагером офисным.

– Пошел вон!!!

Ослепленный злостью, с единственной целью измельчить обидчика, Сергей предпринял атаку. Но, несмотря на его обманчивые рывки, ложные взмахи битой, вихляния корпусом, дергания головой и боевые кличи «и-и-и-я-я-а-а!», ничего у Сергея не получилось. Лёня играючи отразил нападение. Одной рукой поймал биту, другой – Сергея, зажал под мышкой.

– Не суетись! Я знакомиться пришел. Как-никак будущий родственник. Ну, вмазал я тебе. Так справедливо! Сеструху мою забрюхатил. Танька на четвертом месяце. А ты как хотел? Сам бы предохранялся, на гондонах не экономил. Теперь извини! Имеется факт на лице, то есть в сеструхином животе. Мать белугой ревет – Лёня приезжай, спасай, Танька не зарегистрованная. А у меня государственные задачи. Грузия, сам понимаешь, Чечня и прочие горячие точки. Могу потом рассказать, что не секретно. А в газетах и по телеку – не верь, отфильтровали, всякую шлюху политическую белой монашкой выставляют. Я только два часа назад приземлился, самолет эмчээс, гуманитарный груз везли. Во, кто ворует! Эмчээс – это прорва, тащи не хочу, всякий прапор по лысину в шоколаде. Но без них нам нельзя. Как говорит наш комвзвода, пусть жрут во все отверстия, зато финансируют. Я о чем? О сеструхе Таньке. Женись, Серега! Другого пути у тебя нет. Заделал ей ребятенка – и без вариантов. Ты меня видишь, я не отступлю…

Сергей беспомощно корчился, зажатый стальной рукой. Извивался и видел себя в зеркале прихожей: вихляющуюся задницу в модных трусах, волосатые ноги…

– Пусти! – прохрипел Сергей. – Отпусти! Хватит!

– Хватит так хватит, – покладисто ответил Лёня и отпустил Сергея.

Почему-то Сергею заложило нос, будто слезы собрались, и он гнусаво спросил:

– Теперь что?

– Чай пить будем. Или пива. Нет у тебя пива? Всю ночь с эмчээсовцами квасили. Сильные ребята. Трубы горят. Есть пиво?

– Есть. Иди на кухню, вот сюда. Ботинки сними, полы за тобой мыть не обязан.

Лучше бы Лёня не снимал своих ботинок. От его носков шибануло тухлой рыбой. Но леший с ним, с запахом. Главное вспомнить: Таня – какая Таня? Имя нередкое. Да и вообще у нас девушек называют как в детдоме – Маши, Тани, Наташи да Лены. Мгновенно имена из памяти улетучиваются и стираются. Вот была одна Аврора, на троечку с минусом по всем статьям, но облик благодаря имени врезался навеки. Таня… Таня… Таня… Из библиотеки иностранной литературы, что ли? Или ассистентка из команды Газманова?

Пока Сергей безуспешно вспоминал, одевался, Лёня хозяйничал на кухне. Достал из холодильника баночное пиво. Прихлебывая, толстыми ломтями нарезал хлеб, колбасу и сыр, сделал бутерброды.

– Угощайся, – предложил он Сергею его же продукты. – Пиво достать?

– Нет, с утра кофе предпочитаю.

– Тоже правильно, – одобрил Лёня, в три укуса поглощая огромные бутерброды.

Сергей молол зерна кофе, высыпал порошок в джезву, заливал водой, держал над пламенем газовой плиты. И все время думал, как умно спросить у Лёни про его сестру. Не фотографию же просить. Хотя именно фотография сейчас бы пригодилась. Почему-то неловко было признаться, что не помнит девушки, которой создал большие проблемы.

А расслабившийся Лёня благодушно говорил:

– Квартирка у тебя нормальная. И с ребятенком не тесновато будет. За мной – кроватка и коляска. А мои с Танькой предки тесно живут, на головах друг у друга. Еще и бабушка парализованная. Жалко бабулю, она нас вырастила, если бы не инсульт, и вам бы сейчас нянчила. Но! Шерше ля фам, ничего не попишешь.

– Ищите женщину.

– В смысле?

– Шерше ля фам означает «ищите женщину».

– Ну ты, Серега, свою отыскал. Без вариантов. Понял? Лед к фингалу приложи, быстрей пройдет.

– А сестра твоя, Таня, она… вообще… брюнетка или блондинка? – спросил Сергей и внутренне покорежился от нелепости вопроса.

– Хрен его знает, – спокойно ответил Лёня. – От природы чернявая была, потом заблондинилась. В отпуск приезжал – она в полосочку. Слушай, теперь, говорят, и мужики красятся? И ты, вроде того, крашеный?

– Не твое дело! – Сергей нервно провел по волосам, недавно подвергшимся мелированию в модном салоне.

Еще он хотел добавить, что и жениться не собирается с бухты-барахты. Ситуация требует проработки и осмысления. Никаких обязательств он не давал, ответственности на себя не возлагал. Но Лёне-дуболому всего этого говорить не следовало. Нужно разобраться с Таней. Только как ее вычислить?

– Брось, Серега, эти пидорские штучки, – отечески посоветовал Лёня. – Ты ведь мужик, точно? Или сделаем таковым, – загоготал он.

И принялся описывать Сергею его же дальнейшую жизнь:

– Значит, так. Заявку подаете сегодня. У Таньки справка о беременности, надо – взятку дадим, но чтоб расписали без волокиты, пока у меня отпуск. Свадьбу будем играть? У нас родни как грязи. Положительный момент – денег подарят, вам на первое время хватит. Ты вообще прилично зарабатываешь?

– Не жалуюсь.

– Жаловаться тебе, голубь, раньше надо было. Так, что у нас еще? Значит, жить тут будете, свадьбу справим…

Безумные планы прервал звонок в дверь. Прибыли в полном составе – мама, бабушка и сестра. Они случайно столкнулись у дома Сергея. Мама и бабушка с инспекторской проверкой нагрянули, а сестра, как водится, на жизнь поплакаться и денег занять.

Никакой возможности выпроводить их не было. Дверь перед носом не захлопнешь. Сергею ничего не оставалось, как проводить их на кухню и познакомить с Лёней.

– Это моя бабушка, Маргарита Николаевна. Мама, Тамара Игоревна. Сестра Лена.

– Леонид Пескарев, Российская армия, сержант, десантник, – вытянулся в полный рост и отрапортовал Лёня. – А также брат невесты вашего сына и внука, и брата.

– Кого? – выпучила глаза бабушка.

– Невесты? – ахнула мама.

– О-ля-ля! – присвистнула Лена.

– Да вы проходите! – по-хозяйски распоряжался Лёня. – В ногах правды нет. Присаживайтесь. Удачно получилось – по-родственному познакомимся.

Бабушка выразительно посмотрела на пустые банки из-под пива.

Мама спросила Сергея:

– Что у тебя с глазом?

– Упал ночью с кровати, – соврал он.

Когда расселись за столом, посыпались вопросы. Обращались к Сергею, но вместо него отвечал Лёня.

– Ты решил жениться? – уточнила мама.

– Решил, решил, – подтвердил Лёня.

– Давно? – поинтересовалась сестра.

– Сегодня утром и сговорились, – гыгыкнул десантник. – Сосватались.

– Но почему такая спешка? – настаивала Лена.

– Потому что сестра моя Танька от вашего Сережи беременная.

– Кого? – переспросила бабушка.

– Кого носит? – повернулся к ней Лёня. – Вариантов только два: парня или девку. У нас тоже бабушка есть, но ее уже парализовало.

– Кого?

Маргарита Николаевна была интеллигентной женщиной с хорошо развитой речью, но ситуация настолько ее поразила, что она, кроме просторечного «кого?», ничего не могла произнести.

– Мама, не нервничай, у тебя давление, – попросила Тамара Игоревна, сама покрываясь пятнами от волнения. – Ваша сестра, она вообще – что, где, какое образование, культурный уровень?

– Уровень нормальный, – слегка обиделся Лёня, – образование школьное. Но вам тут, гражданки, не в уровнях ковыряться надо, а приданое младенцу готовить.

– Срок? – спросила Лена.

– Не мотал, – ответил Лёня.

– Я спрашиваю, какой срок беременности у вашей сестры.

– Третий или четвертый месяц.

– Кого? – опять некстати вставила Маргарита Николаевна.

– Бабуля! – по-свойски посоветовал ей Лёня. – Надо бы вам дом советов, – он постучал по голове, – проверить. У нашей бабушки тоже незаметно началось – варила брагу и в чан головой тюкнулась.

– Оставь мою бабушку в покое! – Сергею удалось вставить слово. – Эта, твоя сестра, где работает?

– Ты что, забыл? В мясной палатке на оптовом рынке.

Бабушка, мама и сестра издали дружный вздох разочарования.

Сергей не мог припомнить среди своих подружек работников прилавка. Но ведь девушки могли и скрывать профессию. Он, например, нередко представлялся звукорежиссером, хотя был звукооператором.

– Кого, кого… кого ты нам в семью, – бабушка наконец справилась с заиканием, – хочешь привести?

– Бабуля, мама, Ленка! Не волнуйтесь! Это не факт, что я женюсь. Далеко не факт, – заверил Сергей.

– Второй раз с кровати упадешь! – пригрозил Лёня. Протянул руку через стол и ткнул мощный кулак в нос Сергею.

– Не хулиганьте, молодой человек! – бабушка стукнула по руке сухонькой ладошкой. – Мы несем полноту ответственности, но обязаны разобраться в обстоятельствах.

– Какие обстоятельства? – Лёня убрал кулак. Бабушку в этой компании он явно считал главной. – Раньше про обстоятельства надо было думать, когда ваш внук моей Таньке приплод засобачил.

– Не помню я никакой Таньки! – отчаянно воскликнул Сергей. – Вернее, не помню продавщицы. У тебя фото случайно с собой нет?

– Ну, ты ухарь! – возмутился Лёня.

Сережины родственники тоже посмотрели на него неодобрительно.

– Насколько нужно быть неразборчивым в связях! – сказала Лена. И тут же выступила на защиту брата. – Мы потребуем генетической экспертизы.

– Кого? – не понял Лёня, который знал только про генетическую экспертизу покойников, обезображенных после боев.

– Дразниться нехорошо, молодой человек! – попеняла бабушка. – Лена имела в виду, что если после анализов окажется, что ваша сестра беременна от Сережи, то мы всячески будем помогать и способствовать.

– Но сначала он женится! – упрямо заявил Лёня. – Я маме обещал и бабуле, что Танька законно родит. Мужик! – повернулся он к Сергею. – Не будь сволочью крашеной!

– Мой сын благородный человек! – воскликнула мама.

– Мой внук достойный представитель! – вслед заявила бабушка.

– Хоть и разгильдяй, – добавила сестра, – но все-таки не подонок. Рано или поздно такое должно было случиться. Мама, бабушка! Вы прекрасно знаете, что при том образе жизни, который ведет Сергей…

– Да не хочу я жениться! – взревел он.

– Пусть временно, чтобы внучек законно родился, – проговорила мама.

– Разве мы не прокормим? – саму себя спросила бабушка. – Я бы пенсию вам отдавала.

– У меня от детей много хорошей одежки осталось, – добавила Лена.

Их куда-то уносило. В сторону, совершенно для Сергея невозможную, за него решали, планировали, не оставляя ему путей бегства. У бабушки, мамы и сестры на лице скорбная покорность судьбе. Кроманьолец Лёня улыбается, демонстрируя крупные, но желтые зубы.

– Замолчите! Стойте! – вскочил Сергей. – Это ошибка! Что я, олух полнейший, чтобы не помнить, с кем спал?

– Да, Сереженька, – печально кивнула бабушка. – Ты такой. В дедушку. Признаюсь, он от семнадцати лет до двадцати одного года был совершенно ненасытен. Мы поженились, когда ему исполнилось двадцать два.

– Скольких я тут у тебя заставала? – не осталась в долгу мама. – Разговаривала с ними, фото показывала. И где они? Лена права, рано или поздно подобное должно было случиться. Мальчиков трудно воспитывать. Девочек легче. Хорошо бы девочка у тебя родилась. В честь мамы назовем Маргаритой.

Бабушка благодарственно всхлипнула и попросила:

– Только чтобы не звали Марго! Мне никогда не нравилось. Рита – приличнее.

– Договорились! – продолжал улыбаться Лёня. – А пацана в честь моего с Танькой батяни – Вовой. Он у нас хоть и закладывает нешуточно, но мировой мужик. И мама вам понравится, она добрая. Вот только бабушка… ну, я уже говорил. Серега? Чего торчишь? Сядь. Видишь, по-хорошему слепилось.

– Ничего не слепилось! Прекратите меня женить! На ком? На ком, вас спрашиваю? Я даже мысленно, – он быстро-быстро помахал перед лицом ладонью, – не представляю.

– Тут не мысли твои, – благодушно, чувствуя поддержку, заметил Лёня, – скрипку сыграли. Другой орган, при женщинах не станем называть, – галантно улыбнулся он бабушке. – Давайте по пивку за знакомство? Не хотите? А я еще выпью. Ленка, достань из холодильника, ты ближе сидишь.

И Лена подчинилась, смиренно проглотив быстрый переход на «ты».

Сергею казалось, что погружается в вязкую бездонную трясину. Она чавкает, засасывая, а самые любимые близкие – мама, бабушка, сестра – не только не протягивают руку помощи, глубже заталкивают. Он должен не захлебнуться, остаться на поверхности, за первую попавшую соломинку схватиться.

Первым пришедшим на ум вопрос был:

– Лёня! Как ты узнал мой адрес?

– Танька сказала.

– Она тут была, да? Когда? Какой адрес?

– Жених у нас все-таки нервный. Не мельтеши, голубь. По телефону сказала. Серега, то есть ты, проживающий по Заречной семнадцать, квартира двадцать три.

Далее случилось то, чего Лёня никак не ожидал. В четыре голоса и на полную мощь глоток Сергей и его родственники завопили:

– ПЯТНАДЦАТЬ!

– Кого? – не понял Лёня.

– Наш дом пятнадцать, – сказала бабушка.

– Вы перепутали, – облегченно вздохнула мама.

– Семнадцатый следующий, – уточнила Лена.

– Пронесло! – сипло возрадовался Сергей.

Впервые в жизни у него возникло желание перекреститься – поблагодарить Бога, что отвел от него злую судьбу.

Его родственницы, одна кровь, испытали аналогичное желание. Первой перекрестилась бабушка:

– Уберегла, Царица небесная!

Мама, перепутав, в какое плечо после лба тыкать, вслед поблагодарила:

– Спасибо, Господи!

– Тьфу, тьфу, тьфу! – сплюнула через плечо сестра.

Лёня стремительно трезвел и вбуравливался в спинку кухонного диванчика, словно хотел приклеиться навечно.

– Вы чего креститесь и плюетесь в натуре? Мы же сговорились! Серега, скажи! Бабушка Маргарита, в смысле Рита, мы в вашу честь и так далее… Народ! Все назад! Как решили, так и будет!

– Молодой человек, – попеняла бабушка, – мой внук не может жениться на не им беременной девушке. – Секунду помолчала, уловив грамматическое несовершенство словесной конструкции, поправилась. – На девушке, беременной не от него.

– Сейчас наблюдается тенденция, – сказала по-прежнему багровая от волнения мама, – молодые люди не хотят жениться, при этом не отказывают себе в супружеских утехах. В каждом доме найдется закоренелый гуляющий холостяк. Но ваш объект претензий по соседнему адресу. Да и сами вы, Лёня, не обременены узами брака?

– Как это? – не понял Лёня. – Стойте! У нас ведь все слепилось по-хорошему!

Он еще некоторое время сопротивлялся, нажимая на то, что еще десять минут назад все были согласны на свадьбу. Но ему в четыре голоса доказывали абсурдность и невозможность сватовства. Лёне пришлось признать поражение, и он беспомощно и по-детски спросил:

– А что я мамке скажу? И с Танькой как?

– Ты бы не рассиживал тут, – посоветовала Лена, – а бежал в дом семнадцать, может, и застанешь тамошнего Сергея. Хотя проблематично. Час дня. В это время дома только вольные звукооператоры, многодетные матери и пенсионерки.

– Вот, б… в… м… – заикался Лёня, – при женщинах не скажешь, как называется. Но вы меня… как же? Типа извините! Я не хотел.

Ему дружно закивали и замахали руками, мол, зла не держим. Проводили до двери.

Лёня ушел, и все чувствовали странное облегчение, которое случается при острой, но ложной тревоге. Когда эмоции задействуются, но не расходуются полностью, адреналин выплескивается, но не переработался до конца. Так бывает, например, когда вам сообщают, что горит квартира над вами, вот-вот рухнет перекрытие. Вы лихорадочно собираете документы и ценные вещи, готовитесь к эвакуации, а потом вдруг получаете уточнение – загорание не опасное, потушили, тревога отменяется. И вы падаете на диван, переживая все вместе: радость, остатки страха и какое-то смутное неудовольство, как от недосмотренного интересного спектакля.

Сергея заставили рассказать с самого начала, как появился ужасный Лёня. В пересказе получалось, что Сергей заработал синяк в честной драке, окончившейся ничьей. Мама и бабушка, будто охмелевшие от волнения и возбуждения, подробно описывали свои чувства на каждом этапе «переговоров»: и тут меня пронзило, и тогда я онемела, в этот момент я подумала, ощутила, задрожала, похолодела.

– Как только мы услышали про ребенка, – подвела итог рациональная Лена, – мы Сережку задвинули на задний план, чисто по-женски стали на сторону беременной дурочки. Что было бы, не уточни мы адрес? Кто, кстати, додумался Лёню спросить?

– Конечно, я! – гордо изрек Сергей.

Мама и бабушка посмотрели на него с умилением. Они очень мечтали женить его, но в данный момент были счастливы, что мальчик избежал брака.

– У меня, – потерла лоб Лена, – ощущение дежа-вю. Что-то подобное уже где-то было, с кем-то… Или в литературе? Точно! Рассказ Куприна, нет, Чехова. В нумерах живет господин, к нему являются и рассказывают о внебрачных детях, потом выясняется, что номер комнаты перепутали, а он уже был готов нести ответственность.

– Вот и Чехов тоже, – неопределенно сказала бабушка.

– Ничто не ново под луной, – заметила мама.

Сергей развел руками: на моем месте мог оказаться каждый.